Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. T. 12"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
План поисков

Девятого октября Жан Корнбют созвал совещание, чтобы выработать план дальнейших действий; желая поднять дух участников экспедиции, он пригласил на совещание всю команду. Достав карту, он показал товарищам, где находится корабль.

Восточное побережье Гренландии простирается к северу почти по меридиану. Вся эта область была тщательно исследована целым рядом мореплавателей. На водном пространстве шириной в пятьсот лье, отделяющем Гренландию от Шпицбергена, не удалось обнаружить ни одного острова. Единственный остров, под названием Шаннон, находился на расстоянии ста миль к северу от бухты Гаэл-Хамкес, где предстояло провести зиму «Юному смельчаку».

Таким образом, если предположить, что норвежский корабль был отнесен в этом направлении, то Луи Корнбют и его спутники должны были искать убежища на зиму именно на этом острове.

Все согласились с мнением капитана, и, несмотря на возражения Андрэ Васлинга, решено было направиться на поиски к острову Шаннон.

Тотчас же начали готовиться. На норвежском берегу удалось приобрести сани, типа эскимосских, с полозьями, загнутыми с обоих концов. Благодаря такой конструкции они легко скользили как по льду, так и по снегу. Сани эти были двенадцати футов в длину и четырех футов в ширину, и на них можно было перевозить запасы провизии, рассчитанные на несколько недель. Фидель Мизон быстро их наладил. Он работал на складе, построенном из снежных глыб, куда были перенесены все его инструменты. Чтобы создать необходимую для работы температуру, на складе поставили печь. Трубу вывели наружу сквозь отверстие, проделанное в снеговой стене. Однако это устройство оказалось малопригодным, так как снег начал таять вокруг горячей трубы, и отверстие стало заметно увеличиваться. Тогда Жан Корнбют обернул трубу проволочной сеткой, что устранило таяние.

Пока Мизон работал над санями, Пенеллан с помощью Мари заготовлял одежду в дорогу. К счастью, сапоги из тюленьих шкур имелись в достаточном количестве. Жан Корнбют и Андрэ Васлинг отбирали необходимую провизию. Они решили взять с собой небольшой бочонок спирта для переносной жаровни, нужное количество чая и кофе, небольшой ящик с сухарями, двести фунтов пеммикана и несколько фляжек водки. Охотники должны были ежедневно доставлять свежее мясо. Порох рассыпали по мешочкам. Компас, секстант и подзорную трубу тщательно упаковали, оберегая их от толчков.

Одиннадцатого октября солнце впервые не поднялось над горизонтом. В кубрике все время горела лампа. Экспедицию никак нельзя было откладывать по следующим соображениям.

В январе начнутся такие холода, что опасно будет выходить из помещения. В течение добрых двух месяцев команда будет обречена на полное затворничество. Затем начнется оттепель, которая и позволит кораблю выйти изо льдов. Разумеется, таяние льдов помешает производить поиски. Вдобавок Луи Корнбют и его товарищи, если они остались в живых, едва ли перенесут полярную зиму. Итак, необходимо было немедленно их выручать.

Андрэ Васлинг прекрасно это понимал. Именно поэтому он решил всеми средствами препятствовать экспедиции.

Сборы в путь были закончены к 20 октября. Оставалось только подобрать людей. Молодую девушку нельзя было оставлять без опеки Жана Корнбюта или Пенеллана, а между тем они должны были участвовать в экспедиции.

Предстояло решить вопрос, сможет ли Мари выдержать все трудности такого путешествия. До сих пор она довольно легко переносила все лишения; ведь она была дочерью моряка и с детства привыкла к морю. Поэтому Пенеллан и не побоялся взять ее с собой в полярное плавание.

После долгих споров решили наконец, что молодая девушка тоже отправится в экспедицию, но на всякий случай ей оставят место в санях. С этой целью на санях построили небольшой шалаш из досок. Мари так и рвалась в поход и ни за что не хотела разлучаться со своими друзьями.

Итак, в экспедиции приняли участие: Мари, Жан Корнбют, Пенеллан, Андрэ Васлинг, Опик и Фидель Мизон. На корабле оставались Жервик, Градлен и Ален Тюркьет, которому и поручили охрану брига. Пришлось захватить с собой в значительном количестве добавочные припасы, так как Жан Корнбют, стремясь пройти как можно дальше, решил каждые семь-восемь дней делать по пути склады продовольствия.

Как только сани были приведены в готовность, их тотчас же нагрузили и прикрыли поклажу буйволовой шкурой. Общий вес груза составлял около семисот фунтов; пять собак без труда везли этот груз по льду.

Двадцать второго октября, как и предвидел капитан, температура внезапно изменилась. Небо очистилось, ярко заблистали звезды, над горизонтом поднялась луна и целых полмесяца не покидала небосклона. Термометр показывал -25°.

Выступление было назначено на следующий день.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Снежная хижина

Двадцать третьего октября в 11 часов утра, при ярком лунном свете, караван тронулся в путь. На этот раз были приняты все необходимые меры на тот случай, если путешествие затянется. Жан Корнбют направился к северу, придерживаясь побережья. Идти приходилось по голому льду, на котором не оставалось ни малейших следов. Чтобы не сбиться с пути, капитану приходилось намечать впереди те или иные ориентиры: он держал направление то на какой-нибудь холм, врезавшийся в небо острыми зубцами, то на огромный торос, под напором льдов поднявшийся над равниной.

Пройдя около пятнадцати миль, сделали привал, и Пенеллан начал разбивать лагерь. Первым делом установили палатку, прислонив ее к ледяному торосу. Хотя Мари и не слишком страдала от холода, – к счастью, ветер утих, и стало легче переносить мороз, – ей не раз приходилось спускаться с саней, чтобы поразмять онемевшие ноги. Ей было довольно уютно в маленьком шалашике, который Пенеллан обил внутри шкурами.

Когда наступила ночь, или, вернее, подошло время отдыха, шалашик перенесли в палатку, и он служил молодой девушке спальней. Ужин состоял из свежего мяса, мясного порошка и горячего чая. Чтобы предупредить заболевание цынгой, Жан Корнбют дал всем участникам экспедиции по нескольку капель лимонного соку. Затем, помолившись, все крепко уснули.

После восьмичасового сна участники экспедиции, плотно позавтракав и накормив собак, заняли свои места в караване и снова пустились в путь. Собаки без малейшего напряжения везли сани по гладкой ледяной поверхности, и люди иногда с трудом поспевали за ними.

Вскоре у некоторых моряков обнаружилась так называемая офтальмия, то есть воспаление глаз. Первыми заболели Опик и Мизон. При лунном свете ослепительный блеск ледяных и снежных пространств вызывал нестерпимую резь в глазах.

Преломление лунных лучей создавало любопытный обман зрения. Иной раз путникам казалось, что они видят перед собой бугорок, и, поднимая ногу выше, чем следовало, они падали. К счастью, они при этом не ушибались, и Пенеллан всякий раз добродушно подшучивал над товарищами. И все же он советовал не делать ни одного шага, не ощупав предварительно дорогу палкой с железным наконечником, которая была у каждого в руках.

К 1 ноября, через десять дней после выступления из лагеря, отряд прошел уже пятьдесят лье в северном направлении. Все участники экспедиции испытывали крайнюю усталость. Жан Корнбют жестоко страдал от офтальмии и с трудом различал окружающие предметы. Опик и Фидель Мизон могли передвигаться только ощупью, глаза у них воспалились, и ослепительный блеск льдов причинял им невыносимую боль. Мари удалось избежать этой болезни, так как она почти все время находилась в шалаше. Пенеллан преодолевал все невзгоды со свойственным ему мужеством. Лучше всех чувствовал себя Андрэ Васлинг: он был совершенно здоров и казался неутомимым. Его железный организм, казалось, был создан для борьбы со всеми этими трудностями, и он с тайной радостью наблюдал, как самые сильные из его спутников мало-помалу теряли бодрость духа, и не сомневался, что вскоре они будут вынуждены повернуть назад.

И вот 1 ноября, когда путники окончательно выбились из сил, пришлось сделать остановку, чтобы отдохнуть денек-другой. Выбрав место для лагеря, все немедленно принялись за работу. Решили построить снежную хижину. Одной стеной хижина должна была примыкать к прибрежному утесу. Фидель Мизон быстро начертил на льду план хижины, которая должна была иметь пятнадцать футов в длину и пять футов в ширину. Пенеллан, Опик и Мизон ледовыми пилами нарезали огромные куски льда, перенесли их к намеченному месту и, как заправские каменщики, начали складывать из них стену. Вскоре передняя стена поднялась на высоту пяти футов. Она была почти такой же толщины: материала было хоть отбавляй, а постройку следовало сделать как можно прочнее, чтобы она могла продержаться несколько дней. Часов через восемь были возведены все четыре стены. С южной стороны находился вход. Домик был покрыт парусиновым тентом, который свешивался над входом и полностью его закрывал. Оставалось только наложить сверху большие куски льда, которые должны были служить кровлей этому недолговечному строению.

Еще три часа изнурительного труда, и домик был закончен; путники вошли в него, изнемогая от усталости, в состоянии, близком к отчаянию. Жан Корнбют еле волочил ноги. Воспользовавшись этим, Андрэ Васлинг заставил его дать слово, что он прекратит поиски.

Пенеллан не знал, какого святого молить о помощи. Он считал, что с их стороны будет величайшей подлостью бросить потерпевших аварию на произвол судьбы, пока еще не удостоверились в их гибели. Но как ни старался он убедить в этом товарищей, все было напрасно.

Хотя и принято было решение возвращаться, все были так утомлены, что в течение трех дней нечего было думать о сборах в обратный путь.

Четвертого ноября Жан Корнбют решил зарыть в намеченном им месте на берегу часть продуктов, без которых они могли обойтись. Над складом был оставлен опознавательный знак на случай, если паче чаяния будут предприняты новые розыски в этих местах. По дороге сюда он оставлял такого рода склады каждые четыре дня, чтобы обеспечить отряду питание на обратном пути и не везти лишний груз в санях.

Выступить должны были 5 ноября в 10 часов утра. Все члены маленького отряда находились в глубочайшем унынии. Мари с трудом сдерживала слезы, видя, какое отчаяние овладело ее дядюшкой. Столько напрасных мучений! Столько потрачено даром сил! Пенеллан выходил из себя. Он посылал всех к черту и не переставая возмущался слабостью и малодушием своих товарищей. Он уверял, что они менее выносливы и куда трусливее, чем Мари, которая без единого слова жалобы готова была пойти на край света.

Андрэ Васлинг с трудом скрывал свою радость. Он все время вертелся возле молодой девушки и успокаивал ее, говоря, что весной можно будет предпринять новые поиски. Он отлично знал, что весной эти розыски будут уже не нужны.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Заживо погребенные

Накануне выступления, пока товарищи ужинали, Пенеллан раскалывал на топливо пустые ящики. Вдруг он почувствовал, что задыхается от густого дыма. В этот миг домик содрогнулся, словно от подземного толчка. Все вскрикнули от испуга. Пенеллан выбежал из домика.

Кругом царил непроглядный мрак. Оттепели еще не было и в помине. В ледяных просторах свирепствовала пурга. Яростно кружились снежные вихри. Мороз был жестокий, и у рулевого мгновенно заледенели руки. Быстро растерев руки и лицо снегом, он вернулся в помещение.

– Вот так буря! – проговорил он. – Дай бог, чтобы наш домик уцелел. Если ураган снесет его, мы погибли.

Из-подо льда доносился ужасающий гул. Обломки разбившихся о скалистый выступ ледяных глыб сталкивались с оглушительным грохотом, громоздились друг на друга. Ветер налетал бешеными порывами, и порой казалось, что он вот-вот снесет хижину. По временам снежные вихри пронизывались вспышками фосфорического света, – странное явление, которое до сих пор еще не поддается объяснению.

– Мари, Мари! – крикнул Пенеллан, хватая за руки молодую девушку.

– Плохо наше дело, – пробормотал Фидель Мизон.

– Да, едва ли нам удастся выпутаться из беды, – отозвался Опик.

– Уйдем отсюда! – предложил Андрэ Васлинг.

– Это невозможно, – возразил Пенеллан. – Там лютый мороз, и только здесь мы можем спастись от него.

– Дайте-ка мне термометр, – сказал Андрэ Васлинг.

Опик передал ему инструмент. Термометр показывал -10°, несмотря на разведенный огонь. Андрэ Васлинг приподнял парусину над входом и быстро высунул термометр наружу, остерегаясь, как бы ему не поранили руку ледяные осколки, градом сыпавшиеся сверху.

– Ну как, господин Васлинг? – спросил Пенеллан. – Вы все еще собираетесь уходить отсюда? Теперь вы убедились, что здесь мы в относительной безопасности?

– Да, да, – подхватил Жан Корнбют. – И надо как можно лучше укрепить наш дом.

– Вы забываете, что здесь нам угрожает другая, еще более серьезная опасность, – возразил Андрэ Васлинг.

– Какая же? – удивился Жан Корнбют.

– А вот какая. Буря может взломать лед, на котором мы находимся, ведь она взломала льды возле мыса, и тогда нас отнесет далеко в сторону или же мы попросту утонем.

– Это, по-моему, маловероятно, – возразил Пенеллан. – При таком морозе вода не может не замерзнуть. Посмотрим, какова температура.

Он приподнял парусину, осторожно высунул руку и некоторое время искал термометр в снегу. Наконец ему удалось его нащупать. Поднеся термометр к лампе, он объявил:

– Тридцать два градуса ниже нуля! Такого холода до сих пор еще не было.

– Еще десять градусов, – добавил Андрэ Васлинг, – и ртуть замерзнет.

Наступила зловещая тишина.

Около восьми часов утра Пенеллан решил еще раз выйти из хижины, посмотреть, что делается снаружи. К тому же необходимо было выпустить дым, который ветер несколько раз загонял обратно в хижину. Моряк закутался в плащ, покрепче привязал носовым платком капюшон и приподнял парусину.

Вход был плотно забит снегом. Схватив палку с металлическим наконечником, Пенеллан попытался вонзить ее в плотную снежную массу. Каков же был его ужас, когда он почувствовал, что железный наконечник палки упирается в твердый лед.

– Корнбют, – сказал он подошедшему к нему капитану. – Мы погребены под снегом.

– Что ты говоришь! – вскричал Жан Корнбют.

– Я говорю, что мы заживо погребены под огромным обледеневшим сугробом.

– Попробуем отодвинуть эту груду снега, – ответил капитан.

Друзья изо всех сил налегли на сугроб, заваливший вход, но сдвинуть его с места не было никакой возможности. Вероятно, домик был покрыт слоем льда толщиной футов в пять.

У Жана Корнбюта вырвалось громкое восклицание. Это разбудило Мизона и Андрэ Васлинга. Помощник капитана выругался, и лицо его исказилось от ужаса. В этот миг густая волна дыма заполнила помещение.

– Проклятье! – крикнул Мизон. – Печная труба забита льдом.

Пенеллан опять схватил палку и стал разламывать печь, предварительно набросав в очаг снега, чтобы затушить пламя. Но тут поднялся такой дым, что свет лампы еле пробивался сквозь его густую завесу. Пенеллан попробовал было прочистить дымоход, но палка попрежнему наталкивалась на лед.

Люди были обречены на ужасную смерть после долгой и мучительной агонии. Дым, проникая в дыхательные пути несчастных, причинял им невыносимую боль, дышать становилось все труднее.

Проснулась Мари. При виде девушки Жан Корнбют совсем приуныл, зато мужество вернулось к Пенеллану. Разве он мог допустить, чтобы бедное дитя погибло такой ужасной смертью!

– Что это? – удивилась девушка. – Вы развели слишком сильный огонь? Домик полон дыма.

– Да, да, – пробормотал в замешательстве рулевой.

– Как хорошо вы натопили, – продолжала Мари. – Давно у нас не было так тепло.

Никто не решился открыть ей правду.

– Ну, Мари, – сказал Пенеллан нарочито бодрым тоном, – помоги нам приготовить завтрак. Выходить нельзя – слишком холодно. Вот спиртовка, вот спирт, вот кофе. А что, ребята, не закусить ли нам сперва пеммиканом? При такой дьявольской погоде нечего и думать об охоте.

Его слова несколько подбодрили товарищей.

– Сперва подкрепимся, – прибавил Пенеллан, – а потом постараемся выбраться отсюда.

Пенеллан первый проглотил свою порцию. Товарищи последовали его примеру, запив свой скудный завтрак чашкой горячего кофе. Все заметно подбодрились. Жан Корнбют, со свойственной ему энергией, хотел тотчас же взяться за дело, но Андрэ Васлинг заметил:

– Если буря все еще продолжается, – а это вполне вероятно, – то мы, наверное, находимся под слоем льда не менее десяти футов толщиной. Снаружи не доносится ни единого звука.

Пенеллан взглянул на Мари. Девушка поняла, в чем дело, но даже не вздрогнула.

Накалив докрасна над пламенем спиртовки металлический наконечник своей палки, Пенеллан попытался вонзить ее в ледяные стены, но ни в одну из них она так и не вошла. Тогда Жан Корнбют предложил проделать выход через дверное отверстие. Лед оказался до того крепким, что нож с трудом в него вонзился. Вскоре все помещение было завалено обломками льда, которые кое-как удавалось отколоть. После двух часов изнурительного труда был прорыт туннель всего в каких-нибудь три фута длиной.

Необходимо было придумать более быстрый и безопасный способ, ибо чем дальше продвигались по туннелю, тем тверже становился лед, и приходилось бить с такой силой, что от толчков мог обрушиться домик. Пенеллану пришло в голову попробовать растопить лед с помощью спиртовки. Это была довольно рискованная затея, так как запас спирта у них был невелик, и, если бы их заключение затянулось, могло не хватить спирта для приготовления пищи. Однако предложение Пенеллана приняли и тотчас же привели в исполнение. Первым делом вырыли яму глубиной в три фута и диаметром в один фут, куда должна была собираться вода, образующаяся при таянии льда. Эта предосторожность была далеко не лишней, так как под действием огня снег начал быстро таять.

Туннель постепенно углублялся, но подолгу работать со спиртовкой не приходилось, так как у работающих быстро намокала одежда. Через четверть часа Пенеллан был вынужден прекратить работу, чтобы немного обсохнуть. На его место встал Мизон, который принялся за дело с не меньшей энергией. Через два часа туннель достиг уже пяти футов в длину. Однако палка попрежнему упиралась в лед.

– Едва ли за одну ночь могло выпасть столько снега, – заметил Жан Корнбют. – Очевидно, этот сугроб намело ветром с одной стороны. Не попробовать ли нам прорыть выход в другом месте?

– Не знаю, право, – сказал Пенеллан. – Но мне думается, нам нужно продолжать начатую работу, а не то наши товарищи совсем падут духом. Мы должны во что бы то ни стало выбраться отсюда.

– А спирта нам хватит? – спросил капитан.

– Думаю, хватит, – ответил Пенеллан. – Только, может быть, придется отказаться от горячего кофе. Но, по правде сказать, меня сейчас беспокоит не это, а совсем другое.

– Что же такое, Пенеллан? – спросил Жан Корнбют.

– А то, что скоро из-за недостатка масла погаснет наша лампа, да и запасы провизии подходят к концу. Но будь что будет!

И Пенеллан пошел сменить Андрэ Васлинга, который трудился наряду с остальными.

– Господин Васлинг, – сказал он. – Я встану вместо вас, но смотрите в оба, как бы не произошло обвала. При малейшей угрозе дайте мне знать, чтобы вовремя предупредить беду.

Наступило время отдыха, и Пенеллан, удлинив туннель еще на один фут, улегся рядом с товарищами.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Дымок

На следующее утро, когда моряки проснулись, в домике царил непроглядный мрак. Лампа погасла. Жан Корнбют разбудил Пенеллана и попросил у него огниво, которое тот ему и передал. Пенеллан встал, чтобы зажечь спиртовку, но, поднимаясь, ударился головой о ледяной потолок. Это испугало его: еще накануне он мог стоять в помещении во весь рост. При бледном свете спиртовки он увидел, что потолок опустился примерно на один фут.

Пенеллан с ожесточением принялся за работу. Как ни слаб был свет спиртовки, молодая девушка, взглянув на суровое лицо рулевого, поняла, что он уже начинает впадать в отчаяние. Она подошла к нему, взяла его за руку и с нежностью ее пожала. Тотчас мужество снова вернулось к Пенеллану.

– Она не должна погибнуть! – воскликнул он и, захватив спиртовку, снова пополз в узкий коридор. Потом он с размаху вонзил палку в ледяную толщу и на этот раз уже не почувствовал сопротивления.

Может быть, они уже добрались до слоев рыхлого снега?

Пенеллан выдернул палку, и мгновенно луч света ворвался в ледяную хижину.

– Ко мне, друзья мои! – закричал Пенеллан.

Работая руками и ногами, он быстро разрыл наружный слой снега, который, как он думал, не был покрыт ледяной коркой. Но вместе с потоками света в хижину ворвалась волна морозного воздуха. Пенеллан, орудуя ломом, расширил отверстие и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Выбравшись наружу, он упал на колени и стал горячо благодарить создателя за их спасение. К нему присоединились и остальные.

Кругом все было залито лунным сиянием. Мороз был трескучий, моряки не могли долго оставаться под открытым небом и вернулись в ледяной дом. Но Пенеллан, прежде чем войти в хижину, огляделся по сторонам. Скалистою мыса больше не было. Ледяной дом находился среди беспредельной ледяной равнины.

Пенеллан направился было в ту сторону, где стояли сани с провизией. Сани исчезли!

Холод заставил Пенеллана войти в хижину. Он ничего не сказал своим товарищам. Прежде всего следовало просушить над спиртовкой одежду. Термометр, на секунду выставленный наружу, показал -30°.

Через час Андрэ Васлинг и Пенеллан решили снова выйти наружу. Одежда на них еще не просохла. Закутавшись в еще сырые плащи, они выбрались через прорытый ими туннель, стены которого уже стали твердыми, как камень.

– Как видно, нас отнесло к северо-востоку, – заметил Андрэ Васлинг, пытаясь ориентироваться по звездам.

– Это бы еще не беда, если бы у нас были сани.

– Как, сани пропали? – воскликнул Андрэ Васлинг. – Тогда мы погибли!

– Будем искать, – отвечал Пенеллан.

Васлинг и Пенеллан обошли вокруг хижины. Она превратилась в ледяную глыбу высотой более пятнадцати футов. Во время пурги единственное возвышение на равнине было заметано снегом. Ледяная тюрьма, в которой были заживо погребены путники, вместе с обломками льдов была отнесена миль на двадцать пять к северо-востоку. Сани, оказавшиеся на другой льдине, без сомнения были унесены в другую сторону, так как их нигде не было видно. А собаки скорее всего погибли во время бури.

Отчаяние овладело Васлингом и Пенелланом. У них не хватало духа вернуться в дом и сообщить ужасную новость товарищам по несчастью. Они решили взобраться на ледяной холм, образовавшийся над хижиной, и еще раз внимательно осмотреть окрестности, но и оттуда не было видно ничего, кроме беспредельной белой равнины. Вскоре у них начали замерзать руки и ноги, а влажная одежда покрылась сосульками. Спускаясь с ледяного холма, Пенеллан случайно взглянул на Андрэ Васлинга и заметил, что тот пристально всматривается вдаль; вот он вздрогнул и побледнел.

– Что это с вами, господин Васлинг? – спросил Пенеллан.

– Так, ничего, – ответил помощник капитана. – Спустимся вниз и поскорее уйдем отсюда. Ведь нам здесь все равно ничего не найти.

Но Пенеллан не последовал совету Васлинга; он снова взобрался на холм и стал всматриваться в ту сторону, куда только что глядел помощник капитана. То, что он увидел, произвело на него совсем иное впечатление.

– Слава тебе, господи! – радостно воскликнул он.

На северо-востоке он заметил поднимавшийся к небу дымок. Сомнений не было – там находились люди. Услышав радостный возглас Пенеллана, все выбежали из хижины и собственными глазами убедились, что рулевой сказал правду. Не теряя ни минуты, позабыв о голоде, на свирепом морозе, все, нахлобучив капюшоны, быстрыми шагами направились к северо-востоку, где виднелся дымок. Им предстояло пройти по крайней мере миль пять. Было чрезвычайно трудно придерживаться намеченного направления. Внезапно дымок исчез, а впереди не было ни одного возвышения, которое могло бы служить ориентиром среди ледяной пустыни. Как тут не сбиться с пути?

– Вот беда – не на что нам ориентироваться, – сказал Жан Корнбют. – Придется вот что сделать: Пенеллан пойдет впереди, за ним в двадцати шагах – Васлинг, я – в двадцати шагах от Васлинга. Таким образом я сразу увижу, если Пенеллан отклонится от прямой линии.

Так шагали они добрых полчаса. Вдруг Пенеллан остановился и стал прислушиваться.

– Вы ничего не слышите? – спросил старик, когда товарищи подошли к нему.

– Решительно ничего, – ответил Мизон.

– Как странно! – продолжал Пенеллан. – Мне показалось, что я только что слышал какие-то крики, – они доносились вон с той стороны.

– Крики? – воскликнула молодая девушка. – Так, значит, мы недалеко от цели.

– Это ровно ничего не значит, – ответил Андрэ Васлинг. – На крайнем севере при сильном морозе звуки слышны на большом расстоянии.

– Что бы там ни было, – сказал Жан Корнбют, – идемте вперед, а не то мы замерзнем.

– Нет, – возразил Пенеллан. – Постойте минутку и прислушайтесь.

В самом деле, в этот момент издалека донеслись слабые, но совершенно отчетливые крики. Казалось, это были вопли страдания и тоски. Они повторялись вновь и вновь. Можно было подумать, что кто-то взывает о помощи. Потом крики затихли, и воцарилась мертвая тишина.

– Я не ошибся, – сказал Пенеллан. – Вперед!

И он бросился бежать в том направлении, откуда доносились крики. Так он пробежал около двух миль. Каково же было его удивление, когда внезапно он увидел перед собой человека, лежащего на снегу. Пенеллан подбежал к лежавшему, приподнял ему голову и в ужасе поднял руки к небу.

В следующий миг подбежали Андрэ Васлинг и матросы.

– Это один из наших! Матрос Кортруа! – крикнул Васлинг.

– Он умер, – проговорил Пенеллан. – Замерз…

Когда подошли Жан Корнбют и Мари, труп уже успел заледенеть. Все лица выражали отчаяние. Погибший был одним из спутников Луи Корнбюта!

– Вперед! – крикнул Пенеллан.

Еще полчаса путники шли в мрачном молчании. Но вот вдалеке показалось какое-то возвышение, очевидно, то была земля.

– Это остров Шаннон, – заявил Жан Корнбют.

Пройдя еще милю, они увидели дымок, поднимавшийся над снежной хижиной. Вскоре можно было разглядеть в стене хижины деревянную дверь. Тут все стали громко кричать. На их крики из хижины выбежали двое мужчин. Пенеллан сразу узнал Пьера Нукэ.

– Пьер! – воскликнул он.

Нукэ стоял в каком-то странном оцепенении, как будто не понимая, что происходит вокруг него.

Андрэ Васлинг с беспокойством всматривался в спутника Пьера Нукэ; в глазах его блеснула радость: это не был Луи Корнбют.

– Пьер! Это я! – кричал Пенеллан. – Посмотри, здесь твои друзья!

Наконец Пьер Нукэ опомнился и в порыве радости бросился в объятия своего старого товарища.

– А мой сын? А Луи? – вскричал Жан Корнбют, и в голосе его прозвучала смертельная тревога.