Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. T. 12"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ
Мальта

Итак, это был сын рыбака из Ровиня! По счастливой случайности не кто иной, как Луиджи Феррато, благодаря своей ловкости и мужеству спас от неминуемой гибели судно, его пассажиров и экипаж!

Доктор готов был крепко обнять Луиджи… Но он сдержался. Только граф Шандор мог бы так выразить свою благодарность, а графа Шандора все должны были считать умершим, даже сын Андреа Феррато!

Восхищенный подвигом Луиджи Феррато, Петер Батори, позабыв всякую сдержанность, ринулся к рыбаку, но доктор взглядом остановил его. Потом они спустились в кают-компанию, попросив Луиджи следовать за ними.

– Друг мой, вы сын истрийского рыбака Андреа Феррато? – спросил его доктор.

– Да, сударь, – ответил Луиджи.

– У вас есть сестра?

– Есть, и мы с нею живем вместе в Ла-Валлетте. Но разве вы, – спросил он с некоторым замешательством, – знали моего отца?

– Знал ли я вашего отца! – воскликнул доктор. – Ваш отец пятнадцать лет тому назад приютил у себя в доме в Ровине двух беглецов. Это были мои близкие друзья. Увы! Вашему отцу не удалось спасти их от смерти, да и сам он попал на каторгу и умер там.

– И он умер, ничуть не раскаиваясь в своем поступке! – отвечал Луиджи.

Доктор взял молодого рыбака за руку.

– Луиджи! – сказал он. – Мои друзья не успели отблагодарить вашего отца за его великодушный поступок, и я считаю своим долгом что-нибудь сделать для вас. Я много лет разыскивал вас и вашу сестру, но с того дня как вы уехали из Ровиня, все следы ваши были потеряны. Благодарение богу, что он послал мне на помощь именно вас! Судно, которое вы спасли, названо мной «Феррато» в память вашего отца. Позвольте мне обнять вас, дитя мое!

Когда доктор сжал его в объятиях, у Луиджи выступили на глазах слезы.

При виде этой трогательной сцены Петер уже не мог совладать с собою. В горячем порыве он бросился к отважному юноше, который был ему, вероятно, ровесником.

– Позвольте мне… мне тоже! – воскликнул он, раскрыв объятия.

– А вы, сударь?

– Я… сын Иштвана Батори!

Пожалел ли доктор, что у Петера вырвалось это признание? Нет! Луиджи сумеет сохранить эту тайну, как хранят ее Пескад и Матифу.

Луиджи посвятили во все планы доктора Антекирта, рассказали, какую он преследует цель. Об одном только умолчали, что перед ним – граф Матиас Шандор.

Доктор пожелал, чтобы его немедленно отвезли к Марии Феррато. Ему хотелось вновь увидеть ее и узнать, как она живет, – ей, конечно, приходится много трудиться и бороться с нищетой, ведь после смерти Андреа она осталась одна, с младшим братом на руках.

– Хорошо, господин доктор, поедемте хоть сейчас, раз вы так хотите, – сказал Луиджи. – Мария, наверно, беспокоится обо мне. Прошло уже двое суток, как я расстался с ней и отправился на ловлю в бухту Мелльеха, а ночью разразился шторм, и она, пожалуй, думает – не попал ли я в беду.

– Вы очень любите сестру? – спросил доктор.

– Она мне и сестра и мать, – ответил Луиджи.

Мальта находится в ста километрах от Сицилии, и

всего лишь двести пятьдесят километров отделяют ее от Европы. Однако вопрос о том, относится ли она к Африке или к Европе, сильно занимал географов. Остров этот был отдан Карлом V в распоряжение ордена рыцарей госпитальеров, которые были изгнаны с Родоса Сулейманом и вновь объединились под названием мальтийских рыцарей; в настоящее время Мальта принадлежит англичанам, у которых ее не так-то легко отнять.

Остров имеет двадцать восемь километров в длину и шестнадцать в ширину. Столица Мальты – портовый город Ла-Валлетта, но есть там и другие города, например Нотабиле или Читта-Веккья – своего рода священный город, в рыцарские времена местопребывание епископа, – а также Боске, Дингли, Цеббуг, Имджар, Беркеркара, Лука, Фарруджи и проч. Восточная часть острова весьма плодородна, в противоположность западной, где весьма скудная растительность, поэтому чуть ли не все население сосредоточено на востоке, общая же численность его – сто с лишним тысяч человек.

На побережье Мальты имеется четыре-пять прекраснейших в мире гаваней, и вообще остров на диво живописен. Всюду вода, всюду скалы, мысы, холмы, пригодные для укреплений и удобные для артиллерии. Еще рыцари превратили Мальту в основательную крепость, англичане же, сохранившие за собою остров вопреки Амьенскому мирному договору, сделали его совершенно неприступным. Ни одному вражескому броненосцу не проникнуть в бухту Гранд-Марс, где расположен главный порт, ни в Карантинную гавань в бухте Марс Мушет. Но ведь к этим бухтам надо еще подойти, а теперь в сторону моря обращены две стотонные пушки с гидравлическими зарядными устройствами и прицельными аппаратами; эти орудия стреляют девятисоткилограммовыми снарядами на расстояние в пятнадцать километров, – к сведению держав, которым досадно, что в руках англичан находится превосходная база, господствующая над центральной частью Средиземного моря и способная принять все флоты или эскадры Великобритании.

Конечно, на Мальте довольно много англичан. Здесь живет генерал-губернатор, занимающий старинный замок великого магистра ордена, адмирал, командующий флотом и портами, имеется гарнизон в четыре-пять тысяч человек, – но есть на острове и итальянцы (издавна там поселившиеся), которым Мальта весьма по вкусу, немало и пришлого разношерстного люда, как в Гибралтаре; но больше всего там мальтийцев.

Мальтийцы – это африканцы. В портах их суда можно узнать по пестрой расцветке; по крутым улицам их экипажи несутся с головокружительной быстротой; на базарах, среди оглушительного гама, они торгуют фруктами, овощами, мясом и рыбой, осенив свой товар ярко раскрашенным образком. Все мужчины кажутся на одно лицо – загорелые, черноволосые, курчавые, с горящими глазами, приземистые и коренастые. Что же касается женщин, то можно об заклад побиться, что все они – из одной семьи: у них большие глаза с длинными ресницами, темные волосы, прелестные руки, стройные ноги, гибкий стан, и они не лишены известной томности; кожа у них ослепительно белая, – они не загорают благодаря «фальцетте» – своеобразной черной накидке, напоминающей тунисскую; такую накидку носят на Мальте женщины всех классов, и она одновременно служит им и головным убором, и шарфом, и даже веером.

Мальтийцы – прирожденные купцы. Их встретишь во всех окрестных торговых портах, на всех рынках. Они трудолюбивы, искусны в ремеслах, бережливы, нетребовательны, но вспыльчивы, мстительны, ревнивы; конечно, легче всего изучить нравы простонародья. Говорят мальтийцы на своеобразном наречии, основу которого составляет арабский язык, так как после падения Восточной Римской империи остров был завоеван арабами; язык мальтийцев отличается остротой, живостью, красочностью, богат метафорами и образами. Когда мальтийцев удается приручить, они становятся хорошими моряками, и все они бесстрашные рыбаки, ибо вследствие частых штормов свыклись с опасностями.

Здесь-то и рыбачил теперь Луиджи, причем проявлял такую отвагу, словно был коренным мальтийцем. Здесь он и жил уже лет пятнадцать со своей сестрой Марией Феррато.

Вокруг Ла-Валлетты по берегам бухты Марсашлокк и Карантинной гавани расположено не менее шести городков. Флориана, Сенглеа, Коспика, Витториоса, Слиема, Мизида – это не пригороды, не местечки, населенные беднотой, а настоящие городки с роскошными жилищами, особняками, церквами. Столица насчитывает двадцать пять тысяч жителей и украшена дворцами, которые скромно именуются гостиницами, – их пять: Провансальская, Кастильская, Оверньская, Итальянская и Французская.

Брат и сестра жили в Ла-Валлетте, вернее, под Ла-Валлеттой, ибо они приютились в своего рода подземном квартале, именуемом Мандераджо, куда можно проникнуть с улицы Сан-Марко. Там они нашли жилище себе по средствам; в это подземелье и провел Луиджи доктора Антекирта.

С трудом отбившись от осаждавших их со всех сторон лодочников-мальтийцев, Луиджи, доктор и Петер высадились на набережную. Они прошли Морские ворота, оставив позади столицу Мальты, над которой не смолкает оглушительный перезвон колоколов. Миновав крепостное укрепление с двойными казематами, они вскарабкались по крутому склону, затем направились по узкой уличке-лестнице, по обеим сторонам которой выстроились высокие дома с зелеными балкончиками и нишами, где горят лампады. Наконец они вышли с собору св. Иоанна, вокруг которого роился шумный люд.

Добравшись до вершины холма, который приблизительно такой же высоты, как и собор, доктор и его друзья вновь стали спускаться, направляясь к Карантинной гавани; на улице Сан-Марко они остановились перед лестницей, уходившей вправо, в глубь города.

Квартал Мандераджо подступает к самым городским стенам; в его тесные улички никогда не заглядывает солнце: в высоких желтоватых стенах домов кое-как пробиты оконца, некоторые из них с решетками. На каждом шагу – лестницы, спускающиеся во дворы, похожие на клоаки; низенькие, заплесневевшие, грязные двери, размытые канавки, темные переходы, даже не заслуживающие названия переулка. У всех дверей, у всех окошек, на перекошенных площадочках, на покосившихся ступеньках копошатся страшные на вид существа – старухи, похожие на колдуний, молодые женщины, бледные и чахлые от недостатка воздуха, растрепанные девочки, полуголые, худосочные мальчишки, валяющиеся в грязи, нищие со всевозможными увечьями и язвами, приносящими им немалый доход, мужчины – носильщики или рыбаки – со зверскими лицами, готовые на любое злодеяние; кое-где в толпе попадается флегматичный полицейский, уже присмотревшийся к диковинному населению, не только освоившийся, но даже сроднившийся с этим сбродом! Словом, истинный Двор Чудес [10]

[Закрыть], но перенесенный в еще более причудливую обстановку. Улички этого квартала тянутся до Карантинной гавани, а решетчатые окошечки его последних лачуг зарываются в землю, находятся на уровне мостовой и выглядывают на набережную, где все залито ярким солнцем и где веет свежий морской ветерок.

В одном из этих домов, на верхнем этаже, жили Мария и Луиджи Феррато. У них было всего две комнаты. Доктора поразила бедность и в то же время чистота этого убогого жилища. Здесь чувствовалась рука заботливой хозяйки, той самой, которая некогда хлопотала в доме ровиньского рыбака.

При появлении доктора и Петера Батори Мария встала. Увидев брата, она воскликнула:

– Луиджи! Дорогой мой!

Можно себе представить, как она исстрадалась за минувшую ночь!

Луиджи поцеловал сестру и представил ей своих спутников.

Доктор в нескольких словах рассказал, при каких обстоятельствах Луиджи, рискуя жизнью, спас погибавшее судно. Он добавил, что его спутник – сын покойного Иштвана Батори.

Пока доктор говорил, Мария пристально, с глубоким волнением смотрела на незнакомца, и у него мелькнула тревожная мысль: уж не догадывается ли она, что перед нею граф Шандор? Но он тут же успокоился. Как могла она узнать человека, который пятнадцать лет тому назад и вдобавок лишь несколько часов был гостем ее отца?

Дочери Андреа Феррато было года тридцать три. Она все еще была хороша: все те же правильные черты, в больших глазах все тот же огонь. Только в черных волосах появилось несколько седых нитей, свидетельствовавших о том, что, несмотря на молодые годы, она уже успела настрадаться. Преждевременная седина была следствием волнений, усталости и горя, которые выпали на ее долю после смерти отца.

– Теперь мы позаботимся о вас и о Луиджи, – сказал доктор, окончив свой рассказ. – Ведь мои товарищи так обязаны Андреа Феррато! Вы не возражаете, Мария, если Луиджи останется с нами?

– Сегодня ночью мой брат, оказав вам помощь, только исполнил свой долг, – отвечала Мария, – и я благодарю небо, что оно внушило ему эту добрую мысль. Он сын человека, который всегда свято выполнял свой долг.

– Вот и мы считаем, что наш долг сделать что-нибудь для детей человека, который…

Доктор умолк. Мария вновь стала всматриваться в него, и ее взгляд проникал ему в душу. Доктор испугался, не сказал ли он чего лишнего.

– Мария, вы позволите мне называть Луиджи своим братом? – обратился к ней Петер Батори.

– И позвольте мне заменить вам отца, – добавил доктор, протягивая ей руку.

Тут Мария рассказала, как они жили после отъезда из Ровиня, как за ней следили австрийские агенты, отравляя ей существование, как она надумала отправиться на Мальту, где Луиджи должен был обучиться морскому делу, не бросая своего рыбацкого ремесла; рассказала, наконец, о нужде, с которой им пришлось бороться долгие годы, ибо их скромные сбережения быстро растаяли.

Но вскоре Луиджи уже стал соперничать в отваге и уменье с мальтийцами, доблесть которых общеизвестна. Он был такой же превосходный пловец, как знаменитый Николо Пешей, уроженец Ла-Валлетты, который, как говорят, доставлял телеграммы из Неаполя в Палермо, пересекая вплавь Тирренское море. Луиджи с успехом охотился на кроншнепов и диких голубей, гнездящихся в бесчисленных прибрежных пещерах, куда можно пробираться лишь с опасностью для жизни, так как их постоянно захлестывает прибой. Но Луиджи был бесстрашным рыбаком и в любой шторм расставлял сети или забрасывал удочки. Минувшей ночью, когда он услышал тревожные гудки гибнущего парохода, он рыбачил в бухте Мелльеха.

Но на Мальте такое изобилие рыбы, морской птицы и моллюсков, что цены на них очень низки и промысел приносит лишь незначительный доход. Как Луиджи ни старался, его заработка не хватало на удовлетворение их скромных потребностей; поэтому Мария стала портнихой. Им приходилось снимать полутемную квартирку в Мандераджо.

Пока Мария рассказывала их историю, Луиджи, вышедший в соседнюю комнату, вернулся с письмом в руке. То были строки, написанные Андреа Феррато перед смертью.

«Мария, – писал он, – поручаю тебе твоего брата. Скоро на свете останешься у него ты одна. Я ничуть не сожалею о своем поступке, дети мои, хотя я и лишился свободы и скоро лишусь жизни, жаль только, что мне не удалось спасти людей, которые доверились мне. То, что мною сделано, я сделал бы и вторично. Не забывайте вашего отца, который перед смертью шлет вам свое благословение.

Андреа Феррато».

Петер Батори не скрывал волнения, овладевшего им при чтении письма, а доктор Антекирт отвернулся, чтобы избегнуть пристального взгляда Марии.

– Луиджи, – сказал он немного погодя с напускной суровостью, – ваша барка при столкновении с яхтой разбилась…

– Она была совсем ветхая, господин доктор, – ответил Луиджи, – и для любого рыбака это была бы небольшая потеря.

– Хорошо, Луиджи, но все же позвольте мне заменить ее другим судном, а именно тем самым, которое вы спасли.

– Как так?

– Хотите быть помощником капитана «Феррато»? Мне нужен предприимчивый молодой человек, хороший моряк

– Соглашайся, Луиджи, соглашайся! – воскликнул Петер.

– А как же… сестра?

– Ваша сестра станет членом той большой семьи, которая живет у меня на Антекирте, – ответил доктор. – Отныне ваша жизнь будет в моих руках, и я создам для вас такие условия, что вы уже не будете тужить о прошлом, – вот только отца вам никогда не забыть!

Луиджи схватил руки доктора, пожимал и целовал их, а Мария могла выразить свою признательность только слезами.

– Завтра я жду вас на борту! – сказал доктор.

И не в силах сдерживать овладевшее им волнение, он поспешно вышел, сделав Петеру знак, чтобы тот следовал за ним.

– Какое счастье, сын мой, когда есть кого вознаградить! – сказал он юноше.

– Да, это приятнее, чем наказывать, – ответил Петер.

– Но наказать все-таки надо!

На другой день на борту своей яхты доктор поджидал детей Андреа Феррато.

Капитан Кестрик уже принял меры к исправлению поврежденных частей машины. Работа эта была поручена фирме «Семюэль Греч и К^о», мореходной конторе на улице Леванте, и проходила весьма успешно. Тем не менее для ремонта яхты потребовалось пять-шесть дней, ибо необходимо было разобрать воздушный насос и конденсатор, некоторые трубы которого работали неудовлетворительно. Задержка очень огорчала доктора Антекирта, ибо ему не терпелось поскорее попасть на Сицилию. Поэтому он даже подумывал о том, не вызвать ли на Мальту яхту «Саварену», однако вскоре он отказался от этой мысли. И в самом деле, лучше было подождать еще несколько дней и отправиться в Сицилию на более быстроходном и лучше вооруженном судне.

Однако из предосторожности, ввиду возможных осложнений, по подводному кабелю, соединявшему Мальту с Антекиртой, была отправлена депеша с приказом «Электро-2» немедленно направиться к сицилийскому побережью, в район мыса Портио ди Пало.

Часов в девять утра на яхту прибыли в лодке Мария и Луиджи Феррато. Доктор принял: их чрезвычайно радушно.

Он представил Луиджи капитану, офицерам и экипажу как помощника капитана, а моряк, до сих пор исполнявший эти обязанности, должен был перейти на «Электро-2», как только это судно прибудет к южному берегу Сицилии.

Достаточно было взглянуть на Луиджи, чтобы сказать: это прирожденный моряк. Вдобавок все знали, какую отвагу он проявил позапрошлой ночью в бухте Мелльеха. Его шумно приветствовали. Затем его друг Петер и капитан Кестрик показали ему судно, с которым он хотел основательно познакомиться.

Тем временем доктор беседовал с Марией и так хвалил ее брата, что она была глубоко растрогана.

– Да, он – вылитый отец! – говорила она.

Доктор предложил ей на выбор: либо остаться на «Феррато» до конца намеченной экспедиции, либо отправиться на Антекирту, куда он брался ее доставить; Мария предпочла ехать вместе с доктором в Сицилию. Поэтому было решено, что она воспользуется задержкой «Феррато» в Ла-Валлетте и приведет свои дела в порядок, распродаст те вещи, с которыми у нее не связано воспоминаний, уложится и накануне отплытия устроится в предназначенной ей каюте.

Доктор поделился с Марией своими замыслами, которые он собирался привести в исполнение. Кое-чего он уже добился, поскольку ему удалось обеспечить детей Андреа Феррато. Оставалось, во-первых, разыскать Силаса Торонталя и Саркани, во-вторых, захватить Карпену. И доктор не сомневался, что это будет сделано! Он надеялся, что в Сицилии ему удастся напасть на следы банкира и его пособника. Карпену же еще предстояло разыскать.

Выслушав доктора, Мария выразила желание переговорить с ним с глазу на глаз.

– Я хочу сказать вам нечто такое, что считала необходимым скрыть от брата, – сказала она. – Он бы не сдержался, и тогда бы нам несдобровать.

– Луиджи сейчас проверяет вахту, – ответил доктор. – Спустимся в кают-компанию, Мария, там можно поговорить, не опасаясь, что кто-нибудь нас услышит.

Когда дверь кают-компании затворилась, они сели на диван и Мария сказала:

– Карпена здесь, господин доктор!

– На Мальте?

– Да, уже несколько дней.

– В Ла-Валлетте?

– Больше того – он в Мандераджо, неподалеку от нас.

Доктор был и удивлен и весьма обрадован этим сообщением. Немного помолчав, он спросил:

– А вы не ошибаетесь, Мария?

– Нет, не ошибаюсь. Я хорошо запомнила его лицо. Я бы и через сто лет узнала его. Он здесь!

– Луиджи об этом не знает?

– Не знает, господин доктор, и вы, конечно, догадываетесь, почему я не сказала ему о своем открытии. Он бы пошел к Карпене, вызвал бы его на ссору…

– Вы поступили правильно, Мария. Я сам расправлюсь с этим негодяем. Но как вы думаете: узнал он вас или нет?

– Не знаю, – ответила Мария. – Я раза два-три встречала его в переулочках Мандераджо; однажды он обернулся и как-то недоверчиво и пристально посмотрел на меня. Если он меня выследил, он мог справиться обо мне и узнать, кто я такая.

– Он ни разу не заговаривал с вами?

– Ни разу.

– А известно ли вам, Мария, зачем он приехал в Ла-Валлетту и что он здесь делает?

– Одно могу сказать, что живет он в самой отвратительной среде, какая только есть в Мандераджо. Он просиживает дни и ночи в самых подозрительных кабачках и якшается с самыми отчаянными головорезами. Деньги у него водятся, и он, видимо, подбирает шайку, чтобы совершить какое-то преступление.

– Здесь?

– Это узнать мне не удалось, господин доктор.

– Ну так я узнаю!

Тут в кают-компанию вошли Петер и Луиджи, и разговор оборвался.

– Ну как, Луиджи, вы остались довольны осмотром? – спросил доктор Антекирт.

– Что за чудесное судно «Феррато»! – воскликнул Луиджи.

– Я рад, что оно вам нравится, Луиджи, – продолжал доктор, – ведь вы будете на нем помощником капитана, а со временем и сами станете капитаном.

– Что вы, сударь!…

– Знай, дорогой Луиджи, что для доктора Антекирта нет невозможного! – заметил Петер.

– Да, он все может, Петер, но только с помощью божьей!

Мария и Луиджи попрощались с доктором и Петером и отправились домой. Было решено, что Луиджи приступит к исполнению своих обязанностей лишь после того, как сестра его переберется на яхту. Марию не следовало оставлять одну в Мандераджо, поскольку можно было опасаться, что Карпена узнал дочь Андреа Феррато. Когда брат с сестрой удалились, доктор вызвал к себе Пескада; он хотел с ним переговорить в присутствии Петера Батори.

Пескад немедленно явился и был, как всегда, готов выслушать приказ и в точности выполнить его.

– Пескад, ты мне нужен, – сказал доктор.

– Я и Матифу?

– Пока что – только ты.

– Что прикажете?

– Немедленно сойди на берег, отправься в Мандераджо, – это один из подземных кварталов Ла-Валлетты, – сними там какое-нибудь помещение, какую-нибудь комнатку или конуру, хотя бы в самом грязном притоне.

– Слушаю-с.

– Там тебе придется следить за человеком, которого нам никак нельзя терять из виду. Но надо действовать так, чтобы никто не мог заподозрить, что мы с тобой знакомы. В случае надобности – переоденься.

– Это-то мне нипочем!

– Человек этот, говорят, набирает шайку, вербует самых гнусных, отъявленных негодяев, какие только имеются в Мандераджо. На чей счет он это делает и с какой целью, пока еще неизвестно, и вот об этом-то тебе и надо разузнать как можно скорее.

– Я узнаю.

– Когда ты все выяснишь – не возвращайся на яхту, за тобою могут следить. Отправь мне из Ла-Валлетты письмо по почте и назначь мне свидание где-нибудь в пригороде Сенглеа. Я туда приду.

– Будет исполнено, господин доктор! – ответил Пескад. – Но по каким приметам можно опознать его?

– Ну, это не трудно. Ты, друг мой, умен, и я рассчитываю на твою сообразительность.

– Но не скажете ли вы мне по крайней мере имя этого джентльмена?

– Его зовут Карпена.

Услыхав это имя, Петер воскликнул:

– Как? Испанец здесь?

– Да, – ответил доктор Антекирт, – и околачивается в том самом квартале, где жили дети Андреа Феррато.

Доктор передал все, о чем только что поведала ему Мария, и Пескад понял, как важно разузнать, что затевает испанец в трущобах Ла-Валлетты.

Час спустя Пескад покинул судно. Чтобы сбить с толку соглядатаев, на случай если бы за ним следили, он стал прогуливаться по длинной улице Реале. Вечером он направился в Мандераджо.

Действительно, нет лучшего места, чем эта клоака, для того, кто желает набрать шайку проходимцев, готовых и на грабеж и на убийство. Здесь можно встретить людей всех национальностей, отребье Востока и Запада, беглецов с коммерческих судов и дезертиров с военных, а главное – отщепенцев из среды мальтийцев, отчаянных головорезов, в жилах которых течет пиратская кровь, ибо они потомки разбойников, прославившихся в варварские времена лютыми набегами.

Карпене, получившему задание подыскать человек двенадцать, готовых на все, оставалось лишь выбрать наиболее подходящих. Поэтому он с самого своего приезда почти не выходил из кабачков, приютившихся на самых глухих уличках Мандераджо, и вел переговоры с разным сбродом. Пескаду ничего не стоило разыскать его здесь, но куда труднее было выяснить, для кого он работает, чьи деньги расходует.

Разумеется, деньги эти не могли принадлежать ему. Пять тысяч флоринов, в свое время полученные за донос, он уже давно проел. Всеобщее осуждение заставило его уехать из Истрии, и он пустился по белу свету. Деньги свои он живо растратил и снова впал в нищету.

Не удивительно, что он стал обслуживать крупную шайку злоумышленников, подыскивая новых соучастников, которые должны были восполнить урон, нанесенный виселицей. С этой целью Карпена и прибыл на Мальту и обосновался в Мандераджо. Куда именно собирался он увезти завербованных, об этом Карпена никому не говорил: он отнюдь не доверял своим приятелям. Да, впрочем, нанятые им головорезы этим и не интересовались. Лишь бы им хорошо платили, лишь бы дали вволю воровать и грабить, и они, не рассуждая, готовы были поехать хоть на край света.

Надо сказать, что Карпена немало удивился, встретив Марию на улицах Мандераджо. Хотя прошло уже пятнадцать лет, он сразу же узнал ее, как и она узнала его. К тому же Карпене было досадно, что ей стало известно, где он обретается.

Итак, чтобы добыть нужные доктору сведения, Пескаду пришлось прибегнуть к хитрости. И он вскоре перехитрил Карпену. Да и как было испанцу не пристраститься к молодому разбойнику, который стал увиваться около него, искал его дружбы, свысока отзывался об этом сброде из Мандераджо и то и дело хвастался совершенными им преступлениями, каждое из которых заслуживало на Мальте виселицы, в Италии – гильотины, в Испании – петли на шею; как было не заинтересоваться головорезом, отзывавшимся с глубоким презрением обо всех этих трусах, которым при виде полицейского становится не по себе, – короче говоря, как было не увлечься таким отъявленным негодяем? Карпена, большой ценитель подобного рода людей, искренне восхищался талантами своего нового знакомца.

Пескад ловко вел игру и быстро достиг своей цели; утром двадцать шестого августа доктор Антекирт получил от него записку, в которой доктору назначалось свидание в тот же вечер на окраине Сенглеа.

В эти дни на «Феррато» шли усиленные приготовления к отплытию. Дня через три ремонт должен был закончиться, запасы угля уже были пополнены, и судно могло выйти в море.

Вечером доктор отправился на указанное Пескадом место. Это была небольшая рыночная площадь, окруженная сводчатыми зданиями, вблизи крепостного вала, на самой окраине пригорода.

Было восемь часов. На площади находилось человек пятьдесят, ибо рынок еще не закрылся.

Доктор прогуливался в толпе мужчин и женщин, по преимуществу мальтийцев, как вдруг почувствовал чье-то прикосновение.

Какой-то жуткий проходимец, одетый в лохмотья, с продранной шляпой на голове, поднес к его лицу носовой платок и ухмыльнулся:

– Вот что я вытащил из кармана вашего превосходительства! Советую получше беречь карманы!

То был Пескад, но он так вырядился, что узнать его не было никакой возможности.

– Негодяй! – возмутился доктор.

– Негодяй, но все-таки кое на что пригодный, господин доктор.

Тут доктор узнал Пескада и не в силах был сдержать улыбку. Он сразу же спросил:

– Ну, как Карпена?

– Он действительно подбирает в Мандераджо дюжину самых отчаянных головорезов.

– Для кого?

– Для какого-то Зироне.

Для сицилийца Зироне, сообщника Саркани? Какая же может быть связь между этими злодеями и Карпеной?

Поразмыслив, доктор пришел к следующему выводу, – и он не ошибся.

Саркани непременно должен был узнать о предательстве, в результате которого был арестован Иштван Батори, бежавший из Пизинской тюрьмы. Повидимому, он разыскал Карпену, когда тот впал в полную нищету, сговорился с ним, и испанец стал одним из агентов, обслуживавших шайку Зироне. Итак, Карпена становился первою вехою на пути, который был намечен доктором, и теперь можно было действовать уже не вслепую.

– А знаешь ли ты, с какой целью он набирает людей? – спросил доктор.

– Для шайки, орудующей в Сицилии.

– В Сицилии? Ну да, так и должно быть! А точнее?

– В восточной части острова, между Сиракузами и Катанией.

Итак, они напали на след!

– Откуда же ты все это узнал?

– От самого Карпены, который воспылал ко мне горячей симпатией. Разрешите представить его вашему превосходительству.

Доктор кивнул в знак согласия.

– Теперь ты можешь вернуться на яхту, – сказал он, – и одеться поприличнее.

– Нет, этот наряд для меня самый что ни на есть подходящий.

– Почему?

– Потому что я имею честь состоять в шайке почтеннейшего Зироне.

– Берегись, друг мой! – ответил доктор. – Эта игра может стоить тебе жизни.

– Для вас я на все готов, господин доктор; ведь я вам так обязан, – возразил Пескад.

– Славный малый!

– Кроме того, не хвастаясь, скажу: я малый не промах и хочу поймать этих мерзавцев на удочку.

Доктору было ясно, что при сложившихся обстоятельствах Пескад может быть чрезвычайно ему полезен. Прикинувшись мошенником, умный малый настолько завоевал доверие Карпены, что даже выведал его тайны, – значит, надо предоставить ему свободу действий.

Поговорив минут пять, доктор и Пескад разошлись, чтобы их не застали вместе. Пескад пошел по набережной Сенглеа, в самом ее конце сел в лодку и направился в Мандераджо.

Не успел он туда доехать, как доктор вернулся на борт «Феррато». Он рассказал Петеру Батори обо всем, что узнал от Пескада. Потом счел долгом предупредить Матифу, что его друг пустился ради общего блага в довольно опасное предприятие.

Геркулес покачал головой и развел руками. Потом он несколько раз повторил, как бы обращаясь к самому себе:

– Лишь бы ни один волос не упал у него с головы! А не то…

Последние три слова прозвучали красноречивее длинной тирады, если бы Матифу был на нее способен.