Текст книги "Африка: Сборник"

Автор книги: Жозеф Кессель

Соавторы: Леопольд Сенгор,Недле Мокосо,Муххаммед Зефзаф,Светлана Прожогина,Идрис ас-Сагир,Идрис аль-Хури,Стэнли Ньямфукудза,Бен Окри,Мустафа аль-Меснави,Муххаммед Беррада
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)

Нделе Мокосо

ПРАЗДНИК

Великий День настал – долгожданный день официального открытия первого Камерунского нефтеочистительного завода. На торжество в местечко Кейп-Лимболу близ Виктории, в округе Фако, ожидали самого президента республики Амаду Ахиджо. В тот день, 16 мая 1981 года, исполнилась давнишняя мечта городка – «нефтяные деньги» наконец-то стали реальностью.

Виктория, провинциальный городок-невидимка, внезапно обрела престижный статус. Теперь кое-кто даже величал ее Городом Нефти, хотя многие называли проще – ОПЕК или Город Опек.

Приготовления шли полным ходом. Прибыла правительственная комиссия из ответственных сотрудников министерства обороны, службы национальной безопасности и протокольного отдела. Они все тщательно осмотрели и обговорили каждую деталь проведения торжественной церемонии вместе с высокопоставленными лицами округа Фако и администрацией завода.

На заводе были созданы многочисленные комитеты, ответственные за различные мероприятия – размещение людей, развлечения, официальный прием, бал в честь знаменательного события и прочее. Дорожной компании понадобилось целых десять дней, чтобы обновить и привести в порядок десятикилометровую трассу от Виктории до Кейп-Лимболы, причем работать приходилось и по ночам при свете мощных прожекторов.

Соорудили специальную трибуну на шестьсот мест для особо важных лиц – членов правительства, чиновников высокого ранга, представителей иностранных фирм, участвовавших в разработке проекта, гостей из соседних африканских стран, а также местной знати.

Путь следования кортежа был оформлен в традиционном стиле – белые столбы, увитые пальмовыми ветвями. Вдоль всего шоссе стояли школьники и группы активистов в красной, зеленой и желтой форме. Там же разместились и ансамбли народных танцев. Гулкая барабанная дробь наполняла воздух.

Всю ночь напролет шел проливной дождь, и опасались, что он не утихнет к утру. Но местные вожди сдержали слово. «Во время церемонии не будет дождя. Боги Фако не допустят этого», – заявил верховный вождь. Его предсказание сбылось! Сияло чистое утро. Небо над горой Этинде было безоблачным, море – необычайно спокойным. Яркие солнечные лучи осветили Бимбию. Это были добрые предзнаменования. Кроме разве редких, случайных порывов ветра, который повалил два флагштока, вновь и вновь свертывал красную ковровую дорожку, из-за чего четырем служителям приходилось то и дело ее придерживать. Ведь именно здесь предстояло свершиться историческому событию!

Строительство нефтеочистительного завода, столь дорогого сердцу каждого человека из бывшего штата Западного Камеруна, вселяло во всех веру и возрождало прежние надежды, надежды, утраченные в связи с застоем в торговле и развалом в работе порта в Виктории. Открытие дороги Дуала – Виктория, названной в народе Дорогой Воссоединения, также внесло свою печальную лепту в общее плачевное состояние дел.

Сначала наступила эра рэкета. И как реакция – мертвая хватка государственных «ищеек». Началось массовое бегство дельцов из Виктории, ибо оставаться там становилось небезопасно. Одни испарились в неизвестном направлении, другие обосновались поблизости, в Дуале. Исчезли вывески. Магазины были либо брошены, либо постоянно закрыты. Время от времени приехавший из глубинки покупатель наведывался к своему постоянному поставщику, но его вежливо выпроваживали: «Хозяин в отъезде». Когда спустя несколько месяцев покупатель возвращался, ему снова любезно сообщали, что хозяин еще не вернулся, так как присматривает за строительством дома в деревне.

Ходили упорные слухи, что проект долго пролежит под сукном. Скептики уверяли, что он так и останется лишь на бумаге, несмотря на настойчивые заверения правительства в обратном. Тогда местная печать обрушила на читателей лавину статей, побуждающих правительство исполнить наконец свое обещание. 24 марта 1973 года был принят указ под номером 73/135 о создании национальной нефтеочистительной компании с целью строительства завода в Виктории.

И тем не менее работы начались совершенно неожиданно. Ранним сентябрьским утром население Виктории было потрясено прибытием громадной партии оборудования на грузовиках и трейлерах. Колонна по неизвестным причинам застряла в Хаф-Майл-Джанкшэн. Почти мгновенно собралась огромная толпа: люди рассматривали диковинную кавалькаду, держась на почтительном расстоянии. Вскоре, впрочем, вся эта махина отбыла в Кейп-Лимболу. А впереди нее несся красный джип с включенной «мигалкой» и пронзительной сиреной.

Через несколько дней бульдозеры уже принялись за работу, сметая все подчистую в своем победном шествии, в том числе и пальмовые деревья, что вызвало переполох среди доброй сотни виноторговцев. Они немедля собрались и выбрали делегацию для переговоров с властями.

Делегацию приняли. Виноторговцы заявили, что власти несут убыток, а могли бы извлечь доход от продажи пальм. Они готовы платить по пятьсот франков за каждое дерево. Встреча была непродолжительной, а ответ – краток: строительство не может быть остановлено только из-за того, что кому-то хочется пить пальмовое вино. Огорченные виноторговцы решили действовать на свой страх и риск. Взятые напрокат электропилы не смолкали всю ночь. Двадцать человек вторглись на строительную площадку и спилили около двух сотен пальм. Пришлось вызвать должностных лиц для наведения порядка. Территорию взяли под охрану. Впрочем, на нее никто больше и не посягал. Один из виноторговцев позже высказался: «Когда слон убит, каждый имеет право на кусок его мяса».

Бульдозеры крушили все на своем пути с таким остервенением, что стороннего наблюдателя брала оторопь, смешанная с чувством благоговения перед мощью человека в его состязании с природой. Грубый и неровный ландшафт преобразился в идеально гладкую площадку. Временные конторы и сборные домики будто выросли из-под земли. Были проложены дороги, созданы все современные удобства для строителей.

Затем вспыхнул квартирный бум. Сюда хлынул поток инженеров, землемеров и прочих специалистов. Все они нуждались в крыше над головой. Тут же домовладельцы взвинтили плату. Цены на жилье подскочили чуть ли не вдвое и продолжали фантастически расти. Тем, кто был не в состоянии платить столь бешеные деньги, предложили срочно съехать с квартиры. Многие оказались в затруднительном положении, но у компаний не было выбора, и они платили.

Бюро по трудоустройству были запружены безработными. А вскоре город заполонили проститутки, стекавшиеся сюда из всех уголков страны в надежде урвать свой кусок от «нефтяных денег». Людей с тугим кошельком легко распознавали по пробковым шлемам и желтым дождевикам. «Я там, где нефть, и я сколочу капиталец, уж будьте уверены». Они брали взятки у своих менее удачливых собратьев, уверяя, будто работают на СОНАРА и смогут помочь им.

Пожалуй, стоит упомянуть тут о любопытном случае в одном кабачке. Какой-то водитель, вынув пухлый конверт с жалованьем, на глазах у всех стал пересчитывать деньги. Присутствующие были ошеломлены – в пачке оказалось сто пятьдесят тысяч франков! С торжествующим видом он заявил, что угощает всех. Вино текло рекой, пока бумажник не опустел. Но это вовсе не испортило настроения его владельцу – он лишь небрежно бросил, что на следующей неделе заработает еще сотню тысяч франков.

Таких людей было предостаточно – из-за них стало невозможным что-либо купить. Они не торговались, они платили. Поэтому все торговки и на Нижнем рыбном базаре, и на Новом городском рынке души в них не чаяли.

Ночные клубы ломились от посетителей. Танцевальные площадки были набиты битком. Неумолчный гул голосов тонул в назойливом гаме репродукторов. Словно в дурмане, крутились пары, очумев от сигаретного дыма и покрываясь испариной от духоты. То тут, то там вспыхивали шумные ссоры и драки между мужчинами, когда девушке предстояло выбрать себе провожатого. Церковная улица – сердце ночной жизни Виктории – приобрела скандальную славу. Средь бела дня там все еще можно было встретить слоняющихся пьяниц. Да, такой стала Виктория – некогда захудалый городок, а ныне преуспевающий нефтяной город!

Строительная площадка поглотила немало человеческих жизней. Участились смертельные травмы среди рабочих: кто-то разбивался, кого-то сбивал грузовик, кому-то отрезало пальцы… Все это в порядке вещей на любой строительной площадке. Но местное население установило истинную причину – боги разгневаны и мстят за то, что перед началом работ не были совершены традиционные обряды. Богов надо бы задобрить.

Эти слухи дошли до прораба, мистера Лафайета. Он вовсе не счел их пустяком, не стоящим внимания, а принял безотлагательные меры, благо под рукой имелась изрядная сумма на непредвиденные расходы. После совершения положенного ритуала боги угомонились, и несчастные случаи стали редкостью.

Два года и девять месяцев ушло на сооружение исполинского комплекса. На пятидесяти четырех гектарах разместились резервуары для нефти, вышки, километры переплетающихся трубопроводов, служебные помещения, конторы, цеха и прочее. Все – от генерального директора до сторожа на проходной – трудились не покладая рук и теперь с нетерпением ждали официальной церемонии открытия. Каждый ощущал свою причастность к великому событию. Поистине, это был настоящий взлет. Камерун вступал в Нефтяной клуб!

Вот что может дать развивающимся странам международное сотрудничество, высокий профессионализм и использование передовой технологии!

В тот памятный день с семи утра такси устремились к заводу, доставляя пассажиров из Баток-парка. На этом деле таксисты недурно подзаработали. Позже проследовали автомобили местного руководства и почетных гостей. Им пришлось выехать заблаговременно, пока не перекрыли движение в ожидании правительственного эскорта. В девять тридцать показался правительственный кортеж. Черные «мерседесы», «пежо-504», «датсуны» проносились под восторженные приветствия толпы.

В девять сорок пять на стоянках для машин и на трибунах для зрителей не оставалось ни одного свободного места. Взволнованным голосом радиокомментатор сообщал, что видит перед собой лишь «море людских голов». Но несмотря на такую скученность, все находились в торжественно-приподнятом настроении и вели себя спокойно.

Стояло ясное и теплое утро. Спасибо вождям и богу дождя. Какая-то школьница и беременная женщина потеряли сознание. Но этот эпизод прошел незамеченным. Санитары тут же приволокли носилки, и «пострадавших» увезли в ближайшую больницу.

– Не забудь захватить на завод двадцатилитровый кувшин, – предупредил Ндумбе свою жену. – Уж поверь мне, ты его наполнишь там вином доверху, – добавил он уверенно. – Я опустошил свой бензобак, и у меня хватит горючего только дотянуть до места. Вот было бы здорово, если б у меня был большой грузовик.

Жена вспылила:

– Как я потащусь туда пешком с двадцатилитровым кувшином, и к тому же я иду не одна, а с другими женщинами.

– Другие женщины тоже возьмут с собой кувшины. Как ты не понимаешь, что мы не можем упускать такую возможность!

Ндумбе рассказал жене, что вся ночь накануне торжества прошла в интенсивных приготовлениях. Всех ждет бесплатное угощение. По такому случаю забито пятьдесят коров, чтобы никто не был обделен. Несколько резервуаров наполнили вином и пивом. А тот, кто приедет на своей машине, сможет заправить ее бесплатным бензином. Большой слон убит, и каждый камерунец имеет полное право на кусочек его мяса. Жена Ндумбе слушала его с таким изумлением, что ему стало ясно – она не очень-то верит его словам.

В десять часов вертолет президента завис над нефтеочистительным заводом. Сперва он повернул на запад, затем, взяв курс в сторону моря, круто развернулся и медленно пошел на снижение. Когда вертолет коснулся, бетонированной полосы, моторы отчаянно взвыли, а вращающиеся лопасти подняли целую тучу коричневой пыли. Любопытная публика, сгрудившаяся прямо возле посадочной площадки, инстинктивно отпрянула – одни повернулись к нему спиной, другие прикрыли лица носовыми платочками.

Дверь распахнулась, и появился сам президент. С широкой улыбкой он приветственно помахал рукой и стал спускаться по трапу. Шквал ликования прошел по толпе – все визжали, махали, аплодировали. Загрохотали барабаны, и женщины затянули свою национальную песню. Толпа подхватила ее. Эта сцена живо напомнила мне один футбольный матч, свидетелем которого я был на знаменитом стадионе Уэмбли в Англии в 1969 году. Англичане играли с французами. Счет был пять ноль в пользу хозяев поля. На последних минутах матча английские болельщики, завзятые фанатики, во все горло заорали свой гимн. Стадион Уэмбли, вмещающий около сотни тысяч зрителей, буквально взрывался каждый раз, как очередной ряд втягивался в пение, – один ряд публики начинал через несколько секунд после другого, и последние ряды прогремели: «Слава! Слава! Аллилуйя!», когда первые уже давно смолкли. Совершенно то же самое происходило и здесь, когда толпа запела с диким пылом и неистовым воодушевлением.

Глава государства обошел почетный караул и направился к трибуне. В это время две девочки в одинаковых безупречно белых кружевных платьицах и в белоснежных перчатках засеменили степенно к красной дорожке. Подойдя к президенту, они сделали изящный реверанс.

– Добро пожаловать в СОНОРА, ваше превосходительство президент республики, – пролепетали девочки одна за другой на английском и французском языках, протянули ему гигантские букеты из алых и белых цветов и, обмирая от восторга, подставили щечки для поцелуя. Президент улыбнулся и поцеловал их.

Затем последовало награждение отдельных лиц и два выступления. Первым приветствовал главу правительства доктор Е. М. Л. Эндели, президент отделения Камерунского союза, вслед за ним произнес речь Филемон Янг, министр горнорудной промышленности и энергетики. Апогеем церемонии стало разрезание ленточки, торжественное открытие мемориальной доски и краткий осмотр самого завода.

Ндумбе опоздал, и поэтому пришлось оставить машину в двух километрах от завода. Теперь он ломал голову над тем, как бы ему все-таки пробраться сюда со своим грузовичком. Нгово, его жена, увидев компанию знакомых женщин, смекнула сразу, что ей не стоит присоединяться к ним, так как ни у одной из женщин не было кувшина.

Толпа начала постепенно расходиться. Ндумбе пристроился в хвост длинной очереди у ресторана, и тут он в растерянности заметил список в руках офицеров охраны – они проверяли приглашения на банкет по мере того, как очередь продвигалась. Но ведь ему сказали, что будет бесплатное угощение для всех! И он не получил никакого приглашения. Да он же вкалывал не хуже других! Или, может быть, он не туда попал? Ндумбе огляделся вокруг. У каждого был пригласительный билет. Пожалуй, лучше ретироваться с честью, чем напороться на оскорбление. Кому охота попадать в дурацкое положение, когда перед твоим носом захлопывают дверь!

Обогнув административное здание, он увидел кольцо охраны, сдерживающей напор толпы, и в последний раз оглянулся на очередь, в которой только что стоял.

– Эй, ты там, не создавай пробку. Двигайся, и поживей! – рявкнул полицейский. Ндумбе заторопился, недоумевая, почему полицейский накинулся именно на него.

Нгово все еще волокла пустой двадцатилитровый кувшин, высматривая открытые резервуары, наполненные вином.

– Ну ты, с кувшином, пошевеливайся! – Полицейский уставился на нее, и она внезапно сделалась мишенью для всеобщих насмешек. Ей стало обидно до слез! С какой стати она мается с кувшином в такой великий день! Ну и задаст же она своему муженьку хорошую взбучку!

В тот вечер она долго ждала его возвращения. Он пришел очень поздно, усталый, голодный да к тому же без машины.

– Послушай, что случилось, – начал он виновато. – Они таки не наполнили бак бензином, и мне пришлось тащиться домой на своих двоих.

Нгово разразилась безудержным смехом, и по ее щекам потекли слезы.

– Поделом тебе!

Ндумбе лишь взглянул на жену.

– Я ужасно голоден, – сказал он просто. – Ведь там так и не было бесплатного угощения.

– Да, но и дождя не было, и праздник удался на славу, – ласково добавила Нгово, накрывая на стол.

– Подожди минутку. – Ндумбе направился в спальню и вернулся оттуда с зажженной лампой. Нет, так не бывает, чтобы все шло как по маслу. Они будут проводить свой роскошный бал под дождем!

Ндумбе задул пламя своим дыханием. На короткий миг оно вновь вспыхнуло и тут же погасло. Через несколько минут раздалось первое постукивание дождевых капель по крыше. Дождь хлестал и хлестал всю ночь, и не переставая выл ветер.

ЖАЖДА СВОБОДЫ

Самсон Нгомба, заключенный № 2986600, находился под строгим надзором, так как его сокамерники единодушно утверждали, что он спятил. Ни с того ни с сего он закатывался до слез истерическим смехом, а порой часами сидел неподвижно, погруженный в свои мысли.

Тюремная администрация, естественно, встревожилась, ибо Нгомба был у нее на хорошем счету – тихий, послушный, короче, благонадежный заключенный.

Иногда на него находило – тогда Нгомба забирался на импровизированную трибуну и изображал политического лидера:

– Братья, я взываю к вам! Я выступаю за единство, правду и демократию. В единстве мы выстоим, поодиночке – пропадем!

Таким накатанным вступительным словом, сопровождавшимся одобрительными возгласами: «Правильно! Давай, валяй дальше!» – он всегда начинал свою пламенную речь, над которой потешалась вся камера. По мере того как он входил в раж, становилось ясным, что Нгомба уже успел где-то хорошенько ознакомиться с основными статьями конституции.

– Наша страна будет великой! Наш народ станет гордостью Африки и всего мира, – гремел оратор, потрясая в воздухе кулаком. – Во имя этой благородной цели мы будем неустанно бороться против племенного строя и всех политических раздоров. Мы будем сражаться за установление солидарности и братства между гражданами Камеруна!

Оглушительные аплодисменты сотрясали стены. Ему скандировали:

– Молодец! Браво!

И Нгомба с восторгом затягивал песню, которую он называл песней Свободы. По его словам, она принадлежала перу известного политического деятеля в Нигерии, блаженной памяти Мази Мбону Оджике по прозвищу «Король Бойкота». Нгомба запевал:

 
Свобода для всех, свобода для меня, Пусть всюду царит свобода!..
 

Хор дружно подхватывал:

 
Свобода, свобода, Пусть всюду царит свобода!
 

Выступления Нгомбы весьма развлекали местное общество и разряжали столь обычную в тюрьме напряженную атмосферу. В конце концов его «братья» сошлись во мнении, что в словах Нгомбы, пожалуй, есть резон. Его жалели, ему сочувствовали! Но он был, как и все они – воры, убийцы, террористы, – врагом общества.

Нгомбу приговорили к двадцати годам тюремного заключения за растрату государственных денег – почти миллиона франков. Он тяжко горевал, вспоминая те печальные обстоятельства, что привели к роковым для него последствиям. Как и водится, самый закадычный дружок обвел его вокруг пальца. Ах, Моника и Марильза, две отличные девчонки, с которыми он так чудесно проводил время! Его поездки в Дуалу в свободные дни! Крупные слезы градом катились по изможденным щекам, когда он мысленно возвращался в прошлое и видел себя на скамье подсудимых. А эта душераздирающая сцена перед зданием суда! Фараоны уводят его, и взволнованная толпа цепенеет в гробовом молчании.

Ох, до чего же он был зол на себя! Его сердце разрывалось на части при мысли о незащищенности молоденькой жены, оставленной на произвол судьбы. Он терзался от ревности, представляя ее в объятиях другого. Двадцать лет – долгий срок! Будет ли она ему верна? Он всячески гнал от себя эти мучительные сомнения, и лишь надежда на скорую амнистию по случаю десятой годовщины независимости Камеруна исцеляла его израненную душу.

Тюремный врач во время еженедельного обхода уделил Нгомбе целых двадцать минут, но не нашел ничего серьезного. Нгомба доверительно поведал доктору Стюарту, что совершенно ясно видел во сне, как президент республики подписывает указ об его помиловании. Он клятвенно заверял, что по радио Яунде вскоре передадут сообщение, содержащее текст указа, и его имя будет стоять первым в списке. Он неустанно цитировал Декларацию прав человека.

Доктор Стюарт внимательно выслушал тираду своего пациента, одобрительно кивая головой и проявляя явный интерес к собеседнику. Его диагноз был кратким: «Временное помрачение рассудка. Это пройдет».

Приближалось первое января 1970 года, и по поведению Нгомбы все поняли, что он по-прежнему одержим навязчивым желанием обрести свободу, – узник стал считать дни до предполагаемого освобождения. Он не находил себе места и раздражался по малейшему поводу.

Накануне у него произошла стычка с надзирателем. Нгомба заявил, что ноги его здесь никогда не будет.

– Не дури, – усмехнулся надзиратель, – вот увидишь, не пройдет и года, как ты снова тут окажешься. Ты – вор, а вор – всегда вор, и ничего больше.

– Нет, я не вор! – возмутился Нгомба. – Я случайно влип в историю, и меня «подставили».

– Как ты думаешь, сколько раз я слышал подобное в этих стенах? – Надзиратель расхохотался. – Слишком много раз, старина, и у всех одна и та же песенка: я тут ни при чем, влип случайно, меня «подставили»! Желаю тебе удачи, и дай бог, чтобы твоя мечта об амнистии сбылась.

Как жестоко со стороны надзирателя говорить ему такое! Нгомба тяжело вздохнул и принялся за работу, но лицо его сразу осунулось и помрачнело. Теперь-то он знал, что тюрьма – отнюдь не самое лучшее место на свете, и твердо решил не впутываться более ни в какие темные делишки. О чем только не передумано было им за эти бесконечные дни и ночи, но главное не давало покоя: до первого января 1970 года оставалась всего неделя и – никаких новостей!

– Когда же наконец я выберусь из этой дыры? – спросил он надзирателя на следующее утро.

– Тебе еще предстоит долгий путь на свободу, дружище. Лучше выбрось из головы пустые бредни, – добавил он насмешливо.

– Почему вы мне не верите? – взорвался Нгомба. – Я же видел все это во сне. И вы не имеете права держать меня здесь! – Его голос перешел на пронзительный визг. Тюремщик оторопело уставился на заключенного. Столь бурная вспышка была ничем не вызвана, и к тому же в глазах Нгомбы ему почудился дьявольский блеск. Он поспешил доложить об этом случае главному надзирателю и убежденно добавил, что парень «явно не в себе». На основании его слов и врачебного заключения Самсона Нгомбу поместили в одиночку. Он имел исключительно сильное влияние на своих сокамерников, а неприятностей надо было избежать во что бы то ни стало. С тех пор Нгомбу прозвали «Джозеф Фантазер».

Там, в одиночке, Нгомба и замыслил побег. Если тюремное начальство смеет игнорировать указ президента, ему не остается ничего другого, как самому приняться за дело. Он не намерен праздновать десятую годовщину независимости Камеруна за решеткой! Теперь или никогда!

Была полночь. Стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь чьим-то громким храпом из соседней камеры. Нгомба прополз в потемках на четвереньках, а затем на цыпочках подкрался к двери. Вдруг он замер, насторожившись, – где-то совсем рядом ему почудились тяжелые шаги часового. Не хватало еще, чтобы его засекли, и он отпрянул в глубь камеры. Тотчас дверь распахнулась, впуская широкую полосу света. На ее фоне отчетливо проступил силуэт охранника. Через несколько секунд дверь с шумом захлопнулась, и у Нгомбы отлегло от сердца. Он переждал немного и выскользнул из камеры. Тюремный двор был обнесен кирпичной девятифутовой стеной.

Он с трудом дышал, когда свалился в кусты по ту сторону тюремной ограды, казалось, из легких вышибло весь воздух. Острая жгучая боль свела правую ногу, и он, стараясь не шелохнуться, лежал на земле, а в груди гулко стучало сердце – тук-тук-тук. Под дуновением ветерка колыхалась слоновая трава, и лишь писклявый свист полуночника ловило его настороженное ухо. Из-за стены не доносилось ни звука.

Наконец-то он свободен! Пока все идет гладко, как и было задумано. Он поздравил себя. Если Лионга ждет его в условленном месте, тогда все в порядке! Он – вне опасности и сумеет к завтрашнему дню благополучно добраться до Дуалы. А там его никто не сыщет!

Да, эта история наделает много шуму! Первый заключенный, совершивший удачный побег из местной тюрьмы за все время ее существования! Будьте уверены, завтра все газеты раструбят об этом! О, как они забьют тревогу – по радио передадут его приметы, его фотографии запестрят на газетных полосах, и, разумеется, будет объявлено вознаграждение за любые сведения о нем.

Другие заключенные также ухитрялись бежать из этой тюрьмы, но в конечном итоге голод и усталость оказывались прекрасными союзниками их преследователей. И к тому же они бросались необдуманно в буш, стремясь изо всех сил уйти как можно дальше от тюрьмы, – и становились легкой добычей.

Может ли то же самое произойти с ним? Эта мысль не давала ему покоя. У него в запасе не более получаса, пока они очухаются, обнаружив его исчезновение. Тут же по телефону будет объявлен розыск, всю полицию поднимут на ноги, и все дороги перекроют.

Он прополз триста ярдов до высокой слоновой травы и проворно нырнул в ее гущу. Эта местность была ему хорошо знакома еще с той поры, когда его вместе с другими заключенными направляли сюда на заготовку сочных трав для коров и поросят. Сейчас, вспоминая те промозглые утренние «прогулочки», когда на тебе лишь протертые до дыр белые шорты да легкая курточка, он молил об одном: чтобы все его мучения не пропали втуне.

Жесткая трава и колючий кустарник полосовали ноги, то и дело он спотыкался, падал, разбивая колени, но боли не ощущал. Дорога каждая минута, и он силился сохранить тот бешеный темп, который сам для себя установил.

Вскоре он очутился на голой полянке возле дороги, ведущей в деревню. Здесь всегда проходила их «рабочая бригада». «Да, это тот самый пятачок», – с удовлетворением отметил он. А что, если Лионга подведет его? Нгомба похолодел при этой мысли. Ждет ли он там, где они сговорились? Сумел ли заполучить такси? Это было важным звеном в цепи. Осечка – и все пойдет прахом. Нгомба успокоился, лишь когда в потемках различил слабый контур автомобиля. Как и было условлено, вспыхнул огонек сигареты и раздались три коротких гудка, которые означали: «Путь свободен».

Нгомба незаметно подкрался к машине. Он судорожно глотнул воздух, но его лицо просветлело, когда человек у машины обернулся.

– Так тебе это все-таки удалось! – воскликнул тот обрадованно.

– Я же сказал, что все будет как надо, – ответил Нгомба с облегчением.

– Да, все будет в порядке, если ты не потеряешь голову и не натворишь глупостей, – предупредил Лион-га. – У нас все шансы ускользнуть от погони.

– Вещи с тобой? – нетерпеливо перебил его Нгомба. – Времени в обрез.

Тот, другой, кивнул на багажник автомобиля. Вмиг тюремная одежда была сброшена, и перед Лионгой предстала стройная и высокая женщина неопределенного возраста в отлично сшитом платье и с траурной повязкой на голове.

– Ты в самом деле считаешь, что тебе следует разгуливать в этом наряде? – Лионга озадаченно разглядывал его.

– Не морочь мне голову. Я давно все обдумал. Не о чем волноваться, – уверял Нгомба. – Они будут искать мужчину, а не женщину. Улавливаешь, старина?

– Может, все и обойдется. Но ты всегда должен помнить, что ты – женщина. Ну ладно, не мешкай, садись быстрей, отчаливаем!

Рев машины раздался в тишине ночи, и, минуя ухабы и рытвины, она выбралась на дорогу. Нгомбе необходимо было сесть на первый поезд, следующий до того места, где он смог бы затаиться на время, пока шумиха, поднятая в связи с розыском беглого преступника, не затихнет.

На центральной железнодорожной станции в Дуале он покупал билет, как вдруг его внимание приковал полицейский на другом конце перрона. Он стал напряженно краешком глаза следить за полицейским и заметил, что тот идет в его сторону. На мгновение Нгомба словно прирос к земле, затем поблагодарил кассира нежным голоском и грациозно засеменил по платформе в противоположном направлении. Но ему казалось, что полицейский все время смотрит на него.

Нгомбу захлестнула волна страха. И тут его осенило – туалет! Вот, пожалуй, самое безопасное место, где можно преспокойно дождаться отправления поезда. Он ринулся к туалету, вошел в кабинку и захлопнул за собой дверь. Здесь он перевел дух, лихорадочно поправляя повязку на голове и вытирая пот с лица и шеи.

Нгомба спохватился, когда до его слуха донесся отдаленный гудок паровоза. Он распахнул дверь, кинулся на платформу и… налетел прямо на полицейского, чуть не сбив его с ног.

– Извините! – Нгомба съежился под сверлящим взглядом полицейского, пытаясь прошмыгнуть мимо него.

– Прошу прощения, мадам, – начал полицейский вежливо. – Но не пройдете ли вы со мной в кабинет начальника станции. Мне надо с вами поговорить.

– Я не могу… я должна успеть на поезд. – Нгомба махнул рукой в знак протеста. Но полицейский решительно преградил ему дорогу и выразительно указал на дверь, из которой только что вышел Нгомба.

– А это как понимать?

Нгомба посмотрел, и сердце у него заныло. На двери висела табличка «Messieurs».

Полицейский доложил начальнику станции об этом случае и напомнил ему о сообщении, полученном из Буэа о сбежавшем преступнике.

– Эта женщина, – сказал он, – слишком мужеподобна, у нее нет и признака груди и никакого намека на что-то сзади.

С тягостной тревогой в душе сидел Нгомба перед начальником, пристально изучающим его.

– Почему вы вошли в мужской туалет, когда рядом была дверь с надписью «Mesdames»? – был задан вопрос. Последовал вполне логичный ответ:

– Я не умею читать по-французски. И… у меня умер отец на прошлой неделе, вот почему я сбрила волосы на голове, – пробормотал Нгомба жалобно, снимая повязку.

Начальник с недоумением взглянул на странную женщину. «Разве ее спрашивали об этом?» Внезапная догадка пронзила его, и он тотчас вызвал женщину-полицейского.

– Необходимо установить, кто это в действительности. – Он кивнул на Нгомбу. – Забавный и непонятный случай. Здесь что-то не так!

Женщина-полицейский медлила в нерешительности, и начальник коротко пояснил:

– Осмотрите ее как следует, ясно?

Женщина-полицейский отметила для себя особый акцент на словах «как следует». Именно это она и собиралась сделать.