Текст книги "Город одиночества (СИ)"

Автор книги: Agamic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Кирилл был и всегда будет намного чище меня, честнее, милосерднее.

И, блядь, я же любил этого мудака! Да, это я вовремя понял. Аккурат в тот момент, когда раздался тихий щелчок собачки замка… Больно стало, даже больней, чем когда в грудь воткнули заточку, заебись у организма шутки.

Но и себя я любил и ломать не хотел. Какую бы боль не вызывал во мне его уход, я не собирался бежать за ним – даже не пошевелился, чтобы его остановить. Говорил же, что больше бегать не буду за ним! Вот и не…

Не хочет быть со мной, не надо. Судьба, видать. Значит, буду жить один. И буду радоваться этой сраной свободе, пока не сдохну!

Пиздец перспектива.

========== Часть 21 ==========

Мой город – подполье. Мой город – власть.

Здесь можно круто взлететь и так же пропасть.

Раскидать, растерять себя. Или – найти.

Ощущать, что стоишь – на самом деле идти.

***

Стоял на улице несколько минут – курил спизженные со стола сигареты и думал. Куда идти, зачем?

Переваривал в голове эти вопросы, уже двигаясь по дороге сквозь лес. Выберусь к трассе, доеду до города, а потом…

Что потом?

– Сволочь…

Даже не сказал ничего хорошего на прощание. Даже с места не сдвинулся, когда я сообщил, что сваливаю. Глупо это всё было – надеяться в душе на то, что нас могло связывать что-то большее, чем просто ебля.

Партнёрство, блядь. Это ж смешно.

О чём я думал, когда решил трахнуть его? О том, как пиздато быть сверху – как кайфово вставлять самому, а не когда ебут тебя. Да, наверное, я мог понять, почему он отказал мне, и в какой-то степени считал ситуацию наиглупейшей. Сейчас этот момент казался таким никчёмным, неважным – нужно ли было из-за этого спорить?..

До дороги дошёл быстро, или просто в мыслях своих заблудился и не заметил пролетевшего времени. Вот так всегда: тебе только семь и ты пошёл в первый класс, а потом, спустя два промелькнувших десятка лет, сидишь на героине, желая побыстрее сдохнуть.

Хотел ли я жить сейчас? Не особо. Что собирался делать? То же, что и делал до встречи с Бесом. О чём думал я, когда согласился принять его помощь? Тварь, сука, еблан. Что за жизнь такая, что нам суждено было встретиться вновь?! Лучше бы не было ничего, или вовсе бы я не рождался…

– Подвезти? – водитель опустил стекло и посмотрел на меня, противно улыбаясь. – Такого красавчика бесплатно докину куда угодно.

Сел в тачку и всю дорогу молчал, глядя в окно, пока мужик подбивал клинья. Уже в городе, когда, припарковавшись у остановки, он предложил поебаться и даже приплатить мне за секс, я открыл рот. Чтобы на хуй говнюка этого послать.

– Я тебя что, просто так вёз? – повысил он голос, но я уже покинул салон. Пусть хоть заорётся, плевать.

До квартиры Ромы добрался быстро – чтобы документы свои у него забрать; но хата оказалась опечатанной, а соседка, пожилая бабуля, выносившая мусор, сказала:

– Снаркоманился прощелыга, похоронили уж недели полторы как.

Пришлось ждать, пока она спустится и выйдет из подъезда, чтобы достать запасные ключи из почтового ящика, которые Рома держал там “на всякий случай”. Всё сделал тихо, паспорт свой нашёл быстро и минут через пять уже шёл в сторону парка.

Почему-то я не злился на Рому, мне даже в какой-то степени было жаль его. Он всегда был так уверен в себе, он был… молод. И передоз убил его. И меня убьёт, но я ведь этого и хотел, верно? Какая разница, когда подыхать – сейчас или завтра, или через год, измученным, высохшим и окончательно потерявшим человеческий облик? Бедненький, несчастненький, я буду валяться в луже своего дерьма и извиваться под смертельной дозой героина – я к этому иду. О да, картина будет та ещё, хорошо хоть Костя не увидит этого. Бес не увидит этого. Пошёл он, урод, пусть засунет свою гордость в задницу…

Уже когда темнело, я, бесцельно шатаясь по городу, вспомнил, как Рома говорил о каких-то приятелях – о том, что они барыжат всякой всячиной, что живут почти в центре, и двери их дома всегда открыты для него. На удивление, я смог вспомнить адрес и добрался до ребят без проблем. Никто не спросил, кто я – пустили в квартиру, заваленную обдолбанными подростками, и сами почти сунули в руки наркоту.

– Понюхать? – парень говорил с моим лбом, не мог сфокусироваться на глазах.

– Героин есть? – я знал, что мне было нужно. Доза – двойная, чтобы пустив её по вене, забыть нахрен обо всём, навсегда.

– Этого говна хоть отбавляй. Даже шприцы новые валяются, в столе посмотри. – сказал он и, упав на диван, включил телик. – Деньги-то есть? – он посмотрел на меня, а потом махнул рукой. – Ладно, но потом с пустыми руками не приходи. Либо деньги, либо бухлом хотя бы…

Я был предоставлен сам себе, и стало смешно от того, как просто я смог достать дозу. Героин сам шёл ко мне. А я пришёл к нему. Струсил потому что, лох. Убежать от реальности решил. Отлично – нахуй она мне, реальность эта, в которой я ни пришей, ни пристебай? Никого нет, а Бесу я не нужен.

Я не нужен ему. Не “даже ему”, а просто “Ему”. Наркоман, неудачник, пожелавший вдруг ведущей роли, партнёрства. Слабак. Ничтожество.

– Выпить есть?

– В холодильнике пиво, – ответил парень, не отрываясь от передачи новостей.

Война, убийства, наркота – везде одно и то же. Разве нет на Земле такого места, где спокойно и тихо и не нужно думать о том, что будет завтра? Вероятно, самый верный, правильный вариант – это смерть. Там-то точно тихо, за этой гранью, там можно не думать.

Открыл ящик стола, подцепил чистый шприц и пакетик с героином и пошел в кухню: не смогу я так просто взять и убить себя. Выпить нужно предварительно.

Первую бутылку пива всосал за несколько минут, только успевал окурки в пепельнице тушить. Вторая пошла ещё легче, но решимости не прибавлялось – наоборот, таяла она, как снег весной.

Как же я жалел обо всем. О каждой сраной мелочи вытворенной в жизни жалел, о каждом человеке, покинувшем меня, и о тех, кого я бросил сам. И теперь остался только Бес, только он один в моей жизни и никого больше…

Открыл третью бутылку, последнюю, чувствуя, что уже прилично пьян. На столе лежала пустая пачка из-под сигарет, рядом – шприц, героин и зажигалка. Набор, на который бы я променял всех и всё в жизни еще несколько недель назад. Я и сейчас хотел – сделать дозу, в очередной раз положить хуй, плюнуть на всё. Только плевок этот был вверх – так же смачно он приземлился бы мне на башку.

Разорвал упаковку шприца, достал его и покрутил в руке. Острый кончик иглы сверкнул срезом, и в нём я видел маленькую дырку – из неё стрелой вылетит тёплый жидкий героин, поскачет по моим венам, нашёптывая мне что-то, разнося приятную негу по моему телу. Как хорошо будет, ох, бля, как же хорошо.

А не приму – страдать буду. Буду продолжать думать, жалеть, ненавидеть. Любить…

Как бы Костя отреагировал на то, что я сейчас, со шприцом в руке, с пакетом героина в другой, принимаю, вероятно, самое важное решение в моей жизни? Самое обдуманное, мать его. Что бы ты сказал, а? Посмеялся бы, наверное, а потом ушел, даже не оглянувшись, не сказав ни слова – плюнул бы на меня.

Но…

Нет-нет-нет!

Он же спас меня, а я теперь жизнь свою собирался уничтожить, собирался насрать на все стремления Кости, на его желания. На это тихое “Не отпущу…”, едва выдавленное в ответ на мою просьбу.

– Ну чё копаешься? – парень зашел в кухню, дрожащими руками за пару минут сварганил дозу, просто раскатав порошок на столе в две узких дорожки. – Он разбавленный, можно и нюхнуть. Будешь?

– Буду, – кивнул…

***

Спокойно, спокойно, Киря, бля, ты, ссыкло. Всё нормально.

Ты же… трезв.

Ты в себе – соображаешь, всё понимаешь. Хули разнюнился? Страшно стало, что, нанюхавшись, снова увязнешь? Да, страшно…

Этот монолог в голове заебал, но сейчас благодаря ему я держал себя в руках. Струсил – жизнь выбрал. Дерьмовую, в одиночестве. Без всех. И без Кости. Он наверняка уже свалил, из того дома – точно: нахрена ему сидеть там, ведь из-за меня только…

А если нет? Вероятность этого заставила меня, потерев глаза, заржать на всю улицу, и я пустился бегом к остановке.

Но раннее утро, ещё темно, и транспорт не ходил. И самое главное – я не помнил, ГДЕ находился этот дом. Направление знал, но населенный пункт, ориентир какой-нибудь, указывающий, где именно сворачивать в сторону леса – я не помнил. Я ж уходил, не всматриваясь, был уверен, что навсегда оттуда сваливаю.

В семь утра – по электронным часам на остановке – подъехал первый автобус, следующий в нужную мне сторону, но я замер перед раскрытыми дверьми.

Наверное, не надо никуда ехать, не нужно даже верить в то, что Костя мог быть в доме. Это шанс один на миллион, а я далеко не везунчик в этой жизни – не был им никогда.

А может, если попытка последняя будет, то фартанёт? В самый-самый последний раз – мне заулыбается солнце в небе, и Костя будет на месте?

***

Водитель автобуса сказал, что единственный населённый пункт с раскиданными на большой территории участками, находился примерно в пятидесяти километрах от центра. Час езды, пропахшего бензином салона, и я, совершенно поникший из-за своего долбоебизма, вышел на улицу. Ну зачем ушёл? Надо было остаться, подождать ещё минут двадцать на улице, чтобы этот гад захотел покурить и обнаружил пропажу сигарет. Нет ведь, я гордый, самый крутой в мире распиздяй, не способный признаться в своих чувствах даже себе. А как сказать об этом ему?

Костик, я тебя так люблю и хочу, дико просто! Давай трахаться, погоди, я только зубную щётку в твой стаканчик закину!

Через пару часов блужданий по лесной дороге я возненавидел себя, зато спортивный интерес найти – разгорался с ещё большей силой, так что, когда увидел впереди знакомую избушку, чуть не заорал от радости. Шаг ускорил, но на территорию дома заходил тихо – обошёл ещё и под окнами к входу пробежал, чтобы, если что, меня не увидел кто. Хозяина дома я не знал, а вдруг он уже здесь? Вряд ли он обрадовался бы мне.

Только вот внутри было пусто – тишина стояла идеальная. Значит, Кости не было здесь. Я опоздал. Я. Проебал. Счастье своё.

Или несчастье, похер. Я упустил человека, единственного оставшегося у меня, нужного мне.

Блядь, я потерял его…

========== Часть 22 ==========

“И тени гуляют по нашей душе.

И освободиться, чужие страницы от этого сна не помогут уже.

И мы выбираем тяжелое небо, и мы поднимаем до неба себя.

И вот уже солнце за нами стремится, и вот уже город боится огня.” (с)

***

Проснулся, почти подпрыгнув на кровати: “Как там Кирилл?” – мысль была привычной, именно ей начиналось каждое мое утро с тех пор, как привез его из больницы. И обычно после неё я вставал и шел проверять, как прошла ночь, в каком Кир состоянии. И сегодня хотел сделать так же – чуть не выскочил из-под одеяла, но вспомнил, что всё: моя добровольная работа сиделкой закончена, мой, сука, самый капризный пациент за всю историю медицины, съебал вчера вечером.

Ему больше не требовалась забота и помощь, а значит, не требовался и я. Всё просто. Логично. Даже, блядь, наверное, справедливо. Но всё равно было больно.

Разлетевшийся об стену стакан с остатками виски, стоящий у кровати с ночи – ну надо было же мне чуток выпить успокоительного после таких нервотрепок, немного помог. Я посидел минут пять на кровати, тупо разглядывая солнечные блики на острых гранях стекла на полу, привыкая, что снова один, снова в одиночестве. Поборол искушение пройтись по осколкам, чтобы физическая боль отвлекла от той пустоты, что образовалась с уходом Кирилла, и, аккуратно обойдя битый стакан, отправился завтракать.

Но кофе без первой сигареты – этот еблан спиздил пачку, нагадив мне еще и по мелочи напоследок, нихуя не взбодрил. Вот что за сучья жизнь! Я успел к нему привыкнуть, привязаться…

Полюбить – так думал вчера, когда Кир ушел, когда пил виски, глядя на алеющие угли в камине, но разве я знал, что такое любовь когда-нибудь? Нет. Так что обойдемся-ка без громких слов, меня просто разозлило его тупое эгоистичное поведение. Это просто злость, это от неё так сжимает в груди, но рано или поздно она ведь должна пройти? Обязательно – я верил в это, как во всех богов мировых религий сразу.

Клин клином выбивают, в голове существовала задачка, способная прекрасно отвлечь от ненужных мыслей о Кирилле.

Обитатель пентхауса – вот, кто должен занимать мою голову, а вовсе не этот наглый, неблагодарный долбоёб, сука, такой желанный и родной, словно успел за эти несколько недель пустить во мне корни, прорасти, как трава сквозь асфальт…

Блядь! Не отвлекаться!

Итак, что я имел на повестке дня? Одного очень осторожного мудака, не чета тем предыдущим, которых я уже отправил на тот свет, у этого и ранг выше, и мозгов больше. Силовые подходы все просчитаны и блокированы, на улице хуй этот появлялся исключительно в кольце своих быков, тачка без присмотра не оставалась ни на минуту и стекла тонированные в ней не опускались никогда, а эту ебаную пентхаусную крепость возьмешь только разве штурмом, да и то не факт. Нет, так просто к нему не подобраться, а пытаться действовать наскоком – слишком много риска, себя под пулю я подставлять не торопился.

Значит, нужно что-то еще, что-то, что заставило бы ёжика развернуться, убрав иголки и выставив мягкое беззащитное брюхо. Кому этот гондон открывает двери? Вот отцу он бы открыл? Наверняка. А Гене? Должен открыть. И, если Гена придет с двумя телохранителями – ему ж, бля, по статусу не положено одному шастать, это не будет выглядеть подозрительным, должно прокатить.

Похоже, пришла пора вводить в игру дополнительную фигуру. И, может, получится, а я очень надеялся, что получится – заодно убрать и эту фигуру с доски.

Ёбнуть всех уродов, что наживались всю жизнь за счет других и свалить красиво с чистыми документами и теперь уже по-настоящему чистой совестью, а? И в самолете, когда шасси оторвутся от земли, скинуть всё, что было на карте памяти, в общий доступ в интернете. О, там было много папок, не только та со списком, там хватило бы помоев, чтобы захлебнулись еще многие власть имущие и не только в нашем округе. Бросить напоследок дерьмо в вентилятор и свалить, не дожидаясь, пока оно разлетится. Заманчиво? Неплохо, да. Но самое заманчивое, что свою личную месть я мог исполнить, за Марка отомстить, за всех, кто по их вине сгинул в лагере, за то, в кого я там сам превратился, за свои три года на зоне, за… Да за многое.

В общем, пришла пора собирать камни. И я отправился в знакомый до боли во всех местах кабинет, надеясь, что последний раз переступаю его порог. Пришлось раскрыть карты, то есть кратко изложить, что было на пентхаусника у отца. Гена был, конечно, редкой сволочью и моральным уродом, но не дураком. И глаза у него разгорались всё ярче, пока я пересказывал сведения, собранные три года назад.

– Бля, я даже не знал, что тогда это он был… Вот ведь сука, так грамотно отмазался, все стрелки на других перевел, земля им пухом. А Володя знал оказывается. Откуда, интересно? Да ладно, не суть. Лады, Костик, ты всё правильно просчитал, вместе пойдем. Но мне надо будет с этой крысой побеседовать перед смертью, это ведь он деньги сливал в свой карман, уверен на все сто, но узнать куда конкретно надо, понимаешь?

Что тут не понять – предлагал мне еще пыточных дел мастером немного поработать. Ну да, там посмотрим как пойдет.

– Документы мне отдай, – через полминуты две заветные бордовые книжицы были у меня в руках.

Пролистал оба паспорта: и в нашем, и в загране чистые незамаранные штампами страницы радовали своей подлинностью – отлично, то, что надо.

Вот теперь можно начинать финальный акт комедии. Задумался, а стоит ли идти в пентхауз?

Не мочкануть ли Гену прямо здесь? Но – нет: и свидетелей полно на выходе, да и близко он меня не подпустит, уж отцовскую ошибку не повторит, бесшумно голыми руками не выйдет.

Значит, придется действовать по обстановке: сперва того, потом этого, потом – прощай, Родина.

Прощай, Кирилл. Интересно, куда он пошел, выйдя из дома? Может, обратно к своим приятелям-наркошам? Может, он уже снова под дозой? Нет, не верил я, что всё зря было. Не хотел верить. Блядь, ну зачем я его отпустил? Свобода воли, мать её! Да какая ему свобода, надо было… Что? Опять держать насильно? Хватит, нельзя все вопросы решать силой, хотя так и проще, да. Почему я не рассказал ему всего? Почему не признался, что чувствовал? Боялся себя слабым показать, боялся, что откроюсь, а в ответ получу не взаимность, а хуй знает что – насмешку, презрение, брезгливость…

Ну вот добоялся, остался один. Одному не страшно, одному – привычно. Как же мне остопиздело быть одному, сука! Нет, даже не одному – без него.

Всё это я обдумывал, когда мы ехали в гениной машине в гости к пентхауснику. Когда уже все обговорили, все прикинули, подготовились по-полной, блядь! Чувствовал себя Коммандо, выбирая оружие, еще морду раскрасить – и вперед на штурм.

Гена взял с собой Коляна мне в пару: “Вы вроде уже сработались, не правда ли?” – спросил с усмешкой. Сработались еще как, если вспомнить каким пинком я его после покушения на Кира к Гене под ноги швырнул. Конечно, у Коляна остался такой неплохой зуб лично на меня и, что-то мне подсказывало, неспроста именно он сидел рядом со мной на месте водителя в черном гелике. Похоже, контракт хотели разорвать досрочно обе стороны, не я один. И вряд ли Гена планировал, что я успею воспользоваться чистыми документами. Совсем меня за лоха держал. Я собирался грохнуть его, он – меня, какая удивительная взаимность, всегда бы так!

***

На входе в квартиру выложили “официальное” оружие, после два маргарина быстро и формально обхлопали всех троих на предмет скрытого, перед Геной извинились за недоверие, передо мной и Коляном – хуй. Да ладно, я остался не в претензии, главное, что нож в пряжке ремня и маленький ПСМ они пропустили, зря – ой, зря – расслабились, не ожидая подлянки от гостей из ближнего окружения своего хозяина.

Пистолет самозарядный малогабаритный – легкий, плоский, без выступающих частей и толщиной всего со спичечный коробок – я разместил за высоким берцем армейского ботинка, идеальный вариант для быстрого применения с возможностью одномоментного взвода курка и отключения предохранителя, но уже начинающий натирать мне дулом ногу, сука. Судя по походке Коляна, он испытывал те же проблемы. Гена с удивленным неожиданным визитом, но не слишком напрягшимся “объектом” удалились в кабинет, обсуждать вещи, не предназначенные для ушей простых смертных, а мы прошли на кухню, охранники этого козла гостеприимно предложили попить чайку. Кухня располагалась в другом конце квартиры, а её окна выходили на общую парковку, куда мы и поставили тачку. Минуты через три за окном истошно заорала сигналка: пока всё по плану.

– Бля, это ж наша, – Колян хуево сыграл удивление, но зрители тоже попались неискушенные, так что прокатило. Он толканул одного из быков в плечо, – слышь, братан, на балкон проводи, гляну, чё за хуйня.

Одного он увел – на мне остались двое. Как всегда самая тяжелая часть работы досталась. Вытягивая пачку сигарет из кармана, локтем смахнул со стола сахарницу, она разлетелась на черных плитках пола белым фонтаном.

– Ща, помогу осколки собрать, – я нырнул под стол и задрал штанину, нащупывая рукоять.

Только вытащил ствол, как под столешницей нас стало двое – один из охранников удивленно округлил глаза, но это последнее, что он успел сделать в жизни. Негромкий щелчок: ПСМ в этом плане идеален даже без глушителя – в кабинете через несколько комнат с толстыми стенами ничего не услышат, и на белые сахарные узоры на черном фоне добавились красные брызги. Абстракция получилась, ёбтыть.

Другой выстрел по ногам, еще не сообразившего, что происходит, второго качка – глухой звук падения тела и передо мной его охуевший ебальник, всё настолько быстро, что он не успел даже крикнуть, как пуля вошла ему под задранный подбородок и застряла где-то в мозге. Хотя, какой там у него мозг – сплошная кость.

Грязная работа, уж пули и гильзы, которые будут найдены потом, не оставляли никаких шансов на искажение картины произошедшего, но мне было уже плевать, сейчас осталось одно – еще троих грохнуть и унести самому ноги.

Всё, казалось бы, просто, да вот только Колян, вернувшийся один с балкона, тоже считал, что наша взаимная деятельность на благо человечества подошла к концу.

– Потанцуем? – спросил он, переступив порог, и сразу открыл огонь.

От первого его выстрела меня спасла ножка стола, оцарапало только щеку мелкими щепками, а за мной где-то треснул кафель со звуком, чуть ли не громче выстрела. Но от второго я не успел полностью уйти, словно лошадь копытом в плечо долбанула – старею, старею, прав был Кирилл.

Как же захотелось его еще раз увидеть, пиздец просто. Вот какого хуя в самый ответственный момент, когда доли секунды решали кому жить, а кому умереть, я вспомнил его?! Да понятно почему, уж в такой ситуации себя не обманешь.

– Только я поведу, – сгруппировавшись, я резко оттолкнулся ногами и, опрокидывая стол в сторону танцора-любителя, перекатился на открытое пространство.

Уходя с линии огня, упал на раненную левую руку – хуйня, пуля прошла по касательной, почти так же, как при первой попытке моего убийства Киром, разве мяса больше вырвало, жить буду – сразу понял, но чуть не заорал от резкой обжигающей боли. Все-таки сумел прицелиться снизу вверх и попал Коляну в живот. Он рухнул как подкошенный. Пуля ПСМ, как пишут в характеристиках оружия, войдя в тело человека, начинает разворачиваться и выходное отверстие намного больше входного, получается большая рваная рана, которая приводит к мгновенному шоку пораженного.

Верность этих слов я смог пронаблюдать в действительности, шок был, не обманули. Похоже, моему “напарнику” перебило позвоночник, ну, судя по тому, как рефлекторно дергались его лежащие ноги.

Я успел подняться и даже завязал плечо кухонным полотенцем, а его ноги еще дрожали, выбивая последнюю чечетку на плитках пола. Натанцевался напоследок, сам просил.

Думал, что основные проблемы должны были быть от Коляна и слегка расслабился, когда перешагнув через его замершее тело, отправился к кабинету. Но нет, Гена не зря занял место отца, тот еще жучара оказался. Когда я, распахнув с ноги дверь, отправил его собеседника одним нажатием на спусковой крючок к праотцам, Гена сообразил моментально, что означает моё появление вместо Коляна, и опрокинулся назад вместе с креслом еще до моего второго выстрела – пуля ударила уже в перевернутое сиденье, и быстро перекатился за диван. Кожаный, конечно, кожаный, ебать всех понторезов!

– Костик, ты решил все мосты сжечь что ли? – у него еще хватило сила духа со мной разговаривать, пока я тихими шагами обходил невъебенный кабинетный траходром по максимальному радиусу, держа пистолет у бедра. – Может, договоримся? Зачем тебе новая жизнь без денег?

Деньги, он всё привык мерять деньгами, ну что – в чем-то прав, конечно, но не в нашем с ним случае.

– И сколько же ты готов заплатить мне за свою жизнь, Гена? Насколько ты себя оценишь?

– Обсудим?

– Давай поторгуемся, может, оба отсюда на ногах выйдем, – я говорил спокойным ровным голосом, изображая из себя такую же продажную тварь, как и он, а сам подходил всё ближе к тому месту, за которым он должен был сидеть. То, что огнестрела у него с собой не было, я знал, не дело крупных шишек мочиловом заниматься, за них есть кому дерьмо разгребать.

– Лям устроит? – ого, а он не мелочился.

– Устроит, Гена, устроит, – рывок и я перед ним, но, блядь, он тоже озаботился надеть не обычный ремень. Нахуя? Но ведь пригодился ему, хорошо хоть другого чего не взял, было бы очень неприятно сейчас на ствол напороться. Глупо, главное.

Одновременно с моим выстрелом в меня прилетело короткое, но, сука, чрезвычайно острое лезвие.

Повезло, что я успел выстрелить до того, как получил в живот абсолютно лишнюю сталь, и прицел не сбился – четко в левую сторону груди отправил пулю. И только убедившись, что генины глаза остекленели, я осел на пол и опустил взгляд вниз на начинающее расплываться по рубашке темное пятно на боку. Пиздец непруха сегодня! Хотя о чем я, мое везение оказалось намного большим, чем у шестерых в квартире.

Стянул рубашку и посмотрел на прощальный подарок ебучего пидораса. Хорошо, что лезвие короткое – им не убить, только отвлечь или порезать, но вкупе с раной на плече, что-то мне становилось всё хуевее, перед глазами поплыло, когда я вытащил нож из-под ребер и заткнул кровоточащую полосу снятой скомканной рубашкой.

Так, не расслабляться. Надо было еще выйти отсюда, да прибрать всё за собой – следы, если невозможно замести, можно уничтожить. А что с этим справится лучше огня? Сжечь все мосты…

Вот только немного еще посижу и всё сделаю, а голова кружилась все сильнее, хотелось упасть на мягкий ворс ковра, закрыть глаза и отдаться тем волнам, что уносили прочь. Нет, нельзя – у меня было еще одно дело, один, мать его, мост, который я не хотел сжигать.

Перед отъездом, когда оклемаюсь, я должен попробовать еще раз найти Кирилла и сказать ему… Сказать, что люблю. Да, недостаточно, быть может, не так, как надо, неправильно и неумело, но как могу! Он имел право знать. Знать, что в этом ебаном городе, в этом сраном мире есть человек, которому не похуй, что с ним происходит, что мы связаны с ним не только прошлым. С этой мыслью я поднялся и, сделав пару шагов на подкашивающихся от слабости ногах, прислонился к огромному окну. Уткнулся лбом в холодное стекло, собирая свои силы по остаткам, по крупицам, блядь, дав себе всего пару минут на то, чтобы снова начать бороться – на этот раз со своим организмом, который норовил выйти из-под контроля. И я смог, я всё сделал что надо – и рану завязал, и шмотки нашел, и высыпав все бумаги из ящиков стола на ковер, разжег огонь, положив сверху пару стульев и облив всё туалетной водой, отчего в воздухе сразу дышать нечем стало.

А напоследок вновь застыл перед панорамой, открывающейся из пентхауза. Красивый пейзаж наблюдал этот чмошник день за днем своей никчемной жизни, завораживающий, блядь! Подо мной лежал целый город. Освещенный заходящим солнцем, словно облитый свежей кровью. Или это у меня в глазах краснело от кровопотери? Рану-то я перетянул, но недостаточно, чувствовал уже, как пропитывается повязка под новой рубашкой из чужого шкафа горячим и мокрым, но не мог отвести глаз от загорающихся багровым отсветом крыш. Город, в котором до меня наверняка не было никому дела, что бы я там не придумывал. Целый город Одиночества. Спалить бы его дотла, как эту квартиру. Или самому остаться здесь? Позволить себе упасть, задохнуться в дыму и сгореть потом вместе с этими недочеловеками.

Не жить, не вспоминать, не бороться. Так просто.

Но, что я там говорил? Надежда умирает последней? Я уже дышать не буду, а буду надеяться, что задышу…

Нет, я не сдамся, хуй им всем, а не признаю себя побежденным. У меня еще была надежда. Был Кирилл.

С трудом отлепившись от стекла, на котором остался размытый грязно-бурый след от окровавленной ладони, прошел мимо маленького локального костерка, подбирающегося уже к письменному столу и дивану, скоро и до мертвых тел дело дойдет. Горите в аду, суки.

Я буду жить. Назло всем. Самому себе назло.

А, может, кому на радость? Вряд ли. Но запретить себе надеяться я не мог. Как и любить перестать.

========== Часть 23 ==========

Я чего-то не понимаю

Скорее всего, не понимаю всего

Но то, что мы до сих пор не убили друг друга

Похоже на доброе волшебство

Вчера мы припасли друг для друга гранаты

И завтра могли уже просто не встать

Но сегодня такой светлый день

Давай все начнем с пустого листа… (с)

***

Я был растерян больше, чем в какой-либо другой момент в жизни. Сейчас я даже не представлял, что делать дальше.

Нет, ну а что? Жить, как раньше, до того, как встретил Костю. Проститься навсегда с воспоминаниями. Устроиться в офис или в салон мобильной связи, которых сейчас навалом, ведь работал уже. Почти два года пахал на дядю, перед тем, как сесть на иглу. Всё на автомате было – работа, дом – конура, купленная на оставшиеся от прошлой жизни деньги. И бухло было. И друзья – алкашня и наркоманы, среди которых я – постепенно скатывающийся до их уровня и после – дающий всем без разбору за дозу.

Героин, как падение в пропасть, потом – резкий скачок вверх – на Костином члене практически, хех…

Теперь от прежней жизни не осталось даже той халупы. По собственной воле я стал бомжом, шлюхой, наркоманом со слабо тлеющей надеждой на что-то.

Может, стоило вчера обдолбаться? Зря отказался, наверное…

Солнце клонилось к закату, а я всё слонялся по дому, пытаясь отыскать хоть какие-то намёки на то, что Костя мог появиться здесь. Но нет – ничего не было, только пара шмоток, которые явно были ему не так уж и нужны. И зубная щётка в стаканчике в ванной, зеленая с белой полоской. И моя рядом – он купил её, чтобы я не забывал чистить свою поганую пасть. Сколько гадостей я сказал ему, боже! И ведь возможности извиниться не было – хоть ори, хоть об стену бейся головой – Костя с небес ко мне не явится.

Вышел на улицу, сел на ступени перед домом и уставился на пустую дорогу, петляющую, уходящую вглубь леса.

Как бы изменить всё, что случилось? Никак. Но, если бы мог, я бы сказал ему всё – все свои мысли рассказал, все свои страхи вылил бы на него. Сказал бы, что не хочу больше быть здесь, быть где-то ещё один, без него.

Свойственные мне ирония и пафос – всё растворялось, медленно, но верно, всё это уходило с солнечным светом куда-то за деревья, за горизонт вместе с потускневшим солнцем. Я понимал, что вряд ли теперь смогу смеяться даже над обычной шуткой и вообще вряд ли в жизни искренне улыбнусь. А впрочем, может, это к лучшему? Что я мог дать Косте? Ещё одну порцию нытья или соплей? Ага…

Услышав тихий звук двигателя, я чуть не сорвался с места – сразу стало ясно, что машина едет в сторону дома, потому что ближайшие соседи находились не менее, чем в полукилометре отсюда. Через несколько секунд показалась и сама тачка, чёрная, тонированная; из-под колёс во все стороны летел гравий. Затаив дыхание, я поднялся и прошёл к дороге. Если это хозяин дома, скажу, что заблудился и насрать, если моё оправдание не устроит его.

Водитель затормозил резко, словно из сил выбился, и вокруг дома повисла тишина. Только пыль над дорогой стояла, да птички чирикали. Я приблизился к машине, желая узнать, кто в ней. Я надеялся, верил, чувствовал, что там Он, но…

Не успел ничего сделать – дверь распахнулась резко и через мгновение из салона на землю вывалился Костя, а я заулыбался, как дурак.

– Ты как тут… – хотел задать вопрос, дурацкий, дебильный совершенно, ненужный, блин, но заткнулся, увидев кровь на рубашке. Огромное пятно, расплывающееся, а потом – второе. – Блядь, Кость… – он хотел что-то сказать, но лишь улыбнулся мне. Черт! Как он доехал вообще? Пошарил по карманам и достал его мобильный. – Сейчас позвоню… сейчас…