Текст книги "Кто я? (СИ)"

Автор книги: Аганис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Мы приезжаем домой и расходимся спать. Спустя два часа ко мне снова приходит кошмар. Но Даня рядом. Мне кажется, что своим присутствием он отгоняет все самые страшные сны. Но я до сих пор не могу рассказать ему, что вижу в кошмарах. Я просто не могу признаться, что сейчас мой самый большой страх—его потерять.

А потом мы едем на финал Гран-При и Эдуард едет вместе с нами. Он все-таки лицо школы, несмотря на то, что с Даней у ни до сих пор молчаливое противостояние. И виновата в нем только я.

Алина вторая. А я уже начинаю думать над тем, что же мы сделали не так. Почему она не смогла победить и взять золото.Я не знаю ответа, потому что вроде бы серебро—это хорошо. Но с другой стороны я просто ненавижу проигрывать, а этого второго места не понимаю.

Для того,чтобы чувствовать себя живой, мне нужны победы. Потому что работа—это то, что делает меня мной. Вечером я засыпаю рядом с Даней, надеясь, что сон будет спокойным. Но кошмары никуда не ушли, даже в Канаде. Я лежу в тишине, слушая, как за стенкой Эдуард ублажает какую-то девушку на одну ночь. С ним раньше такого не было, а теперь, наверное, сказался стресс. Я смотрю, как спит Даня, замечая, что синяки под его глазами видны даже в полумраке. А потом привычным движением обнимаю его еще крепче. Даня мгновенно просыпается и на автомате целует меня в лоб, потом прислушивается к звукам за стенкой и произносит:

–Внезапно. Почему во всех этих отелях такие картонные стены?

Я смеюсь.

–Не знаю. Но хоть кому-то весело,—шучу я.

–Ты тоже хочешь?—сквозь сон шепчет Даня, а я понимаю, что мы действительно не занимались сексом уже очень давно.

–Нет. Я хочу спать. С тобой.

И Даня выдыхает, притягивает меня к себе ближе и говорит:

–Тогда спи.

Но сон не идет. Я просто рассматриваю данино лицо, понимая, что мы оба постарели за последнее время.Но сегодня мне не хочется об этом думать, потому что несмотря ни на что сейчас мы рядом и я никому не дам его отобрать.

Мы летим домой вдвоем в Эдом. Даня остаётся , как всегда на показательные. Мне все ещё страшно его оставлять, но это работа и я принимаю правила игры. Мы постоянно переписываемся, а Эдуард даже не издевается над нами. Словно он смирился. Он только говорит перед взлетом:

– Я рад, что тебе лучше, несмотря на то, какой ценой это получается.

Я удивлённо смотрю на Эда, но он больше не говорит ни слова. Самолёт взлетает, а я засыпаю. И снова по сне вижу свои кошмары. После пробуждения ловлю сочувствующий эдов взгляд, но отворачиваюсь и тру глаза. Спать при нем я больше не могу. Эдуард не должен видеть мою слабость.

Уже в Москве понимаю, что этот страх потери должен когда-то закончится и я не могу вечно бояться отпускать Даню куда-то и мучаться от кошмаров. Потому что это мешает нам обоим. И наконец я переступаю через себя.

–Тебе нужно развеяться, – говорю я. – Сходи в бар.

Даня смотрит на меня удивленно, но потом наконец соглашается. Когда он закрывает за собой дверь, я понимаю,что верю ему. Я знаю, что он больше не будет делать глупостей сам, а со вселенной мы как-нибудь договоримся.

–С ним же будет все хорошо?—спрашиваю я и подкидываю монетку.

Она безучастно говорит мне “орел” прямо на средине ладони. И я ей верю. С Даней все будет хорошо. Он обещал не вести себя глупо. И он не ведет, потому что возвращается ко мне через пятнадцать минут.

–Я вернулся, потому что там все равно нет никого красивее тебя,—шепчет мне Даня и укладывается под одеяло.

И мне с одной стороны безумно радостно, что он тут, со мной, что ему никто не нужен в этом чертовом баре. А с другой мне вдруг кажется, что я словно забрала у него радость юности и не даю наслаждаться привычным отдыхом. Закидываю ногу на Даню, чтобы быстрее заснуть, но сон уже все равно не идет.

–Я люблю тебя,—говорю ему прямо на ухо и понимаю, что это правда.

Это все правда, как и то, что Даня стал такой громадной частью моей жизни, что без него я уже не смогу. А сможет ли он без меня? Я знаю, что он скажет на этот вопрос, поэтому не спрашиваю.

В последнее время я слишком часто вижу в кошмарах, что Даня исчезает, и без него мне сложно двигаться дальше. И сейчас я смотрю на его осунувшееся лицо и вспоминаю слова Эдуарда о том, что сон—лучшее лекарство. Потому что только теперь понимаю, что он имел в виду не только меня. А ещё более понятно становится, что он имел в виду в самолёте.

“Я люблю тебя,—одним губами повторяю я, чтобы Даня меня не услышал.—Но этим я тебя убиваю. Потому что я—твоя погибель, от которой ты сам никуда не захочешь уйти”.

Такое осознание обрушивается на меня внезапно и словно складывает все произошедшее в один пазл. Ведь кошмары—это те подсознательные страхи, в которых мы боимся признаться. В моих снах у силы, забирающей Даню, всегда мое лицо. И только сейчас я наконец понимаю, почему.

Потому что не смерть или отчаянье может уничтожить Даню окончательно.

Я своими руками делаю это с ним, а он с радостью соглашается.

Во имя нашей любви, которая его… убивает.

========== Яд ==========

Мы работаем как проклятые в этот сезон. Приходится постоянно всем доказывать, что мы не одноразовые чемпионы. В придачу к постоянной усталости примешивается необходимость успокаивать как олимпийскую чемпионку, так и тех, кто впервые выйдет на Чемпионат России. Но с юниорками проще—им весело и задорно. Они абсолютно ничего не теряют. Тогда как Алина постоянно боится. Я отправляю к ней Даню на поддержку с надеждой, что это поможет. Они всегда лучше находили общий язык. Если у него не получится—придется говорить мне. Но пока это выше моих сил. В любом случае, работа всегда приносила в жизнь смысл. Почему все должно быть иначе на этот раз?

Но в этот раз все немного иначе. Я не могу нормально спать. Словно все последние события делают меня излишне эмоциональной и..слабой? Я все еще не могу избавиться от того, что делаю Дане плохо. Особенно после того, как он почти каждую ночь сидит со мной из-за кошмаров со включенным светом и не спит. Я чувствую к нему безграничную нежность при этом. А еще благодарность. Каждый раз думаю, что все будет иначе. И иногда я просыпаюсь от кошмара раньше, чем просыпается Даня. Тогда я просто лежу и стараюсь не дышать лишь бы он не услышал. Я не знаю, как поговорить об этом, потому что если так будет продолжаться, кто-то из нас не выдержит первым. И я должна как-то все остановить.

В одну из таких ночей я лежу без сна и понимаю, что спасти все может только любовь. Что другое, если не она? И пока не стало слишком поздно, я хочу исцелить Даню любовью. Целую его и обнимаю, понимая, как же много он значит и для меня, и для Диши.

В один из перерывов я заполняю бумаги, а Даня просто засыпает на полуслове. Я укрываю его пледом и продолжаю работать. А потом просто сижу и смотрю, как он спит. Все остальное может подождать.

Пишу Дудакову принести нам кофе и прошу сделать это как можно тише. Сама тоже стараюсь не шевелиться, потому что Даня всегда спит слишком чутко. Сергей входит в кабинет и аккуратно ставит кофе на стол. Он смотрит на Даню и произносит шепотом:

–Парню срочно нужен отдых, Этери. Он уже еле на ногах стоит. Спит с открытыми глазами и отрубается на любой точке опоры,—Сергей отпивает свой кофе и продолжает.—Вчера он заснул прямо над коньком, который завязывал. Было даже смешно.

А вот мне становится совсем не смешно, потому что я понимаю, что это уже норма для Дани, и он никогда мне об этом не рассказывает. Он просто ходит на работу, возит меня на машине и не спит ночами из-за моих кошмаров. И ни за что не скажет мне, что это губительно для него. А я просто не замечаю всего до последнего момента. Я и сейчас не узнала бы, если бы не Сергей.

Поэтому выгоняю Дудакова из кабинета, чтобы он не шумел, и остаюсь на месте, пытаясь понять, где же предел, который способен выдержать влюбленный. Когда инстинкт самосохранения должен стать сильнее любви? И на сколько далеко мы оба готовы зайти ради друг друга?

Я подхожу к Дане и целую его, пытаясь поделиться своим теплом. Но во мне его тоже так ничтожно мало, что врядли хватит даже на одну меня. Даня просыпается и как всегда шутит, что я пробуждаю его поцелуем любви. Если бы этим поцелуем можно было все изменить, я бы сделала все еще много раз. Но одной любви недостаточно, чтобы выжить. Иногда такая любовь становится ядом и уничтожает тех, кто влюблен. Но я просто отвечаю:

– Ты очень устал.

–Не больше чем обычно,—перебивает меня Даня.

Да, не больше. Но и этого уже запредельно много. И тогда я говорю ему спасибо за все. Даня удивленно смотрит на меня и произносит:

–Тебе не за что меня благодарить. Мы же семья,—и от этих слов у меня сильнее бьется сердце.– Самая ненормальная семья из всех, которые я видел, но, видимо, я чем-то провинился перед вселенной.

Я тоже смеюсь и понимаю, что просто счастлива. Да, Даня тоже наша семья и, может, мы все-таки хоть как-то разберемся со всем, ведь пока еще не поздно. Я хочу поговорить с Даней вечером, но у Судьбы как всегда свои планы. Как только я ловлю себя на мысли, что счастье возможно, она подкидывает что-то новое.

Заболевает Людмила Борисовна и я понимаю, что это мой шанс дать Дане отдых. Тот, который он не принял бы без какой-то уважительной причины. А здоровье мамы все-таки для него всегда было важным. Да и там не будет моих вечных кошмаров. А потом мы уж как-нибудь разберемся.

Собираю Дане лекарства и даю необходимые указания. А еще – пару дней отгула для ухода за мамой, чтобы он хоть немного отдохнул и был в строю к Чемпионату России. Но и тут Даня не думает о себе, а просто спрашивает, что делать с моим сном. Я вдыхаю и как можно спокойнее убеждаю его, что справлюсь, хотя не уверена в этом. Но Даня должен думать, что это так. Потому что двое не могут постоянно тонуть. Один должен оставаться на плаву и спасать. Но сейчас я не могу никого спасти, а просто тяну Даню за собой. И он не сопротивляется, а просто молча позволяет тащить себя на дно. Поэтому на данный момент нам проще побыть по отдельности,а, когда Даня наконец выспится, мои кошмары тоже должны отступить. Я уверена в том, что сейчас нам поможет лишь время…а еще отдых, право на которых теперь имеет Даня.

Он садится в машину и не хочет уезжать. Я вижу это по его глазам. А потом появляется Эдуард и просто предлагает подвезти меня. Такси нет, а ему по пути. Когда я соглашаюсь, то вижу, что Даня волнуется. Он говорит, что не доверяет Эду, а я успокаиваю его. Я тоже ему не доверяю, но он никогда ничего не делал против моей воли, поэтому я знаю, что все как всегда в моих руках.

–Я тебя люблю,—просто говорю Дане, видя, как он переживает и ревнует.

Я действительно его люблю. Так, как никого и никогда не любила, и поэтому даю ему отдых, а Аксенову –возможность подвезти себя домой. К Чемпионату России мы все должны быть работоспособны, а не выглядеть ходячими мертвецами. Когда я смотрю на небритого Даню с красными глазами, мне кажется, что в этом сериале он мог бы сниматься даже без грима.

Данина машина уезжает, а я выдыхая сажусь к Эдуарду.

–Твоя шутка про личного водителя была несмешной,—говорю я.—У нас с Даней все серьезно и ты об этом знаешь.

Эдуард трет переносицу и отвечает:

–Уже знаю. Раньше думал, что вы оба натешитесь и разбежитесь к более подходящим вам вариантам. Но, если твой хореограф готов ради тебя распрощаться с жизнью, то это серьезно…по крайней мере для него.

Я отсчитываю до трех и как можно спокойнее произношу:

–Ты сейчас о чем?

Эдуард удивленно смотрит на меня и продолжает:

–Я думал, ты знаешь. Пару дней назад он заснул прямо на ходу и прокатился на капоте машины.Кофе разлил, одежду испортил, хорошо что хоть автомобиль только стартовал. В следующий раз так может и не повезти.

От этих слов мне становится жутко холодно внутри и я просто вспоминаю тот день. Даня не спал всю ночь, а я отправила его за кофе. Пришел он уже в другой одежде и сказал, что разлил на себя кружки. Выходит, не соврал, но то, что произошло, тоже не сказал. И сегодня Даня тоже устал не больше, чем обычно. То есть не больше, чем тогда, когда он попадал под машину и не видел никакой опасности. Не больше чем тогда, когда был готов заснуть под колесами автомобиля из-за того, что плохо спал. Не больше, чем в тот день, когда на вопрос, что с ним, ответил “все окей”.

Эд смотрит на меня даже с каким-то сочувствием, а потом говорит:

–Ну, пока вы по отдельности, ты не будешь мешать ему спать по ночам, и у него есть шанс остаться живым,—шутит Аксенов.

Он пытается перевести все в шутку, но бьет по живому. Пока мы по отдельности, Даня будет высыпаться и усталость не сможет его убить. Я перевожу тему и говорю о работе, стараясь не выдать себя. Эдуард поддерживает разговор и подвозит меня к подъезду.

–Честно говоря, и ты выглядишь не очень, Этери. За руль я бы тебе садиться не рекомендовал.

Удивленно смотрю на Эда, пытаясь понять, когда он стал таким заботливым. Раньше его интересовало только то, что я могла ему дать, а не то что он мог дать мне.

–В любом случае буду ехать мимо. Если хочешь, заберу тебя утром.

Я киваю. И говорю, что подумаю.

–Ты же понимаешь, что между нами все равно ничего не будет?—просто говорю я.

Эдуард кивает:

–Конечно. У вас с Даниилом, как я вижу, все серьезно. Пока смерть не разлучит вас и все такое.

Эд снова шутит и я понимаю, что он не имеет в виду ничего такого. Он всегда шутил, но в этот раз мне кажется, что он просто озвучивает какие-то страхи, которые я не могу сказать себе.

Пока смерть не разлучит нас?

Или пока я не разлучу нас?

Или пока Даня не уничтожит себя?

Или пока я не уничтожу Даню?

Я закрываю дверцу автомобиля и иду домой. Диша приготовила ужин и я запиваю все бокалом вина, надеясь, что сон придет скоро. Даня звонит тогда, когда я уже в кровати. У Людмилы Борисовны все серьезно и он ее лечит. Меня радует то, что сегодня хоть кто-то один из нас выспится. Даня просит меня звонить, если я не смогу заснуть. Я обещаю так сделать, но, когда ночью кошмары снова приходят, я просто беру в руки телефон и не могу написать. Я хочу чтобы Даня просто спал, а не сражался с моими демонами.

Ближе к утру, после бессонной ночи я пишу Эду забрать меня утром на работу. Садиться за руль мне страшно. Но только сейчас я понимаю, какие сверхчеловеческие усилия проявлял Даня, когда вез нас на работу. Или это была сверхчеловеческая глупость?

Эдуард привозит кофе. Он все еще помнит про корицу в нем, а я стараюсь не зевать.

–Хорошо,что ты проявила благоразумие и не поехала сама.—говорит Эд.—Я просил Глейхенгауза быть осторожнее, особенно когда он тебя возил. Но резервов в нем было больше, чем рассудка.

–Спасибо за то, что заехал,—как можно спокойнее говорю я.—Но все остальное тебя не касается.

Эдуард смеется:

–А вы два сапога пара. Почти то же самое мне сказал и Даниил. Вот только, если бы вы вылетели на встречную от его усталости, я разом остался бы без главного тренера и хореографа. А Диана без матери.

Это бьет по мне еще сильнее. Подсознательно я понимаю, что Аксенов прав, и нам просто везло. А еще мне предельно ясно, что все должно поменяться, потому что даже, если сейчас Даня отдохнет, то в будущем ничего не изменится. Он опять будет жертвовать собой, пока не убьет себя…или нас всех. А я не смогу спасти его даже своей любовью, потому что она действительно превращается в яд, отравляющий все. Потому что я для Дани—яд, который он принимает добровольно, и не верит, что тот навредит.

Потому по чуть чуть—это нормально.

По чуть-чуть—это не больше, чем обычно.

По чуть-чуть—это привычно на столько, что горечи уже не чувствуется, а противоядия не существует.

“Доброе утро, солнце”—пишет мне Даня, но я пока откладываю телефон.

Уже в Хрустальном спрашиваю, где мои медведи, а Даня сдает мне залежи желатинок. Я улыбаюсь, потому что очень хочу верить, что все будет хорошо.

А потом я просто погружаюсь в работу, потому что работать надо за двоих. Но и в этом есть смысл. Я хочу устать на столько,чтобы заснуть без сновидений. И я работаю. Эдуард приносит мне обед, а потом вызывается помочь разобраться с бумагами на Чемпионат России. Это весьма кстати, я всегда порчу бланки, а у него с собой их много, да и есть печать. Мы работает, когда звонит Даня и удивляется, что я все еще так поздно на работе. К тому же в Эдом. Я обещаю ему перезвонить, но телефон предательски разряжается и я просто ставлю его на зарядку. Эдуард подвозит меня прямо к дому и говорит:

–Береги себя, Этери. Несмотря ни на что, ты все еще мне нужна.

Я киваю и иду к подъезду. Просто сейчас во мне не осталось никаких эмоций кроме усталости. Я хочу в душ и спать, но в этот момент, мне как раз становится понятно, что чувствовал Даня последний месяц. Он жил на износ и даже не думал останавливаться, потому что любовь должна быть сильнее усталости. Потому что семья—это важнее, чем ты сам.

Я сижу под струями воды в душе и не могу пошевелиться. Когда Даня переехал к себе, мне еще больше понятно, что ужин не готовится сам, вещи не убираются, а холодильник не наполняется едой. Я забывала попросить обо всем Дишу, потому что Даня делал это для нас. Теперь пару дней его нет и я вижу, какой объем работы по дому лежал на его плечах.

Сплю я все также плохо, но меня утешает тот факт, что уже через день Даня будет рядом и мы поедем на поезде в Саранск побеждать.

Перед отъездом мы работаем еще усиленнее и у меня просто нет времени на разговоры. Даня выглядит хорошо, а мне внутри хочется просто кричать. Это напряжение нарастает с каждой минутой и кофе от него уже не спасает. Но я погружаюсь в работу и ни о чем не думаю. Сегодня я сама еду на машине, потому что не могу выносит болтовню Эдуарда. В его словах слишком много того, что мне мешает. И самое главное, мне кажется, что он в чем-то прав.

Даня звонит вечером и мы даже немного разговариваем, строя планы про завтра. Уже в поезде расселяемся по купе: я и Диша в одно, Алина, Алена, Аня и Саша—в другое, Даня и Сергей—в третье. Диана засыпает почти сразу, а я лежу без сна. Но когда проведать нас приходит Даня. Я просто делаю вид, что сплю. Потому что если мы начнем говорить, он останется и снова не будет отдыхать. Потому что он снова начнет жертвовать собой ради меня, а я ничего не смогу сделать с этим. Моей любви не хватит, чтобы вытянуть нас обоих, а это единственное, что я могу сейчас ему дать. Но ее просто недостаточно.

Даня уходит, а я опять лежу без сна и слушаю стук колес поезда.

На соревнованиях мы работает и поддерживаем девочек. Эдуард тоже рядом и просто предлагает помощь. Я не хочу лишний раз нагружать Даню.

–Знаешь, твой хореограф выглядит гораздо лучше,—говорит Эд, попивая кофе в перерыве.—Ему явно идет на пользу отдельное проживание. А вот ты выглядишь не очень.

Я хмурюсь.

–Сомнительный комплимент,—просто отвечаю.—Раньше ты называл меня богиней, а теперь только критикуешь.

Эдуарду не очень приятно это слышать:

–Ты и теперь для меня богиня, но слишком уставшая.

Эд всегда умел выкрутиться. Но его фразы не приводят к ожидаемому результату, мне просто все равно, что он думает обо мне. А вот то, что Дане значительно лучше, я вижу и сама. Поэтому я стараюсь дать ему больше времени поспать и решаю не пускать в номер, прикрываясь работой. Я нашла только один способ спать хотя бы четыре часа в сутки одной—это вымотать себя работой на столько, что вырубаться на подушке. Поэтому я и работаю. Эдуард помогает с бумагами и просто находится рядом. У меня нет сил его выгонять, но Эд и не пытается стать ближе. Мы друзья. Если, конечно, это можно так назвать.

Я отгораживаюсь от Дани, пытаясь убедить себя, что ему лучше пока побыть одному. Но он не стремиться разговаривать. Он верит мне и не пытается понять, что не так. С одной стороны я рада этому, а с другой иногда думаю—почему он не приходит. Наверное, мы оба просто устали от выяснений отношений. И теперь он ведет себя гораздо мудрее нас всех.

А еще в Саранске Медведева. И смотря на нее. Я просто понимаю: все в мире проходит. Даже самая глубокая преданность может превратиться в самое глубокое презрение. Женя делает вид, что просто меня не знает, когда я прохожу рядом. Мы чужие друг для друга. После одиннадцати лет. Потому что все люди рано или поздно уходят от меня. И я никого еще не смогла удержать. Люди уходят от меня тогда, когда я начинаю им открываться. Они видят во мне что-то настолько пугающее, что предпочитают сбежать. Кроме Дани. Когда я сказала ему об этом в Новогорске он сказал мне правду, которую я тогда не смогла услышать до конца.

“Я скорее позволю тебе меня сжечь, чем уйду сам.

И в этом вся наша правда. Он скорее позволит мне убить себя, чем уйдет. Даже если будет медленно умирать.

В этот момент я нахожу в кармане ту саму монетку из Ванкувера.

–Я правда убиваю Даню своей любовью?—и подкидываю.

Орел.

Сердце пропускает один удар.

–Если он останется со мной, я его уничтожу?

Орел. Я смотрю на монетку, понимая, что ответ я и так знала, просто теперь то, в чем я боялась себе признаться, обрело форму.

Я не могу об этом не думать, потому что это все сильнее меня и моих чувств. Я размышляю об этом, когда Алина проигрывает чемпионат, когда награждают наших юниорок, когда мимо опять проходит Женя Медведева, но это совсем меня не трогает. Потому что она—уже прошлое, а вот будущее сейчас разваливается на куски.

Мне страшно, что я просто не знаю, что делать, а самое главное—как сказать обо всем Дане. И я просто сбегаю ото всех в свое купе по дороге домой, надеясь, что найдется другой выход. Но я не вижу его.

Даня приходит ко мне и просто говорит.

–Я хотел извиниться за то, что вёл себя как идиот.

–Всё нормально, Дань, – произношу я.

А в голове проносится “ Ты не идиот. Все дело во мне. А ты самый лучший человек, которого я знаю”.

–Этери, что происходит? – не унимается Даня, а я все еще пытаюсь контролировать лицо.

–Ничего,—как можно спокойнее.

“Ничего кроме того, что я тебя убиваю, а ты просто не видишь этого”.

–Настолько ничего, что мне кажется, что мы больше не вместе.,—вдруг говорит Даня и я понимаю, что он слишком хорошо меня знает.

Я набираю воздуха в грудь и произношу наконец то, что кажется мне самой сложной вещью в мире:

–Тебе не кажется…

Я считаю про себя и стараюсь просто не выдать ни одной эмоции, хотя внутри все разрывается на куски

–Ты шутишь, да? – в даниных глазах столько боли, что я почти готова сдаться.

Поэтому я говорю то единственное, что является правдой:

–Прости, Дань.

И в это прости на самом деле все: “Прости, что разбиваю тебе сердце, прости, что делаю тебе больно прости, что убиваю тебя каждый день…прости, что люблю тебя на столько, что спасаю такой ценой…”

–Ты серьёзно? – Даня опирается на стенку купе. – Это из-за Аксёнова? Это из-за него?

И в этот момент я понимаю, как будет выглядеть мой ответ. Причины в Эдуарде, он раскрыл мне на многое глаза, даже не смотря на то, что мы не спим вместе. Я знаю, что это очень нечестно и больно, но только произношу:

–Да.

Мне кажется, что Даня падает в пропасть. Я смотрю в его глаза не мигая, предательски думая, что если он сейчас задаст следующий вопрос, то я не смогу ему соврать. И я молчу, стараясь не дышать и думать слишком громко, потому что если сейчас он спросит “люблю ли я его”, я тоже отвечу “да”.

Потому что люблю и поэтому отпускаю, чтобы не сжечь до конца.

Но Даня ничего больше не спрашивает, он захлопывает дверь купе и убегает. Я медленно сползаю на пол и стараюсь не кричать, закусывая ладонь зубами.

Потому что теперь мне страшно даже подумать,как я справлюсь без него.

И как он– без меня.

Но по крайней мере я знаю, что Даня будет жить. Потому что, когда яд исчезнет, он снова станет свободным и счастливым. Потому что другого способа спасти его я не знаю. Потому что…

========== Тьма. ==========

Домой мы добираемся разбитыми и уставшими. Диша молча утыкается в телефон, Даня не глядя убегает вперед. Нормально прощается только Дудаков. Он будто между двух огней, но пока соблюдает нейтралитет. Как наша личная Швейцария. Вчера вечером Сергей пришел ко мне в купе, пока Диша была с девчонками и играла там в какие-то игры.

–Что у вас с Даней?—только спрашивает Сергей.

Я долго подбираю слова, а потом просто говорю:

–У нас с Даней все.

Я не могу сказать, что это конец. Несмотря на то, что произошло, мне все еще страшно произнести это слово. У нас все…все странно? Все запутанно? Все…

Дудаков садится рядом и обнимает меня. Я просто уткаюсь ему в плечо и молчу, стараясь не заплакать. У меня нет сил рассказывать причины, поэтому я не говорю ни слова. Сергей и не спрашивает, а просто по итогу говорит:

–Поспи, а завтра уже будет проще.

Я укладываюсь под одеяло и отворачиваюсь к стене, чтобы не выдавать себя дрожащими губами. Сергей просто сидит рядом и говорит, что все будет хорошо, что все это тоже пройдет, а я уже ни во что не верю.

Дома мы наконец говорим с Дишей. Я объясняю, что мы приняли такое решение, которое лучше для всех. Диана не верит мне, но молча соглашается.

–Я думаю, это не повлияет на вашу дружбу,—произношу я, а Диана продолжает.

–Да, мы с Даней как были друзьями, так и останемся. А вот что будете делать вы?

Я не знаю ответа. Даня и Диша друзья. А вот кто мы теперь? Кто я? Думать об этом просто нет сил. Я открываю шкаф и натыкаюсь на данины вещи. Они все еще тут. Словно ничего не произошло. Но на самом деле изменилось многое. Все изменилось.

На работе мы появляемся на следующее утро и я приезжаю раньше, чтобы разобрать стол. В верхнем ящике нахожу несколько пачек медведей. По привычке тяну руку за ними и вдруг понимаю, что не могу. Потому что даже этот вкус напоминает мне о прошлом. Хватаю все конфеты и закидываю их на верхнюю полку в шкаф. Выкинуть не хватает смелости, жалко. А открыть тоже не в силах.

Завариваю себе кофе в чашке. Сегодня утром я попыталась сварить его в турке. Но только Даня умел с ней справляться. У меня теперь обожженные пальцы и зря переведенный кофе. А еще жуткое желание исчезнуть отсюда, но я не могу.

Даня игнорирует меня. Он закрывается и делает вид, что меня вообще не существует в его жизни. Наверное, это правильно. Я бы сама себя ненавидела после такого. Ведь я знаю, что он винит во всем Эдуарда. Даня думает, что я сплю с Эдом. И мне кажется, что так даже проще. Так он сможет меня ненавидеть и забывать.

Но на самом деле думать о том, что тебя ненавидит близкий человек и реально видеть эту ненависть в глазах—это разные вещи. Когда Даня безучастно скользит по мне взглядом, я хочу верить, что все сделано правильно.

Эдуард замечает все сразу же.

–Я так понимаю, что твой хореограф наконец понял, что вы друг другу не подходите?—спрашивает он.

–Заткнись,—все что я могу сказать.—Это не касается никого кроме нас, а тебя тем более.

Эд хмурится и потом предельно серьезно отвечает:

–Прости. Наверное, это слишком резко. Но мне всегда казалось, что вы очень разные, поэтому извини, если сделал тебе больно.

И Эд уходит. А от того, что он старается быть милым, мне еще хуже.

Потом мы наконец решаем вопрос с Дубаем. Даня не соглашается отменить отпуск, а просто обещает поменять номера. Дише нужно море, а мы уж как-нибудь разберемся. Мне очень хочется в это верить.

К тому же Даня опять ходит по барам и возвращается на работу помятым. В принципе я ничего не говорю ему, потому что скоро отпуск и работе это не мешает. Он всегда так поступал, а теперь просто наверстывает упущенное.

Мы летим в Дубаи рядом, а я стараюсь как можно меньше говорить с Даней. Его голос все еще действует на меня успокаивающе, но теперь в нем нет ни мягкости, ни нежности. Там холод и злость. У Дани есть право злиться на меня, поэтому я просто молчу, пока он не заказывает апельсиновый сок. А он просто ненавидит апельсиновый сок.

–Ты же его не любишь,—говорю я.

Даня смотрит на меня с насмешкой:

–У меня новая философия, – отвечает он.– Я больше не использую термины “люблю” и “не люблю” в отношении людей и вещей.

Я внутренне вздрагиваю и кусаю губы. В этой фразе я так и читаю “я больше никогда никому не скажу о любви. И тебя я тоже не люблю”.

Да и за что ему любить меня? Я ведь этого в принципе и хотела—чтобы он перестал любить меня. Почему же тогда сейчас от этого больно?

Мы селимся в номера рядом. И мне так хочется верить, что здесь нормальные стены, потому что когда я открываю балкон,чтобы видеть море, то слышу, что говорит маме Даня из своего номера при открытом балконе.

–Да, мам , все хорошо. И со мной, и со всеми остальными. Не переживай, со мной все будет нормально. Со мной всегда и все нормально.

Я отхожу дальше от окна, чтобы не слушать дальше, потому что просто не выдержу, если услышу что-то, что не станет в мою картину счастливого Дани, избавленного от меня.

Мы ходим на море, а Лера постоянно крутится рядом с Даней. А я даже не могу сказать, в его ли она типе, потому что те многочисленные девочки в баре на нее похожи, но кто по-настоящему ему нужен, я не знаю.

Диша помогает мне завести инстаграмм и я вывешиваю там сделанные фотографии, отмечая и Даню, и Дишу. Ведь именно так поступают друзья. А еще я долго думаю, как подписать эти фото и выбираю правду :“ Ужин в красивом месте с родными и близкими”. Потому что несмотря ни на что, Даня действительно близкий мне человек. Когда я отмечаю его на фото, то получаю первые лайки от него и Диши, но при этом Даня не улыбается. В нем появляется что-то отчаянное и странное, но он так и не говорит мне ни слова. Словно реальность и инстаграмм—действительно разные вещи. Потому что в интернете между нами все хорошо. В инстаграмме мы дружим, чего абсолютно нельзя сказать про жизнь.

Лера не отходит от Дани, а он не против, ведь что его теперь останавливает? В Новогоднюю ночь мы делаем фото, смотрим салют, а я притворяюсь, что мне ужасно весело и асболютно плевать на то, что Лера сидит на коленях у Дани и почти в открытую его целует. Я не могу на это смотреть, хотя прекрасно понимаю, что мы ничего друг друг не должны. Но это ведь не значит, что внутри не больно. Потому что внутри у меня ад, который хочет вырваться наружу. Я незаметно встаю и выхожу, стараясь не оглядываться на Леру и Даню на диване. Я не хочу думать, как он целует ее и касается ее кожи, как смотрит прямо в глаза.

Но эти мысли все равно здесь. Также как и Даня за стенкой. Спустя время я слышу, как они врываются в номер и смеются. Данин смех вызывает во мне тепло на уровне груди, но то, что рядом смеется Лера, меня убивает. Я сижу у балконной двери и не могу пошевелиться, как будто меня загипнотизировали, а тело абсолютно не слушается.

Но я слышу все. И то, как срипит кровать, и как безумно громко кричит Лера. Я закрываю глаза и вижу эту картину слишко ярко, словно она происходит прямо передо мной. А потом стоны становятся все громче и среди этих звуков на волне наслаждения данин голос кричит “Солнце”.