Текст книги "В сетях инстинктов (СИ)"

Автор книги: Жанна Ларионова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Ксюша, – сказала Возович. – Это снова я. Нам надо встретиться и поговорить...

До дома Ксении Колчак в Дагомысе она добралась после восьми вечера. Движение затруднял снова поднявшийся над дорогой густой туман. Туман как всегда творил свои обманы, спрятав её жилище и полностью отрезав его от моря.

Дом выглядел покинутым, но фиолетовый 'Дэу Ланос' всё-таки был припаркован перед входом. Даже если бы машины там не оказалось, Светлана знала, что Ксения находится в доме тридцать четыре и она её отыщет. Дом на Батумском шоссе был её убежищем, её логовом, бункером, её замком из слоновой кости.

Когда ворота открылись, она въехала в облицованный кирпичом внутренний двор и припарковалась около 'Дэу'. Когда она шла по дорожке к дому, Светлана уже решила, что собралась действовать, как будто ничто не произошло, а убийства прошедшей ночью не было. Так или иначе она собиралась действовать по ситуации.

Она позвонила в дверь, и через пару минут Ксения ей открыла. Она была одета в белую льняную мини-юбку и блузку. Дом был неожиданно тёмен и мрачноват, все тени в нём поглощались белыми сгустками смога. Её жилище, казалось, было выкрашено в скорбные цвета, здесь царила абсолютная тишина, и, казалось, она может протянуть руку и схватить это безмолвие.

Поскольку они сказали добрый вечер друг другу, глаза Светланы задержались немного на Ксении, и она увидела, что Колчак смотрела на нее покрасневшими глазами. Её волосы были растрёпаны, щёки вытянутые и запавшие от недосыпания: она не спала, и это было очевидно. Её лицо было заплакано. Они прошли в гостиную, где уселись на хлопковом диване.

− Я предполагаю, что ты в курсе дела, − сказала Светлана, сидя напротив Ксении. Колчак кивнула коротко, не глядя Возович в глаза.

− Я перейду сразу к сути дела, − начала Светлана, − важно, чтобы ты поняла, что то, о чем мы говорим здесь, конфиденциально. Иначе для всех, в том числе меня, будут немалые проблемы. − Она пристально посмотрела на Ксению.

− Борис Розенбаум – подозреваемый. Не единственный подозреваемый; один из них. В каждом из этих убийств имеются определенные странности. − Она сделала паузу, чтобы дать Ксении время подумать.

− Я понимаю, что Марина Смирнова говорила тебе относительно своих встреч с Борисом Розенбаумом?

Ксения кивнула.

− Что меня интересует: как Розенбауму нравилось заканчивать свои сценарии. Была ли какая-либо вещь, которую ему особенно нравилось делать, некоторая техника или физический акт? Было ли что-нибудь, что было особенно важно для него? Был ли любимый объект, вовлеченный в эти эпизоды с Мариной, любимой его 'игрой'?

Ксения отвернулась от нее и заговорила запинающимся голосом. Самоконтроль были сметен напрочь, его заменили сомнение и печаль.

− Это не всегда было одно и то же, сказала она наконец. − Не как обычный установленный садо-мазо порядок, где с помощью тщательно продуманного сценария оба партнера добиваются цели. − Она смотрела на Светлану. − Это были очень прямые, сложные вещи. Розенбауму нравилось страдать; Марине хотелось ощущать боль. Он не делал ничего особого или специального, чтобы угодить ей. Он делал то, что любил. Марина просто позволяла ему иметь свой путь. В целом, это было абсолютное слепое доверие к нему, что он ее не убьет или искалечит. Это была русская рулетка – свободный ход садо-мазо процесса без предсказуемого конца, способ, которым им обоим нравился. В общем, я не знаю, были ли у него любимые фетиши.

− Я думала, что Розенбаум встретил тебя сначала.

− Нет, я в клубе всего год.

– Что это за женщина была позавчера в баре?

– Людмила Ширяева, а что?

– Судя по увиденному мною, она является твоей любовницей.

– Кто она такая?

– Домохозяйка, кажется. Я сейчас не помню. У нее муж какая-то шишка на таможне.

− Сколько ты с ней знакома?

− Мы познакомились, когда я приезжала сюда весной. На одной из подобных вечеринок, какая была позавчера.

– Почему ты выбрала Одесского?

– Потому что мне нужна была любовь, а не секс. Я думала, что он понимает эту разницу. А как завоевывали тебя?

– Меня поимели в самом начале.

– Расскажи, как это произошло.

– Мы познакомились в суде, он защищал обвиняемого. Очень хорошо защищал – тогда он смог убедить присяжных, что обвиняемый невиновен. А я его арестовала. Его отпустили, а меня наказали.

− А что было потом?

− Разошлись по объективным причинам. Его стала интерсовать политика. Он переехал в Москву, наши встречи становились все реже, пока наконец он не сменил адрес и номер телефона. У него теперь горизонты другие – правозащитная деятельность, работа в различных комитетах поддержки политических заключенных и прочее. А я ушла в свободное плавание.

– Я вообще-то тоже не была верна Одесскому.

– Это я уже установила в ходе расследования.

– Ты знаешь, что такое секс по-моему? – Колчак легонько поцеловала Светлану в лоб.

– Что?

– Тревожное возбуждение. Словно кладешь голову в пасть единственному льву в клетке, который совершенно непредсказуем. Неужели тебе совсем не любопытно? − Она, как кошка, начинающая свой обряд ухаживания, потёрлась лицом о руку Светланы.

– А что ты сделаешь? Отведешь меня в свое логово? − Светлана слегка вздрогнула, будто Ксения ущипнула её.

– Ты удивишься, когда узнаешь, что мы можем делать с простыми кухонными приборами. – Ксения погладила Светлану по голове, словно успокаивала ребёнка, которому приснился кошмарный сон.

– Ксения... – Светлана всмотрелась в лицо Колчак.

– О чем ты мечтаешь? Ты хочешь парня? Хочешь заняться этим втроем?

– Я хочу плохого парня. – с вызовом ответила Возович.

– Хочешь узнать его имя? Я прошепчу тебе его. Света, ты мне нравишься. – Она наклонилась к Светлане и медленно поцеловала. Жар поцелуя так и мерцал на её губах.

– И все?

– А больше ничего и не нужно. Так я познакомилась с Людмилой, потому что на ней было красивое ожерелье, с золотыми змейками и зелеными камешками.

Возович почувствовала, как по всему ее телу пробежала неожиданная волна страсти, и она, крепко обняв Ксению, вернула поцелуй.

− Пройдем на кухню, − прошептала Колчак.

Пройдя в другое крыло дома, они оказались на кухне, обновленной по последнему крику моды и производившей впечатление подземного грота. Стены были выложены декоративной плиткой цвета морской волны, а разнообразие импортной кухонной техники поражало воображение.

Ксения достала из хлолдильника бутылку водки 'Финляндия', наполнила до половины два бокала и один протянула Светлане.

− Вот, возьми, − улыбнулась она. – у тебя же закончился рабочий день.

Возович взяла бокал без колебаний.

− Разбавишь, если хочешь, по вкусу, − Ксения положила на стол два прямоугольных пакета с соками – апельсиновым и томатным.

Светлана пила молча. Розенбаум действительно накормил ее грузом лжи. Сукин сын был способен на это столь хорошо, что она вычеркнула ее из списка серьезных подозреваемых. Она как зеленый новичок проигнорировала доказательства. И все же, и все же...

− Ты знаешь, у Марины было самое низкое самоуважение из тех, кого я когда-либо знала. Она почему-то наказывала себя. Я никогда не понимала, как она могла позволить ему творить такие вещи над собой. – руки Ксении обвили шею Светланы и потянули к себе.

Светлана чувствовала, как будто Ксения непроизвольно зажгла искру, и теперь нужно было только протянуть тот электрический импульс через расстояние до формирования идеи.

Но она не могла немедленно сделать этого, и в то же время она была любопытно озадачена возникшей напряженностью, которую она внезапно почувствовала от Ксении. Она не знала, как направить свой дальнейший опрос, но не желала обидеть Ксению.

– Остановись.

– Почему?

– Это невозможно.

– Зачем же ты пошла со мной?

– Поговорить.

– О чем? О чем? О чем ты хочешь поговорить? – вспыхнула Ксения.

– Я тебе уже сказала.

– Ты хочешь знать, кто убил Ивана и Марину или какого мне было с ними трахаться?

− Сделаем так, − Светлана достигла из кармана черных латексных брюк копии трех цветных фотографий Одесского и Смирновой, растянутых на кровати, скованных толстыми кожаными ремнями, и женщиной в резиновой маске, обезьянничающей на камеру. – ты не знаешь, где и когда были сделаны эти снимки? − Она положила фотографии на стол.

−О-о, − прошептала Колчак, залпом допив свою порцию. Она качала головой, хмурясь, не торопясь рассматривая каждое фото. Ее лицо сменяли выражения удивления, любопытства и сострадания к растянутому телу Марины, которое казалось обескровленным в резкой вспышке дешевой камеры. Она еще и еще раз перебирала фото, пока не положила их назад на стол и затем налив себе новую порцию.

− Я точно не могу сказать, − сказала она изменившимся голосом. − Где ты нашла их?

− Мы нашли их в ящике в спальне Марины.

− Так, − сказала после паузы, изучив третью фотографию. − Это – студия Алисы Газаровой. Это – ее 'темница'.

Возович просияла. – Алиса Газарова?

− Да. А женщина в маске Виктория Носенко – фотограф и постоянный участник наших игр. Марина знала ее. А вообще она была подругой Алисы.

− Как это происходило?

Ксения выпила еще водки, закусив шоколадной конфетой. – Вика снимала наши оргии и сама в них участвовала. В таких случаях обычно камеру держала Алиса.

− Иван посещал эту 'темницу' очень часто? – Светлана старалась не выказывать свое волнение.

−Нет. − Ксения покачала головой и посмотрела на фото. – он редко былал там. Куда чаще там бывали Борис и Марина. Да и я тоже.

− Розенбаум знал Алису или Викторию?

− О, да. Борис знал их обеих. Он любил участвовать, а затем покупал видео и фото оргий со своим участием.

Светлана не могла поверить своей удаче.

–Ты не знаешь, как я могу найти ее?

− У нее фотоателье на Войкова. Открыто в рабочие дни. Думаю, тебе проще навести справки, − прижалась к Светлане Ксения.

Возович быстро записала полученную информацию в блокнот и сунула в карман брюк.

− Давай еще выпьем, − настаивала захмелевшая Ксения. – в конце концов ты должна мне отплатить за мою помощь тебе.

Светлана улыбнулась ей. − Это меня устраивает, − сказала она. – ты ведь хочешь, чтобы я именно так выразила свою благодарность.

Колчак подняла брови и кивнула с благодарной улыбкой. − Я не хочу, чтобы ты сейчас уходила, − сказала она искренне. − Я хотела бы стать твоим другом, настоящим другом.

−Я тоже, − сказала Возович.

Держа черный зонтик над головой, доктор Георгий Бонго стоял на задней террасе своего трехэтажного кирпичного дома и смотрел мимо края сосен в тумане дня, колеблющемся в утреннем тумане, покрывавшем все пространство до моря. Сопровождаемый большим, желтовато-коричневым лабрадором, которого он игнорировал, он сошел с террасы и прошел вдоль каменистой дорожки, которая пролегала через его владения к зданию меньшего размера, которое архитектурно повторяло его дом и которое служило его офисом. Это здание, который он претенциозно называл своей студией, было расположено ближе к дороге, чем главный дом и было расположено в среди густого кустарника, который рос по всему земельному участку доктора. Стена из деревьев обеспечивала ему уединение также и в доме. У него была частная жизнь, ему не нравилось напоминать о себе, быть на виду.

Вторые сутки доктор Бонго был в эмоциональном свободном падении, вызванным смертью Марины Смирновой – ведущие криминальных новостей весь день смаковали это убийство. Он был поражен, но сохранял присутствие духа, чтобы быстро сделать три телефонных звонка, аннулирующие его назначения на день. Он все уладил с двумя из своих клиентов, но Алиса Газарова уже уехала из своего дома, чтобы позавтракать с одним из потенциальных спонсоров постановок театра. Ее мобильный не отвечал.

Съев наскоро приготовленный бутерброд и запив его слабеньким кофе, он взял свой зонтик и в задумчивости отправился на прогулку. Он намеревался пойти в свою студию, но вместо этого теперь шел бесцельно через газон, пока он не дошел до забора, огораживавшего его владения. Здесь, под пологом деревьев, он сложил свой зонтик, снял плащ и повесил его на левую руку, заодно расстегнув верхнюю пуовицу на рубашке. Влажность была высокая и в сочетании с летней температурой это создавало эффект парника.

Лабрадор следовал за ним, не обращая внимания на дождь, пока шерсть собаки не спуталась, и сам хозяйн не промок насквозь, что его сшитая на заказ рубашка, буквально приклеилась к его телу. Наконец он остановился. Он смотрел вниз на свои туфли, покрытые лстьями, блестевшими и мерцавшими в дожде. Не отводя взгляд от них, он подошел к старому дубу. Медленно он прислонился к нему, облокатившись на него всем весом, и затем закричал, сухо, неловко сначала, потому что он не имел подобного опыта. Лабрадор сидел рядом на мокрой траве, и с любопытством, высунув язык спокойно наблюдал за кричавшим хозяйном. Бонго, всколыхнув картинки из своей памяти, вызванные неожиданной потерей, плакал как ребенок.

Он сполз на землю, погруженный в свои собственные переживания, пока его тело полностью не пропиталось влагой, пока его одежда не стала тяжелой и не прилипла к телу, пока, даже в духоте при высокой температуре, он не почувствовал, что холод появился у его позвоночника и обосновался в задней части его плеч. Поднявшись с земли, он вытер лицо от налипших волос и двинулся назад к своей студии. С лабрадором, дефилировавшим впереди него в тумане, он достиг черного хода офиса и тщательно вытер ноги о коврик. Повозившись с ключами, он открыл заднюю дверь, которая позволяла ему приходить и уходить в свой офис, не будучи замеченным клиентами, которые припарковывались спереди здания и входили в офис через главный вход.

Хладнокровный лабрадор улегся в углу с грузным вздохом, поскольку Бонго вошел в затемненную прихожую и скрылся в своем офисе.

Бонго вошел в ванную, сбросил свою пропитанную дождем одежду и принял горячий душ. Он попытался собраться с мыслями, когда он тщательно мылся. Он не хотел думать о Марине или о жизни и смерти. Он не хотел вспоминать что-либо о Марине. Когда он вышел, он вытерся и переоделся в чистую одежду, которую он держал в шкафу студии: новую пару серых брюк, недавно накрахмаленной бледно-синюю рубашку и темно-зеленый галстук. Туфли сменились сандалиями. Он подошел к бару и налил 'Чивас' с содовой и уже стоял перед зеркалом, когда он вспомнил, что пил напиток Марины, ее любимые виски. Это был нектар для нее. Она была нектаром ему. Какой ужас. Как странно, как ирреально, он чувствовал, когда он слышал, и видел, имя Марины на ярко-красных губах диктора.

Никаких подозреваемых. Хотя... чего доброго он сам, по мнению этой зеленоглазой дуры, которая вчера два часа его мурыжила своими глупыми расспросами, въедливая сучка. Ну, ладно.

Он почти допил свой напиток, когда он услышал открытие парадной двери и внезапно понял, что не включил свет нигде в офисе.

– Георгий, вы здесь? – это была Алиса.

– Да, я здесь, – отозвался он и начал включать освещение в офисе. У него не было здесь потолочного светильника, поскольку он предпочитал более мягкое освещение, с помощью настенных ламп. Он быстро допил свой напиток, поскольку он слышал ее шаги в прихожей, вот уже она появилась в дверном проеме когда он закрывал бар.

Алиса смотрела на него насмешливо. – почему нет света?

– Я только что возвратился с завтрака в доме, – сказал он. – потом смотрел телевизор.

Было мгновение, когда он хотел выболтать новости о смерти Марины. Но это был только момент, и когда он не сделал этого, он понял, что не сделает это и позже. Да Алиса и сама наверняка уже знает.

Алиса посмотрела на него и подошла к окну, где стоял Георгий. Она созерцала дождливый пейзаж в течение некоторого времени, достаточно долго, чтобы привлечь его внимание и достаточно долго, чтобы различить посторонние звуки, заполнявшие тишину: тиканье часов, шум накрапывавшего дождя, звук их собственного дыхания.

Алиса Газарова была единственным из клиентов Бонго, которого он полностью уважал. Сторго говоря, она не была клиентом вообще, как пациент психотерапевта. Бонго ее воспринимал как делового человека. Она принадлежала к социальной элите города.

В сорок четыре она была поддерживала стройную фигуру увенчанную красивыми каштановыми волосами, несколько контрастировавшими с ее серыми глазами. Она носила обтягивающие светло-синие джинсы и серого цвета блэйзер. Бонго никогда не видел ее без сережек, и они всегда были с жемчугом.

Наконец Алиса отошла от окна и уселась в одно из глубоких кожаных кресел. Бонго уселся в свое собственное кресло, скрестил ноги и посмотрел на нее. Ее ногти недавно полировались, тем же самым оттенком красного как ее помада, и когда она подняла руку и пододвинула локон обратно каштановых волос, старинный золотой браслет с бусинкой и резными фигурками свесился на ее запястье.

– Приветик, Георгий, – сказала она вальяжно. – последние новости знаешь?

'Она в курсе', понял Бонго, пытаясь казаться благоприятным и безмятежным. – Знаю. Почему ты спрашиваешь?

– Из любопытства.

– А если серьезно? – Георгию не нравилось, когда с ним играли.

– Я хочу сказать, чтобы вы были осторожнее. Спрячьте диски, которые у вас есть. Розенбаума сеогдня задержали, у него был обыск. Вами еще не интересовалась полиция?

– Приходила вчера, – хмыкнул Бонго. – какая-то Возович из ГУВД. Настырная такая, въедливая. Два часа выпытывала у меня, знаю ли я что-либо.

Газарова улыбнулась.

– Не расстраивайтесь, Жора! Сейчас необходимо на некоторое время залечь на дно, а потом мы продолжим снимать все, что вы пожелаете увидеть. Никаких табу. Да, чувствую, они будут проверять всех. На допросах – если вызовут – держитесь смело, не поддавайтесь на разные провокации, у них ничего нет и не может быть, так что, не дрейфьте! Ну, это главное...

– А вы не догадываетесь, кто это мог быть?

– Пожалуйста, Георгий. У Ивана было столько завистников в его среде, что это мог быть кто угодно. Что касается Марины... да, это очень странная смерть. Но ведь она была не только членом нашего клуба, будучи бисексуалкой, она имела свои контакты. Любой незнакомый партнер мог оказаться психом или садистом.

– Я думал на мгновение, что вы фактически знаете что-то.

– Откуда же, – Алиса взглянула Бонго в глаза. – я знаю не больше, чем вы. Полагаю, эти два случая никак не связаны друг с другом. Убийцы разные люди и не имеют отношения к нашему клубу.

– Наверное...

Когда Бонго только познакомился с Алисой, он быстро понял, что та была неординарной женщиной. Она была талантливым режиссером, поставивших несколько ярких спектаклей, и вышла замуж за богатого мужчину, владельца ликеро-водочного завода. Муж Алисы, Даниил, который был на двенадцать лет старше нее, умирал от рака в течение почти двух лет. Бонго знал, что она поместила его в больницу, доставая через знакомых мужа ему наркотики, чтобы тот мог умереть без мучений. Это было печальное испытание, которое тянулось в эдакой гротескной манере. Наконец, восемь месяцев назад, это закончилось.

– Вы хотите услышать что-то абсолютно примитивное? – сказала Светлана, улыбнувшись странно, почти нежно. – 'Рак' Даниила был сифилисом.

Она сделала паузу и как-то жалко пожала плечами.

– Правда, я никогда не была ни в какой опасности, – добавила она быстро. – Это назвали 'скрытым сифилисом' и у него был он в течение многих лет, прежде чем это было обнаружено. К тому времени это было на своей третьей и последней стадии. – Пальцы ее левой руки нервно полировали старинный золотой браслет на противоположном запястье. – Было время, когда он импортировал много коньячного спирта для завода. Он думал, возможно ... в одной из его поездок для закупок в Молдавию ... или Армению...

Бонго был удивлен, но не поражен сифилисом Даниила. Он знал, что скрытый сифилис не демонстрирует знаков или признаков до своего заключительного этапа, и часто он продолжается в течение многих десятилетий, прежде чем он предъявляет вещественные доказательства своему обреченному хозяину. Обычно нетрудно передать болезнь другому человеку. Обычно. Но Алиса сказал, что она никогда не была ни в какой опасности. Таким образом, какова была природа ее сексуальных отношений с мужем все эти годы? Георгий был потрясен.

Тогда однажды утром спустя почти два месяца после того, как они познакомились через Марину Смирнову, она пришла в его офис и предложила вступить в клуб. Закрытый. Клуб садомазохистов. 'Встречи' – 1-2 раза в месяц. Он мог выбирать – непосредственно участвовать или наблюдать. Бонго был ошеломлен. Это было самое оригинальное предложение, которое он когда-либо получал. Но это, оказалось, было только началом его неожиданностей. Если сексуальная энергия Марины Смирновой была самой естественной, он когда-либо испытывал, то у Алисы она была, конечно, самой экзотичной. К его чрезвычайному удивлению эта ухоженная и манерная женщина предложила ему утонченные удовольствия, и не только была организатором и спонсором этих мероприятий но и руководила творческой составляющей садо-мазо развлечений.

Примерно через три месяца понимание Георгием садомазохизма было глубоко изменено, преобразовано увиденным. Он понял, что предпочитает роль зрителя, наблюдающего за процессом, оценивающего его. Узнав об этом, Алиса дала ему возможность увидеть – не бесплатно, конечно, – все его затаенные и подавленные фантазии, записывая оргии участников на видео и продавая их Георгию. Алиса цинично воплощала желания Георгия, заодно расширяя круг ее и его клиентуры.

– Вы не знаете многого о женщинах, доктор, – сказала она.

Эти слова она говорила неоднократно. Чаще всего они были произнесены тоном добродушного указывания, время от времени с иронией, однажды с искренней горечью. Но всегда они были прелюдией к некоему откровению.

– Мне нравится думать, что у меня есть определенное понимание, – ответил он.

Она рассеянно, водила своими пальцами на гладких холмах ягодиц фарфоровой богини.

– Определенное понимание, – произнесла она. Она позволила своему среднему пальцу пойти под ягодицами богини Лакшми и затем остановиться между ее бедрами. Ее глаза скользили по Георгию и поймали его смотрящим на то, что она делала.

– Как, – она спросила, – вы думаете, я отреагировала на новость, что Даниил умер от сифилиса, а не от рака?

Бонго смотрел на нее.

– Вы не знали?

Она покачала головой, держа свой палец между бедрами Лакшми.

– Как же вы узнали?

– Он сказал мне – незадолго до смерти. Однажды днем – это были три часа дня, странное время, чтобы сделать такую вещь, как показалось мне позже – он попросил, чтобы медсестра вышла, и попросил, чтобы я вошла в его палату.

Она соединила руки на коленях.

– Он сказал мне это настолько ласково, как он умел. Он сказал мне, насколько огорченный он был тем, что я оказалась перед необходимостью проходить это с ним. Он говорил о своей жизни, нашей жизни. Это был очень нежный вид монолога ... для него, было это. Я тогда не произнесла ни одного слова.

Я просто подошла к нему и поцеловала его. Я поцеловала его в губы. Я засунула свой язык в его рот и дал ему самый эротический и чувственный поцелуй, который я когда-либо давала ему. И затем я повернулась и вышла из палаты. Я поехала домой, упаковала чемодан и уехала из города в течение часа, не говоря ему или кому-либо еще, куда я направилась.

Она дышала мелко, забыв о Бонго.

– Я вернулась через девять дней. Его уже не было в живых. – Она остановилась, и снова взглянула на Георгия. – я сделала для него все, что могла. Я ... до сих пор не понимаю, почему я поцеловала его тогда, – сказала она, и Бонго видел на ее лице, что память того момента мучила ее. Он давно не видел ее такой открытой, и он знал, что это стоило ей больше, чем большинству его пациентов.

– Я думаю, что вы полагаете, что Даниил понял, почему я сделала это.

– И это – то, что беспокоит вас.

– Да, вы правы,

– Вы говорите о мертвеце, Алиса.

– Как же это понимать?

– Это закончено. Он ушел. Вы никогда не будете знать то, что он думал об этом.

– Пожалуй, – сказала Алиса. Наклонившись вперед в кресле, она скрестила ноги, жемчужные серьги, вспыхнули на ней через тонкую паутину уложенных каштановых волос. – Это сейчас не имеет значения, – сказала она, великодушно улыбаясь: – Некоторое время не приходите на наши мероприятия, Георгий. Пока вся эта пена, связанная с убийствами, не спадет. Звонить тоже не стоит.

Бонго кивнул.

– Да, и с незнакомыми партнерами не устраивайте ваши игры с переодеванием, мой вам совет, – Алиса встала и взяв сумочку, направилась к дверям. – мало ли что.

Фотостудия Виктории Носенко находилась в районе недалеко от дельфинария, где улица постепено шла вниз, в сторону моря.

Многие здания здесь пустовали и домовладельцы, наконец, после долгого периода решили в пределах сдали сдавать собственность в аренду по довольно умеренным ценам. Теперь большинство небольших зданий было арендуемой собственностью, и повсюду виднелись самые разнообразные вывески, относившиеся к новым хозяевам. Улицы были неопрятны и пыльны, а асфальт не обновлялся словно с советских времен, раскаляясь под палящим черноморским солнцем. Дворы внутри густо заполонили автомобили, как внутри гаражей самых разных модификаций, так и без своего укрытия.

Платов припарковал 'Мерседес' напротив фотоателье под сенью толстой полузасохшей пальмы, оставашейся несрубленной только по недосмотру городских властей. Он посмотрел на открытые двери фотоателье, неоновую вывеску над ними и рекламные постеры в витрине.

Сергей пересек улицу, открыл парадную дверь и вошел.

Фото из базы данных не обмануло: Виктория Носенко была голубоглазой шатенкой лет двадцати пяти с маленьким носиком и тонкими губами. Она сидела на разложенном полукругом красном кожаном диване за широким низким столом в тесноватом съемочном зале, изучая какие-то фото, выбирая их из груды фотокарточек, рассыпанной по столу.

– Добрый день, могу я ненадолго отвлечь вас от работы? – раскрывая свое удостоверение, обратился Сергей к ней без предисловий.

Виктория как-то резко приуныла и, оторвавшись от фото, лежавших перед ней на столе, уставилась на Сергея.

− А в чем собственно дело?

– Я насчет Ивана Одесского и Марины Смирновой.

– Ах да, да. Ужасная трагедия. – Теперь ее голубые глазки смотрели на Сергея выжидательно. – Чем я могу вам помочь?

− Вы одна? – тихо спросил Сергей.

− Да.

− Тогда, чтобы нам не мешали, может, закроете дверь и повесите табличку 'перерыв'?

− Пожалуй.

В зале было несколько стульев, и Сергей придвинул один из них к столу, расположились таким образом напротив девушки. Носенко вынула пачку 'Салем' из кармана джинсовых шортиков и вскрыв ее, вытащила сигарету, бросив прозрачную обертку на пол. Виктория показалась Платову немного нервно истощенной, уставшей. Она, казалось, не была человеком, чрезмерно обеспокоенным здоровыми привычками.

– Сейчас меня интересует все, связанное с убитыми, – сказал Сергей и улыбнулся ей как только мог дружелюбней. – вы ведь фотограф, стало быть, наблюдательны профессионально. Начните рассказывать, что знаете об Иване и Марине, а я буду по ходу задавать вопросы.

Она тоже ласково ему улыбнулась, даже глаза на миг прикрыла, давая понять, что в полной мере оценила предложение Сергея. Но ответила:

– Видите ли, я фотограф, но несколько своеобразного склада. Мне порой приходится делать весьма специфические фотосессии. Так что лучше задавайте вы свои вопросы, а я, если смогу, буду отвечать.

Платов, как будто бы потеряв интерес к ней, стал копаться в своем дипломате, выуживая оттуда различные бумажки. В комнате воцарилась напряжённая тишина. Наконец он нашёл бланк протокола допроса свидетеля и передал его Виктории, коротко бросив при этом:

– Распишитесь в том, что об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний вы предупреждены.

Виктория высоко закинув голую ногу на ногу, кончиком тонкого пальца открыла ящичек стола, достала зажигалку и прикурила. И только выпустив первую струю дыма, чиркнула полузасохшей гелевой авторучкой.

− Только, чтобы разъяснить мне и сэкономить некоторое время, я хочу сказать, что есть некоторые вещи, которые я знаю и некоторые вещи, которые я не знаю. Я расскажу вам, что я знаю, и затем вы говорите мне, чего я не знаю. Хорошо?

Виктория несколько вызывающе стряхнула пепел от ее сигареты в направлении Сергея и несколько крупинок упали ему на штанину.

−Хорошо, − сказала она.

− Мы знаем, что вы снимали садомазохисткие оргии с участием Ксении Колчак, Марины Смирновой и Ивана Одесского. Мы знаем, что Борис Розенбаум тоже в них участвовал. Иногда с ними, иногда без них. Мы знаем, что у вас были интимные отношения с Ксенией Колчак. Мы знаем, что вы знаете об убийствах Одесского и Смирновой.

− Я их не убивала.

Платов равнодушно посмотрел на Носенко.

− Хорошо. Давайте начнем с простого вопроса.

Он достал из мешковатого бокового кармана видавшего виды серого пиджака несколько фото очень хорошего качества, запечатлевшие садомазохистские оргии Смирновой и Одесского в обществе незнакомой молодой дамы в резиновой маске. Одним движением руки сдвинув гору ненужных фотографий в сторону, Сергей положил эти новые полароидные изображения на стол перед Носенко в ряд.

− Где это было снято?

Виктория держала сигарету кверху и изучала фотографии, приближая их к себе, близоруко прищуриваясь, словно это могло иметь значение.

− У Алисы Газаровой, − не очень охотно сказала она. – в ее студии.

− Уверены?

− Уверена.

− Где находится студия?

− Там есть такой подвальчик... в общем помещение. В студии ставят различные театральные постановки, а в подвальном помещении снимают оргии. По ночам, как правило.

− Женщина на фото в резиновой маске – вы?

Носенко кивнула.

−Теперь то, что еще мы не знаем: Какие сценарии садо-мазо Борис Розенбаум любил лучше всего? Когда вы видели в последний раз его и Алексея Пескова? Как хорошо Песков знал Розенбаума?

Виктория задумалась.

− Что заставляет вас думать, что я знаю эти проклятые ответы? – выдохнула она струю дыма в потолок.

−Я говорю вам, − усмехнулся Платов. −Мы знаем.

−Да? − Носенко кивнула скептически, закурив новую сигарету. Она выжидала, нервно качая закинутую ногу. Наконец она заговорила.

− Ему нравилось наблюдать за оргиями. Участвовать в меньшей степени. Я – снимаю на видео и фотографирую, поэтому только 'разогреваю' клиента. Можно сказать, работаю 'пробницей'. Моя работа – снимать. В оргии участвуют другие.

Платов смотрел на нее безучастно.

− Ну и пусть. − Она выглядела огорченной. − Это отнимает много сил..., понимаете, на кого похожи эти люди? Я этим занимаюсь семь лет. Такие, как Розенбаум – моя клиентура. Большинство парней приезжает для мазохизма. Им нравится быть запуганными и оскорбленными, быть наказанными и униженными. – она выпустила струю дыма. − И большинство женщин тоже. Они в большинстве своем мазохистки. Та же самая вещь. Это – то, чем Марина занималась с Розенбаумом и с другими. Ксении это нравится тоже, но с Розенбаумом она доминирует. Конечно, это очень странная пара. Странная. Розенбаум только в роли подчиненного с ней, но в роли доминирующего со всеми другими. Ксения единственная в группе, которая хлещет его ремнем. Она также приводит новых девушек в группу. Она знакомится с девушками в городских клубах, приглашает их попробовать что-то новенькое, они занимаются садо-мазо играми, Газарова им платит за это. Потом приходят новенькие и все повторяется.