Текст книги "Всполохи на камне (СИ)"
Автор книги: Зинаида Соколова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
39. Пётр
Брать Лию с собой было необязательно, но я реально боялся оставлять её одну. Так и мерещилось, как Васька крадётся в приемную, чтобы продолжить то, о чем его сам и попросил. Ссориться с ним я не собирался и поэтому решил использовать другой маневр – минимизировать им возможность общения.
Я подошёл к большому окну своего кабинета, мне всегда нравилось смотреть на город сверху, я чувствовал себя сильным, уверенным в своих силах, уверенным в том, что я делаю. Ради своей работы я жертвовал многим. Жертвовал? Нет, это совсем не так.
Работа была источником жизни для меня, радость от достижений новых рубежей вселяла в меня море энергии, поэтому ни о каких жертвах не было речи.
Но всё изменилось и, не признавать это, было бы с моей стороны глупо. Авария, похоже, расколола мою жизнь на до и после. Я всегда был здоров, сил было без меры, казалось, что мне всё по плечу и достижение любой цели – только вопрос времени.
Физическая немощь, надо признать, очень отразилась на моем психическом состоянии. Я стал более злым и раздражительным, хотя меня можно назвать счастливчиком, так как восстанавливался быстро. Сейчас уже хожу сам, хоть и с палкой, но мог ведь и совсем инвалидом остаться.
Но мой вынужденный больничный отпуск предоставил мне много времени для раздумий. Лежал я и представлял, что если на этом всё? Не будет прежнего Петровского? Кому будет до меня дело, кроме матери и отца? Чего я буду стоить, как мужчина? Смогу ли иметь хоть какую личную жизнь?
Слава Богу, что врачи меня практически вернули в прежнее состояние, но червячок сомнения остался. Купить я могу что угодно, но это перестало меня греть, словно деньги стали не такими заманчивыми, хотя их важность для меня неизменна.
Трясу головой, пытаясь вернуться в нормальное рабочее состояние и сажусь за стол, включаю монитор, до двух часов у меня есть чем заняться. Но палец сам тянется, чтобы нажать на просмотр камер приемной. Лия собирается уходить на обед. Я прилагаю усилие для того, чтобы не пуститься следом за помощницей и узнать, куда она пошла. Но сдерживаю себя, я итак уже ощущаю себя каким-то недоманьяком, который следит за собственной сотрудницей. Всё, хватит, Петя, успокойся и работай.
Время пролетело быстро и меня отвлек от работы стук в дверь.
– Да, войдите! – отвечаю на стук.
На пороге Лия и я смотрю на часы. Надо же, час пролетел!
– Петр Андреевич, что нужно брать с собой, кроме обычного набора документов? Они готовы. – не помощница, а само смирение.
Я встаю и, опираясь на трость, выползаю из-за стола.
– Возьми эти две папки, – указываю на свой стол, – и планшет. Там есть все, что нужно. Это удобнее – меньше таскать бумаг с собой.
Наблюдаю, как Лия тут же исполняет указание. Голову склонила, но я видел, как она губу закусила, когда я с тростью у стола ковырялся. Жалостливая моя. Это хорошо, я запомню. Замечаю, что теперь, когда я могу передвигаться в полный рост, Лию смущает, когда нахожусь слишком близко к ней.
Собрав документы, двигаемся в сторону лифта. На полпути нам встречается Катерина, сотрудница отдела кадров.
– Петр Андреевич, вы уезжаете? – девушка хмурится.
– Да. Что случилось?
– Пока ничего, но мне нужно с вами поговорить. Когда можно? – нетерпеливо говорит Катя.
– Если ничего не случилось, значит жду тебя завтра с утра. – спокойно иду дальше, тем более, процесс ходьбы теперь требует немало внимания.
Стоим с Лией у лифта, она смотрит перед собой, в мою сторону ни взгляда. А я наглым образом рассматриваю тонкий профиль девушки и наслаждаюсь процессом дыхания Лии – грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается. Звонок лифта выводит меня из транса и я отрываю взгляд от помощницы и делаю шаг к подъехавшей кабине. Лия идёт следом и мы оказываемся в замкнутом пространстве.
Теперь мы оба смотрим на табло, где меняются цифры, отмеряя этажи. Нас, как обычно, плавно несёт к земле, но вдруг лифт словно натыкается на груду камней и сначала раздается жуткий скрежет, а в следующую секунду гаснет свет.
Я успеваю лишь инстинктивно согнуть ноги в коленях и ухватится рукой за поручни, а Лия от удара отшатывается в мою сторону и, фактически, врезается в меня, после чего мы в обнимку приземляемся на пол.
40. Лия
Сегодня время спрессовано, словно минуты стали короче. И такое происходит, когда рядом Петровский, я заметила это. Когда он в отъезде время хоть и бежит, но нет ощущения, что я не успеваю чего-то. Понимаю теперь, почему его сотрудники так эффективно работают под таким руководством.
На обед спустилась в ресторан на первом этаже, где меня ждал отец. Отметила для себя, что сейчас я почти не чувствовала былого напряжения, как раньше, когда общалась с Андреем Николаевичем.
Эта неделя потребовала от меня столько сил и энергии, что вопрос о том, как я чувствую себя в роли дочери Андрея Петровского просто не поднимался в моей перегруженной голове.
– Привет, дочь! – раздалось за спиной.
Резко разворачиваюсь и вижу рядом отца, который стоит засунув руки в карманы брюк и заговорщицки подмигивает мне.
– Ну, что? Наедимся чего-нибудь вредоносного? – вопрошает.
Я вдруг ощущаю такую лёгкость, даже эйфорию, от того, что этот красивый мужчина – мой отец. От его добрых глаз и озорной улыбки, от мальчишеской позы с этими оттопыренными карманами. И все случается само собой, без подготовки.
– Привет, пап. – мне кажется, что улыбаются не только мои губы, но и сердце. Бьётся в груди и весело хихикает, глядя как округляются глаза мужчины напротив, а потом вспыхивают радостью.
– На десерт хочу пончик! – заявляю я.
– Хоть десять! – щедро соглашается отец и ведёт меня к столику в углу зала.
Обед пролетает в одно мгновение, по крайней мере, мне так показалось. Мы поговорили о приеме в выходные, об Алёне, о планах насчёт мамы, но всё очень поверхностно, словно намечая основные моменты.
Отец явно испытывал такое же воодушевление, как и я. Расстались мы довольные и сытые, договорившись, что вечером домой едем вместе. Потом я почти бегом влетела в приемную и приготовилась к поездке на объект, а затем постучала к Петровскому.
Он сегодня хмурый и я старалась быть собранной и деловой, чтобы не давать повода для замечаний.
Пока ждём лифт, стоя в холле, мне приходится делать вид, что я не чувствую, как Пётр рассматривает меня, прожигая взглядом горячие линии на щеке, шее, груди. Внутри лифта легче не становится.
Мы в четыре глаза наблюдаем, как уменьшаются цифры отсчёта этажей, когда, неожиданно, кабина налетает на какое-то препятствие, оглушая нас металлическим скрежетом.
Меня толкает вперёд и я оказываюсь откинутой в сторону Петра. Он на мгновение задерживает моё падение, стараясь сохранить равновесие, но из этого ничего не выходит – мы, вцепившись друг в друга, падаем на пол.
На секунду мне кажется, что мы оказались в кромешной тьме, но затем вспыхивает один из светильников, слабо освещая кабину. Все произошло так быстро, что испуг приходит с задержкой, словно частями.
Некоторое время мы с Петровским просто лежим на полу, пребывая в шоке от неожиданности. Но потом я слышу взволнованный шепот у самого уха.
– Лия, ты как?
Я тихонько шевелю ногами, потом руками и понимаю, что вроде цела.
– Нормально, наверное.– отвечаю тихо. – Что произошло, что с лифтом⁈ – спрашиваю уже громче.
– Мне бы тоже хотелось знать, – все также мне на ухо шепчет мой начальник.
Первый шок проходит и приходит очень сильное желание выйти из этого лифта, который явно завис где-то между этажами. Несмотря на такое сильное желание покинуть этот железный мешок, я как-то очень вяло ковыряюсь на полу, пытаясь приподняться.
– Встать можешь? – Пётр пробует сесть и одновременно приподнять меня. – Болит где-нибудь?
– Голова болит, – говорю я, когда, наконец-то, сажусь облокотившись на стенку кабины, – и кружится… – мне реально нехорошо.
Пётр наклоняется ко мне и охватывает мою голову ладонями, приподнимая. С тревогой смотрит в глаза.
– Посмотри на меня, Лия! – слышу взволнованный голос начальника, который практически прилип ко мне, пытаясь поймать мой взгляд. – Старайся не закрывать глаза, хорошо? Мне нужно сообщить, что мы здесь и я к тебе вернусь. Слышишь меня? Лия? – Пётр слегка трясет меня.
Я пытаюсь сфокусироваться на фигуре Петра, что мне с трудом, но удается, а потом просто киваю в ответ.
– Слышу, – добавляю к кивку слово.
На несколько минут мужчина исчезает из поля моего зрения, но мне слышно, как он пытается общаться с дежурным через связь из лифта, но связь работает только в одну сторону – слышно только работников техслужбы.
Пётр пытается кричать, чтобы привлечь внимание людей на этажах. Мы где-то между третьим и четвертым висим, хотя может только так кажется, я плохо соображаю.
Петровский сильно стучит в двери лифта, матерится и снова долбит. Я сквозь пелену перед глазами замечаю, что он сам едва стоит на ногах и держится рукой за ногу, которая пострадала в аварии.
Что же это такое⁈ Где все? Где помощь⁈ Мне кажется, будто уже прошло много времени с момента, как лифт застрял. Смотрю на часы – мы здесь только десять минут.
Наконец, слышу мужские голоса почти рядом и Пётр тут же пытается поговорить с теми, кто нам слышен.
Ловлю смысл разговора, стараясь не провалиться в беспамятство. Нам говорят, чтобы мы ждали, там, снаружи, ищут способы нас вызволить из ловушки.
Пётр громко выдыхает и медленно опускается на пол рядом со мной, мне видно, что нога у него сильно болит, но он морщится и прижимает меня к своему боку.
Я дрожу, не знаю от чего – от холода или это последствия травмы головы. А она у меня явно есть, меня тошнит, периодически двоится в глазах. Петровский обнимает меня, старается согреть.
– Лия, не молчи! – говорит он мне в висок, потом слегка целует и снова зовёт меня. – Лия⁈
– Здесь я, Пётр Андреевич, – пытаюсь шутить.
– Это прекрасно, что ты здесь. – руки мужчины опутали меня, я словно в коконе. – Оставайся со мной, ладно? Не спи, говори мне что-нибудь. Лия?
А мне так стало хорошо, что единственное желание осталось – расслабиться и дремать, прижавшись лицом к груди начальника. Что я и делаю, но вдруг меня выталкивает из сна ощущение, что мой рот кто-то хочет съесть. Ощущаю горячие губы, язык и их напор лишает меня остатков дрёмы.
41. Пётр
Вид Лии, теряющей сознание, заставляет меня в одно мгновение принять меры, чтобы девушка пришла в себя, хотя бы ненадолго.
И врать не буду – я наконец-то получил возможность безнаказанно целовать ту, что в последние недели не покидала моих снов. Снов эротических.
И теперь, несмотря на боль в ноге, меня жгла только одна мысль – Лия должна быть в сознании, должна бодрствовать.
Удар головой был довольно сильным и, что там конкретно произошло, кроме очевидного сотрясения мозга, неизвестно. Страх, липкий холодный страх охватил меня, словно ледяные пальца сжались вокруг моего сердца, заставляя его замирать при малейших признаках ухудшения самочувствия Лии.
И поэтому поцелуй получился таким безудержным, диким, отчаянным. Сначала Лия почти не реагировала, но потом я ощутил, как она напряглась, но не оттолкнула. Я углубил вторжение, едва ли осознавая, что сам могу спровоцировать обморок у девушки, если не дам ей возможности дышать.
– Лия, не спи, – зашептал я прямо в губы, едва ли на миллиметр отрываясь от них, – не спи, не спи… – бормотал еле слышно и вновь целовал, практически поглощая эту невозможно сладкую девчонку.
Мои руки держали Лию нежно, но очень крепко, как-будто это могло помочь спасти ей жизнь, здоровье. Она дрожала и я пытался прижать девушку к себе, не переставая целовать ее, обнимать, согревая её руками и губами.
Это невероятно, но я больше не чувствовал боли в ноге. Как только я прикоснулся губами к Лие, боль исчезла, уступая перед желанием. Теперь у меня появилась еще одна причина не прерывать поцелуй. Боль уходила, когда в моих руках была эта маленькая, хрупкая девушка.
И мне нужно было сохранить её в сознании до приезда медиков, до момента когда нас, наконец-то, вытащат из лифта.
– Лия, посмотри на меня, – держу её лицо в ладонях и ловлю взгляд, – ты меня видишь?
Глаза напротив скользят по моему лицу и останавливаются, когда ловят мой встревоженный взгляд.
– Вижу, – и улыбается.
– Тошнит, голова кружится? – продолжаю строить из себя врача, но мне важно говорить с Лией, и неважно о чём.
– Немножко, – шепчет она, и сама обнимает меня за шею, прижимаясь ближе ко мне и устраивая голову на моём плече. Кожей ощущаю теплое дыхание и от него, мне кажется, у меня просто весь волосяной покров становится вертикально. И не только он.
Обнимаю Лию и шепчу на ухо один вопрос за другим.
– Тебе холодно?
– Нет.
– Пить хочешь?
– Нет.
– А чего тебе хочется?
Лия слегка копошится в моих руках, пытаясь немного отодвинуться.
– Целоваться. – говорит мне прямо в ухо. – Можно?
Боже мой, дай мне сил не проглотить эту мелкую пигалицу! Вместо ответа перемещаю свои губы по мягкой щеке в поисках сладкого рта, просящего поцелуев.
Дыхание переливается от меня к Лие и обратно, мы не целуемся, а просто срастаемся. Одна моя рука уже пробралась под блузку девушки и гладит горячую кожу поясницы, спины, охватывает талию и потом кружит по грудью.
Мои губы ловят слабый, но стон! Да, я все же идиот! Отстраняюсь от лица Лии и тяжело дышу, опустив голову и закрыв глаза.
У человека сотрясение мозга, а я ей давление поднимаю, хотя собирался всего лишь не дать ей потерять сознание!. Нечего сказать, молодец.
– Что случилось? – маленькая ладошка ложится на мою щеку и глаза сами поднимаются вверх, чтобы увидеть ту, которая теперь, похоже, имеет надо мной абсолютную власть.
И тут слышу грохот снаружи лифта и замечаю, как его двери начинают очень медленно открываться. Очень вовремя. Ещё немного и спасатели могли застать очень интересную картину.
– Лия, мне нужно встать и посмотреть, что там с дверями лифта. Похоже нас скоро вытащат. – твердо говорю я и пытаюсь встать с пола, что дается мне очень нелегко. – А ты сиди спокойно, хорошо? Лия?
– Да слышу я, – бормочет моя вредина, поправляя блузку, которую я, оказывается, практически расстегнул.
Бросаю ещё один хмурый взгляд на Лию, прежде чем попытаться выяснить у людей снаружи, когда нас освободят. И такое странное ощущение возникает, словно мне жаль покидать этот железный ящик, который едва нас не убил, а потом…
– Вы как там? – перед моим носом появляется лицо спасателя. Через слегка раздвинутую дверь мне видно только это. Значит мы явно висим между этажами и вытащить нас на верхний этаж невозможно – тут только кошка пролезет, никак не взрослый человек.
– У девушки признаки сотрясения мозга! Нужно как можно быстрее её отсюда забрать! – хрипло кричу я.
– Она в сознании? Обращенную речь понимает?– спрашивают.
– В сознании, разговаривает, но очень кружится голова и тошнит. – становлюсь вплотную к дверям, пробуя разглядеть в отверстие, что происходит снаружи. – Что с лифтом, почему мы застряли? – громко кричу наружу.
Мне видно только ноги, но в следующее мгновение перед моим носом появляется мужчина в белом халате. Ура, наконец-то медики.
– Девушка в сознании и говорит, значит всё не так страшно. Вот, возьмите бутылки с водой. – протягивает мне воду. – Попейте сами и дайте вашей девушке.
Забираю бутылки и вновь обращаюсь к спасателям, которые суетятся снаружи.
– Что с лифтом, чёрт возьми? Почему вы до сих пор не перетянули нас на нижний или верхний этаж⁈ – тишина в ответ меня просто приводит в ярость.
Возле моего носа останавливаются ботинки, а потом появляется лицо мужчины в каске, который оказывается одним из инженеров фирмы отца.
– Не нужно волноваться, Петр Андреевич. Мы пытаемся вас обезопасить, прежде, чем тянуть лифт. И на это нужно время, иначе никак.
– Что случилось с лифтом? – повторяю я вопрос.
– Тут вернее задать вопрос не что, а кто.
– Кто? – я выпучиваю глаза. – Лифт повредил человек?
– Андрей Петрович, давайте вы вернетесь к девушке, а мы здесь сделаем всё возможное, что бы минут через тридцать вы уже попали в руки медиков. Не будем терять время. Хорошо?
– Хорошо, – выдыхаю я, понимая, что своими расспросами действительно трачу драгоценные минуты.
Отхожу от дверей и снова опускаюсь на пол рядом с Лией. Она весь разговор сидела тихо и мне показалось, что она спит, но как только я сел рядом она посмотрела на меня вполне ясным взглядом.
– Ничего не поделать, придется ждать. – проговорила, глядя на меня.
Я протянул Лие одну бутылку с водой, предварительно открыв её.
– Попей немного.
Лия делает несколько глотков и отставляет бутылку от себя.
– Расскажи мне что-нибудь, – просто говорит моя напарница по несчастью.
Я удивленно смотрю на Лию.
– Сказку? – усмехаюсь я.
– Нет, что-то о себе.
42. Лия
Я веду себя очень странно, но списываю это на удар головой. Так проще, а то совсем уж страшно становится от того, как я висла на шее у Петра и просила поцелуев. Может он тоже это на сотрясение отнесет? Ударилась девочка, вот и творит невесть что.
Чтобы не наговорить или не наделать такого, о чём потом буду жалеть, я прошу Петровского что-нибудь рассказать о себе. Это безопаснее. По крайней мере, мне так кажется.
– О себе? – мужчина хмурится. – Мне скоро тридцать пять лет, пол мужской…
Смеяться мне не даёт моя раненая голова, болит, когда пытаюсь хихикать, слушая столь содержательный рассказ.
– Про пол можно на рассказывать, – великодушно разрешаю я, пряча улыбку.
– Это почему это? – деланно сердится мой невозможный начальник. – Что не так с полом? – прищурив один глаз, смотрит на меня.
– Ну… с ним итак все понятно, – бормочу.
Прекрасно, я пыталась перевести наше общение в нечто нейтральное, простое, а опять попала на чужую территорию, где флирт и подколы, которые заставляют меня то смущаться, то сердиться.
Сейчас мы с Петровским находимся в ситуации экстремальной и поэтому сблизились, пытаясь элементарно пережить острый момент, когда жизнь подвергается опасности.
Пётр сейчас ведёт себя, как защитник. Вероятно, у большинства мужчин срабатывает какой-то древний механизм, заставляющий спасать и заботиться, когда происходит нечто страшное, разрушающее.
Я поднимаю глаза на мужчину рядом – сидит тихонько рядом, глаза закрыл, бледный, хотя я вижу только профиль. Он сам едва оклемался после аварии и опять попал в передрягу.
И, по странному стечению обстоятельств, я вновь оказалась рядом с ним. Сейчас Петр такой близкий и родной кажется, словно и не он рычит на совещаниях, ругается, грубит, ведёт себя, как бесчувственный чурбан, злится.
Стоит нам покинуть этот железный короб и он вновь станет обычным Петровским. Петровским, который готов только браниться и соблазнять.
Продолжаю смотреть на Петра и он чувствует это, поворачивает голову и замирает.
– Больно? – почти шепотом спрашиваю я.
– Что? – непонимающе.
– Нога болит? – уточняю, покрываясь мурашками от того, какие сейчас теплые голубые льдинки напротив.
Пётр поворачивается ко мне и, улыбаясь, ласково проводит рукой по моей щеке.
– Нога нормально. – отвечает рассеянно и медленно наклоняется ко мне, неотрывно глядя на мой рот…
Я чувствую теплое дыхание, ловлю его, приоткрывая губы и… лифт дёргается и медленно, со скрежетом, ползет вниз.
Дальше все происходит быстро, шумно, неминуемо. Как только открывается лифт, я вижу целую толпу людей, среди которых тут же замечаю своего отца, он с тревогой смотрит на меня и пытается обойти спасателей и помочь мне подняться.
Но шансов у него, конечно, нет. Меня уже подхватывают и укладывают на каталку, быстро увозя по коридору. Отец спешит за мной и успевает только сказать, что едет за мной, вернее за скорой помощью, которая увозит меня в больницу.
Пока я еду к машине, успеваю заметить, что следом увозят и Петровского. Он лежит на каталке, прикрыв глаза рукой.
Мы, как ветераны военных действий, не очень понимаем теперь, что здесь, вне лифта, происходит и как на это реагировать. Смешно, конечно, но за эти пару часов мы успели создать какой-то свой мир и в нем было очень приятно, несмотря на плохое самочувствие и страх погибнуть в этом железном плену.
От поездки на каталке у меня начинает кружиться голова и я пытаюсь сосредоточиться на своих ощущениях в теле, чтобы не потерять сознание.
Пока мы были в лифте, позвонить мы никуда не могли, как и нам тоже. Связь совершенно отсутствовала. А теперь мой телефон ожил и начал вибрировать и петь в кармане пиджака.
Взять телефон в руки не могу и так и слушаю бодрую мелодию, пока меня грузят в скорую.
Время до больницы занято осмотром и опросом о том, как себя чувствую и где у меня болит. Минут через пятнадцать я уже оказываюсь в частной клинике, это сразу понятно, как только меня завезли в приемный покой.
Потом меня обследуют на всевозможных аппаратах и, наконец-то, почти через час, привозят в палату.
А там уже ждёт отец. Петровский Андрей Николаевич сидит на стуле у окна и, едва открывается дверь, вскакивает мне навстречу.
– Лия, как ты? – встревоженно спрашивает.
Я улыбаюсь, как могу и пытаюсь сесть на кровати, кстати, очень удобной кровати.
– Нормально, пап, не переживай. Обычное сотрясение мозга. – говорю, а сама копаюсь в вещах, которые принесли следом за мной. Телефон жужжит в пиджаке.
Нажимаю на кнопку приёма и последующие десять минут успокаиваю встревоженную новостями маму, а потом прощаюсь с ней до вечера, обещая позвонить сразу после ужина.
Мельком смотрю в список смс о звонках, когда была в лифте. Почти сорок от отца, столько же от мамы. Родители мои тревожились не на шутку, очень надеюсь, что на их здоровье это не повлияет.
Меня волнует вопрос о самочувствии Петра. От него нет ничего – ни смс ни звонка. Понимаю, что он, скорее всего, в больнице и, как и я, подвергается осмотру, который не за пять минут делают.
Но сердце не слушает разум и хочет видеть хоть словечко о том, как он там, что с его ногой и подобные вопросы ко мне. Но от Петровского ни слова.
– Лия, тебя оставляют в больнице дня на три. Нужно посмотреть твоё состояние. – отец присаживается на краю кровати и берёт мою руку в свои ладони. – Я очень испугался, Лия. – отец смотрит взволнованно, но уже без той жуткой тревоги, которое я увидела из открытых дверей лифта.
– Все хорошо, у меня даже голова не болит, правда! – пытаюсь успокоить.
– Ладно, я не буду тебя мучить, тебе отдыхать нужно, – мужчина поднимается и указывает на сумку рядом с кроватью, – там одежда, зарядка для телефона и ещё по мелочи, что вспомнил, то попросил собрать и привезти. Если нужно что, то сразу пиши мне или звони. Я утром приеду. Хорошо, дочь?
– Спасибо, на пару дней много не нужно, думаю, что хватит и одной сумки, – улыбаясь, подмигиваю отцу, после чего он явно расслабляется, – а ты сам отдохни сегодня, ладно?
Отец уходит и я опять смотрю в телефон, словно он должен именно сейчас сообщить мне о Петре. Ни звонка, ни смс нет.
Отец про Петра сказал только, что его увезли в больницу, где ему операцию делали до этого. О его состоянии информации нет пока.
Понимаю, что нужно время, сейчас звонить смысла нет. Наверняка его ещё обследуют.
Но сердце дрожит от мысли, что в лифте наши отношения с Петром изменились. И я хочу убедиться, что с ним все в порядке, хочу услышать его голос.
Но ни сегодня, ни в ближайшие дни мне никто не звонит, кроме родителей, Люды и Василия.
Отец приходил ежедневно и сообщил, что Пётр покинул больницу, чувствует себя нормально и уже работает. Просил мне передать, что его помощница вышла с больничного и теперь я могу спокойно лечиться, не переживая о работе. Вот так просто.
Люда права, когда называла меня доверчивой и наивной. С этим я согласна, но что теперь делать с тем, что я влюбилась?
