Текст книги "Хроника одного скандала"

Автор книги: Зои Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава одиннадцатая

О романе Шебы я узнала в ноябре. К этому моменту связь длилась чуть более восьми месяцев и уже была близка к финалу, хотя Шеба этого и не осознавала. Разоблачение Шебы, дату которого я отметила двумя золотыми звездами, случилось в Ночь Гая Фокса. Шеба пригласила меня на праздничный семейный ужин и последующую прогулку на Примроуз-Хилл – смотреть фейерверк. Не питая слабости к фейерверкам, я колебалась насчет участия во второй половине вечера, однако Шеба настаивала.

– Ну пожалуйста, Барбара, – ныла она. – Мне нужна моральная поддержка.

Семейство Хартов переживало нелегкие времена. Все усилия Ричарда и Шебы устроить дочь в другую школу терпели крах. Школы, одобренные Полли, ее отвергали – и наоборот. Дыру в процессе обучения временно заткнули репетитором (за счет матери Шебы). Ричард изощрялся в остротах насчет «доставки образования на дом», но смешного в ситуации было мало. Учитель занимал у Полли три часа в день, а все остальное время она болталась по дому и трепала нервы родителям. Шеба сбросила килограмма три, не меньше.

Ночь Гая Фокса выпала на среду. По просьбе Шебы я приехала к ним пораньше. Дверь открыла Полли.

– Здрасьте, – буркнула она под нос и удалилась.

Я прошла следом в гостиную, где Полли и Бен, растянувшись на полу, смотрели телевизор.

– Что показывают? – спросила я, кивнув на экран, где шел какой-то мультфильм. Бен шепнул что-то неразборчивое. – Что-что?

Полли оглянулась.

– Мама на кухне, – сообщила она.

Там я и нашла Шебу – припав спиной к кухонной стойке, она с безысходным видом разглядывала купленные к ужину отбивные.

– Смотреть жутко, правда? А ведь только вчера купила. Как по-вашему, Барбара, они никуда не годятся?

На вываленные на разделочную доску куски мяса смотреть и впрямь было страшновато. Склизкие, они отливали фиолетовым – такой оттенок получается, если скатать вместе все бруски пластилина из коробки. Я с опаской принюхалась.

– Даже не знаю…

Шеба застонала:

– Ужас. Придет бывшая Ричарда, а я подам на стол гнилые стейки. – Она прошла к двери: – Полли! Дорогая, накрой на стол. Марсия с девочками вот-вот приедут. Ричард пригласил их без моего ведома, – объяснила она мне. – Само собой, машина Марсии сломалась, так что Ричарду пришлось за ними ехать. Трудно ей, что ли, такси взять?.. – На пороге возникла нахохлившаяся Полли, и Шеба умолкла.

– Опять на Марсию бочку катишь? – съязвила дочь. Шеба скрипнула зубами, но смолчала. – Что ты там мне орала?

– Не орала, дорогая, а просила накрыть на стол. Папа скоро вернется.

– Ф-фу. – Полли ткнула пальцем в мясо. – Мы будем этоесть?

– Не знаю, не решила, – ответила Шеба. – Ну же, Полли. Будь умницей, накрой на стол.

– После. Вот мультики закончатся…

– Нет, дорогая. Сейчас. Пожалуйста.

Полли театрально закатила глаза и испарилась, бросив напоследок:

– Я тебе не прислуга, чтобы ты знала.

Лицо Шебы сморщилось.

– О, Барбара, вы не представляете,как она себя ведет.

Почему же? Пожалуй, я представляла.

– Она хамит всем подряд, – шепотом продолжала Шеба. – Даже отцу. Если, конечно, не клянчит у него денег. А со мной так груба, что дыхание спирает. Словно я ей не мать, а какая-нибудь чокнутая тетушка из старых дев. Взяла моду на все отвечать либо «очаровательно» – с кошмарным сарказмом, либо «дерьмо гребаное». – Шеба запнулась, припоминая иные свидетельства безобразного поведения дочери. – Да! А по ночам марихуану курит!

Я сочувственно покачала головой.

– Мы, конечно, запрещаем, а что толку? Родители теперь для нее не авторитет. Ричард пытался договориться – разрешил курить косячки, но только в саду. Но нет, она и на это правило плюет. Ее спальня насквозь провоняла, Барбара! Мне и затягиваться не нужно для кайфа – достаточно туда зайти. Не поверите – она смолит, сидя на ковре посреди комнаты. Держу пари, не сегодня-завтра подпалит дом…

Взгляд Шебы упал на мясо.

– Нет, оно несъедобно, черт его дери. Ботулизм подхватим, как пить дать. – Шеба подняла доску и сбросила мясо в мусорное ведро. – Ладно, – со вздохом сказала она, открывая дверь кладовки, – ограничимся спагетти.

Через полчаса появился Ричард со своей бывшей женой Марсией и старшей дочерью Саскией. Младшая, Клэр, в последнюю минуту решила остаться дома.

– Привет, Барбара! Привет, Бэш! – Марсия проковыляла на кухню, подметая широким подолом густо-красного платья ошметки от стряпни Шебы. – Какая прелесть! Сегодня у нас паста! – Она заглянула в кастрюльки на плите. – В самую точку! Я как раз мечтала о чем-нибудь эдаком – простеньком, домашнем.

– Вообще-то я задумывала отбивные… – начала Шеба.

– О нет! – взвизгнула Марсия. – Только паста! Углеводы – м-м-м! Вкуснятина!

Шеба бледно улыбнулась.

Официально считается, что Шеба обожает Марсию. Дескать, дружба между ними. Ей невероятно повезло, утверждает Шеба, получить в мужья человека с такой замечательной первой женой. Но уж очень эти заверения в любви чрезмерны, а значит, подозрительны. Под демонстрацией сестринских чувств я улавливаю необъявленную войну. По правде говоря, Марсия, со своими тупыми дочерьми, вызывающими нарядами и «ранним ревматоидным артритом», – сущая заноза в пятке. Когда Ричард с Шебой только поженились, Марсия пригласила свою преемницу на чашечку кофе и заверила, что не держит на нее ну абсолютно никакого зла.

– Семья теперь – дело десятое, – сказала она. – Самое главное – клан. Жил бы Ричард в Африке – у него уже не вторая, а небось пятая жена была бы.

Шеба якобы купилась на эту клановую чушь, а заодно и на идею о Марсии как о некой бессменной главе клана. Да будет вам! Эта женщина уж больше двадцати лет как разведена с Ричардом. С чего бы это ей к нему липнуть намертво, как дурной запах? Не побоюсь предположить, что если Шеба когда-нибудь откажется от долга любить всех и каждого, к которому она себя приговорила, то обнаружит, что на самом деле Марсия ей крайне неприятна.

Следом за бывшей на кухню вошел Ричард, с вином для всех присутствующих.

– Дорогой, – бодро проговорила Шеба, – может, устроишь Марсию с Саскией в гостиной? А заодно и попросишь Полли накрыть на стол.

Ричард удалился, в сопровождении бывшей жены и дочери.

Несколько секунд спустя до нас донесся его раздраженный голос, приказывающий Полли выключить телевизор:

– Пошевеливайся, Полли!

Полли не заставила себя ждать с ответной репликой на повышенных тонах:

– Чего это все раскомандовались, черт возьми?

Ужин вышел тягостный. Получив свою порцию спагетти, Саския объявила, что мучного не ест – диета не позволяет. Марсия нахваливала Шебу за то, что не мудрствуя лукаво использует к пасте чеддер вместо дорогого пармезана. Шеба рявкнула на Бена, чтобы не смел вытирать губы свитером. Слава богу, хоть Полли помалкивала. После ужина компания разделилась на две части – половина забралась в мою машину, вторая к Ричарду, – и мы поехали на Примроуз-Хилл.

Как уже было сказано, я не отношусь к большим любителям фейерверков. Весь этот искрящийся дождь, тоскливый дымный запах, финальный залп, от которого всегда ждут большего, – нет, нет, увольте. Удручает меня и излишний символизм современных фейерверков. Топтаться на холоде, любуясь, как разноцветные искры на миг складываются в ухмыляющуюся физиономию или полупьяную надпись «С праздником!» – развлечение для разумного человека весьма и весьма сомнительное. И все же отношение к фейерверкам определяет степень детской восторженности, оставшейся в человеке. Вполне допустимо не любить цирк, но признаться в антипатии к фейерверкам – значит стать изгоем общества. Подозреваю, что лишь мизерная часть собравшихся на вершине холма от души наслаждалась зрелищем, но и все остальные добрый час проторчали на ледяном ветру, покорными ахами и охами симулируя искреннее восхищение. Все, кроме Полли, разумеется: та уцепилась за шанс проявить свой дурной нрав и старалась вовсю, безостановочно дымя сигаретами и ковыряя грязь носками башмаков.

С финальным залпом толпа единым организмом подалась к выходу из парка. Паникер Ричард приказал было нам оставаться на холме, пока народ не разойдется, но к тому моменту все промерзли насквозь и мечтали о теплом доме, так что Ричард остался в меньшинстве. По тропинке с северной стороны холма мы без особых проблем спустились к подножию, где ситуация осложнилась: обе ведущие к выходу дорожки были забиты мечущимися людьми.

– А где мама? – неожиданно поинтересовалась Полли. Я огляделась – Шебы в поле зрения не было.

– Дьявольщина! – выпалил Ричард. – Ну-ка, давайте все возьмемся за руки и пойдем цепочкой, чтобы не потеряться.

Уловив в его голосе звенящие нотки страха, я из жалости готова была подчиниться. Однако я шла между Марсией и Полли, а тех перспектива держаться за руки устраивала не больше, чем меня, так что и этот приказ Ричарда, к счастью, исполнен не был.

Длинный, извивающийся хвост из людей двигался медленно. Мы были шагах в ста от выхода на Риджентс-парк-роуд, когда я заметила Шебу рядом с каким-то молодым человеком. Его лица я не видела – он стоял к нам спиной, – зато прекрасно видела лицо Шебы; она говорила очень быстро, с напором. Кто-то шмыгнул вперед, и на несколько мгновений я потеряла Шебу из виду, а обнаружила уже в одиночестве, шагающей в нашу сторону.

– Шеба! – Я помахала ей.

Заметив меня, Шеба улыбнулась, и в тот же миг ее собеседник повернул голову. Жидкие светлые волосы, уныло опущенные уголки глаз. Конноли.

Должно быть заметив потрясение на моем лице, Шеба невольно оглянулась – узнать, чем оно вызвано. На долю секунды наши взгляды остановились на парне. А потом Шеба вновь посмотрела на меня. В ее глазах мелькнул страх, но было там и что-то еще… Радость? Ликование?

– Мам! – раздался впереди голос Бена. – Где ты была, мамочка?

Шеба бросилась к сыну. Я не слышала ее ответа. Смеясь и качая головой, она стиснула Бена в объятиях.

Обратно Шеба ехала в моей машине, но, увы, вместе с детьми. Всю дорогу она болтала с Беном и Полли, а я молчала. В Хайгейте я намекнула, что высажу их и сразу поеду домой, однако Шеба схватила меня за руку и заставила выйти. Ричард, отвозивший Марсию с Саскией на Максвелл-Хилл, еще не вернулся. Полли прошла прямиком в гостиную и включила телевизор. Шеба отправила Бена наверх, пообещав поцеловать на ночь, когда он уляжется, и наконец обратилась ко мне:

– Может, спустимся в студию?

Мы обе молчали, пока не закрыли за собой дверь мастерской и не устроились на раскладных стульях. Я надеялась, что Шеба избавит меня от унизительной необходимости задавать вопросы, однако прошло несколько минут, а она все сидела, уставившись в пол. И я не выдержала:

– Там, в парке, я видела вас с Конноли, не так ли?

– Да. Да, это был он. – Шеба робко глянула на меня из-под ресниц.

– Что, собственно, происходит, Шеба?

– Вы имеете в виду – с Конноли?

– Да.

Она разглядывала свои сцепленные пальцы.

– Трудно сказать…

– Скажите как есть. Он вас по-прежнему преследует?

– Нет-нет… Он… Я…

– Шеба, прошу вас. Говорите же! Что между вами происходит?

Она не отводила взгляда от своих рук.

– Мы… как бы это… мы встречаемся, что ли… У меня с ним роман.

Я ахнула, как последняя идиотка.

– Что?! Это правда?

Она кивнула.

– Давно?

– Ну, не знаю… Довольно давно.

– А именно? Хотя бы примерно.

– Вообще-то… с тех самых пор, как я рассказала вам о поцелуе, тогда, на Графтон-лейн.

– Но вы ведь… Вы ведь сказали, что…

– Я вам не все рассказала. На самом деле он не просто попытался… Мы целовались.

– Шеба, это очень, очень серьезно. Вы сами-то отдаете отчет, насколько все это серьезно?

– Да. О да, да.

– Нет, Шеба. Боюсь, не отдаете. За такое и в тюрьму можно попасть.

– Знаю. – Вид у нее был напуганный, но через мгновение она рассмеялась. Далекий от ее обычных звонких переливов, этот странный, с истеричными нотками смех напоминал скорее крик диких гусей.

– Ради всего святого, Шеба! Он же… Стоит ли объяснять? Он же мальчик.

– Ну, не совсем, – сказала Шеба. – Понятно, что не мужчина, но и не ребенок. Я бы сказала – где-то посредине.

Я смотрела на нее во все глаза.

– Называйте как хотите, Шеба. Важно одно: он очень, очень юн. А вы ведь даже не любитемужчин моложе себя. Сами как-то признались, что предпочитаете постарше.

–  Знаю.Странно, правда? – проговорила она с какой-то небрежной отстраненностью, словно речь шла о философской проблеме, а не о ее собственной жизни. – С другой стороны, не глупо ли навешивать ярлыки на свои сексуальные пристрастия? Их не так просто разложить по полочкам, к тому же они с возрастом меняются, верно? Чудно ведь, когда мужчины твердят, что одному в женщинах только грудь нравится, а другому подавай красивые ноги. В смысле… – Шеба беспомощно умолкла. – Вы правы, Барбара. Конечно, правы, – продолжала она. – Он просто ужасно молод. Но… я стала понимать, что такое очарование юности. Вообще-то я и раньше не поддерживала феминисток, когда они возмущались, что мужчины в возрасте ухлестывают за молоденькими. Честно говоря, я всегда была на стороне «старых козлов» и теперь очень этому рада, поскольку на себе ощутила, до какого сумасшествия способно довести красивое молодое тело. Я могу часами гладить Стивена, вдыхать его запах – и мне все мало! Я готова… готова… проникнуть в него.

Я вскинула руку:

– Прошу вас!

Шеба снова рассмеялась, все тем же гортанным отрывистым клекотом.

– Я не имела в виду буквально – каким-нибудь несуразным резиновым членом. Нет, у меня иные фантазии. Хочется очутиться внутри него. Пусть бы он меня проглотил, что ли… Знаете, как иной раз бывает: тискаешь малыша или котенка – и готов задушить в объятиях. – Она скрестила руки на груди и улыбнулась: – Все ясно, Барбара. Вы считаете меня совершенно развратной.

Она вела себя так, будто общалась с иссохшей старухой, напрочь позабывшей, что такое страсть. Теперь-то мне ясно – Шеба не хотела,чтобы я ее поняла. Она упивалась мыслью о собственной непостижимости.

– Дело не только в вас одной, – возразила я. – О детях вы подумали?

Вот когда беспечность с нее слетела.

– Ох, Барбара. Я знаю, знаю. Я чудовище. Я только и думаю о том, что нужно положить всему этому конец.

– Так прекратите же думать, ради бога. Положите конец – и все.

Шеба слабо махнула рукой:

– Не надо нотаций, Барбара. Толку от них никакого. Любовь – это состояние организма, верно? Кто-то в глубокой депрессии, кто-то влюблен, а кто-то, к примеру, поклоняется какому-нибудь божеству. Ты, по сути, уходишь под воду – на суше люди еще могут говорить с тобой о жизни, но что значат эти речи…

– Какая любовь? О чем вы? Не стройте из себя идиотку, черт побери.

– Боже, что за слова, Барбара?

– Говорю, что думаю. Помочь пытаюсь.

– Нет, я о другом. Вы ведь никогда не чертыхаетесь.

– Шеба, умоляю, послушайте. Вы не любите Конноли. Это не любовь.

– Не уверена, знаю ли я, чтоэто такое. Все мы мастера на определения, верно? Я хочу вернуть юность. Он хочет набраться постельного опыта. Я на него давлю. Он на меня давит. Он меня жалеет. Я его жалею… А на деле-то все далеко не так просто, разве нет?

– Шеба, все это чистое безумие. Вы вкладываете в ситуацию смысл, которого там нет. Вся эта любовь только у вас в голове.

Шеба явно собиралась возразить, но лишь рассмеялась:

– А худшего места не придумаешь, правда?

У меня руки чесались отвесить ей пощечину.

Сдержав порыв, я опустила ладони ей на плечи и хорошенько встряхнула, как куклу.

– Остановитесь, Шеба! Все это… Да что у вас может быть общего? Помимо секса, я имею в виду?

– Ой, только вот этого не надо. Я тоже женские журналы читала, Барбара, и на тесты отвечала – «Секс или любовь?», «Не путайте оргазм с любовью». Все я знаю, Барбара, и говорю вам – чушьвсе это. Понятия не имею, что это вообще значит. В смысле – кто доказал разницу? И разве она не индивидуальна для каждого? Так что давайте сойдемся на том, что к Стивену я испытываю что-то очень мощное.

– Более мощное, чем чувство к Ричарду? К вашей семье? – Я сорвалась на крик.

– Да! – во все горло выкрикнула Шеба. – Нет! То есть… вообще-то… да. Да!

Какое-то время мы сидели молча, переваривая это признание.

– Во всяком случае, такое же, – тихо добавила Шеба. – На данный момент – такое же. И конечно, нас тянет друг к другу физически.А общего… нет у нас ничего «общего». Откуда? Ему ведь шестнадцать, Барбара! Общего у настолько мы сами. Разве этого мало? В конце концов, мне за него не замуж выходить.

– Неужели? И на том спасибо. Хоть капля здравомыслия осталась… А вам не приходило в голову, что парень бахвалится своей победой перед приятелями?

– Приходило. Он этого не делает.

– Да как вы можете быть уверены?

Шеба пожала плечами:

– А я не всегда и уверена. Хотя, как правило, не сомневаюсь. Сложно объяснить. В некотором роде я доверяю ему больше, чем кому-либо другому. В нем чувствуется такая сила… и при этом он так чудовищно беззащитен… Мне невыносима – в буквальном смысле невыносима —мысль о его боли. Любой боли! У меня слезы на глазах закипают, стоит только представить, что ему плохо. Думаю, то, что зовется материнским инстинктом, Стивен пробуждает во мне сильнее, чем даже Полли.

– Шеба!..

– Мое поведение непростительно, Барбара. Но я должна… Я этого хочу!

– Хотите разоблачения? Этого вы хотите? Опасность влечет?

– Нет! – Шеба в ярости захрустела сплетенными пальцами. – Нет. Не могу сказать, почему я это делаю. Именно. Не могу сказать. Не знаю. Разве я одна такая? Разве не в том и особенность подобных чувств, что их невозможно обуздать? Должны же оставаться какие-то тайны – я имею в виду тайны в поведении людей, – которые не поддаютсяразумению.

Час или около того спустя, когда я собралась уходить, Шеба тепло обняла меня в дверях, и мы условились продолжить разговор завтра. В тот момент дружелюбие мне не изменило, но едва я оказалась в машине, гнев стал просачиваться наружу, точно кислота из аккумулятора. Я была взбешена не только ужасающим безрассудством поступков Шебы, той убогой ситуацией, в которую она сама себя втянула, но и ее безмерным, походя обнаружившимся двуличием. Речь между нами шла о том, что Шеба предает Ричарда, детей, даже сослуживцев, если на то пошло… а о том, что она предает меня,не было сказано ни слова. Ей не пришло в голову извиниться передо мной.Да значила ли для нее наша дружба хоть что-нибудь? Или же с самого начала эта дружба служила лишь прикрытием – способом отвлечь коллег, не дать им учуять смрад настоящего скандала? Много месяцев подряд я воображала, что мы воистину близки, а она все это время выставляла меня на посмешище.

Затормозив у перекрестка на Хайгейт-Хилл, я увидела круглые от изумления глаза девочки, которая таращилась на меня сквозь стекло впереди стоявшей машины. Только тогда я поняла, что уже с минуту как исступленно молочу кулаком по рулю – ладонь чуть повыше запястья побагровела от ударов.

У себя в гостиной, за чаем с рулетом и сигаретами без счета, я обдумывала откровения этого вечера. В течение первого часа твердила себе, что завтра же отправлюсь к Пабблему и все выложу. Моральное благополучие Конноли меня не сильно тревожило. Я считала – и остаюсь при этом мнении, – что мальчишка способен за себя постоять. Мое желание поставить в известность Пабблема подогревалось исключительно гневом.

Однако время шло, и вместе с сигаретным дымом улетучивалась и моя ярость. Не стану я… разумеется, не стану докладывать Пабблему. Слов нет, Шеба вела себя по отношению ко мне отвратительно. Но она ведь не хотела причинить мне боль. Совершенно очевидно, что она с самого начала намереваласьсо мной поделиться. У нее просто-напросто не все в порядке с головой. Господи, да она же пошла на сексуальную связь с ребенком– о каком здравом рассудке может идти речь?

Ложиться я собралась после двух ночи. Из зеркала в ванной на меня смотрело зеленое от усталости лицо. Шеба – моя подруга, сообщила я своему отражению. Сейчас я нужна ей как никогда.Устроившись на краю ванны, Порция, по обыкновению, высокомерно наблюдала за моим туалетом. Я почистила зубы, умылась, наложила ночной крем. Кто ей поможет, если не я?В спальне я надела ночную рубашку, убрала с кровати декоративные подушки. На заднем дворе подвывал хозяйский пес; откуда-то с улицы неслись пьяные выкрики молодежи. Порция прошествовала в спальню вслед за мной и теперь вилась вокруг моих ног. Я сложила покрывало и забралась в постель. Ну же, встряхнись. Настоящей дружбе любые бури нипочем.Порция запрыгнула на кровать и потопталась немного, подбирая спальное место на свой вкус. В конце концов тяжело – и жарко – улеглась мне на ноги. Я завела будильник и выключила свет. В просвет между шторами заглянула луна и эффектно, будто фонариком, осветила Порцию. «Шеба contra mundum» [18]18
  Против всего мира (лат.).


[Закрыть], – объявила я в ночной тиши комнаты.