Текст книги "Лето. Деревня. Любовь (СИ)"

Автор книги: Зоя Марецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Он набрал Машин номер и долго слушал гудки в трубке. Наконец, услышал ее торопливое дыхание.

– Юрочка, что-то случилось? Ты в неудобное время звонишь. Мы спать укладываемся.

Ответил ей чужим и мертвым голосом.

– Привет. Случилось. У меня изменились обстоятельства, Маша. Завтра к обеду Дима подъедет на «Калине» со старшими и вещами, заберет вас с Ванькой и отвезет в Москву. Сюда приезжать не нужно.

Она долго молчала. Потом спросила еле слышно:

– А ты не приедешь, Юр? Хотя бы просто проститься. Пожалуйста. Я увидеть тебя хочу.

Шрам не то что болел, он полыхал адовым огнем.

– Я не приеду, Маша. Не могу. Очень занят.

Она опять помолчала. Спросила со страхом и слезами в голосе.

– Что-то случилось, Юра? Или это из-за меня? Из-за того, что я тебе про себя рассказала?

Он усмехнулся.

– Это из-за меня, Маша. Из-за того, что я так и не осмелился тебе рассказать. Откровенно говоря, я тот еще говнюк. Все, не могу больше говорить. Пока.

И бросил трубку. В стену.

Осень началась на три недели раньше.

* Стихи Евгения Соя

Глава 20. Время собирать камни

Люська позвонила брату в начале октября ранним утром.

– Ты почему номер поменял, а мне ни слова не сказал? – по обычаю, она сразу напустилась на него с претензиями. – Мне пришлось узнавать номер через отца Валерия. Ты живой там вообще, Макаров? Не спился еще?

– Что тебе надо от меня, Люська? – Юрий поморщился от головной боли.

– Как ни странно, на этот раз мне от тебя нужно кое-что конкретное. Радуйся, Макаров, есть покупатель на нашу развалину.

– Ты про что?

– Макаров, не тупи! Покупатель, говорю, есть, хочет купить дом с участком! Семья беженцев из Донбасса. Деньги у них на руках. Мы договорились, что в субботу они приедут, посмотрят дом. Если им все понравится, сразу поедем к нотариусу оформлять покупку-продажу. Я приеду в субботу утром, попроси Леху или Димку встретить меня в Саранске. Или сам машину возьми у кого-нибудь и встреть меня.

– В субботу никто не поедет тебя встречать. У нас в деревне праздник, день апостола Иоанна Богослова, освящение церкви. Митрополит приедет, духовенство. Мы все будем на службе.

– Юрий, я, конечно, горячо приветствую, что из ярого атеиста ты подался в церковники. Задумался, так сказать, о вечном, о душе. Все какое-никакое хобби у тебя появилось, ближе, конечно, к никакому. Но дом надо продать, Юра. Мне нужны деньги. Скоро платить за следующий семестр, а я…

– Сказал же тебе, своим ходом добирайся! Такси найми! – рявкнул Юрий и повесил трубку.

Эти два месяца ему дались очень тяжело. Хуже было только тогда, когда умерла мама. Испугавшись, что, отследив его номер телефона, преследователи смогут выйти на Люсю, Луку или Машу, Юрий сменил симку, сообщив новый номер только отцу Валерию. И сам никому не звонил. Днем пропадал на стройке, а по вечерам пил вместе с Лехой. Он наивно надеялся, что боль от собственного предательства по отношению к Маше со временем притупится, но ничего подобного не происходило. Он с ужасом представлял себе ее лицо, когда она услышала по телефону «Сюда приезжать не нужно». Ведь мог хотя бы попытаться намекнуть ей, что у него проблемы. Она бы поняла. А он вместо этого струсил. Взял и бросил ее. Предал ее доверие. А ведь она открылась ему, как никому другому, рассказала ему все про себя без утайки. Первому мужчине за десять лет. А он так ее «отблагодарил». Макаров чувствовал себя самым настоящим Иудой. Частенько думал, что был бы рад очередной пуле в своем сердце, потому что он этого заслуживает.

Все вокруг напоминало ему о Маше. В тот нехороший вечер Юра собирал ее вещи впопыхах, торопясь скорее отправить ее и детей в Москву. Лука ни слова ему не сказал, лишь посмотрел с обидой и немым укором, а потом отвернулсч. Зато Зина разразилась гневной тирадой, суть которой сводилась к тому, что он средство мужской контрацепции. Чем по-настоящему его выбесила, потому что он был с ней полностью согласен. Они орали друг на друга как ненормальные. Зинаида ругалась виртуозно и дала бы в этом виде деятельности фору любому менту. Юрий кричал, что избавляет Машу и Зину от своего присутствия, и пусть они будут обе ему благодарны, раз он такой плохой. А Зина кричала, что с удовольствием подвесила бы его за яйца на Красной площади в назидание всем лицам мужского пола, которые еще когда-либо будут подкатывать к ее маме. Оба за криками прятали страх за Машу и разочарование таким неудачным завершением лета.

Зина с Лукой уехали, Юрий пошел в сад и нашел там сборник стихов Маши. И его пробрало так сильно, что он, сам не помня, как, очутился у Лехи и там безобразно напился. Несмотря на то, что это был рабочий день. Следующие дни он тоже помнил смутно. Сборник он положил себе в постель под подушку и иногда, когда ему было очень плохо, открывал заветный томик и вдыхал запах печатных страниц. Представляя, как тонкие пальцы женщины дотрагивались до строчек. И ему становилось немного полегче.

Храм они все-таки достроили почти полностью к началу октября, остались лишь мелкие недоделки. 9 октября, в день памяти апостола Иоанна Богослова, был запланирован великий чин освящения митрополитом Саранским и Мордовским. В деревне в связи с этим намечался большой праздник. Еще и Люся собралась приехать. Нужно было решать вопрос с продажей дома. А Юрий даже не знал, куда ему ехать, если дом все-таки купят. В Питер в родительскую квартиру? Оставят ли там его в покое?

Поэтому он еще раз позвонил своему бывшему сослуживцу.

– Привет, Лютый.

– Здорово, Макар! Куда опять пропал-то? Не дозвониться до тебя.

– А что, есть какие-то новости? – он внутренне напрягся, почему-то не ожидая ничего хорошего. Но услышал внезапное:

– Новости есть. Полкана твоего отпустили под подписку и на следующий день грохнули.

– Кто? – обалдел Юрий.

– Дед Пыхто. Что, разве он мало кому дорогу перешел? Киллер. Идет официальное следствие. Телефон следователя скинуть?

– Давай на всякий случай. Вот урод. Получается, все-таки ушел от правосудия. Слушай, а с деньгами что?

– А ничего. К тебе же никто не обращался? Полкан этими деньгами пытался тебя подставить. Никто вообще не знает, чьи это деньги. Распоряжения на твой счет он, судя по всему, не успел отдать. Из наследников у полкана только жена малолетняя, вряд ли она в курсе. Так что можешь считать эти пол-лимона моральной компенсацией от бандитов за свое ранение. А насчет правосудия, так ведь ушел этот гад от правосудия земного, теперь его ждет правосудие небесное. Про тебя поговаривают, ты церковником заделался? Грехи, что ли, замаливаешь? Храм восстановил на преступные денежки? – Лютый явно насмехался.

– Веришь, даже не притронулся, – огрызнулся Юрий, постепенно приходя в себя. – Мне родное министерство компенсацию за инвалидность выплатило, на них и построил.

– Ну, квартиру себе прикупи в Москве, машину или будущей жене шубу. Детям-сиротам помоги. Во, придумал, пожертвуй баксы в фонд борьбы с коррупцией! – Лютый глумливо загоготал. – И вообще, Макар, чего ты там в своей деревне окопался? Возвращайся назад. Официально ты чист, неофициально никто из ребят никогда и не верил, что ты наркоту крышевал. Помнишь Данилова? Он охранное агентство крутое открывает, ему управляющий нужен. Про тебя спрашивал, где ты. У вас вроде всегда с ним нормальные отношения были. Возвращайся, Макар, а? И номер можешь больше не менять, прослушки за тобой официальной нет, и неофициальной тоже. Ты так, женился в итоге или нет?

– Не женился, – Юрий был мрачен.

– И правильно. Ну их нафиг, этих теток, одни проблемы от них. Я со своей разошелся.

– Спасибо за поддержку, я тебе еще позвоню.

Юрий позвонил еще и следователю и очень быстро выяснил, что никакого расследования против него лично не ведется, дела нет и не будет, а насчет денег тот вообще не в курсе. И вообще все в порядке, следователь наслышан, как несправедливо к нему отнеслись, выражает свое сочувствие и бла-бла-бла.

Вот так совершенно неожиданно Макаров узнал, что черная полоса в его жизни закончилась. И что можно спокойно возвращаться домой. И, возможно, опять будет работа. А еще что у него есть тридцать пять миллионов рублей, на которые больше никто не претендует.

От таких новостей у кого хочешь поедет крыша.

Службу он стоял на почетном месте справа от алтаря, как главный меценат возрожденного храма. На колокольню повесили восемь колоколов, на каждом из которых была сделана надпись: «В память о досточтимых мирянах Владимире и Елене Макаровых, жителях села Тархово, отлит сей колокол». Юрий стоял, слушал пение приезжих певчих и думал, что он закончил все дела, которые запланировал в родном селе. Да, теперь Тархово опять могло по полному праву называться селом, а не деревней. И Юрию нужно было определяться, что он будет делать дальше.

Люська заявилась после обеда, когда торжественная служба закончилась и силами лично отца Валерия и жителей села в местном Дворце культуры было организовано застолье для митрополита и сопровождающих его лиц. Выдернула брата из-за праздничного стола.

– Ты не забыл про покупателей? Они через час приедут. Отец Валерий, извините нас, у нас дела.

За прошедший год с хвостиком, что они не виделись, неугомонная Люська сильно внешне сдала. Все-таки неустанные беспокойства по поводу взрослых спиногрызов сделали свое дело. Юрий смотрел на нее и почему-то вспоминал, какой она была на своей первой свадьбе – веселой, жизнерадостной, предвкушающей только хорошее девчушкой.

– Зайдем к родителям? – спросил ее Юрка.

Они долго стояли на могиле и смотрели на памятник. На землю падал первый снег и тут же таял на черном граните.

– Ты молодец, братец, большое дело сделал, что храм восстановил, – грустно сказала Люська. – Надеюсь, им теперь там, – она голосом выделила слово «там», – будет спокойнее.

И Юрий неожиданно принял решение. Какой он дурак, потерял столько времени.

– Люсь, я не хочу продавать родительский дом, – твердо сказал он ей, когда они вышли с кладбища и направились к дому. – Это же наше с тобой родовое гнездо. Я хочу оставить его себе.

– Макаров, вот я так и знала, что ни в чем на тебя рассчитывать нельзя! – с ходу завелась Люська. – Ты пойми, это же просто деревянные стены, никому не нужные. Воспоминания детства навсегда останутся с нами. А в доме кто-то жить постоянно должен! Ремонт нужно делать! Деньги вкладывать! Кому эта развалина нужна? Кто здесь будет жить?

– Я буду, – спокойно ответил Юрий.

– Макаров, вот честно, зачем тебе это нужно? Работы тут нет, врачей тоже нет, заниматься нечем. Ты же окончательно здесь сопьешься и сдохнешь от сердечного приступа в первую же зиму! Не валяй дурака, езжай в Питер и начни уже нормальную жизнь, без этих твоих закидонов. Работу найди! Мне деньги нужны! – завела она свою старую пластинку.

– Да достала ты меня уже со своими деньгами! Будут тебе деньги! Я, может, жениться хочу, детей рожу, буду их сюда на лето привозить! – рявкнул он. – Чтобы они на свежем воздухе бегали, в чистой реке купались и натуральное молоко пили!

– О, Боже, какие дети, Макаров! – закатила глаза Люська. – Тебе почти сорок три года, у тебя инвалидность! Легкое оторванное и сердце зашитое! Ты это серьезно? И что, есть дура, которая за тебя замуж пойдет?

– Есть… не дура, – Юрий резко сбавил тон и перешел почти на шепот. – И дети уже есть, Люська. Целых трое.

Они стояли друг против друга, брат и сестра, и меряли друг друга одинаково упрямыми взглядами.

А потом Люська начала улыбаться.

– Так-так-так, и что же я такое слышу, братец, – пропела она. – Трое, говоришь? И кто же эта, не побоюсь громкого слова, счастливица? А самое главное, почему ты так уверен, седая твоя голова, что она за тебя замуж пойдет?

– Пойдет. Попрошу правильно – и пойдет. Я знаю, как правильно, – хмуро сказал Макаров.

– Ты влюбился что ли, Юрка?

– Влюбился. А то ты не думала, что это может случиться, когда мне ее на все лето под бок сослала! – беззлобно огрызнулся он.

– Нет, я, конечно, питала надежды, что у тебя хороший вкус на женщин и ты заценишь сей штучный экземпляр, – со шкодной улыбкой призналась Люська. – Но ты превзошел все мои ожидания.

– Как она там? – рискнул спросить Юра, со страхом ожидая ответа.

– Кто? – Люська продолжала улыбаться.

– Люська, не беси меня! – рявкнул Юрка. – Подруга твоя. Малинкина Марьванна!

– Да нормально все у нее. Ваньку в сад пристроила, работает. Нагрузку в школе снизила, чтобы побольше с детьми дома быть. Суд по усыновлению должен состояться в конце октября. На съемную они ушли, Зинка с бабкой не ужились. В Зинкиной квартире ремонт делают. В общем, трудовые будни многодетной матери.

– Спрашивала обо мне?

Люська посерьезнела.

– Нет, Макаров, не спрашивала. Ни разу твое имя не упомянула. С чего ты вообще решил, что она замуж за тебя пойдет?

Макаров неожиданно сам для себя очень сильно расстроился. Млять, какой он все-таки му…дак, даже здесь сумел все испортить.

– Эй, Макаров, вы хоть поговорили с ней по-человечески, объяснились? Ты ей обещал что-нибудь? Что у вас было? – допытывалась любопытная сестра.

– Не было ничего. Одно свидание, разговоры за жизнь да поцеловались один раз. Стихи она мне читала, Люсь, – расстроенно проговорил Юрка.

– Дааа, братец, потерял квалификацию. Ну так вот больше уже и не читает она стихов. Никому, – с упреком вздохнула Люська. – Сама не своя отсюда приехала. Вы поссорились, что ли? Как же ты так умудрился, братец? Чего тянул последние два месяца?

– Да му…дак я, вот и умудрился, – мрачно ответил он. – Эксперименты над собой ставил. Я же на полном серьезе думал, что вот она сейчас уедет в Москву, а вдруг у меня все пройдет? Вдруг попустит?

– И как?

– Не прошло ничего. Только хуже стало. Люблю я ее сильно, Люська, вот такие вот дела.

– Слушай, братец, а ты, вообще, когда в последний раз влюблялся? Я имею в виду, до Марьванны? Наверное, и не помнишь уже.

– Почему, помню прекрасно. Пятый курс института, Олечка Гордеева. Она потом за моего однокурсника замуж вышла. После нее все, как отрезало.

– Надо же, какой ты черствый, – удивилась Люся и вздохнула. – А я вот каждый год влюбляюсь. Даже и не знаю, что хуже – как ты, или как я.

– Люсь, как ты думаешь, простит она меня? – Юра поднял на сестру свои глаза, полные боли и тоски. – А вдруг у нее за эти два месяца все прошло? Что я тогда делать буду?

– Может, и прошло. Я бы лично ни за что тебя не простила, – серьезно ответила та. – Но это ж Марьванна, романтичная особа. Может, тебе в этот раз повезет? Так, Юра, я не поняла, мы дом-то продаем или нет? Надо решать вопрос!

Он тяжко вздохнул. Мысленно простился с тридцатью миллионами. Как минимум.

– Сколько тебе надо?

Глава 21. Я тебя люблю

– Марьванна, во сколько сегодня планируешь освободиться?

Люська в последнее время была какая-то нитакая. Ну ооочень странная. Вернулась из деревни веселая, энергичная. Хотя, по ее словам, дом продать у них опять не получилось. Поглядывала хитро на подругу, как будто хотела ей рассказать что-то грандиозное. Но Маша не велась на ее взгляды. У нее и своих проблем в жизни было предостаточно. Причем в последнее время они множились просто в геометрической прогрессии.

Набирал обороты новый учебный год. Обычно в этот период Маша испытывала воодушевление, строила грандиозные профессиональные планы. Поучаствовать со своими учениками в олимпиадах, провести в школе костюмированные литературные вечера, запланировать экскурсии в музеи и театры – она всегда была инициатором всех этих мероприятий. Ей нравилось этим заниматься, она находила в этом удовольствие. Но в этом году из-за пандемии все было отменено и закрыто. Да что там экскурсии, большинство уроков у старшеклассников проходили в дистанционном формате. Все в этом году шло наперекосяк и в мире, и в школе, и в личной жизни у Маши тоже. И она захандрила в первый раз за последние десять лет. До такой степени, что не было желания и настроения искать и читать что-то новое, интересное. Даже стихи не помогали ей выйти из этого депрессивного состояния.

– Марьванна, ау, слышишь меня? Во сколько сегодня заканчиваешь?

Маша задумчиво вглядывалась в лицо Люси. Они с Юрием внешне были очень похожи: та же форма подбородка, одинаковый разрез глаз. И манера разговаривать одна и та же: напористая, энергичная. Интересно, он рассказал своей сестре про то, что у них с Машей в деревне чуть не приключился роман? Хотя, рассказывать-то особо и не о чем. «Чуть» не считается. Какой роман, одни разговоры и эмоции, да и те по большему счету только с ее стороны. Она опять вздохнула, мысленно ругая себя за несдержанность. Дура, просто дура. Как же она могла так увязнуть!

– Машка, ну ты и даешь! – Люся уже не скрывала широкой улыбки. – Паришь в облаках? Домой иди, мечтательница. Ждут тебя там. И не смей меня разочаровать!

– Ты про что? – Маша непонимающе нахмурилась. Огляделась вокруг. Они остались в учительской вдвоем. За окнами стремительно темнело.

– Время уже почти пять! Чего сидишь? Домой, говорю, иди, тебя там дети ждут. А мне еще отчеты доделать надо.

– Точно, мне же еще в садик. Пока, Люся.

– Пока, спящая красавица. Удачи тебе. Держу за тебя кулачки.

Маша быстро собралась и пошла на выход. У самой двери она вдруг вспомнила, о чем хотела поговорить с подругой.

– Люсь, я подумала, может, придержишь для меня дом в Тархово? Я бы его у вас купила. Только не в этом году, до нового года я точно не успею. Мне после усыновления маткапитал будет положен за второго ребенка. Пока решение суда вступит в силу, пока я все бумажки оформлю, думаю, в январе деньги уже будут. Что скажешь?

– Понравилось тебе в деревне? – спросила ее Люся, улыбаясь.

– Очень понравилось. У Зины и у Луки там друзья остались.

– И у тебя друзья? – Люська уже открыто смеялась. Маша в удивлении посмотрела на нее. Та развеселилась еще больше.

– Ой, ребята, какие вы все смешные и трогательные! – сказала она загадочно. – Смотреть на вас одно удовольствие! Иди уже, в садик опоздаешь! Не продам я дом, не беспокойся, твой он будет и твоих детей! И надери ему задницу, очень тебя прошу!

Маша с опаской на нее посмотрела и вышла из учительской. Кажется, Люська сегодня навеселе.

Сдавая ключи охране и расписываясь в журнале прихода и ухода, она гадала, идет дождь или нет. Сто процентов идет, потому что она забыла зонтик.

Открыла дверь – ну так и есть, все вокруг в лужах. А дальше все мысли немедленно вылетели у нее из головы, потому что у крыльца под большим черным зонтом стоял Юра и смотрел на нее.

Она остановилась, как вкопанная. Сердце в ее груди сделало кульбит и разогнало кровь до такой скорости, что Машу бросило в жар. Кажется, даже капли дождя с шипением испарялись, касаясь ее кожи. Он в Москве? Зачем он здесь? Что здесь делает? Он, что, ее ждет? И тут же пришло горькое разочарование. Ведь Люся еще в школе…

Пока растерявшаяся Маша пыталась собрать разбегающиеся мысли в кучу, Юрий внимательно разглядывал ее с ног до головы. Вид у него при этом был потрясенный.

– Машенька, какая ты… – он, не договорив, протянул ей руку.

Звук его голоса моментально отрезвил Машу. Ну да, он же ни разу не видел ее в «городской» одежде. Думал, небось, что она простушка, всегда одевается, как в деревне. Ей стало обидно и горько. Он и поступил с ней соответственно – поразвлекся в свое удовольствие и домой отправил.

Она очень сильно разозлилась на себя. Убрала обе руки за спину, задрала подбородок. В этот раз она не спит, а бодрствует, так что пусть не ждет признаний в любви. И целоваться с ним она тоже не собирается.

– Привет, – холодным тоном сказала она. – Люся еще в школе.

– Машенька, я к тебе пришел, а не к Люсе, – нахмурился он.

Она сделала шаг назад. Он что, поиграть с ней решил? Женщина чувствовала, что в груди ее поднимается волна возмущения. Как он мог так поступить с ней! Ведь она поверила! Поверила ему! Все эти два месяца она, как дура, ждала от него хоть какой-то знак, что он думает о ней, придумывала ему оправдания. Когда поняла, что ничего этого не будет, попыталась выкинуть его из головы. И у нее это почти что получилось. А теперь он как ни в чем не бывало стоит перед ней и недоумевает, почему она ему на шею не бросилась! Еще его вот это бархатистое «Машенька». Вот ведь! Знает, что говорить и как смотреть!

Юрий сделал еще шаг навстречу, все так же протягивая руку.

– Отойди от меня! Я не хочу с тобой разговаривать! – пискнула она.

– Маш, я же извиниться пришел, – он посмотрел на нее исподлобья.

– За что? За то, что отправил меня домой и даже не соизволил заехать лично и попрощаться? Засунь свои извинения знаешь куда? В задницу!

Да, она знала такие слова и умела их употреблять!

Откуда-то сверху послышался смех.

– Браво, Малинкина! Так его!

Маша и Юра синхронно подняли головы – Люся высовывалась из окна на втором этаже и записывала их на камеру телефона. Юрий сердито сжал губы.

– Машенька, пожалуйста, пошли в машину. Я тебя отвезу, куда ты хочешь. Ты вся промокла и дрожишь. Всегда лучше ругаться в тепле. Пойдем.

Он взял ее за руку и почти насильно повел к припаркованному у ворот джипу. Усадил на пассажирское сиденье. Прикосновение его руки прожигало все ее тело насквозь. По дороге Маша растеряла весь свой запал и думала лишь о том, как ей не расплакаться. Все-таки боец из нее был некудышний.

Юрий достал с заднего сиденья огромный букет красных роз и отдал их Маше. Собрался с духом.

– Машенька, посмотри на меня. Прости меня, пожалуйста, я поступил с тобой ужасно, гадко и некрасиво. Я всю жизнь прожил не пойми как, общался не пойми с кем, ожесточился, одичал, растерял все человеческие связи. А когда я встретил тебя, прекрасную, добрую, теплую, отзывчивую, я очень сильно испугался. Испугался, что мне нечего тебе дать и нечем тебя удержать. У меня был серьезный конфликт на службе, и меня подставили, Маш, подбросили большую сумму денег, чтобы очернить меня. А когда я начал копать под них, просто расстреляли в упор. Свои же. Я чудом выжил. Меня предупредили, что этот человек скоро выйдет на свободу и будет меня искать, чтобы вернуть свои деньги. Я запаниковал и решил, что тебе нельзя быть рядом со мной. У тебя дети, у тебя вся жизнь впереди. А я, Машенька, по сути своей конченный человек, у меня не осталось в жизни никаких целей и дел. И я предал тебя, предал твои доверие и любовь. Из страха. Прости меня, маленькая, мне было так плохо без тебя, но я очень сильно боялся за тебя и твоих детей. Я хотел, чтобы вы были в безопасности.

Маша все-таки начала плакать. По ее щекам заструились слезы.

– А сейчас? – шепотом спросила она. – Тебе больше ничего не угрожает?

– Сейчас все изменилось, Маш. Человек, который меня подставил, мертв, мне дали гарантии, что меня не будут преследовать. Мне даже предложили вернуться на службу, правда, не на государственную, а в охранный бизнес. Предложили работу. И я подумал, Машенька, а вдруг ты меня еще не до конца разлюбила за это время. Ты же добрая и чувствительная девочка, ты всех облезлых котов и бродячих собак с перебитыми лапами со всей округи домой тащила и лечила. Это мне твоя мама рассказала, я с ней вчера познакомился. Вдруг ты меня пожалеешь, старого, облезлого и раненого кобеля, не прогонишь, а возьмешь к себе. Мне же больше незачем жить, Машенька, только ты у меня одна и осталась. Пожалей меня, Маша, не гони меня, пожалуйста.

Маша невольно засмеялась сквозь слезы.

– Ты решил сыграть на жалости? Очень оригинально. Я смотрю, ты хорошо приготовился!

– Машенька, ты даже не представляешь, насколько хорошо!

Он включил айфон на запись, прикрепил его к панели и достал из кармана небольшую коробочку.

– Маша Малинкина, я тебя очень сильно люблю. Так сильно люблю, что готов тебе каждый день читать стихи.

– Я истопчу свои любимые туфли,

я пойду пешком налегке,

окна вспыхнули, окна потухли,

их свет весь день гулял по прозрачной реке.

все несутся куда-то гурьбой

когда я дойду – я признаюсь,

что если состарюсь,

я состарюсь с тобой.

улицы, по которым иду, листая

играет ночь соло на водосточной трубе.

так прекрасно мечтать, ведь я мечтаю

мечтаю только о тебе.

старый добрый рассветный холод,

на твоем крыльце снежная пудра.

я рад быть человеком, который прошел весь город,

чтобы пожелать тебе «доброго утра»*.

– Маша, выходи за меня замуж. Я обещаю, что больше никогда не оставлю тебя.

У нас с тобой обязательно будет Лето.

Настоящее лето, теплое, как рука.

Знаю, что счастье – сиреневые билеты.

Все силуэты уходят на берег Леты,

эти снега – превращаются в облака.

У нас обязательно будет большое Море.

Такое большое, – только оно кругом.

Будет много историй. Они в миноре,

мажоре, соре, сорри, задоре, вздоре,

разговоре, с волнами, чайками и песком.

И Северное сияние. И рассветы.

И радуга – среди загорелой тьмы.

Знаешь, я просто верю.

Я верю в это.

Верю не как в примету, – а словно Свету.

Верю, что верю.

И верю, что будем Мы**.

В коробочке лежало золотое кольцо. Маша от волнения и слез не смогла вымолвить ни слова, поэтому просто кивнула. Юра осторожно надел ей кольцо на пальчик и невинно прикоснулся губами к щеке. И почувствовал, как она напряглась даже от такой простой ласки.

– Т-ты правда меня любишь? – пискнула она срывающимся голосом, глядя на него огромными глазами.

– Очень люблю, Машенька. Никогда не сомневайся во мне.

– Я тебя люблю

и иду по непройденным тропам

иногда теряю сознание

я тебя люблю

наперекор гороскопам

как будто нет правил

и знаков препинания***.

– Не бойся меня, Машенька. Я тебя не обижу.

* Стихи Евгения Соя

** Стихи Арчета

*** Стихи Евгения Соя

Глава 22. Верь мне, Москва

Маша Малинкина выглядела как мечта. Его сбывшаяся мечта. Брюки, сапожки на каблуках и короткая утепленная куртка с пояском сделали из нее совсем другого человека. Одежда сидела на ней строго, элегантно и удивительным образом подчеркивала все достоинства фигуры Маши. Довершал образ яркий платок на шее, сдержанный макияж и сложное плетение на голове. Если бы Юрий встретил такую женщину, например, где-нибудь в транспорте, не факт, что он осмелился бы к ней подойти. Просто побоялся бы, подумал, что у такой шикарной красотки наверняка кто-то есть, и у обычных смертных шансов на ее внимание нет. Но это же была Маша, его любимая Машенька, и он, ослепнув на миг от ее красоты, ринулся в решительное наступление.

– Она вам откажет, – любезно «обрадовала» его Маргарита Сергеевна Малинкина, к которой он заявился накануне с букетом цветов и приветствием: «Здравствуйте, а я ваш будущий зять».

– Это исключено, – отрезал Юрий. – Во-первых, я точно знаю, что Машенька меня любит, во-вторых, я умею быть очень настойчивым, это у меня профессиональное. В-третьих, у меня хорошая память, и я выучу все стихи из сборника, который она у меня забыла. Почти уже выучил.

Маргарита Сергеевна взглянула на него с невольным уважением.

– Со стихами это вы хорошо придумали, это должно сработать. Но даже если она и согласится под влиянием момента, потом она струсит и попытается сбежать. Вы, наверное, заметили, что Маша очень болезненно относится к мужским прикосновениям. Честно говоря, я не знаю, что можно с этим сделать.

– С этим тоже разберемся, – без тени сомнений сказал Юрий.

Действительно, Маша даже попыталась оказать ему сопротивление, на потеху Люське, но против стихов не смогла устоять.

– Юрочка, я всю обратную дорогу за рулем плакала, – призналась она ему. – Думала, не увижу тебя больше.

– Прости меня, маленькая, обещаю тебе, больше никогда тебя не оставлю одну. И еще обещаю, что ты никогда больше не будешь из-за меня плакать. Даю тебе честное ментовское слово.

Она слабо улыбнулась.

Он опять потянулся к ней, внимательно наблюдая за выражением ее лица.

– Маш, ты же не боишься меня? Почему отстраняешься? Ты же не думаешь, что я сделаю тебе больно?

Они все так же сидели в его машине перед школой, в замкнутом пространстве, близко друг к другу. И Юрий не хотел никуда уезжать, пока не получит от нее настоящий отклик души и тела, а не механический кивок головой.

– Мы же уже целовались с тобой в деревне, когда ты делала вид, что спишь, помнишь? Может, попробуем еще раз? Просто закрой глаза и попытайся расслабиться. Ну что ты, маленькая, – нежно и серьезно, как ребенка, уговаривал ее Юра. – Давай пока просто будем целоваться. Я тебя не обижу.

И она и в этот раз уступила – судорожно вздохнула, зажмурилась и приоткрыла губы. Юрий медлил с поцелуем, засмотревшись на ее такое милое, такое взволнованное лицо. Маша подождала какое-то время и открыла глаза. В них читался вопрос и что-то похожее на разочарование. Он ласково погладил ее щеку пальцами.

– Маш, ты такая красивая, я говорил уже тебе это? Смотрю на тебя и не могу налюбоваться. Даже твои дурацкие балахоны не смогли скрыть твою красоту. Я с первого дня на тебе залип.

– Ты тоже очень красивый, – тихо прошептала Маша. – Когда я разглядывала тебя в ту, самую первую ночь, спящего, я подумала: как жаль, что ты не можешь быть моим.

– Смотри-ка, прошло всего несколько месяцев, а я уже весь целиком твой, Машенька. Ты только не бойся меня.

И они еще что-то шептали друг другу, какие-то нежности, а потом Юра наконец прикоснулся к ее губам своими губами, медленно и очень осторожно, а Маша закрыла глаза и задержала дыхание, словно прислушиваясь к своим ощущениям. А потом начала отвечать, неловко, несмело. Подняла руки и запустила их ему в волосы, и уже Юре пришлось сделать над собой усилие и прервать поцелуй.

– Так, Машенька, давай притормозим, что-то у меня подгорать начинает. Не хочу заниматься этим в машине. Поедем лучше домой.

Она вся раскраснелась и засмущалась от его горячих взглядов.

– Сначала в садик за Ванечкой, – сказала Маша. – Юра, а что мы будем делать с детьми?

– А что с ними можно сделать? – усмехнулся он, заводя машину. – Если они уже есть, и все твои! Усыновлю их всех, и Зинку твою злобную тоже, если она, конечно, согласится. Слишком много фамилий на одну семью. Будем все Макаровыми. Ты как, согласна?

– Юра, я ведь не смогу тебе родить…

– Так, маленькая, давай с тобой договоримся сразу: мне не надо, чтобы ты мне рожала. Мы с тобой и так уже многодетные. Ванька совсем еще малыш, а мы с тобой уже не очень молодые родители. Другое дело, если ты сама захочешь родить, а я подозреваю, что ты захочешь, мы с тобой проконсультируемся у лучших врачей. Сколько захочешь, столько и родишь. За десять лет наверняка появились какие-то новые лекарства и новые методики лечения твоей болячки. Но только если ты этого захочешь. Заставлять я тебя не буду, и таблетками пичкать тоже. Маш, мне ты нужна, безотносительно того, будут у нас совместные дети или нет. Может, мы еще кого-нибудь потом усыновим.