Текст книги "Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев"
Автор книги: Зоя Ножникова
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Пусть при священнике будет и врач, который окажется тем полезнее, если будет знать славянский, русский или богемский язык. Вообще же он будет в высшей степени необходим послу и его свите, если кто-нибудь заболеет. Ведь разница в климате, принятое у них питье – мед с водой, климат, отличающийся от нашего, утомительный путь изнуряют людей, как бы здоровы они ни были. На протяжении всего пути никто не сможет оказать им помощи, если только не у великого князя московского. Но и он, если кто-нибудь находится даже при смерти, не позволяет никому из своих врачей навестить больного. Если же один раз и позволит, едва ли когда-нибудь даст разрешение на вторичное посещение. Поэтому лекарства, которыми врач будет пользоваться по своему усмотрению, пусть везет с собой. А если врач будет опытен и благочестив, он окажет немалую помощь святому делу. Будто бы занятый другим делом, он сможет кстати рассказать еретикам и схизматикам о вечном спасении.
Лучше не брать с собой купцов, которые иногда напрашиваются в попутчики, чтобы московиты поняли, что нам нужны они, а не их имущество. Таким образом, Господь легче исполнит добрую волю посла и уничтожит поводы к раздорам и убийствам, которые часто их сопровождают. Я не говорю уже о том, что подобные люди едва ли могут быть католиками или людьми, надежными в светских делах.
Смоленск
Если говорить о надежном сопровождении, этого не трудно добиться от короля на границе польского королевства и в Московии. Если путь будет лежать через Ливонию, нужно останавливаться в Дерпте и Новгородке (это последняя крепость Ливонии) до тех пор, пока приставы не привезут из Новгорода или Пскова охранных грамот и пока путь не будет достаточно безопасен от казаков. Если же принять решение ехать другим путем, то нужно задержаться в Орше, откуда большая часть послов обычно направляется в Смоленск, и ждать, пока смоленскому воеводе не станет известно, что послы прибыли к московским границам, иначе среди дремучих лесов можно оказаться добычей казаков, что произошло с нами, создав величайшую опасность».
Надо отдать должное Поссевино, – подумал Барон, – никто лучше и подробнее него не описал, какие следует вести подарки к московскому государю, и даже во что следует одеваться иностранцам в Московии и, главное – почему:
«Какие письма и подарки нужно посылать для московского князя?
Полезно сохранить то же обращение, что было в последнем письме вашего святейшества к московскому князю. Оно было запечатано золотой печатью, хотя я не знаю, всегда ли это необходимо. Из тех писем, которые он писал вашему святейшеству и другим государям, можно извлечь повод для составления новых писем и снаряжения посольства, если когда-нибудь представится случай.
Недостаточно называть в письмах посла «возлюбленным сыном», необходимо приписать, какого ранга этот посол («большой», как они говорят, то есть чрезвычайный).
Подарки, посылаемые этому государю, должны быть достойны такого правителя. Посылаются они или от имени апостольского престола, или того, кто направляет посла. Некоторые дары также могут преподноситься от имени самого посла. Уже с древнейших времен московский князь и другие восточные правители считают, что им наносят обиду, если не присылают подарков. Но, как мы говорили, тому, кто уезжает от них, они часто преподносят подарки еще большей ценности.
По поручению вашего святейшества мы передали московскому князю очень дорогой хрустальный крест-распятие вместе с частью древа Святого Креста, на нем со всем искусством изображается страдание Христа; кубок из того же материала, с исключительным мастерством отделанный золотом, также четки из драгоценных камней и золота, затем труды Флорентийского собора, изданные на греческом языке в виде очень красивой книги, и другие предметы благочестия немалой цены. Все это понравилось государю. Следовательно, будут одобрены и охотно приняты: вещи такого же рода, некоторые большие сосуды из серебра с отделкой золотом, в которые в Германии вкладывается больше труда, чем материала, также шелковые ткани, затканные золотом со своеобразным большим искусством, святые иконы, украшенные драгоценными камнями и жемчугом, на которых не должно быть изображения обнаженного тела, с надписью, сделанной греческими буквами, чтобы было ясно, что изображает эта икона.
Какой одеждой и вещами должны пользоваться посол и его свита и как они должны вести себя при определенных обстоятельствах?
Если посол – лицо духовное, то чем меньше в его одежде будет роскоши и украшений, тем большим почетом будет он пользоваться. Так как епископы у московитов выбираются из числа монахов, которые постоянно воздерживаются от мяса, хранят целомудрие и, сохраняя облик бедности, одеваются в почти монашескую одежду до пят, они чрезвычайно укрепились бы в своей схизме, если бы заметили, что кто-нибудь из нас одевается больше для внешнего блеска, чем из соображений религиозности.
Мы носили четырехугольную шляпу большего размера, чем их остроконечные или маленькие круглые шляпы или другие в этом же роде. Они, помимо того, что защищают от дождя, холода или солнца, придают какой-то светский вид, и, по-видимому, сами по себе показывают, что они не являются признаком духовного лица.
Московиты очень бранят короткую итальянскую, французскую, испанскую и германскую одежду, потому что она оставляет открытыми те части тела, которые следует скрывать более всего. Сами же они, следуя обычаю всего Востока, одеваются для степенности в два или три платья почти до пят. Рукава они носят довольно длинные, так что рук даже и не видно, когда они что-нибудь делают. Поэтому те, которые отправляются туда, пусть оденутся в одежду подлиннее, в такую, какую носят поляки и греки. Это удобно и в смысле расходов, и в дороге, и для тела. Я бы сказал, она заменяет дорожный плащ.
Начиная с Польши, посол нигде на постоялых дворах не найдет ни покрывал, ни подстилок, если не привезет с собой. Поэтому ему крайне необходима такая постель, которую можно расстилать, а закрываться со всех сторон можно будет мехом или тканью, на которой он будет спать, чтобы меньше страдать от сажи, которая даже и в лучших спальнях в Московии и Литве попадает в глаза спящему, или защищаться от острого жала комаров, которые в противоположность другим насекомым летают в темноте и прокусывают легкую ткань. Пусть у него будет и палатка, которую можно было бы разбить среди поля, когда нет никакого убежища. А если привезти куски простой черной ткани, которыми можно разделить спальню на несколько частей, это очень поможет послу сохранить благопристойность. Я даже не могу выразить это словами, потому что в одном и том же теплом помещении, где живет вся семья, зимой помещаются все, особенно в Польше и Литве, там же до большей части находится и скот.
Зимний ночной лагерь голландского посольства. Рис. Н. Витсена
Если кто-нибудь повезет с собой для своей свиты сукно и шелк, что в Литве, по тамошнему обычаю, идет на платье, он провезет их легко, да и портятся они меньше.
Если они будут носить кресты на шее – а в Московии все носят их под рубашкой, – нужно остерегаться, чтобы они не свисали с груди на живот. Московиты считают самым большим позором, если Святой крест свисает ниже пояса. Мало того, если они увидят, что четки со вделанными в них крестами свисают с пояса, то, по их мнению, это величайшее оскорбление святыни, так как они прикреплены на позорном месте.
Они считают недопустимым класть святые иконы вместе с другими мирскими вещами или одеждой, чистить и вытирать их, поплевав на них, топтаться на одном месте, ходить с открытой грудью, шагать нескладной и необычной походкой, особенно, если идут к государю».
Советам Поссевино уже сто лет, – размышлял Барон, перелистывая его книгу, однако они универсальны. Количество членов посольства, вид подарков, пышность или умеренность зависят от сиюминутных условий, но никому не следует забывать золотой завет посла апостольского престола:
«Избегать ненужных осложнений и стараться с наименьшими усилиями достичь наибольших целей».
Дорожники
В Москву можно было добраться двумя способами: по суше и по воде. Первый путь, целиком сухопутный, которым чаще всего ездили иностранные путешественники, шел из Западной Европы к русским напрямик – с запада на восток. Этот путь был надежен, привычен для сухопутных наций, небыстр. В дороге подстерегали привычные опасности: разбойники и грабители, дикие звери, самыми страшными из которых были волки, болезни. Путешествующим надо было знать не просто направление, в котором им предстояло добираться до Московии. Перед тем, как отправиться в дорогу, следовало хотя бы примерно представлять общий, более или менее точный, расчет пути.
Цены не было сведениям о местах ночлега, о том, где можно без особого труда добыть еду для людей и корм для лошадей, где живут богатые и гостеприимные хозяева имений, которые не только дадут приют, но снабдят припасами в дальнейший путь и предоставят опытных проводников до следующей большой остановки. Такие описания – итинерарии – издавна составляли купцы, которым дорожные руководства были жизненно необходимы. Сухопутным западным путем добирался в Москву Герберштейн и подарил следующим за ним путникам самые точные, самые подробные и самые красочные описания дороги в Московию. Путь из имперского города Хагенау через Аугсбург и далее до Москвы он изобразил с точностью самой лучшей карты.
Итинерарии – или, если сказать по-русски, дорожники – Герберштейна были двух видов: один краткий, где указывались только названия городов, деревень, хуторов и даты пребывания в каждом месте. Вообще-то в дорожниках с древнеримских времен было принято указывать расстояния между двумя пунктами, но Герберштейн создал бессмертный афоризм о русской земле:
«Дороги в тех краях измеряются не беретами или милями, а днями пути».
Другой итинерарии Герберштейна был подробный, классической формы, с подробным описанием особенностей многих отрезков дороги, с обозначением расстояний.
Карта Московии Антония Дженкинсона, 1562 г.
Барон читал итинерарии с увлечением. Почти двести лет по пути, что описал Герберштейн, взад и вперед одно за другим проезжали посольства, и за названием каждого города, каждой переправы вставали воспоминания.
* * *
Итинерарии Герберштейна
Декабрь 1516– апрель 1518года
Имперские земли
Хагенау – 14 декабря 1516 года, Раштат, Этлинген, Пфорцах, Эслинген, Геппинген, Гайслинген, Ульм, Гюнцбург, Пургау, Аугсбург (выезд 27 декабря), Фридберг, Индерсдорф – 28 декабря, Фрайзинг – 28 декабря, Ландсхут – 30 декабря, Гангкофен – 31 декабря, Пфарркирхен – 1 января 1517 года, Шердинг – 2 января, Линц – 6 января, переправа через Дунай – 12 января, Гальнойкирхен, Прегартен, Пир-пах – 13 января, Кенигсвизен – 14 января, Арбесбах.
Австрийское эрцгерцогство
Раппотенштейн – 15 января, Цветль – 16 января, Растенфельд, Хорн 17 января, Рец – 18 января.
Чешское королевство, Моравское маркграфство Зноймо – 19 января, Вольферниц – 24 января, Брно – 25 января, Оломоуц – 30 января, Липник.
Силезия
Острава, Фрейштат – 2 февраля, Струмен, Пщи-на – 3 февраля.
Корона Польская Освенцим, Липовец, Краков – выезд 11 февраля, Прошовице, Вис-лице – 12 февраля, Шидлув – 13 февраля, Опатув – 14 февраля, Завихост – 15 февраля, Ужендув – 16 февраля, Люблин – 17 февраля, Коцко – 18 февраля, Мендзыжец.
Великое княжество Литовское
Мельник – 21 февраля, Вельск – 22 февраля, Нарев – 23-24 февраля, Крынки – первый День Великого поста,
Герб Великого княжества литовского
Гродно – 26-27 февраля, Прелая – 1 марта, Валькининкай – 2 марта, Руднинкай – 3 марта, Вильнюс – 4-14 марта, Немянчине, Швенчяны – 15 марта, Дис-най – 16 марта, Дрисвяты – 17 марта, Браслав – 18 марта, Дедина – 19 марта, Дрисса – 20 марта, Вята, Допороски, Полоцк, Горспля – 24 марта, Миленки – 25 марта, Нища – 26 марта.
Русское государство
Квадассен – 27 марта, Горсула – 28 марта, Опочка, Воронеч – 30 марта, Выбор – 31 марта, Володимерец, Брод, Порхов – 1 апреля, Опока, Райцы, Деревяница, Сутоки, Великий Новгород – 4 апреля, Бронница, Зайцеве – 8 апреля, Крестцы, Яжелбицы – 10 апреля, Хотилово, Волочек – 12 апреля, Выдропужск, Торжок, Осуга, Медное, река Волга – 14 апреля, монастырь Святого Ильи, Городня – 15 апреля, Шоша, Шорново, Клин – 16 апреля, Черная грязь – 17 апреля, Москва – 18 апреля.
Торжок. Немецкая гравюра, XVII в.
* * *
Это был простой итинерарий. Отложив его в сторону, Барон взялся за подробнейшее, исчерпывающее описание дороги из Хагенау в Москву, позже помещенное Герберштейномв «Известиях о делах Московитских» и в своей «Автобиографии», список которой раздобыл предприимчивый секретарь. Там перечень мест для ночлега был дан вплоть до отдельно стоящего крестьянского дома, а в виде коротких занимательных рассказов Герберштейн предлагал мудрые советы будущим путешественникам:
«В 1516 году цесарь Максимилиан отправил своих послов к князю московскому Василию для заключения мира между ним и королем польским. Исполнение этой обязанности было возложено на меня. Получив распоряжение от цесаря в эльзасском городе Хагенау, я отправился в путь.
Сперва я переправился через Рейн и, проехав через владения маркграфов баденских и города Раш-татт (одна миля), Этлинген (две мили) и Пфорцах (еще две мили), прибыл в герцогство Вюртембергское, в Конштат, затем в имперский город Эслинген (одна миля), расположенный на Неккаре, а оттуда в Геппинген и Гайслинген (две мили).
Затем, перебравшись через Дунай в Ульме, я через Гюнцбург и город Пургау, от которого и ведет название маркграфство Пургауское, достиг Аугсбурга, на реке Лехе. Покинув Аугсбург в декабре 1516 года, мы проехали за Лехом через города и городки Баварии: Фридберг (одна миля); Индерсдорф, 28 декабря (четыре мили); Фрайзинг, 29 декабря (четыре мили), то есть фрайзингенское епископство на реке Ампер; Ландсхут на реке Изаре, 30 декабря (четыре мили); Генгкофен, 31 декабря (четыре мили), Пфарркирхен, 1 января (три мили) и Шердинг-на-Инне.
Переправившись через Инн и держась берега Дуная, мы добрались до Австрии выше Эннса, то есть до Верхней Австрии, 2 января (четыре мили); попали в Энгельхартсцелль 3 января; а 5 января (четыре мили) вниз по Дунаю до Ашаха.
Въехав 6 января (три мили) в столицу этой земли город Линц, расположенный на берегу Дуная, и переправившись по устроенному там через Дунай мосту, мы проехали 12 января через города Гальнойкирхен (одна миля), Прегартен (еще одна миля), Пирпах, 13 января (две мили), Кенигсвизен, 14 января (одна миля), Арбесбах (две мили) и Раппоттенштайн. 15 января прибыли в эрцгерцогство Австрийское, а именно в города Светлую Долину, именуемую обычно Цветль. 16 января (одна миля); потом три мили до Растенфельд (одна миля), Хорн, 17 января и Рец, 18 января (пять миль).
Затем прямой дорогой за рекой Дие, которая на большом протяжении отделяет Австрию от Моравии, мы 19 января через две мили достигли моравского города Зноймо.
Из Зноймо я отправился в Вольферниц, 24 января (три мили), Брно, 25 января (три мили); между ними близ Прелас протекает река Йиглава. Оттуда в Вишков, по-моравски Вишова, три мили. Здесь, в Вишкове, я, сознаюсь, совершил глупость: заставил своего кузена Георга Раумшюссля слишком много выпить. Посол герцогини барийской, старый честный священник, ехавший со мной, имел обыкновение: если в гостинице ему попадалось на глаза что-либо особо замечательное или что-нибудь приходило в голову, то об этом он записывал афоризмы на стене. В тот раз он написал:
– Держи себя таким, каким ты хочешь, чтобы тебя считали.
Тогда я на него рассердился, но потом понял, что он был прав, а я не прав. Я поблагодарил его за это от всего сердца, да и поныне благодарен.
28 января (две мили) до Простеева и две мили до Оломоуца, лежащего на реке Мораве; эти три города: Зноймо, Брно и Оломоуц – первые в Моравском маркграфстве. Оттуда Липник, 30 января; через Бистршице я ехал три мили по лесу и довольно высоким горам, потом еще три мили до Границе по-моравски, а по-немецки Вайссенкирхен (полторы мили); Йичин, по-немецки Тицайн (еще полторы мили), в долине протекает река Бечва.
Острава, по-немецки город Остра (четыре мили), городок, принадлежащий епископам оломоуцким. Здесь переправились мы через реку, по-немецки называемую так же, как и город, а по-моравски Остравицу, омывающую город и отделяющую Силезию от Моравии.
Как только переедешь мост, ты уже в Силезии. Затем в Силезии, 2 февраля (одна миля) до города герцогов цешинских Фрыштат, расположенный на реке Ольше.
Струмень, по-немецки Шварцвассер (две мили);
Пщина, по-немецки княжество Плес, 3 февраля (еще три мили); замок и городок; на расстоянии двух миль от него мост через Вислу, которая берет начало неподалеку от Цешина в горах Силезии. Все, что по сю сторону моста, принадлежит Чехии, а по ту сторону – хотя и тоже Силезия, но принадлежит уже королевству Польскому.
От моста через Вислу начинаются владения польские, и до княжества Освенцим, по-немецки Аушвиц, где река Сола впадает в Вислу, одна миля пути.
За Освенцимом мы переезжаем по мосту снова через Вислу и, сделав восемь миль, прибываем в столицу Польского королевства Краков; здесь мы поставили наши возки на полозья.
Краков – столица Польши; область вокруг него называется Малой Польшей; столица в Великой Польше – Познань.
Нам пришлось пересесть в сани. Бывший с нами итальянец послушался совета, что можно просто поставить возок на сани, как это делают. Я же оставил свой возок и перебрался в санки, снабдив их верхом, как у возка. Итальянский слуга, ни разу в жизни не правивший санями, дважды перевернул своего господина, не успев и выехать из города. Под городом я нашел его в большом смятении. Он сказал:
– Я уже упал дважды, что же будет со мной в течение ста двадцати миль?
Я взял его к себе в сани, и с Божьей помощью мы двинулись. Я нанял польского возницу с двумя лошадьми до самой Вильны всего лишь за восемь рейнских гульденов, а также за стол и корм для лошадей.
11 февраля мы выехали из Кракова.
На дальнейшем пути от Кракова:
Прошовице (четыре мили); Вислице (шесть миль), 12 февраля; Шидлув (пять миль), 13 февраля; Опатув (шесть миль), 14 февраля; Завихост (четыре мили), 15 февраля; здесь мы снова на лодках переправились через реку Вислу и оставили ее слева;
Ужендув (пять миль), 17 февраля;
Люблин (семь миль). Это воеводство и укрепленный стенами город. В этом месте в известное урочное время года, несколько раз в год устраивается знаменитая большая ярмарка, на которую стекается народ с разных стран света: московиты, литовцы, татары, ливонцы, пруссы, русские, немцы, венгры, армяне, турки, валахи и евреи.
Одежда русских и татар, XVII в.: московский вельможа, знатный московит, воин-московит, воин-татарин
Коцк (восемь миль), 18 февраля; 20-го – переправа через реку Вепш, которая течет на север.
Мендзыжец (восемь миль). Проехав две мили до маленькой речушки, достигаем границы Польши.
Литовский город Мельник, замок и несколько домов; 21 февраля, на реке Буге (шесть миль).
Бельск, замок и обнесенное стенами местечко; 22 февраля (восемь миль).
Нарев, обнесенное стенами местечко; 23 февраля (четыре мили). Здесь река того же имени вытекает, как и Буг, из некоего озера и болот и устремляется на север.
Из Нарева, 24 февраля, надо ехать восемь миль лесом, вдоль дороги – ни одного дома, за ним – город Крынки.
Затем в Гродно, 26 февраля (шесть миль). Тамошнее княжество довольно плодородно, если принимать во внимание природу той страны.
Валькининкай, 2 марта (пять миль);
Руднинкай, 3 марта (четыре мили);
Вильна, 4 марта (также четыре мили).
Перед Вильной же, примерно за милю нас ожидали посланный литовским королевским наместником специальный чиновник, а также множество придворных, встретивших меня изысканным приветствием.
Меня посадили в большие сани, то есть обширную повозку, устланную подушками, коврами, расшитыми золотом, и украшенные бархатом и шелком, запряженные прекрасными жеребцами; посол герцогини тоже сидел в санях напротив меня. При этом с того и другого бока от меня, на полозьях, держа санки, стояло множество знатных людей, королевских слуг, служивших мне, как будто ехал сам король.
Вильна, столица Великого княжества Литовского, расположена между небольшими горами или холмами, в том, месте, где соединяются реки Вилия и Вильна и впадают в Неман, то есть Кроной. Городские стены возведены недавно; там царит большое оживление.
Я недолго пробыл в этом городе и оставил здесь своего спутника Хрисостома, который тяжело переносил местную пищу, питье и даже воздух. Он жаловался на желудок и говорил, что ему придется прибегнуть к моему лекарству, сознавшись, что оно ему весьма помогает: пить вермут, по поводу которого он много ворчал в дороге.
Я выехал из Вильны 14 марта, причем выбрал не одну из обычных дорог, одна из которых ведет в Москву через Смоленск, а другая – через Ливонию, но поехал прямо посредине между ними и через четыре мили прибыл в Неменчине, а оттуда через восемь миль и переправившись через реку Жеймене – в Швенчяны, 15 марта.
На следующий день, 16 марта, я через шесть миль приехал в Диснай, где есть озеро того же названия, и через четыре мили в Дрисвяты, куда прибыл 17 марта, где вернулся ко мне московский посол, которого я оставил в Гродно.
В четырех милях далее находится Браслав, 18 марта, при озере Навер, простирающемся в длину на милю.
19 марта, проехав еще пять миль, мы достигли Дедины и реки Двины, которую ливонцы – а она протекает через их владения – называют Дуною; некоторые утверждают, что по-латыни это Турант, а согласно другим – Рубон.
Затем 20 марта мы поспешно направились в Дриссу (семь миль), и под городом Вята снова выехали на Двину. По ней, скованной льдом, мы ехали шестнадцать миль вверх по реке по обычаю того народа и нам встретились две наезженные дороги. Недоумевая, которую из них избрать, я сразу же послал слугу на разведку в крестьянский дом, расположенный на берегу. Но так как около полудня лед стал сильно таять, то гонец возле берега провалился сквозь подтаявший подломившийся лед; мы вытащили его с большим трудом. Случилось также, что в одном месте лед на реке с обеих сторон совершенно растаял и исчез, а оставалась только та часть его, которая затвердела от непрерывной езды, шириной никак не больше того, чем захватывали полозья наших повозок. По ней мы переехали не без сильного страха и опасности, будто по мосту длиной около четырех-пяти шагов. Наш страх усиливался из-за всеобщей молвы, что-де незадолго перед тем шестьсот московитских разбойников все до одного потонули во время перехода через эту самую реку, покрытую льдом.
21 марта от Дриссы через шесть миль мы попали в Допороски, а оттуда 22 марта через шесть миль – в княжество Полоцкое, называемое у них воеводством и лежащее на реке Двине, которую ныне называют Рубоном. Это крепость и город при речке Полота; по местному обычаю, все построено из дерева; здесь нам был оказан почетный прием при огромном стечении встречавшего нас народу; нам было предложено великолепное угощение, а под конец нас проводили до ближайшей остановки. В Полоцке я был до 24 марта. Прибыл туда 21 марта. От Полоцка до Великих Лук тридцать шесть миль, до Опочки – двадцать шесть миль.
Это граница с московитами. Меня весьма почтительно встретили и проводили. Однако я задержался на один день, так как, едучи из Вильны, я к ночи не раз оказывался на пустом постоялом дворе, да и дорога плоха: до этого места пятьдесят миль, причем приходится объезжать много озер и болот, а сверх того, пространные леса и тому подобное. Хотя через некоторые леса меня и провожали, но потом проводники оставили меня. Мы выбрались на поляну, где ветром намело много снегу, по которому прошлись кони или какая-то другая скотина и люди, растоптали и избороздили снег. Сделалась ночь. Тут уже было не разобрать, кто господин, а кто слуга: каждый был занят самим собой, падая кто здесь, кто там, переворачиваясь со своим конем и санями. У меня был кучер-немец, – он правил тяжелыми санями. Оказавшись в таком отчаянном положении, он сказал, что не погрешил ни разу против кого-либо из своих господ, но тут сбежал бы, если бы только знал куда. Добравшись до каких-то заброшенных домов, мы хотя и развели большой огонь, но было у нас только то, что мы захватили с собой.
Между Вильной и Полоцком очень много озер, частые болота и неизмеримо длинные леса, простирающиеся на пятьдесят немецких миль, так что все время приходится ехать кружным путем, а не прямо, а то, как уверяют, не было бы так далеко.
Дальнейший путь близ границ королевства отнюдь не безопасен вследствие частых набегов с той и с другой стороны; постоялые дворы либо заброшены, либо вообще отсутствуют. Через большие болота и леса мы прибыли, наконец, через восемь миль после Полоцка, 24 марта, к пастушеским хижинам Горспля и оттуда через четыре мили в Миленки, в дом рыбака, 25 марта.
Кроме неудобства с гостиницами еще и сама дорога была трудна: нам приходилось ехать по таявшему снегу и льду между озерами и болотами, пока мы не прибыли 26 марта в город Ниша, расположенный у одноименного с ним озера, а через четыре мили оттуда 27 марта – в Квадасен. В этом месте мы с великим страхом и опасностью переправились через какое-то озеро, в котором поверх льда стояла вода на одну пядь, и через три мили добрались до крестьянской хижины. Сюда было доставлено продовольствие из владений московита. Заметить и различить в тех местах границы и разузнать о границах владений того и другого государя между Полоцком и теми местами мне не удалось. В этих краях народ признает обоих государей.
Переправившись через две реки, Великую, истоки которой неподалеку, и Остерница, и сделав еще две мили, мы прибыли 29 марта к городу Опочке с деревянной крепостью, стоящей на высоком островерхом, как конус, холме. Под ним – большое количество домов; они называют это городом. Здесь я позавтракал и, начиная от этих мест, уже был снабжаем всем необходимым. Здесь я впервые видел лежащий на воде мост, по которому лошади переправляются по большей части по колено в воде.
Затем 30 марта в восьми милях находится город и крепость Воронеч, расположенный на реке Сороти, которая, приняв в себя реку Воронеч, в полумиле ниже города впадает в реку Великую.
Выбор, 31 марта (пять миль).
Володимерец, город с укреплением (три с половиной мили).
Брод, крестьянское жилище (также три мили), а оттуда, через пять с половиной миль, настлав мост через реку Узу, которая впадает в Шелонь, 1 апреля мы прибыли в город Порхов с каменной крепостью, расположенный на реке Шелони, а через пять миль – в селение Опока на реке Шелони близ заброшенной крепости, под которым река Удоха впадает в Шелонь. Оттуда, переправившись через семь рек, также через пять миль – в селение Райцы, затем еще через пять миль в селение Деревяница. В полумиле ниже него река Пшогжа, приняв в себя реку Струпин, вливается в Шелонь. Через нее мы переправились на лодке; в нее впадают еще четыре реки, через которые мы переправлялись в тот день.
В пяти милях отсюда находится жилище крестьянина Сутоки, а через четыре мили мы наконец достигли 4 апреля Великого Новгорода, переправившись в тот день через десять речек.
Итак, от Полоцка до Новгорода мы переезжали через столько болот, озер и рек, что имена и число их не могут привести даже местные жители; тем более не может упомнить и описать их кто-либо другой.
В Новгороде я вздохнул немного свободнее и отдыхал там семь дней. Сам наместник в Вербное воскресенье пригласил меня к обеду, был весьма предупредителен и любезен и дал мне любезный совет отдохнуть там несколько дней и оставить там слуг и лошадей, а в Москву ехать на расставленных или, как они обычно выражаются, почтовых лошадях. Он обеспечил меня почтовыми лошадьми. Послушавшись его совета, я по выезде в первый день достиг сперва Бронницы (четыре мили), а затем весь тот день четыре мили ехал вдоль реки Меты, которая судоходна и берет начало из озера Замстинского.
Герб Великого Новгорода. «Титулярник», 1672 г.
В этот день, когда мы скакали по полю, на котором снег уже стаял, под моим молодым слугой, который вез мой гардероб, упала лошадь, так что вместе со слугой совершенно опрокинулась через голову, и, свернувшись колесом и упершись задними ногами, она очутилась сидящей на задних ногах, как собака; затем встала снова, так и не коснувшись земли боком, а потому не помяв слугу, распростертого под ней. С мальчишкой ничего не случилось: он вскочил и снова подбежал к лошади, хотя поначалу немного хромал. Все это я видел собственными глазами, хотя это прямо-таки невероятно.
Затем, 8 апреля, по прямой дороге шесть миль до Зайцева за рекой Ниша.
Крестцы (семь миль) за рекой Холова.
Оряд Яжелбицы при реке Полометь (семь миль). В этот день мы переправились через восемь рек и одно озеро, хотя и замерзшее, но наполненное водой поверх льда. В этот день была шестая смена лошадей.
Наконец в пятницу перед праздником Пасхи мы прибыли на почтовую станцию и переправились через три озера: первое – Валдай, которое простирается в ширину на одну милю, а в длину – на две, второе – Лютинец, не очень большое, третье – Едровское, при котором селение того же имени в восьми милях от Оряда, 10 апреля.
Право, путь наш в тот день, по этим озерам, еще замерзшим, но обильно переполненным водой от таявшего снега, был очень труден и опасен, хотя мы следовали наезженной дорогой и не осмеливались свернуть с большой проезжей дороги, как из-за глубокого снега, так и потому, что не было видно и следа какой-нибудь тропинки. Итак, совершив столь трудный и опасный путь, мы прибыли, проехав семь миль, в Хотилово, ниже которого переправились через две реки – Шлину и Цну в том месте, где они сливаются и впадают в реку Мету, и 11 апреля достигли Волочка. Там в день Пасхи, 12 апреля, мы отдохнули.
Затем, сделав семь миль и пересекши реку Тверцу, мы прибыли в довольно большой городок Выдропужск, расположенный на берегу Тверды, и спустившись оттуда вниз по реке на семь миль, достигли города Торжка, в двух милях ниже которого переправились на рыбачьей лодке через реку Шаногу и отдыхали один день в городке Осуге. Через реку Осугу мы переправились на плоту.
На следующий день, проплыв семь миль по реке Тверце, мы пристали к Медному. Отобедав здесь, мы опять сели на наше суденышко и через семь миль, 14 апреля, достигли славнейшей реки Волги, а также княжества Тверь. Некогда это было славное княжество, да и теперь тоже, но все принадлежит великому князю московскому.
