Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. Т. 2"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Новость

Наконец, 30 апреля, в полдень, «Форвард» прошел полярный круг, имея на траверсе Хольстейнборгский мыс. На востоке высились живописные горы. Море казалось свободным, или, вернее сказать, можно было легко уклониться от встречи со льдами. Ветер стал юго-восточным, и бриг под фоком, бизанью, марселями и брамселями вошел в Баффинов залив.

День выдался спокойный, и экипаж мог отдохнуть несколько часов. Множество птиц носилось и плавало вокруг судна; в числе их доктор заметил чистиков, с виду напоминавших чирков, с черной шеей, крыльями и спиной и белой грудью. Они быстро ныряли и нередко оставались под водою более сорока секунд.

Этот день не ознаменовался бы ничем новым, если бы на бриге не произошло одно весьма странное событие.

В шесть часов утра, войдя к себе в каюту после вахты, Шандон нашел на столе письмо со следующей надписью:

«Помощнику капитана на бриге «Форвард», Ричарду Шандону, Баффинов залив».

Шандон просто не верил своим глазам. Прежде чем разорвать конверт и прочесть странное послание, он позвал доктора, Джемса Уолла и Джонсона и показал им письмо.

– Странно, – сказал Джонсон.

«Очаровательно», – подумал доктор.

– Наконец-то, – вскричал Шандон, – мы узнаем тайну!…

Он поспешно вскрыл конверт и прочел следующее:

«Капитан брига «Форвард» доволен хладнокровием, искусством и мужеством, проявленным матросами, вашими помощниками и вами при трудных обстоятельствах, и просит вас объявить экипажу его благодарность.

Держите курс прямо на север, к заливу Мелвилла, откуда постарайтесь войти в пролив Смита.

Капитан брига «Форвард» К. З.

Понедельник, 30 апреля, на траверсе Хольстейнборгского мыса».

– И это все? – воскликнул доктор.

– Все, – ответил Шандон.

Письмо выпало у него из рук.

– Этот фантастический капитан, – сказал Уолл, – даже не упоминает о своем намерении явиться на бриг. Из этого я заключаю, что мы никогда его не увидим.

– Но каким же образом попало сюда это письмо? – спросил Джонсон.

Шандон молчал.

– Мистер Уолл прав, – отвечал доктор, подняв письмо и разглядывая его со всех сторон. – Капитан не явится на бриг по очень простой причине…

– По какой именно? – с живостью спросил Шандон.

– Потому, что он уже находится на бриге, – спокойно ответил доктор.

– На бриге? – воскликнул Шандон. – Что вы хотите этим сказать?

– Как же иначе объяснить получение письма?

Джонсон кивнул головой в знак согласия.

– Это невозможно! – энергично возразил Шандон. – Я знаю всех своих людей; ведь иначе придется допустить, что капитан находится в числе матросов с самого начала плавания. Это невозможно, говорю вам! За последние два года я сто раз встречал каждого из них в Ливерпуле. Ваше предположение, доктор, не выдерживает критики.

– В таком случае, что же вы предполагаете, Шандон?

– Все, что угодно, только не это. Я допускаю, что капитан или преданный ему человек, воспользовавшись темнотой, туманом, всем, чем хотите, успел взобраться на бриг. Мы находимся недалеко от берега; кто-нибудь мог незаметно пробраться на каяке между льдинами, подойти к бригу и подбросить письмо… Густой туман помог осуществить этот план…

– …и не позволял видеть бриг, – добавил доктор. – Если мы не заметили взбиравшегося на борт незнакомца, то как же он мог бы увидеть «Форвард» среди тумана?

– Конечно, нет, – заметил Джонсон.

– А я все-таки не отказываюсь от своего предположения, – настаивал доктор. – Что вы думаете о нем, Шандон?

– Я допускаю все, что угодно, только не то, что этот человек находится на бриге, – горячо ответил Шандон.

– Вероятно, – добавил Уолл, – среди матросов есть человек, получивший инструкции капитана.

– Возможно, – сказал доктор.

– Но кто же именно? – спросил Шандон. – Я давно уже знаю всех своих матросов.

– Кто бы он ни был, – ответил Джонсон, – человек или сатана, но его примут с честью. Но из его письма можно извлечь другого рода приказание, или, вернее, указание.

– Какое же? – спросил Шандон.

– Что мы должны отправиться не только к заливу Мелвилла, но даже в пролив Смита.

– Это верно, – подтвердил доктор.

– В пролив Смита, – машинально повторил Шандон.

– Поэтому очевидно, – продолжал Джонсон, – что «Форвард» отправляется не на поиски Северо-Западного прохода, так как мы оставим влево единственный ведущий к нему путь – пролив Ланкастера. Это обещает нам опасное плавание в неисследованных морях.

– Да, пролив Смита, – сказал Шандон, – это тот самый путь, по которому шел в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году американец Кейн. Но какие опасности встречал он на пути! Долгое время Кейна считали погибшим в этих суровых краях. Впрочем, если нужно туда отправиться, что ж – мы пойдем! Но интересно знать, до какого места? Неужто до самого полюса?

– А почему бы и не до полюса? – вырвалось у доктора.

При одной мысли о такой безумной попытке Джонсон пожал плечами.

– Вернемся к нашему капитану, – начал Джемс Уолл. – Если он существует, то может ждать нас только на Диско или в Упернивике, на Гренландском побережье. Впрочем, это выяснится через несколько дней.

– Вы сообщите содержание письма экипажу? – обратился доктор к Шандону.

– На месте господина Шандона я не стал бы этого делать, – сказал Джонсон.

– А почему? – удивился Шандон.

– Потому что все это так таинственно и фантастично, что может удручающе подействовать на матросов. В нашей экспедиции и без того много странного, и они со страхом думают о будущем. Если же ко всему этому присоединится что-то сверхъестественное, то в критическую минуту нам нельзя будет рассчитывать на экипаж. Что вы скажете на это, господин Шандон?

– А вы, доктор, как полагаете? – спросил Шандон.

– По-моему, Джонсон прав, – ответил доктор.

– А вы, Джемс?

– Мне ничего не остается, – сказал Уолл, – как присоединиться к мнению этих господ.

Несколько минут Шандон размышлял, потом внимательно перечел письмо.

– Господа, – сказал он, – как ни основательно ваше мнение, я не могу принять его.

– Почему же, Шандон? – спросил доктор.

– Потому что изложенные в письме инструкции чрезвычайно точны. Мне приказано объявить экипажу благодарность капитана. До сих пор я слепо исполнял его распоряжения, каким бы путем их ни получал, а потому и на этот раз я не могу…

– Однако… – начал было Джонсон, боявшийся вызвать волнение среди матросов.

– Я вполне понимаю, почему вы так настойчивы, дорогой Джонсон, – прервал его Шандон, – но потрудитесь прочесть: «…и просит вас объявить экипажу его благодарность».

– В таком случае, исполняйте полученные вами приказания, – покорился Джонсон, строгий блюститель дисциплины. – Прикажете собрать экипаж?

– Прошу вас, – сказал Шандон.

Весть о письме капитана быстро разнеслась по бригу. Матросы немедленно собрались на палубе, и Шандон громко прочел таинственное письмо.

Матросы выслушали в мрачном молчании, потом разошлись, делая тысячи различных предположений. Клифтон дал волю своему суеверному воображению. Приписывая собаке-капитану участие в этом деле, он при встрече с догом отдавал ему честь.

– А что я вам говорил? – твердил он матросам. – Сами видите, этот пес умеет писать!

Никто ему не возражал, даже плотник Бэлл, и тот ничего не мог сказать в ответ.

Тем не менее всем было ясно, что хотя капитана с ними нет, его тень или его дух присутствует на бриге. Самые благоразумные из матросов воздерживались от каких бы то ни было предположений.

Первого мая, в полдень, наблюдения показали 68° широты и 56°32' долготы. Потеплело, и термометр стоял на -25° (-4° Ц).

Доктор забавлялся, глядя на проделки белой медведицы, игравшей с двумя медвежатами на краю берегового припая. Сопровождаемый Уоллом и Симпсоном, Клоубонни попробовал было преследовать их на шлюпке; но медведица, не отличавшаяся геройством, проворно убралась со своим потомством, и доктору пришлось отказаться от охоты.

При попутном ветре ночью бриг прошел мыс Чидли, и вскоре высокие горы Диско показались на горизонте. Затем миновали залив Годхавн, где находилась резиденция датского генерал-губернатора. Шандон не счел нужным останавливаться, и «Форвард» оставил позади себя каяки эскимосов, пытавшиеся подойти к бригу.

Остров Диско известен также под именем острова Кита. Отсюда 12 июля 1845 года сэр Джон Франклин отправил в адмиралтейство свое последнее донесение. К этому же острову пристал 27 августа 1859 года, на обратном пути в Англию, капитан Мак-Клинток, привезший несомненные доказательства гибели экспедиции Франклина.

Доктор обратил внимание на совпадение этих двух фактов; на него нахлынули печальные воспоминания. Но в скором времени горы Диско скрылись из виду.

У берегов громоздились бесчисленные айсберги из тех, что даже во время оттепелей не отделяются от берега; вершины их были самых причудливых форм.

На следующий день, к трем часам, на северо-востоке показался Сандерсон-Хоп; земля осталась вправо от брига, на расстоянии пятнадцати миль. Горы были темнокрасного оттенка. Вечером киты из семейства полосатиков, с плавником на спине, резвились среди плавающих льдин, выбрасывая фонтаны воды.

Ночью с 3 на 4 мая доктор в первый раз наблюдал, как солнце в полночь касается линии горизонта, не опускаясь за него своим лучезарным диском. Начиная с 31 января, оно стало описывать на небе все более длинные дуги, и теперь круглые сутки было светло.

Людей непривычных удивляет и даже утомляет этот постоянный свет. Трудно поверить, до какой степени ночная темнота необходима для наших глаз. Доктор очень страдал от этого беспрерывного света, который делался еще ослепительнее вследствие отражения солнечных лучей от ледяных полей.

5 мая «Форвард» прошел семьдесят вторую параллель. Двумя месяцами позднее он встретил бы немало китобоев, занимающихся своим промыслом в этих высоких широтах, но теперь пролив еще не очистился от льдов, и промысловые суда не могли проникнуть в Баффинов залив.

На следующий день бриг, миновав остров Женщин, подошел к Упернивику – самому северному датскому поселению на берегах Гренландии.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Опасное плавание

Шандон, доктор Клоубонни, Джонсон, Фокер и повар Стронг сели на вельбот и отправились на берег.

Губернатор, его жена и пятеро детей, все чистокровные эскимосы, вышли навстречу посетителям и приветствовали их. Доктор, будучи филологом, немного знал датский язык, и этого было достаточно, чтобы завязать с туземцами дружеские отношения. Впрочем, Фокер, переводчик экспедиции, он же ледовый лоцман, знал слов двадцать на эскимосском языке, а с двадцатью словами при некоторой находчивости можно далеко уйти.

Губернатор родился на острове Диско и никогда не покидал своей родины. Он показал путешественникам город, состоявший из трех деревянных домишек, занимаемых им и лютеранским пастором, из школы и из складов, где хранился провиант для судов, потерпевших крушение. Остальные городские здания были просто-напросто ледяные хижины, в которые эскимосы залезают ползком через единственное отверстие.

Почти все население высыпало навстречу «Форварду», и многие из туземцев вышли на середину залива на своих каяках, которые были длиной в пятнадцать футов, а шириной не больше двух.

Доктор знал, что слово «эскимос» значит «поедающий сырую рыбу», но ему также было известно, что слово это в здешних краях считается бранным. Поэтому он называл туземцев гренландцами.

Однако пропитанная жиром одежда, сапоги из тюленьих шкур, лоснящиеся грязные лица, до странности одинаковые у мужчин и у женщин, красноречиво говорили, какую пищу употребляют эти люди. Вдобавок они, как все племена, питающиеся исключительно рыбой, страдали накожными болезнями, но это не мешало им быть бодрыми и хорошо себя чувствовать.

Лютеранский пастор и его жена, с которыми Клоубонни намеревался побеседовать на интересовавшие его темы, уехали в Прёвен, лежащий к югу от Упернивика; таким образом, доктору пришлось ограничиться беседой с губернатором. Но этот высокий сановник был не слишком-то развит: чуточку поменьше развития – и он был бы сущим ослом; чуточку побольше – он был бы грамотным.

Доктор расспрашивал губернатора о торговле, обычаях и нравах эскимосов и узнал, прибегая к языку жестов, что тюлень на копенгагенском рынке стоит около сорока фунтов; за медвежью шкуру платят сорок датских талеров, за шкуру голубого песца – четыре, за шкуру белого – два-три талера.

Клоубонни пожелал также для пополнения своих сведений посетить эскимосское жилище. На что только не отважится ученый в своей ненасытной жажде познания? Однако отверстие ледяного дома оказалось таким тесным, что пылкому доктору так и не удалось туда протиснуться.

Счастье его, что он туда не попал! Нет ничего отвратительнее жилища гренландских эскимосов, где в беспорядке навалены трупы животных и пропитанная жиром одежда и нестерпимо воняет тюлениной, гнилой рыбой и немытым человеческим телом; можно прямо задохнуться от смрада, так как нет ни одного окна, только дыра в потолке, через которую выходит дым.

Фокер сообщил все эти жуткие подробности доктору. Несмотря на это, ученый муж проклинал свою тучность. Ему так хотелось на опыте испытать, каковы эти своеобразные запахи.

– Я убежден, – заявил он, – что в конце концов и к этой вони привыкнешь.

В этих словах сказался целиком характер достойного Клоубонни!

Пока Клоубонни производил свои этнографические изыскания, Шандон, выполняя инструкции, старался обеспечить экспедицию средствами передвижения на льду. Ему пришлось заплатить четыре фунта за сани и шесть упряжных собак, с которыми эскимосы скрепя сердце согласились расстаться.

Шандон охотно бы завербовал Ханса Кристиана, искусного каюра, участвовавшего в экспедиции капитана Мак-Клинтока, но Ханс находился в это время на юге Гренландии.

Наконец, приступили к главному вопросу повестки дня: нет ли в Упернивике какого-нибудь европейца, который ожидал бы прибытия «Форварда»? Приходилось ли слышать губернатору, чтобы какой-нибудь чужеземец, точнее сказать, англичанин, поселился в их краях? Давно ли заходили в порт китоловные или другие суда?

На эти вопросы губернатор отвечал, что уже больше десяти месяцев ни один чужеземец не высаживался на их берегах.

Шандон попросил дать ему список всех китобоев, побывавших в порту за последнее время; ни одного из них он не знал. Было отчего прийти в отчаяние!

– Согласитесь, доктор, что тут решительно ничего не поймешь, – сетовал помощник капитана. – Никого на мысе Фарвель! Никого на острове Диско! Никого в Упернивике!

– Скажите мне через несколько дней: «Никого в бухте Мелвилла» – и я поздравляю вас как капитана «Форварда», дорогой Шандон.

Под вечер шлюпка возвратилась на бриг. Из свежих продуктов Стронгу удалось раздобыть лишь несколько десятков гагачьих яиц; яйца оказались зеленоватого цвета и вдвое больше куриных. Этого было маловато, но все же некоторое разнообразие: экипажу порядком-таки надоела солонина.

Хотя на следующий день ветер был попутный, но Шандон не давал приказа об отплытии. Он решил для очистки совести подождать еще день, надеясь, что за это время явится на бриг задержавшийся в пути капитан. Шандон приказал каждый час палить из пушки. Выстрелы разносились громовыми раскатами над ледяными горами и только перепугали чаек, альбатросов и каменных куропаток. Ночью с брига пускали ракеты за ракетами, но все было напрасно! Пришлось двинуться дальше.

8 мая в шесть часов утра «Форвард», шедший под марселями, фоком и грот-брамселем, потерял из виду Упернивик и маячившие на берегу шесты, на которых были развешаны отвратительные внутренности моржей и желудки оленей.

Ветер был юго-восточный, температура повысилась до 32° (0° Ц). Солнце пробивалось сквозь туман, и под его лучами льдины начинали мало-помалу расходиться.

Однако зрение матросов уже начало страдать от нестерпимого блеска льдов и белизны снегов. Оружейник Уолстен, Гриппер, Клифтон и Бэлл заболели «снежной слепотой». В полярных странах очень распространена эта глазная болезнь, эскимосы нередко от нее слепнут. Доктор посоветовал больным, а также всем своим спутникам закрывать лицо прозрачной зеленой тканью.

Собаки, купленные Шандоном в Упернивике, были довольно дикого нрава; однако Капитан жил в ладу со своими новыми товарищами и, казалось, знал их привычки. Клифтон первым заметил, что дог, вероятно, и прежде встречался со своими гренландскими родичами. Вечно голоднее, кое-как питавшиеся на материке, гренландские собаки быстро окрепли на бриге, где их хорошо кормили.

9 мая «Форвард» прошел на расстоянии нескольких кабельтовых мимо самого западного из Баффиновых островов. Доктор заметил в заливе, между материком и островами, несколько скал, которые назывались Красными утесами; они были покрыты снегом густого карминного оттенка. Доктор Кейн приписывает этой окраске снега чисто растительное происхождение. Клоубонни хотелось вблизи исследовать этот любопытный феномен, но льды не позволили ему подойти к берегу. Хотя становилось с каждым днем все теплее, но нетрудно было заметить, что айсберги и ледяные поля скапливаются в северной части Баффинова залива.

Начиная с Упернивика, берега приняли иной вид: на сероватом небосклоне резко выделялись очертания колоссальных ледников. 10 мая «Форвард» оставил вправо залив Хингстона почти под семьдесят четвертым градусом северной широты; на западе показался пролив Ланкастера, тянувшийся на несколько сот миль.

Все это громадное водное пространство было сковано льдами; на ледяной равнине там и сям подымались правильной формы торосы, похожие на гигантские кристаллы. Шандон приказал развести пары, и до 11 мая «Форвард» пробирался по извилистым проходам, обозначая свой маршрут на небе черной полосой дыма.

Вскоре на пути брига встали преграды: свободные проходы закрывались вследствие перемещения плавающих льдов, в любой миг перед носом брига могло не оказаться воды. Если бы «Форвард» попал в ледяные тиски, ему было бы нелегко из них вырваться. Все это знали и были не на шутку встревожены.

На корабле, с безумным упорством стремившемся на север, к неизвестной цели, началось брожение умов. Морские волки забывали о выгодах, какие им сулило плавание, и уже начинали жалеть, что зашли так далеко. Стали появляться признаки деморализации. Суеверный Клифтон заражал товарищей своими страхами, а коноводы Пэн, Гриппер и Уолстен подливали масла в огонь.

Изнурительный труд еще больше подорвал моральные силы экипажа. 12 мая бриг был окончательно затерт льдами, машина оказалась бессильной. С трудом приходилось прокладывать путь среди ледяных полей. Работа пилами была крайне утомительна: лед достигал шести-семи футов толщины. В ледяном массиве делали два параллельных пропила, каждый длиной в сотню футов, и находившийся между ними лед взламывали топорами и ганшпугами. Потом забрасывали якорь в отверстие, сделанное большим буравом: тут начиналась работа шпилем, судно подтягивали вручную. Труднее всего было спускать под лед отколотые куски, расчищая дорогу судну; их отталкивали длинными шестами с железным наконечником.

Работа пилами, шпилем, шестами и подтягивание судна, работа беспрерывная, неотложная и опасная, среди туманов, в снегопад, на морозе, глазные болезни, страх перед будущим – все это лишало матросов «Форварда» энергии и вызывало упадок духа.

Если матросы имеют дело с человеком энергичным, отважным, убежденным, твердо знающим, чего он хочет, куда идет, к какой цели стремится, то уверенность капитана поддерживает дух экипажа. Матросы единодушны со своим начальником; они крепки его силою, спокойны его спокойствием. Но на бриге чувствовалось, что Шандон не уверен в своих действиях, что он колеблется, не зная ни цели экспедиции, ни назначения «Форварда».

Помощник капитана был человек от природы решительный, но и он нередко становился в тупик: ему случалось отменять только что отданные приказания, давать не совсем точные распоряжения, и его колебания и раздумия не ускользали от внимания матросов.

К тому же Шандон не был капитаном брига – первым после бога властелином на судне. Этого было достаточно, чтобы его приказания подвергались обсуждению. Но от обсуждения до неповиновения – один шаг.

Недовольные вскоре склонили на свою сторону старшего механика, до сих пор слепо исполнявшего свой долг.

К 16 мая, через шесть дней после того, как «Форвард» подошел к ледяным полям, Шандону не удалось и на две мили продвинуться к северу. Грозила опасность, что бриг будет затерт льдами и застрянет в этих местах до следующего лета. Положение становилось критическим.

К восьми часам вечера Шандон и доктор, в сопровождении матроса Гарри, отправились на разведку по бесконечным ледяным полям, стараясь не слишком удаляться от брига, так как было трудно ориентироваться среди этих белоснежных пустынь, вид которых беспрестанно менялся. Странные, изумлявшие доктора явления вызывались преломлением световых лучей. Иной раз, казалось, что надо сделать прыжок всего в какой-нибудь фут, а на поверку выходило, что перескочить приходилось пространство в пять-шесть футов. Случались и обратные явления, но в обоих случаях дело кончалось если не опасным, то все же неприятным падением на груды твердых и острых, как стекло, ледяных обломков.

Шандон и его товарищи напрасно искали удобный для судна проход. Пройдя три мили, они не без труда поднялись на ледяную гору высотой около трехсот футов. Взору их предстала безотрадная картина: хаос льдов напоминал развалины какого-то гигантского города с поверженными обелисками, с опрокинутыми башнями и руинами дворцов. Казалось, солнце с трудом пробиралось вдоль изломанной линии горизонта; лучи его почти не грели, словно проходили сквозь какое-то невидимое вещество, не пропускающее тепла.

Насколько хватало глаз, море всюду было сковано льдом.

– Ну, как тут пройти? – спросил доктор.

– Не знаю, – ответил Шандон, – но хотя бы пришлось порохом взрывать эти горы, мы все-таки пройдем! Я ни -за что не допущу, чтобы нас затерло здесь до будущего лета.

– Как это случилось с бригом «Фокс» примерно в этих местах. Да, – прибавил доктор, – мы пройдем с помощью некоторой доли… философии. Философия, как вы сами убедитесь, стоит всех машин в мире!

– Надо сказать, – заметил Шандон, – что этот год начинается для нас не очень-то благополучно.

– Что и говорить. К тому же я замечаю, Шандон, что Баффинов залив принимает тот же вид, в каком он был до тысяча восемьсот семнадцатого года.

– Значит, вы думаете, доктор, что вид этого залива по временам меняется?

– Так оно и есть, дорогой Шандон. По временам здесь происходят значительные перемещения льдов, и ученые даже не пытаются объяснить это явление. Так, до тысяча восемьсот семнадцатого года Баффинов залив был постоянно загроможден льдами, но вдруг какой-то ужасный катаклизм отбросил айсберги в океан, причем большая их часть села на мель у берегов Ньюфаундленда. С тех пор Баффинов залив почти освободился от льдов и сделался местом встречи многочисленных китобоев.

– Так выходит, – сказал Шандон, – что с того времени стало легче путешествовать на север?

– Куда легче. Однако замечено, что вот уже несколько лет, как залив стал опять замерзать и угрожает сделаться надолго недоступным для мореплавателей. Поэтому мы должны как можно дальше продвинуться вперед. Правда, мы несколько напоминаем людей, которые идут по неведомым проходам и за которыми то и дело закрываются двери.

– Может быть, вы мне посоветуете вернуться назад? – спросил Шандон, пристально глядя доктору в глаза.

– Я не привык пятиться назад, и если бы даже нам не суждено было вернуться, – я все-таки скажу: надо идти вперед! Только необходимо действовать осмотрительно, помня, как дорого может нам стоить каждая оплошность.

– А вы, Гарри, что скажете? – спросил Шандон матроса.

– Я пошел бы вперед, начальник! Я того же мнения, что и доктор. Впрочем, действуйте, как вам будет угодно. Приказывайте, мы будем повиноваться.

– Не все так говорят, Гарри, – продолжал Шандон, – не все обнаруживают желание повиноваться. А что, если экипаж откажется исполнять мои приказания?

– Я высказал свое мнение, – холодно ответил Гарри, – потому что вы меня спросили. Вы можете со мной и не считаться.

Шандон ничего не ответил. Он внимательно осмотрел горизонт, и затем все трое спустились с горы.