Текст книги "Кто я? (СИ)"

Автор книги: Аганис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== Богиня ==========

Я вдыхаю запах роз и отставляю их подальше. Цветы неприятно царапают пальцы шипами.

Эдуард пристально рассматривает мое лицо.

–Со мной что-то не так?—я инстинктивно вытираю щеки и тру нос.—Что такое?

Эд смеется и качает головой:

–Ничего. Ты просто очень красивая.

–Да ладно…—отвечаю привычной шуткой и потягиваюсь, смотря на часы.

Через полтора часа желательно уже быть дома. Даня не сможет вечно развлекать Дишу, а завтра нужно рано вставать. Я пью вино из бокала, чувствуя, как алкоголь все больше расслабляет тело. Эдуард не выдерживает и подходит ко мне, прижимаясь обнаженным телом к коже и целует за ухо. Я вздыхаю и отставляю бокал, ощущая, как возбуждение поднимается от кончиков пальцев.

–Опять?—только дразню его, чувствуя его рук у себя на животе.

–Всегда…

Его пальцы, раздвигают бедра и он проникает внутрь привычным хозяйским движением. Я всрикиваю, когда Эд прижимает меня еще ближе к себе, опираюсь на спинку дивана, чувствуя его внутри себя. Эдуард кусает мое плечо, чтобы сдержаться и начинает двигаться.

–Ты-Богиня,—шепчет он. –Совершенство…Неземная женщина.

–Так Богиня или женщина?—не могу промолчать я еле сдерживая стон.

–Конечно, Богиня…Ты мне веришь?

–Да…—я поворачиваю голову и ловлю губы Эда своими, срывая с них дрожащий стон.

В его глазах я вижу свое отражение.

Оно действительно совершенно.

Я одеваюсь, застегиваю блузку на все пуговицы, прячу запястья за манжетами, поправляю макияж. Эдуард смотрит на меня с какой-то тоской в глазах. Нежно приподнимает волосы и целует в шею.

А я вспоминаю, как он впервые пришел ко мне в номер на Финале Гран-При, пьяный и отчаянный. А потом закрыл за собой дверь и припечатал поцелуем к стене. Я никогда не думала, что такое возможно—чтобы в одном человеке уживалось столько страсти и столько боли. И тогда Эд впервые сказал мне, что сошел с ума. Что не проходит и дня,чтобы он не думал обо мне, что когда я рядом, его мир становится совершенным. Я слушала его тогда и думала о том, что ему гораздо сложнее, чем мне. Потому что дома ждала жена, а я была абсолютно свободна. Тогда я поцеловала его в лоб и выпроводила за дверь.

Но Эдуард пришел снова. Уже с цветами. Я была для него совершенством, которого он так хотел достичь среди своего сухого брака, не приносящего радости и счастья. Для семьи он всегда был спасителем и защитником. Там он не имел права быть слабым. Со мной он позволял себе быть разным. Эд любил свою семью, но я была для него идеалом.

–Ты-богиня,—сказал он однажды.—И я знаю, что ты никогда не будешь моей до конца. Но я был бы глупцом и лгуном, если бы сказал, что не хочу тебя. Любой мужчина не может не хотеть такую женщину, как ты.

И я ему верила. Было в его глазах что-то, что заставляло ему верить.

А потом я сдалась. Первый раз мы занялись сексом в моем кабинете среди бумаг и спортивной одежды, стараясь почти не дышать . Но тогда я впервые за долгое время почувствовала себя женщиной, которую завоевали.

От избытка чувств Эдуард заплакал. Он стесняясь своих эмоций прятался у меня в руках, а я не знала, что сказать, потому что в этом всем было что-то большее чем просто измена или секс. Но я так и не знала что. И в тот момент я почувствовала к нему что-то, чему сложно дать название. К этому мальчишке в теле взрослого уставшего мужчины, недолюбленного и по своему одинокого, ищущего тепла и понимания.

Я давала ему то, что он не получал дома, а он по-своему любил меня, пробуждая внутри ощущение защищенности и взаимопомощи. Каждый из нас знал, что если от наших отношений кому-то станет больно, мы прекратим. По крайней мере, мы оба хотели в это верить.

Эдуард дарил мне цветы и подарки, водил на деловые ужины, плавно перетекающие в личные встречи. После мы осбуждали рабочие вопросы и находили нужные ответы. Это было удобно и никто из нас не собирался ничего менять.

–Так может возьмешь цветы и конфеты?—Эдуард протягивает букет.

Я качаю головой:

–Нет. Отнеси лучше домой. Мне они ни к чему.

Он знает, как довести меня до оргазма. Но все еще не может понять, что я не люблю розы и шоколад. Эдуард не знает, что мне нужны цветы без шипов и желатиновые медведи с колой.

При мысли об этом я улыбаюсь. На работе всегда есть Даня, который не дает мне умереть от недостатка сладостей, и теперь развлекает мою дочь.

–Ты невероятная женщина, Этери,—опять говорит мне Эд.—Чем я заслужил такую?

–Стал начальником в правильном месте,—как всегда отшучиваюсь я, поправляю волосы.

Тело приятно расслаблено и я улыбаюсь. Но завтра меня ждет ранняя тренировка и много работы.

Эдуард подвозит меня прямо к дому, я невесомо касаюсь губами его щеки и выхожу. Диша уже спит, а я тихонько убираюсь в квартире после из игрового марафона с Даней, домываю посуду, складываю тарелки, поднимаю с пола подушку, поднося ее к лицу. Чужой мужской аромат словно щекочет нервные окончания. Я ловлю себя на мысли, что мне нравится этот парфюм. Данин парфюм?

Встряхиваю головой и кладу подушку на диван. Уже в душе окончательно смываю с себя все чужие запахи: и Эдуарда, и случайные данины. В кровати закутываюсь в одеяло и блаженно вытягиваюсь. На телефоне два новых сообщения.

“Спокойной ночи , невероятная”.

Удалить .

“Диша накормлена, весела и спит. Если тебя нужно спасать из рабства, пришли SOS на мой телефон.”

Я улыбаюсь.

“Отбой. Я дома”.

Через секунду получают ответ:

“Конечно, кому такая ведьма в рабстве нужна”.

Если бы я могла, то запустила бы в Глейхенгауза чем-то посильнее мысленной подушки.

“Я не ведьма. Я– Богиня”.

Телефон долгое время молчит и я почти засыпаю, как он снова звенит. Одним глазом читаю сообщение и смеюсь. Там всего два слова, ответить на которые у меня уже не хватает ни сил, ни фантазии:

“Ну-ну”.

========== Ведьма ==========

Я еду на работу и слушаю музыку, пытаясь привести мысли в порядок. В них какой-то непонятный хаос, который мне нужно заполнить делом. По дороге пишу сообщение Дане с просьбой купить кофе. Он всегда каким-то странным образом покупает самый вкусный кофе в моей жизни. В любом случае, должна же быть от Глейхенгауза хоть какая-то польза по утрам.

Работать он может в последнее время с трудом, пока не приходит в себя. Его сексуальная жизнь на столько разнообразна, что я могу уже собрать всю цветовую палитру помад, побывавших на его щеке. Иногда я вытираю эти следы влажной салфеткой,чтобы не смущать учениц, или отправляю его отсыпаться.

Полностью работоспособность Даня, конечно, не теряет, поэтому и проблемы в этом большой нет, но издеваться над ним—это тот редкий вид дружеского удовольствия, в котором я не могу себе отказать.

А мы с ним друзья. Даня хорошо сходится с Дишей и весело проводит время с ней, пока я немного занята. Он умеет рассмешить меня и помочь с новым номером. А еще он никогда не обижается на шутки и может пошутить сам.

Я беру свежий кофе из даниных рук и делаю первый глоток.

–Ты принес напиток богов и поэтому спасен,—наконец говорю я и оглядываю Даню с ног до головы.—И как она? Твоя ночная пассия?

Я замечаю царапины на его шее и неясный отпечаток губ на воротнике белой рубашки. Глейхенгауз морщится и отпивает свой кофе.

–Вот ты мне скажи, как женщина,—спрашивает Даня.—Неужели вы действительно считаете, что царапаться—это сексульно. У меня ощущение, что я побывал в клетке с голодным тигром и он меня подрал. Ну, реально, Этери, хватит ржать. Моя спина похожа на жертву наказаний.

Даня морщится и продолжает:

–И это ну нифига не сексуально. Хорошо, что пока холодно. А еще эти привычки целовать в шею с накрашенными губами. Вы что так метите территорию чтоли? Чтобы о вас не забыли? Моя рубашка стоит слишком дорого,чтобы на ней оставляли свои губы всякие…—Даня силится вспомнить имя своей ночной спутницы, —Вероники…Я не понимаю женищин.

–Женщин не нужно понимать,—начинаю цитировать я и стараюсь не смеяться в голос.—Их нужно… в твоем случае трахать и все.

–Как грубо, —шутит в ответ Даня.

–Я называю вещи своими именами. Хочешь мягких советов, это тебе к Дудакову, а я…

–А ты ведьма,—перебивает меня Даня.—Ты ведьма…Хотя врядли вредная. Ты бы не стала так царапать никому спину, правда?

Я смеюсь и пока Глейхенгауз сокрушается о том, как несправедлив мир, я выхватываю его кофе и отпиваю из стакана.

–Ну, почему у тебя всегда кофе вкуснее?—не понимаю я.

–Он одинаковый! Сколько раз тебе повторять,—Даня забирает у меня стаканчик.—Вот опять все блеском для губ испортила.—Он притворно вздыхает и пьет дальше.

–Одним блеском больше, одним меньше. Хочешь сказать, что по сравнению с тем, что ты слизываешь с губ всяких Вероник, мой самый невкусный?

–Конечно, твой самый лучший,—обреченно соглашается Даня и морщится, когда я стучу его по спине.

–Ты специально,да?—наконец до него доходит.—Ты это специально?

–Не знаю, о чем ты,—делаю самое невинное из своих лиц.

–Я же говорил, ведьма,—одними губами шипит Даня, потому что мы проходим мимо группки мирно беседующих фигуристов.

–Ладно…—миролюбиво сдаюсь я.—Пошли в кабинет, я тебе спину чем-нибудь обработаю.

Закрываю дверь на ключ, нахожу перекись водорода и смотрю, как мой хореограф снимает с себя рубашку. От него пахнет тем самым парфюмом и…сексом. Я подхожу к нему ближе и незаметно вдыхаю этот запах, невесомо прикасаясь к коже. И начинаю смеятся.

–Что?—Даня оглядывается.—Что ты все ржешь?

–Тебя будто кинули в мешок с дикими кошками и хорошенько потрясли,—Я еле сдерживаюсь,чтобы не смеяться в голос и как можно аккуратнее обрабатываю данину спину.

Глейхенгауз сидит молча и тяжело дышит. Я тоже больше не говорю ни слова, пока его телефон не звонит какой-то заводной молодежной мелодией.

–О, Вероника,—заглядываю в экран.—Наверное, хочет повторить.

В глазах Дани ужас смешанный с истерикой. Я беру с его рук телефон. Поднимаю трубку и уверенно говорю:

–Даниил не может сейчас говорить. Он без рубашки. Как кто я? Я его невеста,—протягиваю телефон обратно. –Она бросила трубку. Не благодари.

–Ведьма,—с улыбкой отвечает Даня.

–Ну, мы можем ей перезвонить и сказать, что я пошутила. У тебя даже появится шанс на вторую серию программы “Из мира диких кошачьих”.

Я все также аккуратно провожу ватным диском по даниной спине и замечаю, как она подрагивает от беззвучного смеха.

Он называет меня ведьмой по несколько раз на день, а я никогда не сопротивляюсь. Только ему это позволено, так как только Даня может сказать это с интонацией, способной меня рассмешить. И только он из всех друзей знает, что мишки с колой способны вернуть меня в состояние покоя. Мне кажется, он ограбил магазин, потому что не было ни дня, чтобы Даня не приносил мне их на работу. А ведь я всего лишь однажды рассказала ему о том, какие конфеты люблю больше всего.

С Даней на самом деле все просто, хотя я сама однажды все чуть не запутала. После произвольной программы в Корее я почти все испортила. Это было странное и сложное время, в которое мне не хотелось оставаться одной.

И после барных пьяных посиделок я поцеловала Даню. Теперь, когда я думаю, что произошло, то мне очень стыдно. Но тогда я просто сходила с ума.

—Неужели я настолько хуже всех твоих шлюх?—только и говорю ему, и целую.—Неужели ты меня совсем не хочешь?

Бедный Даня. В его глазах я вижу отчаянье, но мне уже все равно. Это такой вечер, когда мне нужно другое. Мне нужно,чтобы меня вылюбили. Я говорю ему “полюби меня”, но на самом деле почти кричу “вылюби”, возьми, как всех своих одноразовых девочек, молоденьких и юных.

Неужели я противна тебе, как женщина?

Неужели я этого не стою?

Неужели я никто для тебя?

Я хочу почувствовать его огонь внутри, хочу видеть эту юношескую страсть в глазах. Не преклонение Эдуарда и усталость от семейных отношений. А этот молодой пыл и безумие, доступное таким беззаботным парням, как Даня. Мне это нужно. Нужно,чтобы он посмотрел на меня и не заметил тела, которое покрыто шрамами и первыми морщинами. Чтобы я была для него молодой и красивой, чтобы он не видел во мне своего главного тренера, чтобы просто трахнул, как самую незнакомую девчонку в баре. Не задавая вопросов, не пытаясь вести себя благоразумно. Чтобы он просто забыл, кто я, и сделал то, что у него получается чуть ли не лучше всего—занялся со мной сексом. Мне это нужно. Мне нужно сделать что-то такое, что вытряхнет меня из этого кокона боли и отчаянья. Что-то непривычное, сумасшедшее, безумное.

Я прошу его сделать это со мной, понимая, что если это будет не он, то я все равно пойду к Аксенову и отдам ему свое тело, как всегда. Он не будет задавать вопросов, а просто сделает свое дело. Как обычно. С привычным восхищением в глазах. Но сегодня мне нужен Даня. Молодой, юный, непознанный. Мне нужно,чтобы его жажда жизни заполнила во мне пустоту от самого главного поражения . Как электрошок, который должен запустить сердце.

И Даня сдается. Он снимает с себя одежду и раздевает меня. В его глазах я не вижу немого обожания. Он делает то, что я прошу его, а мне уже все равно. Я никогда не представляла, какой Даня в постели, да и сейчас это тоже не совсем имеет значения. Поэтому, когда он гладит мое тело, а потом входит в меня, кажется, что я разрываюсь изнутри. Во мне смесь удовольствия, вины и отчаянья. И чтобы заглушить все, я просто отпускаю себя и кричу. Даня двигается внутри меня, впечатывая в кровать, убыстряется, словно действительно просто делает то, что обещал. Я не смотрю в его глаза, чтобы не видеть там презрение, чтобы так до конца и не понять, зачем он согласился. Потому что, если пойму, наверное, просто сгорю от стыда. Потому что скорее всего, он просто пожалел меня. А нет ничего хуже, чем жалость.

Я пьяна, и сейчас просто двигаюсь навстречу, ощущая его тело так близко, как никогда больше не смогу почувствовать. Когда я наконец достигаю оргазма, то обхватываю Даню ногами и вскрикиваю, стараясь сдержать дрожь. Словно дождавшись этого, он тоже достигает пика наслаждения и стонет мне в шею.

И все.

Я получила то, что, как мне казалось, хотела.

Но это не помогло.

Все стало только хуже. Потому что к пустоте внутри от возможного ухода Жени примешался страх, что с Даней у нас тоже все закончится. Нет, он останется работать, но друзьями, как раньше, нам уже не остаться. Что мне не стать для него той, кем я была до этого. А кем я, собственно, была?

Начальником?

Другом?

Ведьмой?

Кто я для него?

И только тогда наконец чувствую, на сколько я пьяна. Даня не уходит, он прячет меня у себя в объятьях и укрывает одеялом. Я же все еще не могу посмотреть ему в глаза. Мне тепло, но страшно. Обхватываю Даню ногами и прижимаюсь к нему всем телом,чтобы почувствовать, что я не одна. Но сон не идет. Несмотря на усталость, я не могу спать, но и говорить тоже не могу. Напряжение нарастает и пытается вырваться наружу. Но я молчу. Какая же я дура.

Даня гладит меня по волосам, осторожно зовет по имени и убедившись, что я очевидно сплю, встает. Он делает это аккуратно. Стараясь не разбудить, так и не понимая, что я все равно не сплю. Ведь признаться в этом сейчас, значит начать разговор.

Но я не готова.

Мысленно я прошу его не уходить, остаться на ночь и согреть меня среди этой безумной зимы. Но я продолжаю молчать.

Даня медленно одевается и не смотрит в мою сторону. Наверное, я просто ему противна. Я лежу с открытыми глазами. И если бы он обернулся, то увидел бы это. Но Даня не оборачивается. Он уходит, не оглядываясь, плотно прикрыв дверь, оставляя меня один на один со своими мыслями и этим нечеловеческим холодом внутри.

Мне больно.

Когда его шаги стихают в глубине коридора, я просто рыдаю, не в силах больше держать все в себе.

Я плачу, сходя с ума от осознания, что ничего больше не будет прежним.

Никогда.

И только я в этом виновата.

========== Мечта ==========

Я не могу вечно бегать от Дани, а он не может вечно делать вид, что ничего не было. Что-то было. Но я до сих пор не в силах об этом говорить. Да и что тут скажешь? Он не первый и не последний раз занимался сексом с пьяной девушкой. Разница лишь в том, что со мной он видится каждый день и никуда не может сбежать.

Секс был бы неплохим, если бы не это глупое чувство вины и стыда, которые я так хочу выкинуть из головы. Первые дни после возвращения из Пхенчхана, мы старались не оставаться наедине. Ходили на обед с Дудаковым или разбегались по разным залам. Я понятия не имею, что думал про все Даня и думал ли вообще. Судя по обновленной палитре помад на его рубашках, все шло привычным для нас ходом.

В один из совместных перекусов Сережа затронул Олимпиаду и вспомнил Дане его ночные похождения после показательных номеров.

–Так ты с той красоткой в алом платье хоть немного общаешься?—спрашивает между прочим Дудаков и кусает бутерброд.

Я внимательно слушаю их разговор. Даня приподнимает бровь, силясь вспомнить, о чем же Дудаков говорит. Потом, очевидно, что-то в его памяти проясняется и он качает головой:

–Нет, конечно. Это такой одноразовый вечер. Я даже на ночь обычно не остаюсь, чтобы утром не было вопросов. Ведь когда ты просыпаешься с девушкой вместе, это хоть что-то да значит. А вот когда уходишь, ни надежд, ни обещаний. Остаться до утра можно только с кем-то особенным—это негласное мужское правило. А так это был просто секс. И секс, кстати, реально неплохой. Я бы сказал, лучший за последнее время.

Дудаков ухмыляется:

–Твои все пассии влезут хоть в автобус, если надо будет их посчитать?

Даня делает вид. что вспоминает, а потом махает рукой:

–Если только в даблдекер и стоя еще.

Я чувствую, как мои уши горят и прикрываюсь волосами. Даня уходит в танцевальный зал, а мы с Сережей допиваем кофе.

–Такая жизнь до добра его не доведет,—глубокомысленно говорит Дудаков.—Ему не помешало бы остепениться.

Я пожимаю плечами:

–Даня—умный мальчик, разберется как-нибудь. А когда захочет, найдет себе молодую красивую девушку, с которой будет не стыдно выйти в свет.

Дудаков только качает головой:

–С молодой и красивой он может с радостью спать, а вот быть нужно с умной и понимающей.

Я перевожу все в шутку:

–Ну, у Дани еще много времени. Разберется. А пока он проводит сравнительный анализ. Не знала, что он с кем-то в Пхенчхане сексом успел заняться,—как бы невзначай перевожу тему.

Дудаков, допивает остатки кофе и выкидывает стаканчик:

–Ну, я бы сказал что и не одну ночь. После произвольной тоже пришел в номер ночевать поздно. Но так и не раскололся, где был. Наверное, секс оказался на столько ужасным, что и говорить не о чем.

Я смеюсь, стараясь не выдать себя. Дудаков же потягивается и идет в сторону раздевалок. Я стою какое-то время и понимаю, что больше не могу молчать. Мне нужно поговорить с Даней. Мне нужна хотя бы иллюзия того, что все может быть, как раньше. Поэтому я выдыхаю и ложусь на лавочку, мимо которой Даня не пройдет. Я буду лежать там, пока мы не поговорим. Точка.

***

После беседы мне действительно становится легче. Даня как всегда слишком беззаботен, чтобы хоть чем-то грузить себя.

–Мы же друзья,—просто говорит он в итоге и снова дает мне желатиновых медведей.

Я жую конфеты, запивая их кофе из даниной кружки, и чувствую, как мир снова становится прежним.

–Зато теперь я понимаю, почему с тобой готовы спать все, – наконец говорю я, чтобы показать, что тот секс тоже ничего для меня не значил, но я оценила старания.

Даня довольно выпрямляет спину, мол, да, я такой и смеется. А я понимаю, что все будет хорошо. Между нами все по прежнему и мы так и можем продолжать жить своими жизнями—Даня гуляя по барам, а я занимаясь сексом с Аксеновым.

На следующую встречу с Эдуардом я просто прихожу, чтобы стереть из тела ночь в Корее. Мне нужен секс, к которому я привыкла. С человеком, который не задает лишних вопросов. Эд почти срывает с меня одежду как только мы остаемся одни, а я только и могу сказать:

–Мне не нужно нежностей. Просто сделай это так, как ты всегда хотел сделать, но боялся.

И он делает. Припечатывает к столу, почти разрывает белье и входит в меня так резко, что я кричу. Его движения такие собственнические и животные, что я тоже перестаю думать.

–Ты моя. Моя. Моя, слышишь?—яростно шепчет Эдуард, сжимая мои бедра до синяков.—Ты только моя.

Я чувствую его внутри себя на грани боли и наслаждения. Твоя кто? Так и рвется с языка, но я просто закусываю руку, чтобы не стонать. Но Эда это не устраивает. Он выдергивает мою ладонь, останавливается на секунду, чтобы поцеловать в шею и продолжает:

–Перестань сдерживаться. Я хочу тебя слышать. Громко.

И я кричу под его руками, отпуская себя, а Эдуард все убыстряется и повторяет:

–Моя. Только моя…

Я чувствую, как он взрывается и рычит, прижимаясь ко мне плотнее, но это как раз то, что мне нужно.

–Я люблю тебя, Этери,—спустя время говорит Эд и целует родинки на моей спине.—Я тебя люблю.

Но я делаю вид, что не слышу, а просто хищно улыбаюсь:

–И я люблю…секс с тобой,—отвечаю спокойным голосом и тянусь за кофтой.

Когда я ловлю взгляд Эдуарда, мне на секунду становится его жалко.

Уже в кармане пальто я нахожу пачку желатиновых медведей и закидываю парочку в рот.

***

Жизнь в Хрустальном идет своим чередом, а мы больше не разговариваем с Даней о сексе. Он исправно носит мне медведей и кофе, а я прикрываю его барные похождения от мамы. Я даже не запоминаю имена всех его новых девушек, которые потом звонят на телефон и просят о встрече. Он же постоянно смеется надо мной и Эдуардом,считая, что тот может быть староват для наших физических упражнений. Это с одной стороны действительно смешно, а с другой—как-то странно. При всем сексуальном опыте Дани, между нами тоже был секс, и судя по всему, он ему совсем не понравился. Конечно, мы делаем вид, что этого не было, но иногда меня так и подмывает спросить: Неужели я была на столько хуже твоих непонятных девок из бара? Неужели?

С Людмилой Борисовной мы дружим с самого первого дня. Она понимает меня и всегда знает, как найти нужные слова. В один из даниных выходных мы просто пьем чай и заедаем его желатиновыми мишками.

–Ой, а у нас дома таких мишек вагон, – сквозь смех произносит она. – Даня всё время покупает именно этих, с кока-колой.

Я в принципе не удивлена. Я даже знаю, кому он их скармливает.

Но Людмила Борисовна вдруг говорит то, к чему я не готова. Что у Дани есть девушка, которая его не любит, но любит этих чертовых медведей. И он поэтому спит со всеми подряд.

Я же просто не знаю, что при этом сказать и чувствую себя обманутой. Мне всегда казалось, что это наша с ним фишка, но нет. Он покупает их какой-то девушке, с которой проводит свободное время, а мне сладости достаются за компанию, за оптовые партии, очевидно. Или по акции “две по цене одной”.

И я не знаю, от чего мне не по себе. От того, что эти все медведи не для меня, или от того, что Даня влюблен. Я долго думаю, кто это. Степанова? Или еще какая-нибудь молоденькая фигуристка…или девушка одноклассница со двора? Кто она?

И кто я?

Я улыбаюсь и закидываю в рот очередного медведя. Он кажется мне бесвкусным.

На следующий день Даня даже не отпирается и соглашается, что раздарил всех медведей своей девушке. Он не отпирается, что девушка есть и она настоящая, а не эти одноразовые одинаковые девицы, имена которых он даже не старается запомнить. А вот ту самую, как мне кажется, он называет “солнцем”.

– А мне-то казалось, что только я такая особенная,—специально подшучиваю над Даней, но он почему-то злится.

–Тебе перепадало по блату, – говорит он. – Но я тут решил не мучить себя безответной любовью и выбросил всех медведей.

Мне становится смешно и я начинаю дразнить его до тех пор, пока Даня не приходит из магазина с новой пачкой конфет. Теперь я уверена, что он купил их только для меня, а не для какой-то девицы.

–Расскажешь мне про эту девушку? – вдруг спрашиваю я, удивляя саму себя.

Надо же все-таки знать, кто там такая же любительница мишек. И кто украл сердце моего хореографа.

–Мы же вроде как не обсуждаем личную жизнь друг друга? – Даня противится, но потом сдается. – Ладно. Что ты хочешь знать?

– Какая она? –я не знаю, зачем эти слова срываются с моих губ.

Мне интересно. Мне все еще интересно, кто есть в его жизни…лучше, чем я.

–Она.. удивительная. Она самая красивая,—с улыбкой произносит Даня.

–Красивее, чем я? – этот вопрос никогда не должна задавать женщина, но я спрашиваю. Такой вопрос становился причинами войн и раздоров с начала времен, но мне просто нужно это знать.

–Я не сравнивал, – Даня пытается уйти от ответа – Она может рассмешить кого угодно. А когда смеётся сама – я готов слушать бесконечно. У неё удивительно длинные пальцы и красивая шея. А ещё она всегда разная. Бывает и строгой, и жесткой, и уютной, и совсем маленькой. У неё бездонные глаза и очень тёплая улыбка..

Даня говорит с такой улыбкой на лице, что я прямо вижу ее перед собой: Молодую, прекрасную, нежную, удивительную. Такую, которая достойна любви. Которую он будет носить на руках и дарить этих чертовых медведей, а еще цветы. Обязательно без шипов, красивые, настоящие, даже собранные в поле. С которой он захочет заснуть после секса и проснуться утром. От которой никогда не уйдет не оглядываясь после того, как займется с ней любовью.

–Но почему вы не вместе? Я же вижу, ты сильно её любишь, по-настоящему,—я не могу понять,почему так происходит. Почему кто-то может его не любить?

– У неё чётко отлаженная жизнь, есть какой-то человек, с которым она спит. Есть работа, есть семья,—Даня смотрит на меня не мигая, отчеканивая каждое слово, а в его глазах я вижу только свое отражение.

–А ты? – шепчу я, стараясь отогнать от себя наваждение.

И Даня продолжает говорить, заглядывая мне прямо в душу:

–А я существую для того, чтобы смешить её, когда грустно.

“Этери улыбнись, смотри какая миленькая шоколадка есть у меня в кармане”

– лечить, когда она болеет.

“-Принцесса, открой ротик. Это чтобы сбить температуру. Выпей, только одну ложечку. А я тебе потом конфетку дам”

– Присылать ей смайлики-сердечки

“И я тебя люблю, дорогая”❤️

–и каждый день приносить мармеладных медведей со вкусом кока-колы.

Я смотрю на полупустую пачку в своей руке и не могу сказать больше ни слова, огорошенная тем, что могла бы заметить еще очень давно.

–Ты из-за неё спишь со всеми подряд? Потому что она тебя не любит?

Зачем я спрашиваю это и не даю ему просто уйти, оставив меня одну в этой безумно большой комнате.

–Да, – отвечает мне Даня. – А ты думала, что я от природы расхититель женских сердец?

Мне хочется сбежать и укрыться с головой. Но я должна спросить и поэтому оборачиваюсь, чтобы наконец поставить точку. Я повторяю свой вопрос, чтобы окончательно увериться и узнать ту тайну, которую он никогда не сказал бы мне сам:

–Она красивее, чем я?

Я стою и смотрю ему в глаза с немой мольбой, чтобы он соврал, но втайне желая услышать правду. Мне нужно это знать и я боюсь ответа, как никогда ничего не боялась…

Но Даня отчаянно набирает воздух в грудь и словно рубит последние нити, удерживающие мой рассудок:

–Нет. Я не знаю никого красивее тебя.

А потом он выходит, закрывает за собой дверь, оставляя меня один на один с этим знанием, которое я могла бы заметить уже давно, но усиленно не хотела видеть.

В этот самый момент я понимаю, что все еще не знаю, кто я для Дани, но разобраться с этим уже не в силах.

Тот факт, что он влюблен в меня оглушает на столько, что я не могу дышать.

========== Солнце ==========

Даня признается мне в любви, а я просто не знаю, что ему сказать. Что обычно говорят в таких случаях? Даня меня любит. И мне кажется, что я должна была уже давно заметить это, если бы сделала правильные выводы. Но факт остается фактом. Сейчас нам надо решить, как жить дальше.

И мы решаем. Даня приходит для разговора в кабинет и, как всегда, уничтожает все страхи в моей голове. Мы друзья. И больше ничего не имеет значения. В первую очередь я и ценю его как друга, как человека, который всегда примчится на помощь и подставит свое плечо. А все остальное—неважно. По крайней мере, мне так кажется вначале.

Даня все также пропадает вечерами в барах, его рассказы о ночных встречах все такие же подробные. Вот только теперь спину он бережет.

–Я установил новое правило,—говорит он одним утром.—Никаких царапаний. Даже смотрю на маникюр прежде, чем угостить коктейлем. Больше никаких травм.

Я смеюсь.

–То есть спина тебе важнее страсти?—спрашиваю я и как всегда по привычке отбираю у Дани его кофе, меняя на свой.

–Именно. Исходя из твоей теории, так особи вашего вида метят территорию. А мне своя спина ближе к телу…да и рубашку портить тоже больше не дам.

Я не могу сдержаться и опять шучу:

–Ну все…я сломала твою систему.

–Ты уберегла мою спину,—возражает Даня и незаметно отбирает кофе обратно.

Вечером мы опять разъезжаемся по своим делам. Даня –в любимый бар, а я—домой. У машины меня ждет Аксенов, а я даже не знаю, что ему сказать. Мы давно не встречались наедене, а Даня явно видит в зеркале заднего вида, как Эдуард садится в мою машину.

Эд устраивается на пассажирском сиденье и наконец спрашивает:

–Ты специально меня избегаешь?—в его глазах я вижу тоску и страх.

Я качаю головой и говорю:

–Просто у меня нет ни сил, ни желания. Я очень устала. Конец сезона, столько всего случилось.

Я не понимаю, зачем оправдываюсь перед ним. Наверное, все-таки какие-то добрые чувства к Эду у меня остались, хотя теперь они и не кажутся необходимыми.

–Я скучаю по тебе, Этери,—тихо говорит Эдуард.

–По мне или по сексу со мной?—спрашиваю я.

Он смотрит на меня не мигая, нежно прикасается к лицу и отвечает:

–По всему.

Смотрю в глаза Эдуарда и стараюсь улыбнуться. Но я действительно очень устала и поэтому качаю головой, скидывая его руку.

–У меня для тебя подарок,—Эдуард достает из кармана бархатную коробочку и протягивает мне.—В честь нашего мини юбилея.

Я даже не могу вспомнить, о чем он, но подарок принимаю. Там золотой браслет. Эдуард надевает его мне на руку и целует запястье. За столько лет он так и не понял, что я не люблю браслеты.

Целую его в щеку и благодарю, а потом мы расходимся каждый в свою машину. Я еду домой. Все это время браслет, словно тянет руку вниз и прожигает кожу. Мне кажется, что он похож на цепь, которой окольцовывают птиц, чтобы они никуда не улетели. Поэтому первым делом, когда я глушу мотор, то почти сдираю с себя это украшение и запихиваю его обратно в коробку, пытаясь понять, что же со мной не так.

“Я просто не люблю браслеты”—убеждаю сама себя, поднимаясь по лестнице. Но тут же понимаю, что даже себе недоговариваю правду.

Вчера я носила браслет. Тот, который мне принес Даня. Он вбежал на лед с опозданием, немного помятый , но веселый, сжимая в кулаке что-то в шелестящей обертке.