Текст книги "Хитросплетения тьмы (СИ)"

Автор книги: Жанна Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Оставшись наедине с чернокнижником, Лэйла погрузилась в мысли. Ее красивое лицо отметила печать тяжелой думы. Заметив это, Моруэл произнес:

– Все верно, госпожа, не тревожьтесь, все верно. Такова воля судьбы…

 
Не бойся встать на самый край,
Иди на риск, с судьбой играй.
К золотой короне мчитесь кони,
Только туда, только туда, где сегодня рай.
 
 
С детства я хотела быть первой,
Обо мне узнает земля,
Буду, буду я королевой,
Только дайте мне короля.
 

(С) ОСТ «31 июня»

Нарбелия не прогадала, рассчитывая отыскать отца в рабочем кабинете. Как и прежде пару часов перед сном он предпочитал проводить в одиночестве. В такие минуты компанию ему составляли бокал старинного вина и любимая такса, спящая у ног на медвежьей шкуре.

Принцесса вошла без стука, огляделась по сторонам, словно боясь, что ненавистная драконша уже успела пробраться в обитель отца и что-то в ней поменять. Пока все оставалось на месте: Красный мрамор стен, колонны по углам, увитые резьбой в виде плющевых листьев, огромная люстра на сотню свечей, которую никто никогда не зажигал: отец всегда пользовался настольными подсвечниками, поэтому в кабинете царил уютный полумрак.

Спящая такса даже не подняла головы, Нарбелия ее знала с детства. Скользнув взглядам по высоким стеллажам из черного дерева, заполненным свитками, книгами, шкатулками, девушка подошла к массивному столу, украшенному по краю золотой чеканкой. Король поднял голову, оторвавшись от большой книги в кожаном переплете:

– Дочь моя, что привело тебя сюда в столь поздний час?

– Тревоги, отец, невыносимые тревоги о твоей судьбе и судьбе Королевства, – произнесла принцесса как можно более вкрадчиво и ласково.

– Не беспокойся, доброе дитя, сейчас моя душа переполнена ликованием. Ничто не приносит Королевству такого благоденствия, как вдохновение и счастье его Короля! Столица цветет, будто райский сад.

– Все это, конечно, хорошо, – отвела взгляд Нарбелия, стараясь не заглядывать в раскрасневшееся, счастливое лицо отца, – но твоя свадьба весьма обеспокоила меня. Это поспешное решение, пойми, отец!

– Конечно, все произошло слишком быстро, но истинную любовь не сдержишь, – мечтательно развел руками Король, – не беспокойся, Миния станет замечательной Королевой, с ее приходом судьба наших земель окажется в надежных руках. К тому же она красива, как ангел, подданные полюбят ее.

– Ты плохо знаешь эту женщину, – сердито выдохнула Нарбелия, не терпевшая подобных комплиментов в чужой адрес – ее голос моментально растерял всю напускную нежность, – она коварна и опасна.

– Это ревность, дитя мое, – печально улыбнулся Король, пытаясь уладить ситуацию, – я понимаю, ты верна своей матери, хоть и помнишь ее едва. Ты привыкнешь и поймешь меня…

– Как можно такое понять? – распалилась Нарбелия, – молодая проходимка окрутила старого Короля, заскучавшего в одиночестве.

– Не нужно так говорить, – лицо Короля помрачнело, – ты ранишь меня в самое сердце.

– Это не я раню твое сердце, – отчаянно выкрикнула принцесса, – это твоя потаскуха-Миния скоро вырвет его и сожрет на завтрак. Она гадюка, отец, подлая змея! Неужели ты настолько слеп? Где твоя прозорливость, мудрость? Где?

– Не дерзи, Нарбелия! Не зарывайся! – вскочил с места Король, и старая такса испуганно заскулила, забиваясь под ящики стола.

– Отмени свадьбу, отец. Отмени, пока не поздно. Послушай меня. Неужели ты позволишь, чтобы наше Королевство попало в загребущие лапы какой-то драконши? Ты забыл, что у тебя есть наследница?

– Ах, вот в чем дело, – голос Короля вдруг стал холодным и презрительным, – ты расстроилась, что власть перейдет не в твои руки? Как низко, дочь моя… – он вздохнул разочарованно и печально, – не беспокойся, я не оставлю тебя без наследства: ты получишь в свое распоряжение Ликию.

– Что? А как же Лэйла?

– Лэйла предала Королевство, и за это лишится своего трона.

Нарбелия почувствовала холод в пальцах рук и ног. Мертвец не соврал – Миния и впрямь восстановила отца против сестры. Все услышанное звучало просто отвратительно, гадко, подло. Дрянная авантюристка с крысиными зубами, не успев стать Королевой, навела свои порядки – надумала лишить трона обеих дочерей Короля. Дрянь. Нарбелия сжала кулаки и скрипнула зубами. Проклятье. Проклятье! Проклятье…

Опустив голову, она направилась в свои покои. Разговор так ничем и не окончился, а все попытки отговорить отца от свадьбы провалились. Разные мысли метались в голове наследницы, все они были рождены яростью и жаждой мести. Она вспоминала все самые мощные и убийственные заклинания, воскрешала в памяти имена знакомых убийц и названия ядов. Осознав – решить проблему по-хорошему не выйдет, принцесса поняла, что пойдет на все.

Нельзя обвинить Нарбелию в том, что она опустила руки: сколько заклинаний было прочитано, сколько наемных убийц послано, сколько служанок подкуплено. Однако королевская невеста оказалась крепким орешком, весьма крепким, чтобы теперь уже бывшая наследница обломала об нее свои прекрасные зубки. Ярости и гневу последней не было конца. Она била посуду и закатывала истерики горничным. Служанки боялись лишний раз подходить к ее покоям.

Наконец, день свадьбы настал. Столица ликовала, утопающая в цветах, пестрящая лучшими нарядами ее жителей, наполненная ароматом угощений, вынесенных на площади и разложенных на укрытых белыми скатертями столах, специально для простого народа. В этот день каждый мог подойти к королевскому столу и поесть досыта. Богатые брезговали яствами, уступая свое место нищим и беднякам, которые дружно толпились возле постоянно пополняемых блюд, вознося хвалу небесам, благословенному Королю и его прекрасной невесте.

Для обеспечения охраны и порядка солдаты со всех окрестных гарнизонов были присланы в столицу. Они патрулировали улицы площади и парки. Охрану дворца утроили, боясь новых выходок неизвестного недоброжелателя, совершившего за последнюю неделю несколько покушений на Минию. К великому утешению Короля, сама драконша не слишком беспокоилась об этой напасти, ее личные телохранители – два мага-эльфа прекрасно справлялись со своей задачей, да и сама невеста вовсе не была беззащитной.

С раннего утра от Короля не отходили многочисленные слуги, пажи, парикмахеры и швеи. Одни укладывали ему волосы, другие пудрили лицо, третьи брызгали благовониями нижнюю одежду, четвертые подгоняли расшитый рубинами алый камзол так, чтобы сидел безупречно.

Когда, наконец, все приготовления были закончены, а если говорить точнее, к обеду великого дня, Король, в сопровождении телохранителей, знаменосцев и пажей покинул дворец, отправляясь в самый величественный храм Объединенного Централа, находящийся на площади Святого Центры, совсем недалеко от королевского дворца. Расстояние, которое можно было за несколько минут преодолеть пешком, отец Нарбелии проехал в нарядной карете, запряженной шестеркой великолепных эльфийских коней темно-игреневой масти.

Там, по всем правилам этикета, он остановился, ожидая картеж невесты. Она не заставила себя долго ждать. Подъехала к ступеням храма на открытой повозке из перламутра, укрытой белыми норковыми шкурами и запряженной белоснежной парой редких в этих местах северных упряжных.

Увидев будущую венценосную чету, оттесненные от проездов охраной, толпы зевак восторженно загудели, выкрикивая поздравления и благодарности Королю и его невесте. А тот, взяв под руку Минию, ступил на мраморную лестницу, идущую между рядов колонн, ко входу в храм. Внутрь храма, согласно обычаю, в тот день не пускали никого, кроме царственного жениха и его благородной невесты.

Лишь один человек во всей столице не разделил всеобщего праздника и торжества. Нарбелия. Мрачная и злая она уединилась в своих покоях, отправив прочь королевского пажа, сообщившего, что Король ожидает дочь на церемонии. Дабы сохранить лицо и не выглядеть в глазах дворцовых сплетников обиженной жизнью скандалисткой, бывшая наследница сослалась на сильное недомогание, что отчасти являлось правдой. Она действительно чувствовала себя нехорошо. Не стоило и гадать, что явилось причиной этой хвори – лютая злоба, точащая сердце, постоянное недоедание и недосып. Нервы были на пределе, силы тоже.

Захлопнув наглухо окно, специально, чтобы не слышать радостные крики и веселую музыку, Нарбелия задернула тяжелые портьеры и, бессильно рыдая, рухнула на кровать. Воцарившиеся в ее комнате тишина и мрак не дали покоя, наоборот, создали ощущение пустого склепа, в котором ее, законную наследницу, оставили одну, более ненужную и неважную своему Королевству и отцу. Она рыдала и рыдала, уткнувшись лицом в мягкую перину, до тех пор, пока сквозь собственные всхлипы не различила тихий стук в дверь.

– Хайди, это ты, – разочарованно выдохнула Нарбелия, и тут же отвернулась, пряча от пришельца распухшее красное лицо, – что, на свадьбу не пригласили?

– Зря рычишь, дорогая, хотя, сейчас это тебе несказанно идет – с таким лицом ты и вправду похожа на бульдога, у которого из-под носа утянули кость.

– Это тебя давно пора скормить бульдогам, мерзкая падаль! – поворачиваясь, выкрикнула принцесса, получив долгожданный объект для излияния своего гнева, – ненавижу тебя, всех ненавижу! Вокруг одни враги и негодяи! Трусы и предатели! Ублюдки и подлецы!

– Угомонись, – злобно прошипел в ответ ее мертвый слуга, – хватит психовать. Этим делу не поможешь.

– Уже ничем не поможешь! Поганка-Миния охомутала Короля. Я – нищая бесприданница! Это конец, конец…

– Возьми себя в руки, дура. Ты все еще принцесса и королевская дочь! Не ной, словно битая служанка, – спокойные прежде глаза мертвеца полыхнули оранжевым огнем.

– Да, пожалуй, – Нарбелия гневно откинула волосы и направилась к выходу, – пора положить конец этому цирку.

– Что ты задумала? – в голосе Хайди промелькнуло беспокойство.

– Убью крысу прямо сейчас…

– Не вздумай! Убьешь – станешь преступницей межгосударственного масштаба, и тебя повесят, не посмотрят, что благородных кровей.

– Пусть попробуют, – глаза наследницы налились кровью, – пусть рискнут, – на концах тонких пальчиков полыхнули опасные искры, – познают мощь моей силы.

– Миния тебе не по зубам, – понижая голос, произнес мертвец, отслеживая все движения Нарбелии.

– Не родилась еще та стерва, которой я не смогу свернуть шею! – голос бывшей наследницы превратился в злобное шипение.

Собирая в ладонях электрические комки силы, Нарбелия направилась в коридор. Хайди нагнал ее в дверях и схватил за руку:

– Стой.

– Не смей трогать меня, – прошипела Нарбелия, толкая его в грудь.

Мертвец перехватил ее за запястья, и она снова зарычала, как дикая разъяренная кошка:

– Не смей меня останавливать, ты мой слуга! – рванулась, отскочила, развернувшись спиной, кинулась в проход.

Сильные руки обхватили ее сзади. Одна обвила шею, вторая талию, оскаленные зубы клацнули возле украшенного золотом и брильянтами уха:

– Не дури, истеричка. Сегодня убьешь Минию и насытишься местью, а завтра, стоя на эшафоте пожалеешь о содеянном.

– Не пожалею! Ничто не может быть слаще желанной мести…

С этими словами девушка рванулась из последних сил. Хайди удержал ее, крепче пережав горло, впиваясь рукой в нежный живот. Неожиданно под пальцами что-то шевельнулось – от неожиданности мертвец ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил Нарбелию. Она стояла тяжело дыша.

– Ты…ты почему не сказала? – напряженный взгляд Хайди пересекся с осоловевшими глазами принцессы, – чей ребенок?

– Кириэля, – еле слышно произнесла принцесса.

– Ты врешь, – прозвучало в ответ, – сама знаешь, что беременна не от него.

– Это не важно, он не догадается, что ребенок от Тианара.

– Тианара, – переспросил мертвец, прищуривая глаза и требовательно взирая на принцессу, – с тех пор, как я вытащил тебя из подземелья, прошло немало времени… Какой срок?

– Большой.

– Какой, отвечай.

– Последний месяц.

– Не может быть, – на лице Хайди, рассматривающего стройную фигуру девушки и незаметный живот, проступило тревожное недоумение.

Жажда мести мгновенно прошла, стоило верному слуге обнаружить то, что Нарбелия прятала уже несколько месяцев, не желая открыть прежде всего себе самой. Первое время она внушала себе, что вовсе не беременна, и все признаки – лишь результат постоянных переживаний и стрессов. Потом пыталась избавиться от ребенка, но что-то каждый раз останавливало ее. Теперь она смирилась с фактом, решив использовать свое состояние, как козырь, способный ускорить свадьбу с Кириэлем. Конечно, задумка могла провалиться, но Нарбелия, которой не чего было терять, полностью полагалась на собственные магические способности. С помощью колдовства она смогла укрыть плотным мороком свое тело, и сделала это так искусно, что даже сильные маги в Эльфаноре не сумели заподозрить неладное.

Поделившись своими планами с Хайди, особой поддержки она не получила. Усевшись в кресло и задумчиво подперев рукой подбородок, мертвец разочарованно покачал головой:

– Пусть Кириэль и полный болван, его кукловоды наверняка задумаются, прежде чем допустить тебя к будущему Владыке. Живот ты скрыла, но со дня на день родится ребенок, как ты поступишь тогда?

– Я его спрячу, притворюсь беременной, объявлю принцу и его прихвостням подходящий срок, выйду замуж, стану Владычицей, а потом изображу роды наследника, – уверенно заявила Нарбелия.

– Изобразишь? Думаешь, это будет легко, к тебе приставят кучу шпионов и личного врача, – голос собеседника переполнился сомнением.

– Повитуху и врача я возьму своих – таковым будет мое условие. И Кириэль его выполнит, я заставлю, – нежные пальцы свернулись в кулак, – таков будет каприз невесты.

– Что ж, попробуй, – Хайди взглянул девушке в глаза, и взгляд его обнадеживал.

Странное ощущение надежности и защищенности переполнило принцессу. Конечно, периодически Хайди злил и раздражал ее, но, в то же время, его компания с каждым днем становилась все более желанной и приятной. Девушка не могла точно истолковать свои чувства, но былой ненависти в них почти не осталось, а градус привязанности и даже зависимости поднимался с каждым днем.

Успокоившись, Нарбелия расслабленно откинулась в кресле напротив мертвеца, по-кошачьи потянулась, меряя его недвусмысленным взором, тоскливо посмотрела сначала на диван, а потом на кровать. Хайди ответил прямым взглядом, скрывающим усталую насмешку. Потом ушел прочь, а Нарбелия, с досадой поглядев ему вслед, уселась за письменный стол и, достав из ящика тонкий лист надушенной благовониями бумаги с золотым гербом в углу, принялась писать послание «возлюбленному» эльфийскому принцу.

* * *

– Кого еще там принесло? – рыкнул Камэль на невысокого большеглазого эльфа, в роду которого явно имелась лесная родня.

– Разбойники, – тихо ответил тот, боясь поднять лицо и встретиться глазами с главным, – говорят, господин Хапа-Тавак их пригласил.

– Ясно, – дернул губой Камэль отчего расположившийся возле рта шрам пошел вверх надломленной дугой. – Эй, Зенка! – прикрикнул он, обернувшись за спину. – Бегом к господину, скажи эти пришли. Разбойники.

В полумраке длинного коридора, не имеющего окон, раздались частые шажки. Служанка-полукровка со всех ног бросилась исполнять приказ. Она торопилась, и причин у нее на то имелось две: первая – нерасторопность каралась руганью, а в худшем случае даже побоями; вторая – оставаться рядом с господином Камэлем никто из слуг не желал.

Шаги утихли, в конце коридора скрипнула дверь, вырезав на темном полу четкий светлый прямоугольник. Спустя минуту – снова звук двери и опять чечетка быстрых ног по каменному узорному полу.

– Господин Хапа-Тавак велел пригласить их поскорее, – отчеканила она, справляясь с дыханием, – ждет их очень.

– Поди прочь, – буркнул на служанку Камэль, раздраженный ее простым пограничным говорком, – глаза не мозоль.

Обрадованная Зенка кинулась со всех ног к дальней лестнице, ведущей на первые этажи, где находились комнаты слуг. В спешке поскользнулась и растянулась на полу, тут же мячиком подскочила и понеслась еще быстрее.

– Слышал? Зови разбойников, чего стоишь, – было приказано невысокому эльфу, и тот, взяв пример с благоразумной Зенки, поспешил удалиться…

Шайку Гои на западе знали хорошо. Она патрулировала все восточные дороги. Караванщики говорили о ней с ужасом, а Королевские солдаты и эльийские охотники с досадой и ненавистью. Не желая делить степи с гоблинами, разбойники не подходили близко к Королевству, обычно держались у границ Апара и на севере, там, где степная коса тянулась почти до самого Шиммака. Там степь не была такой дикой, как на западе, там проживало много людей, а гоблинские поселения встречались редко.

Если Король тратил все силы на разгром разбойничьих банд, то хитрые апарцы поступали иначе – когда Гоя принимался бесчинствовать слишком близко к границе, или слишком сильно тревожил апарских купцов, его решительно отгоняли в степь, не преследуя. Ходили слухи, что головорезы Гои стоят на тайной службе у апарцев и даже платят им налог с награбленного…

Изучая пристальным взглядом сытые холеные лица разбойников, Камэль скрыл возникшее удивление. Обычно люди подобной профессии смотрелись иначе: местные разбойнички выглядели совершенными оборванцами. Западные леса и дороги не таили особых щедрот, поэтому вольные ватаги промышляли в них кое-чем, перебиваясь набегами на крестьянские хозяйства и редких путников.

Те, что пришли с Гоей, все как один носили дорогую кожаную одежду, проклепанную серебром и украшенную самоцветами. Их пальцы сверкали кольцами, шеи гнулись под тяжестью золотых цепей. В глазах эльфа гости выглядели скорее зажравшимися пижонами, нежели прожженными бойцами, но одного прямого взгляда хватило, чтобы опровергнуть эту видимость.

Сам Гоя выглядел человеком уверенным и осторожным. Темные волосы и ястребиное лицо с крючковатым носом и острым, немигающим взглядом хищной птицы выдавали в нем чистокровного апарца. Как истинный апарец он был сухощав и не слишком высок. В отличие от красно-рыжей, под цвет степной травы, одежды остальных разбойников, главарь носил черную кожу, прошитую золотом, без аляпистых самоцветов и цепей. Угловатые плечи выходили вперед, как сложенные крылья, придавая ему еще большее сходство с ястребом.

Здесь, в Волдэе, лишенный открытого пространства, этот степной хищник явно чувствовал себя неуютно. Оглядев с ног до головы Камэля, Гоя напрягся – внешность Высокого не вызвала у него доверия.

– Где тот, кто хотел видеть нас? – каркнул он, наконец, совершенно по-вороньи, хрипло и пронзительно, – сдается мне, звал нас сюда не ты, эльф.

– Кто бы ни звал, вы здесь, – отрезал Камэль, – так не будем тратить время на ненужные разглагольствования и перейдем к делу.

– Добре, – кивнул Гоя, сбавляя гонор под непримиримым и властным взглядом волдэйца, – добре, эльф. Дело хорошо лишь тогда, когда выгодно обеим сторонам. Объясни, чего вы, жители запада хотите от нас?

– Не прикидывайся несведущим, главарь, – по-волчьи оскалился Камэль, заставляя разбойников, стоящих перед ним, отвести взгляды, – не знай ты, о чем пойдет речь, разве проделал бы столь длинный путь?

– Слава о силе Белого Кролика дошла до нашей степи. Его люди шастают там последнее время чаще купеческих караванов. И мы их не трогаем, – Гоя улыбнулся, показав оба ряда желтых мелких зубов.

– Правильно делаете. Вы не дураки, – ухмыльнулся Камэль. – Вы ведь служите кому-то из апарских князей?

– То наше дело, – снова оскалил зубы главарь, – а твой господин, что, хотел просить нас о помощи?

– Хапа-Тавак, – проскрежетал зубами эльф, даже не удосуживаясь добавить «господин», – предлагает тебе сделку. Ты будешь служить ему – охранять его обозы и смотреть, чтобы никто не ходил по следам, а он отдаст тебе всю степь.

– Степь отдаст? – заливисто рассмеялся Гоя, вскидывая вверх черные брови, – он что, хозяин степи? Степь моя и всегда будет моей!

– Твоя лишь узкая полоска вдоль апарской границы. Степь ничья, а по факту – принадлежит гоблинам. Если она захотят – раздавят тебя, как вошь. А с нами ты обретешь силу…

– И стану цепным псом Белого Кролика?

– Лучше быть цепным псом, чем безхозной шавкой, – не скупился в выражениях Камэль, – ты же любишь деньги и власть, так ведь, Гоя?

– Можно подумать их не любишь ты, – прищурился апарец, меряя взглядом эльфа, – все любят власть и деньги, и все их ищут.

– Примешь наше предложение, и твой поиск увенчается успехом, – прозвучало в ответ.

– Добре, – кивнул Гоя, и хотя видно было, что решения он еще не принял, алчный блеск в глазах указывал на то, в какую сторону разбойник скорее всего склонится, – а как же гоблины? – спросил он вдруг.

– А что гоблины, – насторожился эльф, догадываясь, о чем будет речь.

– По степи ползут слухи, что они собирают Орду…

– Чтобы собрать Орду, нужны тысячи тысяч, а не десяток полудохлых деревень, половина из которых живут в раздорах, – отмахнулся Камэль, кивая на светлую галерею, ведущую в противоположную сторону от покоев Хапа-Тавака, – отдохните с дороги и подумайте, чтобы к утру решить все окончательно.

– Твое гостеприимство подкупает, эльф, – сдержанно поблагодарил Камэля Гоя, подавая своим людям знак следовать за ним, – пришли нам хорошего пива и вина, да служанок помясистее, – желтые зубы снова плотоядно обнажились, – мои люди изголодались с дороги…

Рамаль видел, как в цитадель прибыли разбойники, но они волновали его мало. Из головы не шла умная и печальная собачья морда, полные бесконечной преданности глаза, понимающие и принимающие все, даже предательство хозяина.

В небольшом зале на перекрестье коридоров и галерей, ведущих в жилые покои, проходили переговоры с разбойниками. Без него. Рамалю не было до них интереса. Ему вообще не было больше интереса к делам Хапа-Тавака и волдэйской верхушки. В голове его что-то щелкнуло, а в расчетливой, жестокой душе что-то надломилось, оборвалось. Эльф испытал омерзение и ненависть сначала к сложившейся ситуации, потом к окружающим, и напоследок к самому себе. Гадкое, щемящее чувство родилось где-то в желудке и с тошнотой подступило к горлу. Гадость, мерзость, грязь.

Он сощурил глаза и шагнул из темноты в светлый открытый переход. Остановился, созерцая представший вид: окружающие цитадель могучие серые стены и буйные кудри непроходимых лесов за ними. Даже эта умиротворяющая, величественная картина не уняла душевной тошноты.

Рамаль изо всех сил прислушался к шуму ветра в кронах, пытаясь отыскать в нем упоение и покой, но мимолетное спокойствие нарушилось, не успев начаться. В галерею, отчаянно топая босыми ногами, влетела девка-служанка. Растрепанная, в сбитом набок корсаже, из которого выпала при беге одна маленькая бледная грудь, она мчалась со всех ног, отчаянно всхлипывая и тяжело дыша.

Увидев Рамаля, служанка кинулась ему под ноги и тонко завыла, давясь воздухом от перебитого дыхания. За ней из прохода не спеша вышли двое мужчин в рыжей коже. Они двинулись к Рамалю невозмутимо и уверенно, как хищники, знающие, что загнанная добыча никуда не убежит.

– Это наша девка, нам ее дал господин Камэль, – несколько неуверенно произнес один из них, обращаясь к Рамалю, который стоял в замешательстве, отвлеченный от своих терзаний.

Наверное, за пару дней до этого он не обратил бы на происходящее внимание, прошел бы мимо. Теперь чаша омерзения дополнилась последней каплей. Грязь, ложь, унижение… Рамаль судорожно сглотнул, презрительно рассматривая «гостей». Ему хотелось выхватить меч и выпустить кишки всем: и этим обнаглевшим людишкам, и маленькой грязной полукровке, пачкающей своими соплями и слезами его сапоги. Мерзость. Подчиняясь остаткам былой рациональности и расчетливости, эльф сдержался:

– Камэль перепутал, это моя личная горничная, – заявил он тоном, не терпящим возражения, – и я ее заберу.

Подчиняясь властному голосу эльфа, разбойники что-то пробурчали себе под нос и, покинув галерею, ушли в темноту переходов.

Рамаль хотел сделать шаг, но не смог – девчонка намертво вцепилась в сапог.

– Уйди прочь, – тряхнул ногой эльф, но служанка лишь отчаянно завыла и мотнула головой:

– Не гоните меня, господин, мне так страшно в жизни не было. Защитите меня от этих нелюдей, молю вас, защитите, – она ткнулась лицом ему под колено, фыркая и шмыгая покрасневшим носом.

– Отстань, – повторил Рамаль без особой надежды, – или к себе.

– Нет, господин, я не пойду, не прогоняйте, возьмите с собой, – девчонка задохнулась всхлипами и затихла.

Рамаль осторожно нагнулся и с силой отцепил ее руки от себя. Морщась, посмотрел, как она, брошенная теперь на произвол судьбы, тихо свернулась на полу и тонко заскулила. Бросив на трясущееся тело последний взгляд, пошел к себе.

Неожиданно в памяти всплыло улыбающееся простое лицо маленькой служанки. Это она всегда приносила в жилые комнаты живые цветы с улицы, бегала, смешно шлепая босыми ногами, звонко пела, елозя с тряпкой по холодному полу. Он вспомнил ее имя – Зенка…

За спиной раздались неуверенные едва слышные шаги. Рамаль обернулся. Девушка стояла позади, ясно было, что она шла за ним, стараясь остаться незаметной. Смерив служанку взглядом, эльф ничего не сказал, пошел дальше, возле личных покоев остановился, оглянулся. Зенка стояла в нескольких шагах, глядя на него жалостливо, виновато, словно приблудившаяся брошенная собака. Рамаль приоткрыл дверь, вошел к себе. Подумав, выглянул в коридор, девушка была на прежнем месте.

– Заходи, – кивнул, удивляясь собственной мягкосердечности, – быстрее.

Уловив в голосе господина ноты раздражения, Зенка не заставила себя ждать, тут же шмыгнула в комнату и замерла на входе.

– Можешь сесть там, – Рамаль кивнул ей на узкий диван, прячущийся за выступающим зевом камина, – и чтобы ни писка, ни шороха.

Служанка послушно выполнила приказ.

Рамаль забыл о ней через минуту. Сев за стол, он достал из ящика стопку писем и бумаг, перебрал медленно, задумчиво, затем сложил в дорожную сумку. Из другого ящика он вынул шкатулку с драгоценными камнями и, не заглядывая внутрь, отправил следом. Если бы в тот момент кто-то спросил его: «Что он делает и куда собирается?», Рамаль бы не ответил. В тот момент он был вовсе не в Волдэе, не в своих покоях, не за столом. Он погрузился в себе, перелопачивая и осмысливая все последние происшествия жизни. Чем больше он думал, тем сильнее осознавал, насколько претит ему все происходящее.

Когда стрелки старинных часов в мраморном футляре перевалили за полночь, Рамаль встал из-за стола и направился к своему ложу. Это был узкий невысокий лежак давнего вдовца, закоренелого холостяка, посвятившего себя делу и напрочь забывшему об амурах.

Жена Рамаля погибла от рук разбойников много лет назад. Это явилось еще одной причиной сомнений эльфа. Узнав о визите Гои, он ощутил злое разочарование и неприятные воспоминания о старой душевной ране.

Жена. Нельзя сказать, чтобы он сильно любил ее. Нареченная родом, далеко не красавица по эльфийским меркам, она вошла в его жизнь незаметно и, как большинство незаметных вещей, стала привычной и необходимой. Лишь оставшись один, Рамаль понял, насколько привязался к этой невзрачной эльфийке. С ее уходом в его жизни завершилась какая-то безумно важная часть. Он стал другом: холодным, замкнутым и вечно раздраженным. Редкие любовницы не задерживались надолго, не в силах выдержать скверный характер и постоянный холод. Рамаль забыл о любви, даря последние крохи своей доброжелательности простодушным обитателям волдэйской псарни.

Сегодня от его надломленной жизни отвалился еще один важный кусок, лишая последней надежды на свет, способный замаячить впереди.

Рамаль не мог уснуть. Глаза размыкались сами собой, а мысли все шли и шли сквозь абсолютно трезвую и бодрую голову. Про служанку он забыл.

В тишине раздалось шлепанье шагов. Эльф напрягся, а потом, вспомнив о навязавшейся соседке, успокоился. От нее опасности точно никакой. «Наверное, решила уйти, или встала по нужде, вот и бродит тут среди ночи» – подумал Рамаль, а шаги тем временем приблизились к его лежанке.

– Чего тебе? – буркнул он, обозначая свое бодрствование и садясь на кровати, – уборные в конце покоев, а выход там…

Частое взволнованное дыхание раздалось совсем рядом, а потом шепот, испуганный, робкий:

– Собачка ваша жива, господин. Вы не волнуйтесь. Я видела ее – вся перевязанная, сквозь бинты кровь проступила, но живая. Даже хвостом повиляла, когда я ее позвала…

– Ты для этого поднялась? Чтобы сказать мне? – с напускной угрозой поинтересовался Рамаль, стараясь скрыть появившуюся в голосе радость.

– Нет, господин, не только это…

Она запнулась, не найдя слов. Рамаль понял, что она подошла вплотную. Маленькие руки легли ему на плечи.

– Вы спасли меня, господин, а мне нечем отблагодарить вас, кроме этого…

Рамаль почувствовал, как теплые ладони заскользили по его плечам, сунулись на грудь через ворот рубашки. Сухие горячие губы виновато коснулись щеки, а потом угла рта.

– Перестань, – прошептал эльф совершенно потерянно и устало, – хватит.

– Я буду благодарной, господин, я должна быть благодарной, – твердила девчонка, словно молилась.

Она оседлала его колени и принялась стягивать с Рамаля рубаху. Ее сердце колотилось невероятно громко, передавая пульсацию в окружающее пространство. Эльф ухватил ее за предплечья и, скидывая с себя, тряхнул что есть мочи:

– Успокойся, хватит, уходи, – прорычал ей в лицо.

Она вроде бы поняла, отступила, но потом снова подошла вплотную, опустилась на колени перед сидящим Рамалем и положила руки ему на бедра.

– Я сделаю все, все что захотите. Вам будет приятно, господин, – сказала она утробным, не своим голосам, и глаза ее блеснули во тьме.

На секунду сердце эльфа екнуло, горячие ладони зажгли в сердце угли когда-то потухшего огня. Он поднял служанку с колен и притянул к себе, чувствуя жар девичьего тела, пахнущего потом и мятой, которой набивали подушки с благовониями. Она вновь уселась к нему на колени, обхватывая бедрами его ноги. Он взглянул в едва различимые во мраке глаза, и его душу заполнила новая волна омерзения. «Здесь все предрешено им, – пронеслось в голове, – если он решил, что собака должна умереть, значит, она умрет, и не спасут никакие уловки. А теперь эта маленькая служанка: если он решил, что ее сегодня поимеют, значит, так тому и быть, и не важно, разбойники то будут, или случайный якобы спаситель… Все предрешено! Проклятый Хапа-Тавак…»

Больно пережав худое предплечье, Рамаль снова стащил с себя девчонку, поднялся и выволок в коридор.

– Уходи! – приказал он угрожающе.

Служанка зарыдала надрывно и жалобно, но Рамаль был непреклонен. Нет, сегодня он изменит все, по крайней мере, в своей судьбе.

Оставив плачущую служанку за дверью, эльф надел дорожный костюм, накинул плащ и подхватил сумку. Хватит. Он постоял немного, глядя в глаза Высоким эльфам на темных портретах. Хватит. Великие короли и воины прошлого смотрели на него со сдержанным одобрением. Хватит…