Текст книги "Лич из Пограничья (СИ)"

Автор книги: Жанна Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Ну? Отвечайте, кто ваш сообщник? Зачем вы с ним натравливаете на бедных селян кровожадных чудищ?

В ответ раздалось злобное шипение сквозь зубы.

– Ах ты, маленькая мерзавка. Проклятая светлыми силами дрянь, вздумавшая отдаться во власть первозданной тьмы…

– Ни в чью власть я не отдавалась. Что вы несете? – строго приструнила пастора Има. – Постыдились бы! Тут люди погибают, а вы…

Моа с пленником церемонился меньше – просто приставил к горлу меч и спросил:

– Кто? И зачем?

– Зачем? – надменно ухмыльнулся Илай. – По воле святой Энолы, вот зачем. Человечество тонет в грехах, и ты, противное природе отродье мрака, один из таких грехов! А кто… Ты сейчас узнаешь – кто!

Пастор откинул голову на спинку стула и зашелся рвущим дыхание хохотом безумца. Под аккомпанемент его дикого гоготания снаружи переливчато запела свистулька. Хотя, вблизи эта трель походила скорее на живое птичье пение, чем на рожденный музыкальным приспособлением звук.

Спустя миг затряслась под ударами дверь. Ворчливые голоса не оставляли сомнений – за дело взялись подоспевшие грилли. И Моа, и Има уже поняли – весь остаток своры явился по их души, и, возглавляемый кем-то незримым, готовится напасть.

Лич положил на плечо меч. Свободной рукой, надеясь на чудо, пошарил в поясной сумке. Нет, чуда не случилось – за сегодня он истратил последние склянки с маслом, а новых у старосты взять не успел.

Има выглянула в окно и отшатнулась в недоумении.

– Их там… Штук тридцать!

– Сколько?

Лич подошел к ней и тоже посмотрел. За пару дней охоты он успел приметить большую часть из тех грилли, что умудрились сбежать от его карающей руки. Вокруг дома кишели не только они, но и еще целая толпа совершенно новых чудовищ, прежде невиданных в этих местах.

– Откуда они? Было ж меньше? – сжимая кулаки от досады, проворчала девушка.

– Верно, свистун призвал, – ответил ей лич, спешно считая вновь прибывших врагов.

Вместе со старыми насчиталось тридцать два. И это только тех, кто вышел на обзор. За кустами и деревьями могло скрываться и больше.

Има всмотрелась в мельтешение бурых лохматых шкур.

– Где ж свистун-то наш?

– Скоро явится. Слышишь?

Трель снова разлилась в почти угасших сумерках. Монстры зашевелились, забубнили и дружно ринулись к хижине. Когда первые удары обрушились на ветхие стены, с потолка комьями посыпался перемешанный с пылью и землей мох.

– Масла нету? – без особой надежды спросила Има.

– Кончилось… Осторожнее!

Лич едва успел схватить девушку за плечо и оттащить к двери. Пол под ногами дрогнул, разверзся большой пробоиной. Провал моментально проглотил половину нехитрой мебели и стул с привязанным к нему пастором. Из подпольной глубины раздалось раздраженное ворчание – Илай рухнул на подобравшегося снизу грилли, и чудищу это не понравилось.

Следом посыпался потолок – конструкция готовилась сложиться, как карточный домик. Нужно было срочно уходить.

– Я скопила немного силы, – шепнула Има, перед выходом. – А еще в книге вычитала, как сажать огонь на металл.

Моа кивнул.

– Это нам пригодится. Сейчас я открою дверь, будем прорубаться через свору. Нужно выйти из их окружения, во что бы то ни стало. Если твари навалятся скопом – нам не поможет даже огонь. – Он посмотрел на девушку внимательно. – Ты не бойся. В крайнем случае я использую магию и убить нас не дам.

– С чего ты взял, что я боюсь? – ответила Има, в ее сердитом голосе крылась обида.

– Ты живая. И, в отличие от меня, для тебя все происходящее действительно опасно.

– Ладно, – хмуро буркнула девушка. – Ты прав. Взгляни лучше на мою новую магию. – Она сделала пас рукой, и клинок Моа оплели струи сине-зеленого, холодного огня. – Я не знаю, насколько хватит, поэтому давай поторопимся с большой дракой.

– Держись позади меня, – предупредил лич. – И, на будущее, куда бы ты ни пошла, старайся брать с собой меч. Три, два. Пошли!

Последовал удар ногой – дверь отлетела с петель в гущу чудищ. Охваченный колдовским огнем меч в движении стал, как сияющее птичье крыло. Скорость раздувала пламя сильнее, и оно окутывало лича и девушку слепящим световым коконом.

Огонь перекинулся на нескольких грилли. Монстры собрались, было, сбежать, но громкий посвист остановил их. Подчинившись звуку, они торопливо выбрались из общей толкотни и принялись кататься по траве, сбивая со шкур жгучие пламенные языки.

Кольцо врагов вокруг Моа и Имы предусмотрительно разошлось в стороны. Твари замерли и больше не нападали, стояли тихо, но, спустя секунду, принялись оживленно бормотать и порыкивать. Вскоре передний ряд чудищ почтительно расступился. В круг вышел фазанохвостый вожак. Остановившись напротив девушки и лича, он открыл пасть – вместо привычного невнятного бурчания из нее донеслись слова:

– Вот ты и попался, охотник.

Грилли говорил!

И пусть верилось в подобное с трудом, но то, как красноречиво движутся челюсти, наблюдать можно было ясно. И глаза… Они смотрели из-под капюшона без привычной грилльей тупости. В них светился разум – пусть не человеческий, но все же это была пытливость и сообразительность расчетливого хищного существа.

– Моа, как это? – Има тихонько коснулась руки лича. – Ты тоже его видишь и слышишь?

– Да.

Лич вперился взглядом в буркала чудовища. Зрачки, обращенные светом в точки, отразили пару пылающих мечей и самого Моа, раздвоенного, – черные силуэты в кайме из сине-зеленого огня.

Монстр продолжил:

– Ты досадил нам слишком сильно. Убил моих собратьев. За это придется расплатиться.

– Смотрю, не всех еще убил, – прозвучало в ответ. – Ты больно ловко новую дрянь призываешь. Но, не переживай, я уничтожу всех. И тебя тоже.

Грили оскалил желтые зубищи, на всякий случай отступил к краю круга. Подай Моа хоть намек на движение – толпа верных подчиненных приготовилась мгновенно поглотить вожака и упрятать за собственные спины. Даже ценой собственных жизней.

– Не достанешь, охотник. Нас слишком много, а тебя слишком мало. И ты уязвим. Из-за нее.

Има вздрогнула, сообразив, что речь о ней. Нет! Не будет она спутнику обузой. Пусть этот хвостатый урод не думает! Девушка собрала в ладони всю свою силу, наблюдая, как от напряжения расходится вновь старая рана – укус мертвяка. Из всего, что залечено наскоро магией и скрепляется ею, можно выбрать истраченную силу…

– Не запугивай, пасторский питомец, – мрачно ухмыльнулся Моа.

Вожак растянул пасть во всю ширь и хрипло закаркал. В этом скрипучем, пронзительном звуке сложно было опознать смех.

– Думаешь, это я служу пастору? Нет, это он служит мне. Преподобный просто незаменим для охоты – чтобы успокаивать и подманивать глупых людишек. Чтобы они из деревень слишком быстро не разбегались.

– Так пастор Илай – твой пленник?

– Нет, компаньон. У каждого из нас своя выгода. Мне – наслаждение плодами охоты. Старому человечишке – звонкие монеты за отпевание покойников.

– Так вы поэтому не пожирали тела? Чтобы пастору было кого отпеть? – нахмурился лич.

– Это была его доля от общей добычи. В охоте за живыми людишками, ведь, не мясо главное! Гораздо приятнее выпивать их агонию и боль. Поглощать их предсмертный ужас!

Фазанохвостый снова засмеялся, в этот раз похоже на лай.

– Ах ты, гад! – не выдержала пораженная Има. – Мы до тебя доберемся! За все ответишь! За все людские мучения!

Ответом вожака стал свист – душераздирающе резкая, бьющая по слуху трель на высоких тонах. Звук вышел откуда-то из-под капюшона попоны, и девушка припомнила, что подумала тогда, при последней встрече, на пастора, а свистел-то, получается, сам фазанохвостый. Он не подходил близко, и было не разобрать, кто там кому свистит, а теперь, вот, все ясно!

Кольцо врагов дрогнуло…

… и вдруг рассыпалось!

Ровное построение сменилось сиюминутным хаосом. Пасти раскрылись со всех сторон – кажется, даже сверху. В воздух наплыл из раззявленных глоток смрад от того, что еще не переварилось в бездонных желудках. Меч Моа снова обратился крылом и засверкал в воздухе стремительно, на секунды оставляя в бархатной толще тьмы световые узорчатые следы. Има подхватывала их и, как плетьми, хлестала по врагам. Летели в стороны искры, запаливали сальную шерсть.

Вдруг, глухое топанье множества ног разбавилось пронизывающей почву дробью. А потом, за всей этой вонючей, бормочущей, щелкающей зубами живой массой возникло нечто огромное – лишь тень была видна. И еще кое-что Има успела разглядеть – две сверкающие в отблесках огней слезные дорожки…

…а потом гигантские челюсти раскрылись из мрака. Заиграли матовые блики на частоколе огромных зубов. Наконец-то Има увидела их воочию – ладонь и еще вытянутые пальцы в длину! Сомкнулся живой капкан на башке вожака. Тяжелого грилли – все же это далеко не мелкая тварь! – как былинку оторвало от земли и унесло в смертоносную высь. Потом, судя по возне и рычанию, пойманного фазанохвостого отволокли в сторону. Там звуки борьбы завершились громким костяным хрустом.

Этот звук прозвучал финальным аккордом к неравной схватке.

После него все грилли разом замерли, где стояли. Они будто перестали замечать и лича, и девушку. Казалось, что незримый кукловод отпустил нити марионеток, разом прекратив кровавый спектакль.

Остановился и лич. Он ждал, и обезглавленная свора ждала. Тогда Моа в очередной раз замахнулся на монстров своим сияющим мечом – бой измотал Иму, и пламя на клинке заметно ослабло.

Грилли очнулись от ступора, топоча и фыркая, кинулись врассыпную.

Девушка и лич быстро остались одни.

И никого вокруг! Вот только кишели, куда ни брось взгляд, ненасытные злые чудовища, и уже тишина. Просыпаются на небосклоне тусклые звезды, а вдали, на тропе, за деревьями, вереницей текут к старой хижине желтые огни.

Это крестьяне, спохватившись, явились на подмогу.

* * *

Когда рассвело, они вернулись к хижине.

Моа с тремя заработанными монетами и Има с альбомом, зажатым подмышкой. Конь и вещи остались в гостевом доме. Личу заплатили, но он не торопился уезжать, не удостоверившись, что грилли разбежались окончательно и больше в Подбережку не придут.

Днем и тропа, и поляна, и кучка бревен – все, что осталось от постройки под скалой – выглядело вполне мирно. Часть обрушившихся стен была разобрана – это жители вынимали из-под завала свалившегося в подвал пастора. Несмотря на старческую немощность, он отделался парой царапин, в остальном же ощущал себя превосходно. Радоваться тут было не чему – сообщника грилли ждал суровый общедеревенский суд, который не сулил Илаю никаких радужных перспектив.

– Давай поищем пернатого, – предложила Има, когда они с Моа оказались на месте ночной битвы. Земля вокруг чернела, вытоптанная множеством ног. – Хочу взглянуть на него повнимательнее… Ты видел прежде, чтобы эти твари говорили?

– Нет. Они не способны.

– Но вожак же общался с нами? Он был разумен! Почему, как думаешь?

– Магия.

– Ты встречал такую магию прежде?

Опять это «прежде». Прежде, как показывала практика, Моа много всякого встречал, но вот вспомнить где и при каких условиях – такого не выходило никогда. Если снова обратиться к логике, все получалось весьма однозначно – он маг, значит, учился где-то этому нелегкому ремеслу. Там, где учился, все необъяснимые знания и постиг. В Мортелунде? Вряд ли. Все мертвые и живые колдуны обычно приходили туда наниматься на службу уже подготовленными. Местного населения в темных землях проживало мало – кто захочет ютиться на земле, переполненной ожившими трупами? И все же, мирные людские селения прорастали даже в таких неприветливых и жутких местах. Армия Мортелунда хоть и была неприхотливее любой другой, некоторого обслуживания все же требовала…

Моа ответил:

– Такую – нет. Это что-то очень могущественное – не сиюминутное заклятие, а устойчивое и долгосрочное, способное обернуть одну сущность в нечто совершенно иное. Нарушить законы мироздания. Говорят, на подобное были способны лишь древние духи, ну, или очень способные чародеи.

– Кто говорит? – последовал закономерный вопрос.

И Моа ответил, следуя привычному принципу:

– Книги.

Кто ж еще мог упомнить о том, как там жили и колдовали духи, потерявшие материальный облик тысячелетия назад? Про них сейчас-то никто почти и не помнит. Так что – точно! – в каких-то старинных книгах Моа все это, наверняка, и вычитал. Все просто. Все сходится. А иначе и не может быть.

– Эх, мне б такие книги, – мечтательно протянула Има, направляясь за ближайшие кусты.

Там фазанохвостый и обнаружился. Он валялся на боку, в луже густой, как смола, крови. Его голова – Моа уже наблюдал такое – была прокушена. Словно исполинский щелкунчик разгрыз большой орех…

Има подобрала с земли большую палку и принялась тыкать в останки чудища, пытаясь скинуть с него капюшон.

– Что ты делаешь? – поинтересовался лич.

– Хочу разглядеть его повнимательнее. Тебе разве не интересно? – ответила с азартом. – Хочу посмотреть, чем он так свистел.

– Ну, давай взглянем.

Меч Моа легко вспорол плотную ткань. На темени (или все же спине?) и на висках грилли густая шерсть (или волосы?) была выбрита полосами. По этим полосам, как по строкам, располагались круглые дыры, похожие на отверстия флейты.

– Ого! Настоящий музыкальный инструмент, – восхитилась Има. – Так вот откуда такие трели. – Она достала свой альбом, раскрыла его на странице с уже начатым изображением грилли, дорисовала дыры в голове и фазаний хвост. – Как? Похоже? – показала результат трудов личу.

Рисунок действительно был хорош, с чем Моа и согласился:

– Да.

– Хочешь, другие покажу? – Девушка, не дожидаясь, перелистнула страницу. Со следующей глянул зубастый зверь, которого Има уже как-то рисовала костью на земле. Теперь он выглядел гораздо внушительнее и правдоподобнее. С копытами. – Интересно будет сравнить с настоящим, когда мы его, наконец, увидим воочию. А тут… – Еще одно перелистывание, новый портрет. На нем молодой человек с аристократически благородными чертами лица. – Как тебе, а?

Лич вгляделся в рисунок, не слишком понимая, какой реакции Има от него ждет – а она ждала, пребывала в неописуемом волнении, будто решалась сейчас ее судьба. И чем так важен этот портрет? Красиво, конечно, но…

– Кто это? – Сам собой напросился вопрос.

Имино лицо вытянулось, во взгляде мелькнуло разочарование. Ответ обескуражил:

– Это же ты.

– Я…

Моа всеми мыслями ушел в картинку. Как же так? Как он мог не учесть, что когда-то был не мертвым. С целым лицом.

Живым…

Девушка смутилась, решив, что чем-то задела спутника. Принялась оправдываться:

– Извини. Не нужно было тебе показывать, чего я тут нафантазировала. Наверное, с моей стороны это было нетактично… Дорисовывать твое лицо… Изображать тебя таким…

Она захлопнула альбом и быстро убрала его запазуху.

– Все нормально, – успокоил ее Моа. – Просто непривычно видеть себя целым. Рисунок хороший, честно. Он мне понравился.

От похвалы Има моментально воспрянула.

– Ух! А я уж испугалась. Просто ранним утром, когда ты отдыхал, ракурс был таким удачным, что мне очень захотелось нарисовать тебя.

Ах, да! Утром…

Утром Моа, действительно, позволил себе ненадолго отключиться от реальности и на время отойти в мир сна. Спал он сидя, привалившись спиной к стене и насколько возможно делая вид, что вовсе не спит, а просто закрыл на время глаза. Монеты, полученные сразу после разгона своры, еще по пути к временному жилью, принесли с собой новые части мозаики – тайны былого, растерянные воспоминания. Это были книги, возможно, те самые, которыми впечатлялась Има. И он читал их под сводами какого-то великолепного дворца – светлые стены уходили ввысь, над головой синел расписанный под небеса купол потолка. И белая резьба была везде. И стеллажи, стеллажи, стеллажи…

Старые фолианты в золотых переплетах.

То, что было внутри книг, после пробуждения быстро потеряло всякую конкретику и ясность. Лишь одна деталь после просмотра Иминого альбома вернулась из небытия – пахнущий застарелой бумагой разворот с переливами буквенной вязи на одной стороне и картинкой на другой. Изображение, почти копия того, что недавно нарисовала девушка.

Зверь.

Хребет, как гора. Зубы – пилы. Пасть до ушей. Один в один!

И Моа вспомнил, вдруг, подписи из сна. Обрывки слов. Клочки фраз.

Попросил:

– Покажи еще раз рисунок.

Има вынула альбом и распахнула.

– Какой именно?

– Тот, что с неведомым нашим преследователем. Я, кажется, знаю, кто это.

Глава 5. Доля исцеляющего

Мортелунд. Покои Владыки

Туман подползал к стенам цитадели со всех сторон.

Голодный и жадный, он бросался на камни и в бессилии тек по ним обратно на землю. Земля здесь всегда была черная, с плесенной антрацитовой проседью. Неплодородная. Безжизненная.

Архо лишь на секунду позволил себя глянуть в окно, после чего вернулся обратно к кровати владыки. На этой кровати можно было с комфортом разместить десяток людей. Она, как и вся мебель в комнате, выглядела мрачно и монументально – темная древесина, угловатая строгая резьба. Сверху проваленным куполом балдахин из бархата цвета грозы. И весь остальной интерьер аккомпанементом. У далекого окна стол из куска окаменевшего дерева, вкованного в стальную оправу. Книжный шкаф возле стены – за таким, наверняка, скрываются потайные помещения и переходы. Кресло из лощеной кожи, возле него напольный канделябр с узором из черепов – двенадцать свечей, но лишь одна горит. Угасает…

… и владыка тоже.

Надо же – самый великий человек Мортелунда теперь слаб, как дитя. Не может встать. Почти не способен есть и пить. Ничего не говорит. Да, какая там речь – он в себя уже почти не приходит! И все это теперь его, Архо, забота…

А ведь Люсьена была права – его уничтожат. Может, не сразу, как предостерегала соратница. Через какое-то время… Недолгое время, оставшееся владыке. Обратно уже точно не выпустят. Архо слишком много увидел и услышал того, что нельзя выносить за пределы этих покоев.

Умирающий владыка…

Одно неясно – зачем при всей очевидности скорой кончины нужно его лечить? Что это за фарс? Для кого представление? Триада ведь все понимает. И пусть Архо каким-то чудом смог облегчить страдания больного, вернуть обреченному жизнь он не сможет никогда! Так зачем тянуть? Видимо, Триада боится волнений и бунтов. Или не может поделить власть. У владыки ведь нет наследников. Единственный его ребенок, о котором уже и слухи почти не ходят, погиб лет десять назад. Это все, что известно.

Лич сел на табурет и протянул над больным руку. Потек из ладони зеленоватый свет. Пусть не спасти, но можно притупить боль. Люди так часто об этом просят… Проклятый дар! Насмешка судьбы. Где это видано, чтобы живых исцеляли мертвые?

Скрипнула дверь, в комнату явился Полувий. С порога потребовал отчета:

– Ну? Как владыка?

– Плохо, – честно ответил Архо. – Ему недолго осталось. Я сделал, что мог.

– Ясно, – чернокнижник обошел кровать и встал по другую сторону от лича. – Ты сделал то, о чем я просил тебя? Вскрыл его память?

Об это говорить не хотелось. Владыка будто отключился от собственных воспоминаний. Даже приходя в себя, он бормотал, как грилли, какую-то невнятную ерунду. Архо старался память ему вернуть, но потревоженная, она начинала потоком хлестать из головы больного. Все разы, что целитель пытался, почти ощутимая волна нечетких мыслей выплескивалась и растворялась в спертом воздухе…

– Я пытался, но это не сработало. Вы, верно, хотели вернуть владыке ясность ума? Все вышло наоборот – когда я вскрывал его память, воспоминания начинали утекать, как вода из худого ведра. Так что, я думаю…

– Думай поменьше, лич, вот мой тебе совет, – зло оборвал подчиненного Полувий. – Думать – прерогатива живых, твое же дело – выполнять приказания. И сейчас я приказываю тебе – вскрой память так, чтобы она никуда не делась. Чтобы осталась в голове нашего повелителя.

– Но как?

– Придумай, как.

Чернокнижник нервно дернул губой и направился к выходу. Когда он скрылся за дверью, Архо беззвучно выругался и склонился над недвижным телом больного. Посетовал тихо:

– Ничего я уже сделать не смогу. Простите меня, господин, я ничем не смогу вам помочь. Разве что только боль немного уменьшу. Это я…

Он не успел договорить, потому как безжизненная на первый взгляд рука владыки вдруг резко вознеслась вверх. Истонченные недугом пальцы поймали лича за ворот и тряхнули, как куклу. Архо по инерции рванулся, но хватка оказалась железной – и немудрено! Все же, на кровати лежал не абы кто, а самый могущественный и сильный воин-чародей Мортелунда, кровный наследник самого Хати-Мятанеминэ, древнего духа разложения.

Таким происхождением глупо было пренебрегать.

– Господин! Вам лучше? Позвать кого… – радостно начал Архо, но владыка лишь сильнее стиснул его ворот и прошипел прямо в лицо.

– Не нужно никого звать. Заткнись и слушай. И ни одного лишнего звука. Времени мало, лич, поэтому я приказываю тебе, как твой владыка, не подчиняться более никому в Мортелунде. Ты понял меня?

– Да, – как мог, кивнул Архо, которому больше ничего и не оставалось.

– Слушай… – Владыка вздохнул тяжко. Слова и эта сиюминутная бодрость давались ему невероятно тяжело. – Для начла, ты должен взять вот это. Дай свою ладонь. Ну, живо! – Лич послушно подставил руку и на нее, прямо из распростертой ладони владыки, выпало нечто похожее на небольшую печать. Предмет светился золотом. Коснувшись кожи целителя, цвет свечения поменялся на холодно-серебряный, и предмет просочился сквозь плоть внутрь руки. – Кроме этого, ты должен будешь забрать мою память. Она ни за что не должна достаться им.

– Но ваша память утекает, когда я…

– Не переживай, больше не утечет. Я отдам тебе ее, убранную в тайные шифры, чтобы те, кто охотится за моими воспоминаниями, в случае твоего провала ее не получили… Слушай дальше и не перебивай. Последнее – самое главное! – ты должен будешь убить меня. Прямо сейчас.

– Что?

– Что слышал. Ты убьешь меня, а все, что я передал тебе, отдашь тому личу, что убежал из Мортелунда. И запомни важную вещь – остерегайся всех, кто связан с именем Энолы.

* * *

Когда в Подбережке они отыскали труп фазанохвостого, Иму с трудом удалось увести от потрясающей находки.

Мертвый грилли оказался невероятно занимательной живой (вернее, не очень живой) натурой. Кроме дыр в голове на его шкуре обнаружилось странное клеймо с безголовой птицей и грибом, заключенными в кольцо. Има с особой дотошностью скопировала символику в свой альбом, желая в кратчайшие сроки добыть разгадку сего ребуса.

Сильнее фазанохвостого девушку заинтересовал лишь рассказ лича о таинственном звере. Хотя, это был не то чтобы рассказ – Моа вспомнил лишь общее название подобных существ. Древние. Има промучила его расспросами весь день до самого заката, и мучения эти дали плоды – лич вполне себе ясно вспомнил разворот книги из последнего сновидения. Большая часть текста осталась мутной, четко вышли из памяти только узоры по краям страницы и некоторые строки: «Когда умерли последние драконы, древние звери вышли из рассвета и разбрелись по земле. Когда же явились в наш мир первые духи, от тех зверей уже и праха не осталось»…

Моа так и объяснил Име:

– Твой зверь на рисунке и есть – древний. Очень похож, по крайней мере на того, что в книге.

– Древний? Как же он до нас-то тогда дожил? Или не дожил? А если так, то, кто же он тогда – нежить? И кому же под силу такую старинную нежить поднять? Да и где взять останки того, кто умер давным-давно? И на привычную нежить он все-таки не похож… Ну, не капельки! – выпалила девушка и тяжко выдохнула.

Столько вопросов и никаких ответов…

Ничего.

– Не похож, – согласился Моа.

– Я его совершенно не ощущаю, даже когда близко подходит.

– Я тоже не ощущаю, – задумался лич, – но это и не удивительно. Кости древних не могли сохраниться до нашего времени в своем изначальном виде. Скорее всего, они обратились камнем или огненным металлом.

Има коснулась груди.

– Тем, из которого сделан мой амулет?

– Да…

Они еще долго обсуждали драконов, древних и возможности Мортелундской некромантии. В основном, безрезультатно, зато наговорились надолго впрок. Впереди их ждали две непростые недели, за которые они умудрились посетить три мелких сельца, и каждое с проблемами.

В первом бесчинствовал упырь, с которым Моа разобрался в два счета, за что был моментально вознагражден и накормлен. Има тоже.

До второго шли долго – три дня ночевали в лесу. Здесь он был старый, замшелый и сырой. Когда добрались до людей, столкнулись с троицей неупокоенных. Они для Моа были, что семечки. В общем, доночевали в тепле и двинулись дальше.

Последнее сельцо находилось не по пути в Кутанай, поэтому путникам пришлось круто забрать на северо-запад. Проблема у жителей была тоже вполне пустяковая – пара отбившихся от Подбережской своры грилли. Лич с ними разобрался быстро, но стоило только сумеркам густо пасть на окрестные холмы, как явились из ниоткуда старые знакомые – Имины мертвяки.

Из-за них пришлось все бросать – и спокойный ночлег, и сытный ужин – и бежать обратно к тому пути, по которому шли изначально. Пока шли, спокойно, ведь, было? Никто преследовал… Моа так и подумал, что дело не только в амулете, но и в выбранном пути.

Има согласилась.

– Пожалуй. Пока шли на юг – их ни слуху, ни духу. Как только на север, назад, повернули – так вот они, легки на помине!

Предположение оказалось действенным. Вернувшись к изначальному направлению, лич и девушка еще некоторое время наблюдали настырных неупокоенных – они следовали, но не нападали, а потом тенями отпали в ночь.

Моа нахмурился – странно все это. Что же, они с Имой беглецы теперь? Мертвяки их как будто гонят…

Лич подумал о собственном побеге из Мортелдунда, о котором не любил вспоминать.

Не лучшее тогда было время. Оковы, подвал, темнота. Окошко в два кирпича размером у самого потолка. В нем иногда мелькали чьи-то ноги, сбрасывали в темницу щебенку и пыль. Дни тянулись за днями, и существование было вязким, как кисель. Бессмысленным.

Иногда к Моа приходили некроманты, пытались тянуть из него силу, но ничего у них не получалось. Периодически являлся Полувий. Он подолгу смотрел на лича через прозрачный круглый кристалл нетающего льда, делал какие-то записи в убранной в кожу рептилии книге и уходил, качая головой.

Однажды чернокнижник пришел к пленнику в полдень. Над Мортелундом стояла полная полуденная луна, которую Моа никак не мог видеть, а Полувий же, напротив, ждал. Он снова долго смотрел на лича через свой кристалл, а потом, вдруг, разглядев нечто важное, изменился в лице и поспешил на выход. Он что-то выяснил, что-то узнал…

Моа отчетливо слышал, как чернокнижник торопливо вышел в коридор. Кто-то встретил его за дверью, начался тихий разговор, который тут же перешел в спор, тона быстро повысились. Обрывки фраз, острые и резкие, как осколки битого стекла, вспарывали душный воздух.

– … я видел в нем силу…

– …если это так, то нельзя…

– … нужно…

– …так, ты из них… ты не получишь… уже пытались… не позволю этому свершиться…

Перепалка за дверью быстро переросла в потасовку. Тонкая полоса – свободное пространство между дверью и полом – озарилось яркой вспышкой. Мгновение спустя в камеру потянулись извивающиеся щупальца сизого дыма. Они поползли к пленнику, закованному в специальные зачарованные кандалы. И снова пришло то, что было на поле боя… Из-за чего, собственно, лич и оказался в столь прискорбном положении. Удар силы. Небывалая мощь родилась где-то в центре помещения и раскинулась в стороны кольцом, обрушая часть крепкой стены…

Дальше Моа помнил от произошедшего лишь нестройные сонные обрывки – едущие на него ворохом камни, гул подломленной башни, тревожные содрогания земли, крики снаружи темницы, крики внутри. Свое собственное движение вперед и вверх, через летящий под ноги обвал. Всеобщее мельтешение, дымные струи и четкий приказ, засевший в голове: «Тебе надо бежать!» Такие приказы, идущие вглубь сознания высшей нежити извне, были обычным делом на полях битв, когда координирующим движения армий некромантом нужно было пересылать свои мысли на большие расстояния. Но пришедший приказ не был послан никем из обычных некромантов. Воля адресующего оказалась невероятно могущественной, и в то же время крылась в ней какая-то болезненность. Чужая мысль била в висок, как последняя волна умирающего прибоя: «Беги, лич. Беги!»

– О чем задумался? – Има вытянула спутника из водоворота непокорной памяти.

– О прошлом.

– Как обычно?

– Да…

Путь пошел круто вверх, на горбатый холм по крутому склону.

Лич прислушался – ветер нес с невидимой пока вершины густой аромат донника и людскую речь. Обернувшись с холма назад, Моа еще раз убедился, что мертвяки за ними больше не идут и никого себе в помощь не призывают.

Вскоре дорога привела путников к жилью.

Не очередное сельцо, а большой дом глянул на них желтыми глазами-окнами из зарослей пышного сада. Плодовые и декоративные деревья, стиснутые решетками чугунной ограды, плотно сидели вокруг двухэтажного каменного строения. Над трубами поднимался дым, лаяла собака, переступали в конюшне лошади. Внутри было шумно и людно.

– Что за место такое? – принялась выяснять Има, когда они с Моа подошли к запертым кованым воротам.

– Это гостиница, – отозвался кто-то из близлежащих кутов гортензии.

Голос был спокойный, женский. Его обладательница, пышнотелая дама лет пятидесяти, поднялась в полный рост из-за гущи голубоватых листьев в пене белых соцветий. Оправив фартук, она шагнула навстречу гостям.

Лич окинул взглядом из-под капюшона кружево мастерски исполненных плетений на решетке ограды. В центре каждой секции, что шла от столба к столбу, находился герб с собакой, сжимающей в лапах кирку.

– Шикарно для такой глуши. Это ведь знатный дом.

– Был когда-то домом виконта при местных графьях. Вся эта знать давно из Пограничья съехала, а усадьбу, ведь, с собой не унесешь.

Женщина потопала ногами, сбрасывая с башмаков присохшую землю. В руках ее было пустое блюдо. Его содержимое осталось за кустом, на каменном подобии маленького алтаря. Те, кому адресовали подношение, уже шуршали поблизости. Моа отчетливо ощутил их запах – робкие мышеподобные создания, что живут в домах и поют по ночам непонятные тревожные песни. Маленькие духи давно умерших предков – пургатори. Легенды гласят, что когда-то давно все люди были такими – крошечными, зубастыми, хвостатыми. Лазали по деревьям в поисках фруктов и насекомых и вовсе не умели говорить…

И пургатори – память о тех временах.

В Пограничье их обычно почитали летом, после Солнцестояния.

– Вы на постой, или как? – продолжила разговор женщина. – Я – Иде, хозяйка местная. – Она протянула широкую ладонь. – Так что если передых нужен – платите и добро пожаловать. Не нужен – доброй дорожки. Под холмом большой тракт, что ведет в Кутанай – не заблудитесь.