Текст книги "Геенна огненная"

Автор книги: Жорис-Карл Гюисманс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Опьяняющее чувство молодости охватило его. Дюрталь подошел к зеркалу. Его усталые глаза прояснились, лицо не казалось обрюзгшим, усы стали более благообразными, а волосы потемнели. «Хорошо, что я сегодня побрился». Но чем больше он вглядывался в зеркало, которое обычно игнорировал, тем яснее проступали его прежние черты. Его фигура, выросшая, подчиняясь душевному взлету, снова осела, и грусть осенила его задумчивое лицо. «Да, это не та внешность, которая нравится женщинам. Почему она выбрала меня? Ей бы не составило труда соблазнить кого угодно. Ну ладно, хватит пережевывать одно и то же. По правде говоря, моя любовь носит скорее головной характер. Все это ненадолго, и я уверен, что справлюсь с этим и не впаду в безумство».

IX

Он лег спать с мыслями о ней и, проснувшись, первым делом подумал о мадам Шантелув. Он перебирал, словно четки, различные соображения, терялся в догадках, устанавливал причинно-следственные отношения между фактами. Он снова спрашивал себя, почему она ни разу прежде не дала ему понять, что он ей нравится. Ни одного обнадеживающего взгляда, ни одного слова! И вдруг эта переписка! Куда проще было бы пригласить его к обеду или найти какую-нибудь другую возможность встретиться с ним у нее или на нейтральной территории.

Видимо, все дело в том, что это выглядело бы слишком банально. Она, должно быть, искушена в подобных вопросах. Она понимает, что лучше действовать инкогнито. Неизвестность разжигает воображение, воспаляет ум, подготавливает душу. Она хотела внести смятение в мое сердце и только после этого предпринять атаку, открыв свое имя.

Если это действительно так, то нельзя отказать ей в хитрости. Но, может быть, она просто слишком романтична? Или актриса по натуре? Ей нравятся интриги и она предваряет банальное блюдо пикантными аперитивами!

А ее муж, Шантелув? Дюрталь внезапно подумал о нем. Она так неосторожна, что ему легко выследить ее. Она назначает свидание в девять вечера, а ведь куда проще встречаться с любовником утром или днем, уйдя из дома якобы за покупками.

На этот новый вопрос он не мог найти ответа. Все это показалось ему неважным. Он снова впал в состояние, которое испытывал, гоняясь за незнакомкой, придуманной им во время чтения писем.

Ее образ окончательно изгладился из его памяти. Реальная, живая мадам Шантелув бередила его воображение, накаляла его разум и чувства. Он страстно желал ее и возлагал большие надежды на следующую встречу. А если она не придет? При мысли об этом он похолодел. Сумеет ли она ускользнуть из дома? А может быть, ей захочется подразнить его, подогреть тем самым его чувства?

«Пора кончать со всем этим бредом». Душевная лихорадка вот-вот окончательно парализует силы! Он беспокоился, как бы тревожное волнение не сказалось потом, в самый решительный момент, и не сделало из него посмешище.

«Лучше всего будет не думать больше об этом». И он отправился к Карексам, где его ждал обед в компании астролога Гевэнгея и де Герми.

«Это отвлечет меня от навязчивых мыслей», – пробормотал он, ощупью продвигаясь в кромешной темноте башни. Де Герми услышал его шаги и открыл дверь. Мазок дневного света лег на черную спираль ночи.

Достигнув лестничной клетки, Дюрталь увидел своего друга, в одной рубашке, без пиджака, одетого в фартук.

– Как видишь, дело идет полным ходом!

Он стоял над кастрюлей, в которой что-то бурлило, то и дело поглядывая на часы, которые он подвесил на гвоздь рядом с плитой. В его быстрых взглядах чувствовалась уверенность механика, наблюдающего за ходом своих машин.

– Посмотри! – он приподнял крышку.

Дюрталь наклонился и сквозь облако пара разглядел в кипящей жидкости какую-то мокрую тряпку.

– Это и есть та самая ляжка?

– Да, друг мой. Она завернута в материю, и воздух не имеет к ней доступа. Она должна тушиться в этом бульоне, согласись, довольно наваристом. Я бросил туда щепотку сухой травы, несколько долек чеснока, нарезанную кружочками морковь, лук, добавил мускатный орех, лавровый листок и чебрец. Пальчики оближешь… надеюсь, Гевэнгей не заставит себя ждать, так как это блюдо ни в коем случае нельзя передерживать на огне.

Откуда-то вынырнула мадам Карекс.

– Входите же, муж ждет вас.

Дюрталь застал его за разборкой книг. Они пожали друг другу руки. Дюрталь подошел к протертым от пыли книгам, разложенным на столе.

– Это что за исследования? О технике литья колоколов? Или о связи колоколов с богослужением? – спросил он.

– О литье? Нет. Хотя в них можно найти отдельные сведения о мастерах прежних лет или о сплавах красной меди и олова. Искусство литья колоколов за последние три века пришло в упадок. Оно процветало в средние века. В плавящиеся массы часто бросали драгоценности и добавляли благородные металлы. А может быть, дело в том, что теперь во время плавки никто не молится святому Антуану Эрмиту. Не знаю. Почему-то теперешние колокола все на один голос, безразлично покорный. А когда-то они походили немного на старых слуг, которые воспринимались уже как члены семьи и разделяли все выпавшие на ее долю радости и горести. А теперь что они могут дать духовенству и пастве? Они отошли на второй план, и за ними ничего больше не стоит.

Вы спросили, не идет ли речь в этих книгах о роли колоколов в литургии. Да, в большинстве из них кратко описывается смысл колокольного звона в те или другие моменты богослужения. Тут почти нет разночтений.

– Расскажите об этом.

– Что ж, если вас это интересует, попробую. Согласно Гийому Дюрану, твердость металла символизирует силу проповеди, соприкосновение языка колокола с его стенками выражает идею необходимости для проповедника побороть собственные пороки, а не заниматься обличениями других. Колокол держится на перекладинах, имеющих форму креста, а веревка, к которой раньше прибегали, чтобы звонить, воплощает мудрость Святого Писания, берущую начало от этого креста.

Более древние авторы трактуют символику колоколов почти так же. Жан Белеф, живший на рубеже XII и XIII веков, тоже считал, что колокол соотносится с образом проповедника. По его мнению, маятникообразное движение колоколов обозначает, что проповеднику следует возвышать и понижать голос, чтобы донести свою речь до сердец тех, кто его слушает. Гюг де Сен-Виктор называл ударную часть колокола языком богослужения. Сталкиваясь со стенками колокола, он проповедует истинность Ветхого и Нового Завета. А один из первых литургистов, Фортунат Амалер, сравнивал основную часть колокола со ртом, а ударник с языком проповедника.

– Но, – растерянно произнес Дюрталь, – в этом нет… как бы это сказать… особой глубины.

Дверь распахнулась.

Карекс поприветствовал Гевэнгея и представил его Дюрталю.

Мадам Карекс хлопотала вокруг стола, а Дюрталь приглядывался к новому гостю.

Он был небольшого роста, носил мягкую фетровую шляпу и был закутан, как водитель омнибуса, в синий плащ с капюшоном.

Его голова имела яйцевидную форму, череп просвечивал сквозь падающие на шею волосы, напоминавшие волокна высохшего кокосового ореха, его нос был с горбинкой, постоянно раздутые ноздри походили на гигантские трюмы, над беззубым ртом топорщились пепельные усы, бородка удлиняла энергичный подбородок. При первом взгляде его можно было принять за резчика по дереву или за художника-миниатюриста, специализирующегося на изображении святых. Но, более пристально вглядевшись в его близко посаженные глаза, серые, круглые, немного косящие, вслушавшись в его голос, присмотревшись к его заискивающей манере держаться, наблюдатель невольно задавался вопросом: из какой ризницы выскочил этот человечек?

Он снял дождевик и оказался в черном сюртуке, какой носят плотники. Его шею обвивала золотая цепь, выползавшая из оттянутого кармана старого жилета. Гевэнгей сел и положил руки на колени. На какое-то мгновение Дюрталь потерял дар речи.

Они были огромные, вздувшиеся, усыпанные оранжевыми пятнами. Пальцы, заканчивавшиеся белесыми, коротко остриженными ногтями, были унизаны массивными кольцами, оправа которых закрывала всю фалангу, и перстнями.

Он перехватил взгляд Дюрталя, устремленный на его руки, и улыбнулся.

– Вас заинтересовали мои кольца? Они сделаны из трех металлов – золота, серебра и платины. На этом изображен скорпион – это знак, под которым я родился; это два сцепленных треугольника, видите, один расположен вершиной вверх, а другой вершиной вниз – это символ вселенной, так называемое кольцо Соломона; а вот это, небольшое, – он указал на кольцо, которое было бы более уместно на женской руке, с крохотным сапфиром и двумя розами по краям, – память об одной особе, которой я составлял гороскоп.

– А! – только и смог ответить Дюрталь.

– Обед готов, – объявила мадам Карекс.

Дюрталь посмотрел на де Герми. Он уже избавился от фартука и в плотно облегавшем его костюме из шевиота, раскрасневшийся от плиты, придвигал к столу стулья.

Мадам Карекс разлила суп, и все замолчали, понемногу зачерпывая кушанье у самого края тарелки, где оно не было таким горячим. Затем жена звонаря внесла баранью ногу и поставила ее перед де Герми, чтобы тот разрезал ее.

Она была восхитительного красного цвета и истекала соком под ножом. Все застонали от наслаждения, отведав этого мяса, подслащенного белым соусом из каперсов, с ароматным пюре из вареной репы.

Де Герми раскланялся, принимая комплименты. Карекс наполнил бокалы. Он уделял особое внимание Гевэнгею, так как был несколько смущен ссорой и хотел загладить эту старую историю. Де Герми перевел разговор на гороскопы. Тут уж Гевэнгей развернулся. Он самодовольным голосом повествовал о своих изысканиях, о том, что составление гороскопа требует не меньше шести месяцев, об изумлении, которое испытывают люди, когда слышат, что пятисот франков мало, чтобы оплатить его труд.

– Не могу же я работать за гроши, – пояснил он, а затем продолжил. – Но многие сейчас недооценивают астрологию, а ведь к этой науке в древности относились с большим почтением. Особенно ей поклонялись в средние века. Вспомните хотя бы портал в Нотр-Дам, археологи, не осведомленные в христианской и оккультной символике, называют его части вратами Страшного Суда, вратами Девы Марии и вратами святой Анны и святого Маркела. Но на самом деле в нем представлена триада: Мистика, Астрология и Алхимия. Ведь это основные науки средних веков. Сейчас меня часто спрашивают: «А правда ли, что звезды влияют на судьбу человека?» Не буду вдаваться в детали, интересные лишь посвященным, но это влияние на характер человека не менее очевидно, чем воздействие некоторых планет, ну, например, луны, на состояние организма мужчин и женщин.

Вам, месье де Герми, как врачу, наверное, известно, что медики Гиллеспан и Джексон на Ямайке и другие специалисты из Восточной Индии, тот же Бальфур, доказали, что созвездия могут влиять на здоровье человека. Обычно в начале лунной фазы число больных возрастает, начинаются эпидемии. Кроме того, существует лунатизм, порасспрашивайте-ка, в какое время происходят обострения? Но к чему разубеждать невежд? – проговорил он удрученно, разглядывая свои кольца.

– Но мне кажется, что астрология уже начала привлекать внимание широкой публики, – заметил де Герми. – Какие-то два астролога печатают гороскопы на четвертой странице газет, рядом с объявлениями о новых лекарственных средствах.

– Позор! Они не освоили даже азов этой науки. Обычные мошенники, выколачивающие деньги. Тут даже не о чем и говорить. Теперь только в Англии и в Америке умеют составлять гороскопы по всем правилам.

– Боюсь, – откликнулся де Герми, – что не только эти лжеастрологи, но также и большинство теософов, оккультистов и толкователей каббалы, расплодившихся в наше время, знает ничтожно мало. Те, с кем я лично знаком, поразительно невежественны и глупы.

– Истинная правда, господа! По большей части это неудавшиеся писаки или же юноши, старающиеся угодить вкусам публики, уставшей от позитивизма. Они заимствуют куски у Элифаса Леви, подворовывают что-то у Фабра д’Оливэ и стряпают свои опусы, что-то невнятное, что они сами не в состоянии толком понять. Весьма жалкое зрелище!

– А ведь тем самым они компрометируют эти науки, выхолащивают их, – вставил Дюрталь.

– К сожалению, – сказал де Герми, – среди них есть не только простофили и глупцы, но и откровенные шарлатаны и хвастуны.

– Например, Пеладан! Кто не слышал этого имени! Этакий игрок в бильбоке! – воскликнул Дюрталь.

– О! уж этот…

– Все эти господа, – заговорил Гевэнгей, – не способны ни к какой практической деятельности. В нашем веке только один человек проник в тайны мистики, не будучи при этом ни святым, ни сатанистом. Это Уильям Крукс.

Дюрталь усомнился в том, что видения, о которых поведал этот англичанин, действительно имели место, и заявил, что ни одна теория не может их объяснить. Гевэнгей взвился:

– Нет, позвольте, существует множество теорий, и, осмелюсь утверждать, все они вполне определенно и ясно дают ответ на этот вопрос. Или видения – это флюиды, исходящие от медиума в состоянии транса и смешивающиеся с флюидами других присутствующих, или же вокруг нас существуют некие бестелесные создания, их можно назвать элементоидами, которые материализуются при некоторых условиях. Есть еще одно мнение, вот уж чистый идеализм, что это вернувшиеся на землю души умерших.

– Все это мне известно, – кивнул Дюрталь, – и внушает ужас. Индусы считают, что существует перевоплощение душ. По их мнению, бесплотные души блуждают по земле до тех пор, пока не воплощаются в новом теле, и так, постепенно, с каждым следующим превращением достигают абсолютной чистоты. Мне же кажется, что одной жизни вполне достаточно. Я предпочитаю небытие, пустоту всем этим метаморфозам, это выглядит более утешительно. Что же касается призывания душ умерших, то одна мысль о том, что какой-нибудь плотник может заставить души Гюго, Бодлера, Бальзака беседовать с ним, приводит меня в неистовство. Нет, как ни гнусен материализм, все-таки до такой мерзости он не опускается.

– Спиритизм – это та же некромантия, проклятая церковью, – произнес Карекс.

Гевэнгей снова бросил взгляд на кольца и допил вино.

– Но вы не можете отрицать, что все эти теории правдоподобны, – сказал он. – Особенно теория элементоидов. Пространство населено микробами, так почему бы ему не изобиловать также добрыми и злыми духами? В воде, в уксусе плодятся организмы, это хорошо видно под микроскопом. Почему же в воздухе не могут существовать наряду с другими элементами некие существа, эмбрионы, которые недоступны зрению человека, даже обостренному при помощи разных приспособлений?

– А ведь коты часто вглядываются с любопытством в пустоту и следят глазами за чем-то, невидимым для нас, – неожиданно вмешалась мадам Карекс.

– Нет, спасибо, – Гевэнгей отказался от салата из одуванчиков с яйцами, предложенного де Герми.

– Друзья мои, – сказал звонарь, – вы забыли еще об одной теории. Церковь приписывает Сатане подобные необъяснимые факты. Католицизм издавна сталкивается с этой проблемой. Вовсе не обязательно ссылаться на якобы первую манифестацию духа, которая произошла, насколько я помню, в Америке в 1847 году в семье Фокс. Призраки умерших являются испокон веков. Святой Августин вынужден был послать священника в епархию Гиппон, где приходили время от времени в движение различные предметы, мебель, ведь, согласитесь, это сильно смахивает на спиритизм. И во времена Теодориха некий святой избавил один дом от нашествия душ усопших. Существуют только два града, град божественный и град Сатаны. И поскольку Бог вне подозрений, то следует признать, что оккультисты и спириты, хотят они того или нет, в какой-то степени служат дьяволу.

– Тем не менее у спиритизма есть свои заслуги, – заметил Гевэнгей. – Он переступил порог неизвестности, снял запреты. В области сверхъестественного он совершил революцию, равную по масштабам той, что произошла в земных условиях в 1789 году во Франции. Благодаря ему общение с потусторонним миром стало более демократичным занятием. Был открыт совершенно новый путь в неизвестное. Но спиритам всегда не хватало настоящих предводителей, у них не было никакой системы, они просто наугад тревожили добрых и злых духов. Чего только не намешано в спиритизме, какая-то болтанка из разных таинств, если можно так выразиться.

– Самое грустное состоит в том, – усмехнулся де Герми, – что практически ничего невозможно увидеть. Я знаю, что многие сеансы проходят успешно, но те, на которых я присутствовал, так ничем и не кончились.

– Это неудивительно, – астролог принялся намазывать на кусок хлеба кисловатый апельсиновый конфитюр, – ведь первая заповедь магии и спиритизма гласит, что в помещении не должно быть скептиков, так как своими флюидами они мешают ясновидцам и медиумам.

– А как же тогда убедиться в существовании этого феномена?

Карекс встал из-за стола.

– С вашего позволения я отлучусь на десять минут.

Он закутался в плащ, и вскоре его шаги затихли.

– Да, уже без четверти восемь, – пробормотал Дюрталь, взглянув на часы.

Некоторое время все молчали. После того как гости решительно отказались от дополнительной порции десерта, мадам Карекс сняла со стола скатерть и постелила клеенку. Астролог теребил свои кольца. Дюрталь скатывал шарики из хлебного мякиша, де Герми, привычно изогнувшись, доставал из кармана японский кисет.

Жена звонаря пожелала всем доброй ночи и ушла в свою комнату. Де Герми взялся за кофейник.

– Помочь тебе? – спросил Дюрталь.

– О, если ты возьмешь на себя труд достать рюмки и откупорить бутылочку ликера, буду тебе благодарен.

Дюрталь открыл дверцы буфета, и в этот момент стены задрожали от ударов в колокола, и комната наполнилась гулом.

– Если в этой комнате живут духи, то им приходится несладко, – сказал Дюрталь, расставляя рюмки.

– Колокольный звон разгоняет призраков и демонов, – наставительно произнес Гевэнгей, набивая трубку.

– Послушай, сюда нужно медленно сливать горячую воду, не займешься ли ты этим? – обратился де Герми к Дюрталю. – А я подброшу топлива в печь, здесь становится холодно, у меня уже мерзнут ноги.

Вернулся Карекс.

– Сегодня довольно сухая погода, и голос колокола звучал внушительно, – Карекс задул фонарь, стянул шапку и снял плащ.

– Ну как он тебе? – шепотом спросил де Герми Дюрталя, кивнув в сторону астролога, утонувшего в клубах табачного дыма.

– Когда он молчит, он похож на сову. А когда начинает говорить, становится слишком авторитарен.

– Один кусочек! – кивнул де Герми Карексу, который взял в руки сахарницу и вопросительно взглянул на него.

– Насколько мне известно, – обратился Гевэнгей к Дюрталю, – вы пишете историю жизни Жиля де Рэ?

– Да. Сейчас я вместе с этим человеком погружаюсь на самое дно сатанизма.

– И поэтому, – оживился де Герми, – нам бы хотелось кое о чем расспросить вас. Только вы в состоянии пролить свет на самую таинственную область сатанизма.

– Что вы имеете в виду?

– Я говорю о злых духах мужского и женского пола, являющихся по ночам.

Гевэнгей помолчал.

– О, это довольно опасный сюжет. Месье в курсе этой проблемы?

– Он знает только то, что по этому поводу существуют разные мнения. Например, дель Рио, Бодэн считают, что эти духи совокупляются по ночам с мужчинами и женщинами.

По их мнению, духи мужского пола похищают семя у спящих мужчин и потом используют его для оплодотворения. Возникают в связи с этим два вопроса. Первый: может ли родиться ребенок от этого духа? Ученые богословы пришли к выводу, что женщина может зачать от злого духа, и утверждают даже, что дети в этом случае рождаются более крупными, чем обычно, и они не насыщаются молоком и трех кормилиц. Второй вопрос состоит в том, кого считать отцом ребенка: демона, совокупившегося с женщиной, или того человека, чье семя он похитил. Существуют некоторые аргументы в пользу того, что настоящий отец – человек, а не дух.

– Синистрарий д’Амено полагал, – заметил Дюрталь, – что речь идет не о демонах, но о существах, занимающих промежуточную позицию между ангелами и демонами, однотипных с сатирами, фавнами и тому подобными языческими персоналками. Они схожи с домовыми, которых всячески ублажали в средние века. Синистрарий писал о том, что они вызывают поллюции у спящих мужчин и наделены большими способностями к воспроизводству.

– Да, об этом известно немного, – согласился Гевэнгей. – Даже Горр, уж на что знаток, изучивший досконально мистику и, в частности сатанизм, только бегло касается этих вопросов. А Церковь вообще молчит и весьма неприязненно относится к тем священникам, которые пытаются разобраться в этом.

– Прошу прощения, – вмешался Карекс, который всегда вставал на защиту Церкви. – Церковь достаточно однозначно высказалась по этому поводу. Об этих духах писали святой Августин, святой Фома, святой Бонавентура, Дени ле Шартрё, Папа Иннокентий VIII и многие другие. Этот вопрос давно разрешен. Католики верят в существование злых духов. Упоминания о них встречаются в житиях святых, если я ничего не путаю, в предании о святом Ипполите. Жак де Воражин рассказывал об одном священнике, которого по ночам искушала являвшаяся ему обнаженная женщина. Он запустил ей в голову епитрахилью и увидел перед собой распростертый труп женщины, которым воспользовался дьявол, чтобы соблазнить этого священника.

– Да, – глаза Гевэнгея блестели. – Церковь признает существование злых демонов. Но если вы разрешите мне договорить, то вам станет понятно, что мое замечание основывается не на пустом месте.

– Вы, месье, – обратился он к де Герми и Дюрталю, – ознакомились с тем, что написано в старинных книгах. Но за последние сто лет многое изменилось. Те факты, о которых я вам расскажу, хорошо известны папской курии, но большинство духовенства о них не знает, и ни в одной книге о них не упоминается.

В настоящее время сон людей чаще нарушают вызванные души усопших, чем демоны. Иначе говоря, раньше злые духи пытались совокупиться с людьми. Теперь же речь идет о чем-то более страшном. В призывании душ умерших наряду со служением дьяволу кроется опасность вампиризма. Церковь находится в нерешительности: хранить ли ей молчание или же признать, что души умерших можно вызвать. Но это признание таит в себе большую опасность, так как оно может способствовать вульгаризации этого процесса, уже и так сильно облегченного спиритизмом.

И Церковь предпочитает держать язык за зубами. Но в Риме не является тайной то, что подобные явления невероятно распространены в монастырях.

– Это доказывает, что их обитатели тяготятся своим одиночеством, – сказал де Герми.

– Это доказывает лишь то, что их души не окрепли и разучились молиться, – возразил Карекс.

– Как бы то ни было, месье, я хотел бы, чтобы у вас сложилась целостная картина. Всех людей, подвергнувшихся нападению злых духов, можно разделить на две группы.

Во-первых, это те, кто сам предался в руки демонов. Их не так уж много. Все они кончают самоубийством или же умирают насильственной смертью.

Во-вторых, это люди, на которых колдовством наслали злых духов. Таких очень много, особенно в монастырях, которые часто осаждаются сатанистами. Обычно жертвы сходят с ума. Психиатрические больницы забиты ими. Врачи и большинство священников не сомневаются в причинах их безумия, и в принципе это заболевание излечимо. Я знал одного чудотворца, который спас многих несчастных. Если бы не он, они бы вопили и корчились по-прежнему под бичами водных струй в душевых. Иногда прибегают к окуриванию, к заклятиям, заговорам, которые пишутся на девственном листе пергамента, троекратно благословленном, к амулетам – и все это помогает избавиться от болезни.

– Разрешите задать вам один вопрос, – прервал его де Герми. – Злой дух чаще является к спящей женщине или к бодрствующей?

– Если эта женщина добровольно решила отдаться нечистой силе, то она обычно бодрствует во время совокупления.

Если же она лишь жертва колдовства, то она грешит во сне или же на нее нападает ступор, лишающий ее возможности сопротивляться. Один из самых известных экзорсистов, доктор богословия Иоханнес, долгое время исследовавший эти явления, говорил мне, что ему приходилось спасать монахинь, которых духи не отпускали по два, три, даже четыре дня без перерыва.

– О, я знаю этого священника, – сказал де Герми.

– А сам акт отличается чем-нибудь от обычного? – поинтересовался Дюрталь.

– И да, и нет. Я несколько теряюсь перед обилием подробностей… – Гевэнгей немного покраснел. – Все то, о чем я могу вам поведать, более чем странно. Злой дух обладает половым органом, который раздваивается и может погружаться сразу в две полости, в два сосуда.

Иногда один отросток движется проторенным путем, а другой удлиняется и доходит до самого подбородка. Представьте себе это удвоенное воздействие! Как оно укорачивает жизнь!

– А вы уверены, что это действительно так?

– Абсолютно уверен.

– И у вас есть доказательства? – отважился спросить Дюрталь.

Гевэнгей помолчал, а потом сказал:

– Я уже столько поведал, что было бы глупо не высказаться до конца. Я не сумасшедший, и у меня не бывает галлюцинаций. Однажды я ночевал в комнате самого ярого сатаниста современности…

– Каноника Докра, – подсказал де Герми.

– Да. Я не спал. Явилась суккуба, злой дух в женском обличье. Она была соблазнительна и очень настойчива. К счастью, я вспомнил заклятие… В тот же день я побежал к доктору Иоханнесу, о котором я уже упоминал. Он сразу же и, надеюсь, навсегда освободил меня от злых чар.

– Боюсь показаться нескромным, но не могли бы вы рассказать, как выглядела эта суккуба.

– Как любая обнаженная женщина, – поколебавшись, ответил астролог.

«Было бы забавно, если бы он попросил у нее какой-нибудь подарок на память, например, ее перчатки», – Дюрталь прикусил губу.

– А знаете ли вы, чем теперь занят этот ужасный Докр? – спросил де Герми.

– Нет, слава Богу. Кажется, он сейчас где-то на Юге, в предместьях Нима, там раньше была его резиденция.

– И что же поделывает этот аббат? – полюбопытствовал Дюрталь.

– Что он поделывает! Он призывает дьявола, откармливает белых мышек содержимым своих жертвенников. У него настолько сильна страсть к кощунствам, что он приказал нанести на подошвы его ног татуировку, изображающую крест, чтобы иметь возможность постоянно попирать ногами Спасителя!

– Ну, – пробурчал Карекс, – если бы этот, так сказать, священник оказался бы в этой комнате, клянусь, я с уважением отнесся бы к его ногам и спустил бы его с лестницы вниз головой.

Его пышные усы топорщились, глаза сверкали.

– А черная месса? – продолжил разговор де Герми. – Он служит ее в присутствии каких-то подонков и недостойных женщин. Его обвиняют в том, что он обманом завладел чужими наследствами, что он замешан в таинственных смертях. К сожалению, не существует закона против святотатства. Да и как в юридическом порядке преследовать человека, который насылает болезни на расстоянии и медленно убивает свои жертвы, и никаких следов яда на вскрытии обнаружить нельзя?

– Да это современный Жиль де Рэ! – воскликнул Дюрталь.

– Но менее дикий, менее прямодушный и более извращенный и жестокий. Он никого не режет. Он ограничивается тем, что колдует, внушает людям мысль о самоубийстве – кажется, это самая сильная идея из тех, которые могут быть внушены человеку, – сказал де Герми.

– А может ли он заставить свою жертву понемногу пить ядовитые составы, которые приводят к разрушению организма, к болезни? – спросил Дюрталь.

– Конечно. Современные врачи, которые вечно ломятся в открытую дверь, признают, что такие случаи возможны. Опыты Бони, Льежуа, Льебо и Бернхайма показали: можно заставить человека убить любого другого, и при этом он не сможет объяснить, как родилась мысль о преступлении.

– А я сейчас думаю об инквизиции, – рассеянно сказал Карекс. Дискуссию о гипнозе он слушал вполуха. – Она одна могла бы покарать этого падшего священника.

– Тем более, – с кривой ухмылкой откликнулся де Герми, – что инквизиторы не были такими жестокими, как их обычно изображают. Да, добрейший Бодэн советует загонять под ногти колдунов длинные иглы, чтобы они имели представление об адских муках, он также восхвалял костер как самую изысканную смертную казнь. Но все это единственно для того, чтобы отвратить колдунов от их недостойной жизни, спасти их души. Дель Рио предупреждает о том, что нельзя допрашивать сатанистов сразу после того, как им дали поесть, потому что их может вырвать. Он заботился об их желудках, этот славный человек. И кажется, это он же запрещал подвергать колдунов пыткам по два раза в день, так как считал, что страх и боль должны успокоиться. Согласитесь, он был не таким уж злым, этот иезуит!

– Докр, – продолжил Гевэнгей, не обращая никакого внимания на слова де Герми, – единственный, кому удалось найти ключи ко многим секретам прошлого и добиться некоторых результатов на практике. Уж поверьте, он не то, что те ловкачи и мошенники, о которых мы говорили. Впрочем, они неплохо знают этого ужасного каноника, потому что на многих из них он наслал глазные заболевания, не поддающиеся лечению. И они содрогаются, когда слышат это имя!

– Но как он стал таким?

– Не знаю. Но если вы хотите получить более подробные сведения о нем, – сказал Гевэнгей, повернувшись к де Герми, – обратитесь к вашему другу Шантелуву.

– К Шантелуву! – вскричал Дюрталь.

– Да, он часто навещал его с женой, но надеюсь, что у них хватило благоразумия порвать отношения с этим чудовищем.

Но Дюрталь уже не слушал его. Мадам Шантелув знакома с каноником Докром! Неужели она сатанистка? Но она не похожа на одержимую! Нет, этот астролог явно тронутый! Она! Мадам Шантелув промелькнула перед ним, и он подумал, что завтра она наверняка сдастся.

А! Ее глаза напоминают тяжелые темные тучи, которые вот-вот прорежут молнии.

Она снова завладела его воображением. «Если бы я вас не любила, разве я пришла бы сюда?» – послышался ему ее ласковый голос, и он представил себе ее лицо, насмешливое и трогательное.

– Да ты совсем погрузился в мечты! – де Герми похлопал его по плечу. – Уже десять, мы уходим.

Выйдя на улицу, они обменялись рукопожатиями с Гевэнгеем, который жил на другом берегу реки, и двинулись в противоположную сторону.

– Как мой астролог? Тебе было интересно с ним побеседовать? – спросил де Герми.

– Он немного двинутый, тебе не кажется?

– Двинутый! И что ж с того?

– Но все эти истории малоправдоподобны.

– О, в этой жизни все малоправдоподобно, – благодушно заметил де Герми, поднимая воротник своего пальто.

– Признаюсь, – заговорил он снова, – Гевэнгей удивил меня своим признанием, что его навестила суккуба. Он, может быть, тщеславен и самоуверен, но в искренности его веры трудно усомниться. Я знаю, что в парижском приюте для душевнобольных, в Сальпетриере, никого не удивишь подобным рассказом. Женщины, подверженные истерическим припадкам, среди бела дня видят призраков, входят в сношение с ними, засыпают в объятиях этих странных существ, удивительно напоминающих бесплотных инкуб. Но Гевэнгей не истеричная женщина!