Текст книги "Путешествие в страну Офир"

Автор книги: Зинаида Шишова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Набито чистейшим золотым песком, – сонно, но внятно возразил своему другу сеньор капитан.

Конец первой части

Вторая часть

Глава первая
СНОВА В ПАЛОСЕ

Эта столь знакомая Франческо улица выглядела несколько иначе, когда он в последний раз побывал в Палосе. Примечательнее всего было то, что море, синевшее между узкими домами, сейчас казалось выше земли.

Точно большой синий круглый камень, лежало оно между вентой,[10]10
  Вента – гостиница.


[Закрыть] где когда-то останавливался Кристобаль Колон, и домом напротив, где помещался его секретарь. Странно, но в ту пору Франческо не обратил на это внимания.

В последний раз в Палосе Франческо побывал в начале 1506 года. Приехал он повидаться со своим господином, адмиралом, в Вальядолиде, но – увы! – застал его уже на смертном одре…

Франческо и шагавший рядом с ним случайный попутчик, заглядывая в окна вент и харчевен, могли убедиться, что народу там полным-полно, а наверху, в комнатах для приезжих, горели свечи или масляные лампы… Мимо окон все время двигались тени. Навряд ли там можно было устроиться на ночь.

Видя, что Франческо то и дело перекладывает из одной руки в другую свой небольшой резной сундучок, спутник его сказал с удивлением:

– Неужели у такого знатного сеньора, как вы, нет слуги, который донес бы куда следует ваше имущество? Сеньор, как я понял, так же, как и я, ищет пристанища на ночь, но уж слишком много народа наехало в Палое за последние дни!

Замечание о «знатном сеньоре» заставило Франческо улыбнуться. Вот, оказывается, в какое заблуждение может ввести одежда, которую он волей-неволей должен был натянуть на себя! До третьего дня никто знатным сеньором его не назвал бы.

Однако обо всем этом следует рассказать с самого начала.

Проснувшись третьего дня утром в большой каюте «Геновевы», Франческо, по привычке, спустил с койки ноги, чтобы нашарить старые, очень удобные растоптанные сапоги с отрезанными голенищами, подаренные ему Датчанином. Однако сразу ему это не удалось. Тогда он, не глядя, попытался стянуть со скамьи свою холщовую рубашку и штаны. Но тотчас же на ощупь определил, что это не его одежда, и тут же кто-то рядом тихо засмеялся.

– Еще не начинало светать, как сеньорита вызвала бесенка и велела ему разложить на твоей скамье это роскошное одеяние, а твое выбросить за борт, – шепотом пояснил Педро Большой. – Хуанито, не говоря ни слова, новую одежду положил на скамью, выскользнул на палубу с твоим старьем, а вернувшись с пустыми руками, тут же улегся и крепко заснул… Сшито все это было для тебя уже давно… Кроме Диего-швеца, об этом знали только Федерико, Хуанито да я… И как это бесенок тебе не проговорился, просто ума не приложу!

Франческо вспомнил, что Хуанито уже несколько раз заводил с ним разговор о новом роскошном костюме, якобы заготовленном для него по приказанию сеньора капитана, но басням этим не придавал значения: мало ли о чем может бесенок наврать!

«Я и не подумаю подыматься, пока мне не возвратят мое обычное матросское платье!» – решил Франческо.

Однако «Геновева» вот-вот пристанет к берегам Испании, а кроме того, через два с половиной часа Франческо должен принять дежурство от Рыжего. Интересно, как будет выглядеть этот роскошный наряд после того, как Франческо надраит палубу и разольет масло по всем фонарям.

Но, как выяснилось, ему была предложена не менее ответственная, но более чистая работа в средней каюте.

Он сердито уселся за стол, доска которого уже была приподнята для черчения.

– Оказывается, и вас, сеньор Франческо, перерядили, и, возможно, таким же обманным образом? – Этими словами встретил его на пороге средней каюты сеньор Гарсиа. – Но вы, вероятно, еще не открывали своего сундучка? Сейчас он полон тончайших шелковых сорочек и другого белья… А под бельем имеется второй, будничный наряд… Для меня тоже сшиты два. Сеньорита упросила меня надеть этот, чтобы, как она выразилась, «вы не чувствовали себя одиноким»… Но мне думается, сделано это, чтобы мы оба привыкли к новым одеяниям до того, как нам придется так нарядиться уже в Испании… Я-то не собираюсь в Палосе сходить на берег. Сеньоритой безусловно руководили самые добрые чувства, но как мне не хватает моей милой штопаной курточки! Да и сама сеньорита потратила столько трудов, приводя ее в порядок!

Только теперь Франческо обратил внимание на то, что сеньор эскривано выглядит необычно: под его черным бархатным камзолом была надета черная же, шитая золотом куртка, штаны на нем были тоже черные, а шелковые чулки и широкие туфли были не хуже тех, что носил сеньор капитан, а может быть, и его императорское величество Карл Пятый. Да сейчас – и сам Франческо…

– Цвет вашего костюма, не говоря уж о покрое и качестве, подобран отлично, – с одобрением разглядывая Франческо, произнес сеньор Гарсиа. – Этот зеленый камзол придает какой-то особый оттенок вашим серым глазам!

Все это произошло день назад, а сейчас Франческо был озабочен тем, чтобы поскорее найти приют на ночь.

– Стойте-ка! – вдруг проговорил его спутник. – Ведь тут неподалеку, в переулке, имеется харчевня из не очень посещаемых… Держит ее как будто наш гентец.

– Будут ли мне предложены переперченные испанские блюда пли гентские сосиски, меня не беспокоит… Только бы мы вдобавок к ужину получили и ночлег…

– Получим безусловно! – заверил спутник.

Хозяин харчевни по-испански говорил плохо, но понять его можно было.

– Я здесь и за повара и за служанку, а жены и детей я сюда пока еще не взял, – говорил он. – Если бы я держал и повара и служанку, то прогорел бы в первый же месяц. Вся моя надежда на то, что сюда собирается прибыть сам его императорское величество. Тогда верхние мои комнаты будут набиты до отказа. Я не хочу сказать, что у меня поселится сам Карл Пятый или его свита, но ведь императора сопровождают мелкие людишки, которым не будет предложено гостеприимство в более удобных вентах…

Франческо мог бы сказать, что Карл Пятый уже прошлой ночью прибыл в Палос и что он, Франческо, один из «мелких людишек», сегодня присутствовал на приеме в отведенных императору покоях, даже больше того – ему было предложено гостеприимство в отличной венте. Однако он, рассчитав свои денежные возможности, отказался, несмотря на все уговоры сеньориты и сеньора капитана. И, распрощавшись, захватил только свой оставленный в венте сундучок.

После ужина, прошедшего в дружественной беседе, чему способствовало некоторое количество вина, поданного хозяином, соседи по койкам решили устраиваться на ночь.

– Ого, можно подумать, что ваш сундучок полон золота, – сказал сосед Франческо, помогая тому задвинуть сундучок под койку. – Я, конечно, шучу, но если здесь хранятся какие-нибудь ценности, следует быть осторожным: я, обойдя сейчас снизу доверху весь дом, ни на одной двери не обнаружил ни замков, ни каких-либо других запоров. Да и двери здесь никуда не годятся!..

– Очевидно, тут останавливались люди, у которых нечего было красть, – заметил Франческо с улыбкой. – Ценностей или золота у меня в сундуке нет. Только одежда и бумаги… А тяжел он потому, что выточен из красного дерева. Это подарок нашего корабельного плотника… Кстати, мы так долго беседуем, а до сих пор не познакомились как следует… Я зовусь Франческо Руппи…

Франческо ожидал, что и сосед его тут же назовет себя, но тот помедлил некоторое время.

– Наши немецкие имена трудно усваиваются. Особенно испанцами и итальянцами… Вы итальянец, как я понимаю… Франческо Руппи… А я при крещении был наречен Иоганном… Родом я из семейства Фуггеров… Кстати, Фуггеры и помогли Карлу получить императорский престол… Вообще-то Фуггеры – фамилия довольно известная в Испании, – добавил собеседник Франческо, – но все зависит от того, к какой ветви этого рода человек принадлежит. Я лично к этому богатому дому имею очень малое отношение…

– Вы говорите «в Испании», – задумчиво произнес Франческо. – Насколько я знаю, – и далеко за пределами Испании… Торговый дом Фуггеров! Да кто же о нем не слыхал! Они, на мой взгляд, обладают властью не меньшей, чем император…

– И не меньшей, чем папа, хотите вы сказать? – спросил Фуггер.

Франческо чувствовал, что сказал лишнее.

– Папская власть превыше всего, – произнес он серьезно.

– Да, конечно, вы правы. Притом папа, надо вам сказать, никогда этой властью не злоупотребляет, – заметил его собеседник. – А люди, которые удостоены чести быть его приближенными, постоянно чувствуют благожелательное и заботливое к ним отношение его святейшества… Ну, пожалуй, нам пора подумать об отдыхе.

Франческо, кивнув головой, разостлал свою постель. Не очень уверенный в ее чистоте, он снял только туфли.

Фуггер тоже откинул одеяло, взбил подушки и приготовился лечь, не раздеваясь. Но вдруг снова подошел к столу, чтобы смести с него крошки и убрать грязную посуду. Лампу он попытался поставить на подоконник. Но тот был слишком узок. Лампа могла свалиться.

– Занавеску отдерните, – посоветовал Франческо. – Хотя трудитесь вы зря. Завтра хозяин наведет здесь порядок лучше, чем мы с вами…

Но Фуггер беспорядка, очевидно, не переносил. Покончив с уборкой, он накрыл грязную посуду полотенцем, снова поставил лампу на место и занавеску задернул.

– Франческо Руппи… – произнес он в раздумье. – Я правильно произношу ваше имя? Или предпочтительнее называть вас Франциск Руппиус, именно так, как указано – ха-ха! – в папской грамоте?

Франческо уже засыпал и всего, что говорил его сосед, не расслышал.

А Фуггер снова, точно про себя, продолжал:

– Я, кстати, очень внимательно рассмотрел, что и как написано в этой папской грамоте… Боже мой, до чего же неумело прилеплена к ней и к шелковому шнуру печать! Как я понимаю, вы меня не узнали…

Франческо уже спал.

Однако когда Фуггер очень громко закричал: «Пора! Ко мне!» – Франческо вскочил с постели.

На крик Фуггера в комнату вошло пятеро здоровеннейших мужчин.

– Возьмите его! – приказал Фуггер. – Наденьте ему на ноги и на руки эти украшения… Нет, всего пеленать его не следует: и мне и сеньору Руппи будет удобнее, если мы усядемся рядом за стол и вдвоем рассмотрим содержимое его сундучка… Впрочем, – вдруг заметил он, зевая и вежливо прикрывая рукою рот, – сегодня мне выдался на редкость трудный день… А завтра к кардиналу я должен явиться хорошо выспавшимся… Молодцы! – сказал он, видя, как его подчиненные справляются с Франческо. – А вот вам еще кляп… Завтра мы с ним займемся серьезной беседой, тогда я эту штуку у него изо рта выну. А пока, сеньор Франческо, давайте все-таки отдохнем! Разрешите, я помогу вам лечь… Да, друзья мои, – добавил он, видя, что его подчиненные собираются покинуть комнату, – зайдите к хозяину и предупредите, чтобы он под страхом отлучения от церкви сюда не входил… Впрочем, очень запугивать его не следует. Просто скажите, чтобы он наверх ни сегодня, ни завтра не поднимался, пока я сам его не позову. Гентец гентца всегда поймет!

Говорил, однако, Фуггер со своими людьми по-испански.

И все-таки гентец не всегда понимал гентца. Когда в комнату ввалились эти пятеро, Франческо за их спинами явственно различил перекошенное от страха, бледное лицо содержателя харчевни. Он даже подавал Франческо какие-то знаки, смысла которых тот не понял, а главное, побоялся, как бы на них не обратили внимания его враги.

Любезность Фуггера дошла до того, что он не только уложил своего пленника на кровать, но, обнаружив, как трудно тому лежать с заломленными за спину руками, даже сунул ему под плечо еще и свою подушку.

Сам он тут же улегся и заснул.

Франческо мысленно пересматривал весь сегодняшний день и спрашивал себя: какую ошибку он совершил и чем навлек на себя такую беду?

Накануне этого дня «Геновева» пришвартовалась на внешнем рейде Палоса. Отпускать матросов на берег пока не решались. Неизвестно еще, как отнесется к их прибытию Карл Пятый. Все это длительное плавание под испанским флагом было совершено с его императорского соизволения, но у сильных мира сего настроения часто меняются.

Маэстре и пилоту хотелось бы осмотреть город, столь прославленный Кристобалем Колоном, но они тоже остались со своей командой. Отказался высадиться сеньор Гарсиа. Заодно с ним не покинул «Геновеву» и Бьярн Бьярнарссон.

А вот когда Франческо Руппи с резным сундучком в руке, в своем богатом новом наряде спускался по сходням, боцман с искренним сожалением смотрел ему вслед.

«Да, отличный был матрос…» – Боцман безнадежно махнул рукой.

О том, что в Палос прибыл уже сам император, никто из приезжих не подозревал. А уж то обстоятельство, что в этот же день они будут им приняты, показалось бы каждому из них невероятным.

Приглашение Карла Пятого, доставленное и на «Геновеву» и в венту, где остановились сеньорита с капитаном, получено было вскоре после их прибытия в Палос. И написано было, очевидно, лицом, осведомленным и о прибытии «Геновевы» и о составе ее команды. В приглашении были названы имена сеньора капитана, сеньориты и сеньора Руппи. На прием был приглашен также и «знатный исландец» – сеньор Бьярн Бьярнарссон, за которым даже была послана на «Геновеву» лодка.

От отдельной комнаты Северянин отказался. Ему поставили койку рядом с кроватью капитана.

Совершил ли Франческо на приеме у императора какую-нибудь ошибку, которая привела к таким ужасным последствиям? Да нет, он вел себя очень сдержанно…

На все вопросы императора отвечал коротко и исчерпывающе.

На вопрос, что побудило высоких покровителей из Сен-Дье отправить в Испанию сеньора Руппи, тот ответил, что их, как и его, интересует, было ли Советом по делам Индий вынесено какое-либо решение относительно наследника Кристобаля Колона, а также – будет ли ему, Франческо Руппи, разрешено повидаться с сыном покойного адмирала.

От первого вопроса император так досадливо отмахнулся, что переводчику даже не пришлось что-либо объяснять. Когда второй вопрос был переведен Карлу, тот, надо думать, пробормотал какое-то ругательство, относящееся к дону Диего Колону.

Франческо снова без помощи переводчика понял императора и пояснил, что интересует его не Диего, а Эрнандо Колон, и не столько он, как его библиотека. Именно эта просьба изложена в письме из Сен-Дье.

Император улыбнулся и даже похлопал Франческо по плечу. Разрешение отправиться к младшему сыну адмирала, составленное тут же секретарем Карла, было, за подписью императора, вручено Франческо.

Перебирая в уме свои поступки и слова за время этого высокого приема, Франческо, как ни был он сейчас подавлен, все же улыбнулся. До чего же была хороша сеньорита в своем новом роскошном платье!

Просьбы и пояснения к просьбам, высказанные капитаном, были императором выслушаны благосклонно. Разрешение на свидание с королевскими фискалами, которые в свое время допрашивали спутников адмирала, было его величеством дано без долгого раздумья. То обстоятельство, что на четырех картах новый материк был уже назван Америкой, императора нисколько не обескуражило.

– Никакого толка от плавания этого адмирала мы не видели, – сказал он. – А будет ли новый материк назван Колумбией или Колонией, Кристобалией или Амерркой – неважно. Важнее все то, что добыли умные и отважные люди, заплывавшие в Новом Свете много дальше этого адмирала. Я имею в виду золото, в котором так сейчас нуждаются и Испания и Священная Римская империя германской нации!

Вот тут-то сеньор капитан с некоторым усилием поставил на стол чучело белого сокола. Он оглянулся, ища, у кого бы попросить нож, чтобы вспороть брюшко птицы. Однако тот же этикет запрещал в присутствии государя обнажать оружие. Тогда, видя недоумение Карла, сеньор капитан повернулся к племяннице.

– Так как не все присутствующие знают немецкий язык, – сказала она, – мне придется, ваше императорское величество, прибегнуть к помощи вашего любезного переводчика. Прошу ваше императорское величество, – добавила она уже по-испански, – вынуть из этих красивых ножен свой кинжал и вспороть брюшко бедной птице… Только должна предупредить, что под чучело необходимо подставить блюдо побольше и поглубже.

Переводчик перевел ее слова императору.

– Мне приятно, что я наконец увидел воочию настоящего белого сокола, с которыми когда-то выезжали на охоту мои прадеды, – ответил Карл Пятый. – Но у прекрасной сеньориты, очевидно, есть очень веские основания столь жестоко распорядиться с привезенным мне из далекой страны подарком.

Основания у сеньориты были достаточно веские: когда из вспоротого брюшка птицы потекло журчащей струей золото, все сидящие за столом переглянулись в восторге. А один из них, попытавшись слегка пододвинуть к чучелу еще не полное блюдо, только покачал головой. Очевидно, сеньор капитан был очень силен, если легко справился с этакой тяжестью!

Все эти воспоминания Франческо перебирал в уме под легкий храп своего соседа. Но как ни крепился он, сильная боль в локтях заставила его застонать.

У Фуггера был чуткий сон. Он тотчас же обеспокоенно повернулся к своему пленнику и, видя, что тот морщится от боли, немедленно соскочил с постели.

– Так вам будет удобнее? – спросил он, подкладывая вторую подушку под плечо Франческо.

Со стороны глядя, можно было вообразить, что в этой комнате расположились двое закадычных друзей и вот один из них старается облегчить страдания другого.

Потом Фуггер улегся и снова захрапел.

А Франческо вернулся к своим мыслям.

Теперь он уже отлично вспомнил и лицо своего соседа, и то, с каким вниманием тот рассматривал все четыре небрежно отодвинутые императором папские грамоты… Да, действительно, лицо у Фуггера было очень незначительное и малозапоминающееся, но вот настал момент, когда пришлось его вспомнить…

Так что же было дальше? Надежда на то, что заслуги адмирала Моря-Океана будут отмечены хотя бы внуком тех, ради кого Кристобаль Колон первым в Южной Европе совершил это трудное плавание, не оправдалась. Отношение императора к дону Диего Колону Франческо не удивило. Поскольку наследник адмирала вручил Карлу ссуду (и ссуду ли?) в десять тысяч дукатов перед отправлением того во Фландрию, надо было думать, что денежные дела дона Диего были не так уж плохи. Но притязания на звания и почести, заслуженные его отцом, могли не понравиться императору. Но зато сам император предложил дать Франческо рекомендацию к Эрнандо Колону. Правда, по слухам, Эрнандо Колон был человек приветливый, доступный и относился хорошо к людям, которые, как и он, любят книги. Однако это рекомендательное письмо императора могло в дальнейшем сыграть свою роль…

«Вот и сыграло», – подумал Франческо.

Было еще одно обстоятельство, которое ему и хотелось и не хотелось вспоминать. Во время обеда одна из дам, которые решились сопровождать своих мужей в Палос, предложила избрать, по обычаю, на сегодняшний день королеву и короля стола. Руководствоваться при этом можно было самыми различными поводами, в основном – красивой внешностью человека или его подвигами.

Все присутствующие здесь мужчины королевой стола назвали сеньориту Ядвигу.

А, пожалуй, две трети дам королем стола избрали – надо же! – сеньора Франческо Руппи! Кое-кто из дам, правда, попытался назвать королем стола императора, но, как выяснилось, сделано это было по недоразумению: Карл Пятый, как хозяин, в таких соревнованиях участия не принимал.

Хорошенько присмотревшись к молодому, даже, можно сказать, юному императору, Франческо решил про себя, что дамы, назвавшие его королем стола, если они имели в виду внешность Карла, были безусловно правы.

Склонная к полноте фигура? Но в ловкости и подвижности Карлу нельзя было отказать. Тонкий, прекрасной формы нос, удлиненное лицо, ярко-голубые глаза, красиво очерченные брови, длинные ресницы. Несколько полные губы? Но такие, кажется, и нравятся женщинам.

Но он, Франческо, – и вдруг король стола! Да это просто смешно!

Сидя в высоком бархатном кресле рядом с сеньоритой, Франческо только зло щурился, пока распорядитель одно за другим называл его достоинства.

Королева-то в таких подробных разъяснениях не нуждалась!

«Рост, которому каждый позавидует!..» «Тонкая мальчишеская талия!..» «Аристократические, с длинными пальцами руки!..» «И главное – изумительные серые глаза такого оттенка, который навряд ли кому-нибудь приходилось встречать!..»

Скованные руки Франческо немели с каждым часом.

Но будить Фуггера он не собирался.

Возможно, что Франческо это только почудилось, но вот мимо двери промелькнуло что-то белое. Однако через эти дверные щели мало что можно было разглядеть. Неужели Иоганн Фуггер все-таки оставил кого-то из пятерых его сторожить?! Его, скованного по рукам и ногам, лишенного возможности двигаться или позвать на помощь!

Господи, да он забыл самое замечательное происшествие за императорским столом! Выборы короля и королевы, сокол, набитый золотым песком, – все это бледнело по сравнению с тем впечатлением, которое произвел на всех Бьярн Бьярнарссон. Не успели гости полюбоваться золотым песком, с легким, еле слышным звоном текущим на блюдо, как Северянин, поморщившись, выложил перед прибором императора нечто завернутое в шелковый платок и, очевидно, очень тяжелое, так как вся посуда на столе зазвенела.

«Свое слово я, как видишь, сдержал, – сказал Бьярн Бьярнарссон так спокойно, точно обращался не к его императорскому величеству, а к одному из матросов „Геновевы“. – А теперь дело за тобой». – «Значит, это все же были не сплетни, – пробормотал император, развернув золотой слиток, чуть побольше своего кулака. – А как по-твоему, в Исландии имеется еще и второй?»

Бьярн Бьярнарссон промолчал.

И вдруг Франческо явственно увидел физиономию соседа по комнате. Тот, как и все с любопытством разглядывавшие слиток, тоже протолкался к главному столу…

Дело шло к ночи, а в комнате венты, где расположились капитан и Бьярн Бьярнарссон, все еще не умолкали разговоры. Переодевшись в обычное платье, к ним вскоре присоединилась и сеньорита.

То, что показалось и капитану и сеньорите легкомыслием, небрежностью и даже в какой-то мере добротой, Бьярн пояснял совершенно иначе:

– Когда надо было уничтожить чуть ли не половину знатных и незнатных людей Испании, у которых было собственное мнение о действиях императора, когда надо было обезоружить города и смести с лица земли Медина дель Кампо, этот милый юноша предоставил заправлять всем этим кардиналу Адриану Утрехтскому. Ваши папские грамоты да и мою император как будто бы и не разглядел как следует. А ведь с латынью он знаком отлично. Изучением всех этих документов, оценкой ваших высказываний, надо думать, займется какое-нибудь доверенное лицо императора…

– А я совсем о другом, – сказала сеньорита. – Бог с ним, с императором! Мы давно осведомлены, каков он на деле… Но мне, как и дяде, кажется, что у этого юноши просто закружилась голова от власти… Но я и не о нем… Я хочу сказать, что очень внимательно оглядела всех присутствующих за обедом… И Франческо Руппи недаром был избран королем стола!

– Обед императорский был безусловно роскошен, – перебил ее капитан, – но сейчас от ужина я все же не отказался бы…

– И все-таки на обеде этом нам не довелось отведать настоящие гентские блюда, – заметила сеньорита. – А хотелось бы… Тем более, что способ их приготовления, возможно, пригодился бы нам.

– А вот мы сейчас их попробуем, – заявил Бьярн. Отворив дверь, он окликнул дремавшего в коридоре слугу.

Узнав, что понадобилось этим богатым постояльцам, слуга смущенно ответил, что в Палосе императора не ждали, блюд гентских не готовили, хотя в Испании уже привыкли к тому, что молодой император, как и его безвременно погибший отец, то и дело странствует со всем двором по своим королевствам.

– Говорят, что его гонит… – начал было сеньор капитан.

Заметив, что дама, сидящая рядом с приезжим сеньором, толкнула его в бок, слуга, оглядевшись по сторонам, сказал:

– Говорите о чем вздумается, я так рад, что слышу нашу прекрасную кастильскую речь! Сеньор прав: о том, что императора с места на место гонит нечистая совесть, толкует вся Испания!

– Знаешь, друг мой, я об этом не толковал, – произнес капитан наставительно. – А вот тебя очень прошу: не откровенничай с первым встречным. Что же касается нечистой совести, которая, как ты считаешь, гонит императора с места на место, то грешили этим и королева Изабелла и король Фердинанд. И до них владыки Испании частенько меняли места пребывания своего двора… И, кстати, говорим мы по-кастильски не прекрасно, так как родом совсем из другой страны…

– Но не из Гента, это я сразу определил, – заметил слуга. – Гентских блюд я, к сожалению, сейчас предложить вам не смогу. Но кое-что, возможно, раздобуду, – пообещал он. – Только вам придется потерпеть до утра.

Потерпеть до утра и сеньору капитану, и сеньорите, и Северянину было нетрудно. Для постояльцев богатой венты, на мягких пуховиках, ночь тянулась, конечно, не так долго, как для Франческо.

Иоганн Фуггер растолкал его безо всякого милосердия. Вытащив из-под койки резной сундучок, он, не освободив Франческо от кляпа, уселся за столом и принялся разглядывать вынутые из сундучка бумаги.

– Да, чтобы не забыть… Это я – о вашей папской грамоте, – сказал он, поворачиваясь к Франческо. – Я осмотрел ее обстоятельнее, чем сам император. Лежала-то она развернутая, просто перед моими глазами… Сначала мне показалось, что печать в ней перенесена с левой стороны на правую… Но, присмотревшись, я обнаружил, что печати на вашей грамоте вообще не было! Ее грубейшим образом прилепили воском. Иначе слева несомненно осталась бы отметина… Ну, в императорской канцелярии все выяснят!

Франческо молчал. Даже если бы во рту у него не было кляпа, он ни словом не отозвался бы на рассуждения Фуггера.

– Так, так… – бормотал тот про себя. – Письмо и даже императорская грамота к Эрнандо Колону… Интересно! Для того чтобы прочитать какие-то книжонки, человек совершает такое длительное путешествие! Нет, уважаемый сеньор Руппи, тут что-то не так!

Однако самое пристальное внимание Фуггера привлекла к себе кордовская тетрадь. А под тетрадью в сундучке лежит еще генуэзский дневник… Конечно, неизвестно, что придет на ум этой лисице, но содержание дневника гораздо меньше беспокоило его хозяина, чем содержание кордовской тетради.

– Уважаемый сеньор Руппи, вы кое-где, при всей вашей любви к Испании, по ошибке или намеренно делаете записи по-итальянски… Этим языком я, к сожалению, не владею… Конечно, когда-то это был «король языков», но я им не владею. Вам это странно?

Франческо отвернулся от него к стене.

– Однако не беспокойтесь: и ваш дневник и тетрадь мы отправим в Рим, а там все записи будут переведены не только на французский и немецкий, но и на латынь… А вот все обведенное вами жирными кружочками, к счастью, написано по-испански… Итак, приступаю… Эге, вот мы сразу же натолкнулись на запись, которая заинтересует если не его императорское величество, то, безусловно, папу!

Подойдя к койке, Фуггер вытащил кляп изо рта Франческо и широким жестом пригласил его к столу.

– Сейчас мы поговорим с вами по душам, – сказал он. – Боюсь, что у вас несколько затекли руки и ноги, но – увы! – ничем не могу вам помочь… Присядьте-ка…

Но Франческо так и остался лежать на постели, повернувшись к стене.

– А может быть, вы все же скажете, кто был этот Эуригена, так проучивший, по вашему мнению, императора Карла Пятого?

На этот вопрос Франческо тоже не собирался отвечать. Но он вдруг представил себе растерянный вид Фуггера, когда тот доложит обо всем императору и выяснится, что речь-то шла о событиях далекого прошлого, об ирландце Эуригене, так уместно проучившем императора Карла Лысого.

Ирландцы, с давних пор поставщики культуры на материк, редко попадали, как Эуриген, в высокопоставленные дома. Но их любовь к знаниям, пренебрежение к житейским благам, более чем скромная одежда часто вместо восхищения вызывали насмешки сильных мира сего. Посмеяться над ученейшим Эуригеном решил и Карл Лысый, задав ему вопрос: «Квод дистат интер скотус эт сотус?», что могло быть переведено: «Какая разница между ирландцем и глупцом?» Но более точный перевод звучал бы: «Что разделяет ирландца и глупца». Император сидел по одну сторону стола, Эуриген – по другую. Подняв глаза на своего владыку, ирландский мудрец ответил: «Табуля таутем», то есть: «Только стол».

В свое время Жан Анго рассказал Франческо об этом. Хотелось бы, чтобы и Карл Пятый от души посмеялся: особой любви к родичам Карла Великого он, как известно, не питал.

– Ладно, ладно, – бормотал Фуггер. – Это несомненно имеет отношение к обоим моим владыкам. «Ворон ворона не заклюет. Император. Папа». Какого императора и какого папу вы имели в виду?

Франческе молчал.

– Или вот еще… Хотя это пустяки. «Островное письмо» и «Как могли ганзейцы добраться до Африки?» Об островном каллиграфическом ирландском письме на материке известно с давних пор. А ганзейцы в Африке? Африкой пускай интересуются португальцы, а после того, как император только посватался к Изабелле Португальской, папа нашел, что нам ни Ганзы, ни Африки трогать не следует!.. Сеньор Руппи, – сказал Фуггер ласково, – вы думаете, мне приятно видеть такого человека, как вы, в оковах? Уже сейчас, если бы двери здесь были в порядке, я, конечно, освободил бы вас и от этих браслетов и даже от кляпа… Но пока придется подождать… Ведь вы и не подозреваете, что я забочусь о вашем будущем!

Подойдя к постели, Фуггер низко наклонился, собираясь снова сунуть кляп в рот Франческо. А тот, не удержавшись, плюнул ему прямо в лицо. Кляп Фуггер все-таки сунул, оттянув подбородок Франческо. При этом гентец только укоризненно покачал головой:

– Ну, что же вы так! А я уж собрался было предложить вам на время моего отсутствия еще и свои подушки… Вернусь я к обеду и, возможно, покормлю вас…

Фуггер вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Никаких запоров на ней действительно не было. Но Франческо вздохнул с облегчением только тогда, когда шаги его тюремщика затихли где-то внизу лестницы.