Текст книги "В сетях инстинктов (СИ)"

Автор книги: Жанна Ларионова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

− Расскажите, как произошло убийство Алисы Розенбаум.

− Борис пригласил меня к Газаровой, в ее офис в Мацесте. Переговоры проходили в студии, там такой подвал есть внизу. Борис дал инструкции, как и где встретить его жену, как кончать... И пообещал мне за это пятнадцать тысяч долларов. Половину дал сразу же, как аванс. Да еще оружие – вот этот 'Магнум'.

− Он не объяснял, почему ему нужно избавиться от своей жены?

− Алиса говорила, что Алина хотела слить информацию о Борисе его конкурентам по бизнесу, показать, какой он на самом деле жуткий извращенец. Я застрелил Алину из пистолета с глушителем в гараже у Бориса и вывезя труп за город, сбросил его в канализационный люк.

− Кто может подтвердить ваши слова относительно того, что Борис Розенбаум заказал вам убийство собственной жены?

− Учитывая мой шантаж той видеокассетой, я догадывался, что Борис хочет потребовать от меня что-то серьезное. Поэтому я попросил Алису Газарову установить в студии записывающие устройства. Пленку с видеозаписью я спрятал в тайник.

− Где находится тайник?

− В моем доме, в Адлере.

− Вопрос: в каких отношениях вы с Алисой Газаровой?

− Да, мы любовники. Нас познакомил Борис у него в офисе. Мы планировали покинуть страну, но поодиночке, чтобы Борис ничего не заподозрил, а воссоединиться уже за границей.

− Знаете ли вы Ивана Одесского, Марину Смирнову, Людмилу Ширяеву, Викторию Носенко?

− Я знаю только Викторию. Она, как и Алиса, неоднократно просила меня подвезти до дому участников садомазохистских оргий, которые устраивались в студии у Газаровой.

− Вы сами участвовали в них?

− Нет, ни разу. Меня это не интересует.

Когда Георгий открыл глаза, чтобы увидеть игривые лучики солнца, просачивающиеся через трещины плотных жалюзи в своей спальне, он был охвачен хаосом мыслей. Высокий, белый потолок комнаты плавал в туманном мире, наполняемым утренним светом. Он помнил, что Рита была около него, прежде чем он фактически почувствовал ее, и затем, запомнив, он ощутил вес ее на матрасе, хотя он фактически не трогал ее. Он протянул правую руку и поместил ее в ягодицы Риты. Он мог чувствовать, что она была гола под одеялом, и от формы и угла ее тугого бедра, он мог сказать, что она закинула ногу на него. Он поправил ее ногу на себе. Так значительно лучше. Несмотря на духи он обонял стественный аромат ее тела, более умеренный, менее сладкий.

Она еще крепко спала. Он задержал дыхание и наблюдал, как двигается во сне ее тело. Дыхание ее было ровным.

Георгий вдруг подумал, что она была воплощением всех женщин, которых он когда-либо пытался затащить в постель, Рита была фактически первой, остаточное изображение прототипа, аномалия, столь экстраординарная, что она стала парадигмой.

Он мог полагать, что она больше не знала различия между действительностью и ее собственными фантазиями. Она говорила правду, которая была правдой Риты, правдой в голове Риты.

Он мог полагать, что прошлая ночь никогда не происходила, что он не видел, что она сделала вещи, которые она сделала, но только желала их пылко, так пылко, что они стали чем-то большим, чем мечты.

Медленно он поднимал свою левую руку и смотрел на накрашеные ногти. Неудобное чувство страха возвратилось, покров неопределенного воспоминания; – или это было предупреждение – чего-то трагического.

Бонго попытался поместить себя в контекст момента. Он пощупал голову. Парик свалился. Нерешительно он вытер пальцем губы, и он испачкался темно-красным. Шевелясь под одеялом, он чувствовал, что был гол, и затем он знал, что его правая рука была все еще лежала на ягодице Риты. Он поднял другую руку над собой. Смотря на свои ногти, он обозревал потолок. Это был мир перехода, от фантиазии к действительности.

Он осторожно убрал правую руку с нее и осторожно наклонился над ней.

Она была экстраординарной, более красивой, чем какая-либо другая женщина, которую он когда-либо знал.

Георгий поцеловал спину Риты между лопаток. И затем он стал целовать ее все нижн и ниже вдоль позвоночника.

Он мягко поместил левую руку под ее живот выше лобка и нажал мягко, чтобы перевернуть ее. Он увидел розовые, конические соски, когда она перевернулась на спину. Бонго поцеловал ее пупок, чувствуя колкость ее коротко подбритых треугольником волос лобка напротив его кадыка.

– Что вы делаете? – спросила она.

Бонго вздрогнул. Он оторвал глаза от ее пупка и встретил ее пристальный взгляд. Ее выражение лица передавало спокойствие, а устойчивый пристальный взгляд, напомнил ему неловкость при их вчерашней встрече.

– Где ваш парик?.

Ее голос был невозмутимый, даже агрессивный. Это было дико и экстравагантно. Она смотрела на него сине-серыми глазами, которые были немного разширены. Георгий отметил снова ее асимметричный рот, и едва заметные морщины на углу одной стороны рта. Все те часы, когда он воображал ее неодетой, воображал способами, которым он верил, не подготовили его к действительности. На сей раз его воображение потерпело неудачу.

Он лежал между ее ногами, опершись локтями на простыне по обе стороны от ее бедер, ее лобка напротив его груди, и в мягком свете комнаты, он наблюдал ее глаза с красновато-коричневыми веками. Были вещи в тех глазах, которые он хотел обнаружить, вещи, которые он хотел испытать, новые вкусы, он был уверен, что никогда не знал прежде.

Она не спускала глаз с него и достигла ногтями его подбородка, продолжив по его напомаженному лицу, утренним щетинам его бороды, больше не скрытой косметикой, по щекам, испачканными потекшей тушью. Ее угрюмые сине-серые глаза, наблюдали за этим, наблюдая ее собственные руки и ногти.

Когда она достигла вершины его головы, она переместила руки к спине, и задержала его лицо у ее живота, прижав его губы к ее пупку, поскольку он чувствовал, что она подняла лобок против его горла.

– Тайны, – она сказала хрипло. Они цеплялись друг за друга, и она потянула его на себя, он спрятал лицо в ее светлых волосах, волосах как ароматной паучьей сети. Сопротивляясь внезапному желанию обладать ею, он сконцентрировался на разрешении ей взять его; он сконцентрировался на медленном темпе их общения.

Когда Георгий вышел из душа и пришел в спальню с полотенцем вокруг талии, он обнаружил, что Рита уже высушила волосы и сидела голая у окна.

Он не знал, что она чувствовала, как это будет для нее теперь. Для него это было закончено. Осторожное чувство неловкости, которое характеризовало его повседневную жизнь, возвратилось, и он уже снова был психотерпаевтом Георгием Бонго. Он знал, что она услышала, что он вошел в комнату, но она не озиралась, когда он открыл свой шкаф, его другой отдел. Он привык к этому, годы жизни трансвеститом сделали его приученным к подобным переходам, но в этот момент он чувствовал, что это было неискренне. Таким образом, он пошел на компромисс. Он надел повседневные шелковые брюки, но оставил контрастирующую шелковую рубашку, которую он оставил расстегнутой.

Босой, он подошел к ней, затем взял стул и сел рядом. Тем не менее она не озиралась. Он скрестил ноги в коленях и мельком взглянул на подстриженный газон. Вялое дыхание теплого воздуха, проникавшего через открытые окна и яркий солнечный свет, заставило его смотреть искоса.

Он смотрел на нее. У нее не было малейших самозапретов. В этот момент она внезапно повернула голову и поймала его смотрящим на нее.

– Знаете ли вы, что я – бисексуалка? – спросила она, откинув сбившиеся на глаза волосы.

– Я не знал этого.

– Вы удивлены?

– Нет.

Она улыбнулась. Бонго был застигнут врасплох. Это был первый раз когда-либо, что видел ее улыбку.

– Вы предполагали?

Бонго покачал головой.

– Я не предполагал. Я почти ожидал это.

Ее улыбка быстро исчезла.

– Это часто происходит, что женщины, которые были жертвами кровосмешения отец-дочь, являются бисексуалками, или даже чаще лесбиянками, – сказал он. – Это происходит чаще, чем вы могли бы думать.

Рита смотрела искоса на него, положив подбородок на свои голые колени.

– Тогда можно сделать психологический вывод.

– Какой?

– Загрязненная ее отцом как ребенок, она отклоняет мужчин в пользу женщин.

– Нет, – Бонго покачал головой. – Вы неправы. Это совсем не очевидно.

Глаза Риты стал полузакрытыми. Георгий мог почти физически ощутить ее вызов.

– Комплекс Персефоны, – сказал он.

– Персефоны?

Бонго кивнул.

– Как в греческой мифологии. – Он кивнул снова. Богиня весны.

– Да, я помню, – Она закатила глаза вверх. – Мм, она была унесена в подземный мир...

– Аидом.

– Богом подземного мира.

– Ее дядей.

– О, действительно? – Рита оживилась. – Что-то, связанное с весной, – сказала она, наморщив лоб.

– Ее матерью была Деметра, богиня земли и плодородия. Когда ее дочь была украдена, Деметра была разъярена и земля стала бесплодной, пока Зевс не вмешался и вынудил Аида позволить Персефоне возвращаться к ее матери на земле. Но Аид не бросил навсегда. Одну треть каждого года она должна возвращаться к нему. Когда она это делает, земля прекращает быть плодородной. Все время пока она с Аидом, Персефона жаждет своей матери, и ее предназначение, чтобы вновь и вновь переживать эту тоску много раз во всей вечности. Перед соблазнением мать и дочь были неотделимы. Соблазнение разрушило ту связь навсегда.

Хотя он хотел быть более неофициальным с Ритой, Бонго почти механически перешел в язык своего профессионального поведения. Как многие мужчины, он имел привычки – и запреты – и Рита была видом существа, от которого он подсознательно защитил себя.

Бонго сделал паузу. Рита ждала его новых объяснений фиксированным, бесстрастным пристальным взглядом. Это выглядело, как будто она выключила все свои эмоции, хотя факт, что она была абсолютно неподвижна, противоречил ее повышенному интересу. Было что-то жалостное в отсутствии чувств в ее лице. Георгий почувствовал это.

– В течение многих лет моей практики, – сказал Бонго, – большинство моих клиентов были женщины. Большинство этих женщин были или лесбиянками или бисексуалками. Некоторая их часть были жертвами сексуального насилия в детстве, главным образом кровосмешения.

Рита очень медленно двигала пальцами ног и наклоняла голову вперед, чтобы положить подбородок на вершины голых коленей. Это было ее единственное движение, и это было сделано таким способом, что напомнило Бонго движения кошки.

– Кровосмешение – очень сложная вещь, – он продолжал осторожно. Глаза Риты оставались полуприкрытыми. – Если это происходит очень рано в жизни девочки, это формирует небьющуюся связь, которая всегда лежит в основе последующих сексуальных отношений с мужчинами.

Георгий сделал паузу, удивленный смыслом растущего предчувствия, хотя у него не было намерения остановиться.

– Одна из основных трагедий кровосмешения отца-дочери – ущерб, который нанесен связи матери-дочери. Когда кровосмешение начато рано в жизни маленькой девочки, эта связь прервана намного ранее, чем это обычно происходило бы при естественном курсе эмоционального развития девочки. Отношения с матерью сокращены и навсегда оставляют дочь с интенсивной тоской по лелеющим отношениям с другой женщиной. Этот ранний перерыв с матерью естественен для маленьких мальчиков, но не для маленьких девочек, приложение которых к их матерям обычно расширяется в течение более длинного периода ... кроме случаев кровосмешения. Как Персефона, похищенная ее дядей, по сути, человеком, подходящий на роль отца, девочка – жертва кровосмешения оторвана слишком рано от ее матери ее отцом. Она навсегда отмечена двойными ранами отеческого предательства и материнской потери. Как Персефона, жертва кровосмешения обречена возвратиться, через память, к ее отцу, который является ее предателем, ее злоумышленником, ее возлюбленным – к Аиду, символическому аду. Память и вина будут преследовать ее неумолимо всю ее жизнь, если она не будет учиться справляться с дисбалансом своего воображения.

Приняв вечером ванну, Светлана почти сразу рухнула на постель и сама не заметила, как заснула. Утром ее разбудил звон будильника, огласившего приход нового дня и намекнувшего на то, что пора браться за работу. Сквозь задернутые шторы безжалостно просачивался яркий солнечный свет. Пора вставать. А делать это, как обычно, не хочется.

С трудом поднявшись с кровати, Светлана сунула ноги в теплые тапочки и пошлепала в ванную. Самое подходящее, хотя и неприятное средство в таких случаях – контрастный душ. Постояв попеременно под ледяными и очень горячими струйками, Возович насухо вытерлась большим синим махровым полотенцем и прислонилась в стене, прислушиваясь к своему состоянию. Ах, это неважное самочувствие – пришло время для 'Тампекс'. Покончив с гигиеническими процедурами, Светлана пришлепала назад в спальню, сбросила тапки, надела тонкие белые трусики и стала делать упражнения на растяжку, разогревая группы мышц. Садиться на шпагат ей не составляло труда.

Кофе уже успел остыть до такой степени, что его можно было пить, не обжигаясь. Достав из холодильника шоколадное масло и джем, Светлана сделала несколько бутербродов и умяла их, запивая кофе. Теперь можно одеваться и приступать к работе.

Вернувшись в спальню, Светлана извлекла из шкафа несколько вешалок с одеждой и принялась выбирать наиболее подходящий на сегодня наряд. День обещал быть солнечным, но прохладным. Выбрав из всего имеющегося то, что не требовало глажки, она быстро оделась.

На все это у нее ушло не более пяти минут. И теперь на Светлане красовались черные кожаные штаны и рубашка с длинными рукавами, а также лоферы на низком каблуке. Напоследок она подкрасила губы и посмотрела на себя в зеркало. Светлана понравилось свое отражение. Похлопав себя по обтянутой черной кожей попе, она взяла со столика светлую вместительную сумочку. Набросив ее на плечо, она вышла из квартиры и спустилась к 'Ниссану-примере'.

Она вела машину не увеличивая скорости, так как поездка ее успокаивала и расстояние давало возможность спокойно поразмышлять. К тому же над дорогой сгущался туман, и спешка могла обернуться аварией. Впрочем, вскоре туман начал потихоньку рассеиваться, так что у Светланы появилась возможность ехать чуть быстрее. Но после поселка Уч-Дере начался серпантин: по такой дороге транспорт стал двигаться с черепашьей скоростью.

Крутя руль, она размышляла над тем, о чем следует спрашивать подругу Георгия – Аллу Марченко. За этими думами незаметно пролетела вся дорога. Вот уже и въехали в Лазаревское. Еще считанные минуты – и Светлана уже подъезжала на своем 'Ниссане' к нужному дому.

Парикмахерская располагалась на первом этаже жилого дома. Дом скорее напоминал небольшой коттедж, но только на несколько хозяев. Он был выстроен из красного кирпича, покрыт черепицей и даже снабжен декоративными решетками на окнах первого этажа. Возможно, кто-то когда-то строил его именно для себя, но, передумав оставаться в данном районе или городе, решил продать. Выгоднее всего это получилось сделать по частям, разбив коттедж на квартиры.

Остановив машину на небольшом заасфальтированном и огороженном участке, где уже стояло несколько авто, Возович вновь посмотрела на дом. Прямо к нему от мини-стоянки была проложена широкая дорожка, вымощенная гладкими круглыми камнями. Их для большего эффекта вкопали в землю на разную глубину, так что создавалась иллюзия натурального ландшафта. По краям дорожку украшал ярко-зеленый газон.

Войдя в непрезентабельный холл со стенами грязно-желтого цвета, Светлана заглянула в зал.

Здесь интерьер был посовременнее, хотя тоже не ахти. Старую краску сменили стеновые панели из светлого пластика. Зеркала и столики словно не менялись лет двадцать пять, а вот кресла радовали модным дизайном. Вообще, надо сказать, что мастера 'Златовласки' сохранились здесь с тех же советских времен. За маникюрным столиком сидела угрюмая тетка и листала каталог какого-то продовольственного магазина. Несмотря на начало рабочего дня, одно из кресел уже занимала отчаянная клиентка, решившая, несмотря ни на что, воспользоваться услугами парикмахера. Перед креслом стояла высокая, плечистая баба с косынкой на голове. Она ожесточенно орудовала ножницами. Клиентка сидела смирно, видно, не рискуя лишний раз пошевелиться.

– Простите, – произнесла Светлана, оглядев тетку и плечистую бабу, -Алла сегодня работает?

Дама с косынкой посмотрела на Светлану и вместо ответа неожиданно заорала:

– Алка! К тебе клиентка пришла!

Не дождавшись ответа, она снова 'включила сирену':

– Алка, уснула, что ли?! Слышь, клиент к тебе.

Из подсобного помещения вышла женщина лет тридцати. Возович как-то сразу почувствовала, что это и есть Алла. Посмотрев на даму с косынкой, та брезгливо спросила:

– Чего орешь?

– Не видишь? Тебя клиент дожидается, а ты таскаешься непонятно где, – объяснила плечистая баба.

– Ну и зачем кричать? Слышу я, не глухая, − вздохнула женщина. Видно было, что она переживала не лучший период своей жизни.

Она была одета в какие-то линялые, запыленные джинсы и несвежую малиновую кофту. На ногах были видавшие виды сандалии. Женщина выглядела довольно неряшливо. Это проявлялось как в несвежей одежде, так и в абсолютно неухоженном лице и теле: ногти были неровными, неполированными, на лице отсутствовал макияж, зато приторный запах дешевого дезодоранта сразу распространился по помещению.

Тем временем женщине указали на Светлану, мол, вот она тебя дожидается, и она заспанным голосом буркнула:

– Садитесь в кресло. Что вы хотите? Стрижку или прическу?

– Мне нужно поговорить с вами, – Возович сняла с плеча сумочку.

– Поговорить – это к психоаналитику, – зевнула Алла. – А в парикмахерскую за красотой приходят! Выбирайте услугу, а уж после этого и поговорить можно. В качестве бонуса!

Теперь заржали все обитатели салона. Профессиональный юморок был тут в чести. Светлана вытащила из сумочки свое удостоверение и продемонстрировала стоявшей у кресла Алле:

− Сначала все же поговорим, а там видно будет, хорошо?

Тетка-маникюрша и плечистая баба умолкли.

Алла заколебалась.

− Относительно чего? − Она медленно проговорила.

− Я не думаю, что здесь нам уместно разговаривать. Может, найдем другое помещение?

Алла оглянулась по сторонам.

− Пожалуй. Здесь ушей лишних много, нам не дадут толком пообщаться.

Они направилась в подсобное помещение. Миновав туалет, они вошли в тесную комнатку, состоявшую из стола, нескольких стульев, платяного шкафа и двухконфорочной электроплитки. На завешенных плотной материей окнах была та же декоративная решетка.

− Я работаю в следственной бригаде, расследующей серию убийств в городе, − сказала Светлана, усевшись напротив Аллы за стол. – мне надо задать вам несколько вопросов по поводу Георгия Бонго.

− Понятно, − сказала Алла. – только дело-то интимное, сугубо личное...

− Алла, − гнула свою линию Возович, − если вы настаиваете, мы можем пригласить вас к нам, официально, повесткой. Вам предложат как свидетелю расписаться в том, что об ответственности за дачу ложных показаний вы предупреждены. Вот тогда уже вы будете обязаны нам рассказать все, что знаете. В этом случае мы вас будем вызвать регулярно. Допросы будут многочасовые, а у вас работа, клиенты... К тому же он вам не близкий родственник, если уже совсем по закону.

Марченко покосилась на Возович и фыркнула. Светлана молчала, чувствуя, что теперь она все же будет говорить.

− Я с ним уже полгода, как не встречаюсь, − выдавила она наконец.

− Сколько времени вы встречались с Георгием?

− Чуть больше полутора лет.

− Вы жили с ним?

− Да. Выполняла кроме того, все обязанности по дому.

− Что он обычно делает по вечерам? Он регулярно гуляет?

− Я не знаю.

− Вы когда-либо встречали какую-либо из его клиенток?

− Нет.

− Вы интересовались его профессиональной деятельностью?

− Нет.

− Почему вы расстались?

− Это мое личное дело.

− Он гомосексуалист?

Марченко немедленно не ответила, но она не казалась потрясенной этим вопросом. Она размышляла над ним. Она смотрела на дверь, где яркий свет полудня бросил путь через паркетный пол от порога двери к ее стулу, в то время как ее ум был определенно занят вопросом Возович. Снаружи, день вступал в свои права, доносились голоса детей, игравших под сенью деревьев, шум моторов автомобилей. Руки Марченко покоились на ее коленях, но они не выдавали ее беспокойство. Наконец она заявила:

− Георгий – талантливый психиатр, знает много о человеческой натуре. − Она наклонила голову к Светлане. – Вы тоже знаете много о человеческой натуре. Георгий очень любезный человек, всегда очень щедрый. Но иногда, он думал, что я глухая и слепая. Понимаете, во время уборок в его доме, поскольку я фактически выполняла роль домохозяйки, я убиралась в его спальне. В его белье.

Алла сделала паузу и начала рассматривать свои руки. Она подняла их немного и слегка погладила свои бедра, как будто она решила продолжать.

− Ему нравятся женщины, именно женщины. У меня свободные взгляды на секс, я не ревнивая. − Она улыбнулась немного, как будто подтвердила свою более раннюю точку зрения. Потом она сдвинула брови и нахмурилась.

− Но в его спальне наверху есть два очень больших шкафа. Один из них полон костюмов, джинсов, рубашек, всей его одежды. Другой, ну... в общем, он полон женской одежды и там есть полка с париками. У него еще там есть два очень крупных отдела. Один из них переполнен его нижним бельем и другими личными вещами. Другой заполнен женским нижним бельем. Он держит свой одеколон в своем отделе с несколькими другими вещами, ряд щеток одежды, ряд щеток обуви. Он – очень щеголеватый человек, если вы знаете. В женском отделе полный набор духов и косметики. Большое их разнообразие. В течение долгого времени я думала, что у него от его любовниц, и что эта женская одежда и косметика были их. Но вскоре я поняла, что это было не так. У него было много женщин – друзей, но они же не могли все иметь тот же самый размер или использовать одинаковую косметику. Таким образом, мне стало любопытно, и я начала следить. Косметика регулярно использовалась. Платья часто носили. Платья были все одинакового размера, довольно большие. Почти все − вечерние платья. И время от времени появлялось новое платье, а старое, менее стильное исчезало.

Светлана лихорадочно записывала информацию, полученную от Аллы.

− Откровено говоря, я стирала женское нижнее белье, когда у него не было никаких там женщин в течение многих недель.

− Когда вы это заметили? Ну, в первый раз?

− Не помню уже.

− Таким образом, вы знали все это время, что он переодевался в женскую одежду?

− Я случайно узнала, а позже до меня дошло, что это так.

− Какого цвета парики у него? – Светлана еле сдерживала волнение.

− Только светлые, блондинистые.

− Сколькоих у него?

− Несколько, может пять.

− Вы когда-либо видели его в женской одежде?

Алла засмущалась, отодвинувшись на стуле.

− Однажды, − сказала она. – прошлым летом. Я приехала раньше обычного и услышала музыку на террасе. Я зашла в столовую и посмотрела в окно. Он был там, весь наряженное, пьющий вино и бродивший взад-вперед на террасе в вечернем платье.

Она покачала головой, вспоминая.

− Вообще-то, он не добродушный человек. Он – немного ... в стороне. Часто он напряжен, озабочен. Отчасти неприветливый. Но в то время как я наблюдала за ним, мне было отчетливо ясно, что он был полностью непринужденен. Он не был неловким в том платье. Он был изящен! Да, я была просто загипнотизирована им. Георгию было удобно и он был раскрепощен. Я полагаю, что ему нравилось быть женщиной. Намного удобнее.

Она повернулась к Светлане снова.

− Таким образом, вы понимаете, что я имею в виду? Гомосексуалист? Нет, не думаю. Я сказала бы, что его личная жизнь с женщинами довольно успешна. Но человек одевается как женщина. Все время. Он не гомосексуалист, однако.

− Вы очень наблюдательны, − сказала Возович. − Я думаю, что ваша информация нам сильно поможет.

− Вы упомянули офис Георгия. Вы когда-либо встречали кого-нибудь из его клиентов?

− Я видела их, но не встречала.

− Вы видели их в его доме?

−Да.

− Как вы знали, что они были клиентами?

− Он разговаривал с ними, как психотерапевт.

− И тем не менее вы думаете, что у него были сексуальные отношения с ними?

− Да.

− У Вас есть какая-либо причина полагать, что его сексуальные отношения с женщинами, которых он приводил, были в любом случае необычны?

− Необычны? Нет. Но это была главная причина, почему мы расстались. Я к этому нормально отношусь, но не могу принять от своего партнера.

– Таким образом, вы знаете много о женщинах, так? – сказала Рита. Она все еще держала подбородок на голых коленях, обернув руки вокруг ног.

– Я знаю много о некоторых типах женщин.

– Некоторые типы?

Бонго кивнул.

– Жертвы кровосмешения отца-дочери, – сказала Рита.

Бонго кивнул. Затем он подумал про себя, что возможно, он меньше всего знал о Рите. Она была уникальна, и этот отчетливый смысл, не следовал из аргументированных выводов, или от анализа. Скорее это было инстинктивное чувство.

– Что ты знаешь обо мне? – спросила Рита.

– В целом?

– Нет. Я определенно. Как подкатегория упомянутого тобой психологического типа.

Георгий поймал аромат влажной, нагретой солнцем травы, и это казалось ему столь же эротичным, как ароматная плоть Риты. Внезапно он подумал о себе стоящим с другой стороны комнаты, смотрящим на себя и Риту. Это была интригующая картина, и ему понравился способ. Ее, голую. Светлую и голую, созданную в высоком открытом окне как женщина эпохи Возрождения с пейзажем, растягивающимся мимо нее в ранней летней жаре.

– Вы склонны к самоизоляции, – сказал Георгий, – переместив свое внимание от выпуклости направленных наружу ее бедер к ее глазам. – Я сказал бы, что у вас нет близких взрослых женщин – друзей. Вы можете быть хорошей матерью и женой, хотя вы, возможно, не так нежны, как вы могли бы быть.

Бонго распрямил ноги и поставил свой стул ближе к ней. Она повернула лицо немного так, чтобы ее рот был скрыт коленями, и она пристально смотрела бы на него за их вершинами, как будто она шпионила за ним. Он наклонился вперед только немного, пока его губы не затронули -только затронули – переднюю часть ее коленей.

− Вы – мечтательница, − сказал он хрипло. − Вы – навязчивая маструбаторша. Вы – хроническая лгунья. У вас есть долгая история ненависти к самой себе, с которой вы часто имеете дело, проектируя враждебность. Вы колеблетесь между подавлением ваших сексуальных чувств и случайным потворствованием им. Вы не доверяете своим собственным желаниям и потребностям. У вас есть кошмары, иногда сильные, сексуального характера. − Он сделал паузу. − Я предположил бы, также, что ваши сексуальные опыты с женщинами часто были волнующими ..., и в тех случаях ... вы предпочитали мазохистскую роль.

Она не отвечала, когда он закончил, но осталась неподвижной, смотря на него через вершины ее коленей. Бонго ждал.

−Я думаю, что вы частично правы, − сказала она застенчиво. Она вытянула ноги перед собой и скрестила их в лодыжках. – Даже в большей степени.

Ее грудь смотрела на него, оба розовых соска, маленький треугольник волос на лобке, выглядывавший из-за ее ног.

− Что ты думаешь об этом? − он спросил. − Что ты думаешь об этом?

Рита заплакала.

Бонго расценил это спокойно, незатронутый ее болью, невнушаемый очевидным беспорядком ее эмоций.

− Вы должны понимать, − его собственный голос, стал немного хриплым, хотя он не знал почему,− вы не ответственны за свои биологические ответы. Если кто-то тронет вас определенным способом, если кто-то будет стимулировать вас сексуально, то ваше тело ответит независимо от того, кто стимулирует вас. Ответственность за то, что вы почувствовали, лежит на вашем отце, не на вас. Он злоупотребил доверием, столь же старым как человеческий род. Он ответственен за ваш ответ, являющийся несоответствующим, потому что источник стимула был несоответствующим.

Георгий остановился. Именно так он стал психотерапевтом, ища ответы на такие вопросы. В конечном счете он добрался до конца своих поисков, и они дали ему его степень доцента. Таким образом, он начал скрываться позади щита мудрости, и он начал объяснять вещи, которые он сам до конца не понимал. Но люди верили ему, особенно женщины, которые всегда так стремились верить, и он потерял уважение к ним, потому что они были так легко обмануты и потому что они хотели обманываться.

Рита уставилась на него.

– Клинические данные свидетельствуют, – сказал он автоматически, цитируя учебник, – что некоторые женщины отвечают на травму кровосмешения, отклонив гетеросексуальность в ранней взрослой жизни, или еще позже. Они становятся бисексуалками или исключительно лесбиянками.

Он уже говорил это? Он повторял себя?

Рита смотрела на него скептически.

– Иногда, когда кровосмешение включает двойственные эмоции – когда положительные чувства удовольствия, сосуществуют с отрицательными нарушения совести, травма часто больше чем тогда, когда опыт полностью негативен.

Он не полагал, что сказал это прежде. Он выкладывал формулы клинической психологии как автомат, возвращаясь к механическому знанию, чтобы избежать его собственной эмоциональной суматохи.

– Когда девочка становится женщиной, она никогда не прощает себя, хотя она, возможно, задвинула свое подсознательное так, чтобы она больше не помнила. Она все еще преследована непрекращающимся, непонятным беспокойством, которое напоминает ей о чем-то ужасном, что она сделала. Это проявляется в определенные моменты, обычно во время напряжения.

Рита отвела взгляд от Георгия и без преамбулы начала говорить.

– Я действительно не держу ... негативных чувств к моему отцу, – сказала она. – Люди не могут жить без некоторой любви, некоторой привязанности. Если он искал его от ребенка ..., я просто считаю ... невозможным осуждать его.

Она щелкнула глазами Бонго и продолжала: – он всегда был нежен ко мне. Даже после того, как я стала старше, и мы имели половую связь, он был добрым, нежным, любящим.

Бонго наблюдал за ней. Она лежала. Как в прошлый раз, когда они говорили и она сказала ему о ее отце – был ли это ее отец, а не отчим? – грубо проникшим в нее. Тогда она произнесла, 'После лежания неподвижно и некоторой отдышки, он выйдет из меня, наденет штаны и уйдет без слов и как всегда'.

Как всегда.

– Возможно это не был вид любви, которую я предполагала иметь, – продолжала Рита, – но это была вся любовь, которую я получала. И я предполагаю, что он тоже получал от меня любовь. Я не думаю, что для людей возможно жить без любви, и если они не получают этого, тогда они замещают это чем-либо. Если у вас не будет подлинной вещи тогда, то вы создадите что-то, чтобы занять ее место. Вы будете лгать себе, убедите себя, что та вещь не поддельная, что она подлинная.