Текст книги "Таинственный труп"

Автор книги: Жан-Франсуа Паро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Чтобы доказать вам свое доверие, я расскажу вам, какую роль ей предназначили. Она прочитывает английские газеты, где печатают статьи о постройке новых кораблей, об их перемещении, а также списки назначенных на офицерские должности. На каждый корабль заведена своя карточка, где указаны год его постройки, плавания, сражения, повреждения и починки, репутация, имена командиров и сведения о команде. Коробки с такими карточками хранятся в министерстве. Сообщения, спрятанные в брикетах с углем, грузовые суда привозят в Булонь и Кале, где их забирают наши военно-морские комиссары и эстафетой отправляют в Париж, где каждый понедельник Тьерри, первый служитель королевской опочивальни, приносит королю отчет, составленный на основании полученных сведений. Таким образом, благодаря госпоже Годле король всегда в курсе состояния и перемещений английского флота! [67]67
  Такая система ведения наблюдений, придуманная и реализованная еще при Людовике XV отцом госпожи Кампан, была продолжена при первом консуле.


[Закрыть]

– Я с ужасом думаю о том, каким опасностям подвергается она ежеминутно!

– Она ловкая и осторожная.

– Если бы вы только знали… Эшбьюри ничто не остановит.

– Не беспокойтесь. У нас есть в запасе неоспоримые аргументы, которые, если ее разоблачат, позволят защитить ее.

– Сударь, я хочу попросить у вас об одной любезности. Видя, в каком дурном настроении пребывает господин де Сартин, я не думаю, что он в состоянии выслушать меня, а тем более ответить на вопросы. Вы понимаете, какие подозрения нависли над Риву. Однако еще ничего не решено, все зависит от его собственных показаний. Он должен иметь возможность защищаться и отвечать на поставленные законным образом вопросы. Сейчас он отказывается говорить и тем самым усугубляет свое положение. Без сомнения, он в курсе некоторых подробностей, важность которых ему неизвестна, но которые, как мне кажется, вполне могут свидетельствовать в его пользу. Необходимо убедить его заговорить. Одно ваше слово, снимающее с него запрет на разглашение, облегчит мне дальнейшее расследование, в течение которого не только Пейли, но и еще одна девушка, присутствовавшая при похищении Лавале, рассталась с жизнью. Меня же просто хотели подстрелить как кролика. Добавлю, что в настоящее время ради безопасности королевства необходимо установить, почему столь четко разработанный план провалился и чья предательская рука помешала его осуществлению.

Адмирал немного подумал, потом сел за небольшой рабочий столик. Взяв перо, он набросал несколько строк, свернул записку, запечатал ее своей печатью и протянул комиссару.

– Постарайтесь, чтобы меня потом не упрекнули за этот поступок.

Эме не было дома: ее задержала у себя Мадам Елизавета; как пошутил адмирал, она приучала дочь к прикорабельной жизни.

Они поужинали вдвоем; Триборт принес им рагу из осетрины и, вставляя веселые реплики в их беседу, окончательно развеял желчное настроение, охватившее обоих после сцены с Сартином. Они обсудили последние придворные и городские новости, и в частности, обед, данный архиепископом Парижским Кристофом де Бомоном в честь директора Бюро финансов Неккера. Адмирал процитировал эпиграмму, распространившуюся по такому случаю в Париже.

 
Ах, что за скандал начался!
За пиршественный стол Неккер с Кристофом сели.
Рыдает Церковь, дьявол же хохочет,
Неккер хоть в янсенизме не замечен,
Зато он протестант закоренелый.
 

Николя не остался в долгу и, продолжая церковную тему, рассказал адмиралу, что кардинал де Ларош-Эмон, великий сборщик милостыни Франции, впавший в детство, пожаловался своему врачу, господину Бувару, на подагру, простонав, что он страдает, словно грешник в аду, на что сострадательный эскулап грубовато ответил: «Как, уже, сударь?»

Они также коснулись американских дел. Адмирал сообщил ему о всеобщем недовольстве военных медлительностью правительства. Агенты инсургентов возбуждают волнения в народе, желая поскорее добиться выгодного для них решения. Маркиз де Лафайет, недовольный тем, что министр не сдержал обещание относительно его повышения, после переговоров с американскими посланцами Франклином и Дином, в Бордо тайно снарядил корабль и вместе с пятью десятками молодых офицеров отплыл на нем, чтобы присоединиться к армии Вашингтона.

Несколько стаканов старого рома, выпитых вместе с Трибортом, приглашенным разделить удовольствие, достойно завершили вечер. Добравшись до своей комнаты, Николя растянулся на кровати и тотчас забылся тяжелым сном.

Воскресенье, 16 февраля 1777 года.

Николя совершал утренний туалет особенно тщательно. Темная лента ордена Святого Михаила подчеркивала строгость костюма, более походившего на одежду магистрата, нежели придворного. С видимым раздражением он натянул парик и прицепил шпагу маркиза де Ранрея. Глянув в зеркало, он отметил, что, выделяясь ярким пятном на фоне серого переливчатого фрака и светло-серого жилета, она делает его моложе. Прибыв во дворец задолго до полуденной мессы, он взял для Рабуина и сопровождавшего его агента напрокат две шпаги, чтобы их пропустили на территорию дворца; на костюм обычно внимания не обращали. В Зеркальной галерее его настиг Луи: он примчался поздороваться с отцом. Сияя от гордости, он покрасовался перед Николя в своем синем, обшитом малиновыми и белыми галунами, фраке. Госпожа Кампан ожидала комиссара в гостиной Мира. В помещении, отныне относившемся к апартаментам королевы, возле высокого камина из разноцветного мрамора сидела дама в черной мантилье, зябко потирая над огнем руки. Николя бросил взор на картину над камином: «Людовик XV, дарующий мир Европе».

– Ах, господин маркиз, не зная, получили ли вы мою записку, я изнывала от нетерпения в ожидании.

Она окинула тревожным взором зал, но никто из деловито шествовавших мимо теней не привлек ее внимания.

– Чем быстрее разворачиваются события, тем сильнее мои тревоги. Мне надо открыть вам один секрет… Ее величество вновь принимала известную вам особу.

– Опять! После всего того, что ей о ней рассказали. Вы присутствовали при их встрече?

Она смутилась.

– В некотором роде… на самом деле я находилась в соседней гардеробной, где, сама того не желая, услышала большую часть разговора. Поверьте, я очень смущена.

– Не сомневаюсь; и все же что вы слышали?

– Вначале ничего интересного. Она отчитывалась в мелких поручениях и покупках, которые королева велела ей сделать в Париже. Затем речь зашла о более серьезных материях: она произнесла имя Луазо де Беранже, затем заговорила о возможности получения ста тысяч ливров от некоего банкира по имени Лафос. А дальше стало еще хуже, вот почему я столь настоятельно призвала вас на помощь. Конечно, я могла не понять…

Оговорка не смутила Николя, и он попросил ее продолжать.

– Сегодня утром Каюэ де Вилле явится в часовню в сопровождении двух дам. Знаками, не оставляющими сомнений, королева должна оценить их прически. И хотя я в этом ничего не понимаю, я содрогнулась при одном только подозрении, что эти знаки могут означать нечто иное. Подозреваю, тут какая-то уловка. Мысль о том, что за этим кроются происки злых сил, преследует меня неотступно, я каждую минуту боюсь упасть в обморок, а смачивание висков уксусом мне уже не помогает.

– Сударыня, успокойтесь. Мне кажется, я смогу пролить свет на эту темную историю. Господин Луазо де Беранже дал мне надлежащие разъяснения, позволяющие разобраться в игре госпожи де Вилле. Беранже будет стоять рядом с ней, и, поглядев в его сторону, королева…

– Как, сударь? Вы уверены?

– …даст ему знак согласия на сделку…

– О Боже!

– …точнее, на заем некой суммы для покрытия ее долгов. Сцену разыграют в Зеркальной галерее. Но вы, кажется, упомянули часовню. Неужели план изменился?

– Похоже, изменения произошли по просьбе сьера Луазо де Беранже.

Откупщик наверняка попал под влияние обаятельной Каюэ де Вилле, подумал Николя.

– Но я не могу поверить в то, что вы мне сейчас сказали, – чуть не плача, проговорила госпожа Кампан.

– Сударыня, вы, как и я, состоим на службе ее величества. Надо спасти ее от западни, куда ее завлекла ее собственная доброта и доверчивость: ведь она верит всем, кому удается к ней пробиться. Даму надобно брать с поличным, и я выступлю свидетелем этой комедии. Но я ее никогда не видел, а потому вы должны помочь мне. В галерее уже собираются зрители. Как мне ее найти? Идите, высмотрите ее, а потом скажите мне, где ее искать.

Ободренная его уверенной речью, госпожа Кампан стремительно вышла и вскоре вернулась обратно.

– Ее в галерее нет и быть не может, ибо она уже заняла место в часовне. Вы легко ее узнаете, рядом с ней справа сидит Луазо де Беранже, а слева две дамы с вычурными прическами, щедро украшенными дарами Цереры и Помоны. Эта женщина такая дерзкая! Ах, как я боюсь, что капкан захлопнется!

– Успокойтесь, она свое получит. Дерзость хороша, но не во всем, не стоит всюду прибегать к ее услугам.

Когда он выходил из салона Мира, откуда-то появился Тьерри и, остановив его, шепнул ему на ухо, что король желает видеть Николя у себя в библиотеке, расположенной в королевских апартаментах возле рабочего кабинета. Там соберется своеобразный совет в составе Морепа, Верженна, Сартина, министра королевского дома Амло де Шайу, а также Мерси д’Аржанто, посланника императрицы Марии-Терезии и ментора Марии-Антуанетты.

Зеркальная дверь, ведущая в зал совещаний, открылась, и из нее вышли пажи, офицеры и гвардейцы, обычно шествующие впереди короля. Из салона Мира выдвинулся кортеж королевы. Николя заторопился в королевскую часовню.

Он сразу заметил сочный фиолетовый фрак Луазо де Беранже; слева от него сидела дама, чье заурядное, изобильно уснащенное гримом лицо являло собой карикатуру на постаревшее лицо графини дю Барри. С другой стороны рядом с генеральным откупщиком разместились две дамы, не заметить которых было невозможно, ибо на головах у них высились поистине невероятные сооружения. Не привлекая к себе внимания, ему удалось сесть позади них. Когда раздались величественные звуки органа, все, повернувшись к алтарю спиной, склонили головы перед королевским кортежем. Король всматривался в толпу, словно кого-то искал, но Николя, хорошо знавший Людовика, понимал, что тот не мог никого искать, ибо без очков видел только колыхавшееся расплывшееся пятно. Переднюю стенку кафедры обрамляла мраморная балюстрада, покрытая большим покровом малинового бархата с золотой бахромой.

Наблюдая со своего места за королевой, Николя увидел, как та начала искать взглядом двух дам с высоченными прическами. Наконец, обнаружив пресловутую четверку, она слегка кивнула головой и вскоре повторила это движение совершенно отчетливо. Придвинувшись к сидящей впереди де Вилле, Николя расслышал, как та прошептала на ухо обрадованного откупщика:

– Вот видите! Надеюсь, вы больше не сомневаетесь. Королева, которой я сообщила о ваших колебаниях, дважды кивнула, чтобы рассеять ваши подозрения.

– Приношу вам тысячу извинений; теперь я весь к вашим услугам.

Единственный свидетель этого разговора, Николя окончательно убедился в виновности госпожи Каюэ де Вилле. Вдобавок она знала о продаже флейты, украденной у короля Пруссии, что красноречиво свидетельствовало о существовании целого клубка интриг, которыми намеревались опутать королеву. Оставалось установить, кто служил посредником для этой женщины, ловко извлекавшей деньги из своих жульнических проделок. Внимание его отвлек пробежавший по рядам шепот. У входа появилась молодая женщина в роскошном платье; следуя вдоль вереницы придворных, она, приседая через каждые три шага, протягивала всем копилку для сбора пожертвований. Он узнал изящную фигурку и легкую походку Эме. Вечером, после игры, настанет черед королевы собирать милостыню в пользу бедных; по обычаю, в пост полагалось жертвовать только золото.

Неожиданно он понял неуместность подобных мыслей во время Божественной литургии. Отринув суету, он, как в детстве, принялся вслушиваться в слова молитв. Отражаясь под сводами, гимн salvum fac regem [68]68
  Господи, храни короля (лат.).


[Закрыть]вернул его к реальности. Думая о том, сколь велико расстояние, отделявшее величайшего в мире короля, на которого уповали стар и млад, от тех ничтожных людишек, что, подобно грязному вспученному болоту, окружали трон, он ощутил, как к горлу подкатила тошнота. Николя знал, что французский народ не только страдает, но и исполнен рвения. Интересно, что сказали бы подданные, живущие в городах и деревнях, если бы знали, какая угроза нависла над их королем, знали про плетущиеся вокруг него интриги? Интриги, напоминавшие гнусных змей, что извивались на пьедесталах под копытами бронзовых коней…

Осиянный ослепительным блеском королевской часовни, король мигал подслеповатыми глазками; переваливаясь с боку на бок при ходьбе, он был несовершенен и наделен множеством слабостей, но, несмотря на свою нерешительность и робость, он искренне хотел облегчить страдания измученного народа, и он, Николя, был тому свидетелем. Пробудившееся в душе чувство несправедливости побуждало его делать все для спасения короля, укрепляло руку и закаляло волю. Уверенность, что король рассчитывает на него, наполняло его справедливой гордостью, заставляя забыть всю преподнесенную ему жизнью горечь.

Что его ждет? Доказательства наличествовали, решения лежали на поверхности, пусть даже их, как и все, что приближалось к трону, следовало должным образом узаконить. В сущности, кто он такой, этот Луазо де Беранже, рвущийся вперед, позабыв об осторожности и предупреждениях? По окончании совета, причину созыва которого он все еще не мог понять, Николя предстояло дать отчет королю.

Королевская семья удалилась, толпа придворных покинула часовню следом. Он поторопился добраться до прихожей «Бычий глаз»; там его встретил Тьерри и, взяв под руку, повел через анфиладу комнат, зал совета, королевскую спальню, где когда-то он и Лаборд приняли последний вздох Людовика XV, салон часов… Пройдя еще две комнаты, они, наконец, очутились в королевской библиотеке, где царило молчаливое ожидание. Водрузив на нос очки, король сидел в дальнем конце комнаты и листал большую книгу, в которой Николя, обладавший ястребиным зрением, узнал «Путешествие вокруг света» Бугенвиля. Рядом с ним и впереди стояли в ожидании Морепа, Сартин, Верженн, Амло де Шайу и Мерси д’Аржанто. Можно держать пари, подумал Николя, чья преданность королю не исключала резких суждений о мелких недостатках его величества, что он не решается ex abrupto [69]69
  Без подготовки (лат.).


[Закрыть]приступить к сути вопроса, ради которого всех собрал.

– А! – воскликнул Людовик XVI, бросив на него дружелюбный взор. – Вот и наш дорогой Ранрей. Знаете ли вы, господа, что за время пребывания наших моряков с «Ворчуньи» и «Звезды» в Батавии болезни унесли гораздо больше жизней, нежели все путешествие! Это не только…

Как ни странно, именно Тьерри прервал цепочку географических рассуждений. И хотя он вполголоса обратился к королю, услышал его каждый. Стоя поодаль, Николя убеждался в справедливости слухов, утверждавших, что первый служитель королевской опочивальни набирает все больший вес.

– Сир, господин де Ранрей имеет сообщить вам новости, которые вашему величеству следует выслушать как можно скорее.

– Хорошо, – кивнул король, резко захлопывая книгу; судя по выражению его лица, ему очень не хотелось заводить предложенный ему разговор. – Итак, Ранрей?

Николя бросил выразительный взор на австрийского посла. Верженн тотчас понял его колебания.

– С вашего разрешения, сир. Ранрей, вы можете говорить в присутствии графа Мерси. Он, как и вы, безгранично предан королеве.

Николя решил просто изложить события, одно за другим. Несмотря на дар рассказчика, ему с трудом удалось избежать упоминания о признаниях королевы и найти объяснение своему интересу к поступкам госпожи Каюэ де Вилле. Он бегло изложил причины, позволившие сей даме приблизиться к королеве, и указал, сколь далеко сумели дотянуться коготки сей хищницы. Он напомнил о прошлом дамы, об обуревающем ее желании добиться милостей двора, куда ее не призывали ни происхождение, ни занятия. Он напомнил, каким образом она втерлась в доверие управляющего финансами королевы, господина де Сен-Шарля, через которого она доставала листы с привилегиями и распоряжениями, подписанные ее величеством, а потом изготовляла такие же и подделывала подпись королевы. Вооружившись ложью и подлогом, она ради личной выгоды писала милые дружеские письма и записки, ставя под ними подпись королевы. С помощью таких посланий она заказывала украшения, а потом предъявляла торговцам расписки от королевы, убеждая их, что она, действительно, пользуется расположением нашей повелительницы.

Под суровым взором короля он продолжал, искусно приближаясь к истине, однако не раскрывая ее и даже не намекая на двусмысленность поступков королевы. Наконец, подойдя вплотную к сегодняшнему случаю, он изложил его в шутливом тоне, не вдаваясь в подробности, дабы все сделали вывод, что стремление Марии-Антуанетты к нарядам и пребыванию на людях является следствием милой привычки приветствовать ликующую толпу. Стоя позади короля, Тьерри внимательно слушал рассказ, взглядом одобряя осмотрительность рассказчика.

– Вы, воистину, верный и преданный слуга! – прошептал Мерси на ухо Николя. – Императрице известна ваша преданность.

Тот понял, что посол знает все, что известно ему самому.

Король огорченно опустил голову.

– Однако, крайне неприятная особа! – обиженным, почти детским тоном произнес он. – Что вы на это скажете, господин посол?

– Позволю себе сказать и даже утверждать, сир, что происки этой женщины и ее интриги, которыми она опутала стольких людей, велят судить ее как преступницу обычным судом.

Ответом на его заявление была тишина. Король тоже молчал в нерешительности, затем обратился к Морепа.

– Сир, – ответил тот, прекратив выписывать тростью круги на ковре, – после ясного и подробного доклада Ранрея я задался вопросом. Да, эта женщина виновна и должна понести заслуженное наказание. Она злоупотребила именем, почерком и подписью королевы. Как ни сложно в это поверить, но, согласно законам этой страны, даже за один из вышеназванных проступков она заслуживает виселицы, но…

– Но что же? – спросил король.

– Но я бы вам не советовал, – ответил с неподражаемым движением головы старый министр. – В самом деле, чего мы достигнем? Что все будут трепать наше грязное белье? Что перед казнью сия особа настроит против нас чернь, и без того охваченную возбуждением и готовую в любую минуту взбунтоваться? Мы только что преодолели неимоверные трудности. Народ еще не успокоился окончательно, его безмолвие – это всего лишь спокойствие спящего зверя. Так не будем же будить его. Разве благоразумно бросать имя и репутацию королевы в пасть памфлетистам и пасквилянтам всех мастей? Их борзые перья и без того доставляют нам множество хлопот!

Мерси снова склонился к уху Николя.

– Похоже, он опасается, как бы его племянник, герцог д’Эгийон, не оказался замешанным в интригах этой де Вилле, сыгравшей немалую роль в возвышении дю Барри.

Николя с горечью слушал, с какой брезгливостью Морепа отзывался о народе. Он вспомнил свои размышления в часовне. Он никогда не сможет презирать людей из народа, с которыми ему в силу своих обязанностей приходится ежедневно разговаривать и находить взаимопонимание. Он чувствовал, что он и сам во многом такой же, как они.

– А вы, Верженн? – произнес король.

Министр сощурил крошечные, прячущиеся между двух валиков осененной ресницами плоти, глазки.

– Предав ее суду, мы больше потеряем, нежели выиграем…

– …так что лучше решить это дело в глубокой тайне, – завершил Сартин.

– А что думаете вы, господин Амло?

Министр поперхнулся, закашлялся и наконец собрался с силами.

– Я д-д-д-д… д-д-ду-думаю, сир, что я… с-с-с-соображаю. Есть с-с-с-свои… за и пр-р-р-р… против.

– Дурак! – прошептал Мерси.

Король открыл книгу и, казалось, погрузился в созерцание гравюры, изображавшей аборигенов Зондских островов. Затем столь же резко, как и в предыдущий раз, захлопнул ее.

– А что скажет Ранрей?

Не выразив удивления, все посмотрели на Николя. «Вот, – подумал он, – я снова наживаю себе врагов. Король часто следовал советам тех, кому предоставлял слово в последнюю очередь».

– Есть смысл принять во внимание его мнение, сир, – промолвил Морепа. – Моя жена считает его умелым переговорщиком, способным спасти провальное дело. [70]70
  См. «Преступление в особняке Сен-Флорантен».


[Закрыть]

Лица у всех вытянулись. Что хотел сказать своим выступлением почтенный ментор?

– Говорите, Ранрей, вы уже получили одобрение господина де Морепа.

– Я полагаю, ваше величество, что дело, действительно, крайне деликатное, скандальное и в то же время совершенно ничтожное. С одной стороны, в нем замешано священное имя королевы, с другой стороны, это имя будет упоминаться в одном ряду с именами мелких гнусных интриганов. Если ваше величество не возражает, искомую даму следует арестовать и посадить под замок. Конечно, публика, следуя пагубному пристрастию к секретам, сунет в это дело нос, начнет обсуждать, но через несколько дней она о нем забудет, появятся новые моды, другие новости, и никто даже не вспомнит об этой истории. Если же устраивать публичный процесс, всплывут возмутительные подробности, слетятся продажные перья Лондона и Гааги и в воздухе вновь запахнет заговором. Только в тишине мы сможем спокойно и навсегда вымести эту грязь.

Заключительную часть речи встретили глубоким молчанием; Сартин и Морепа подмигиванием выразили ему свое одобрение.

– Полагаю, – поспешил добавить Морепа, – Ранрей ясно и убедительно изложил мысль, которую мы все считаем справедливой. Не нужно приучать адвокатов к процессам, затрагивающим честь первых лиц королевства, они слишком хорошо запоминаются и публикой, и защитниками, и мелкой судейской сошкой. Пристальный интерес к делу, где затронута честь короны, может у кого угодно пробудить желание попастись на лужку, где растут лилии.

– Еще бы! – тихо вздохнул Мерси. – И в первую очередь у твоего племянника!

– Господин Амло, – проговорил король, выразительно поглаживая переплет книги, – прикажите немедленно арестовать вышеозначенную даму и поместить ее в секретную камеру в Сент-Пелажи. [71]71
  Сент-Пелажи – женская тюрьма, куда также отправляли раскаявшихся девиц легкого поведения, находилась на улице Пию-де-Лермит, возле нынешней улицы Монж.


[Закрыть]Потом мы вас известим. Господина Каюэ де Вилле отправьте в Бастилию и держите там до тех пор, пока не прояснится его роль в этом деле или не будут предъявлены доказательства его непричастности. И, прошу вас, никакого шума. Да будет так.

Все направились к выходу; король знаком задержал Верженна, Сартина и Николя.

– До меня дошел слух, что некий ценный предмет, принадлежащий королю Пруссии, был подарен королеве моей теткой Аделаидой. Я хочу знать правду. Ранрей, вы распутали этот клубок?

– Все началось с того, что герцог д’Эгийон представил Бальбастру, обучающему ее величество игре на клавесине, прусского кавалера фон Иссена.

– Герцог д’Эгийон! – вздрогнул король.

– Означенный прусский дворянин рассказал о вещице Бальбастру, а тот предложил ее Мадам Аделаиде, которая как раз подыскивала подарок для королевы. На мой взгляд, самое странное в этом деле заключается в том, что авантюристка Вилле пыталась ввести в заблуждение Розу Бертен, модистку королевы, предложив ей поучаствовать в афере. Бертен, устав от ее хитростей, вежливо выпроводила ее за дверь. Это также… О, фон Иссен… вспомнил, при каких обстоятельствах я слышал это имя! Список иностранцев…

Все с изумлением уставились на Николя, стремительно листавшего страницы своей черной записной книжечки.

– Но мы знаем, о ком идет речь, – произнес Верженн, – о прусском агенте. Все говорит за эту версию.

– Тогда скажите мне, – ответил Николя, – какие у него могут быть дела с английскими агентами?

И, кончив листать, он прочел:

– …31 января. Господин Келли, иначе лорд Эшбьюри, глава английской разведки, встретился с прибывшим из Берлина кавалером фон Иссеном, подданным короля Фридриха.

– И что это значит? – спросил король.

– Что господин де Ранрей, – ответил Сартин, – прошедший хорошую школу, раскопал весьма животрепещущий факт, сир, а именно сговор между нашими противниками.

– Но почему флейту решили подарить именно королеве?

– Сир, – ответил Верженн, – Европа замерла в ожидании нашего решения относительно помощи американцам. Поддерживая вашу любовь к миру, все хотят знать, сколь долго мы будем размышлять, а каждый в отдельности хочет узнать первым, готовы ли мы сей мир нарушить. У Англии и Пруссии общие интересы. Оба заинтересованы в скандале, порочащем корону, ибо такой скандал наносит ущерб не только нашему королевству, но и рикошетом бьет по нашему союзнику Австрии. Видите, сколь сложную игру они затеяли. Предположим, что один из агентов английской разведки украл из Сан-Суси бесценную флейту, принадлежащую королю Фридриху. В Париже английские и прусские разведывательные службы сговариваются. Обходительность д’Эгийона… Попытки сбыть флейту через мошенницу Вилле и Розу Бертен провалились. Появляется Бальбастр, вполне подходящий для этой роли, а невинная простота Мадам Аделаиды довершает остальное. Ловушка расставлена и захлопнулась. При дворе ничего нельзя удержать в секрете: новость тотчас разносится по гостиным. Барон Гольц, дипломатический представитель его прусского величества в Париже, получает описание флейты, а об остальном узнает из слухов. Он открыто проявляет недовольство. Скандал вот-вот разразится. Ее величество оказывается замешанной в историю со скупкой краденого.

– А король Фридрих знает об этом? – спросил монарх.

– Скорее всего, нет. Такого рода дела проделывают в полнейшей тайне, и подробности не достигают ушей государей. Значение имеет только конечный результат.

– Да, – согласился король, бросив взор на Сартина, – мне кажется, это обычная практика, а потому, видимо, вы совершенно правы.

– Как бы там ни было, надо отражать удар. Но прежде скажите, где сейчас яблоко раздора?

– В наших руках, в надежном месте.

– Отлично, – с облегчением выдохнул Верженн. – Я приму барона Гольца и разыграю полнейшее удивление и непонимание; притворяться глупцом всегда так приятно! Я подробно, во всех мелочах распишу ему флейту, выбранную для подарка Мадам Аделаидой, и даже прикажу принести ее, чего он, разумеется, не допустит, ибо та флейта, о которой я стану рассказывать, нисколько не похожа на ту, которую он считает украденной. О, так она из слоновой кости? Вы говорите, из кости нарвала? Нет, нет, из кости слона. Трость? Скорее уж скипетр царька Анголы, привезенный каким-нибудь португальским купцом. А чтобы никому мало не показалось, мы намекнем, что представитель его прусского величества стал жертвой махинаторов, желающих вырыть ров между Версалем и Потсдамом…

Видя, как невозмутимый Верженн мимикой изображает разговор с Гольцем, король расхохотался.

– …возможно, он нам не поверит, но он попадет в положение, когда лучше тайно проиграть, нежели прослыть дураком. Только потом придется сделать так, чтобы сей предмет так или иначе вновь занял свое место в кабинете редкостей короля Пруссии. То, что сумел сделать агент иностранной разведки, сможет сделать и наш агент!

– Никто, – поспешно вставил Сартин, – не выполнит столь деликатную миссию лучше, чем Ранрей, сумевший раскопать подоплеку этого дела.

– Сударь, – ответил Николя, – я всегда к услугам его величества, но прежде мне надо уладить еще одно дело.

Сартин намеревался возразить, но король прервал его.

–  Боги имеют разные мнения…Мы желаем, чтобы Ранрей пролил нам свет на события, о которых я беседовал с нашим начальником полиции и о которых вам, Сартин, следовало бы узнать первому; как только Ранрей будет в состоянии это сделать, он изложит все вам и господину Ленуару. А после посвятит себя этой злосчастной истории с флейтой.

И, в третий раз открыв книгу, он опустил глаза и более их не поднимал. Совещание завершилось. Как обычно, Верженн удалился стремительно, ни с кем не попрощавшись. Сартин, который, похоже, с трудом сдерживал возмущение, при выходе из зала опередил Николя.

– Наш с вами разговор еще не окончен, – бросил он, не оборачиваясь.

Николя кивнул.

– Я в вашем распоряжении, сударь. Ваш слуга, покорный и почтительный.