Текст книги "Город одиночества (СИ)"

Автор книги: Agamic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Часть 1 ==========

“И каким ты был, таким ты умрешь –

Видать ты нужен такой

Небу, которое смотрит на нас

С радостью и тоской.” (с)

***

– … У меня от ментоловых сигарет в горле першит.

– Не кури, чё?!

– Гаш кончился, больше нечего курить.

– Ебанутая, блядь, какая же ты ебанутая!…

Бестолковый разговор у меня над ухом. В какой момент я пришёл в себя – без понятия. Кто эти двое – парень с девкой – знать не знал. Где я?…

Руки, ноги целы, голова на месте. Приподнялся, диван заскрипел, а вместе с ним и всё тело, словно я не человек, а старый робот, готовый развалиться на части. Гудёж в голове нарастал, с ним и крики этих двоих в комнате. Они ругались, затем парень ударил девчонку по лицу. Это вызвало у меня улыбку и странное желание – будто из прошлой жизни: дико захотелось ведро попкорна и очки 3D, чтобы насладиться зрелищем. Но желание прошло через пару секунд, именно тогда меня вывернуло наизнанку – я сблевал прямо на диван. Да, это диван – зеленый в коричневую полоску. Разрисовывал его своей серо-буро-малиновой блевотнёй. Во рту горчило до омерзения, и, когда спазмы прекратились, я сполз на пол.

– Вода есть? – сказал автоответчик. Или у меня уши заложило?

– Пошёл на хуй отсюда, ты вообще кто такой?

– Чё пиздишь на него? – В комнату быстрым шагом вошёл парень, лицо которого мне было смутно знакомо. – Ну как ты? Ща заправишься, полегчает, – он выложил на стол пакетики, зажигалку, два шприца, поставил маленькую бутылку с надписью “медицинский” и повернулся ко мне, – не заломало еще?

– Нет, – помотал головой. Как же больно…

Каждое движение – боль, даже моргать стало невыносимо, а свет, пропускаемый грязными шторами, давил на мозги. Моя голова надулась, готовая вот-вот лопнуть. Кости затрещали, кожа – сухая, бледная – натянулась, что, казалось, порвётся, как пищевая плёнка. Ёбаный в рот, что со мной?

– Ммммм! – я повалился на пол мешком с кучей тонких мелких звенящих костей. Спазмы накатили вновь, но блевать уже было нечем, и меня просто согнуло пополам. Это не я – всё происходило без моего участия. Я стоял в стороне и смотрел на себя извивающегося, на то, как моё тело ломало, как добивало мой мозг нечто. Да хули я пиздел себе? Я знал, что Это.

– Ха-ха… – смех оборвался вместе с секундным забвением, и я, как больная змея, пополз к столу. Дышал горелой вонью химки, готовый выхватить ложку у приготовившего мне дозу, и сожрать её. Сожрать, проглотить и сдохнуть от отравления. Но нет, за каким-то хуем я нужен был этому мудаку. Может, потому, что не возражал против траха без гондонов? Не каждый в настоящее время решит ебаться без защиты. А мне было похуй.

– Иди сюда, Кирь, – сказал он и, выпустив из шприца воздух, подошёл сам. На колени сел и зажал шприц зубами, после – стянул мою руку над локтём какой-то тряпкой. – Привет, малы-ы-ыш, – улыбнулся, глядя на меня, и через секунду я отлетел.

Это его “малыш”, за которое хотелось дать в ебло, осталось где-то глубоко внутри меня. Там же – мои воспоминания, растворившиеся в ту секунду, когда героин попал в кровь.

Теперь я мог думать нормально – адекватно, трезво. Мог думать о том, как хорошо, что Тёмка умер – не видел того, что со мной происходило. Мать умерла, в чём я поспособствовал ей, насрав на наши с ней отношения, плюнув на то, что я был её сыном, а она – моей матерью. Чёрт, это просто потрясающе было – знать об их смерти.

Было бы здорово, если бы и меня не стало, но-но-но! Вся прелесть состояла в том, что была на свете одна хуёвина, вынуждающая мои глаза открываться и мои лёгкие дышать. Это – моё спасение, мой разум, мои настоящие мысли, с которыми я мог считать себя человеком, забив на общественное мнение…

Как же хорошо стало!

– Заебись, – еле-еле слышно сказал парень, упав рядом.

Рома, да. Светлые длинные волосы, серые глаза, худющий, как смерть. Он повернул голову ко мне, осторожно, боясь, что она отвалится, и улыбнулся. Это была улыбка ангела, блядски красивого ангела. Отпилили бы мне ноги, и я всё равно продолжил бы восхищаться им. Пускал бы слюни, потому что не в силах был держать свой рот закрытым, всматривался бы в его черты лица и находил что-то знакомое, а потом терял.

Грудь вздымалась едва, я дышал ультразвуком, а внутри бушевали приятнейшие волны. Истинное наслаждение. Страшное, но чистое, невинное, пьянящее. Вот она – причина моей жизни и, вероятно, смерти – героин. Он – это я – моё тело, мои мысли.

“Нет больше надежды никакой…”

Да и не нужна она была. Зачем она, зачем всё, когда имелся героин? Вопрос риторический, конечно, но в какой-то момент я задумался над ним. Думал и плыл…

Дышать старался, хоть это давалось с огромным трудом. А потом провалился вниз – летел со скоростью света в светлую небесную пропасть, из которой меня выдернула какая-то девка – белый халат, чепчик, бирюзовая повязка, закрывающая нос и рот, она что-то сказала, затем махнула рукой, и тогда я увидел остальных. Все в униформе, в повязках, смотрели с презрением или жалостью, не разобрал. Перекинув меня в носилки, повезли к выходу.

Меня накрыл мой первый передоз…

***

Задумываться о банальных повседневных вещах – разве это не являлось необходимостью для среднестатистического неудачника? Например, какого хуя меня так воротило от солнца? Или почему все так смотрели на меня, почему я здесь, на выходе из больницы, стоял и курил, не зная, в какую сторону пойти?

В кармане джинсов болтались десять копеек, в башке ворочалась хуйня, напоминающая о том, что я – проебавший жизнь педик, со смутным прошлым и отсутствием будущего в принципе. Был только этот день и я в нём, как кусок говна в реке, варьирующий из стороны в сторону под властью течения.

Течение сильное, сбивающее с ног. Стоило попасть в толпу людей, как затошнило. Я ненавидел весь мир, пусть он провалился бы к чертям и забрал меня с собой, чтобы не видеть этого всего! Улыбающихся ебальников, обжиманий сладких парочек у метро. Чтобы я не слышал гула машин, тонкого пиканья светофора, бибиканья ебучего трамвайного сигнала…

– Ты, придурочный! – кто-то дёрнул за рукав, потянул меня назад, и перед носом пронёсся трамвай. – Слепой?! – заорал мужик на меня.

Я его, вроде как, поблагодарить должен был за спасение жизни:

– Пошёл ты.

Он непонимающе посмотрел и, махнув рукой, ушёл в противоположную сторону. А вообще, спасибо, быть намотанным на трамвайные колёса – это уже стало бы слишком.

Главное, что если бы я загнулся посреди улицы, всё равно местные власти нашли бы, куда скинуть моё тело, и плевать, что я гнил бы как бомж в общей могиле с надписью “неизвестные”.

Сфоткали бы мою морду для протокола, воткнули в дело, запечатали и оставили до лучших времён, пока я не понадобился бы какому-нибудь кретину. Хотя чего это я: кому мог быть нужен?

Олегу, может?

Но нет, Олега убили, об этом я узнал ещё несколько лет назад, когда президент со своей сворой отменили законопроект о строительстве нового лагеря. Тогда же был снесён город Теней – его центральную часть просто разобрали по кирпичикам: ликвидировали игорные заведения, бордели, рынок – всё, что несло в массы разврат. И в довершение ко всему отвалили от голубой части населения, и даже позволили некоторым вернуться из-за бугра. Теперь всюду царили мир и процветание, а я блевал на это всё.

Я перебрал в уме всех своих знакомых, всех когда-то родных мне людей, намеренно исключив лишь одного – Беса. Этот козёл бросил меня – оставил на дороге, бухого и ничего не соображающего. Просто выкинул из машины, вероятно, не забыв трахнуть напоследок. Почему, за что, блядь? В голове до сих пор не укладывалось.

Простоял под светофором неизвестно сколько, просто завис и думал, думал…

Возвращаться мне было некуда – только к Роме, но каждый раз, как уходил, всё меньше тянуло туда. Противно, мерзко, унизительно – приходил всегда ради дозы, забывая о том, что когда-то во мне существовал человек.

Перешёл дорогу, неловко переставляя ноги, потому что силы кончались с каждой секундой. Смешался с толпой и спустился в метро, натянув на глаза капюшон толстовки. Всем жарко, лето же. А мне холодно. Меня знобило и, несмотря на неплохую чистку медикаментами, тянуло к наркоте. Да, я был зависим на все сто.

***

Каждый раз, когда наблюдал за Ромой, становилось легче: почему-то казалось, что он больше привязан к наркоте, чем я.

А ещё у него была убогая хата: местами обои отваливались, штукатурка с потолка бошки наши посыпала, как снежком, когда соседи сверху ебались, а ебались они почти круглосуточно – потому что, в отличие от нас, долбоёбов, нюхали кокс. Где кокс – там и настроение хорошее. Именно настроение, а не просто пребывание в состоянии небытия.

– Тест сделали? – спросил Рома, не глядя на меня, он выжигал в бутылке из-под “колы” дырку сигаретой и пошмыгивал носом.

– Сделали, – я упал в кресло напротив, вытянул ноги и закурил. Всё на автомате: знал, что мог бы просто стоять, мог бы не курить, не отвечать ему. Для чего всё это было? Ясен хуй, чтобы заслужить свою маленькую радость – шприц с мутной горелой смесью.

– И?

– Отрицательный.

Всем, кто попадал в больницу с передозом, делали тест на ВИЧ. Бесплатно. Ну, и ставили на учёт. Так что, в некотором роде, смысл в передозе был – анализы взяли, и теперь можно было дальше наслаждаться копеечной химией, продающейся на каждом углу.

– Отлично, – он поднял глаза и жадно всмотрелся в меня. – Потрахаемся?

***

– Не терпится? – спросил он, глядя на то, как я трясущимися руками расстегнул свои джинсы. Ага, не терпелось: я жаждал иглы. Ждал, когда он подготовит порошок, после обработает иглу и подарит мне спасение.

– О, ты не представляешь, как! – улыбнулся и смешно стало. Я! Улыбнулся! Трезвый! Гаш не считался. Мой организм уже давно к нему привык, и единственное, что я мог поймать под накуркой – неплохие провалы в памяти. Вроде как, говорил что-то, а потом забывал, о чём речь шла.

– Сюда, – прошептал он, рот не закрывал, дышал так, потому что слизистую носа сжёг к чертям собачьим, юзая по выходным скорость.

Рома вообще парнем странным был: считал, что употреблять нужно с умом, с толком и, чтобы не загреметь в могилу раньше времени, необходимо было делать перерывы. Только я-то знал, что он тот ещё обдолбыш, видел, что он просто развлекал себя этими своеобразными качелями, а на деле ждал момента, чтобы поскорее убиться чем-нибудь ещё. И, конечно, ещё в его планы входил я. То ли извращённый романтизм это, то ли любовь беспредельная, что он платил за моё удовольствие. Правильно ли делал, не беря в учёт свою задницу, когда говорил о плате? Хм. Что мне, жопы что ли жалко: хотел трахать – пусть.

Подошёл к нему, расстегнув только пуговку на джинсах, но они уже висели, готовые слезть с меня прямо так.

– Ты похудел, – сказал он тихо и глазами на ковёр указал. Недоделанный бдсм-щик, блядь. – На колени. Руки за голову, – это, чтобы видеть подмышки и иметь возможность в очередной раз поиздеваться надо мной. Он провёл пальцем по впадине, по другой, я чуть не заржал от нелепости, от этой его неумелой резвости и самоуверенности. Не было щекотно, но сжался я, как будто по старой привычке. – Смотри на меня, – он встал сбоку, и пришлось скосить глаза. – Для чего ты здесь?

– Ты книжек начитался, что ли? – со смешком. Получил подзатыльник. Вот и началось самое стрёмное. Для того, чтобы получить героин, я должен был попросить о том, чтобы он трахнул меня.

– Чтобы удовлетворить твои потребности, ты… – сквозь зубы.

– А теперь ещё раз и с чувством, Кирь, – он наклонился к моему лицу и улыбнулся невинно, – пожалуйста, Кирь…

Голос прозвучал тихо, умоляюще. Артёма напомнило пиздецки, и желание закончить спектакль стало невыносимым. Ускорить происходящее, причём немедленно. Или, я знал, сдохну, разрываемый своими мыслями. Быстрее!

– Я здесь, чтобы удовлетворять твои потребности, – прошептал, глядя в глаза и чувствуя, как дрожит моё тело, – чтобы исполнять любые твои просьбы, любые приказы. Я – твоя вещь… Пользуйся, как посчитаешь нужным, я буду только рад.

Рома нахмурил брови и, присев на корточки, посмотрел внимательно. Несколько секунд, в течение которых я пытался сглотнуть ком, встрявший в горле. Сука. Какая же тварь я. И он. И…

– Ты охуенен, Кирь, – с восторгом сказал он и потянулся к моей руке, – пошли в кровать…

Всё происходило, к моей великой радости, быстро. Одежда на полу, мы – в кровати, стонали, дёргались, как заведённые игрушки, и я, сволочь, вспоминал Беса. Второй раз за день, двести пятьдесят тысячный раз в жизни. Ублюдка этого вспоминал. На сколько его посадили – на десять, пятнадцать? Да это и не важно, я к тому моменту, как – если – он выйдет, уже точно сдохнуть должен буду…

========== Часть 2 ==========

“Намеченной жертвы распростертый взгляд

Утраченных иллюзий запоздалый гнёт.

Очередь за солнцем на холодном углу.

Я сяду на колёса, ты сядешь на иглу. “(с)

***

Сделав шаг за ворота, я застыл и потянулся.

Голубое небо, солнце…

Первый вздох свободы ударил в голову сильнее, чем полстакана водки. Чувство, которое невозможно объяснить тому, кто не выходил на волю после отсидки. Почти три года, прошедшие с того дня, как меня из тюрьмы провезли мимо этих мрачных стен, уже начинали казаться нереальными, словно неприятный мутный сон, от которого никак не проснуться – однообразный и серый, как длинный зоновский барачный коридор между шконок.

Да-а, вот только от сна не остаются шрамы. Рука машинально потянулась потрогать то место под ключицей, на котором вонзившаяся заточка оставила круглый, словно от пули, след, как там говорят: шрамы украшают мужчин? Ну тогда я украсил Рябого намного сильнее, чем он меня, просто в красавца превратил.

Несколько шагов прочь от ворот, не задумываясь куда идти, и как добираться до города – как-нибудь.

Вот, например, неплохая тачка, и в ней явно меня желали подвезти:

– Константин Владимирович, садитесь в машину, надо поговорить.

А я уж было решил, что это социальное такси, новая услуга: “На свободу с чистой совестью и в черном мерсе”. Не останавливаясь, прошел мимо, им надо, пусть поактивнее шевелятся, мне и так хорошо, мне ничего не нужно – ни говорить, ни делать.

После объявления по громкой связи: “Заключенные Васильев, первый отряд, Крамченко и Вабидзе, третий отряд, Бес, пятый отряд, пройдите на КПП”, начался совсем другой отсчет времени – не назад, считая уменьшающиеся дни до конца срока, а вперед.

И уж если кому-то от меня что-то надо, хотя я догадывался что и кому, пусть попрыгают.

– Константин Владимирович, подождите, – два молодых парня выскочили из салона автомобиля, один из них протянул мне телефон. – Ответьте, это вас.

– Да, – ждать, что меня оставят в покое, было бы глупо, я и не ждал, просто тянул время, развлекаясь.

– Привет, Костик, кое-что из твоего наследства принадлежит мне. Тебе не кажется, что сейчас самое время платить по счетам?

– Время пересмотреть счета, – ответив, отдал телефон обратно и, уже не дожидаясь приглашения, уселся рядом с водителем. – Поехали.

– У вас никаких вещей?

Глупый вопрос, не требующий ответа, нахуя мне что-то было забирать? Зато какой там сейчас стоял дележ, наверное… Надо было раздать, надо было, но не удержался устроить им небольшое соревнование – кто получит вещи Беса?

Машина тронулась, мягкостью подвески смягчая выбоины и ямы в асфальте, сколько лет не пройдет, а обе беды России останутся на своих местах – дураки и дороги никак не хотели меняться.

Пока меня везли, в салоне висела тишина, но меня это не напрягало, было о чем подумать и без пустого трепа. Хорошо, что меня никто не ждал, хорошо, что никого не осталось, к кому бы я мог вернуться. Одиночество иногда становится синонимом свободы.

Десять лет в одном лагере с той стороны распределения ролей и три года на зоне с другой, по-моему, хватит, – пора завязывать с системой. Но, похоже, она меня еще не отпускала. Только моя оставшаяся возможная полезность кое-кому из верхушки системы обеспечила мне такую мягкую 293-ю статью УК. “Халатность, то есть неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие недобросовестного или небрежного отношения к службе, если это повлекло…”

Дали всего пять лет и вот – спустя три года, выпустили по УДО.

Видимо, земля у папашиного преемника горела всё сильнее, раз уж он вспомнил про меня так быстро.

Смерть отца сошла мне с рук, даже мертвым он оказался достаточной защитой для любимого сына; да и потом, таких людей не убивают просто так, они должны умереть исключительно красиво в глазах общественности. Как гласил его некролог: “После тяжелой и продолжительной болезни на 59-м году жизни скоропостижно скончался…”

Я даже поприсутствовал на похоронах, первоклассных, по высшему разряду, эту суку хоронили со всей помпезностью. А того, кого убила моя “халатность” закопали хуй знает где, как бродячего пса.

Зато второго оставили живым.

То, что, вероятно, выглядело как предательство, было невъебенным актом милосердия с моей стороны и несвойственным для меня альтруизмом. Кто-то назвал бы моё идиотство даже проявлением любви. Можно было объяснить всё Кириллу тогда, но с его тупым упрямством, он бы не дал мне сделать всё красиво. А так финальный аккорд прозвучал в меру драматично и не затянуто – в его глазах я, конечно, остался полной сукой, но, главное, что он в нужных глазах выглядел ничего не значащим случайным пассажиром.

Одним из тех, кого я трахал, не больше. И всё. Никаким другим местом его не смогли прицепить как моего подельника. Поэтому ему дали уйти и оставили в живых. Что я мог еще сделать для Кирилла? Ничего.

Марку так не повезло. Но у моего верного помощника руки и без меня были в говне по локти, так что его ликвидация была лишь вопросом времени, и этого я на себя вешать не собирался.

Засчитывалось целенаправленное разрушение доверия и искренних чувств ко мне у того, кто был мне небезразличен, ну хули обманывать себя – пиздец как небезразличен, ради сохранения его жизни, да плюс три года за решёткой за искупление грехов? Вполне, как мне казалось.

Я действительно вышел на свободу с чистой совестью, теперь можно грешить по новой, всё в прошлом. А уж то, что меня везли к тому, кто подкинет мне возможность набрать новых грехов, я не сомневался.

И повторять своих ошибок не собирался тоже. Хватит, накосорезил и так по полной. Совершать поступки, основываясь на эмоциях, может и не плохо, но обходится потом слишком дорого, уж это я усвоил.

***

Знакомый кабинет, обшитый темными дубовыми панелями, после смерти отца в нем почти ничего не изменилось. Да и для его предыдущего владельца тоже немногое поменялось – вокруг него по-прежнему дубовые панели. Только гроба.

Захотелось смеяться: “Пусть лучше я тебя сейчас трахну, и ты станешь сильнее, чем завтра тебя выебут в подъезде несколько гопников…” Так ты говорил мне, папа?

Как тебе мой ответ: “Пусть лучше я тебя сегодня убью тихо и безболезненно, чем завтра тебя грохнет кто-то из твоей стаи” – понравился?

Я хорошо усвоил урок? Уверен, что на отлично. Вот твой преемник явно меня понимал и поддерживал, я за него выполнил всю грязную работу, отдал твоё кресло еще тепленьким после твоей задницы.

Смешок все же прорвался, когда я пожал руку такому же ублюдку, как мой отец – другой в этом кресле просто не мог бы оказаться.

– Догадываешься, почему ты здесь, Костя?

– Догадываюсь, Гена, – не дожидаясь приглашения, уселся на кожаный диван – новый, при отце его не было. Ну что за блядское отсутствие воображения, если диван, то обязательно кожаный? Как будто секретарш на другом трахать не так феерично будет. Или не секретарш, а кого-нибудь другого. Интересно, у Гены есть сын? Они ведь были приятелями с отцом, много времени вместе проводили и не по работе, я помню их совместные пьянки, может, у них и вкусы схожие? – Тебе понадобился специалист по устранению проблем. Что, такая срочность, что меня прямо с зоны надо было везти? От меня же бараком небось за километр несёт, не противно?

– Хорошо, что помнишь свою специальность, – заухмылялся, сука, – а запах… Деньги не пахнут, сам знаешь, а ты мне можешь принести большие деньги, сынок.

Одно мгновение и я уже стоял рядом с этим уебком:

– Еще раз назовешь меня сынком, это будет последнее, что скажешь.

– Ладно, ладно, – он выставил вперед ладони, – неудачная шутка, признаю. Виски? Коньяк?

– Текилу.

– Хорошо, – на лице застыла благожелательная маска радушного хозяина, – текила, так текила. Соль? Лимон?

– Обойдусь. Давай без прелюдий, тебе нужна информация, знаю, а мне нужны гарантии. Да, про номер счета даже не заикайся – не знаю, отец никому не доверял, даже мне, – это я, конечно, врал без зазрения совести, номер счета был мне прекрасно известен, но эта тварь не докажет, а я пока снимать ничего не буду, целее останусь.

– Тебе он как раз доверял. И больше, чем надо было, выпьем за это и за то, чтобы мы сами не совершали подобных ошибок.

– Выпьем, – не чокаясь опрокинул в рот стопку, – так что ты мне можешь предложить, чтобы твой тост не стал лажей?

– Твоя информация и будет гарантией.

Задумчиво выпил вторую, прикидывая, в чем наёбка. Чувствовал, что она есть, не могла не быть. Но первое правило любых мутных разговоров: не спеши говорить и спрашивать, молчание, в отличие от слов, к делу не пришьешь.

– Ты ведь представляешь, какой компромат собрал твой отец на тех, кто ему был нужен?

Все так же молча выпил третью, не торопясь с ответом, и налил себе еще одну. Сегодня меня не возьмет, сколько ни пей – про это говорили все, кто находился на зоне не по первой ходке: в день освобождения алкоголь не берет, вот такая забавная особенность у психики, ты уже пьян, уже ошалел только от того, что вышел. Поэтому Гена меня и дернул так сразу, надеялся, что поплыву, что потеряю контроль. Хуй там был.

– Без понятия. Я в его дела не лез: меньше знаешь, крепче спишь. Тебе-то что надо? Хочешь в той грязи, что отец собрал, покопаться?

– Нет. Копаться будешь ты.

– И что я с этого поимею, кроме головной боли и геморроя?

– Жизнь. И свободу. Настоящую свободу, ты понимаешь, о чем я.

Понимал еще как. Войти в систему можно, а вот выйти тебе дадут только вперед ногами, и неважно, какое ты занимал положение, добровольных соскоков не терпят ни от кого. Как говорил отец: “Вход рубль, выход – два”. Меня система одним боком зацепила, но коготок увяз – всей птичке пропасть.

– Конкретнее, хватит время тянуть, я в душ хочу и спать, желательно не одному.

– Всё будет, Костик, всё у тебя будет, если ты примешь мое предложение – ты убираешь всех из списка твоего отца. У него должен был быть такой, ты найдешь, если подумаешь. Аккуратно убираешь, так, чтобы никаких мыслей ни у кого не возникло о планомерной чистке рядов. А гарантия – то, что там есть на меня. Думаю, ты согласишься, зная отца, там достаточно должно быть.

Хлипкая гарантия-то оказалась: предположим, я всех уберу, а потом меня кто помешает убрать?

– Не веришь, хорошо, я тебе больше скажу – я не знаю, кто там в списке, понимаешь? Может, там и устарело что, хотя вряд ли… Перемены-то только внешние пошли, внутри вертикаль старая. Володя знал, кто мешать может, давно знал и собирался сам, кхм, грядки полоть, но его самого… То есть, я не буду знать, всех ты ликвидировал или кого оставил, доверие на доверие. Ты мне потом после работы инфу отдаешь, я тебе доки – комар носа не подточит. Ну и никаких взаимных претензий. Так устроит? И помощь моя, конечно, в процессе. Денег-то у тебя немного, раз счет мимо уплыл. Уплыл?

– Как говно по трубам. Так устроит, – это давало мне время, чтобы понять новые правила, чтобы присмотреться к тому, что в стране изменилось, а изменилось, хоть и внешне, как говорил Гена, многое. Снос одного города Теней чего стоил, да и отмена лагерей для пидорасов тоже шаг не маленький – пошла грызня-то у пауков в банке, пошла. Или со дня на день пойдет такая, что мама не горюй. Вот меня, значит, таким “темным паучком с гандикапом” хотели сделать. Ну-ну, это даже убийствами не назвать, сплошные бонусы перед человечеством зарабатывать буду по очистке мира от разных сук. – Я согласен.

========== Часть 3 ==========

“О жизнь, ты прекрасна,

О жизнь ты прекрасна вполне,

Бываешь немного опасна, Оу-е…” (с)

***

– Ты очень, очень хороший мальчик…

Рома специально говорил тихо: чтобы не нарушать разбавляемую моими вздохами тишину и окончательно добить меня этой адовой атмосферой. Я лежал на кровати с раскинутыми в сторону руками и не мог пошевелиться. Хотя, конечно, мог. Просто в очередной раз принял условия этого козла: я подчиняюсь – он доводит меня до сумасшествия. А после я получал долгожданную дозу.

Нравилось Роме издеваться: смотреть на то, как я, одурманенный вонью гашишных палочек, почти оргазмирую от каждого его движения и невозможности двигаться самому. Меня накрывало так жёстко, что в какой-то момент пропало и желание двинуться навстречу его рту. Вопрос: “Не противно сосать мне?” остался невысказанным, и я отдался на волю этого ублюдка, этого подобия барыги, любителя наживаться на школьниках. На этом Рома и держался – на своей цепочке распространителей, которые сбагривали всё подряд несовершеннолетним. Как его ещё не взяли?

И что это за манера такая – носки на мне оставлять? Раздел бы уже полностью. Нет же…

Рома двинулся вниз, рисуя на моей груди слюнявую дорожку. Языком скользнул по волоскам внизу живота, и я невольно выгнулся, толкаясь членом к нему:

– Отсоси мне уже!

– Заткнись! – рявкнул он и сжал ногтями кожу на бедре.

Странно, но боль вызвала лишь приятные ощущения. Никогда мазохистом не был и сейчас знал, что виной всему наркота. Изменённое сознание, ощущения невероятные, грубость, от которой в принципе невозможно получать удовольствие.

Но я получал. И хотел ещё и ещё.

Я хотел, чтобы он сосал мне, затем – лизал мои губы, наваливаясь своим телом, а потом трахнул меня, развернув к себе спиной или пристроившись как-то иначе.

А потом я зачем-то прикрыл глаза и сквозь закрытые веки увидел ромин стол, ящики в этом столе, забитые марихуаной и спидами. И небольшой пакетик с героином среди этих детских лёгких наркотиков. Я увидел тонкий шприц, очень тонкий, с острой, почти прозрачной иглой. Увидел, как вскипает героин, как после он впрыскивается в меня и с бешеной скоростью растекается по моим венам.

И ещё я знал, что Рома, этот доверчивый кретин, расположен ко мне. Он простит всё, да. Он простит, если я воспользуюсь его слабостью, его чувствами ко мне.

Открыв глаза, я улыбнулся и сразу поймал благодарную улыбку. Ну какого хуя нужно играть в это тупое, никому ненужное подчинение? Можно же было просто поебаться. И обдолбаться потом.

– Иди сюда, – прошептал, выставляя язык и проводя им по губам. – Дай мне в рот.

Рома замер, раздумывая над словами. Я уже не понимал, чего он добивался: то ли мне доставить удовольствие хотел, то ли себя удовлетворить. Но на моё предложение всё же среагировал положительно. Расслабленно передвинулся вперёд, чтобы сесть мне на грудь, руками опёрся о стену, и тогда, ухватив его за запястье, я пристегнул его к кровати болтающимися на спинке наручниками.

– Вот мы и применили их, – сказал я, когда он удивленно уставился на свою руку. Пришлось поднапрячься, чтобы выбраться из-под него, потому что он, обхватив бёдрами мою шею, держал крепко. – Не отпустишь – получишь по яйцам и так, что хуй никогда в жизни не встанет, – завершил речью свои действия. Тело было настолько расслаблено, что, казалось, я растекусь по кровати кровавой слизью.

Рома передвинулся и сел на подушку:

– И сколько ты собираешься держать меня так?

– Не знаю, – я сполз на пол. Впервые я так взбрыкнул, он, наверное, очень удивился. – Как вариант, сколю весь твой гер, потом скурю траву, съюзаю скорость, а потом съебусь, прихватив остатки твоего бабла. Ты к тому времени уже загнёшься от жажды, не переживай.

– Кирь, ты еблан? – он усмехнулся.

А ведь я говорил серьёзно.

Выглядел, конечно, как мудак – худой и бледный, и вообще мало походил на того, кто может дать умереть человеку или даже просто послать его на хуй. Однако я смог. И в течение следующих пяти минут продемонстрировал себя с худшей стороны, показав, насколько наркоман может быть отвратителен. Я был сам себе противен, но ровно до того момента, пока не принял героин.

Рома ещё раз подёргал наручники и фыркнул: сам лично он покупал их у знакомого мента. Так просто не отцепиться было, а где находился ключ – оставалось загадкой.

Я сел на пол, прислонившись к стене у окна, и смотрел на Рому. На его попытки вытащить руку из наручников, на попытку оторвать часть спинки у кровати. Тщетно. Ничего у него не получалось. А у меня был охуительный кайф. Много кайфа.

– Знаешь, я, наверное, буду его ещё и нюхать, – прошептал я мечтательно, настолько было хорошо, – и курить героиновые палочки. А потом… я растворю его в воде и буду пить… я буду пить его… Ты никогда не пил героиновую воду?

– Блядь, Кир, ты совсем с катушек слетел, – Рома покачал головой, – отстегни меня. Всё равно щас ребята придут, освободят, но тогда тебе пиздец.

– Я отменил пиздец. Я заказал на сегодня счастье, – он рассмеялся, – ты же любишь меня, да? Вот и наслаждайся моим присутствием, ты, кусок… кусок говна.

Я едва мог говорить – язык будто таял, и я вместе с ним. Растекался по полу, стонал от наслаждения и зачем-то попытался вспомнить Тёмку. Не получилось. Образ Беса размывался ещё быстрее. Да и хуй бы с ними…

***

Пришёл в себя резко: меня схватили за волосы, приподняв голову, и ударили по щеке. Слегка, но я прочувствовал мелькнувшее унизительное ощущение всем телом. Валялся на полу в одних носках и отходил, а увидев Рому, уже освободившегося от наручников, проблеял что-то вроде: “воды-ы…”

– Хуй тебе, а не вода! – гаркнул какой-то парень в лицо; рядом появился второй, улыбающийся, отчего-то жутко довольный.

– И не один хуй, а целых два! – сказал он и исчез за спиной; почти сразу я почувствовал, как рифмоплет ебаный придавил меня своим телом, сев на бёдра, чтобы я не мог двигаться. Блядь, да я при большом желании не смог бы – раскис, как хлебный мякиш.

– А я тебе что говорил? – рядом присел Рома и с сожалением посмотрел на меня. – Теперь их хер оторвёшь. Может, понюхаем и разбежимся, ребят?

“Папочка” вступился за меня, как это было мило, я даже улыбнулся.

– Мы уже, – голос позади, а после шлепок по заднице. Хотят выебать – пожалуйста. Мне похуй. Главное сейчас – заправиться, чтобы окончательно забить хуй на то, что мной в очередной раз попользуются.

– Сделай дозу, – я посмотрел на Рому, пытаясь вложить в свой взгляд жалость, любовь и что-то ещё.