Текст книги "Пересечение вселенных. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Зинаида Порохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Нет! Мне нравится жить в пифосе. Это моя вселенная и я в неё никого не впускаю. Ну, может, теперь в ней есть ещё и ты.

– Но мир существует, Юрий, хочешь ты этого или нет. Может, пора взять в руки фонарь и поискать… ну, если уж не человека, то смысл жизни?

– Я подумаю об этом. Но пока я выбрал путешествия в астрале, исключающие личный контакт. И познакомился с ИПЗ. Я полюбил процесс чистого познания, не имеющего искажений… влиянием чужих вселенных. И я могу многое. Например – проникнуть в любую информацию и поменять её, энергетически или уж бог-весть как, воздействуя на любые процессы в технических средствах. Даже пару раз, ради потехи, пополнил счета нескольких благотворительных фондов, переведя деньги со счетов военных ведомств. Поддержал тех, кто находится в сложной жизненной ситуации. Хотя это, конечно, капля в море. Причём – быстро испаряющаяся.

– Но, Юрий! Ты ведь считаешь себя философом! – заметил Оуэн. – Подобные воровские действия недостойны этого звания! Философ не вмешивается и не принимает ни чью сторону. Лишь наблюдает и делает выводы. Он живёт в области эмпирий и рассуждений.

– О, ведь я этим и занимаюсь! Но какой от этого толк, Оуэн? Хотя и от моих вмешательств его не больше. Никакие деньги не могут изменить общую ситуацию в обществе! Исправлять надо самих людей, Оуэн. Но как? Я не знаю. И потому мне всё больше нравится мой пифос. Я живу в мире бесстрастной информации, чистых наук и астральных путешествий. Да, я – философ, Оуэн. И я больше не пытаюсь исправить мир с помощью перераспределения денежных средств. Изучаю то, что снаружи моего пифоса, но никого не впускаю внутрь него.

– Возможно, твои способности могли принести обществу пользу?

– Ты сам в это веришь? – усмехнулся Юрий. – Что я могу? Махать сабелькой на ветряные мельницы? Хотя те люди, что крутятся возле меня, считают, что могу. Но я не хочу танцевать под чужую дудку. Хочу изобрести свою.

– Но как ты думаешь жить дальше? – спросил Оуэн.

И вдруг с грустью подумал, что себе он таких вопросов давно не задаёт. И сам уже вряд ли мог бы принести кому-то пользу. Разве что – в виде лакомства или музейного чучела?

– Так и будешь жить в бочке, как Диоген? Он тоже питался подаянием. Такова цена свободы.

– Именно так, – усмехнулся Оуэн. – У меня такая пенсия, что Диоген пожал бы мне руку. Даже одну собаку прокормить не удалось бы. Хотя у моей мамы всё равно аллергия на шерсть.

– А скажи, Юрий, аутизм лечится? – спросил Оуэн. – Возможно, ты, зная эту проблему изнутри, мог бы помочь таким детям?

– Медицина не имеет чёткого представления о причинах аутизма, а, следовательно – не может его лечить. Но дело не в медикаментах и методиках. Дело в несовершенстве общества, которое и создаёт аутистов, – сказал Юрий. – Некоторые специалисты считают, что эта болезнь – дефект генома или психики. Но я знаю аутисты – детекторы изъянов общества и мира, в который они слишком рано пришли. Эти дети слишком совершены, а мир полон зла.

– Неожиданно! Но в чём же их совершенство?

– В развитой экстрасенсорике. Их чувствительность гипертрофирована и эмоционально они живут как бы с ободранной кожей. Каждый негативный взгляд или мысль глубоко ранит их и причиняет боль. Поэтому, защищаясь, аутисты прячутся в собственный мир. Который, как им кажется, более совершенен. Или, по крайней мере, привычен и защищён.

– И все аутисты таковы?

– Кроме тех, у кого по какой-то причине действительно нарушена психика. Таким иногда помогает психотерапевтическое и медикаментозное лечение.

– Но ты же другой, Юрий? Ты ведь учился в школе? Сам же говорил, что средне образован.

– Я сделал это ради родителей, – отмахнулся Юрий. – И это была специальная школа для проблемных детей. Я, чтобы не привлекать внимание, ходил в неё целых десять лет, хотя мог бы получить аттестат за пару недель.

– И что же ты там делал? Витал в астрале?

– Поначалу мне было интересно. Я научился считывать нужную информацию с учителей. Жаль, что при этом я прихватывал и личную информацию. Ведь негативная энергия гораздо сильнее впечатывается в личное информационное поле. А это… довольно неприятно на вкус. Особенно для юного сознания. Годам к восьми я научился быть глухим и не зрячим, закрываясь от ненужной информации. То есть – обрёл то, чем люди обычно владеют от рождения. И научился использовать речь, которая помогает скрыть истинные мысли. К этому времени я уже получал информацию непосредственно из ИПЗ. И вскоре для окружающих я приобрёл статус почти нормального человека. Хотя и с корочкой спецшколы. На всякий случай там имелась пара четвёрок, – усмехнулся Юрий. – Отличник лесной спецшколы – это нонсенс.

– Как ты считаешь – кто ты? – спросил Оуэн. – И кем станешь? Какие области знаний тебя привлекают?

– Пока не знаю, – ответил Юрий. – Мне интересно всё.

– А не хотел бы использовать свои способности? Ведь для чего-то они тебе даны.

– Я и сам хотел бы это понять. Но мне трудно выбрать профессию. Ведь нет такой области, которая бы служила только благу.

– Ни одной? А медицина или образование?

– Медицина и фармацевтика наживаются на страждущих, не стремясь к их излечению, – отмахнулся Юрий. – Образование зиждется на заблуждениях. А наука обслуживает военных, исполняющих волю политиков. Политики же, которых менее всего интересует благо общества, стремятся к лишь власти и личному обогащению. Религиозные конфессии и искусство, призванные пробуждать в людях духовность, также рвутся к материальным благам, прислуживая безнравственной власти. А военное ведомство я тоже приравнял бы к религии.

– Вот как? Почему?

– У них одинаковые методы – или ты с нами, или против нас. При этом религии захватывают в плен Души, лишая свободы их воли, а военные – тела, которые, в случае сопротивления, лишают жизни. Согласись, мировая история доказывает, что в религиозных конфликтах, делящих зоны влияния, погибло людей не меньше, чем в кровавых войнах, захватывающих чужие территории. И проповедники, и военные служат власть имущим. А простой народ – лишь марионетки в руках безнравственных политиков и религиозных фанатиков, выдающих свои заблуждения и желаемое за истину.

– М-да, с тобой не поспоришь, – вздохнул Оуэн. – Но это односторонний взгляд на мировую историю были и другие люди, искренне служащие добру.

– Или думающие так, – вздохнул Юрий. – Что есть добро? Сегодня это одно, а завтра – противоположное. Даже убийство оправдано религиями, если оно направлено против инакомыслящих. Как видишь, выходит, что любые направления человеческой деятельности аморальны. Единственные монстры, не подчиняющиеся политикам, это банковские структуры – они не хотят служить власть имущим, они сами стремятся стать ею. А поскольку наш мир любит деньги, это удаётся им всё чаще. Пойти, что ли, в банкиры? Но деньги никогда не делали людей лучше. Нужно что-то другое.

– Но Бог… – начал Оуэн.

– Бог создал наш мир и забыл о нас! – прервал его Юрий.

– Им дана свобода выбора. Почему Бог должен делать его за вас? – возразил Оуэн. – Или, по-твоему, жизнь вообще не имеет смысла?

– Я подумаю на эту тему. Но мой выбор повлияет лишь на мою вселенную.

– А ты разве живёшь в другой? – усмехнулся Оуэн. – Кстати, а почему ты искусство причислил к религии? – спросил Оуэн.

– Искусство частенько возводит своих собственных идолов. А, кроме того, люди искусства также хотят есть, а значит – продаются. Прославляя тиранов и пряча пороки и язвы общества. И усыпляют мир развлечениями. В ход идёт всё – представления, увеселения, бои зверей, гладиаторов, показательные казни, коррида, бои без правил и прочее. Потому бесконечно стремящиеся к наслаждениям люди хотят хлеба и зрелищ. А не… ну, не знаю – мира в душе, что ли.

– Но это просто детские болезни Эволюции. Душа зверя хочет кровавых боёв и развлечений, а душа, ищущая духовного совершенства – видеть благо для других.

– Слишком медленно она совершенствуется, – вздохнул Юрий. – А, может, мне стать монахом? – вдруг заявил он. – Буду наблюдать благо в лице бессмертного Бога. Но это скучно. И какая от этого польза людям? Может, когда-нибудь потом? Когда потеряю надежду увидеть что-то из области блага здесь, на Земле?

– Да, ты прав – надо или найти своё место в этом мире, или оказаться вне его.

– А скажи, Оуэн, а где философы? Посредине? Они и не в этом мире, и не в ином. Их не причислишь к отшельникам? – сказал Юрий. – Философ, значит – любомудрый, мыслитель. Ему ведь ничего не нужно, кроме познания и истины?

– Отшельник потому так и зовётся, что отошёл от мира навсегда, – ответил Оуэн, – Мир, как и его истины, отшельника больше не интересуют. Философ же, хоть и не участвует в событиях мира, ищет… объяснения им. Но более всего он стремится к познанию истинного мироустройства этого мира. Можно сказать: философ, отстранившись сам, максимально приближает мир к себе – для его осмысления. Он подобен независимому судье, беспристрастному наблюдателю. И остаётся таковым до тех пор, пока не возомнит себя единственно познавшим истину. И не пожелает перейти из мира Духа в реальный мир, пожелав исправить его, воздействовать на мир своими идеями. Это уже не философ, а революционер.

– То есть, пока не захочет изменить чужие вселенные? Как Платон, например? – отозвался Юрий. – Истинный философ свободен и открыт только для диалога. Он сидит в своей бочке, пока ученики сами не придут к нему почерпнуть мудрость. Смешно звучит, да?

– Да, но верно, – сказал Оуэн. – Общество само должно быть готово к восприятию философских идей. Смысл жизни философа – прозревать истины. Как и религии, впрочем. Которая должна заботиться только о чистоте Души. Как только они выходит за эти рамки, то начинаются революции и религиозные войны.

– Как, например, идеи Ницше или философов-материалистов – Гегеля, Фейербаха, Энгельса и Маркса – изгнавших из мира Бога? И на первое место поставили материю, а не Дух.

– То есть – философы утеряли свободу Духа? Я бы поставил знак равенства между понятиями: философ и свобода, – заметил Оуэн.

– Ну, только если это не вседозволенность, – внёс свою поправку Юрий. – Иначе это уже будет хаос и анархия.

– Верно, – согласился Оуэн. – Философ не насаждает свои идеи, не создаёт армии, не борется с существующим порядком с высот разума. Он лишь констатирует и наблюдает. Иначе это уже не философ, а полководец или адепт новой религии.

– О, я понял! Это камешек в мой огород? – отозвался Юрий. – Но я пока лишь думаю, в какой лагерь мне войти, Оуэн. Взвешиваю все за и против.

– Нередко бывает – если разумных аргументов нет, выбирают не разумные, – вздохнул Оуэн. – Я давно предпочитаю не вмешиваться и, может, уже на пути к отшельничеству.

– Подожди меня! – воскликнул Юрий. – Ведь отшельник это практически анахорет. То есть – одиночка.

Оуэн вздохнул:

– Одиночество – удел сильных. И тех, кто ушёл вперёд. Иногда, освобождаясь от несовершенств и стереотипов, отшельник теряет и соратников. Да ты и сам говорил, что мир, где царит свободный разум, гораздо интереснее мира привычек, условностей, и бесконечных ограничений. Многие философы именно так провели свою жизнь, жертвуя многим ради свободы и познания.

– Да. Сократ, например, даже пожертвовал самой жизнью и, умирая, исследовал свои новые ощущения. Он навсегда остался в сфере разума, не снизойдя до сопротивления.

– Ты считаешь это достоинством? – хмыкнул Оуэн. – По-моему, сдаваться не надо никогда. Хотя бы чтобы защитить возможность мыслить далее. А жизнь прекрасна хотя бы тем, что несёт с собой перемены.

– Духовные или физические? Я – за духовные, Оуэн. Но, согласись, такой поступок достоин уважения? Сократ никогда и ничего не требовал от жизни лично для себя. "Живешь ты так, что даже ни один раб при таком образе жизни не остался бы у своего господина, – сказал один его знакомый. – Еда и питье у тебя самые скверные. Плащ ты носишь не только скверный, но один и тот же летом и зимой. Ходишь всегда босой и без хитона". "Попытайся понять, – ответил ему Сократ, – что, по моему мнению, не иметь никаких нужд есть свойство божества".

Философ Эпиктет, римский стоик и бывший раб, знавший славу и дружбу императора, тоже был неприхотлив, – продолжил Юрий. – На своей могиле он велел выбить эпитафию: "Раб Эпиктет, хромой и бедный, как Ир, друг бессмертных". И даже не упомянул об императоре. И, наконец – Сиддхартха Гаутама, будущий Будда Шакьямуни, который был сыном богатого раджи, избрал жизнь нищего аскета, ради познания истин.

– Но, согласись, Сиддхартха Гаутама, чтобы достичь просветления истиной, всё же, ушёл из своего золочёного пифоса. Истина не придёт к тебе сама, Юрий, если ты сам не ищешь её. Философы общались с людьми разного круга. А Диоген ходил среди толпы с фонарём. Нужен личный опыт познания мира, Юрий. Не пора ли и тебе прогуляться с фонарём? Возможно, тебе навстречу попадётся не только одинокий морской отшельник.

– Я и сам чувствую, что мой пифос тесен мне по всем швам, – улыбнулся Юрий. – А тут ещё эти… агенты. Но куда шагнуть? Где выход из пифоса? Зато я уже знаком с древним морским криптитом. Даже Диоген не может этим похвастаться.

– Благодарю! Но такое общение сродни твоим виртуальным путешествиям, Юрий. А Бог хочет испытать тебя и пополнить твой опыт. И не только виртуально.

– Почему ты так думаешь?

– Иначе б ты явился в этот мир без ног и без рук, – усмехнулся Оуэн, – А уж сколько их, как говорится – как Бог дал. И наделил тебя необычными талантами в придачу.

– Ноги это хорошо! – хмыкнул Юрий. – Но я просто сажусь в позу и, благодаря своим талантам, путешествую по всему миру. Без ног и рук. Может, в этом и есть смысл моего существования?

– Но где в это время ты сам? – усмехнулся Оуэн. – Где твоя реальная личность? Она всё так же привязана к твоему телу. Ты можешь от него избавиться? Нет. Поскольку оно призвано служить тебе для каких-то неведомых целей. И, сколько б твоя душа не путешествовала, ты снова вернёшься в своё тело. И мне кажется – пока оно не участвует в неких реальных событиях, в твоей собственной жизни так и не произойдёт ничего нового.

– Почему же? – возразил Юрий. – Я, например, могу совершать банковские махинации. Разве внешняя жизнь от этого не изменилась? У больных детей, например.

– Деньги, да ещё чужие… – задумчиво проговорил Оуэн. – И ты этим гордишься? И чего в этом деянии больше: добра или зла? Да и причём тут философия? Ты не Сократ и не Диоген, ты Аладдин, у которого случайно оказался на побегушках Джин-воришка. Или меткий Робин Гуд, грабивший одних, чтобы одарить других. И что из этого вышло? Ты слышал, чтобы кто-то из облагодетельствованных им стал творить добро? И ты считаешь, что обладаешь мудростью, которая выше той, что владел Мафусаил? – спросил он. – Это всё, чему ты научился, заглянув в ИПЗ?

– Я сказал – могу, но не хочу! Я лишь ищу место, где могу применить себя, но пока не нахожу его. И пока понял лишь одно – не знания и даже не опыт обогащают Душу, а выводы из них.

– И как их сделать, если твой личный опыт мал и ограничен? Кроме скепсиса ты ничего пока не почерпнул, – подзадорил его криптит. – Мир и ИПЗ развивается по своим законам, а мы – по своим.

– Но ты же говорил – наблюдай, не вмешивайся, будь философом! – усмехнулся Юрий. – Но с моей точки зрения такой выбор слишком похоже на белый флаг. Ты, проживший долгую жизнь, можешь быть философом и лишь наблюдать. А мне пока рано сдаваться.

– Ты прав – сдаваться не надо никогда, – согласился Оуэн. – Но не вмешиваться в драку, это не значит – сдаваться.

– А как же быть, если драка, за которой я наблюдаю, нечестная? А у меня есть хорошая палка? Тоже не вмешиваться? – вздохнул Юрий. – И, кажется, я уже немного вмешался. Но расскажу об этом позже. Пока я и сам не очень понимаю – зачем всё это?

"Мир не меняется, – задумался Оуэн. – И этот талантливый мальчик явно впутался в какие-то баталии. Тоже решил помахать палкой. Как и протейская цивилизация, находящаяся на несравнимо высоком уровне, он не нашёл лучшего аргумента. А ведь можно было и по-другому…", – бормотал он про себя, забыв, что Юрий слышит его мысли.

– Протейской цивилизации? – воскликнул Юрий. – Ты с планеты Протея? Где это? Что там случилось?

– Что? Извини, я устал! – испуганно заявил Оуэн. – И, кажется, начал заговариваться. Задремал …

– О, извини! Хорошо, отдыхай. До встречи, Оуэн! – согласился Юрий.

– Да-да, – глухо пробормотал криптит.

Наступила тишина и Оуэн обмяк в своей нише.

"Глупец! Болтун! Я сказал это? Упомянул Протею? – потрясённо думал он. – Как я мог? То время для меня табу. Где Протея, а где я? Разболтался, разбулькался, как старая… Сопун-гора! Дуплистая трухлявая коряга! Мешок для сыпучих опилок! Расклеился, как медуза на солнце!"

Его сердца ныли, стихийно наполнившись воспоминаниями, которые, стронувшись, потекли по его сознанию горячим потоком лавы.

"Протея! Атея! Друзья! Мои родители? Где вы? Где мой мир, такой светлый и радостный? Зачем я здесь?" – ныла его Душа.

Оуэн знал из опыта – с этим приступом нет смысла бороться. Надо выждать, отвлечься, подремать, пока жгучие мысли сами не улягутся. И уйдут туда, откуда достать их вновь будет очень сложно…

Но он уже чувствовал – на этот раз они выбрались надолго. Появление Юрия разбередило эту рану. Он был слишком взволнован иллюзией перемен… Может, отказаться от встреч с мальчиком? Но, с другой стороны – Юрий был честен с ним, не побоявшись признаться в своём страшном диагнозе. И теперь прогнать его? Обидеть? Не лучше ли быть честным и ему? Рассказать ему о трагедии? О гибели своей цивилизации? Это будет для него уроком. Или ударом? Не станет ли мальчик от этого ещё большим пессимистом? Да и хватит ли у Оуэна сил на такой разговор?

Глава 9. Человек без примет

Встретив его на улице, любой прошёл бы мимо, не обратив внимания и даже не взглянув на него. Да и глянуть не на что – невзрачный такой человек без особых примет и возраста, органично сливающийся с серой толпой. Никакой, одним словом, мелкая сошка, лопух, массовка – подумал бы прохожий. И ошибся бы. Перед ним был сверхчеловек, супермен с красивой фамилией – Елисеев. Хотя вот фамилия-то как раз и была из массовки, а не его.

Александра Петровича Елисеева в своё время сильно позабавили фильмы о Джеймсе Бонде, суперагенте 007. Да какой же из этого Бонда агент, ребята, да ещё супер? Не смешите! Ещё не приступив к заданию, он уже был обречён на провал. К разведшколе такого красавчика и близко не подпустили бы – сильно приметен. Не кондиция для разведчика, одним словом. Максимум на что он годился – в актёры, на роль любовников, кем он и был на самом деле, этот Шон Коннери или Дэниэл Крейг. И – на роль мелкой сошки в дипломатической кадрили. Там таких выпендрёжников обожают – чтобы и лицом, и статью, и харизмой сшибал с ног посольских жён и таких же, как он, марионеток-дипломатов, пуская пыль в глаза залётным делегациям. Ноту сдал, ноту принял. Выслал отчёт – отдыхай на софе, кури кальян с сигарой.

А Александр Петрович Елисеев в совершенстве знал восемь языков: английский, немецкий, французский, испанский, итальянский, польский, чешский и венгерский. И не просто знал, он жил в этих странах по много лет, будучи агентом внедрения и полностью соответствуя взятой на себя роли. Работал… да кем угодно работал – продавцом, фермером, работягой, чиновником и тэ-дэ, схватывая на лету любую специальность. Да хоть клошаром. Он всё умел. Выписывал местные газеты, читал здешнюю классику, любил – якобы – своих жён, растил – якобы – своих детей, имел – якобы – множество друзей, водил дружбу с коллегами, пил с ними пивко в пабах и коньяки у камина и светских приёмах. Обсуждая тонкости рыбного лова, охоты, международной политики. Или скверный характер собственной или соседской жёнушки-пилы. И все считали его своим в доску – безобидным, честным, хитрым, умным, а нередко и малость дурковатым малым. Настоящим немцем (венгром, Поляком, французом и т. д. – согласно легенде). Хотя всё в нём было насквозь фальшивое: его жёны не были ему жёнами, его дети были ему чужими, его биографии были поддельны от первой до последней буквы. Только документы были самые настоящие – с подлинными печатями. Ну, ладно – тоже липовыми. Но доказать это не сумел бы никто. Зато его семьи действительно были образцовыми, а сам он – ни языком, ни поведением, ни привычками – ни разу не вызвал сомнений или подозрений. Годами, десятилетиями ломал он эту комедию, вытворяя невесть что и выполняя невероятно сложные задания Родины – СССР. Какой ещё 007 на такое способен? Нарисовался б павлин, запомнился всем навеки, накуролесил и сбежал бы, преследуемый стаей ищеек, вооружённых множеством его ярких примет и особенностей. Всё! Агент спалился! Можно отправлять его на ферму – племенных бычков растить или на фазенду – писать мемуары на тему: "Каким не должен быть агент".

Александр Петрович был невероятно банален, скромен и неприметен. Довольно худой, ростом чуть выше среднего, он мог, ссутулившись и присогнув ноги, реально превратиться в коротышку. Распустив живот, напялив свитер, жилетку и бесформенные штаны, он сходил за довольно упитанного. Имея невыразительное лицо, мог слепить из себя кого угодно – брита, немца, индуса, араба и даже красавца-китайца. Стать древней развалиной или бравым молодым парнем. Немного специальной краски, и его лицо становилось сморщенным, смуглым, бледным, а волосы песочного цвета делались седыми, рыжими, каштановыми, чёрными – по желанию. У него быстро отрастали естественные усы и борода – это вообще незаменимая вещь, если надо за неделю поменять тип лица. Парики и наклейки он не признавал, хотя иногда ими пользовался. Его глаза – болотного цвета, могли волшебным образом приобретать серый или чайный оттенок. И даже карий. Мастерски изображал он акцент, заикание и дефекты речи. Он часто был смешон – мешковатой одеждой, нескладной походкой, забавными привычками, дурацкими народными прибаутками, которых знал множество. И при этом его плохо запоминали даже соседи, иной раз, относясь к нему, как к недоразумению или весьма недалёкому человеку. И когда он однажды исчезал – якобы переезжая куда-то вместе с семьёй, чайниками, фикусами, любимыми собачками и кошечками – никто этому не придавал значения. А потом вдруг на местном с виду неприметном заводике происходила серьёзная авария. Или из бронированного сейфа некой засекреченной фирмы исчезали архи-секретные документы государственной важности. А бывало – поблизости находился убитый человек, оказавшийся ценнейшим специалистом военного ведомства или руководителем некоей тайной группировки. Да мало ли что случается на свете! И причём тут обывательская семейка местного пьянчужки, обожавшего кошечек и попугайчиков?

Александр Петрович за свою резидентскую деятельность ни разу не прокололся и не провалил задания. Да и с чего бы вдруг? Работал профессионал! И потому, как только он покидал со своими чайниками и кошечками городок, посёлок, деревню все о нём тут же забывали. А если б какой-нибудь Алекс, Кшиштав или Ежи заикнулся: мол, а не замешан ли в этом деле Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер и прочее из кучи агентурных имён – всех не упомнишь)? Он всё крутился со своей противной собачонкой возле того дома. Такого шутника просто засмеяли б. Кто? Этот недотёпа Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер)? Агент? Да ты с дуба (сливы, вяза, клёна) рухнул! Он же правый ботинок с левым путает! Рубашку навыворот надевает! Ложку мимо рта проносит! Куда уж ему свистнуть секретные документы из бронированного сейфа с супер сигнализацией?! Иди, проспись, Пинкертон доморощенный! А если б этот Кшиштав и проверил бы – куда ж подевался этот нескладный Вацлав со своей противной собачонкой? – то, даже хорошо поискав, никого не нашёл бы. Бедный Вацлав, оказывается, скоропостижно умер от пневмонии (гриппа, ботулизма, атипичной свинки) и покоится теперь на кладбище под натурально траурной табличкой. А его несчастные дети затерялись в детских приютах, в то время, как безутешная вдова – о, женщины, неверность ваше имя! – бросив этих малюток, выскочила замуж и, сменив фамилию, где-то шастает по свету.

А Александр Петрович – бывший Вацлав, тем временем вполне живой и здоровый (ну, разве что зуб иногда ноет под пломбой с встроенным микрофоном) уже в ином образе – с новой верной женой и любящими детьми, со свеженькой, достоверной во всех деталях легендой наперевес, выныривал в другом месте. И это был уже действительно совсем другой человек. Бдительный Кшиштав, даже столкнувшись с ним нос к носу на городской площади, ни за что не признал бы вахлаковатого Вацлава в этом подтянутом и деловитом чиновнике. Этакой интеллигентской косточке, зануде и снобе.

Да, Александр Петрович был крут и он знал это. В Москве в сейфе особого ведомства, называемого иногда Конторой, хранилось его досье – захватывающее личное дело этого супермена, где были нудным канцелярским слогом досконально записаны все его подвиги. Туда же стабильно подшивались и приказы о присвоенных ему очередных званиях и наградах, а где-то на особый счёт в банке капала его немалая зарплата. И об этом скромном герое, как и положено, страна ничего не знала. И никогда не узнает. Лишь несколько высокопоставленных генералов имели к этому сейфу особый доступ. Но они были неразговорчивы. Ни к чему бойцам невидимого фронта слава! Даже после смерти. Ведь он завязан на других героях и международных скандалах.

Родители Александра Петровича давно померли. Кстати его покойный отец отнюдь не был Петром, а самого его звали совсем не Александром. Но родственники давно забыли о нём, считая его погинувшим где-то в Сибири на комсомольских стройках. А своей семьи у него никогда не было. А зачем? В случае чего – гибели, провала, утрате доверия – никто не пострадает.

Итак, разменян пятый десяток, а у него – ни имени, ни семьи, ни собственной биографии. Только папка в бронированном сейфе, бесчисленные вымышленные легенды и фиктивные имена и… столь же безымянные и временные соратники. Господин Никто, вечный слуга народа, совершенный и безотказный винтик системы.

Что заставляло его так жить?

Сначала – идеи и образы, которые внушали ему с детства: всегда быть готовым к добрым делам юным октябрёнком и пытливым пионером, потом – патриотичным и героическим комсомольцем. Ну и, конечно же, не забывать о мудрой и заботливой руководящей роли партии в будущем планеты. Он верил в светлые идеалы: его страна самая лучшая, люди в ней – образец чести и совести, а руководство – гении современности, ведущие мир к счастливому коммунистическому обществу. И, как всегда знало подрастающее поколение – светлое будущее их страны не в последнюю очередь зависит от нейтрализации человеконенавистнических планов империалистов. А помогают ей в этом сильная армия, доблестная разведка и героическая агентура. Его идеалом был Рихард Зорге и Зоя Космодемьянская. Он и пошёл по их стопам, став разведчиком. Обучаясь в разведшколе и вкладывая в учёбу и тренировки все силы, он поражал упорством даже многоопытных преподавателей. И был лучшим среди лучших, сразу попав на заметку руководства.

А дальше…

Естественно, было потрясение от разницы уровня жизни в странах гниющего капитализма и развитого социализма. Но он знал: это лишь из-за бесконечной гонки вооружения, навязанной капиталистами России, обескровленной двумя войнами. Не в его правилах было выбирать – где лучше. Не в его силах было что-то изменить в паритете: социализм – капитализм, и исправить чьи-то перегибы и ошибки. Это была большая политика, игры титанов, а его дело – помочь Родине выжить, не стать добычей врага. Плоха она или хороша, богата или бедна, это его Родина. Он просто хорошо исполнял порученное ему дело. И потом – он не продаётся, и не выбирает, где дороже платят. Он – умелый воин, разящий клинок, зоркий глаз и преданное сердце, честно служащее своей стране, не жалея себя… А потом его увлёк сам процесс состязания и противостояния контрразведок – кто умнее, находчивее, лучше? Он, без сомнения, был лучшим и полюбил эту игру, бесконечную импровизацию, от которой получал драйв хорошего игрока. Он превратился в сильного и опасного зверя, всегда успешно выслеживающего и хватающего свою добычу. И благополучно скрывающегося затем в джунглях жизни. Драйв, восторг, чувство превосходства! Это было здорово!

Но со временем и это стало надоедать…

Он устал. Устал жить чужой жизнью, исполнять чужую волю, скрываться и обманывать, не зная, что его ждёт завтра. И он решил уйти в отставку, полностью сменив эту картину жизни. Ушёл. И, как оказалось – вовремя.

Едва адаптировался дома, как он зашатался. Произошло невероятное – страна, которой он верно служил, скитаясь по миру, исчезла. СССР – Союз Советских Социалистических Республик, российская империя, рухнула, развалилась, погребя под развалинами жизни и судьбы своих граждан. А военное противостояние систем завершилось ничем. Да и всё в стране, потеряв под собой основу, хребет системы – недремлющую коммунистическую партию – превратилось в ничто. Монстр, который на протяжении почти века держал в напряжении полмира, оказался колоссом на глиняных ногах. А всё построенное за годы героического труда миллионами граждан мгновенно рассыпалось, как карточный домик. Промышленность и сельское хозяйство бездарно загнулись. Пошатнулся рубль, а за ним накренилась и банковская система. От безденежья задышали на ладан образование, культура, медицина, армия. Границы провисли и издырявились. Все отрасли, где партия десятилетиями расставляла кадры, карая и премируя, определяя цели и задачи, превратились в неуправляемые ладьи без парусов, болтающиеся в штормующем море неопределённого социума. А люди, скреплявшие собой это ранее казавшееся невероятно прочным сооружение – СССР, превратились в никому не нужный строительный мусор, хлам. И остались валяться на обочине жизни, как пловцы, выброшенные штормом на пустой безжизненный берег. Огромное имущество, потерявшее хозяина, принялись разворовывать и растаскивать на свой страх и риск наглецы или, как это было принято называть – новые русские, рисковые люди. Истинно рисковые. Ведь не было никакой гарантии, что партия и социалистический строй окончательно сдулись. И что вскоре к этим новым русским потом не заявятся до боли знакомые неприметные люди из прежних времён – с браунингами и наручниками…

Общие деструктивные процессы затронули и всесильную Контору. Кто-то, сдав своих, переметнулся на благополучный Запад, кто-то, запаниковав, пустил себе пулю в лоб, иные, пользуясь доступом к сверхсекретным документам, принялись их растаскивать, сдавая агентуру. Своих – чужим! Да и кто теперь разобрался бы – где свои, а где чужие. Картотека, в которой хранились списки секретной агентуры, за бесценок была продана противнику крысами Конторы, бегущими с этого корабля. Налаженная с невероятным трудом сеть агентов за рубежом рухнула, погребая под собой жизни и судьбы уникальных кадров, подло преданных своей Родиной.