Текст книги "Бедржих Сметана"

Автор книги: Зоя Гулинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Это была победа! Она воодушевила Сметану на дальнейшую работу.

Третья симфоническая поэма цикла – «Шарка». Согласно древней легенде так звали одну из приближенных Либушиных дев-воительниц. После смерти княгини они решили восстановить матриархат и вернуть себе власть, переданную княгиней своему мужу Пржемыслу. Инициатором девичьей войны была Власта, а Шарка – ее ближайшей помощницей. В чешском эпосе много различных легенд о девичьей войне. К их сюжетам впоследствии обращались Фибих, Яначек и Острчил. Эпизоду из этой войны посвящена третья симфоническая поэма Сметаны. Краткая программа поэмы, написанная композитором, дает полную картину происходящих событий.

«Обманувшаяся в любви, Шарка клянется мстить всем мужам. Проезжает рыцарь Цтирад с веселой своей дружиной, видит связанную Шарку и сразу загорается любовью к ней. Пьет вся дружина сладкий мед, поет песни, веселится и, утомленная, засыпает. Тогда на звук рога Шарки со всех сторон сбегаются девы-воительницы и убивают спящих мужчин».

Цикл «Моя Родина» задуман композитором как повествование о красоте и величии родины. Естественно он должен был раскрыть богатство и самобытность национального эпоса. Драматическое напряжение музыки «Шарки» выделяет эту самую маленькую поэму из всего цикла. «Шарка» – своего рода героическая интермедия. Разнообразные, подчас противоречивые чувства сумел Сметана воплотить в музыкальных образах этой поэмы. Сочные краски нашел он и для мужественного, доблестного Цтирада – друга Пржемысла и для обольстительной красавицы Шарки, терзаемой в одно и то же время любовью и ненавистью к прекрасному рыцарю.

Совсем иной характер носит четвертая поэма цикла – «Из чешских полей и лесов». Здесь Сметана показал свою родину такой, какой он хотел всегда видеть ее – светлой, радостной и счастливой!

«Сердце радуется красоте земли Чешской, расстилающейся вдоль и вширь перед взглядом. Легкий ветерок шелестит над лесами, но вот он затихает, и перед нами картина деревенского праздника. Звуки танцев и песен разносятся по всей стране». Замысел этой поэмы, несомненно, близок к «Проданной невесте».

Музыка поэмы пронизана оптимизмом. Уже первые аккорды создают торжественное, праздничное настроение. Именно такое настроение, как считал композитор, должно охватывать каждого человека, вступающего на чешскую землю. Красочной звукописью Сметана рисует счастливый, богатый край, ярко озаренный солнцем. Но вот звучность оркестра стихает, и на фоне струнных у гобоев возникает обаятельная, грациозная тема. «Как будто появляется наивная деревенская девушка», – заметил сам Сметана.

Постепенное усиление звучности приводит к кульминации. Это картина деревенского праздника, народного веселья. Мастерски написанная задорная полька завершает этот эпизод.

Переживший так много несчастий в жизни еще с тех пор, как он вкушал горький хлеб на чужбине, Сметана с беззаветной сыновней преданностью мечтал о счастливом будущем своей страны.

Но он понимал, что такое будущее наступит лишь тогда, когда народ прогонит чужеземных угнетателей, вздохнет легко и свободно. Поэтому в следующей поэме, как бы указывая народу путь к счастью, Сметана воскресил одну из самых замечательных страниц героического прошлого страны – эпоху гуситских войн.

Сметану всегда привлекала история гуситов. Еще во время пражского восстания 1848 года молодой композитор написал «Песню свободы», в которой говорилось, что для чешских патриотов «Гус и Жижка дороже, чем все святые». Памяти Яна Гуса посвятил композитор и свою хоровую балладу «Три всадника», написанную им в первые же годы по, возвращении на родину. И сейчас, в третий раз обратившись к этой теме, Сметана создал великолепный гимн доблести и непреклонности чешского народа, сумевшего противостоять полчищам захватчиков, как саранча налетавшим на маленькую страну.

Именно так воспринимается музыка пятой симфонической поэмы «Табор». В центре поэмы – образ чешской твердыни – город Табор, основанный гуситами. Чтобы лучше передать колорит той эпохи, Сметана построил всю поэму на теме одной из лучших гуситских песен – «Кто же вы, божьи воины». По свидетельству летописцев, песня эта, с которой шли в бой табориты, своей яростной силой наводила ужас на императорские войска. И случалось, что, заслышав ее грозные звуки, враги обращались в бегство.

Вот уже более пятисот лет эта песня привлекает внимание чешских композиторов своей необычной мелодией. В их творчестве часто встречаются ее характерные интонации, могучий ритм ее маршевой поступи. Сметана великолепно показал всю первозданную грозную силу и мощь песни-гимна. На музыкальной теме, рожденной самим народом, Сметана создал сочинение, по его собственным словам, повествующее «о крепкой воле, о победоносных битвах, о постоянстве, стойкости и упрямой непримиримости…».

Много песен и легенд сложено в честь героев-гуситов. Среди них самой любимой стала легенда о бланицких рыцарях. Она была создана еще в конце пятнадцатого века крестьянином-гуситом Микулашем Власеницким. Именно эту легенду и положил Сметана в основу шестой симфонической поэмы, завершающей цикл «Моя Родина». Эта поэма так и называется «Бланик».

…Звучит мелодия знакомой боевой таборитской песни «Кто ж вы, божьи воины». Слышатся чеканные и суровые интонации. Затем возникает перекличка духовых инструментов. Будто безыскусственные свирельные наигрыши оглашают горные склоны и широкие просторы полей. В музыке развертывается картина края, над которым возвышается гордый Бланик.

Еще мальчиком, живя у родителей, Сметана любовался богатством и разнообразием природы бланицкого края. Холмы пестрели яркими цветами, и синева реки подчеркивала темную зелень лесов, покрывавших склоны легендарного Бланика. Бедржих всматривался в вершину горы в надежде увидеть сказочных рыцарей. Пылкое детское воображение рисовало ему спящих там грозных гуситских воинов. Он прислушивался и… отчетливо слышал конский топот. Значит, правду гласила легенда – есть у чехов защитники, и они помогут разбить ненавистные оковы! Всю жизнь Сметана верил в это и веру свою воплотил в поэме.

…А музыка постепенно приобретает грозную окраску. Композитор возвещает начало похода – проснулись спавшие герои и ринулись в бой за спасенье Чехии. Громче и громче звучит таборитская песня. Все шире и свободнее льется ее мелодия. Соединяясь с мелодией Вышеграда, она вырастает в гимн победы. Раздается фанфарное звучание темы Либуше – темы родины, ликованием всенародного праздника заканчивается весь симфонический цикл. «В новом блеске возвращается слава земли Чешской», – такими пророческими словами завершил Сметана лаконическое изложение программы «Бланика».

Во всей мировой симфонической литературе нет произведения, подобного сметановскому циклу «Моя Родина». Впервые в чешской музыке с такой покоряющей художественной силой прозвучало пламенное исповедание любви к родине. Вот почему цикл «Моя Родина» занял основополагающее место в отечественной симфонической классике.

Около пяти лет работал Сметана над «Моей Родиной». Он закончил ее лишь 9 марта 1879 года. Только первые две поэмы написаны были одна вслед за другой. Работу над остальными частями композитор часто прерывал, чтобы заняться иными произведениями. И тем не менее цикл «Моя Родина» отличается поразительной цельностью и единством.

За этот же пятилетний период Сметаной были созданы еще две оперы – «Поцелуй» и «Тайна», фортепьянный цикл «Мечты», квартет «Из моей жизни», большой хор «Песнь на море», часть цикла «Чешские ганцы» и многое другое. Даже в наше время, когда условия работы композиторов не могут идти ни в какое сравнение с теми, в которых творил Сметана, редко приходится сталкиваться с такой продуктивностью. К тому же Сметана был глух. Поистине достойны преклонения и гигантская воля его и самоотверженный труд.

Цикл «Моя Родина» полностью впервые был исполнен в Праге под управлением Адольфа Чеха в 1882 году. И с тех пор это сочинение прочно утвердилось в симфоническом репертуаре Чехии и многих других стран.

«ПОЦЕЛУЙ»

Поездка за границу и консультации с лучшими врачами окончательно убедили Сметану, что болезнь его неизлечима. «…Я лишился дивного наслаждения, которое приносит живой, прекрасный звук, – писал он Фрейде Бенецке. – Свою музыку я слышу только в воображении, а не в действительности. Чужую музыку воспринимаю только глазами, читая ноты». И как вопль измученной души несчастного композитора, воспринимается следующая фраза этого письма: «О, чего бы я только не отдал за счастье опять слышать!»

Не легко далось композитору примирение с его горькой участью. Затаенная грусть в глазах и преждевременные морщины, избороздившие лицо, говорили о больших душевных переживаниях. Но Сметана не пал духом. 9 мая 1875 года он вернулся в Прагу в сопровождении Новотного, и друзья, встречавшие их, с радостью отметили, что Сметана бодр, по-прежнему любит смеяться и шутить.

В свое время Сметана легко и даже с радостью отказался от карьеры виртуоза. Затем, покорившись обстоятельствам, ушел от дирижерского пульта. Но совсем проститься с музыкой он не мог. В ней была его жизнь, и, пока билось еще сердце, он готов был ей служить, каких бы это усилий ему ни стоило. Он мог еще сочинять и решил целиком отдаться творчеству.

Прежде всего Сметана пишет шесть фортепьянных пьес и посвящает их своим ученицам, которые устроили концерт в его пользу. Пьесы эти композитор объединил в один цикл и назвал «Мечты».

Необыкновенно выразительные, эти фортепьянные миниатюры трогают поэтичностью, искренностью, непосредственностью чувств. Названия первых двух пьес – «Угасшее счастье», «Утешение» – красноречиво говорят о переживаниях, во власти которых находился Сметана в тот период.

Закончив цикл «Мечты», композитор снова обратился к оперному жанру.

– Удивительная новость, господа! Сметана пишет оперу! – еще на лестнице кричал Зденек Фибих, вбегая в переполненный зал «Умелецкой беседы».

Это не был ложный слух. Оперное творчество всегда привлекало композитора, и именно в этом жанре он работал охотнее всего. Успех «Вышеграда» и «Влтавы» укрепил веру Сметаны в то, что, несмотря на глухоту, он может сочинять.

Весть, принесенная молодым Фибихом, очень обрадовала друзей Сметаны, хотя некоторые высказывали опасения, сможет ли больной композитор создать такое большое музыкальное полотно, как опера. Но все единодушно решили не отговаривать его. Они привыкли верить в Сметану. Если композитор брался, значит он чувствовал себя в силах справиться с этой трудной задачей. В добрый час!

Элишка Красногорская по просьбе композитора писала либретто новой комической оперы. Позже она вспоминала, как изменился Сметана и повеселел, когда приступил к работе… Однажды, обсуждая с Красногорской очередную сцену оперы и прохаживаясь по ее маленькой комнатке, Сметана остановился перед зеркалом и внимательно посмотрел на себя. «Разве это я, этот седой дедушка, который смотрит на меня в зеркале? Не верьте этому, девушка! Это плохое зеркало! Я себя чувствую как семнадцатилетний юноша, а не как этот бородач в очках там!»

Красногорская давно знала Сметану. Она была еще совсем молоденькой девушкой с нежным, тонким лицом, когда ее впервые познакомили с композитором. И звали ее тогда Генриетта Пехова. Вместе с братом Йиндржихом, преподававшим в музыкальной школе, они постоянно бывали у Сметаны на его вечерах. Умная, образованная Генриетта была еще и талантливой музыкантшей. Она охотно участвовала в импровизированных концертах, которые устраивались в доме Сметаны. Ей отчасти принадлежит инициатива создания пражского женского хора.

Еще в юном возрасте Генриетта начала писать лирические стихи, которые печатала под псевдонимом Элишки Красногорской. Под этим именем Пехова и вошла в историю чешской литературы как талантливая поэтесса и писательница. Она сотрудничала в «Женской газете» и часто печатала на ее страницах смелые статьи, в которых призывала женщин быть патриотками, учила их самостоятельности и независимости мышления. Немалые усилия она прилагала к расширению женского образования, и ее большая заслуга– открытие в 1890 году первой чешской женской гимназии.

В творчестве Красногорской большое место занимают оперные либретто. На ее тексты написана популярная опера «Лейла» Карла Бендля и все последние оперы Сметаны.

Из всех либреттистов Сметаны Элишка Красногорская была, несомненно, наиболее одаренной. Ее либретто – это законченные художественные произведения с отточенными, звонкими стихами, которые легко ложились на музыку.

Сметане очень понравилось либретто «Поцелуя» по мотивам новеллы чешской писательницы Каролины Светлой. Композитор вновь погрузился в атмосферу столь милого его сердцу чешского деревенского быта. Патриархальной чистотой веет от образа Вендулки, которая отказывает в поцелуе своему жениху Лукашу: народное поверье, восходящее к далеким языческим временам, запрещает девушке целовать вдовца до тех пор, пока она не станет его женою. Чтобы не омрачить светлое счастье своей будущей семьи, Вендулка свято выполняет все народные обычаи. Лукаш упрекает ее в холодности к нему. Заботливо качает Вендулка колыбель ребенка Лукаша и посыпает песком дорожку, по которой ночью согласно поверью приходит призрак матери взглянуть на свое спящее дитя. Но Лукаш сердится на Вендулку, и влюбленные ссорятся.

Бедная девушка не знает, что ей делать. Может быть, поможет бабушка Мартинка, старая тетка Вендулки? Глухая ночь спустилась над лесом. Появляются «горные хлопцы», руководимые Матоушем, а вместе с ними и бабушка Мартинка. Она показывает контрабандистам дорогу. Добрые, отзывчивые люди, занявшиеся этим ремеслом из-за страшной нищеты, помогают Вендулке. Опера заканчивается примирением. Вендулка целует Лукаша вопреки запретам суеверия.

Сметана начал писать оперу в ноябре 1875 года. К началу следующего года уже были готовы большие эпизоды. Однажды вечером у Сметаны собрались друзья: Элишка Красногорская, ее брат и Вацлав Новотный. Как всегда, Сметана сам играл и пел. Несмотря на глухоту, у него сохранилась блестящая пианистическая техника, только в нежном pianissimo иногда пропадали звуки, отсутствие слуха лишало композитора возможности контролировать работу пальцев и голосовых связок. Поэтому и вокальные партии он пел то ниже, то выше на полтона, а иногда даже на целый тон.

Представить себе истинное звучание мелодий, которые исполнял глухой мастер, было трудно. Но и то, что друзья композитора услышали, порадовало их. Новая опера обещала быть интересной и выразительной.

Когда гости собрались уходить, Сметана отвел в сторону Красногорскую и спросил, сколько он должен ей за труд. В те времена композитор сам расплачивался с автором либретто. Элишка Красногорская подошла к роялю и на вопрос Сметаны о ее гонораре написала:

«Прошу Вас, высокочтимый маэстро, быть уверенным, что для меня не только приятная обязанность, но и величайшая радость своей незначительной помощью скромно послужить Вашему искусству. Пожалуйста, никогда больше не огорчайте меня подобными вопросами и даже никогда об этом не думайте; этот вопрос не существует между Вами и мной, и надеюсь, что больше о нем не будет и речи. Прошу Вас любезно разрешить мне и дальше для Вас работать».

Продолжал писать оперу Сметана уже в Ябкеницах. Дело в том, что той мизерной суммы, которую ему ежемесячно выплачивал театр, не хватало на жизнь в столице. Сметана обратился к дирекции с просьбой добавить ему еще 300 золотых в год, что по его подсчетам дало бы возможность всей семье остаться в Праге, но получил сухой отказ.

Так, безжалостно выброшенный из столичной музыкальной жизни, Сметана должен был искать приюта в Ябкеницах, куда был переведен на работу его зять.

«3 июня я навсегда переехал в Ябкеницы, где буду жить вместе с семьей у своей доброй и хорошей дочери Софьи до тех пор, пока мои обстоятельства не изменятся к лучшему», – писал Сметана. С тех пор он лишь изредка навещал Прагу, приезжая как гость туда, где по праву было его место, место первого мастера чешской музыкальной культуры.

Охотничий домик, в котором жили Шварцы, был расположен в живописнейшем месте. Удивительно сочная зелень кругом ласкала глаз. Лес был населен различным зверьем. Неподалеку от дома – пруд, где так приятно было выкупаться в жаркие летние дни.

Окружающая мирная обстановка благотворно действовала на больные нервы Сметаны. Но композитор привык к напряженному ритму жизни столицы и чувствовал себя покинутым. Ему не хватало театра и общества верных друзей. Правда, они его не забывали и навещали в Ябкеницах. Иногда на тропинке, ведущей к дому лесничего, появлялась могучая фигура Яна Неруды, и Сметана, завидев в окно любимого друга, спешил ему навстречу. Навещали своего учителя Прохазка и Йозеф Йиранек. Проведывать композитора приезжал Карел Сладковский. Но подобные визиты бывали теперь далеко не такими частыми, как в Праге. Чаще других приезжал Срб-Дебрнов. Он стал как бы связующим звеном между Сметаной и Прагой. Через него Сметана узнавал все столичные новости, с его помощью вел свои дела.

Софья и ее муж делали все возможное, чтобы облегчить жизнь глухому композитору. Для работы ему была выделена удобная просторная комната, которую обставили по его вкусу. Там висел портрет Листа, а над рабочим столом Сметаны – привезенный из Швеции большой портрет Катержины.

Значительную часть дня Сметана проводил в этой комнате, склонившись над листами нотной бумаги. Иногда он вдруг начинал маршировать из угла в угол и при этом по старой привычке что-то вполголоса напевал. Мозг его не переставал работать над какой-нибудь музыкальной темой и тогда, когда он выходил на прогулку к опушке леса. Бывали случаи, что, не сделав и десяти шагов, он возвращался, чтобы записать возникшую вдруг у него в голове мелодию. Как и раньше, он охотно сопровождал Шварца в разъездах и оставался очень доволен, когда встречавшиеся им люди узнавали его, – значит, он еще не совсем забыт… С близкими Сметана научился легко объясняться, порой довольно точно догадываясь о сказанном по артикуляции губ. Жена и Софья в обычном разговоре с ним почти совсем не прибегали к помощи письма. Но когда в дом приходили незнакомые люди, Сметана быстро удалялся в свою комнату и не выходил оттуда.

По вечерам он часто играл то, что удавалось написать за день, и спрашивал мнение Беттины и Софьи. Они теперь бывали почти единственными его слушательницами.

Вот в таких условиях создавалась шестая опера Сметаны «Поцелуй».

Как всегда, Сметана сразу писал партитуру начисто, делая только небольшие предварительные карандашные наброски отдельных тем.

29 июля 1876 года опера была готова, и Сметана сам повез ее в Прагу.

Композитора по-прежнему любили в театре и с восторгом приняли его новое творение. Мария Ситтова, Антонин Вавра, Йозеф Лев, Карел Чех и другие ведущие певцы отстаивали свое право петь на премьере.

Уже в самом начале увертюры народнопесенные интонации переплетаются с характерными ритмами польки. И в дальнейшем неизменно чувствуется национальное своеобразие музыки. На мелодии чешской народной песни построена колыбельная Вендулки, образ которой сразу пленяет своей обаятельностью. В вокальной партии бабушки Мартинки слышится омузыкаленная речь чешской крестьянки.

Хоры всегда настолько удавались Сметане, что даже злейшие враги композитора не могли отрицать их достоинств. Особенно сильное впечатление оставляет хор контрабандистов в начале второго акта. Яркая, живая действительность оттесняет здесь на второй план старинную легенду, во власти которой находится Вендулка. В этом хоре слышится не только романтика ночи, но и глухая угроза панам, которую таили в себе чешские и словацкие леса. В них скрывались доведенные до отчаяния крестьяне, покинувшие родные места.

И на севере, в Крконошских лесах, где, кстати сказать, по замыслу авторов и происходит действие оперы «Поцелуй», и на крайнем западе, в Ходской области, и на границах Моравии и Словакии, и в Татрах– повсюду поднимались свободолюбивые крестьяне и объединялись в отряды. Именно к этим «правонарушителям» прибегает обиженная Вендулка, ища у них защиты. Эти люди, приводившие в ужас панов, были настоящими чехами. Вендулка не только не побоялась доверить им свою жизнь и девичью честь, а даже просила у них помощи в устройстве своего семейного счастья. Музыка Сметаны с большой теплотой рисует романтические образы Матоуша и его друзей. Их появление на сцене придает социально значительную окраску всей опере, хотя эпизод с контрабандистами и не играет большой роли в развитии сюжета.

На последних репетициях присутствовал Сметана. Он стоял рядом с Чехом и, следя за взмахами дирижерской палочки, давал указания о темпах тех или иных эпизодов.

«Народная газета» подробно сообщала о ходе подготовки премьеры. В день премьеры была напечатана статья Прохазки, в которой он давал обстоятельный и, как всегда, очень дельный разбор последнего сочинения композитора.

Первое представление оперы состоялось 7 ноября 1876 года. Успех был большой. Уже увертюра развеяла все опасения скептиков, сомневавшихся в способности глухого композитора создать новое яркое произведение. Жив был творец «Проданной невесты» и «Далибора», и его новое творение, полное оптимизма и жизнеутверждающей силы, зазвучало в стенах чешского театра.

С еще большим, подлинно триумфальным успехом прошло третье представление «Поцелуя» 14 ноября, которое, по договоренности с дирекцией театра, было бенефисом Сметаны. В зале наряду с пражанами были люди из провинции, делегаты из отдаленных мест страны, прибывшие приветствовать любимого мастера, своей музыкой завоевавшего их сердца. Родина композитора – древний город Литомышль тоже прислал своих представителей, чтобы почтить земляка, которым они гордились.

Еще никогда на долю ни одного чешского композитора не выпадали такие лавры, каких удостоился Сметана. Карел Сладковский торжественно преподнес композитору венок от ржипского края. По преданию, именно у подножия горы Ржип некогда поселился праотец Чех, чьим именем и была названа вся страна. Именно ржипский край называет легенда родиной чехов, колыбелью чешского государства. И чехи, бережно хранившие все народные предания, поднесли Сметане этот венок как символ признания и благодарности всего чешского народа.

Хотя чешские патриоты официально и заблаговременно сообщили о своем намерении почтить композитора и даже испросили на это разрешение властей, полиция была очень обеспокоена стечением людей с разных концов страны. Казалось бы, новая постановка оперы не представляла собой ничего предосудительного. Но габсбургская полиция уже знала, что если только эта постановка связана с именем Сметаны, то чехи с особенной настойчивостью опять будут говорить о самобытности своего национального искусства. А в таких случаях следует внимательно присматриваться. Неспроста повсюду мелькают трехцветные ленты. Того и гляди начнутся «крамольные» разговоры.

И представители полицейского управления, смешавшись с толпою зрителей, расположились в зале театра, зорко наблюдая за всем. В результате начальство получило подробное донесение.

Обстоятельно перечислив все многочисленные венки, поднесенные композитору, описав все овации, полицейский осведомитель, составивший это донесение, отметил: «Несмотря на большое стечение людей, порядок не был нарушен ни в малейшей степени».

Да, действительно, порядок на этот раз не был нарушен. Даже на страницах прессы все было спокойно. Авторы статей, появившихся после премьеры «Поцелуя», дружно хвалили и музыку Сметаны и постановку театра, предсказывая опере долгую сценическую жизнь. Враждебно настроенные газеты тоже не открыли огня. Враги Сметаны не смогли превозмочь свое любопытство, и многие из них присутствовали на премьере. «Они пришли при звуках труб и литавр, вступление которых было таким торжественным, – писал Неруда в «Народной газете», – и едва вошли, были увенчаны гирляндами прекраснейших мелодий. Они остановились и сели рядом друг возле друга и все были восхищены красотой чешской музыки, а когда зазвучал на сцене Прекрасный хор «Мы свои», должны были делать усилия, чтобы не запеть». Однако высказать доброе слово о музыке Сметаны было свыше их сил. Они молчали, рассчитывая молчанием своим убить оперу или хотя бы уменьшить ее успех. Неруда прямо об этом писал, вскрывая всю подлость врагов Сметаны.

Журнал «Правда» тоже поместил большую статью, дававшую характеристику поведению буржуазно-консервативных кругов. Автор статьи напоминал Ригеру одно из его выступлений. В нем Ригер, желая объединить вокруг себя деятелей чешской культуры, говорил о том, что было бы просто варварством не признавать ценность настоящего художественного произведения только потому, что оно создано человеком других политических взглядов. И теперь, когда по указке того же Ригера все газеты, находившиеся в руках его приверженцев, замалчивали сам факт создания оперы, «Правда», обращаясь к ригеровцам, напоминала демагогическое выступление их лидера и заявляла: «Да, господа, это варварство».

На другой день после бенефиса Сметана с женой и дочерьми, приезжавшими в Прагу, чтобы присутствовать на спектакле, уехал в Ябкеницы. Жизнь снова приняла обычное течение, которое нарушали только многочисленные поздравительные телеграммы, продолжавшие еще долго приходить со всех концов страны. Сметана понимал, что это было доказательством возраставшей популярности его музыки, и радовался этому. Получив очередную телеграмму, он спешил к Софье. Он чувствовал, что старшая дочка больше всех домашних любит его и гордится его успехами. С женой Сметана редко делился своими переживаниями. Он по-прежнему любил Беттину, но в отношениях их произошла большая перемена. Теперь он не находил у нее той ласки и тепла, которые бывают так необходимы даже самым сильным людям. Беттина безропотно сносила удары судьбы, обрушившиеся на ее семью, и никто не слышал от нее ни слова жалобы. Как только выяснилось, что болезнь мужа неизлечима и он навсегда останется инвалидом, Беттина покорно отправилась в Ябкеницы, хотя красивой и еще молодой женщине нелегко было отказаться от развлечений столичной жизни, от того места, которое они с мужем занимали в ней. Она добросовестно воспитывала своих дочерей и помогала Софье по хозяйству. Но все видели, как болезненно переживала она свое новое положение. Когда-то веселая и беззаботная, Беттина сделалась раздражительной и порой не скрывала то глухое неудовольствие, которое нарастало в ней. Она умела играть, хорошо рисовала и вышивала, но теперь ничто не доставляло ей удовольствия. Сметана прекрасно понимал душевное состояние жены и старался не сердиться на нее. Но когда его болезнь особенно мучительно давала себя чувствовать, ему делалось до слез обидно и больно, что Беттина стала почти чужим человеком. Холодность и отчужденность между мужем и женой постепенно увеличивались, и от этого каждому делалось еще тяжелее.

Только в творчестве находил Сметана утешение, забывая и о своей болезни и о материальных затруднениях, которые теперь все чаще переживала семья.

Именно в этот период задумал Сметана написать квартет. Камерные сочинения он считал наиболее подходящими для передачи личных чувств и переживаний. Более двадцати лет тому назад, потрясенный смертью маленькой Бедржишки, Сметана излил свои скорбные чувства в трио. И теперь, после длительного перерыва, он снова обратился к камерной музыке.

Первый ми-минорный струнный квартет Сметана назвал «Из моей жизни». Это своего рода краткая автобиография композитора, написанная музыкальным языком. В письме к Срб-Дебрнову Сметана изложил программу этого квартета:

«I часть. Зов судьбы (главный мотив) к бою в жизни. Склонность к искусству в юности; склонность к романтике как в музыке, так и в любви и вообще в жизни; невыразимая жажда чего-то, что я не мог ни высказать, ни даже определенно себе представить, а также как бы предостережение моего будущего несчастья… протяжно звучащий тон в финале… и т. д. возник из данного начала: это тот роковой свист самых высоких тонов в моем ухе, который возвестил в 1874 году мою глухоту…

II часть. Quasi Polka приводит меня к воспоминаниям о веселой жизни моей молодости как среди крестьян, так и в гостиных светского общества…, о том, как я провел почти все годы своей молодости, как засыпал молодежь своими танцевальными пьесами и сам славился как страстный танцор. Описывается также склонность моя к путешествиям; у альта, а затем и у второй скрипки помечено: à lа tromba – почтовый рожок!

III часть напоминает мне о блаженстве первой любви моей к девушке, которая затем стала моей верной женой. Бой с враждебной судьбой и, наконец, достижение цели.

IV часть. Постижение национального сознания в нашем прекрасном искусстве, радость по поводу пути, найденного национальным искусством, счастливый успех на этом пути, длившийся до тех пор, пока не возник в моем ухе страшно звенящий высокий звук (в квартете высокое ми, в действительности же это был ля-бемоль-мажорный секстаккорд четвертой октавы), который возвестил мне мою жестокую участь, мою теперешнюю глухоту, которая навсегда преградила мне доступ к блаженству слышать и наслаждаться красотами нашего искусства. Подчинение этой неотвратимой участи, которая была возвещена еще в первой части, с проблеском надежды на лучшее будущее».

В этой авторской программе рисуется облик жизнелюбивого, пытливого и тонко чувствующего человека. Он не отказался от личной жизни и всех связанных с ней радостных переживаний, но главной целью считал участие в строительстве национального искусства. И последняя фраза о «подчинении неотвратимой участи» звучит вовсе не как проявление безропотной покорности судьбе, а только как осознание личных страданий, которые не сломили творческой воли композитора.

Автобиографическое содержание в этом произведении сочетается с идейной значительностью художественных обобщений. Две группы музыкальных образов получают развитие в квартете. В одной из них отразились романтически мятежные порывы юности, заставляющие вспомнить немецкобродский период жизни Сметаны, его первые встречи на собраниях студенческого кружка с Карлом Гавличком-Боровским, поиски личного счастья и любви. Но вместе с тем в квартете воплощен образ народа. Лирические эпизоды произведения необычайно выразительно оттеняют этот образ. Во второй и четвертой частях квартета появляются излюбленные Сметаной польки. И тогда, когда композитор повествует о величайшем счастье, которое он нашел в творческом труде, создавая близкие и нужные народу произведения, в музыке возникают напевно-танцевальные мелодии. Именно такая мелодия звучит в заключительной кульминации, после которой слышится зловещее, пронзительное звучание верхнего ми. Естественно, этот эпизод имеет трагическую окраску, ибо в нем запечатлелись переживания, вызванные большим человеческим несчастьем. Но заключительная часть финала создает впечатление решимости бороться с безжалостной судьбой и не отступать от избранного пути.