Текст книги "Город одиночества (СИ)"

Автор книги: Agamic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Но тот отрицательно покачал головой:

– Нет. Тебе вообще пора завязывать, Кир. Ладно, – он поднялся и прошел к двери, – не убейте его только. И вот ещё.

Он бросил на постель упаковку гондонов и вышел.

Сука. Кинул меня. Так мне и нужно.

Хули я хотел? Возвышенные чувства проебал, показав, каким человек может быть уёбищем, оставалось терпеть. Подраться не смог бы при желании – меня начинало ломать. И каково это – ебаться в таком состоянии – мне предстояло прочувствовать.

Оригинальными они не были: оставили на полу лежать и, раздевшись, по очереди трахали, прижимая меня к вонючему ковру. Держали зачем-то руки, хоть я и не сопротивлялся, отшлепали так, что жопа горела. Но я не издал ни звука, иначе бы сам себя перестал уважать…

Уважать? Ха, Кир, ты дебил? Какое к черту уважение?!

Развернув голову, упёрся взглядом в металлическую зеркальную ножку кровати и там лицезрел происходящее. Здорового, сильного парня видел, вдалбливающегося в меня, другого – пытающегося вставить мне в рот, но забившего на это. Вероятно, он подумал, что я хуй ему отгрызу, раз не стал.

Себя я тоже видел: маленького, неестественно худого, с впалыми щеками и башкой размером с Америку – картинка искажалась, и всё выглядело карикатурно, совершенно уебански.

– Я слышал, ты в лагере был, – сказал один, уступив место на мне своему приятелю, – там всяко ебался постоянно. Не отвечай, по глазам вижу…

Что ты видишь, тварь?!

Я мысленно убил его – разрезал на куски перочинным ножом. Сука… Как же всё это было мерзко. В особенности то, что вспомнился не кто-нибудь, а Костя.

Бес…

Я знал, что он сидит – по телику видел в каком-то кабаке. Звука не было, но лицо Кости за решёткой в зале суда я узнал – точно был он. Лучшего места для него было не найти – тюрьма строгого режима. Жаль только, что смертной казни у нас в стране не было. Я бы плясал, узнав, что его убили. Как бы я радовался!

Этот козёл просто бросил меня умирать на дороге. Без денег, без всего. Без ёбаной надежды на сраное будущее. За это вполне можно было ненавидеть. Можно было, но…

– Смазка кончилась, – сказал тот, кто восседал на мне, – пошли купим и вернёмся.

***

Мне было совершенно плевать, что эти ребята могли продолжить вечеринку. Было насрать на то, что я, залитый спермой с ног до головы, продолжал валяться на полу. Мне было плохо, ужасно, беспредельно плохо. Если физическую боль я ещё мог терпеть, то воспоминания и настоящее подкашивали окончательно. Я орал и выл в голос, пытаясь забыть обо всём, но становилось хуже. Рома сидел на кровати и преспокойненько наблюдал за мной. Он был под кайфом и, я был уверен, не собирался делиться со мной.

– Какой же ты жалкий, – прошептал он, – ничему жизнь тебя не учит, Кирь. Кирюша… Альфа-самец. Осталось тебе только обоссаться, чтобы картина была закончена.

Как он был прав, и я его за это ненавидел. Я был жалким, ничтожным существом. Букашкой без крыльев. Я был один. Блядь, я всегда был один, с самого рождения. Сперва отец бросил, после – Тёмка. А затем и эта гнида Бес. Я был нахуй никому не нужен, и теперь с упоением жалел себя и проклинал всё на свете, желая сдохнуть побыстрее. Ну, или кольнуться хотя бы ещё разочек. В самый последний раз.

– Пожалуйста, Ром…

Он поднялся, подошёл к столу и с невероятной скоростью приготовил дозу. Но перед тем, как вколоть мне, сказал:

– Завтра пойдёшь со мной к чуваку, который барыжит. Познакомлю тебя. Будешь сам себя содержать, ибо мне ты слишком дорого обходишься, – я кивнул, поняв, что никаких собственно чувств ко мне у Ромы никогда не было. Да и пофигу. – Давай руку…

========== Часть 4 ==========

“Среди асфальтовых морей, люминесценции огней

Я видел смерть, мечтал о ней

И я плыву куда-то вдаль,

Меня ведет ее печаль,

Мне ничего уже не жаль!” (с)

***

Два дня я полностью наслаждался новой жизнью в гостиничном люксе, ел, пил, мягко спал и трахался с проституткой, чтобы в очередной раз убедиться, что бабы – это не моё. Нет того морального кайфа, женщины априори созданы для мужчин, а значит, нет той остроты ощущений от их подчинения.

Возможность прогибать под себя парней давало не только физическое удовольствие, но и, блядь, духовное. В городе Надежды, в этом ебаном лагере, я сразу видел, кто из них на что способен, кто сломается быстро и неинтересно, а у кого внутри есть стержень, с кем можно поиграть.

Только все игры заканчивались одинаково. Скука росла наперегонки с жестокостью, я становился зверем, а живые игрушки ломались всё быстрее. В последнее время мало стало послушных мальчиков ебать, бессмысленно, можно было трахнуть сотню, а все их лица сливались в одно. Когда-то мне казалось, что это лицо внешне хрупкого и слабого пухлогубого блондина, который не сломался до конца в первую нашу встречу, но, как понял потом, не сломался лишь потому, что ему помогли. Потому что было кому стать его опорой.

А мне хотелось равного себе, чтобы сам признал меня ведущим, чтобы только со мной таким был. Сильного. Как я. Когда каждый секс как схватка, в которой еще неизвестно кому достанется верхняя роль. И не в физической силе дело, а, как бы это пафосно ни звучало, в силе духа. Наверное, я мог быть только с тем, кого мог уважать.

Где сейчас находился Кирилл, интересно? Чем занимался, как жил и помнил ли обо мне? Хотя я на его месте, вероятно, постарался бы выкинуть прошлое из головы. Что может быть в душе после всего, что случилось? Только дерьмо и ненависть.

Ну ещё бы, проснуться с дикого похмела хуй знает в какой канаве под прошлогодними высохшими ветками, да-а, представляю, как он тогда меня материл. Но добровольно он бы не ушел и, скорее всего, тогда Кир остался бы лежать через пятьдесят километров от места своего пробуждения, где мы с Марком попали в на редкость грамотно устроенную вилку. Вот могут же, когда захотят, устраивать план-перехват эффективно.

Ребятам из маски-шоу был дан четкий приказ – брать одного, и место в кабине вертушки, которую прислал за мной Гена – я еще тогда оценил оказанную честь, было тоже одно.

Когда мы с ним потом беседовали в камере предварительного заключения, я понял, почему мне оставили жизнь – сберегли, как банку консервов, на черный день. Тогда ему была невыгодна грызня: когда кто-то выпадает – ряды обычно смыкаются теснее. Но и забить на меня болт он не мог, ясен хуй. Всё таки наказание за убийство никто не отменял, но какое и за чьё… Вот тут можно было передернуть, поэтому он предложил – именно предложил, компромисс.

– Пойдешь по левой статье, будешь на красной зоне, там всё у меня схвачено, посидишь как у Христа за пазухой, даром, что Бес, – Гена заухмылялся своему каламбуру.

А я вспоминал смертельный оскал Марка, глядя в его мерзкую харю, но, блядь, своя шкура всегда дороже, да и если бы ему надо было выбить из меня всё, что знал – выбили бы, в этом я не сомневался. Молчат под следствием только те, кому непрофессионал попадется, ну или халтурщик, в бывшей команде отца таких не держали.

– Мне с тобой проще договориться, ты и сам по себе ценный кадр, а в нашем деле, хоть и нет незаменимых людей, но кадры решают всё. – Снова заржал, сука, он просто в эйфории был от того фарта, что нежданно свалился на него в лице смерти Биг Босса или Биг Беса, если точнее. – Не будешь буровить, дадут по нижнему пределу срок, потом… А потом сочтемся, свои ведь люди.

Тогда я мысленно пообещал, что как-нибудь обязательно сочтемся. Именно потому, что, блядь, нихуя он не был мне своим человеком.

Да что толку вспоминать, пришла пора заняться тем, ради чего меня сдернули с зоны. И для начала я отправился в центр. Шатался по площади рядом с метро и выискивал того, кто мне подойдет для прикрытия. На то, что Гена оставит меня без контроля, я не надеялся и потому не сильно удивился, заметив среди толпы двух вроде бы ничем не примечательных мужчин, которые старательно держались от меня на достаточном расстоянии, но не теряли из виду.

Конечно, выходить на волю прекрасно в любое время года, но летом – просто охуенно, трава, деревья, люди в летней одежде, все играло такими яркими красками, что, казалось, я находился под кислотой или грибами.

Я рассматривал людей, всё подмечая и прикидывая, кого выбрать. И самое смешное, что почти все имели не слишком довольный вид, они озабоченно куда-то спешили, не обращая внимание на природу вокруг, не замечая солнца над головой, смотрели под ноги на заплеванный асфальт, парились из-за своих мелких проблем, ругались и выясняли отношения, обманывали сами себя и других.

Неужели человеку всегда мало того мира, что у него есть? Сколько хуйни напридумывало общество, сколько искусственных проблем создало, чтобы ебать мозги себе и окружающим в поисках надуманного счастья, нереальной любви и прочей книжной хуеты вроде морали и понятия долга? Хотелось крикнуть: “Что вам еще надо, суки, для счастья?”, это же такой кайф просто понимать, что отныне никаких проверок три раза в день в любую погоду на улице, никаких перекличек, никаких мелких и не очень стычек ради тупого выживания на уровне животных.

Решать за самого себя, что еще надо-то?

Живите, твари, и радуйтесь! Бля, надо было отсидеть, чтобы это понять.

И неужели это понимание простоты жизни у меня тоже пройдет, как проходило у всех? Так же, как пройдет умение распознавать кто есть кто в толпе, и через полгода-год я не смогу так четко видеть в людской массе переодетых ментов, бывших зеков, карманников, наркоманов и барыг – они выглядели почти как обычные люди, почти как нормальное законопослушное большинство, но для меня на них словно таблички висели.

Вон, например, стоило только взглянуть на того парня, что ссутулившись входил в метро, как сразу было понятно, что он – наркоман, плотно сидящий на игле, явно в поисках дозы, он сейчас на всё готов, что ни предложи. А ведь я смотрел на него со спины, даже в лицо не глядел, видел только худую задницу, обтянутую джинсами, и костлявые плечи под дурацкой, неуместной в такую жару, толстовкой. Его выдавала даже походка: разболтанная, словно руки-ноги на шарнирах, но в то же время напряженно дерганная.

Походка… что-то царапнуло краем, какое-то неуловимое чувство дежавю или когда ты забыл простое слово, которое вертелось на языке, но никак не мог вспомнить. Да хуй с ним, с наркоманом этим, сегодня я не собирался заморачиваться и приглядываться ко всяким уродам – были первоочередные задачи.

– Верните мне деньги, пожалуйста! Ну, пожалуйста, это же нечестно!

Так, вот это могло мне пригодиться. Около столика наперсточника с традиционными тремя стаканчиками, чуть не плакал молоденький парнишка лет семнадцати. Ну, всё понятно, приехал из своей деревни в большой город и попался на старую, как мир, разводку.

– Проиграл? Сам проиграл? Вали отсюда! Дай другим сыграть, – пара тупых качков уже начали оттеснять парнишку, чтобы не мешал своим нытьем дурить следующего лоха.

– А дайте-ка мне сыграть, – я улыбался, когда подошел к ним, но, видимо, не слишком получилось дружелюбно, потому что бугаи напряглись, пацан замер, а катальщик не спешил начать крутить свои стаканчики.

– Ты кто? – Они тоже сразу просекли во мне “близкого по крови”; но это, ребята, вы ошиблись, разная кровь в нас текла, разная.

– Бес, – не самое лучшее погоняло для мест не столь отдаленных, чего уж там, но за эти годы я смог сделать так, чтобы оно зазвучало с новым смыслом.

– И что тебе? – В голосе напряг и ожидание подвоха, значит, слышали про меня – пустячок, а приятно.

– Что ж вы племяшку моего обидели, а? Кругом лохов мало, что ли?

Умственный процесс, проявившийся на не обезображенных интеллектом лицах, веселил почти так же, как загоревшаяся надежда в голубых глазах мальчишки, а он ничего, симпатичный, мой стандартный типаж – из тех, что прогнется быстро, стоит надавить.

– Он сам подошел, – наконец выродил один из троих.

– Ага, сам. Сам и уйдет, когда вы ему деньги вернете.

– Да какого хуя-то?

– Потому что я так сказал, – глядя самому разговорчивому в лицо, я улыбнулся еще шире.

Они слышали про меня, но слишком мало, чтобы просечь мой статус, которого вообще-то и не было, поэтому, решая, стоит ли буровить или проще откатить назад, они выбрали второе. Вот и молодцы, начинать свободную жизнь с мордобоя на площади не хотелось.

Выдали пацану его бабки, и тут же стали окучивать других ротозеев. Хуйня вопрос оказался решить маленькую проблемку, да денег-то там было кот наплакал, было бы о чем горевать, но зато на смазливом личике загорелись признательность и восхищение.

– Спасибо! Спасибо вам большое!

– Поступать приехал? – Спасибо ты мне попозже скажешь, когда выебу.

– Да, а как вы узнали?

Пожал плечами, что тут отвечать? У тебя на морде написано всё, колхозник малолетний – и про планы, и про ориентацию; пяток лет назад тебя бы под ручки мне привезли. Хотя результат-то в любом случае одинаковый, попался парнишка, теперь никуда не денется, спрыгнуть я ему не дам, мне нужен как раз такой, которого и выебать приятно, и подставить не жалко.

– Есть где жить? – спрашивая, вложил во взгляд максимум заботы и доброжелательности. Давай, ответь правильно на основной вопрос, от которого зависит твоя судьба, парень, не обмани моих ожиданий.

– Место в общаге… Обещали… Если поступлю. А пока снять хотел, я только сегодня приехал.

Ну вот и всё, бинго, попал с первого выстрела.

– А я как раз квартиру сдаю, квартира маленькая и без ремонта, поэтому недорого, – назвал цену в два раза ниже средних расценок по городу.

Захудалая однушка в привокзальном квартале – единственная недвижка, что осталась неподеленной от наследства отца между братом и сестрой, я еще перед похоронами отказался от всех прав, так же, как и от моих ближайших родственников – ни я их, ни они меня видеть не желали. А про квартирку, как и про номер счета, просто никто не знал, кроме меня, конечно. По-моему, я поступил вполне честно и даже, блядь, благородно – и от отца их избавил, и бабками обеспечил, но, вот странность, они этого не оценили.

– Ну, что скажешь? Нужна квартира? – Мог бы и не спрашивать, и так всё понятно было.

– Нужна, – пацан заулыбался открыто и радостно, решил, повезло ему. Это он ошибался, конечно.

– Вещи в камере хранения? – кивок. – Потом заберем, я тебе квартиру сначала покажу, она недалеко.

Ну что, граждане соглядатаи, всё видели? Гене правильно всё передадите? Случайная встреча для случайного траха, а кто кого к кому ведет, так это осталось за титрами, может, мы к нему идем, мало ли чья квартирка, она чистая, не паленая, а мне в ней всего лишь надо оказаться без ненужных свидетелей и подозрений с какого хуя меня понесло в такой клоповник. Ебли захотелось, вот и понесло, вовсе не за картой памяти. А пацан – не свидетель, пацан – терпила по жизни, хоть и симпатичная мордашка, блондин, хули, всегда к блондинам неровно дышал.

Стоило за порогом убогой хрущевки прижать паренька к стенке и властно поцеловать, как немного побарахтавшись для приличия, мальчик стал отвечать, неумело, но жадно. Не ошибся я в нем.

– Зовут как? – Спросил я, уже подталкивая его к кровати в единственной комнате.

– Тёма, – увидел мой взгляд и еще пояснил для надежности, долбоёб, словно я мог не расслышать, – Артем. А вас?

Ёб твою мать! Имен других, что ли, не осталось?

– Костя меня зовут. Всё? Познакомились? Заткнись и раздевайся.

До камеры хранения мы так и не дошли в тот день.

========== Часть 5 ==========

“Не знал и не узнаю никогда,

зачем ему нужна твоя душа –

она гореть не сможет и в аду…” (с)

***

Аммм…

– Ты не знаешь, почему я здесь? – Донёсся голос из глубин моего подсознания, но, открыв глаза, я увидел Тёмку. Он лежал рядом, на полу, и гладил меня по щеке. Улыбался, и глаза его светились. – Ты красивый. Как тебя зовут?

Не смог ответить, только улыбнулся, чувствуя на себе его тёплое дыхание. Какой же он классный, милый, самый лучший. Мой Тёмка…

– Я под кайфом, – вдруг сообщил он, и мне стало страшно. Когда он сел на иглу? А он сел: его руки – исколотая кожа на внутренней стороне локтя. Вен не видно было даже. – Я люблю тебя…

– Я тоже люблю тебя, Тём, – выдохнул, – но героин – это плохо. Ты понимаешь?

Я говорил неправду, чувствовал же, что было хорошо. Мне и Тёмке тоже. Мы с ним вместе тут, в какой-то мрачной комнате, занавешанной тёмно-красными шторами. Лежали почти в обнимку и гладили друг друга.

– Я не хочу, чтобы ты делал это снова, – говорил о героине и о том, что тёмкино бедро – я видел его, потому что на нём были трусы, всё исколото, – не слезешь.

– Зачем мне это? У меня есть ты…

Он посмотрел на меня, провёл пальцами по носу, по глазам, вынудив на секунду прикрыть их, а потом, зажмурившись, свернулся калачиком и застонал:

– Отпускает, Кирь! Нет-нет-нет… ведь только что всё было нормально…

Это не Артём. Я вдруг понял всё – это была искусственно созданная радость, и она отпускала меня, таяла в прокуренном сжатом воздухе комнаты. Я был готов придушить эту сволочь, что притворялась Тёмкой, но сразу осознал – никто никем не притворялся. Просто действие героина заканчивалось.

Хорошо – плохо. Из крайности в крайность. Что за гадкое существование?! Сколько раз я надеялся, что когда-нибудь всё изменится? Сотни раз! Сотни тысяч грёбанных раз. Но вселенной плевать на меня, нытика и неудачника. Где тот Кирилл, который был готов бороться со сложностями, идти до последнего? В жопе. В самом глубоком в мире анусе, беспросветном и ниибически гадком.

Рома открыл глаза, борясь со слабостью и – ха! – негативным настроем, и серьёзно сказал:

– Надо собираться, – приподнялся и ткнул в меня пальцем, – прими душ, спермой воняет жутко.

– Героин!

– Иди ты на хуй, – хмыкнул он, – понюхать дать могу или покурить, героина не получишь. Теперь, для того, чтобы вставить себе иглу в вену, придётся на эту иглу заработать, усёк?

– Тогда понюхать, – меня мало трогало то, что он психовал, я хотел получить своё. Или хотя бы что-нибудь, поэтому и выпросил спидов. Я знал, что отходняк будет в сотни раз хуже, с учётом того, что он прибавится к ломке; но на пять-шесть часов спиды помогут мне расслабиться. Или наоборот – сосредоточиться и стать похожим на человека.

Рома сделал четыре тонких дорожки, свернул купюру и протянул её мне:

– Давай резче и в душ, а я пока тут приберу всё.

Я едва смог подняться – болела жопа, мышцы ныли, будто меня пиздили. Но меня всего лишь трахнули и, как я узнал из разговора с Ромой, длилось это действие около трёх часов.

В душе, уже объюзанный, я пришёл в себя; даже некоторая уверенность в своих действиях появилась, поэтому на Ромке я оторвался так, что у него глаза на лоб полезли: высказал всё, что думал о нём, не забыв уточнить, что в постели он – полное говно. Затем, взяв толстовку, натянул кеды и, как считал, навсегда покинул это уёбищное жилище.

Рома, высунувшись из окна, прокричал что-то мне вслед, запустил в меня кружкой или стаканом, от которого я ловко увернулся. Мы, вероятно, походили на истеричную парочку, ругающуюся по поводу того, кто пойдёт выносить мусор. Мне было приятно видеть взбесившегося Рому, где-то я даже надеялся, что он пожалеет о моём уходе, что побежит за мной и, упав на колени, попросит вернуться. Я помнил его слова о любви и гасил в себе понимание о том, что они были выдуманы химией.

Но ничего не произошло. Я удалялся от Роминого дома всё дальше и, когда начало смеркаться, уже жалел, что ушёл. Без Ромы не будет героина, значит, ничего не будет. Но…

Героин продавался везде и всюду – в каждом задрипанном клубе, в барах, даже в парках сновали туда-сюда мелкие барыжки. Оставалось только найти немного денег – заработать их или… украсть.

***

Уже поздним вечером я сидел в парке, разглядывал прохожих, высматривая жертву. Ограбить мужчину или даже мелкого пацана я не смог бы ни при каком раскладе: одного лёгкого удара хватило бы, чтобы повалить меня на землю. А быть отпизженным мало хотелось. Я и так чувствовал себя паршиво – сердце колотилось, как сумасшедшее, кости ломило, и я желал лишь две вещи: сперва взвыть отчаянно, на луну, блядь, как голодный волк, и уколоться. Хотя бы немного, чуть-чуть совсем, чтобы минимальный приход выправил меня, поставил мозги на место.

Сука, как же плотно я сидел, никогда бы в жизни не подумал, что стану нариком.

Никогда бы не подумал, что сам решу попробовать, а потом позволю ебать себя за дозу.

Мысль о том, чтобы бросить наркоту, чтобы уехать в теплые края и сидеть под пальмой в обнимку с павлином, развеивалась, только зародившись в мозгу; и с каждой новой дозой моя голова работала хуже. Но это к счастью! Я заебался думать, заебался выживать, пытаться что-то исправлять. Не было смысла в этом существовании, и по своей воле я становился чмошником, которых раньше гнал от себя подальше.

Ёбаный неудачник!

– Закурить не будет? – спросила девушка, остановившись напротив лавки.

– Нет, – проводил её хмурым взглядом, что, по мне не видно, что я бомж без права на спасение?

Девушка шла в сторону выхода из парка, и я, набравшись смелости, поднялся и направился за ней следом.

– Девушка… – прошептал почти, но она меня услышала. Обернулась и, застыв у большой круглой клумбы, почти у самого выхода, улыбнулась. Это я её ограбить решил? Ничтожество. Ублюдок. – А сколько времени, не подскажете? – тупой вопрос, конечно.

– Почти десять, – ответила она. – Хочешь прогуляться?

– Ммм… нет. Нет, спасибо, – сделал несколько шагов назад и, развернувшись, пошёл обратно.

Лучше не портить человека своим присутствием, а жалость с её стороны была бы убийственной. Пусть лучше я один буду изнывать от желания кольнуться, чем говорить об этом с кем-то.

Застыл посреди парка, почти решил вернуться к Роме. Доламывал остатки своей совести, свою гордость громил и боролся с накатывающими приступами тошноты. На другом конце парка показалась компания: парни, девчонки, пьяные, весёлые. Они медленно двигались в мою сторону и, поравнявшись, зачем-то обратили на меня своё внимание.

– Эй, мудила, есть бабло? – вопрос заставил меня усмехнуться. Мог бы, расхохотался б от души, но лишь головой отрицательно помотал. – Да чё пиздишь? Давай сюда всё, что есть!

Приблизившись, парень толкнул меня, что я едва устоял на ногах. Сзади пришёлся ещё один толчок – в спину. Затем сбоку – удар в челюсть, тогда я повалился на землю и, дотронувшись до разбитой губы, сплюнул кровавые слюни. Вот моя ночная доза – только пиздюлей…

========== Часть 6 ==========

“Имя и отчество, ночь одиночества,

Просто мне хочется, хочется

Хоть с кем-нибудь быть,

Навсегда забыть.” (с)

***

– Костя, Кость! – пацан потерся башкой о мое колено, требуя внимания, – почему ты меня по имени не зовешь?

– Я его забыл, – ответил, не отрывая глаз от экрана, внимательно вчитываясь в мелкие строчки досье и выбирая следующую цель.

Губы надул малолетка:

– А фамилию, значит, помнишь? – она слишком говорящая, чтобы забыть, смешная фамилия, но ему подходила: Рыжик. – Имя тоже не сложное! Меня зову…

Пришлось прервать чтение и чуть-чуть приподняться, чтобы пальцами зажать щеки, превратив рот в выпяченную трубочку и оборвав фразу. Всего неделю он жил в этой развалюхе, всего неделю я его трахал, а парнишка решил, что может что-то вякать.

– Рот закрой или лучше делом его займи, пиздеть команды не было, – обиделся Рыжик, но стоило посмотреть пристальней, как он послушно подтянулся выше и приоткрыл губы, – возьми его, давай, тебе же нравится хуй во рту.

Замотал башкой белобрысой, пытался все целку из себя строить, блядь; обрить его, что ли, наголо, что-то меня стали раздражать эти соломенные пряди, хотя за них удобно держать, вот так, например, чтобы наклонить его пониже:

– Соси. Смотри на меня и соси.

Глядя в его глаза, огромные, безнадежно умоляющие дать немного ласки и человеческого тепла, я думал не о нем, и даже не о его тёзке, а о том, кто из списка отца станет вторым.

Первого я уже грохнул. Снайперскую винтовку мне подогнали, а атмосфера в городе была расслабленная, никто не ждал разборок. Получилось всё просто, быстро и незамысловато, у покойного были терки с чеченами, на них все и списали, стоило только дать нужный намек Гене и переслать ему пару документов; тот инфу проверил и слил оставшимся, успокаивая их и усыпляя бдительность. Но с другими “клиентами” так легко уже не прокатит, а еще один огнестрел покажется подозрительным. А всего было семь файлов с досье на той карте памяти, что я вытащил в первый свой приход в эту квартиру из маленького тайничка снаружи оконной рамы. Конспиратор хуев мой папаша перестраховывался даже в мелочах. Один минус, еще один – сам Гена, его имя было в той же папке с говорящим названием “kill”, тоже минус, пока, по крайней мере, осталось пятеро.

Мысли мыслями, а секс сексом. Не позволяя отстраниться, я насаживал рот парня на член до упора, так, чтобы до гланд, до слез и рвотных спазмов, будет знать, как выебываться, глубже заглатывай! Вот так! Отпустил его только, когда Рыжик уже был на пределе, чтоб не сблевать:

– Сосать так и не умеешь. Забирайся, посмотрим, научился ли ты вообще чему-то.

– Костя, а смазка… – какая смазка, весь ствол уже слюнями обмазал, ему хватит. Уловил, что придется обойтись, как есть, и начал пристраиваться, но медленно, сука, медленно и неловко. – Почему ты так со мной?

Заебал. Неужели не понял еще? Потому что ни на что другое не годился, потому что не значил для меня нихуя. Уже не дожидаясь, пока он опустится сам, резко дернул вниз на себя, преодолевая сопротивление тугих мышц, вдалбливаясь с такой силой, что себе больно сделал, а его заставил кричать.

А может, это я ни на что другое не годился? Да похуй, никаких больше привязанностей, никакого ебаного слюнтяйства, выебал и выбросил, как использованный гондон – всё. Просто ебля. Вверх-вниз, вверх-вниз, охуенно.

Орал, паршивец, словно его резали, а член у него стоял как дневальный на тумбочке перед начальством по стойке смирно. Перло его это, перло, ручонки уже потянул, чтоб самому кончить.

– Куда? – удар по руке и ладони спрятались за затылком, демонстрируя красивое ровное тело, мышц маловато, но зато кожа гладкая и чистая, даже родинок почти не наблюдалось, никаких шрамов, никаких отметин – чистый лист, еще не исписанный, не измаранный сучьей жизнью. Ненадолго.

– Костя, пожалуйста-а.

Не торопясь разрешать, продолжил насаживать, ритм еще ускорил, у самого из головы, наконец, все мысли вылетели, оставили лишь одну – сейчас, сейчас…

– Давай, кончай.

– А-а-ах, – он успел на секунду раньше меня, ловя сперму в ладонь, чтобы не забрызгать мне живот, выучил уже, что получит по ебальнику, если испачкает.

Но это уже на периферии сознания, голова взорвалась темным и я сам заорал от оргазма, в последний момент успев заменить блядское имя на невнятный вопль.

Вот нет, чтобы ему по-тихому съебать куда-нибудь, в душ хотя бы, на кухню за водой, да куда-нибудь, не-ет, этот тупорез продолжил меня доставать, задавая в сотый раз за неделю одни и те же дебильные вопросы, которые я оставлял без ответа:

– Кость, какая у тебя татуировка интересная, а почему змея? Что это значит? Костя-а, тебе хорошо со мной?

Охуенное опустошение до шума крови в ушах и расслабленность резко сменились на раздражение от подростковой глупости, неумелости и полного отсутствия хоть какого-то, мать его, характера.

– Заткнешься, будет лучше, – и, опережая возможные бессмысленные слова, добавил, – что-то не устраивает, съебывай, дверь на лестницу, знаешь где.

Вроде дошло, повздыхал демонстративно, давя на жалость, поднялся и ушел, зашумела вода в душе, мог поспорить на сколько угодно, что он там сейчас рыдал по-тихому; все они одинаковые, все по натуре подстилки, годные только на то, чтобы ими пользовались.

Так кого же всё-таки выбрать? Я вернулся к задаче, пять фамилий, пять уродов, с какого не начни – не ошибешься. Гену бы я замочил с удовольствием, но уж он-то стопудов без охраны срать не ходил, да и чистые документы от него получить хотелось. Когда получу, тогда и поглядим.

Рыжик вышел из душа с покрасневшими глазами, но внешне спокойный; никак не показав, что понял его слабость, я уткнулся обратно в экран: “Неоднократно задерживался за управление автомобилем в нетрезвом виде” – неплохая зацепка, понятно, что случаи задержания ни разу не оформлялись, но его окружение об этом знало, это главное. Так, что там дальше: шлюхи, клуб, ага, охрану в клубе отпускает… Интересно очень.

Впереди выходные, могло повезти, да просто должно было повезти, судя по сложившимся привычкам будущего покойника, которые вряд ли изменились за три года со сбора информации – такие не меняются. Пожалуй, я определился. И сразу настроение улучшилось.

План сложился: найти наркоту, шлюху, которая подсыплет её в бухло “номеру два”, и просто подождать, пока обдолбанный хуй сядет за руль. Дальше дело техники, все экспертизы покажут дикий коктейль в крови и отсутствие состава преступления. Не справился с управлением – бывает. А пить надо меньше и наркотой не баловаться, Минздрав разве не предупреждал?

– За сигаретами мне сходи, – бросил одевающемуся Рыжику, он только кивнул, закончил одеваться и вышел из квартиры, не звонить же при нем? – Гена? – это уже произнес в телефон, трубку взял со второго гудка, не терпелось ему всех слить, нетерпеливый, блядь. – Мне нужно…

Пока попиздел, уже и пацан вернулся, быстрый. Протянул мне пачку, заглядывая в лицо:

– Кость, а на выходных мы с тобой куда-нибудь сходим вместе?

Ну всё, сам напросился, через минуту он уже лежал на полу, после аккуратного удара в живот, а я вытащил ремень из джинсов:

– В больницу сходим, хочешь?

Бил не так уж и сильно, просто выпустить злость от его дебильных попыток притвориться, что у нас что-то есть общее, кроме ебли. И чтобы до него, наконец, дошло, когда не стоит рот открывать не по делу; но Рыжик вертелся, пытаясь сберечь задницу и сам подставлял под пряжку то бедра, то живот, еще один удар прилетел по ширинке и он взвыл:

– Хватит, пожалуйста! Хватит, не надо!

Хуй бы я остановился так быстро, жалко мне его не было абсолютно, малолетка даже сотой части не получил того, что приходилось в городе Надежды терпеть его ровесникам – и тёзке, напомнил в голове отстраненный голос, ау, совесть, это ты? А ну съебала. Быстро!

Не получил бы Рыжик так легко пощады, но меня прервал звонок, Гена сообщил адрес относительно надежного барыги, который толкал разную дурь по району. Наркодилер местного разлива жил не так уж далеко – через парк пройти, даже на машине дольше выйдет, чем пешком. Часы показывали немногим больше девяти, почему бы не совершить вечерний променад? Как говаривала Красная Шапочка: “Лес я знаю, секс люблю”.