355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жеральд Мессадье » Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда » Текст книги (страница 14)
Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 23:04

Текст книги "Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда"


Автор книги: Жеральд Мессадье



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

27. НА ДЕРЕВО НЕ ПЛЮЮТ

Сидя в халате, Себастьян потягивал утренний шоколад в своем кабинете на втором этаже дворца Виндишгрецев. Он обосновался там всего неделю назад, после двух месяцев переустройства, затеянного архитекторами и художниками.

– Господин граф, какая-то дама хочет вас видеть.

– Дама?

– С ней еще молодой человек.

– Молодой человек? – удивился Себастьян.

– Лет четырнадцати-пятнадцати, как мне показалось.

Себастьян заметил странный блеск в глазах Джулио.

– Она назвала свое имя?

– Я спросил, сударь. Но она не захотела отвечать.

Как, черт побери, эта посетительница разыскала его адрес? И кто она, черт побери? И почему отказывается назвать свое имя? Спровадить ее? Нет, это было бы трусостью. К тому же предчувствие подсказывало, что тут попахивает скандалом.

Себастьян встал и приказал:

– Проводите ее в музыкальную гостиную. Я сейчас спущусь.

Гостиная была одним из первых отремонтированных и заново обставленных помещений бывшего княжеского жилища. Себастьян завязал пояс шелкового узорчатого халата, поправил парик и стал спускаться, чувствуя, как колотится сердце.

В особняке повсюду пахло краской, еще не просохшим гипсом, опилками, воском, мастикой для пола, уксусом.

У двери музыкальной гостиной он узнал ее силуэт, хотя гостья и стояла к нему спиной. Даная!

Себастьян остановился, чтобы взять себя в руки. Слышала ли она, как он подошел? Женщина обернулась. Они смотрели друг на друга с расстояния в двадцать шагов. Он изобразил на лице приветливое выражение и направился к ней.

Но тут заметил молодого человека и вдруг почувствовал, как силы покидают его. Висентино! Нет, Висентино умер. Нет, Висентино воскрес. Нет…

Даная пристально смотрела на него. Ее хрупкая когда-то фигурка стала плотнее, бутон превратился в плод. Она показалась ему невыразимо прекрасной. Как все безвозвратно утраченное.

– Добро пожаловать, сударыня, – сказал Себастьян, ожидая, что она протянет ему руку.

Но Даная не шевельнулась. Похоже, встрече предстояло стать бурной, может быть, даже роковой. Даная благоухала жасмином и липовым цветом.

– Здравствуйте, – сказала она холодно. – Представляю вам вашего сына, князя Александра Полиболоса.

Князь Александр Полиболос! Титул, без сомнения, получен по милости старой княгини. Но от этого все равно кружилась голова: его сын, его собственный сын носит законный титул… Себастьян протянул молодому человеку руку. Тот пожал ее и, не отводя взгляда от лица графа, долго держал в своей, словно не веря. Отец и сын не могли оторвать глаз друг от друга.

У Себастьяна возникло ощущение, будто он пожимает руку призраку.

– Присаживайтесь, – сказал он им. – Что я могу вам предложить?

– Воды, – ответила Даная.

– Кофе, если можно, – сказал Александр.

– Я не ожидал, – сказал Себастьян Данае, – вновь увидеть вас…

– А вы, наверное, думали, что такой случай уже никогда не представится? – ответила она быстро.

– Я долго жил в далекой стране. Как вы меня разыскали?

– Через графа Банати.

Ну конечно. Не мог же Банати отказать племяннице княгини!

– Перейдем к делу, – заявила Даная, взяв стакан воды, который слуга подал ей на подносе. – Я приехала сюда не ради удовольствия и не из желания ворошить прошлое. И не для того, чтобы выпрашивать у вас что бы то ни было. Единственная причина моего присутствия в Вене – упрямое желание моего сына видеть своего отца.

Себастьян повернулся к молодому человеку. Попытался разгадать выражение его лица, уловить там признаки гнева или нежности, любопытства или грусти, но подвижные черты Александра не поддавались никакому анализу.

– Как я мог догадаться?.. – начал было он.

– А разве вам пришло в голову догадаться о чем бы то ни было? – отрезала Даная. – Александр знает все. Я не стала навязывать ему никаких чувств по отношению к вам. И продолжаю придерживаться этого решения. Ему самому судить.

Себастьян вопросительно посмотрел на Александра и, не получив ответа, сказал:

– Я еще не слышал вашего голоса, Александр.

Понимает ли мальчик по-французски?

– Вы меня пока ни о чем не спрашивали, отец.

Отец! Одно это слово повергло Себастьяна в трепет.

Отныне никакая маска не защитит его от этого юноши.

– Только не подумайте, будто я не разделяю боль, которую вы причинили моей матери, – ответил Александр. – Другое дело ее желание держаться от вас вдалеке. Я не судья, но с тех пор, как узнал о вашей встрече, меня беспрестанно мучает вопрос, почему вы были к ней так несправедливы.

Очевидно, у него тоже был учитель французского языка.

Вдруг Себастьян с ужасом осознал, что эти два человека, его собственный сын и мать мальчика, могли сорвать его миссию в Вене. Боже всемогущий! Неужели Банати потерял голову, сообщив им его новое имя и адрес? Ведь Даная-то должна знать, что граф де Сен-Жермен – русский агент! И она вполне могла разболтать это. Или же Банати невдомек, что связывает этих двоих и былого Готлиба фон Ренненкампфа? Требовалось срочно спасать положение.

– Человек, которого вы видите перед собой, уже не тот, что был когда-то, – начал Себастьян задумчиво и серьезно. – Тот был одержим воспоминанием о некоей драме, которая чуть не погубила его физически и духовно, превратив в затравленного зверя.

В лице Данаи что-то дрогнуло. По крайней мере, так показалось Себастьяну.

– По этой причине вы и собирались поехать в Индию? – спросила она.

Он кивнул.

– Да. Как можно дальше.

– Вы бежали от убийства, которое видела Бабадагская прорицательница? – спросил Александр.

Себастьян посмотрел на него с испугом.

– Значит, мать рассказала вам и о том ужасном вечере?

Юноша кивнул.

– Бабадагская прорицательница все еще жива. Это она мне сказала, что я должен разыскать своего отца, потому что он нуждается во мне.

Себастьяном снова овладела тревога.

– Моя мать и двоюродная бабушка уверили меня, что Бабадагская провидица никогда не ошибается.

– Кстати, как чувствует себя ваша тетушка? – спросил Себастьян у Данаи, чтобы сменить тему и дать себе время подумать.

– Никак, – ответила та. – Она умерла три года назад.

– Сожалею. И вы по-прежнему живете в Констанце?

– Александр проводит там большую часть года, поскольку воспитан моим кузеном князем Маврокордато, которого Высокая Порта назначила управлять Бессарабией. Правда, он скоро уступит свою должность преемнику и вернется в Стамбул.

Себастьян заметил, что тон Данаи несколько смягчился. И он был готов на что угодно, только бы отвратить угрозу, которой подверг его этот неожиданный визит. Она добавила:

– Чтобы вы знали: князь Маврокордато – мой супруг.

Себастьян принял информацию к сведению, не слишком понимая, на что ее употребить. Главное, что фанариоты по-прежнему на службе у турок.

– Где вы остановились в Вене? – спросил он.

– Граф Банати любезно предоставил нам свои гостевые покои, – ответила Даная.

– Не окажете ли вы и мне честь, приняв гостеприимство этого дома? Все-таки он не так убог, как гостиница, к тому же вы тут будете избавлены от общества клопов.

Александр засмеялся. Мать посмотрела на сына.

– Это наименьшее, что я могу сделать, – добавил Себастьян. – Ведь княгиня Полиболос предоставила мне когда-то столь щедрое гостеприимство…

Фраза была расчетливо холодна: выходило, что его приглашение мотивировано этим былым гостеприимством, а вовсе не долгом по отношению к девушке, которую он почти изнасиловал, и к сыну, который был от этого зачат.

– Я очень хочу принять ваше приглашение, отец, – сказал Александр, явно уступая желанию получше узнать своего доселе незнакомого родителя. – Конечно, если матушка тоже его примет.

Доброжелательность юноши обезоружила Себастьяна. Даная проявила меньше непосредственности.

– Я бы не хотела злоупотреблять вашим терпением, – обронила она.

Себастьяну представлялся случай развеять остатки враждебности, которую Даная принесла с собой.

– Мною движет не просто учтивость, княгиня Даная. В первую очередь это желание присоединиться к вашему созвездию, покуда вы здесь. Ведь оно было бы тройным, если бы я в свое время не поддался страху.

Даная посмотрела на него долгим взглядом. Что она передумала и перечувствовала за эти четырнадцать лет? Что была довольно легкомысленна, влюбившись в человека, на краткий миг заброшенного случаем к берегам Черного моря и столь же стремительно унесенного ветром в другие края? Что сама повинна в постигшем ее разочаровании? Что она никогда по-настоящему не знала отца своего ребенка? Что именно этому человеку обязана таким замечательным сыном? И о чем говорила ей покойная княгиня, ее тетка? Он догадывался: «Быть может, ты должна радоваться, что не связала себя с судьбой этого вечного странника». Да, он это чувствовал: только восточная мудрость старой княгини смягчила гнев и горе племянницы.

Внезапно он почувствовал себя усталым, как никогда. Что же за непрошеный гость преследует незнакомца в маске всякий раз, когда тот убегает от ответственности, напоминая ему о непостижимой реальности мира?

Себастьян позвонил в колокольчик.

– Княгиня, я велю приготовить покои вам и Александру.

Он встал. Даная протянула руку. Он поклонился и поцеловал ее долгим поцелуем.

– Мы увидимся за обедом, если хотите, – сказал Себастьян.

Александр встал.

– Значит, до скорого свидания, отец.

Отец. Опять это слово. Себастьян заметил, что ось его жизни пошатнулась.

На лестнице ему на глаза навернулись слезы. Поднявшись к себе, он отдал множество распоряжений: немедленно купить мебель, белье и все-все остальное, чтобы как следует разместить княгиню Маврокордато и ее сына.

По счастью, росписи стен и потолков были закончены и высохли, портьеры повешены, оконные стекла и хрусталь люстр промыты водой с уксусом, канделябры снабжены свечами, ковры выбиты и расстелены на полу. Не хватало только кресел, белья и прочих необходимых мелочей, таких, как кувшины для умывания и ночные горшки, вазы с цветами, дрова в каминах…

К полудню все было готово; Данаю с Александром проводили в новые покои, а слуги отправились к графу Банати за их багажом. Заодно доставили Банати записку, в которой помимо благодарности за гостеприимство Даная и ее сын сообщали, что поселились у графа де Сен-Жермена.

Стол для ужина был накрыт в библиотеке, полки которой уже частично заполнились книгами и всякими диковинами. Александр внимательно их рассматривал: куски породы с заключенными в них драгоценными камнями, природные кристаллы, раковины, чучела странных животных, китайские вещицы из слоновой кости…

Данаю же привлекло убранство комнаты, в частности полотно итальянского мастера в позолоченной раме, аллегорически изображавшее Астрономию: молодая женщина в синих одеждах возлагала руку на глобус в виде небесной сферы, обратив лицо к звездам. Потом взгляд гостьи изучил блюда, серебряные приборы и стоящий посреди стола высокий канделябр с восемью ветвями – свечи в нем горели над головами сотрапезников, чтобы свет не слепил глаза.

Но Александр все равно был ослеплен.

– Вы живете как принц, – сказала наконец Даная.

– Просто стараюсь как можно лучше вас принять, – ответил Себастьян, улыбаясь.

– Позвольте усомниться в этом. Сегодня утром вы не ждали ни меня, ни Александра. Нашли золотую жилу?

Он рассмеялся.

– Быть может, быть может.

– И она где-то неподалеку? – спросил Александр.

– Возможно, – ответил Себастьян, пригубив вино.

– Я знала вас как Ренненкампфа, а теперь вы Сен-Жермен, – продолжила Даная. – Какое же из этих имен настоящее?

– Ни то ни другое, быть может.

– Я могу понять, что вы окружаете себя тайной перед посторонними, – заметила она, – но сейчас рядом с вами мать вашего сына и он сам. Не кажется ли вам, что мы заслуживаем большего доверия?

– Я всецело доверяю вам обоим, княгиня, причем с нежностью, какую не испытывал ни к кому другому. Но я познакомился с Александром всего несколько часов назад, а вас не видел четырнадцать лет. И потому не знаю, каковы ваши чувства ко мне. Ведь вы сразу же объявили, что причина вашего визита – лишь любопытство Александра. Вы великодушно сдержали ваши упреки, но они от этого стали лишь очевиднее. Какой бы ни была моя вина перед вами, неужели вы полагаете, что это наилучшие обстоятельства для откровений, которых требуете от меня?

После этой защитной речи наступило молчание. Тем временем слуги переменили блюда, подав десерт с апельсиновым мороженым.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – заговорила наконец Даная. – Но хочу, чтобы вы знали: эти несколько часов, о которых вы говорите, изменили мое отношение к вам и, думаю, отношение Александра. Хотя это он вам сам объяснит.

Она пристально посмотрела на Себастьяна.

– Да, правда, я приехала только по настояниям сына. Они вполне законны. Но подумайте, какие чувства могут быть у женщины, влюбившейся совсем юной девушкой в мужчину, явно к ней безразличного, который овладел ею на краткий миг и оставил беременной. Они горьки, – сказала она, пробуя первую ложечку десерта.

Себастьян вновь вспомнил тот миг безумия в садах княгини, там, в Констанце. Он вел себя как лис, укравший и задушивший курицу.

– Мы оба были неблагоразумны. Разумеется, я не знала про этот неотступно преследовавший вас ужас, который вы так ловко скрывали под напускной непринужденностью. Я приблизилась к вашему пламени и, хотя образ неверен, обожглась. Моим утешением стал этот ребенок. Князь был достаточно великодушен, чтобы не отнестись сурово к моей неосторожности, и женился на мне через два года. Ради соблюдения приличий Фанара Александр был представлен как его внучатый племянник, сын одной из сестер княгини, умершей за границей. Поскольку муж моей тетушки был последним из Полиболосов, княгиня, не желая угасания рода, постаралась, чтобы фамилия и титул перешли к Александру. Налейте мне вина, пожалуйста.

Себастьян был поражен: положение Александра оказалось ненамного законнее, чем его собственное.

– Я спросила о вашем настоящем имени, – сказала Даная, – потому что сочла бы справедливым, если бы когда-нибудь Александр взял его.

Себастьян кивнул и подумал про себя: «Только вот какое?» – а вслух спросил:

– Вы сказали, что ваше отношение ко мне изменилось за эти несколько часов?

– Когда я увидела вас обоих рядом, ваше сходство меня потрясло, – призналась Даная. – Вы созданы друг для друга. Мое злопамятство было бы недостойно сына. На дерево не плюют.

– Значит, вы меня простили.

– Это не совсем то слово, – возразила Даная задумчиво. – Нет. Я поступила как птица, которая не борется с волнами, а перелетает через них.

Вслед за этими словами опять последовало молчание.

Слуга спросил, подавать ли кофе. Никто из троих сотрапезников не отказался: вечер, похоже, обещал быть долгим.

Себастьян перевел взгляд на Александра, тот улыбнулся.

– Мои слова гораздо проще, отец. Если вас это не стеснит, я хочу остаться с вами.

Глаза Себастьяна вдруг увлажнились. Он не мог сдерживаться долее и, закрыв лицо ладонями, разрыдался. «Хочу остаться с вами». Как же он мечтал сказать когда-то эти слова собственному отцу, сожженному на костре!

– Отец! – воскликнул Александр встревоженно.

Юноша встал, подошел к Себастьяну. Тот стиснул сына в объятиях.

– Отец, я вас огорчил?

Руки молодого человека обняли его за плечи. Себастьян покачал головой и погладил Александра по волосам.

Никогда мальчишка, сбежавший переодетым из дворца вице-короля в Мехико, не думал, что переживет подобные мгновения.

Себастьян достал платок из кармана, вытер глаза, высморкался и посмотрел в пустоту перед собой. Пустота перестала быть пустой.

Даная растроганно смотрела на них.

Себастьян прочистил горло и велел подать кофе в музыкальную гостиную.

28. ПАМЯТНЫЙ ВЕЧЕР

Прибытие Александра в его дом снова подхлестнуло в Себастьяне воодушевление, прежде не раз угасавшее.

Он был богат и не имел таких потребностей, которые не мог бы удовлетворить. Те деньги, что велел выплачивать ему канцлер Бестужев-Рюмин, лишь в очень скромной степени способствовали поддержанию его образа жизни.

Служба неведомой державе, России, управлявшейся женщиной, о которой он тоже почти ничего не знал, сначала потакала его жажде власти, но затем расставила силки, о которых он раньше не подозревал: эти люди хотели знать его настоящее имя, происхождение его богатства, причины, по которым он не женат… Несмотря на любезную участливость Банати, заметно повлиявшего на определение его роли в обществе, годы ученичества оставили у него чувство, что он всего лишь винтик в каком-то грандиозном механизме. Стало быть, в перемене политики Бестужева-Рюмина он совершенно ни при чем.

Он согласился на последнюю игру, предложенную Банати – склонять австрийцев в пользу Франции, – только потому, что Вена его и самого прельщала, а также из осторожности: ведь если граф де Сен-Жермен внезапно ее покинет, могут заподозрить, что он перешел на службу к другой державе.

Присутствие Александра в его доме укрепило стремление Себастьяна к власти.

Даная уехала в Стамбул через месяц после того, как привезла сына. Их прощание было почти нежным.

– Я уверена, что не смогла бы оставить Александра в лучших руках, – сказала она. – Сожалею только, что время помешало нашему с вами союзу. Впрочем, не знаю, как долго я смогла бы выносить ваши тайны.

Даная поцеловала Себастьяна в щеку, вызвав у него головокружение.

Он вдруг осознал, что нельзя вечно жить только для себя.

За одну неделю было нанято пять преподавателей: греческого и латыни, итальянского, французского, естественных наук, философии. Александра записали также в лучшую фехтовальную школу города, в гимнастический зал и испанскую Академию верховой езды.

Для встреч с отцом у него оставалось только время за ужином. Но зато каждый вечер, даже когда Себастьян устраивал большие приемы в своем дворце. И порой, просыпаясь внезапно ночью, он думал о сыне и не мог снова заснуть, пока не подходил на цыпочках к его спальне, чтобы посмотреть, как он спит.

Он одаривал его всем тем, чего не получал сам, – старая история. Но и сам заново обрел в сыне смысл существования, уже начинавший блекнуть незадолго до его появления. И амбиции, и замыслы Себастьяна обрели новую силу.

– Вы щедро удовлетворяете даже те желания, которых у меня нет, – признался однажды вечером Александр. – Кроме одного.

– Какого же?

– Чтобы моя мать была с нами. Не протестуйте. Я знаю, как судьба разбила это кольцо. Но я хочу знать: сожалеете ли вы об этом?

– Теперь, когда я вас узнал, да. Я и представить не мог, какие чувства вы во мне пробудите. Я бы хотел носить вас на руках, видеть, как вы растете. И поддержка, которую я оказывал бы вашей матери, была бы для меня столь же важна, как и та, что она оказывала бы мне.

Александр бросил на отца вопрошающий взгляд.

– Знайте же, – продолжил Себастьян, – если вы этого еще не знали: искреннее всего отдают самого себя. Но умерьте ваши сожаления: ваша мать сказала мне перед отъездом, что не знает, смогла ли бы она вынести то, что называет моей тайной.

Александр некоторое время молчал, задумавшись.

– Порой я задаюсь вопросом, выносите ли вы эту тайну сами.

Мысль удивила Себастьяна: выходит, он забыл о проницательности юности.

– Неужели вы не испытываете потребности в спутнице, подруге? – спросил юноша.

– Если и испытываю, то утешаюсь, думая, что не знал женщины, которая бы мне ответила так же, как ваша мать.

– Забота о сохранении вашей тайны значит для вас больше, чем любовь?

Вопрос жестокий, как и сама юность.

– То, что вы называете тайной, Александр, это моя жизнь. Если она рассеется, я исчезну вместе с ней. Когда-нибудь я вам объясню.

Но после этого разговора Себастьян упрекнул себя за то, что оказал сыну меньше доверия, чем Соломону Бриджмену.

Чтобы осуществить один из своих честолюбивых планов, Себастьян замыслил небывалое представление. Большой торжественный ужин. Событие отметило бы его переход к другой роли, в которой он способен привлечь к себе гораздо больше внимания, причем не только высших кругов Вены, но и соседних дворов, благодаря присутствию иностранных послов, которые разнесут слухи о нем.

Об этом ужине он думал давно и положил себе три недели, чтобы его организовать. Он пригласил князя Фердинанда фон Лобковица, князя Фердинанда фон Хоэнберга, князя Максимилиана фон Виндишгреца (разумеется, поскольку тот уступил ему дворец на выгодных условиях), далее: послов России, Англии, Голландии, Пруссии и Франции, а также чрезвычайного посланника короля Людовика XV маршала де Бель-Иля, с которым Себастьяна познакомил князь фон Лобковиц, и еще вдовствующую графиню фон Хильдебрандт, про которую говорили, что к ней прислушиваются при дворе…

11 марта 1746 года двадцать шесть гостей, мужчин и женщин, расселись за столом в большом бальном зале, пышно подновленном при ремонте и сверкающем всем тем, от чего Вена, да и другие города, была без ума, – позолотой, серебром и хрусталем. Прислуживало пятнадцать лакеев, по одному на двух гостей, плюс дворецкий и распорядитель винного погреба.

К удивлению своего повара и двоих его поварят, Себастьян неоднократно вторгался на кухню, чтобы лично проследить за приготовлением блюд. Еще немного, он бы и сам вооружился разделочным ножом и вилкой. Во всяком случае, перепробовал все блюда.

Гости сразу же были восхищены четырьмя бульонами, поданными в серебряных чашках, крышки которых украшали драгоценные камни – для каждого бульона свой: огненный опал, аквамарин, топаз и изумруд. Восхищение было так велико, что некоторые даже забывали о содержимом – консоме из птицы с морковью.

Заливное из форели с густым соусом из сельдерея порадовало их, тем более что у многих приглашенных имелись не все зубы.

Тринадцать откормленных перепелов тоже не разочаровали гостей, поскольку оказались нежнейшими.

Салат из вареных яиц и картофеля с трюфелями заставил всех потерять голову, ибо многие из высоких гостей никогда прежде не пробовали трюфелей.

Рагу из телятины, тушенное с токайским вином, исторгло возгласы удивления, его непривычный вкус чем-то напоминал о деревне.

– Простенькое крестьянское кушанье, – пояснил Себастьян с лукавым видом.

Князь фон Лобковиц расхохотался. Посол Франции и маршал де Бель-Иль тоже. Последние следы чопорности исчезли.

Соответственно разнообразны были и вина: шампанское к форели, бордо к куропатке и салату с трюфелями, токай к рагу из телятины и опять шампанское к десертам – фруктовому мороженому с сиропом из розовых лепестков, компоту из абрикосов с гвоздикой, бисквиту и кофе фламбе со шнапсом.

– Если крестьяне этой страны так ужинают, – объявил посол Пруссии, – я бы не прочь завтра же обзавестись плугом.

Новый взрыв смеха.

Александр, сидя между графиней фон Хильдебрандт и супругой российского посла графиней Чебышевой, жадно слушал и смотрел во все глаза. Обычно они с отцом ужинали каким-нибудь супом, омлетом или крылышком цыпленка с салатом. Но он уже немного знал Себастьяна и понял: это пиршество всего лишь прелюдия. Что же последует за таким дивертисментом? И кто, черт побери, этот удивительный человек, сыном которого он был?

Его раздумья прервала графиня фон Хильдебрандт:

– Я узнала, что вы гостите тут, во дворце. Похоже, это немалая привилегия, если судить по сегодняшнему вечеру.

И Александр совершенно непринужденно вступил в игру своего отца:

– Мой покойный родитель и граф были большими друзьями. В память об этой дружбе граф руководит моей учебой.

– Вы каждый вечер ужинаете так роскошно? – спросила графиня Чебышева.

– Боже упаси, конечно нет. Ведь не каждый же вечер у нас такое блестящее общество, – ответил Александр с улыбкой.

С десертами было покончено, кофе выпит, возобновились застольные беседы, уже не прерываемые звяканьем ножей и вилок. Граф де Сен-Жермен встал. Наступила тишина.

– Ваши светлости, дамы, господа, прошу минуту вашего внимания, – сказал он. – Я бы хотел предложить вам небольшую демонстрацию… отнюдь не моих талантов, но законов, которые правят миром.

Он положил на стол две коричневые палочки и достал из кармана лоскут серой ткани. Потом положил рядом лист бумаги.

Энергично потер палочки лоскутом и подсунул их под лист бумаги.

Тот вспорхнул, словно наделенный самостоятельной жизнью.

Удивленный шепот поднялся среди присутствующих.

Себастьян вытянул руки, и бумажный лист полетел вперед, трепеща меж канделябрами, потом плавно стал опускаться посреди стола. Князь фон Лобковиц торопливо подхватил его, чтобы тот не вспыхнул в пламени свечей, и рассмотрел.

– Но это же магия! – воскликнула графиня фон Хил ьдебрандт.

Голландский посол выпучил глаза.

Граф де Сен-Жермен высыпал перед собой на скатерть какой-то белый, похожий на пудру порошок. Мгновение в воздухе клубилось легкое облачко. Он протянул к нему свои палочки, и те словно втянули порошок в себя. Пудра облепила их тончайшим слоем.

Опять шепот.

– То, что вы видели, господа, есть не что иное, как проявление сил этого мира, которые мы недостаточно знаем, – сказал он. – Сил притяжения и отталкивания.

Александру были неизвестны эти законы; от волнения его рука сжалась в кулак.

– Мы подчинены этим силам, – продолжил Себастьян. – Мы отталкиваем некоторых людей и тянемся к другим, сами не понимая почему. Порой мы даем этим силам имена, называя их любовью или отвращением, не задумываясь о том, что тех, кто нам отвратителен, любят другие, а те, кого любим мы, вызывают чье-то отвращение. Но все, кто не желает узнать природу этих сил, обречены оставаться игрушками судьбы.

Он обвел аудиторию взглядом. Все застыли, обратив к нему глаза.

– Некоторые из сил этого мира, – продолжил Себастьян, – повелевают лишь отдельными людьми, другие – целыми народами. Некоторые благотворны, другие ужасают своей разрушительной мощью. Как пример первых приведу силу, благодаря которой Земля обращается вокруг Солнца, пользуясь его теплом. Как пример других упомяну землетрясения и извержения вулканов, способные похоронить целый город, такой как Помпеи.

Он сделал паузу.

– Я много путешествовал; мудрецы далеких стран Востока открыли мне законы, тайны и рецепты, которые передавались из века в век на благо тем, кто обладает достаточным терпением, чтобы их изучить.

Никто не шелохнулся: торжественный тон хозяина дома разительно отличался от его недавних шутливых речей.

– Так неужели же мы смиримся с невежеством? – воскликнул Себастьян.

Его голос зазвенел, отдаваясь эхом под лепным потолком.

– Здесь передо мной цвет великих наций. Неужели мы позволим этим сокровищам и дальше дремать втуне, что достойно лишь людей косных и нерадивых? Я убежден, что сила, не используемая во благо, становится столь же пагубной, как и та, что служит дурным целям.

Чрезвычайный посол Франции маршал де Бель-Иль заерзал на своем стуле. Посол Англии отпил глоток вина, оставшийся на дне бокала. Посол Пруссии загадочно нахмурил брови.

– Я продемонстрировал вам сейчас лишь самые ничтожные примеры необъятного знания, накопленного за тысячелетия просвещенными умами. Людьми, которых я назвал бы Великими Стражами, ибо они следят за тем, чтобы никогда не угасали светильники в подземельях знания. Есть и другие примеры – и великолепные, и ужасные. Мое гостеприимство было бы неполным, если бы я не упомянул вам об этих тайнах. Я полагаю, что на людях просвещенных и обладающих властью этого мира лежит ответственность: подхватить протянутый им факел и нести его свет дальше.

Он сел.

После некоторого молчания маршал де Бель-Иль поднял свой бокал и, прежде чем осушить его, заявил Себастьяну:

– Благодарю вас, господин граф.

Князь фон Лобковиц кивнул, повернулся к маршалу и сказал:

– Я не думаю, что ошибусь, маршал, если добавлю, что вы высказались за всех нас.

За столом поднялся одобрительный шум. Все гости подняли бокалы за здоровье хозяина.

При этом на нем сошлись два особенно пристальных взгляда – послов России и Пруссии. Себастьян сделал вид, будто не замечает этого, и улыбнулся. Подали кофе и шоколад.

Затем он встал, и сотрапезники разошлись из-за стола кто в библиотеку, кто в соседнюю музыкальную гостиную, где трое музыкантов – две скрипки и клавесин – играли старинную мелодию. Сам граф де Сен-Жермен сегодня вечером играть не собирался. Разговоры возобновились. Да, много чудес в этом мире, заметных только просвещенным умам. Да, граф де Сен-Жермен прав, что напомнил о них. Впрочем, он, похоже, весьма сведущ в этих тайнах. Каждый был доволен, что завтра ему будет что рассказать об этом необычайном вечере.

Английский посол Роберт Клайв, барон Пласси, приблизился к Себастьяну с бокалом токая в руке, улучив момент, когда тот оказался один.

– Позвольте мне, граф, тоже поблагодарить вас за одну из самых замечательных речей, что я когда-либо слышал, не говоря о великолепном ужине.

Себастьян поклонился в ответ на комплимент.

– Быть может, вы позволите мне задать вам один вопрос: наш мир очень невелик, так почему же Франция не вознаградила такой выдающийся ум достойной его должностью? Я в недоумении.

– Я давно покинул Францию, господин посол. Возможно, она меня забыла, – ответил Себастьян с улыбкой.

– Знаете, а ведь многим другим странам было бы лестно сделать это для вас.

– Это вы мне льстите, господин посол. И он добавил по-английски: – Is it your own country that you're thinking of, may I ask in turn?[35]35
  Позвольте и мне спросить: вы имеете в виду вашу страну? (англ.).


[Закрыть]

Пласси вытаращил глаза.

– И вы к тому же говорите на нашем языке, великие небеса! – воскликнул он со смехом.

– Я говорю на многих других. И рад этому. Ибо, как я уже сказал, братство Стражей не признает границ.

Тут их прервали две дамы, подошедшие поболтать с хозяином дома. На этом беседа закончилась. Но Себастьян был уверен, что в ближайшие же дни в Лондон отправится донесение барона Пласси.

Он счел пикантным, что Англия предложила купить его услуги. Надо бы переговорить об этом с Банати.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache