Текст книги "Графиня тьмы"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
– Премного благодарен!
Батц забрал шляпу, плащ и в сопровождении хозяина направился к выходу. На прощание тот подал ему руку:
– Дайте мне знать, если найдете ребенка. Это могло бы благотворно повлиять на политику страны…
И, заметив, что Батц тут же и нахмурился, добавил:
– Хорошо-хорошо, сообщите только о том, что нашли! Мне. не нужно знать, где вы его поселите. Постарайтесь поместить его в надежное укрытие, где он сможет мирно дожидаться, пока для него наступят благоприятные времена.
– Вы об этом узнаете, – пообещал Батц, пожав наконец протянутую руку. – До встречи, виконт!
– В любой момент, барон!
Рыжая женщина, открывшая ему дверь, была так уродлива, что и не описать: все в этом лице землистого цвета было не на месте. Одета она была бедно, но чисто и даже опрятно. Но Батц, введенный в курс дела, ни на секунду не усомнился, даже несмотря на прикрывавший платье синий передник, в том, кто именно перед ним.
– Имею честь говорить с гражданкой Фуше? – с церемонной вежливостью, что была еще привычна в провинции, обратился он к женщине.
– С ней самой. Что тебе надо, гражданин?
– Моя фамилия Натей, я приехал из Швейцарии. Меня прислал гражданин Баррас…
– Кто там, Бонжанна? – послышался хриплый голос откуда-то из глубины.
– Швейцарский гражданин, его…
– Я знаю, впусти его!
Женщина посторонилась, и Батц попал в крохотную прихожую, выходящую в маленькую заставленную комнатку. Здесь было где развернуться хозяйственным талантам Бонжанны. Все тут отдавало нищетой, но, возможно, это ощущение создавалось из-за того, что в воздухе витал запах лекарств и младенческих испражнений: за стеной пищал ребенок. Главными предметами интерьера здесь были обеденный стол и небольшое бюро, ломившееся от папок и бумаг, за которым сидел мужчина в шерстяной куртке и серой вязаной шали. Его тощая физиономия тоже была серого цвета, а вокруг глаз и носа расплылись красные круги: должно быть, бывший лионский палач страдал насморком. Под рукой у него дымилась чашка с какой-то горячей жидкостью. И неспроста: хотя печушка топилась вовсю, воздух в комнате был холодным, влажным и затхлым. Помещение вполне соответствовало дому – узкому и дряхлому строению в самом конце улицы Сент-Оноре.
– Ты и есть гражданин Натей? – задал вопрос Фуше тоном, которым он в прошлом вел допросы.
– Я и есть, – певуче ответил Батц на манер обитателя кантона Во, с печальным удивлением оглядываясь по сторонам. – А вы и есть гражданин Фуше? Трудно поверить. А ведь не так давно…
– События диктуют нам свою волю, и дни нашей жизни не похожи один на другой. Что тебе от меня надо?
– Я ищу человека, который задолжал мне, вот гражданин Баррас и посоветовал обратиться к вам. Он сказал, что вам известно многое о разных людях…
– Он не солгал. Полезное качество для выживания в трудных условиях. О ком идет речь?
Батц поднял глаза к растрескавшемуся потолку, как будто в ожидании божественного вдохновения, и произнес со вздохом:
– Имя его Монгальяр. Он приезжал ко мне в Невшатель. Говорил, что в вашем Конвенте у него много друзей, и предлагал… сделать интересные вклады. Я дал ему денег… после этого он больше не появлялся. Но он был дворянином, и я подумал, что… возможно, у него были неприятности, но потом в одном трактире услышал, что о нем говорили как о живом! Вот и ищу.
– А много ли он тебе должен?
– Немало! Нет, я не разорен, но деньги достаются нелегко, а слово надо держать. Вот я и хочу его найти.
Фуше приподнял не по годам морщинистые веки – а было ему лишь сорок пять! – и внимательно взглянул на круглую наивную физиономию гостя.
– Поиски дорого обойдутся! – сказал он.
– Я заплачу. У меня, кстати, все с собой, – добавил «Натей», доставая из кармана кошелек, сквозь вязаные стенки которого блестели золотые монеты. Дело мне кажется простым, должно хватить? – неожиданно твердо проговорил он, кладя кошелек перед Фуше.
– Простое дело? Какое?
– Узнать, где скрывается этот вор? Во Франции? Тонкие губы изогнулись в гримасе, предназначенной стать улыбкой.
– Ты говоришь, что был с ним знаком, что сам швейцарец. Ты должен был знать, что он поселил в твоей стране жену и детей, хоть и не особенно потом ими интересовался.
– Откуда мне об этом знать? Только лишь потому, что сам я гражданин Гельвеции? [37]
Бывший нантский священник, ставший профессором физики, забросивший религию ради политики, взял в руки кошелек и принялся мять его.
– Потому что Невшатель недалеко от Базеля, а Базель примыкает к великому княжеству Баденскому, которое всего в четырех крошечных лье от Рейнфельдена!
– Там и живет его семья?
– Во всяком случае, в начале года жила именно там, и нет причины, по которой она могла бы переехать в другое место. Что до того, бывает ли там Монгальяр…
Он развел руками, но след был указан, и его можно было считать верным. Лжечасовщик поднялся.
– Что ж, благодарю покорно, гражданин Фуше. Будем считать, что ваши сведения того стоят…
Он замялся, словно не зная, как окончить разговор и откланяться. Тогда Фуше поднялся сам, взял его под руку и вывел в прихожую, где на вешалке старая шуба соседствовала с большим зонтом. И прошептал ему прямо в ухо:
– Большая честь принять вас… господин барон де Батц. Позвольте дать вам еще один совет.
– Какой? – переспросил Батц, более не заботясь о том, чтобы изменить голос.
– Если найдете Монгальяра, убейте его! Этим вы окажете услугу множеству людей.
– Не сомневайтесь! Что до вас, если вам повезет выбраться из этой трудной ситуации, – он обвел взглядом нищенскую обстановку, – мне кажется, вы далеко пойдете!
– Будущее покажет! В добрый путь!
На следующее утро Батц уже скакал к восточным границам.
Девять дней спустя он пересек рейнскую границу в Базеле и, презрев главную городскую гостиницу «Три короля» на берегу реки, отправился дальше, в «Соваж», поближе к необыкновенному собору с кроваво-красными стенами, увенчанными крышей из глянцевой желто-зеленой черепицы. Но выбор его был обусловлен вовсе не близостью к готическому зданию, изобилующему лепниной, изображениями горгулий, статуями и другими украшениями, а к хозяину трактира, Эмманюэлю Вальтеру Мериану, который с самых первых дней эмиграции слыл осведомленнейшим человеком не только во всем кантоне, но и в значительной части Швейцарии, расположенной в долине Рейна. Курьеры графа д'Антрэга, заклятого врага барона, останавливались у него, прибыв из Парижа через Труа или направляясь в Венецию через Люцерн и Сен-Готар. И если Монгальяр служил еще «пауку из Мендризио» или, что было вероятнее всего, работал на себя самого, велики были шансы, что он тоже проезжал через «Соваж». Кроме того, молодые офицеры принца Конде, чьи отряды квартировали в Мюльхайме, охотнее столовались здесь, чем в «Трех королях». Здесь было приятнее! И, возможно, местные вина были лучшего качества…
Батц хорошо знал Мериана. У него было и много друзей в этом горном районе Юра, ставших его единомышленниками. Он некогда частенько заворачивал сюда еще до заключения короля в Тампле, а позже неоднократно присылал сюда своего секретаря и друга Дево… И это свидетельствовало о большом доверии к этому человеку. Мериан много видел и слышал, но был откровенен только с тем, к кому был расположен.
Тяжелый и неповоротливый, он умел скрывать свои чувства, но при их встрече его улыбка и блеск голубых глаз сказали барону больше, чем самая длинная речь:
– Герр барон! Как давно мы не виделись! С тех пор столько всего произошло, что мы уже не знали, молиться ли за вашу душу или ждать вас в гости!
– Как видите, я жив, – произнес Батц, пожимая его руку. – Чего нельзя сказать, к несчастью, о бедняге Дево…
– Погиб?
– Да… 17 июня прошлого года, вместе с той, что была мне бесконечно дорога, и другими друзьями. Упокой господь их души! Найдется у вас комната для меня?
– Конечно. И место за общим столом.
– Нет, бога ради, только не за общим! Мне нужно поговорить с вами лично… но, разумеется, когда вы закончите обслуживать посетителей.
– Договорились. Что желаете на ужин?
– Вот это замечательный вопрос, а то у нас во Франции зима что-то выдалась суровой. Кажется, недалеко отсюда, в Юненге, солдаты рейнской армии под командованием Пишегрю начинают ощущать нехватку хлеба. Как бы тут у вас не случилось набегов…
– Не впервой. Но ведь наша страна ни с кем не воюет. Так что вам подать?
– Сырный суп, сервелат с картошкой и ваш вкуснейший «лекерли» [38]. Вино выберите сами.
Вскоре трактир наполнился веселым гомоном. Из своего окна Батц и вправду увидел солдат в поношенных мундирах и подумал, что в крепости Юненг, чьи ощерившиеся пушками стены встретились ему на пути перед въездом Базель, было, должно быть, немало дыр, не меньше, чем в швейцарском сыре.
Как человек, не ведающий страха и знающий истинную цену простому удовольствию, он насладился обедом, сдобренным веселым невшательским вином, а потом разжег трубку и принялся ждать хозяина.
Мериан появился около десяти часов вечера с бутылкой вишневой водки и парой стаканов. Батц предложил ему место напротив, с другой стороны от очага, а сам подбросил полено в огонь.
– Знаком ли вам некий граф де Монгальяр?
– О да! Если позволите, должен вам сказать, что он мне не особенно по нраву.
– Мне тоже, но у меня на это более веские причины. Мне говорили, что его семья живет неподалеку, в Рейнфельдене.
– Так и есть, но живут они бедновато. Графиня и двое ее детей занимают домишко у Рейна. У мальчиков есть воспитатель, аббат Монте.
– Ничего себе: воспитатель, при том что они едва сводят концы с концами?
– О, графине де Монгальяр не приходится платить ему по той причине, что его никогда не бывает на месте. Он, как хвостик, повсюду следует за ее мужем.
– Об этом я не знал. А скажите, в Рейнфельдене ли Монгальяр?
– Да, он здесь, но в довольно плачевном состоянии.
– Надо же! Но откуда вам это известно?
– Сам видел. Он приезжал сюда около трех недель назад, лежа ничком в экипаже, а аббат Монте, отпустив поводья, гнал что есть силы, требуя врача.
– Почему сюда, а не в Рейнфельден? Это же совсем рядом?
– Потому что в Рейнфельдене нет доброго волшебника, доктора Вейра. Монгальяр получил пулю в грудь и пылал жаром, но был в полном сознании и даже зол, несмотря на свое состояние. Казалось, он совсем обезумел от боли и бешенства и держался только надеждой поскорее попасть в руки доктора Вейра. Его положили в этой комнате, потому что она, как вы могли заметить, немного в стороне от прочих. Здесь же на столе доктор вытащил пулю и оказал ему первую помощь. Надо сказать, он вел себя мужественно, этот Монгальяр! Пусть ему и дали большую дозу опиума, но все равно по его лицу пот стекал ручьями, а зубами он вцепился в перекладину стула. Но операция прошла успешно, и уже через неделю аббат Монте с разрешения Вейра отвез его домой, хотя, на мой взгляд, он еще не скоро начнет опять колесить по дорогам.
– А вам не известно, при каких обстоятельствах его ранило?
– Якобы на горе Шварцвальд на их экипаж напали разбойники! Чушь собачья! Лучше бы он вообще ничего не объяснял. К тому же эти странные «разбойники» почему-то не поинтересовались его кошельком, который так при нем и остался, и был он отнюдь не пуст!
– Они там были вдвоем с аббатом?
– Именно. Даже кучера не было, правил аббат. Кстати, он производит впечатление человека бывалого.
– Ничего удивительного! Диву даешься, как революция помогает раскрыться разнообразным человеческим талантам. Еще пару слов, мой милый Мериан… и, будьте добры, еще стаканчик вашей замечательной вишневой водки!
– С радостью! Я сам ее делаю, – похвастался трактирщик, наполняя стакан гостя. – Так что вам хотелось бы знать?
– Вы оказали бы мне неоценимую услугу, если бы уточнили, в каком именно месте Рейнфельдена находится дом Монгальяра. Но, впрочем, к чему вам это знать…
– А почему бы мне об этом не знать? Этот… граф попросил меня послать к нему домой лакея, чтобы тот предупредил жену о его приезде. Его дом находится возле Мессертурма, что означает «ножевая башня», в саду, выходящем на реку. У него белые стены и темно-красная крыша. Это самый первый дом на пути к солончакам. Хотите взять с собой того лакея, чтобы показал дорогу?
– Ни в коем случае, дорогой Мериан, ни в коем случае! Мне не нужны свидетели встречи с этим никудышным дворянином!
– Как вам угодно, но знайте, что мой дом и я сам всегда к вашим услугам.
– Я и не сомневаюсь, друг мой, и, поверьте, по справедливости ценю вашу помощь… Утомленный путешествием, Батц крепко проспал целую ночь: он был спокоен, зная, что по крайней мере сейчас враг обездвижен. Хорошо, что этого зверя можно было застать в его норе, – это несколько утешало, хотя в голове у барона роилось множество вопросов, главными из которых были: кто напал на Монгальяра и зачем? И еще: что он сделал с мальчиком-королем?
Утром он встал в девять часов и сообщил Мериану, что до вечера не выйдет из комнаты. В «Соваж» заезжало столько разных людей, возможно даже опасных, и не стоило подвергаться риску быть узнанным. Так что Батц провел целый день в своем номере, читая газеты и не находя в них, впрочем, ничего интересного. Еду ему приносили в комнату. На улице собирался снег, и город как будто притаился под низким серовато-желтым небом. Сильно похолодало, и Батц с удовольствием согревался, поставив ноги на каминную решетку. Он знал, что ночь будет вовсе не такой приятной.
Темнота накрыла город по-зимнему рано, в четыре часа пополудни. Батц тепло оделся, проверил оружие: заряды заправленных за пояс пистолетов, свободное движение шпаги в ножнах. Закончив собирать свой нехитрый багаж, состоящий из двух мешков, он велел седлать коня и кликнул трактирщика. Мериан появился тотчас же, и Батц сразу заметил тревожную складку на его суровом лице.
– В чем дело?
– Не знаю, важно ли это для вас, господин барон, но здесь недавно остановился некий Леметр поужинать и подлечить хромающую лошадь. Сущие пустяки: в подкову попал камень. Но мне кажется, если память меня не подводит, что это один из подручных графа д'Антрэга.
– Память вас не действительно подводит. Чем он занят сейчас?
– Поел, оставил за собой комнату, предупредив, что вернется поздно, попросил свежую лошадь и уехал примерно четверть часа назад.
– Знаете ли вы, в какую сторону?
– Вдоль Рейна на восток.
– К Рейнфельдену?
– Именно. Вы считаете, что…
– Я ничего не считаю, друг мой. Ничего удивительного, если окажется, что Монгальяр в одной упряжке с д'Антрэгом: оба родом из Лангедока, и я не уверен, что они даже не учились вместе в школе в Сорезе. Так вот, если богу будет угодно, я сегодня ночью уложу одним выстрелом двух зайцев. К господину Леметру у меня счет с 21 января 1793 года. С этого дня он во Франции и не показывался…
– 21 января? В день казни…
– Короля, да! Именно по вине этого распроклятого Леметра нам с друзьями и не удалось спасти его от эшафота. Я имел неосторожность счесть его другом и как друга принимал в своем доме! С его именем связаны одни из самых плохих моих воспоминаний, Мериан! Я поклялся, что убью его…
– Будьте осторожны, господин барон! Базель кишит шпионами всех мастей. В числе его друзей, без сомнения, есть и они, и, кто знает, быть может, Леметр едет на встречу с одним из них!
– Там увидим! А кстати, не известно ли вам, д'Антрэг все еще в Венеции?
– Нет, он в Вероне у регента Франции. Что до того, чем он занимается…
– Увивается вокруг регента в надежде, что в один прекрасный день это регентство, которое должно было принадлежать по праву нашей бедной королеве, превратится в королевский титул и монсеньор граф Прованский станет королем Людовиком XVIII… Не дай бог! А пока поскачу искать конец нитки, которую мне оборвали. До свидания, друг Мериан! Если все случится так, как я хочу, то вернусь завтра к утру.
И, хлопнув трактирщика по плечу, он пошел вниз к лошади.
Глава 5
Я – РОГАН
Четыре лье отделяли Базель от старинного города империи, Рейнфельдена, что хоть и располагался по обе стороны Рейна, но в те времена целиком относился к великому княжеству Баденскому. Барону, как и тому, кого он преследовал, пришлось бы все-таки пересечь границу, проходящую по Рейну, но это его не особенно беспокоило, поскольку он знал, что здесь не бывает проверок. Знал он и то, что отношения между странами тут были превосходными и что, особенно в ночной снегопад, часовые предпочитали находиться в своей будке в тепле.
Выпавший снег тонким белым слоем покрыл землю, но казалось, он вот-вот растает. К счастью, снежное покрывало пока еще четко обрисовывало контуры многочисленных обрывистых горных хребтов, на которых беспорядочно были разбросаны старинные полуразрушенные поселения. Прошли времена суровых бургомистров, зорко следящих, чтобы ни один путешественник не переправлялся, не уплатив дани. Изо всех сил удерживали они на своих плечах Шварцвальд, круто спускавшийся вниз к воде, между Базелем и Констанцем. В ночи мелькали огоньки ферм, будто бы чьей-то гигантской рукой разбросанные по склонам. Порой они окружали какую-нибудь островерхую
колокольню. Выше, на склонах гор, был виден густой сосновый лес. Деревья из глубины чащобы протягивали свои изогнутые ветви, чертя в темном в небе тайные знаки.
Отдохнувший и накормленный конь Батца весело стучал копытами, и это движение вперед наполняло сердце всадника тихой радостью. Ощущение счастья жизни вернулось к нему с тех пор, когда он, как заядлый охотник, обнаружил, где прячется зверь. Батц так долго бродил в потемках, ища наугад потерянный путь, а теперь вновь поверил в себя, в свои силы. Сегодня ночью он наконец узнает, что стало с маленьким королем, даже если придется вырвать эти сведения из глотки умирающего врага! Почти сразу за селением Аугуст показались башни и средневековые стены Рейнфельдена. Съехав с дороги, протянувшейся вдоль реки, всадник решил сделать крюк, чтобы не попадаться на глаза какому-нибудь излишне ретивому служаке-часовому. Дом Монгальяра стоял на другом конце городка, на пути к солончакам. Пришлось потратить время, но в конце концов Батц увидел его: он был точно таким, как описывал Мериан, – с садом в виде террасы, выходящим на берег Рейна.
Это было большое строение, похожее на другие здания этих мест: с широкой, будто нависающей крышей и с маленькими окнами. Многие из них, особенно на первом этаже, были освещены. Место было довольно глухое, и хозяева предпочли задвинуть ставни, но сквозь широкие щели пробивался свет. Батц бесшумно спустился на землю и, держа коня за ноздри, чтобы тот не заржал, отвел его под навес и привязал.
– Стой смирно! – шепнул он, похлопывая красавца коня по шее. – Возможно, мне придется задержаться…
Батц заметил еще одну лошадь, стоящую на привязи у дверцы рядом с крылечком, и усмехнулся: Леметр, кому же еще? Отдаст ли судьба ему разом обоих? Он погладил полированные рукоятки пистолетов, в последний раз уверился, что шпага свободно ходит в ножнах, и тихонько направился к двери. Как тщательно он всегда следил за тем, чтобы сапоги ему шили самые мягкие, из превосходной кожи! И вот теперь удалось без малейшего шума добраться до дальнего окна. Взобравшись на карниз, он заглянул в щель между ставен и увидел просто, по-деревенски обставленную комнату. У обеденного стола стояла миловидная служанка: ее волосы были убраны черной лентой, вплетенной в косу, а корсаж украшали серебряные нити. Она с осуждением взирала на невысокого толстяка аббата, который один восседал за столом и никак не мог расправиться со своим десертом. Больше никого в комнате не было. Где же все остальные?
С превеликими предосторожностями Батц обследовал соседние окна, в которые он смог увидеть только большую блестящую фаянсовую печь. Он раздумывал, как бы ему пробраться ко второму этажу, окна которого светились желтоватым светом. На углу дома он обнаружил разросшийся корявый плющ. Батц вскарабкался на него, стараясь не шуршать листвой, и, подтягиваясь, продвигался все выше. На это ушло довольно много времени, к тому же от заснеженных ветвей плюща даже сквозь перчатки замерзли и намокли руки. Но наконец он дотянулся до окна и разглядел то, что происходило в комнате. На этот раз ему посчастливилось: там были те двое, кого он искал. Лицо одного из них, бледное, как восковая маска, было покрыто красными кругами – видимо, жар еще не прошел. Он лежал в кровати, опираясь на высокие подушки. Это был Монгальяр. Второй – Леметр – стоял у кровати. Батц заметил, что обстановка в комнате была напряженная. К несчастью, барон, как ни вслушивался, не мог понять, о чем говорили мужчины. Вернее, говорил один Леметр, потому что Монгальяр, вцепившись в одеяло обеими руками и натянув его до подбородка, не издавал ни звука и, казалось, решил молчать до последнего, предоставив тому накричаться досыта. По-видимому, Леметр вопил довольно громко, потому что даже до Батца донеслось несколько слов:
– …нечего упорствовать!… смешно сказать… полумертвый… д'Антрэг хочет знать…
Вскоре в комнату вошла молодая блондинка в головном уборе в виде банта и в скромном черном платье, вероятно желая понять, чем вызвано чрезмерное негодование Леметра. Она решительно подошла к гостю и встала перед ним, указывая на дверь. Тот повиновался, и Батц понял почему: в руке у женщины был револьвер. Догадываясь, что этой отважной даме ничего не стоит нажать на курок, Леметр, направившись к двери, крикнул на прощание:
– Я еще вернусь, и не один! Мы заставим рассказать нам все!
Понимая, что он вот-вот выйдет, Батц спустился с плюща и вернулся к калитке. Он видел, как Леметр вышел из дома, отвязал лошадь и под уздцы повел ее к ограде вдоль дороги. Батц ждал. Леметру оставалось только открыть ворота. Барон, увидев, что он собрался оседлать лошадь, выскочил прямо перед ним, целясь из пистолета.
– Один момент! – с наигранной вежливостью произнес он. – Я вас давно ищу и счастлив, что нам здесь пришлось повстречаться, – Батц оскалил зубы в волчьей улыбке.
Удивлению Леметра не было границ:
– Барон? Вы здесь?
– А почему бы нет? И вы тоже здесь. Оставьте животное в покое и идите-ка сюда! Нам надо поговорить…
– Мне нечего сказать вам.
– А может быть, найдется что-то? Поскорей! Заметьте, если вы откажетесь от разговора, я убью вас на месте, и на этом закончим. Меня не интересует, зачем вы сюда приезжали. Я и так знаю, просто хотел дать вам шанс объясниться.
– Если решили убивать меня, так убивайте!
– Не люблю стрелять в безоружного. Ведь у вас шпага. Правильнее будет сразиться! Вон там! – Он указал на заросший травой берег реки. – Заодно и на похороны тратиться не придется!
– А если я не захочу сражаться?
– Тогда вернемся к первому варианту без лишних рассуждений: в ином случае к предательству добавится и трусость!
Грязно выругавшись, Леметр скрипнул зубами:
– Кого я предал? Вас? Ну, это значения не имеет…
– Быть может… но все же в этом случае не принято пользоваться гостеприимством жертвы. Но, главное, вы предали короля, погибшего по вашей вине!
– По моей вине или из-за своей глупости? К тому же… он не был моим королем. Мой король – тот, кто будет зваться Людовиком XVIII!
– Если успеет, – проворчал Батц. – А теперь, несчастный, доставайте свою шпагу, и пойдемте сражаться! Считаю до трех! Один… два…
До трех досчитать он не успел. Леметр, обнажив оружие, уже шел к месту боя, указанному бароном. Он заправил пистолет за пояс. Мгновение спустя оба были готовы к сражению.
– Ничего не видно! – пожаловался Леметр.
– Вы находите? А мне как раз все отлично видно. Наверное, у вас слабое зрение? Эй, защищайтесь!
Завязался ожесточенный бой, но вскоре стало ясно, что он был неравным. Неспроста в жилах Батца текла та же кровь, что и у д'Артаньяна. Пожалуй, его клинок был лучшим во Франции.
– О боже! – со смехом воскликнул он. – Вы держите шпагу, как повар шампур! Неудивительно, что мысль о дуэли вас не вдохновляла. Однако это ваш последний шанс… Ну же, живее!
Не стерпев насмешки, бывший парламентский адвокат из Нормандии распетушился, и Батцу пришлось отразить пару довольно умелых атак. Тогда, сочтя, что, пожалуй, довольно, Батц присел и, сделав молниеносный выпад, глубоко погрузил клинок в тело противника: тот пошатнулся и с глухим вскриком повалился на припорошенную снегом траву. Но не умер, а Батц не смог его добить. Спора нет, он ненавидел Леметра, но он перестал бы себя уважать, если бы нанес сейчас смертельный удар… или сбросил бы тело противника в реку. Тогда он привел коня Леметра, усадил своего врага в седло и, привязав раненого поводьями, хлопнул коня по крупу.
– Пусть бог решает, жить ему или умереть! – прошептал он. – Настала очередь второго!
Он вернулся к дому, где ничего не изменилось с момента выхода Леметра. Батц долго не решался войти, рассуждая, как лучше поступить, и понимая, что разговорить Монгальяра будет очень трудно. Он же видел, как только что тот сопротивлялся угрозам сообщника, и не представлял себе, что надо сделать с тяжелораненым, чтобы у того развязался язык. К тому же приходилось считаться и с пистолетом дамочки, да и, скорее всего, с аббатом Монте, который с таким аппетитом расправлялся с десертом. Непросто в одиночку вламываться в дом, где есть хоть какая-то, но защита.
И тут само Небо пришло ему на помощь: дверь отворилась, и из нее с трубкой в зубах вышел аббат Монте. Он постоял немного на пороге, глядя на небо и поглаживая свой животик. Несомненно, толстяку требовался моцион для переваривания пищи. Снег прекратился, потеплело. Аббат вышел в сад, толкнул калитку и направился прямо к тому месту, где только что сражались дуэлянты. Укрывшись за деревьями чуть поодаль, Батц с нетерпением ожидал, пока он подойдет поближе. Церковный сан аббата не мешал замыслам Батца: быстро перекрестившись для очистки совести, он подскочил к коротышке и, крепко зажав ему рот ладонью, потащил к зарослям. Там он повалил свою жертву на землю и, нажав ему коленом на живот, чтобы тот не дергался, заткнул аббату рот кляпом, сооруженным из скрученного платка.
– Вот так! – с удовлетворением произнес Батц. – А теперь поболтаем. Поверьте, аббат, я очень опечален тем, что вам пришлось претерпеть столь неуважительное обращение, но помыслы мои чисты и не в моих намерениях отправлять вас к господу ранее назначенного срока…
– Хо…хо…хо… – выдохнула жертва, выкатив белесые глаза.
– Вы совершенно правы, – заметил Батц. – С кляпом во рту разговаривать неудобно, и я готов вытащить его, если вы обещаете не кричать. Впрочем, мне кажется, что, увидев это, вы станете более сговорчивы, – добавил он, сунув тому под нос револьвер. – Сейчас я вытащу платок, хотя можете быть уверены: он чист и не был в употреблении.
– Хо…хо…хо… – повторил Монте, утвердительно кивая. И, как только он смог говорить, заявил: – Немедленно скажите, что вам от меня нужно! Я принадлежу к церкви, так с божьим человеком не обращаются…
– А как по-вашему: если божий человек участвует в похищении, то он действует по указанию господа?
– В каком таком похищении?
– Вам прекрасно известно, о чем идет речь, но я пока не об этом. Сейчас меня интересует, при каких обстоятельствах был ранен ваш драгоценный хозяин.
– Тут нет никакой тайны: мы ехали по Шварцвальдским горам, на нас напали бандиты и ограбили. Господина графа ранили, когда он пытался нас защитить…
– Напали и ограбили? Известно ли вам, господин аббат, что ложь.– это смертный грех?
– Я не лгу!
– Ну-ну! Напали – это еще туда-сюда, но насчет грабежа – чистая ложь. Потрудитесь объяснить, как получилось, что вы приехали в «Соваж» в экипаже, которым лично правили, со всем багажом и с полным кошельком? Придется вам придумать что-нибудь поинтереснее!
– Вы… вы не могли бы убрать ногу? Она сдавливает мне желудок…
– Обжорство – тоже грех, а я имел удовольствие наблюдать, как вы объедались! За это в исповедальне назначат вам три или даже четыре раза прочитать «Отче наш»!
Тут, не сдвинувшись ни на дюйм, он сменил шутливый тон на суровый:
– Хорошенько послушайте меня, аббат! Вам известно, кто я такой, потому что это меня вы с сообщниками провели в Чатсворте.– Нет! Нет, бог свидетель, меня там не было! Я… я… дожидался в порту…
– Совсем один, в Скегнессе?
– Нет, в Зеебрюгге.
– Ага, там вернее. А потом? Куда направились? Монте крепко сжал губы, чтобы не проговориться,
и это рассердило Батца:
– Придется рассказать, аббат. Как вам известно, я дворянин, но мне необходимо знать ответы на мои вопросы, и, клянусь честью, я не остановлюсь и перед пыткой, если вы мне не расскажете обо всем добровольно. И поживее! – добавил он, надавив на живот аббата посильнее, так что жертва застонала:
– Меня… меня сейчас стошнит!
– Что принесло бы облегчение, но я не люблю пачкаться… Посмотрим, как вы отреагируете на это, – размышлял барон и, убрав колено, вместо пистолета вытащил кинжал.
– Нет… Не надо, прошу вас! Ради бога!
– Не вмешивайте бога в эту темную историю. Куда вы поехали из Зеебрюгге?
– В замок около Малина, у господина графа там знакомые. Мы прожили у них несколько месяцев.
– Почему?
– Ребенок болел. Надо было его лечить. Я заботился о нем, пока господин граф ездил в Англию. Потом он вернулся, все наладилось, и мы поехали дальше…
– Куда именно?
– Сюда. Господин граф считал, что у него в доме, вместе с его детьми, он…
– Король! Решитесь, наконец, назвать его как подобает! – презрительно бросил Батц.
– Короля будет легче спрятать. Как говорится: «Явное остается тайным».
– Чудесная мысль, и хорошо сказано, но, похоже,
вы так его сюда и не довезли… Что же на самом деле произошло в… Шварцвальде? Ну же, подышите, только не вставайте, – предупредил Батц, поднимаясь и снова берясь за пистолет.
Аббат перевел дух и, скорчившись от боли, стал поглаживать свой живот.
– Еще малюсенькое усилие! – подбодрил Батц. – Мы почти закончили.
– А нельзя мне сесть?
– Пожалуйста, но одно неосторожное движение, и вы мертвы. К тому же с таким пузом далеко не убежишь.
– Благодарю вас! Вот как все произошло. Мы остановились в Бад Крозингене, в трех лье от Фрибурга, чтобы починить колесо, и наткнулись там на солдат. По их серым мундирам с тремя черными лилиями и по белым повязкам на левой руке мы сразу узнали в них бойцов из армии принца Конде. В авангарде у них были двое королевских шевалье, а командир – молодой офицер. Господин граф не сразу увидел его: он следил за починкой колеса, а вот ребенок среагировал мгновенно. Надо сказать, что у того молодого человека на мундире был голубой шнур. Мальчик выпрыгнул из экипажа и бросился к нему.
«Кузен! – закричал он, – это же я, спасите! Я хочу быть с вами!» Молодой человек оказался герцогом Энгиенским [39].
– И он узнал короля?
