Текст книги "Серебряные звезды"

Автор книги: Зигмунт Бещанин

Соавторы: Анджей Канецкий,Тадеуш Шиманьский,Эдвард Флис,Ежи Дымковский,Казимеж Гаврон,Юзеф Червиньский,Бронислава Дудек,Мариан Одлеваный,Сатурина Вадецкая,Адам Гасперович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Полковник Ян Цеслик. Из келецкой деревни

Шел 1943 год. Свентокшиская пуща и леса Секерно, а особенно так называемый лес Выкус все чаще оглашались выстрелами партизанского оружия. Кончилось время безнаказанности, когда в деревнях хозяйничали разные представители администрации оккупантов. Партизаны прогоняли этих непрошеных гостей, а особенно надоедливых наказывали – начиная от порки и кончая смертным приговором.

Мне к этому времени исполнилось восемнадцать, и я, как каждый молодой парень, очень интересовался вооруженной борьбой. Мы с товарищами говорили о деятельности партизан, о каждом подорванном эшелоне, о каждом акте возмездия гитлеровским прислужникам. Все это я переживал с волнением и радовался каждому, даже самому маленькому успеху партизан. Жители окрестностей часто повторяли имена таких партизанских командиров, как Зигмунт, Гураль, Бжоза, Сашка, и рассказывали прямо-таки легенды об их мужестве и отваге, благородстве и помощи, которую они оказывали бедным крестьянам.

Время от времени мы слышали рассказы и о других партизанах, которых в деревнях называли «панскими». Эти, напротив, специально не беспокоили немцев, щадили помещичьи усадьбы панов Котковских, Рафальских, Ветшиковских, богатевших в это время, а у бедных хозяев забирали остатки продовольствия, одежды, инвентаря. «Панские» партизаны бросались различными патриотическими лозунгами, но все меньше и меньше людей верило им.

Зато с каждым днем рос авторитет и популярность ГШР и ее вооруженной организации – Гвардии Людовой. В тот период мы были свидетелями интересного явления в Келецком воеводстве – масса людей выходила из других подпольных организаций, чтобы вступить в Гвардию Людову. Так росли ряды народных партизан, к которым я вместе с моими товарищами стремился попасть.

* * *

Моим идейным воспитателем стал Павел Пожога, продавец из магазина в Сержавах. Все началось с обычных разговоров. Со временем Пожога сказал мне, что он член ППР, и познакомил меня с целями и задачами, выдвинутыми партией в ее программе. Позже мы вместе читали подпольную прессу и листовки, которые он приносил с собой в магазин.

В декабре Пожога попросил меня помочь ему в распространении листовок. Он должен был доставить их на следующий день, а я – наклеить на колокольню костела в ближайшей деревне Свентомаж.

В ту ночь я от волнения не мог заснуть. До утра строил планы, обдумывал, как выполнить задание. Приходившие в голову варианты казались мне неудачными. Я рано встал, измученный и невыспавшийся. Работа у меня валилась из рук. День тянулся бесконечно. Но вот настал долгожданный вечер. Я побежал к Пожоге. Мне еще долго пришлось ждать, прежде чем вышли последние покупатели и магазин можно было закрыть. Когда мы остались одни, Пожога вытащил из-под мешков с солью листовки, из ящика в столе клей и, вручая мне все это, посоветовал соблюдать максимум осторожности.

Ночь стояла тихая, морозная. Два километра до колокольни я преодолел меньше чем за двадцать минут. Расклеивание листовок не составило особого труда.

На следующий день, в воскресенье, рано утром я отправился в соседнюю деревню, чтобы узнать, что говорят жители о листовках. Я заметил, что у колокольни стоят люди, энергично ведущие спор. Это обеспокоило в конце концов ксендза, и он приказал сторожу сорвать листовки.

На другой день Пожога похвалил меня за хорошее выполнение задания и предложил вступить в партию. Я очень обрадовался этому предложению и сказал, что хочу стать членом ППР. Тогда Пожога вручил мне отпечатанный на стеклографе текст присяги, с которым он порекомендовал ознакомиться. Этот текст я выучил наизусть. Приняли от меня присягу 1 января 1944 года. Это произошло в магазине Пожоги. Так я стал членом партии.

Спустя некоторое время мне поручили вовлечь в ряды ППР двух человек из числа моих товарищей. Выбор мой пал на Глушека и Похеця. Эти кандидатуры были одобрены Пожогой. Я начал проводить с ними разъяснительную работу, в результате которой принял присягу от Глушека в апреле, а от Похеця в мае. С этого времени я стал старшим партийной тройки. Теперь мы вместе читали подпольную прессу, листовки и призывы, которые я продолжал получать от Пожоги.

Летом 1944 года исполнилась моя самая большая мечта. Партия направила меня в партизанский отряд. Я стал солдатом 1-й бригады Армии Людовой имени Келецкой земли.

* * *

Большое впечатление произвели на меня похороны партизана, который воевал в наших краях в последние дни февраля 1944 года.

В то время в деревне Краски около Островца располагались два отряда АЛ. Одним из них, имени Завиши Чарного, командовал Вжос (Вацлав Млынек), а вторым, имени Валериана Лукасиньского, – Кен (Юзеф Гулиньский).

В один из дней рано утром в деревню ворвался сильный отряд гитлеровской жандармерии. Командиры партизанских отрядов отдавали себе отчет, что их силы позволяют принять бой, однако они должны были отступить в глубь леса.

Обеспечить отход отрядов получил приказание Вильк (Петр Шиманьский) со своей группой. Они должны были сдержать противника, а затем оторваться от него. Первую часть задачи Вильк со своими ребятами выполнил прекрасно. Под их огнем гитлеровцы залегли на окраине деревни, благодаря чему партизаны смогли из нее выйти.

Наступило время отхода группы прикрытия. Эта задача оказалась намного труднее. В один из моментов Вильк отдал своим людям приказ догнать основные силы и объяснил, что сам прикроет огнем из ручного пулемета. Какое-то время его «Дегтярев» сдерживал несколько десятков гитлеровцев. Однако во время одной из перебежек Вильк получил очередь в грудь и в живот из автомата.

Партизаны бросились к своему командиру на помощь, подняли на руки и потерявшего сознание вынесли с поля боя. Они спешили, зная, что жизнь раненого зависит от скорейшего проведения операции, а полевой госпиталь находился в Воле-Груецкой. Чтобы туда добраться, нужно было прежде всего оторваться от гитлеровцев, а затем проделать несколько километров трудного пути.

В ближайшем кустарнике они наложили Вильку временную повязку, сделали из плаща носилки и по очереди, то пробираясь ползком, то преодолевая пространство бегом, двигались в намеченном направлении.

Наконец они добрались до цели. Вот и Воля-Груецка. Партизаны входят в дом Стефана Качмарского. Здесь находится и начальник районного госпиталя АЛ Король, очень популярная фигура среди партизан. Он – советский офицер, бывший военнопленный, убежал из лагеря. И всегда готов оказать необходимую помощь.

Король осматривает раненого, бледного как мел и уже даже не стонущего. «Нужно немедленно оперировать, может, удастся спасти его», – решает врач. Он знает, что ему будет тяжело. Он ведь только терапевт, а не хирург. Операцию придется делать без наркоза и примитивными инструментами.

Качмарский подготавливает в риге стол, его жена кипятит воду. Начинается трудная борьба за жизнь человека. Ее выигрывает смерть. Раненый умирает от потери крови, а для переливания новой не было условий.

Немцы знали, что партизаны укрыли раненого в одной из окрестных деревень, и стали искать. Пришли и к Качмарскому. Когда сообщили, что едут жандармы, хозяин завернул тело умершего в простынь и засыпал его сечкой в риге.

Несколько минут спустя фашисты вскочили во двор. Они делали вид, что им будто известно, что раненого партизана спрятали здесь. С яростью налетев на хозяина, стали его бить. Они били его жену и детей. Перерыли все до мелочей, но им не удалось ничего узнать. Так и уехали ни с чем.

Вечером в полной тишине состоялось погребение партизана. Гроб сделали из простых, необструганных досок. Несколько жителей деревни молча выкопали могилу. Вот так был похоронен наш боевой товарищ.

* * *

С начала существования 1-й бригады АЛ имени Келецкой земли ею командовал Зигмунт (Генрик Половняк).

Это был опытный партизан, бывший командир отряда ГЛ имени Юзефа Совиньского. После трагической гибели всех членов штаба 7-го района ГЛ, которые пали в бою вместе с шестнадцатью партизанами отряда Сокула, сражаясь с превосходящими силами врага неподалеку от лесной сторожки в Малахуве, в лесах около Цмелюва, Генрик Половняк принял командование районом. Принял после погибшего Янека Колеяжа, или Яна Налязека, из известной партизанской семьи Налязеков.

Семью Половняка также можно, безусловно, назвать партизанской. За две недели до назначения капитана Зигмунта командиром района немцы расстреляли его мать. Днем позже погиб его старший брат Болеслав. Остальные четыре брата сражались в отряде имени Мариана Лангевича, которым командовал Бжоза (Чеслав Борецкий).

С июля 1944 года Генрик Половняк принял командование 1-й бригадой АЛ имени Келецкой земли. В то время я был рядовым солдатом АЛ и могу говорить о нем, о своем командире, которого мы все очень любили и уважали.

Жизнь в бригаде не была легкой. Оккупанты всеми силами стремились ликвидировать левое течение подпольного движения. На Келецчине непрерывно появлялись гитлеровские карательные экспедиции, которые жгли деревни и убивали жителей, стремясь запугать людей, поддерживавших нас.

Другим нашим врагом было реакционное подполье. В то время на Келецчине действовали отряды НСЗ, которые подобно гитлеровцам убивали всех подозреваемых в связи с ППР и АЛ.

Еще до направления меня в бригаду я узнал о зверском убийстве в ночь на 13 февраля 1944 года бандитами из отряда НСЗ под командованием Тарзана (Томаш Вуйцик) солдат отряда АЛ имени Юзефа Совиньского.

Солдаты Армии Людовой отдыхали после трудного боя с немцами в деревне Вулька-Бодзеховска. Энэсзетовцы напали на них неожиданно. Завязался ожесточенный бой. Отряд Тарзана, однако, был более многочисленным и намного лучше вооружен. В схватке погибли четыре солдата АЛ и несколько были ранены. Энэсзетовцы без промедления добили всех раненых прикладами. Оставшихся в живых тринадцать партизан они связали проволокой и погнали к лесной сторожке во Влодковице, в районе Цмелюва.

Находившийся около домика сторожки погреб энэсзетовцы превратили в застенок. Приведенных пленных подвергли неслыханным пыткам. Их подвешивали за ноги и заливали воду в нос, вырывали ногти. Палачи любой ценой хотели узнать, где находится штаб района АЛ, а также как была организована сеть пунктов связи. Но истязаемые солдаты не сломились и не выдали тайну.

Штаб района АЛ, узнав о случившемся, решил прийти на помощь схваченным энэсзетовцами товарищам, 18 февраля состоялась встреча представителей левого подполья и реакции. Левицу представляли командующий округом АЛ Фелек (Анджей Адриан), Сашка (Василий Войченко) и Леон Беднарский. Со стороны реакции в переговорах участвовали Воляньский и Валерович. Переговоры велись в Пясках-Цмелювских. Делегаты реакции в страхе перед народным гневом – убийство в Вульке-Бодзеховской вызвало всеобщее негодование – пообещали отказаться от братоубийственной борьбы и освободить захваченных партизан.

Как оказалось, это была всего лишь тактическая уловка. Реакция согласилась на переговоры только потому, чтобы продемонстрировать в глазах общественного мнения свою «добрую волю» сотрудничать с нами. Фактически же она и в дальнейшем убивала солдат АЛ, членов ППР, а также жителей тех деревень я городов, которые укрывали нас и оказывали нам помощь. Не были освобождены и схваченные партизаны. Тарзан расстрелял их около Опатува.

Несколько позже мы узнали еще об одном случае. 16 февраля 1944 года Тарзан вместе с бандой Цихого встретился в одной из помещичьих усадеб около Сандомира с представителями гестапо. На этой встрече были обсуждены основы взаимодействия в борьбе против левого подпольного движения.

По мере приближения наступающей Советской Армии-освободительницы закулисные переговоры НСЗ с оккупантами становились все более частыми, а взаимодействие между ними – все более тесным. Дошло до того, что мы должны были в равной степени избегать встречи как с отрядом НСЗ, так и с карательной экспедицией войск оккупантов.

Мы с большой болью переживали этот факт. Как-никак, а в НСЗ были наши соотечественники, во многих случаях сыновья крестьян, такие же, как и мы. Мы были не в состоянии понять, как они могли дать себя так одурманить, что свое оружие направили в грудь поляков, что пошли на сотрудничество с оккупантами.

Однако время шло, и мы заметили, что жители окрестностей начинают все лучше ориентироваться в истинных целях и намерениях деятельности Народовых сил збройных, которые представляли для населения такую же опасность, как и гитлеровская жандармерия. Мы наблюдали, что люди все больше консолидируются с идеей народного фронта для борьбы с оккупантами, с идеей, распространяемой Польской рабочей партией. Все больше жителей верило, что освобождение может прийти только с востока, что разбить гитлеровский фашизм может только Советская Армия.

Ничего удивительного, что многие политические группировки, многие партизанские отряды, которые до этого находились под влиянием лондонской делегатуры[10]10
  Представители на территории Польши от польского эмигрантского правительства в Лондоне, руководившего борьбой реакционного подполья в стране против левого движения с целью захвата власти и возвращения к буржуазному режиму. – Прим. ред.


[Закрыть] и АК, начали искать контактов и взаимопонимания с ППР и АЛ. Наша борьба, наши цели и задачи завоевывали все большие симпатии и получили всеобщее одобрение. Первыми в АЛ стали переходить солдаты Батальонов Хлопских (БХ)[11]11
  Батальоны Хлопске (крестьянские батальоны) – стихийно возникшие крестьянские отряды самозащиты против произвола гитлеровцев. В 1944 г. большая часть их вошла в состав Армии Людовой. – Прим. ред.


[Закрыть] и даже целые отряды. Но не только они. В том памятном 1944 году в нашу бригаду и в другие отряды АЛ перешло много честных членов АК, которые не захотели больше ждать, а хотели бороться с ненавистными оккупантами и внести свой конкретный личный вклад в освобождение страны. Проверив, что они руководствуются честными намерениями, мы принимали их в свои ряды.

Особенно нас радовало развитие сотрудничества с Батальонами Хлопскими, которые с точки зрения их социального состава были более близки к Армии Людовой. Это сотрудничество ширилось, как в округах и районах АЛ, так и в низовых партизанских звеньях.

В рядах БХ было много честных патриотов. Наибольшей популярностью и уважением пользовался Юзеф Маслянка, известный крестьянский деятель межвоенного периода, бывший узник Березы-Картузской. Руководители АК добивались его расположения. Предлагали ему даже высокий пост, идя на такую уступку только для того, чтобы он порвал всякие связи с ППР и АЛ. Ничего из этого, однако, не вышло. Юзеф Маслянка остался верен интересам польского народа даже в то время, когда реакция от уговоров и обхаживаний перешла к прямым недвусмысленным угрозам.

Следует сказать, что у БХ на Келецчине было много прекрасных руководителей, преданных делу трудового народа, которые имели большие заслуги в деле укрепления и расширения сотрудничества с Армией Людовой.

Огромным триумфом идеи народного фронта явилось также присоединение организации «Свит» к ППР и АЛ. Эта организация объединяла в своих рядах наряду с крестьянами и рабочими также значительную группу радикально настроенной интеллигенции Келецчины. Эти люди начинали свою конспиративную деятельность в рядах Союза вооруженной борьбы (ЗВЗ), однако, сориентировавшись, что идеология АК не отвечает их помыслам, стали создавать самостоятельную организацию. Некоторое время они действовали в одиночку. В условиях строгой конспирации было не легко установить связь с нашей организацией.

В конце 1943 года начались первые переговоры между представителями «Свита», ППР и АЛ. Со стороны «Свита» в них принимали участие прежде всего Висьлич (Эугениуш Иваньчик), а также Руг (Мечислав Свёстек). Весной 1944 года несколько сот свитовцев сражалось против оккупантов уже под идейным и организационным руководством ППР и АЛ.

Все эти описываемые мною события оказывали свое влияние на бойцов бригады, силы которой непрерывно возрастали. Улучшилось и наше настроение, ибо мы сознавали, что за нами стоит весь народ.

Свитовцы отличались отвагой в бою. Надолго в памяти жителей Келецчины останется боевая операция, проведенная отрядом «Свита» накануне 1 мая 1944 года. В практике партизан АЛ установился обычай отмечать праздник 1 Мая отправкой на операцию новых партизанских отрядов. 29 апреля 1944 года выступил отряд «Свита» под командованием Тадеуша Мая (Локетек). Этот отряд вместе с отрядами Чеслава Борецкого (Бжоза), Стефана Шиманьского (Гураль) и Вацлава Млынека (Вжос) должен был выполнить важное диверсионное задание.

Приказ гласил: «Уничтожить мост между Стараховице и Островцом». Выполнение этого задания означало на продолжительное время остановить передвижение войск противника на одной из важных коммуникаций, связывающих тыл гитлеровской армии с Восточным фронтом.

Приготовили хворост и бензин. Прикатили две бочки смолы. Разлили это все на мосту и подожгли. Фейерверк получился прекрасный. Луна осветила окрестности. Пожар заметили в Стараховице и Островце. Пожарная охрана, включив сирены, с ревом поспешила вместе с жандармами спасать переправу. Но и жандармы, и пожарные вернулись. Их заставили это сделать наши группы прикрытия. Мост сгорел. Остались только обгоревшие сваи. Около моста партизаны разбросали первомайские листовки, чтобы фашисты знали, кому и почему они обязаны этой «невинной шуткой». Через несколько дней мы с большим удовольствием наблюдали, как мучаются гитлеровцы на ухабах объездов.

Вторая операция была еще более чувствительной для военной машины оккупантов. Через наш район проходил подземный телефонный кабель, соединяющий рейх с Восточным фронтом. Мы знали, где он проложен. В ночь на 1 мая группа, вооруженная лопатами и топорами, направилась в местность Нетулиска Дуже. Началась работа. Кабель лежал довольно глубоко. Через час лопаты заскрежетали по чему-то твердому. Мы посветили фонариками. Да, это был кабель. Лежит, толстый, уж на дне выемки. Первые удары топором, но лезвие не берет. Кто-то из товарищей подсказывает подложить кусок дерева. Это помогло. Кабель перебит. Теперь засыпать выемку и хорошо замаскировать. Мы утрамбовываем землю и аккуратно укладываем дерн.

Долго саперы и связисты вермахта ходили вдоль трассы, по которой пролегал телефонный кабель, прежде чем нашли место повреждения. Шеф гестапо из Островца долго помнил эту операцию, так как Берлин снял его с занимаемого поста и отправил на Восточный фронт.

Еще одна группа партизан двинулась к железной дороге, получив задачу пустить под откос вражеский эшелон. Взрывчатки мы еще не имели, поэтому нужно было использовать другой способ. Его мы придумали сами. Подойдя к полотну, группа выставила охранение и начала работу. Из-под одного рельса выбрали гравий и землю на глубину шестьдесят сантиметров и в длину на десять метров. Рельс повис в воздухе.

Подкоп был сделан на довольно высокой насыпи. От высоты насыпи зависело уничтожение эшелона. Последнего не пришлось долго ждать. Со стороны станции Кунув долетели гудки паровоза. Через какую-то минуту показался локомотив, из трубы которого вылетали снопы искр. Наверно, кочегар забрасывал в топку уголь. Паровоз и два вагона проехали над выемкой, затем с громким треском и скрежетом свалились с насыпи. Грохот усиливался от падающих с платформ танков, которые ломали упавшие под насыпь вагоны. Раздавались крики и стоны раненых. Это были экипажи танков. Они нашли свою могилу на польской земле.

Последняя группа уничтожила оборудование лесопильни в Кунуве. С мелодичный звоном разлетались пилы. Глухо раздавались удары топоров, разбивавших машины.

Выполнив задания, отряды отошли в леса Загае.

Проходя через деревни, мы расклеивали первомайские воззвания, выданные нам ячейками ППР.

Мы были довольны результатами нашей работы. Мы знали, что достойно встретили пролетарский праздник.

* * *

Занимался рассвет. Мы были измучены, так сильно измучены, что даже не очень хотелось есть картофельный суп, наспех приготовленный в бидонах из-под молока. Я думал только о сне, хотя нервы все еще были напряжены после событий минувшей ночи: наш разведывательный отряд 1-й бригады АЛ имени Келецкой земли подорвал эшелон противника, следовавший на Восточный фронт.

Улегшись на мягкой пахучей лесной подстилке, я почти мгновенно уснул под громкое щебетанье лесных птиц. Однако мне не суждено было отдохнуть в то памятное 10 августа 1944 года. Уже через несколько часов наш командир поручник Сокуп (Юзеф Невядомский) поднял всех.

Товарищ Яловец, протирая покрасневшие глаза, сердито проворчал, что «партизаны тоже люди и имеют право на сон».

– Не успел человек прийти с одной операции, а уже затевают что-то новое… – продолжал он ворчать, неохотно чистя свой автомат. – Что бы это могло быть? Сумасшедшая война…

Самотный, старый коммунист и многократный узник санации[12]12
  Санация – распространенное название профашистского диктаторского режима Пилсудского, существовавшего в Польше в 1926–1936 гг. Стремясь предотвратить назревавший в стране революционный взрыв и сохранить буржуазно-помещичий строй, польские фашисты во главе с Пилсудским выдвинули демагогические требования «санации» (от латинского слова санацио – оздоровление) политической жизни страны и в результате государственного переворота 12–13 мая 1926 г. захватили власть, отстранив скомпрометировавшую себя правящую клику национал-демократов и кулацкой партии «Пяст». Антинародная, антисоветская политика санационного режима, вставшего на путь сговора с Гитлером, привела Польшу к сентябрьской катастрофе 1939 г., когда фашистская Германия в течение трех недель захватила всю страну. – Прим. ред.


[Закрыть], который был в нашем взводе секретарем партийной ячейки, решительно прервал эти рассуждения:

– Не говорите глупостей. Война – это вам не пикник.

Командир взвода вернулся со штабного совещания, в котором принимали участие какие-то незнакомые нам люди. Видя наши вопрошающие взгляды, командир сказал:

– Спокойно, спокойно, все узнаете, а пока потерпите.

Последовал приказ собраться всем отрядом, а вскоре пришел командир бригады майор Зигмунт (Генрик Половняк) и вместе с ним командующий Келецким округом АЛ полковник Метек (Мечислав Мочар) и уполномоченный ЦК ППР Длуги Янек (Гилярий Хелховский). Зигмунт объявил нам, что сегодня вечером мы должны выбить фашистов из деревни Густавув, где они измываются над жителями. Он добавил, что об этом нас просят сами жители деревни, а неизвестные люди, которых мы видели, это члены ячейки ППР, посланные к нам всей деревней.

Для проведения операции требовалось отобрать девяносто партизан. Так как после ночной операции мы были здорово измучены, командование решило не назначать солдат, а выбрать добровольцев. Майор Зигмунт скомандовал:

– Добровольцы, выйти вперед!

Захрустели под ногами сухие ветки, Сотни сапог отмерили положенные три шага. Вышли… все.

Полковник Метек сказал всего несколько слов:

– Товарищи, благодарю вас за боевой дух и готовность идти в бой.

Из нашего взвода отобрали всех, кроме двух больных. Мы были горды этой честью, оказанной нам. Полковник Метек и майор Зигмунт сразу же обсудили с нами план операции. Вся трудность предстоявшего задания заключалась в том, чтобы под прикрытием ночи захватить противника врасплох в окруженной деревне.

Мы вышли с наступлением темноты, никто не разговаривал, царила тишина, только время от времени кто-либо задевал сапогом за торчащий из земли корень, и тогда раздавалось шиканье и целый «букет» проклятий.

Наша группа, которой командовал сержант Скиба (Стефан Ярош), должна была атаковать домик, стоявший в самом конце деревни. Это была караульная, полная вооруженных до зубов немцев. Нам предстояло ее ликвидировать.

К цели мы приближались растянутой цепью, с беспокойством прислушиваясь к лаю собак. От земли шел теплый сладковатый запах, и усталость отзывалась во мне еще больше. Хорошо было бы лечь на мокрую от росы траву, смотреть на спокойно мигающие звезды, заснуть…

Мы продвигаемся медленно, каждый, видно, думая об ожидающем нас бое… Кто останется в живых? Кто вернется в лес под Свиню Гуру, а кто останется навсегда в Густавуве?

Выстрел…

Это майор Зигмунт подал сигнал, что деревня окружена и надо начинать атаку. Мы бросаемся вперед. Огонь тяжелого пулемета прижимает нас к земле, застать врага врасплох не удалось… Командир отдает приказ забросать пулемет гранатами. Пулемет лает все истеричнее, пока двум нашим товарищам удается подползти к нему на расстояние, чтобы достать гранатой.

Начало боя за нами. Теперь надо атаковать деревню большими силами с другой стороны. Мы добираемся до небольшой лужайки, пересекаемой ручейком. Тихонько журчит по камням вода. Мы ополаскиваем разгоряченные лица, руки, некоторые ложатся и пьют холодную чистую воду. Неожиданно голос командира поднимает всех на ноги.

Со стороны деревни мчатся какие-то всадники. Оказывается, что гитлеровцы, оседлав коней, хотят вырваться из окружения. Мы встречаем их огнем десяти автоматов, фрицы в страхе поворачивают назад. Мы соединяемся с группой Зигмунта и уже вместе завершаем ликвидацию фашистов. Из-под снопов в одной из риг вытаскиваем трех насмерть перепуганных немецких солдат. Они уже не надменны, стоят бледные в свете фонариков с поднятыми руками и просят о чем-то, видимо, о том, чтобы им сохранили жизнь.

Зигмунт оставляет часового для охраны пленных, и мы бежим в деревню, по направлению к школе, откуда слышится ожесточенная перестрелка. Это наши товарищи ведут бой с врагом, который забаррикадировался в кирпичном здании.

Мы берем новых пленных. Выстрелы умолкают, бой заканчивается. Командиры собирают своих людей, подсчитывают потери. Погиб один партизан, подносчик патронов из расчета нашего ручного пулемета. Майор Висьлич тяжело ранен.

У нас нет времени подсчитывать потери противника. Главное, что располагавшийся в Густавуве гарнизон разгромлен.

* * *

Уже второй день сражались отряды АЛ на Свиней Гуре. Кончались боеприпасы. Особенно ощущалась нехватка медикаментов, а раненых все прибывало. Это обеспокоило штаб Келецкого округа, который руководил боем. Полковник Мочар созвал совещание штаба. Решено было просить о помощи Польский партизанский штаб в Люблине.

Вызвали разведчиков и дали задание. Нам предстояло обследовать обозначенные на карте поляны и вырубки и выбрать пригодные для выброски грузов с воздуха. Задание было не из легких. Такое место должно находиться глубоко в лесу, далеко от немцев, там не должно быть густой поросли. Окружающий лес тоже не должен быть высоким, чтобы парашюты не повисли на ветках деревьев.

После долгих поисков мы нашли одну из вырубок, пригодную для принятия грузов с воздуха. Мы доложили об этом полковнику Мочару. Он вызвал нашего радиотелеграфиста Сашу и приказал передать радиограмму в Люблин. Саша щелкнул каблуками, произнес свое традиционное «есть» и побежал к радиостанции.

Саша, молодой, очень энергичный парень, всеми любимый, был выброшен к нам с парашютом. Его забота о радиостанции поражала нас. Он не позволял к ней подходить никому. Когда надо было ехать на телеге, он устилал ее сеном, снимал с себя пиджак и подкладывал его под радиостанцию. Он говорил, что от тряски могут оборваться какие-нибудь контакты, а в лесу паять их очень трудно.

Он энергично принялся за дело. Сначала выбрал место, наиболее удобное для развертывания радиостанции. Затем установил ее. Раскинул антенну. Некоторое время размышлял, в какую сторону ему оттянуть противовес. Наконец сел и стал крутить ручки. По выражению его лица было видно, что он считает чрезвычайно важным то, что делает. Мы же как зачарованные следили за его священнодействием.

Саша закончил настройку радиостанции и начал произносить позывные. Монотонно звучали слова, растворяясь в лесу: «Волга», «Волга», я – «Висла», я – «Висла», я – «Висла». Как меня слышите? Как меня слышите? Прием». Щелчок переключателя, минута тишины, и снова все повторялось сначала.

Наконец он устанавливает долгожданную связь. Еще одна настройка радиостанции, и Саша передает целые колонки цифр. В них заключена наша просьба, а также координаты вырубки, на которую самолеты должны будут сбросить свой груз.

Прилетят или нет самолеты сегодня? Мы смотрим в небо. Погода прекрасная. Только бы там были свободные от неотложных заданий транспортные самолеты да приготовлены грузы с парашютами.

Саша смотрит на часы и включает радиостанцию. Теперь вызов длится недолго. Настроив станцию, он, прижимая одной рукой к уху наушник, другой быстро записывает в приготовленный блокнот передаваемые цифры.

Прием окончен. Щелчок выключателя, и радист берет какую-то книжечку, что-то ищет в ней, и колонки цифр заменяются новыми. После расшифровки радиограммы он бежит к полковнику Мочару. Снова громко щелкает каблуками и… «разрешите доложить, приказ выполнен». Полковник внимательно читает врученный ему листок, улыбается, говорит что-то Длугому Янеку, затем вызывает поручника Сокула – командира разведки.

Прибегает запыхавшийся Сокул. Мы слышим слова полковника: «Подготовить все как следует».

Полковник очень требователен и не терпит никаких отклонений при выполнении отданных приказов. Сам он тоже являет собой образец солдата. Спит и живет в таком же шалаше, как и мы. Всегда выбритый, форма на нем чистая, сапоги блестят, хотя переходы он совершает пешком вместе с нами.

Поручник Сокул собирает взвод разведки и объявляет:

– Прилетят. Идем готовить место для приема груза.

Мы знаем, что это означает, так как уже не раз занимались подобным делом. Прибыв на вырубку, начинаем выбирать место для костров. Поручник Сокул говорит, что необходимо разложить пять костров в виде буквы «Т». Мы собираем сушняк и укладываем его в кучи, в каждую из которых кладем бутылки с бензином. Командир взвода назначает людей, чтобы следить за кострами, и высылает связного с донесением о том, что место для приема грузов с самолетов подготовлено.

Тем временем в лесу становится темно. Весь день со стороны деревни Шаласы гремели выстрелы. Это наши отряды отражали атаки врага. Сейчас выстрелы постепенно стихают, немцы после нашей контратаки отходят от леса довольно далеко.

Мы лежим, курим. Самотный беспокоится, не забыл ли о нас наш повар Палка и пришлет ли он нам что-нибудь поесть или придется всю ночь работать «на пустое брюхо». Его размышления прерывает пока еще далекий гул моторов. Сокул посылает двух разведчиков провести обоз к назначенному месту. Командир взвода разведчиков организовал также охрану и оборону места выброски грузов. Враг довольно близко, нужно быть готовыми ко всему. Тем более что сейчас идет речь о грузах, без которых мы уже не сможем долго сражаться.

Ночь становилась все холоднее. Мы сидели у заготовленных куч хвороста, почти не двигаясь, вслушиваясь в тишину, до боли звенящую в ушах. И только время от времени раздавалось фырканье обозной лошади или звяканье удил.

В накинутой на плечи немецкой шинели я разговаривал с товарищем Самотным, старым коммунистом. Он рассказывал мне, как перед войной за участие в забастовке был арестован, как сидел в тюрьме в Радоме, а затем в Сандомире, где встретился с коммунистами. Он учился у них марксизму, дискутировал с ними по вопросам социальных несправедливостей в предсентябрьской Польше. В тюрьме он понял, что такое Советская власть, что необходимо сделать, чтобы и у нас власть в свои руки взял рабочий класс. Выйдя из тюрьмы, он включился в борьбу за осуществление этих идей. Он мне объяснил, что наша борьба является продолжением той борьбы, только сейчас первостепенной задачей является изгнание оккупантов и освобождение родины.

Наш разговор прервали орудийные выстрелы, доносившиеся со стороны Островца. Там был фронт. Спустя несколько минут мы услышали гул самолетов. Сомнения не было: это наши самолеты, это по ним стреляли, когда они пролетали над линией фронта. Гул моторов нарастал.