Текст книги "Путешествие в страну Офир"

Автор книги: Зинаида Шишова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Мы подождем тебя! – крикнул вслед племяннице сеньор капитан. – А пока мы еще с часок будем доругиваться с метром Анго…

Однако и сеньор капитан, и маэстре, и пилот, и метр Анго, а тем более сеньор эскривано дожидались возвращения сеньориты с нетерпением.

Вернулась девушка на палубу спустя всего каких-нибудь десять – пятнадцать минут.

– Ну, о чем толковали вы с вашей гостьей? – тут же спросил сеньор эскривано. – Успела ли донья Мария рассказать вам что-нибудь?

– Донья Мария сказала только одно слово «спать». И когда я ее, полусонную, раздела, когда обтерла ее лицо и руки мокрой губкой, она только благодарно улыбнулась мне… Дядя, – обратилась сеньорита к капитану, – я устроила ее на своей койке, а сама переберусь к тебе… Заснула она мгновенно. И вдруг уже сквозь сон проговорила: «Три дня на ногах… А до этого – нескончаемые месяцы осады!»

Глава одиннадцатая
«ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ФРАНЧЕСКО РУППИ, РОДИВШЕГОСЯ В ТОСКАНЕ, В ИТАЛИИ»

Хуанито с утра уже два раза наведывался в большую каюту: ему велено было позвать в среднюю Франческо Руппи. Однако Руппи после ночного дежурства так сладко спал, что даже заглянувший к матросам боцман посоветовал мальчику его не будить.

В третий раз за Франческо явился уже сам сеньор маэстре.

– Боюсь, Руппи, что самое главное ты проспал! – пожалел он. – Сеньорита будет огорчена.

Действительно, когда маэстре тихонько приоткрыл дверь, донья Мария Пачеко де Падилья, как видно, уже заканчивала свой рассказ.

– Да, все это было! – произнесла она. – Говорят, что на родной земле даже стены домов помогают людям сражаться… Увы, это не так! Именно потому, что для кардинала Адриана Утрехтского все на нашей земле было чужое, он и оказался в более выгодном положении, чем мы. Ему не жаль было ни древних стен Толедо, ни садов наших, ни домов, ни стариков, ни детей. Мало того, он даже с каким-то злобным удовлетворением следил за тем, как солдаты императора жгут, грабят, убивают… Даже Медина дель Кампо он не пощадил!

– Вам, вероятно, не следует вспоминать об этом, – заботливо сказала сеньорита, – мы всё поняли и всё-всё запомним!

– Вспоминать? – с удивлением переспросила донья Мария. – Я не вспоминаю, я помню! Теперь для меня уже ясно, что даже если бы Педро Ласо де Вега не изменил нашему делу, все равно и «Священной хунте» и Толедо невозможно было бы долго продержаться. Наместник к тому же натравил на Толедо богатых бургосских купцов, дело шло о каком-то соперничестве на ярмарке… Да, вот еще о чем я прошу вас, сеньор Гарсиа: вы, как историк, обязаны хорошо запомнить это имя – Педро Ласо де Вега! Под его началом сражалось более сотни наших отборных воинов – ремесленников, отлично знакомых с военным делом по прошлым трудным временам Испании. И всех этих людей Ласо де Вега передал в руки палача! Сто девятнадцать человек! И вот еще о чем прошу вас упомянуть: когда палач, перед тем как занести топор, попытался завязать глаза моему мужу, Хуан де Падилья сказал так громко, что слова его будут звучать в ушах внуков и правнуков нынешних испанцев. – Донья Мария не пыталась скрыть катящиеся по лицу слезы. – Мой муж сказал: «Вы ошиблись, сеньор палач: завязать глаза следует не мне, а вот этому кастильскому вельможе – Педро Ласо де Вега. Он стоит на помосте рядом с приближенными кардинала. Их охраняет сотня людей, вооруженных до зубов. Но глядите: он шатается, вот его поддерживает кто-то в сутане…»

– И вы были при этом?! – с ужасом спросила сеньорита.

– Да, я была при этом. Закутавшись в мантилью, я все время продвигалась в толпе. И люди, которых согнали на площадь, расступались, чтобы дать мне возможность в трудный час быть рядом с моим супругом… Я все рассказала. Я рада, что здесь, среди храбрых и великодушных людей, я к тому же встретила историка, который правдиво опишет все так, как оно было… Португалия пообещала мне убежище, полагая, очевидно, что бегство мое послужит во вред ее соседке и сопернице – Испании… А из Португалии, если бог мне поможет, я надеюсь добраться до Рима, к святому престолу, и умолю папу… Но об этом я вам уже говорила… Проникнуть в Португалию через сухопутную границу невозможно: вдоль нее стоят наемники кардинала. Меня с опасностью для собственной жизни доставили на ганзейский корабль рыбаки… – Помолчав, донья Мария добавила: – Я приняла на себя командование горожанами Толедо. Но я не командовала. Со всеми вместе я таскала камни и сбрасывала их со стен города на врагов… Вы хотели мне что-то сообщить, сеньор капитан и метр Анго, а я вас перебила… Простите…

– Теперь, когда император ведет или уже привел с собой наемников, народа, хунты ему уже, увы, можно не опасаться. Однако все же нам показываться на глаза Карлу пока не следует, ему сейчас не до гостей, – пояснил капитан. – Поэтому свободного времени у нас будет вдоволь. Донья Мария, умоляю вас, не сомневайтесь: мы доставим вас в Португалию. Именно о том, как надо это сделать, мы и проговорили полночи с метром Анго и разошлись, оставшись – он при своем мнении, а я при своем…

– Прошу извинить меня, сеньор капитан, – перебил его Жан Анго, подымаясь из-за стола, – я хочу обратиться к донье Марии с просьбой быть судьею в нашем споре.

И так как донья Мария нерешительно наклонила голову в знак согласия, он заявил торжественно:

– Я позволю себе называть вас именем, под которым вы навечно останетесь в памяти испанцев… Донья Мария Пачеко де Падилья! Сеньор капитан пообещал вам и безусловно доставил бы вас к берегам Португалии. Но неизвестно, как бы там сейчас было встречено судно, идущее под кастильским флагом. Кроме того, мне думается (хотя сеньор капитан начисто отверг мои возражения), что это могло бы в дальнейшем усложнить его отношения с императором. А моя «Нормандия» вольна плыть куда угодно. Я – тоже. – Метр Жан улыбнулся.

Донья Мария тоже улыбнулась – в первый раз за это утро!

– Вчера вечером, вернее, ночью, – продолжал Анго, – мне очень долго и напрасно пришлось убеждать сеньора капитана оказать огромную честь скромному судовладельцу из Дьеппа и передать ему заботу о ваших удобствах и о выполнении ваших планов. Очень прошу вас, донья Мария, а также вас, сеньорита, пожаловать на «Нормандию» и проверить, все ли необходимое для дамы приготовлено в ее каюте… Так как до Португалии рукой подать, переход наш по морю не будет длинным. А я, доставив вас в Португалию, тут же поверну свою «Нормандию» к моему родному Дьеппу. Только назовите португальский порт или гавань, куда нам нужно будет пристать.

– Если можно, то не в порт и не в гавань… Мы там привлечем ненужное внимание… Лучше всего в Жоао, это маленький рыбачий поселок… Они извещены… – тихо ответила донья Мария.

– Однако, метр Анго, – чуть хмурясь, заметил капитан, – вы до постановления суда уже разрешаете себе принимать решения?!

– Судья, как вы слышали, высказался в мою пользу, – возразил Жан Анго.

При этом он так хорошо улыбнулся, протягивая сеньору капитану руку, что тот волей-неволей вынужден был ее пожать.

– Не упрямьтесь зря, сеньор капитан, – заметила сеньорита. – И метр Анго, и сеньор маэстре, и сеньор пилот, и сеньор эскривано, и даже наш сеньор боцман стоят за то, чтобы в Португалию донью Марию доставили на «Нормандии». Допускаю, что сеньором боцманом руководит беспокойство за целость «Геновевы», но уж ни маэстре, ни пилота, ни эскривано нельзя заподозрить в трусости или в желании уклониться от выполнения долга!

– Да это что? Бунт на корабле? – поворачиваясь к Франческо, произнес с деланным возмущением капитан. – Недаром, следовательно, я дважды посылал за тобой Хуанито, а потом еще и сеньора маэстре. Уж ты наверняка поддержал бы своего капитана!

И так как он, обращаясь к Франческо, уже весело смеялся, тот на шутку отважился ответить шуткой:

– Сеньор капитан, боюсь, что я тоже примкнул бы к бунтовщикам!

С «Нормандии» на «Геновеву» и метр Анго и метр Криньон перебирались по доске, которая так и ходила вверх и вниз под ногами смельчаков. Метр Анго сообщил сеньорите, что он уже распорядился сколотить доски пошире, чтобы дать возможность донье Марии совершить этот переход в сопровождении двух-трех человек из экипажа «Геновевы».

Сеньорита позвала Франческо поглядеть на это новое сооружение.

– Я ведь имел в виду и ваши удобства, сеньорита, – сказал метр Анго. – Полагаю, что вы возьмете с собой и Франческо. Донья Мария передала, что будет рада таким провожатым.

– Мне кажется, – тихо возразил Франческо, – что перевести свою гостью на «Нормандию» несомненно вызовутся сеньор капитан и сеньор маэстре… Однако доска для перехода действительно настолько широка, что заодно с ними сможет перейти и сеньорита. Наверно, говоря о провожатых, именно сеньориту имела в виду донья Мария: обе они ведь были неразлучны все это время…

Метр Жан, вздохнув, только покачал головою.

– Вы после ночной вахты, сеньор Франческо, кажется, свободны сегодня? – спросила сеньорита. – Давайте побродим немного по палубе. Господи, пресвятая богородица! Посмотрите, что метр Анго вытворяет!

Широкая, нет – широченная доска, проложенная между двумя кораблями, была застлана бархатным ковром. Пройти по такому помосту одновременно могли бы не три-четыре человека, а, пожалуй, целый отряд. И, к счастью, море на этот раз было на диво спокойное.

– Конечно, это очень красиво! – сказала сеньорита. – Только не знаю, нужно ли все это, – добавила она задумчиво. – Вспомните, как донья Мария добиралась до «Геновевы»… Уж кому-кому, но Марии Пачеко де Падилья в отваге отказать нельзя! А вы что скажете по поводу такой роскоши?

– Ничего зазорного я в этой роскоши не вижу, – ответил Франческо. – У Анго есть отличный ковер, вот он и решил его подостлать под ноги своей гостье. А относительно отваги… Мне приходилось наблюдать, как в минуты опасности или крайней необходимости человек, напрягая все свои силы и всю свою волю, совершал поступки, которые можно приравнять к подвигу… Но вот опасность миновала, а человек после всего испытанного в совершенно спокойные минуты вдруг теряется от какого-нибудь пустяка: неожиданно хрустнет в лесу сучок под ногой, а он вздрагивает, точно это выстрел ломбарды. Простите, я неправильно выразился. Не человек в минуты опасности сознательно напрягает свои силы и волю, нет, он в этом как бы и не участвует: и сила и воля сами приходят ему на помощь… Простите, я очень бестолково излагаю свои мысли. Вот вам еще один случай посмеяться над неудачником…

– А вам много раз случалось наблюдать, как я смеюсь над вами? – спросила девушка сердито. – И почему вам кажется, что вы неудачник?

– Хотя бы потому, что я так невнятно излагаю свои мысли…

– Вы говорите об этом слишком часто и, на мой взгляд, неискренне. И еще я могла бы добавить, что вы на редкость удачливы, но это завело бы нашу беседу слишком далеко… Пойдем-ка лучше предупредить донью Марию, что «Нормандия» готова к встрече гостьи. Поскольку дядя и маэстре не упустят случая в последний раз оказать маленькую услугу донье Марии и вызовутся ее сопровождать, мешать им не стоит… А вас, сеньор Франческо, – добавила девушка, смеясь, – я все же попрошу дать мне возможность совершить этот «опасный переход», опираясь на вашу сильную мужскую руку. И надеюсь, что вы не обратитесь от меня в постыдное бегство… И еще я надеюсь, что вы вместе с нами будете приняты при императорском дворе…

Франческо мог бы возразить, что на такую высокую честь, как прием при императорском дворе, он не рассчитывает. В Сен-Дье Франческо были вручены письма к Эрнандо Колону с просьбой разрешить подателю сего воспользоваться, если возможно, богатой библиотекой сына адмирала. Имелось у Франческо и письмо к Америго Веспуччи: до Сен-Дье так и не дошло еще известие о том, что тот умер десять лет назад. Веспуччи был возведен в ранг главного лоцмана Португалии. О работе его, о его обязанностях, о жизни его и даже о его смерти слухи не распространялись. Помещение, в котором хранились карты новооткрытых земель, описания путешествий, записки географов и картографов, строго оберегалось. Говорят, что на двери помещения, в котором Веспуччи провел последние годы жизни, было навешано пять замков с очень замысловатыми затворами, а люди, изготовлявшие их, исчезли бесследно. Может быть, это были домыслы невежественных людей, но ведь всему миру известно, что Португалия, так же как и Испания, умеет беречь свои тайны.

Расставание с доньей Марией Пачеко де Падилья нисколько не походило на прощание с «Флердоранж».

У Жана Анго хватило и ума и такта не обставлять с излишней пышностью эту горестную разлуку доньи Марии с родиной.

Постланный ей под ноги ковер был единственным знаком его благоговейного внимания к даме.

…«Геновева» все же на некотором расстоянии сопровождала «Нормандию» до местечка Жоао. Было условлено, что «Геновеву» оповестят, если почему-либо замыслы Жана Анго потерпят неудачу. Так сказал метр Анго, а он слов на ветер не бросает! Если все обойдется благополучно, Анго тут же отправится в свой родной Дьепп. И опять матросы «Геновевы» по-братски прощались с матросами «Нормандии», в точности как неделю назад с командой «Флердоранж».

Франческо выполнил желание сеньориты и проводил ее на «Нормандию», но тут же, распрощавшись, повернул назад.

На душе у него было неспокойно, хотя виноватым он себя не считал: в обществе людей, стоящих несравненно выше его и по рождению, и по уму, и по образованию, он, несомненно, оказался бы лишним.

Однако, как ни был Франческо расстроен, он очень обрадовался, когда пилот позвал его к себе на помощь в среднюю каюту. Дело шло о карте, за которую пилот брался уже в третий раз, и в третий раз карта ему не удавалась.

Промучившись несколько часов над малоизвестными ему очертаниями берегов Северной Европы и Западного материка, Франческо так устал, что его задолго до вечерней поверки стало клонить ко сну. И все же он рад был случаю пополнить свои географические познания и обновить свои картографические навыки. Самым заманчивым в этой работе было то, что пилот, приступая к ней, воспользовался указаниями и Жана Анго и Северянина. За точность своих обозначений пилот поручиться не мог, но ведь и Анго и Северянин ни за что не ручались… Сеньор маэстре пообещал проверить их работу по имеющимся у эскривано картам.

Пристроившись на своей койке, чтобы только чуть вздремнуть, Франческо тут же крепко заснул и проснулся только тогда, когда рядом было громко названо его имя.

Однако то, что происходило в большой каюте, беседой или разговором назвать никак нельзя было. Речь держал один Хуанито, а вокруг его койки собрались любопытные слушатели.

Вот тут-то и следовало бы оборвать противного мальчишку! Но Франческо этого не сделал…

Потом он долго и горестно размышлял над своей оплошностью.

Ведь только когда рассказчик дошел до прибытия своего героя в Кастилию, где его несомненно встретят с почестями при дворе императора Карла Пятого, Франческо, протирая глаза, сказал сердито:

– Ты мог бы примоститься где-нибудь подальше, чтобы не мешать спать добрым людям своими баснями!

И вдруг Федерико, человек положительный и всеми в большой каюте уважаемый, заметил:

– А ведь самое главное ты проспал! Речь-то о тебе – о Франческо Руппи – шла! Что в рассказе Хуанито не обойдется дело без вранья, мы все наперед знали, меня Педро Большой все время в бок толкал… Но уж больно складно врет Хуанито, иной раз и не заметишь, что у него концы с концами не сходятся. А иной раз его сразу можно поймать на вранье. Скажу к примеру. Ты, по словам бесенка, продал шесть отцовских кораблей, чтобы удрать в далекие страны. А тут же тебе пришлось прятаться у какого-то художника, чтобы мать насильно не вернула тебя домой, так как ты в ту пору был еще мальчишкой. А скажи на милость, кто же у такого мальчишки стал бы корабли покупать?! И с портретом твоим у Хуанито неувязка. Ты ведь, по его словам, мальчишкой из дому бежал, не так ли? Значит, художник с тебя, с мальчишки, портрет рисовал? Невеста, стало быть, по портрету в мальчишку влюбилась, что ли? Да и о папе Александре Шестом Хуанито сочинил с запозданием: тот уже давно покоится в земле.

Из боязни, что Федерико начнет подробнее перечислять все несуразности в рассказе Хуанито, Франческо только собрался было остановить его, как старый матрос добавил с улыбкой:

– Но ты, Руппи, не сердись на него. Все же для всех нас этот бесенок – большое развлечение… Не дальше как на прошлой неделе, пока мы с Хуаном-бочаром возились в трюме, Хуанито под большим секретом поведал всем, что я – мавр, что я откупился от святых отцов за пять тысяч золотых дукатов, что деньги эти мне дал взаймы сеньор капитан и что теперь я ему их до самой смерти буду отрабатывать. Но как бесенок ни врет, однако какая-то крупинка правды в его вранье всегда есть… Он слышал, как я сказал сеньору капитану, что рад бы на «Геновеве» до самой смерти служить, разве что меня насильно отсюда погонят… И взаймы сеньор капитан мне вправду деньги давал, но совсем на другое дело. И я их ему давно отработал. Дал мне сеньор капитан действительно пять тысяч, но только не золотыми дукатами, а мелкими мараведи… Вот и о тебе Хуанито врал, врал да вдруг сказал, что ты хорошо обучен граверному делу. И что ты даже какую-то карту на меди вырезал… А ведь нам и сеньор пилот говорил об этом…

– Сеньор Гарсиа говорил, – поправил Хуанито сквозь слезы.

Франческо был очень зол на бесенка. Мельком глянув на него, он тотчас же отвел глаза, чтобы не поддаться чувству жалости. Лицо Хуанито было все перекошено, и он испуганно моргал своими огромными, слипшимися от слез ресницами.

– Так вот, Франческо, – продолжал Федерико уже всерьез, – кое в чем мальчишка все-таки прав: действительно не к чему тебе учиться на «Геновеве» никакому другому ремеслу. Ты и без того нам нужен и полезен. Напрямик скажу тебе: в большой каюте ты всем пришелся по душе. Если есть у тебя охота, неси службу, как несешь, наравне с нами. Но если хочешь, переходи в среднюю, никто тебе худого слова не скажет, и всегда ты будешь у нас желанным гостем. Но если останешься здесь, обязательно надо будет с боцманом договориться, чтобы ты три дня в неделю уделял своему настоящему ремеслу. Граверное дело – вещь тонкая, а от грубой работы пальцы… Уж не помню, как сеньор капитан это боцману разъяснял…

– Сеньорита разъясняла! – снова поправил мальчишка.

А рассказал бесенок матросам такую историю:

«Родился Франческо Руппи в очень богатой и знатной семье в Тоскане, в Италии. Еще с детства его учили всяким языкам. Кое-что он, может, и позабыл, по по-кастильски и по-латыни до сих пор говорит хорошо. Был у него учитель гравер, другой учитель – чертежник, третий – географ… А еще к нему на дом ходили маэстре и пилот – учили его кораблевождению. А потом Руппи даже своего учителя гравера перещеголял: сам вырезал какую-то карту на меди, ее в Тоскане и сейчас за деньги показывают… А тут, на „Геновеве“, его еще вздумали какому-то ремеслу учить!

И все эти науки Руппи проходил потому, что у отца его было шесть кораблей и в семье решили, что, когда Франческо подрастет, отец передаст ему свое торговое дело. Потому что в Италии не так, как в Кастилии: там знатные люди не гнушаются торгового ремесла. А Франческо ни за что не хотел торговать. И когда его отец умер, он продал все шесть кораблей и решил уехать в далекие страны. Как ни плакала мать, как ни умоляла его, он стоял на своем. Но был он тогда еще мальчишка, помоложе меня, и мать могла силком вернуть его домой. Вот он на время и спрятался у одного художника. Его искали, искали и перестали искать. Тогда Франческо отцовскими деньгами подкупил какого-то капитана и на торговом судне удрал в Палос. А там как раз Кристобаль Колон, великий мореплаватель, набирал команду для своей каравеллы «Санта-Мария». Франческо и ему уплатил много денег и попросился в команду «Санта-Марии»…

А еще до того, как он удрал из дому, его на родине обручили с одной девицей, тоже из богатого и знатного рода. Но тогда оба они еще были маленькие и плохо знали друг друга. И вот, пока Франческо ездил по разным странам, мать его от горя заболела. Болела, болела и умерла. А невеста Франческо уже подросла как следует. Будущая свекровь перед смертью призвала ее к себе и объяснила, как это ее жених по глупости еще мальчишкой уехал от родной матери и от невесты. Она отдала девушке все свое золото и драгоценности и портрет, который нарисовал с ее сына один очень хороший художник. И мать стала умолять девушку, чтобы та по этому портрету отыскала своего жениха. И еще дала ей большой золотой крест, и девушка на кресте поклялась, что сделает все, о чем мать Франческо ее просит. А сеньориту и умолять не надо было: она как глянула на портрет, тут же влюбилась в Франческо. Она и сама была богатая, а еще эти деньги свекрови. Вот она и попросила своего дядю отправиться искать по свету ее пропавшего жениха.

А Руппи тем временем вернулся домой и узнал, что мать его умерла от горя из-за разлуки с ним. Он понял, что совершил большой грех, и решил его замолить. Из далеких стран он привез много золота и серебра и все это отдал в монастырь, что был рядом с их домом, на помин души своей матери. И дом свой тоже отдал монахам. И сам хотел постричься в монахи. Но они ему сказали, что такой великий грех они не могут отпустить и что он должен поехать в Рим, к папе Александру Шестому, и там перед святым престолом принести покаяние.

И еще они ему сказали, что его невеста, с которой он был обручен еще в детстве, теперь стала красивая и богатая и сама поехала его разыскивать.

В Риме папа принял Франческо и велел ему, чтобы замолить грех, надеть рубище и три года, три месяца и три дня просить подаяние…

И еще папа дал Франческо тайное письмо к императору Карлу Пятому и сказал, что, когда Франческо выполнит наложенное на него наказание (оно епитимьей называется), – он должен отвезти это письмо императору. А если тот будет удивляться, что папский посол ходит в таком рубище, Франческо должен сказать, что оделся он так, чтобы португальцы не перехватили папское послание.

Прошло уже три года и два месяца, а к тому времени в Рим к святому отцу явились сеньорита с дядей. Они рассказали папе, что разыскивают жениха сеньориты, и показали портрет Франческо. Папа сразу узнал кающегося, которому он повелел одеться в рубище. Святой отец пожалел девушку и объяснил ей и ее дяде, что жених ее вот-вот замолит свои грехи и уже, наверно, готовится ехать в Кастилию. Там они и найдут его, только пускай поторопятся.

Папа поцеловал девушку в голову и сказал, что из них с Франческо получится хорошая пара, и что он, папа, уже сейчас благословляет их брак. И пускай сеньорита не пугается вида своего жениха, а пускай лучше обмоет его ноги, как святая Магдалина обмыла ноги спасителя. И тогда они вместе поедут в Кастилию, Франческо несомненно встретят с почестями при дворе императора Карла Пятого».

– Ну, хоть одна сотая доля правды есть в рассказе Хуанито? – спросил Педро Большой. – Ты вправду из богатого рода, Франческо?

– Я сын мужика из деревни Анастаджо, – коротко ответил Франческо, а лицо его стало таким, что остальные обитатели каюты поняли: дальше расспрашивать Руппи не следует.

Только Рыжий с перевязанной щекой не утерпел:

– Скажи, а ведь сеньорита и вправду, говорят, обмывала тебя, как святая Магдалина Христа?

– Когда ты наконец снимешь свою повязку? – вопросом на вопрос ответил Франческо. – Смотри, как бы она не приросла у тебя к щеке!

– У него была язва из-за испорченного зуба, – пояснил Федерико. – Рана уже зажила, но повязки он не снимает, так как на щеке осталась дыра – «фистула» называется. Со временем затянется и она. – Старый матрос явно хотел прекратить все разговоры.

Да, конечно, сейчас расспрашивать Франческо никто не станет… Но как только он выйдет из каюты, – начнется! Нет, этого бесенка просто следовало бы выбросить за борт… Теперь-то он плачет, жалеет, что так заврался… А главное, зачем он приплел сюда сеньориту!

Франческо снова улегся на койке и закрыл глаза, но заснуть не мог. Как ему быть? Заставить бесенка признаться, что в его рассказе все вранье, от начала до конца? Но поверят ли ему? Подумают, что мальчишка безусловно приврал, но какая-то доля правды в его болтовне все же есть… И еще этот Рыжий!..

Франческо лежал с закрытыми глазами и думал, думал, думал…

Понимают ли матросы, что сеньорита из рассказа мальчишки и есть «их сеньорита»? Конечно, понимают! Иначе Рыжий не задал бы такого глупого вопроса… И Федерико понимает… Нет, этого бесенка следовало бы тут же взять за шиворот и вышвырнуть за борт!

Нет, виновен не мальчишка, виновен только он один – Франческо Руппи! В его возможностях было оборвать Хуанито в самом начале его рассказа. Почему же он этого не сделал?

Повернувшись на бок, Франческо заметил, что соседняя койка пустует. Наверно, Хуанито с перепугу забрался наверху в чей-нибудь гамак… Нет, больше думать и придумывать разные разности нельзя!

«Франческо Руппи, – сказал он себе строго, – не увиливай от ответа! Ступай сейчас же к сеньорите и расскажи ей обо всем. Но расскажи всю правду! И о том, как радостно тебе было слышать ее имя рядом со своим. И о том, как хорошо получился у мальчишки рассказ о святом отце, который поцеловал девушку в голову и заранее благословил этот брак… Но, матерь божья милосердная, случается же людям видеть сны, после которых жалко бывает просыпаться! Разве не то же было и со мной?! Только поэтому я не остановил Хуанито! Нет, в своих снах мы не вольны, иначе тебе каждую ночь снилась бы сеньорита! Ступай и немедленно же расскажи ей обо всем! Вы сообща подумаете над тем, что следует делать… Еще не поздно: дежурный только что прокричал второй ночной смене готовиться. И Сигурд только еще натягивает теплую куртку. Надо поспешить, чтобы не столкнуться с ним».

Спустив ноги с койки, Франческо осторожно огляделся. Многие уже спали. Рыжий даже храпел… «Может быть, не стоит бить тревогу? Нет, надо идти. Надо!»

Он вышел на палубу. Напротив светилось одно окошко – в средней каюте. Разве что посоветоваться с сеньором Гарсиа? Да, но только не сейчас: сейчас эскривано в каюте не один. А сегодня же необходимо поговорить с сеньоритой!

Ни у нее, ни у сеньора капитана в окнах света не было… Ничего, он ее разбудит, дело слишком серьезное!

Услышав, что кто-то идет за ним, Франческо прибавил шагу, но Датчанин уже положил ему на плечо свою большую, тяжелую руку.

– Не тужи, Франческо, – сказал Сигурд, – точно такие же сказки мы часто слушаем перед сном, а к утру все уже забывается… Ступай спать – больше никто к тебе приставать с расспросами не будет.

…Минуя освещенную среднюю каюту, Франческо поднялся по лесенке вверх. Негромко постучался в дверь сеньориты. Один раз, другой… На третий раз дверь напротив распахнулась, и из капитанской каюты вышли сеньорита, эскривано и сам капитан.

– А, это ты, Франческо! – сказал капитан. – Отлично! Вот кто и поможет вам снести вниз мальчишку, – добавил он, повернувшись к племяннице. – Словом, Франческо, мы эту историю с папой и шестью кораблями уже знаем… Мы решили дать ему выспаться, а для этого лучше всего доставить его в большую каюту. Собственно, решили это не мы, а его заступники – сеньорита и сеньор эскривано. Что касается меня, то я обязательно спустил бы с мальчонки штаны и…

– Дядя! – перебила его девушка. – Мальчик и так наказан!

– Сеньорита, – сказал Франческо, уже внутренне подготовивший себя к исповеди, требующей мужества и самоотречения, – если вы дадите мне возможность сегодня же поговорить с вами, я объясню, что во всем происшедшем виновен не Хуанито, а один я…

– Матерь божья и все двенадцать апостолов! – хохоча, еле выговорил капитан. – Я, как и полагается, винил и виню во всем только этого врунишку. Сеньор эскривано заверял нас, что во всем виноват он один. Моя племянница готова поклясться на кресте, что именно она виновница всего происходящего… И вдруг объявляется еще четвертый обвиняемый… или подозреваемый? Как следует его назвать, по мнению законников? Ты как думаешь, сеньор юстициарий?

– Сеньор Франческо, – не обращая внимания на слова дяди, сказала сеньорита, – хорошо, что вы пришли. Хуанито, наплакавшись, очень крепко уснул. Вы поможете нам с сеньором эскривано доставить его в большую каюту и уложить на койку… Сейчас мы с вами беседовать не будем. Отложим на завтра. Мне думается, что сегодня Хуанито испытал самое сильное потрясение за всю свою недолгую жизнь…

– Если не считать того дня, когда отчим, извините меня, пинком под зад вытолкал его из трактира, – заметил капитан.

– Глубокоуважаемый сеньор капитан, – вмешался в беседу эскривано, – я всегда ценил в вас умение шутить в самые трудные минуты жизни. Я рад, что и сейчас вы шутите и таким образом вселяете в сердца троих участников сегодняшнего происшествия надежду…

– В сердца четверых, четверых, – поправила девушка. – Вы плохо считаете, сеньор эскривано! Ну, давайте, сеньор Франческо, возьмемся за дело!

– Спасибо большое, сеньор Гарсиа, – поблагодарила сеньорита, когда мальчишку донесли до большой каюты. – Здесь нам поможет кто-нибудь из матросов… А вот и сеньор Бьярн. Благодарю вас, сеньор Гарсиа, и спокойной вам ночи! Сеньор Бьярн, вы, конечно, слышали историю, которую рассказывал Хуанито? Как она вам понравилась?

– По ночам – это уже все знают – я имею обыкновение либо спать, либо разгуливать по палубе… Нет, дорогая сеньорита, никаких историй я не слыхал, – сонно отозвался Северянин. – Простите, но я еще не совсем пришел в себя… Сигурд с разрешения капитана сегодня опять потчевал меня вашим отличным вином… А что я должен сделать?

– Отнести вместе с сеньором Руппи этого мальчишку в большую каюту и уложить на койку… А вас, сеньор Франческо, я попрошу выйти на минуту ко мне, когда дело будет сделано.

Уложив Хуанито, Франческо поспешил на палубу.

– Проводите меня до лестницы, – сказала девушка. – Сейчас, правда, всюду очень темно, но я привыкла подыматься к себе на ощупь.

И, шагая в ногу со своим спутником, сеньорита добавила ласково:

– Прошу вас, не сердитесь на мальчишку! Он так любит и меня и вас, что вот и придумал нам такую чудесную судьбу… Вы боитесь, как бы матросы не заподозрили меня или вас в чем-нибудь дурном? Но ведь все свои грехи вы, по словам Хуанито, уже искупили… А я могу, если вам нужно, завтра же объявить в большой каюте, что я действительно искала вас всю свою жизнь и вот наконец нашла… Ведь сказал же сеньор Федерико, что во вранье Хуанито всегда есть какая-то крупинка правды… Сказал он так или мальчишка снова наврал?

– Сказал, – ответил Франческо, не понимая, к чему девушка ведет речь.