Текст книги "В сетях инстинктов (СИ)"

Автор книги: Жанна Ларионова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– В вашем клубе постоянные клиенты?

– Большинство – постоянные, состоятельные клиенты. Они доверяют девушкам, которые их хлещут, писают на них. Алиса следит за их играми, чтобы ничего такого не случилось. Но это – то, что они любят, элементы риска. Иногда они даже не устанавливают какие-либо правила или соблюдают безопасность. Алиса хорошо разбирается в том, что нужно клиентам. Именно тогда ей нужна я. Я знаю, что когда она меня вызывает и хочет, чтобы я сделала 'поострее', чтобы это было дикое шоу, то она наблюдает за происходящим через скрытую камеру в помещении, – сказала она, поджав ноги к себе.

Она зажгла новую сигарету и сделала несколько глубоких затяжек.

– Какие 'игры' вы практикуете? – спросил Сергей.

– Фистинг, римминг, 'золотой дождь' и много чего другого. У меня большой опыт в этом, я хорошо разбираюсь в всех тонкостях. Я знаю, когда игра заходит слишком далеко. Я вижу, что они часто добираются до самого предела. Я потом, для расслабления, пью пиво часами вместе с этим парнем, Алексеем Песковым, по нескольку литров. Отпускает.

Она умолкла.

– Вы знаете Пескова? Расскажите о нем.

– Песков – мальчик на побегушках у Розенбаума и Газаровой. Выполняет различные мелкие поручения. Шестерка. Несколько раз я его встречала у Газаровой в офисе. Я, кстати, его почти не знаю; вместе пить – это еще не значит хорошо знать кого-то.

– Что насчет Розенбаума? Что ему нравится у вас?

– Садо. Это – его фетиш. Однозначно. Конечно, с ним приходится нелегко. – Она смотрела на Платова. – Розенбаум психически нестабильный человек. – Виктория покачала головой. – Нестабильный человек.

– Вы сказали, что приходилось нелегко с ним. Это было и в повседневной жизни?

– У него просто больная психика. Понятно, что он чокнулся на этой войне.

– В чем это выражалось?

– У нас была стычка однажды в гостях у Алисы, но что он мог сделать? Я сказала, что вызову полицейских. И это охладило его.

– Вы слышали что-нибудь об Алине Розенбаум? Его жене?

– Борис как-то сказал, что он давно в разводе. Больше ничего не знаю.

– Значит, все эти садомазохистские забавы снимаются на скрытую камеру?

– Я уже сказала, для контроля, если что-то пойдет не так, ну клиенту станет плохо или тот накинется на девочку. Конечно, видео потом идет на продажу. Клиенты охотно заказывают, тот же Розенбаум.

Сергей записал все, как говорится, 'от корки до корки'. Теперь новая тема. Надо запустить пробный шар.

– Расскажите пожалуйста, о ваших личных отношениях с Ксенией Колчак.

Лицо Носенко выразило глубочайшее изумление.

– Я не слишком хорошо разбираюсь... В процессуальных нормах. Но разве я обязана? Об интимных сторонах своей личной жизни?..

Сергей широко ей улыбнулся.

– Виктория вы меня не так поняли! Я попросил рассказать о ваших личных отношениях с убитой. Слово 'интимные' употребили вы. Вы же понимаете, – прибавил Платов доверительно, – произошло уже два убийства. Убийства, а не кража магнитолы из машины. К тому же вы расписались, что об ответственности за отказ от дачи показаний предупреждены.

Носенко заерзала на диванчике. Видно она прикидывала, что может быть Сергею известно от Колчак и других. Наконец она приняла решение. Для начала это выразилось в том что она откинулась на декоративные подушечки и изобразила ухмылку типа: 'Ну вы же все понимаете'.

– Ну было, было – протянула она. – Да и то сказать – что было-то? Легкий лесбийский романчик, а уж вам небось наговорили с три короба! Ну что с наших людей взять! − Давно? – спросил Сергей, ощущая как ширится в нем неприязнь к этой молодой даме.

– Что давно?

– Романчик. Давно был?

− Да как сказать. До сих пор, полагаю, продолжается.

– Даже так?

– Ксения мне уже неделю не звонит, но это временное явление.

– Где вы познакомились?

– В 'Черном лисе', зимой, нас познакомил Борис. Потом мы вместе там бывали несколько раз, ну а затем уже в студии у Алисы Газаровой. Участвовали в садо-мазо играх. Ксении нравилось, когда я с ней 'работаю'.

– Вы часто бывали у нее дома?

– Несколько раз. Как правило, наутро уходила. Мне просто нравится заниматься с ней сексом без каких-либо серьезных обязательств.

– А с Одесским и Смирновой?

– Я с ними также познакомилась в клубе. Студию у Газаровой они посещали очень редко. Возможно, адрес им сообщила сама Алиса, предложив ощутить более экстремальные ощущения, я не знаю. Но с ними я общалась только как с клиентами.

– А вне клуба?

– Никаких личных отношений между нами не было, – ответила Носенко, лениво потушив окурок в пепельнице. – Как видите, я не скрываю того, что люблю как мужчин, так и женщин и они отвечают мне взаимностью. Простите, но я люблю свою работу и могу где-то увлечься.

Она нетерпеливо забарабанила пальцами по столу, взглянула на залитую солнцем улицу, на закрытую дверь и нетерпеливо оперлась рукой на подлокотник дивана, давая понять, что разговор подошел к концу.

– У меня к вам, Виктория, есть еще один вопрос.

– Если один то давайте, – согласилась она и демонстративно взглянула на часы.

– Только один – подтвердил Сергей. – Расскажите пожалуйста что вы делали в воскресенье начиная с нуля часов .

Носенко с размаху откинулась обратно на диван.

– О-о – протянула она – это уже серьезно. Вы подозреваете меня в убийствах?

– Слишком сильно сказано – ответил Сергей, пожимая плечами. – Но такой вопрос мы будем вынуждены задать всем кто так или иначе был связан с убитыми.

– Пожалуйста, – сказала она, полузакрыв глаза и раздвинув загорелые ноги, которым шли короткие шортики. – начиная с субботы до вчерашнего дня я находилась в Геленджике, на музыкальном фестивале 'Золотая волна', в качестве фотокорреспондента от журнала 'Семь нот'. Такой, знаете ли, творческий отпуск. И неплохо оплачиваемый. Ксюша помогла устроиться.

– А кто может подтвердить что вы сидели на просмотре?

– Ну зал там примерно на полторы тысячи человек. Так он был полон – люди ценят популярную музыку. – Носенко смотрела на Платова уже с откровенной издевкой.

Сергей и бровью не повел, продолжая спокойно, почти ласково:

– Вы наверное, меня не так поняли. Я спрашиваю нет ли кого конкретного с фамилией, с адресом, кто находился рядом с вами и мог бы подтвердить что вы никуда не отлучались в воскресенье и среду?

– А кто его знает, – бросила Носенко. – я у сцены работала, в зале, в фойе, на улице. Может, видеокамеры зафиксировали. Впрочем... я же в гостинице на рецепции брала ключ, там могут подтвердить. Гостиница 'Звездная'.

– Ладно, – Сергей убрал фотографии в карман пиджака и сложил листы с показаниями Виктории в папку, нашедшую прибежище на дне дипломата. – если вы нам еще понадобитесь, пришлем вам повестку.

– Понимаю, – протянула она.

− Не нужно меня провожать.

Когда за Платовым закрылась входная дверь, Виктория с досадой пнула ножку стола; часть снимков упала на ковер.

Георгий начал процесс, как будто это был тантрический обряд. Это было фактически реконструкция упражнений перед фаллической статуей в тайной секте Вратья. Признавая превосходящую духовную энергию женщины, мужчины знали, что они могли достигнуть реализации союза с богом только через сексуальный и эмоциональный союз с Вратья. Это было очень похоже, на то, что он делал. Но это было его только необычной фантазией, педантичной экстраполяцией его собственных чувств.

Он открыл пудреницу, опустил палец в сливки и начал протирать ватным тампоном под глазами. Глаза были очень важным, возможно самым важным в процессе перевоплощения. Он читал, что в Сирии глаза богини Мари были ее средствами поиска в самые глубокие пределы мужских душ. Сила глаз. Он размазывал пудру слегка, мягко. Глаза его были тонко подведены.

Тогда тональный крем. Он провел много времени, определив подходящий для него цвет, что-то достаточно тонкое, чтобы соответствовать нежному цвету кожи и все же достаточно плотное, чтобы скрыть контрастирующие темные линии. Этот мусс, этот особый мусс, был лучшим. Он осторожно нанес его на лоб и подбородок.

Основа теней для век, чтобы держать натуральный цвет кожи.

Теперь прозрачный порошок. Георгий нанес его щеточкой вокруг глаз, щек, углов носа, подбородка, щекоча углы рта. Это походило на такое небольшое баловство, но тоже имело значение.

Порошковый румянец. Это был любимый момент, он возвращал кровь к лицу, заставляя преобразованием кожи дышать снова, давая новую жизнь. Тонкий шаг, в виде реального румянца был тем, что требовалось, не создавая резкий образ шлюхи. Слишком много женщин превратили себя в шлюх в этом пункте. Они думали, что если немного хорошо, много еще лучше. Нет, требовалось мягкое прикосновение.

Тени для век. Тонкость оттенка и тонов. Здесь нужна была пастель, в духе туманного эффекта старого кино. Если внимание наблюдателя будет привлечено к теням сначала, это будет неправильно.

Карандаш для глаз. Он испробовал множество марок, прежде чем он нашел подходящую, крошечную мягкую щетку, кругловатую вещь, которая могла вращаться в его тонких пальцах. Щетины, столь же прекрасные и тонкие, они двигались как одна, установив гладкую линию рядом с глазным яблоком.

Тушь. Ничто не должно быть неряшливо. Только мелкая, изящная кривая к ресницам и один или двухтактная с цилиндрической щеткой.

Женщина была почти готова; он почти воссоздал ее, и с каждым крошечным движением она прибывала. Он просто приветствовал это, был благодарен за это и принял его как специфический подарок души. Это больше не было проклятие, чем было это в течение многих лет. Появляющаяся женщина была некоторой частью его, которое лежало в глубоких областях его души. Как только он не боролся с ее разрушащим воздействием. Но теперь она отступила.

Он взял парик платиновой блондинки и поправил пышные светлые волосы, спадавшие на его лицо. Это была прекрасная работа, как он думал. Ему понравилось то, что он увидел. Он почти улыбнулся тому, что он увидел.

Медленно оглядевшись, он смотрел на новый бюстгальтер с тщательно продуманными кружевными вставками. У бюстгальтера были маленькую чаши, и его соски показались через темноватое кружево. Это был эксперимент, в виде цепляющегося за тело спандекса, успешный эксперимент, он сказал себе, когда он повернулся в профиль и увидел, что его бесформенная грудь фактически наполнила крошечные чашки лифчика. Он поднял одну ногу вперед, согнул колено с опытной скромностью. Он был рад. Наблюдая за собой, он наклонился к углу кровати и взял пояс с подвязками, черно-белой раскраски. Вдев большие пальцами в резинку, он надел пояс через живот и сгладил его вокруг талии.

У него были годы опыта. Он никогда не пресыщался ощущением тонкого шелка, охватывавшего его ноги.

Он резко встал быстро и взял платье с вешалки. Для этого вечера он выбрал прямую юбку из искусственного шелка с немного подложенными плечами. Узором являлись тропические листья, белые на черном с черной отделкой на кромке жакета. Он надел юбку и жакет, и закрепляя жакет, он подошел к зеркалу в своей костюмерной. Георгий также вдел в уши жемчужные сережки. Наконец, из обуви он предпочел черные туфли из телячьей кожи с низким каблуком.

Он взял дамскую сумочку с края стола, и увидел в зеркале женщину, которая понравилась ему чрезвычайно. Чувствуя себя полностью непринужденно, свободным от неприятностей и напряженных отношений впервые в этот день, доктор Георгий Бонго позволил себе улыбку для зеркала, а затем повернулся и вышел на бельэтаж и спустился вниз. Он взял бы такси, выпил бы несколько коктейлей в каком-нибудь клубе, наслаждался бы несравнимым удовольствием того, чтобы просто быть собой. Тогда он пришел бы домой и пообедал.

Он поел один, конечно, ужин, который всегда покупал в кулинарии. Он подогрел еду в микроволновой печи – это всегда было полным ужином, сегодня вечером телятина со слегка обжаренными в масле овощами – и поместил его на стол, накрытый им еще утром. Сегодня вечером он чувствовал себя очень гламурным и открыл двери террасы и поел при свечах, выйдя на газон, который клонился к роще и где огни города повышались с другой стороны выше черных в свете заката деревьев. Воздух был тяжелым после дождя, но не слишком горячим, просто достаточно теплым, чтобы увеличить летнее настроение вечера. Он поставил диск с ритмами бразильской музыки, наиболее, подходящей, по его мнению, для этого вечера.

георгий пил больше, чем ел, но наконец насытившись, взял свой стакан и бутылку белого вина и дрейфовал на террасе, где он положил винную бутылку на стол из железа с мраморным верхом и сидел рядом на одном из стульев. Скрестив ноги в коленях, он чувствовал, что теплый летний воздух нахлынул на его бедра, касавшись его голой плоти. Он был опрометчив с вином, взволнованным при мысли о себе сидящем в темноте, но его мысли растворились в ритме голосов темноватых бразильских женщин чей голос доносился из динамиков в черном краю ночи.

− Георгий!

Его глаза округлились, он почти потерял сознание, эффект голоса женщины, назвавшей его имя, ошеломил его так эффективно, как будто он был поражен по голове молотком.

−Георгий? − Это был хриплый, сомневающий шепот.

Он вынудил себя очнуться. Это было на самом деле. Черт. Платье. Стакан выпал из его руки и разбился на полу террасы. Он сразу замерз. Бразильские голоса остановились, и ничто не было слышно, но его собственное сердце и шум моря где-то вдалеке. Она думала, что он был Георгием?

− Это – Рита, − сказала женщина. Она была все еще вне его поля зрения в кустарнике рядом с террасой. Почему она не приходила? Она думала, что прерывала что-то? Он застыл, даже не поворачивая голову на ее голос, только зная, где она была. Как ему выйти из этого?

Бонго попытался встать и почувствовал, чтоосколки стакана хрстят под его туфлями. Ему отчаянно было жаль, что он выпил так много вина, потому что он не мог быть уверен ни в одном из своих движений, они были слишком медленными, слишком нескоординированными. Он не мог даже быть уверен,были ли правильно то, что он делал сейчас. Он казался пьяным с ее точки зрения? На что он был похож? Что она думала?

− Я сожалею, сказала она, −но я знала, что ты здесь..., я видела огни, и я просто подошла. Я думала, что могла бы увидеть вас отсюда ...

георгий просто не мог двинуться.

− Мне неважно, если вы не одеты, − сказала она.

Однако! Какую странную вещь она сказала.

− Сколько времени вы были там?

− Нисколько, − сказала она.

георгий вообразил то, что она видела; он уселся, вытянувшись в струнку, обхватив ручки стула из черного пластика, его светлый парик, возможно, светился в темноте.

− Действительно ли правильно, если я подойду? − спросила она.

Даже Марина не видела его 'в платье'. Не после всех лет знакомства, даже после того, как Марина лежала на кушетке, надев страпон. Даже тогда, и даже после ...

−Я подхожу, − сказала она утвердительно. Георгий не мог даже заставить горло работать, чтобы возразить. Кроме того, он не знал какой тон использовать. Его сердце трепетало настолько, что он думал, что из его ушей польется поток крови.

было уже слишком поздно прятаться, углом зрения он увидел движение вокруг позади него. Он немного повернул голову, чтобы увидеть ее.

На ней были голубые широкие джинсы и хлопчатобумажный тонкий свитер на молнии. Прямо сейчас, стоя одной ступенькой ниже него, она ему казалась призраком. Он продолжал смотреть на нее, ее волосы были слегка растрепаны, она выгляжела довольно неуверенно.

− Я не забочусь о ..., я не забочусь о платье, − произнесла она, положив бледную руку на перила ступенек из известняка, ведущих на террассу. Тогда она сделала первый шаг навстречу Георгию.

− Я должна была говорить с вами ...в последний раз откровеннее, я знаю. Но мне хотелось бы продолжить контакт...

шокированный Бонго сидел на стуле и не двигался.

− Я пришла, чтобы встретить кого-то сегодня вечером, − сказала она, убыстряя шаг. − Я должна была сказать, что ... должна была сказать вам ... больше о маленькой девочке, вы знаете, обо мне... Я лгала, или это походило на ложь, потому что это никогда не выходило...

Онашла более быстрым шагом и подходила все ближе к нему. Георгий был все еще заморожен на стуле около бутылки вина.

− Но это – ничто для меня, − сказала она. −Ложь. Это все одинаково мне, все это ... все равно.

Она была уже только в шаге от вершины террассы, возможно на расстоянии в пять метров, достаточно близко для Бонго, чтобы разглядеть его лицо.

Она приблизилась к нему на маленькое расстояние, и он видел ее лицо более ясно в слабоосвещенном пространстве. Она остановилась перед ним, и ее щеки дрожали, когда она приложила усилие при улыбке, и он попытался прочитать ее глаза, расшифровать то, что она должна думать, когда она смотрела на него, и он смотрел на нее через фиолетовый туман вина и вечерние тени.

– Ты похож на моего отца, – сказала она. – знаешь, сколько мне было лет, когда он подошел ночью к моей кровати? Двенадцать.

Стоя перед ним, она начала расстегивать молнию хлопчатобумажного свитера от горловины и когда она достигла последней кнопки, ее глаза уставились на Георгия, которому понравился ее подход к встрече. Маленькое движение ее белых плеч позволило свитеру упасть на ее ноги, и она стояла перед ним, с удивительно прекрасным телом.

Она подошла к нему, поместила свои руки на его плечи, и уселась ему на колени, глядя ему в лицо, раскачиваясь в кресле вместе с ним.

– А самое главное, – сказала она, беря его руку в ее, медленно располагаясь на нем, и наклонившись, пока он не чувствовал ее тяжелую грудь против своей груди, пока он не почувствовал, что ее губы поцеловали его ухо, пока он не почувствовал теплоты ее дыхания, теплее, чем вечерний летний воздух.

− Самое главное... было ночью, мой папа лег ко мне в постель и ..., и я наслаждалась им.

Ночь субботы в адлерской больнице номер 4, неожиданно была похожа на район боевых действий. Дарья Хохлова, дежурная хирургическая медсестра в одной из операционных больницы, тянула ночную смену в больнице пять ночей в неделю больше пяти лет, и в течение того времени она видела много человеческих повреждений. Но непосредственное удовлетворение, которое она получила от помощи травмированным, ошеломленным и изумленным, найдя себя внезапно в кровавой среде опасных для жизни ситуаций, было более чем достаточной компенсацией за потраченный адреналин и постоянные видения человеческой резни, которая слишком часто приближалась к абсурдному.

К утру воскресенья Дарья Хохлова успела ассистировать при удалении ножа для колки льда, воткнутого в левую грудь двадцатидвухлетней женщины, его наконечник прошел через ее левое легкое и останавился в полутора сантиметрах от наружной стены правого желудочка сердца. Она помогала в неудачном усилии спасти жизнь женщины, которая получила огнестрельное ранение в живот, который взорвал ее поджелудочную железу и артерию в брюшной полости. Она бежала по длинным, скудно освещенным залам больницы рядом с каталкой из нержавеющей стали, запихивая правый большой палец в перерезанное горло человека, пытаясь остановить кровотечение из его правой сонной артерии; она сделала кесарево сечение роженице, увлекавшейся кокаином и спасла ребенка, у умершей от вызванных разрывом конвульсий матери; она помогла в удалении левой руки четырехлетнему мальчику, которыйвместе с родителями попал в аварию; и теперь она шла проведать квартиру, которую она сдавала, чтобы улучшить свое скудное материальное положение. Кроме тог, ее стали снова мучать судороги, которые начали изводить ее в последние полгода, и лишали возможности оставаться на ногах дольше.

Скрипя обувью, на вымытых ступенях, она оставила комнату медсестер, втайне благодаря судьбу, что она не была матерью маленького мальчика и не должна была говорить ему о его руке, когда тот проснется утром. И она волновалась по поводу судорог. Эти периоды всегда были легки, даже с самого начала, но в последнее время они стали необычно болезненными. Судороги длились восемнадцать или двадцать часов – она засекала время – но они были необычно остры. Или ей казалось это. У нее действительно не было ничего, с чем их сравнить.

Выходя из черного хода больницы, запах горячего асфальта и бензина тут же сменил ароматы больницы из хлорки и дезинфицирующих средств. Ветер принес слабый запах из мусорных контейнеров в дальнем конце двора и Дарья чувствовала внезапную тошноту. Она иронично засмеялась про себя. Кровь, рвота, моча и экскременты не беспокоили ее в течение прошлых шести часов смены, но запах гнилых отходов был черезчур для нее.

Она поспешила через двор к остановке автобуса и стала ждать, проверяя ключи от дома в своем кошельке. Утренний воздух был прохладен, и Дарья была благодарна, что освободилась в ранние утренние часы, пока солнце еще не начало беспощадно парить. Усевшись в неожиданно пунктуально прибывшем автобусе у окна, Дарья устало наслаждалсь видами утреннего города, когда автомобили еще не забили под завязку все транспортные артерии. Она жила одна в частном доме в юго-западной части города. Недавно разведясь с пропойцей-мужем, она наслаждалась своей восстановленной частной жизнью, не имея необходимости волноваться об одежде другого человека – чистая она или грязная – или его обуви, расческам, носкам, любимому блюду или футболу по телевизору или зубной пасте. Все было снова ее, только ее, и она знала, куда она поместила вещи и почему. Если бы ей стало одиноко, то она могла бы завести новый контакт, не имея необходимости волноваться о том, что другой половине это будет неприятно. Короче говоря, она вовсю наслаждалась удовольствиями эгоизма.

Когда она повернула на свою улицу, она встретила почтальона, бросавшего газеты и журналы в почтовые ящики, и услышала шум мотора неповоротливой мусороуборочной машины. Она свернула направо к своему дому, сократив путь, пройдя по влажной траве, забрала свою газету и прошла по дорожке к парадной двери ее небольшого деревянного каркасного дома. Он был окрашен в светло-зеленые тона с темно-зеленым аккуратным брезентовым навесом. Дарья делила свой дом с квартиранткой, чтобы урезать расходы, к тому же всегда переезжала на зиму в свою квартиру в Адлере. Получив быстрым переводом очередную сумму от квартирантки, которая уже длительное время не появлялась, она собиралась теперь отдохнуть одна в тишине и покое.

Открыв парадную дверь, она вошла в коридор, сняла обувь и бросила газету на диван в небольшой гостиной. Ей хотелось провести на нем несколько часов с булочкой с корицей из пекарни района и чашкой крепкого хорошего кофе. Но в данный момент все, что она хотела, это принять ванну с большим количеством душистого мыла, чтобы отмыться от ароматов отделения неотложной медицинской помощи, и затем обернуться в прохладную простыню.

Расстегивая блузку своей белой униформы, она прошла через небольшую прихожую от гостиной и повернула за угол в свою спальню. Прежде чем она включила свет, она уловила аромат духов – чужих духов. Этот факт отборазился как холодное лезвие страха, ударившего в заднюю часть ее шеи в тот же самый момент, что яркий свет от люстры отобразил голый, влажный труп женщины в ее постели, ее багровое лицо, широко раскрытые, уже невидящие глаза, и необычно упорядоченное положение покойной.

Дарью охватил неподдельный ужас.

Телефон зазвонил совершенно невовремя: когда Ксения и Светлана пили кофе на кухне у Колчак, заедая конфетами из обширных ксюшиных запасов. Маленький телевизор, закрепленный под потолком, высвечивал что-то непрерывно говорившего Андрея Малахова. Ксения и Светлана уже успели вместе принять душ и чтобы окончательно взбодриться, немного поласкали друг друга.

Мобильный задрожал на столе в четвертый или пятый раз, прежде чем Светлана взяла трубку.

− Возович слушает, − бросила она, одновременно взглянув на часы.

− У нас новый труп, − донесся голос Калинкина.

− Так... – во рту Светланы сразу стало сухо. − Что ... что относительно Розенбаума?

− Он не покидал дом со вчерашнего дня.

Светлана сглотнула слюну. − Он не выходил? Он ... что относительно Бонго? Она подперла голову рукой.

− Варламов докладывет, что он также никуда не выходил за последние сутки, − сказал Калинкин.

Возович была недоверчива.

− Действительно ли они уверены? Я имею в виду, кто был... у Розенбаума?

− Там электроника работает. Да и Макс Суржиков приглядывает.

− Блин, Кирилл, это был просто вопрос.

'Однако, получается, это не мог быть ни один из них?' Светлана была поражена.

− Есть кое-что странное в новой жертве, − сказал Калинкин. Возович была раздражена, что Кирилл продолжал говорить 'Твоего человека' и 'Твоей жертвы'. Какого черта он стал так делать?

− Жертва не живет в том доме, где она была найдена. Жилище принадлежит Дарье Хохловой, медсестре, которая нашла труп, вернувшись с работы в городской больнице номер четыре города Адлер приблизительно двадцать пять минут назад.

− Она не знает жертву? – спросила Светлана, допивая теплый кофе, смотря на разбросанную одежду, пытаясь собраться с мыслями.

− Говорит, что не знает, кто это. – сказал Сергей. − Улица Донская. Не так уж далеко от тебя.

– Обалдеть, – пробормотала Светлана. – Хорошо, я выезжаю.

Шаров с вами?

– Петр и Вазген здесь, шеф с Сергеем в главном управлении.

Светлана повесила трубку и провела пальцами по практически высохшим волосам, проклиная свалившися на нее очередной труп.

– Работа? – Ксения умела понимать с полуслова.

– Да, нужно съездить в управление, акт экспертизы прислали. – нет, не хотела Светлана сейчас рассказывать Колчак о новом трупе.

Она медленно встала и зайдя в спальню, стала одеваться. Быстро уложив растрепанные волосы, она прошла в гостиную и взяла сумку.

Ксения стояла у стенки.

– Вот что, Ксюша, – задумалась Светлана. – если тебя снова пригласят на вечеринку в садо-мазо клуб, позвони мне. Пожалуйста.

Не дождавшись ответа Ксении, она повернулась и поспешила из комнаты.

Донская улица не находилась так уж рядом с жилищем Возович, но это было в ее районе. Полиция из местного РОВД была информирована об убийствах Одесского и Смирновой и немедленно связалась с главным управлением. Светлана приехала довольно быстро; она увидела пару патрульных машин, оставленных открытыми, шум радиоэфира, маяки мигалок, некоторое количество зевак.

Светлана припарковалась позади дома, где произошло убийство, ближе не позволяли подъехать припаркованные машины. Она быстро вышла из автомобиля и проследовала к дому. Она предъявила удостоверение полицейскому, натягивавшему пластиковую ленту вокруг всего периметра двора к переднему тротуару.

– Кто-либо в доме есть?

– Капитан Калинкин в парадном, вместе с хозяйкой дома. Там еще эксперт-криминалист Шаров и еще один криминалист, в очках, забыл фамилию.

Возович кивнула. 'Вазген тоже здесь' отметила она.

Приехала 'скорая' и полицейские начали махать им, отступив от стены дома, чтобы дать проехать машине.

Светлана подошла к патрульной машине, припаркованной во дворе. Двери машины были открыты, внутренние огни делали еe освещенным пузырем, неуместным при свете дня. В машине сидела женщина в униформе медсестры. Она, увидев Возович, попыталась выйти, но крепкого сложения патрульный остановил ее.

Возович быстро осмотрела гостиную Дарьи Хохловой и бросила взгляд на столовую и кухню. Окна дома были открыты, поэтому температура была примерно одинаковой что в помещении, что на улице. Поскольку кондиционера в доме не было, влажность усилила окружающие ароматы, например затхлый запах старой мебели и стен, что было врагом такой вещи, как отпечатки пальцев.

Хохлова не была требовательным домовладельцем, не столь организованным как деловая Ксения Колчак, и при этом она не была столь же безалаберна, как Марина Смирнова. Комнаты не были в беспорядке или запущены.

Возович уже нервно напряглась в ожидании того, что она сейчас увидит, когда она прошла по коридору и зашла в спальню. Она обоняла духи почти сразу же у двери спальни, и затем она увидела бледное тело в том же самом вытянутом положении на спине, которое она уже видела два раза прежде. К настоящему времени она знала детали предыдущих убийств наизусть, и войдя в комнату, она стала искать любые отклонения от них.

Спальня была небольшой, за стеной находился санузел. У стены стоял большой шкаф без дверей так, чтобы одежда висела на стойках, открытых для обозрения. На стуле у кровати тоже лежала одежда. Кровать располаглась близко к окнам, старое деревянное кресло разделяло кровать и окно. Кресло служило самодельным столом для чтения, так как на нем были сложены журналы и несколько книг. Кроме этого, под креслом валялся халат. На прикроватной тумбочке стояли будильник, аудиоплеер и радио.

У кровати суетились Шаров и Оганян. Вазген молча осматривал покойницу мрачным внимательным взглядом. Наконец он нарушил тишину.

− Самая молодая из жертв, − отметил он. – ей лет двадцать шесть – двадцать восемь.

Светлана почувствовала себя странно. Тело женщины было ей определенно знакомо, телосложение, длинные ноги и даже пах женщины, цвет ее лобковых волос ... браслет в виде змейки с изумрудами... Ошеломленная, Светлана внимательно пригляделась к волосам женщины. Покойная была настоящей брюнеткой, поскольку у ее волос был иссиня-черный, южный оттенок, цвет туши.

− Я ее знаю, − сказала она тихо, − Знаю. − Она изучила узкое, налитое пунцовым румянцем, контрастирующее с цветом волос лицо женщины и попыталась увидеть за слоем косметики, вне искажения, ее подлинные черты.

− Я думаю, что это – Людмила Ширяева, − сказала она.

− Знаете ее? – спросил Петр.

− Я узнала... этот браслет.

− По работе пересекались?

− В клубе на днях. Я же рассказывала.

Эти смертельные случаи распространили свою странность даже на собственную жизнь Светланы. Вряд – ли она когда-либо предполагала, что однажды опознает другую женщину не только по браслету на руке но и по интимной прическе. Она помнила, как два или три дня назад влепила пощечину этой наглой и бесцеремонной дамочке на свинг-вечеринке, куда ее пригласила Ксения. Она теперь смотрела на браслет Людмилы и помнила ту сцену, когда она не дала ей увести Ксению, где-то в глубине души посчитав девушку своей 'добычей'. Тот инцидент произвел больше впечатления на нее, чем она хотела признать? Он был подсознательно замещен дальнейшими событиями, в то время как сознательно она не уделила ему долгое внимание, даже 'забыла' его? Как у нее в памяти отпечаталась вся ее фигура, если тогда зал был в полутьме?

−Это – Людмила, − повторила она, и она снова посмотрела на мраморное в свете люстры тело женщины. – что с ней?

− Я уже осматривал ее, − Оганян снял очки, быстро-профессионально исследовав тело женщины. Он переместился к изголовью кровати, рассматривая лицо покойной. – Скорее всего, это отравление, – перехватив взгляд Возович, сказал Вазген, – думаю, это – синильная кислота. Завтра вскрытие покажет; несмотря на всю современную технику, вскрытие пока ещё – самая точная область современной медицины!