Текст книги "Дитя Всех святых. Перстень с волком"

Автор книги: Жан-Франсуа Намьяс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

Франсуа испытывал острое желание вскочить с места и прервать священника. Но он ничего не сделал. Его взгляд вновь скрестился со взором Одетты де Шандивер, и по ее глазам Франсуа понял, что молодая женщина испытывает сильнейший страх.

***

Прошло несколько месяцев. Франсуа очень редко видел Мелани и Бланш, которыми мать занималась сама и которых поселила в покоях королевы. Теперь Маго почти не приглашала Франсуа в свою спальню, объясняя это необходимостью находиться подле королевы или заниматься дочерьми.

Франсуа беспрестанно задавал себе вопрос: почему он остается с Маго? В надежде, что однажды она подарит ему наследника и тогда согласится выйти за него замуж? Причина крылась, очевидно, в этом. Но не только в этом. Все было гораздо проще или, напротив, гораздо сложнее.

Франсуа до сих пор оставался с Маго, потому что у него не было выбора. Это испытание он должен пройти до конца, каким бы страданиям и опасностям он при том ни подвергался. Возможно, когда-нибудь он сам все поймет. Сейчас же ему приходилось вслепую пробираться по дороге, которую знала одна лишь Маго, ибо, если он и был сбит с толку и растерян, она-то прекрасно осознавала, куда идет.

***

Однажды, в начале июня 1394 года, когда Франсуа праздно прогуливался по дворцовому саду, хорошо знакомый силуэт возник прямо перед ним: раскрашенное зеленым, белым и красным лицо, гребень, перья… Энселен приложил палец к губам и доверительным тоном тихо произнес:

– Идемте! Посмотрите, что делают мадемуазель д'Аркей и сир де Нантуйе.

Шут схватил его за руку и потянул за собой. Франсуа побледнел и вынул из ножен меч.

– Уберите! Это не то, что вы подумали. У Маго лишь один любовник – это вы, и одна любовница – немка. Нет-нет, она заставляет его изображать волка. Вам стоит взглянуть на это зрелище.

– Волка?

– Да. Уберите меч и спешите полюбоваться. Зрелище того стоит.

Петух Энселен провел Франсуа мимо дворцового зверинца. Там и в самом деле можно было увидеть всяких экзотических животных, которых собрали ради удовольствия и развлечения короля: жирафа, слона, верблюда, обезьян, страуса и пестрых птиц в вольере. Возле последнего стоял каретный сарай с деревянной дверью.

– Здесь! Между досками щель, взгляните-ка.

Франсуа так и сделал. В маленьком помещении ярко горел факел. Зрелище было ужасающим: Маго обращалась с Нантуйе так, как некогда Юг де Гизе со своими слугами. Сир де Нантуйе стоял на четвереньках, а Маго восседала на нем верхом. Она хохотала. Франсуа увидел прикрепленные к ее туфлям шпоры, она била ими по бокам Нантуйе и повторяла:

– Волк, вой!

Франсуа отшатнулся, бледный как смерть.

– Зачем она это делает?

– Подите спросите…

Послышалось завывание Нантуйе. Франсуа попытался было ворваться в сарай, но дверь оказалась запертой на ключ. В этот момент Франсуа заметил, что в их сторону направляется король, и, не желая скандала, удалился. Когда немного времени спустя он вернулся, дверь сарая стояла широко распахнутой, а внутри никого не было.

Франсуа увидел Маго только вечером на балу. Едва завидев ее, он направился к своей любовнице.

– Мне надо с вами поговорить.

Оркестр заиграл новую мелодию.

– В таком случае поговорим во время танца.

Франсуа взял Маго за руку и принялся кружиться. Срывающимся от негодования голосом он рассказал ей, что видел все. Она же нисколько не смутилась.

– Абсурд! Зачем мне так поступать?

– Потому что вы чудовище.

– Если вы действительно так думаете, давайте расстанемся.

Но Франсуа не отпустил ее руку. Маго улыбнулась. В глазах полыхнули фиолетовые искры.

– Поверьте мне, вы ошибаетесь. И коль скоро вы заговорили о сире де Нантуйе, знайте, что он навсегда удалился в свой замок.

Танец закончился. Маго улыбнулась снова.

– Хотите знать мое мнение? Кажется, вы начинаете меня любить…

***

На следующий день Маго д'Аркей покинула дворец Сент-Поль и увезла с собой дочерей. О своем отъезде она не предупредила никого, даже королеву. Узнав эту новость, Франсуа де Вивре решился отправиться к Изабо. Королева Франции тотчас приняла его. Хотя она и сама была удивлена исчезновением своей компаньонки, однако выразила ему искреннее сочувствие, что являлось доказательством ее полной осведомленности относительно их отношений.

– В замке д'Аркей Маго нет, я посылала туда своих людей. Где она может быть? У вас есть какие-нибудь догадки?

– Сир де Нантуйе тоже оставил двор. Возможно, она последовала за ним.

– Между ними что-нибудь было?

Франсуа опустил голову.

– Да, ваше величество.

Вечером, отправившись по обыкновению на бал, он был взволнован до глубины души. Маго, без сомнения, покинула его, потому что он назвал ее чудовищем. О том, что она уехала, желая воссоединиться с сиром де Нантуйе, Франсуа всерьез даже не думал. Насколько он мог узнать этого господина, Нантуйе казался слишком нелепым, чтобы такая женщина, как Маго, покинула все ради него. На сей раз, как и всегда, Маго д'Аркей действовала по собственному усмотрению, капризная и непредсказуемая.

В определенной степени Франсуа чувствовал облегчение. Его связь с женщиной из преисподней закончилась – и не нанесла особого ущерба ни его телу, ни душе. Но ведь оставались еще его дочери. Что станется с ними, с Бланш и Мелани, о которых он никогда ничего не узнает? Разве с такой матерью они не превратятся в чудищ? Франсуа сердился на себя за то, что не в состоянии был защитить двух крошек, собственное порождение.

Карл и Изабо дали знак начинать бал. Стали выстраиваться пары. Франсуа заметил фигуру приятной ему женщины – то была Одетта де Шандивер, с белокурыми волосами, скромно зачесанными на уши и забранными лентой, в строгом платьем с целомудренным декольте. Он направился к ней и протянул руку, приглашая на танец, она безмолвно приняла ее.

Этим вечером они танцевали вместе, в другие вечера – тоже. Они были совсем одни в этом дворце, который пугал их, и инстинктивно ощущали потребность быть вместе. Виделись они только на балах. Их отношения оставались целомудренными, без малейшей задней мысли, даже если окружающие и думали, будто между ними что-то возникло.

Попытки Изабо обнаружить беглую компаньонку успехом не увенчались. Королева напрасно искала по всей Франции, и даже Германии. Маго д'Аркей исчезла бесследно, словно растворившись в воздухе.

В конце концов, Франсуа смирился со своей участью и стал привыкать к одиночеству. Теперь он был еще более одинок, потому что общества милой Одетты он лишился тоже, причем при весьма странных обстоятельствах.

28 августа 1395 года, в День святого Бернара, у короля случился новый приступ безумия, который по силе превзошел все предыдущие. Он носился по залам, разбивая и ломая все, что оказывалось у него на пути, и во все горло кричал:

– Меня зовут Георг! Мой герб – лев, пронзенный мечом!

После нескольких часов такой беготни король свалился в изнеможении. Когда его отнесли в постель, он находился без сознания. Были мгновения, когда биение его сердца почти не ощущалось. Врачи, которые сменяли один другого у его ложа, поговаривали о неминуемой смерти государя.

Во всем Париже устраивались мессы. Народ молил Господа об исцелении короля.

Наконец на третий день утром, когда к постели больного приблизился один из врачей, Карл VI бросился на него и нанес сильный удар. Как ни странно, за этой вспышкой ярости последовало значительное облегчение. Наступил кризис, и смерть от истощения королю больше не угрожала.

Придя в сознание, он тут же стал звать к себе «дорогую сестру». Но Валентины Орлеанской при дворе больше не было. Настойчивость, с какой король во время своих припадков требовал ее присутствия, заставила народ роптать. Повсюду шептались, будто она навела на него порчу каким-то колдовством или приворотным зельем.

Чтобы положить конец этим слухам и сохранить свою репутацию, герцогиня решила окончательно покинуть двор. Она согласилась на почетное изгнание в одном из многочисленных замков, принадлежащих ей и Людовику.

Вместо Валентины на зов короля явилась Изабо Баварская. Одетта де Шандивер стояла сзади.

При виде супруги Карл впал в неописуемую ярость.

– Прогоните эту ужасную женщину! Прогоните ее!

Затем, заметив Одетту, он застыл потрясенный.

– Это королева? Да, должно быть, это она…

Изабо силилась сдержать слезы. Она обратилась к Одетте, стараясь говорить со всей строгостью и решительностью, на какие только была способна.

– Идите и делайте все, что он захочет, все… Я прошу об этом, как о милости.

Когда королева удалилась со свитой, Одетта присела на край постели. Она улыбнулась грязному, всклокоченному больному.

– Может быть, сыграем в карты?

Король не отказался. Послали за колодой карт и оставили их наедине.

Начиная с этой минуты Одетта де Шандивер ночью и днем находилась у постели короля. Выздоровления не наступило, хотя состояние больного заметно улучшилось. Отныне он соглашался вставать, мыться, бриться, тщательно одевался. Можно было видеть, как он под руку с Одеттой прогуливается по залам дворца Сент-Поль с отсутствующим видом – эта рассеянность так соответствовала официальному определению его состояния! Днем они играли в карты и в кости, вечером засыпали рядом.

Никого при дворе не шокировала роль, которую приходилось выполнять Одетте де Шандивер. Все, начиная с самой Изабо, выказывали ей восхищение и признательность. Одетта если и не изгнала безумие, то, во всяком случае, принесла во дворец мир и покой. Вскоре для нее нашли трогательное и ласковое прозвище – «маленькая королева» – и иначе уже не называли.

***

Прошли месяцы. Франсуа де Вивре вел жизнь в высшей степени странную. Все при королевском дворе было подчинено ритму приступов безумия. Через определенные промежутки времени Карла внезапно охватывала ярость, причем еще за несколько часов до этого ничто не предвещало припадка. Приходилось бегать за ним следом, в то время как он предавался обычному разгулу: разбивал посуду и вообще ломал и рвал все, на чем имелось изображение его герба, грозился убить брату и жену, утверждал, что зовут его Георг и что он – лев, пронзенный мечом; король звал Валентину и успокаивался при появлении Одетты де Шандивер. Затем, по прошествии нескольких недель, разум возвращался к нему, возобновлялись прерванные болезнью балы, и забота у всех по-прежнему была одна: развлекать короля.

Тогда-то впервые Франсуа заинтересовался происходящими в Англии событиями, о которых много толковали при дворе. Новости были довольно утешительными и давали, несмотря ни на что, надежду на стабильное будущее.

Английский король Ричард II, по-прежнему горячий сторонник мира, потерял жену и согласился вторым браком жениться на старшей дочери Карла VI Изабелле. Такой союз был, по меньшей мере, странен: крошке-невесте исполнилось пять лет, а овдовевшему королю – двадцать восемь; но речь шла о политике, а не о чувствах. Подобный альянс делал мир между Англией и Францией более вероятным, чем когда-либо.

Единственной загвоздкой оставалось мнение самих англичан, которые довольно холодно приняли этот брак и, в большинстве своем склонялись к возобновлению войны. Поговаривали даже о заговоре с целью свержения Ричарда.

Какова же во всем происходящем была роль Луи? Франсуа не имел об этом ни малейшего представления. Он давно уже не получал вестей от сына и даже не знал, жив ли он. Франсуа попытался было выведать что-либо через Людовика Орлеанского, но последний сделал вид, будто не понимает, о чем речь, и Франсуа не стал настаивать.

В конце концов, Франсуа смирился с тем, что никогда больше не увидит сына, и с тревогой задумывался о том, что будет с ним самим. У него нет семьи, у него больше никогда не будет наследников, Маго д'Аркей уехала, и вместе с ней из его жизни ушли женщины. Так что ему делать? Чему посвятить свое существование?

Сейчас ему около шестидесяти. Остается еще более сорока лет жизни. Франсуа не мог вечно быть стражником при особе безумного короля, несмотря на слово «никогда», вышитое на его перевязи. Он не собирается провести сорок лет за крепкими стенами Вивре или Куссона в безделье и праздности. Так что же?

Этот вопрос неотступно преследовал его, не оставляя ни днем, ни ночью, когда очередной приступ безумия короля вдруг принес ответ, самый неожиданный из всех возможных.

Франсуа стоял на посту возле королевских покоев вместе с четырьмя другими гвардейцами. Карл VI находился в бессознательном состоянии. Одетта де Шандивер сидела в углу комнаты, обессилено привалившись к стене. Внезапно король выпрямился на ложе.

– Лошадь, быстро!

Появился один из стражников.

– Куда вы хотите ехать, государь?

Не отвечая на вопрос, Карл повторил:

– Пусть оседлают мою лошадь!

Он попытался подняться и, поскольку ему хотели помешать, принялся отчаянно сопротивляться. Надо было что-то делать. Слуга поспешил предупредить герцога Бургундского. Тот явился и приказал, чтобы короля одели, дали ему лошадь и следовали за ним.

Так и вышло, что некоторое время спустя Франсуа скакал галопом по улицам Парижа, сопровождая короля в составе внушительного эскорта. Словно смерч, кортеж пронесся мимо Бастилии, миновал заставу Сент-Антуан, и помчался по дороге в Венсен. Вскоре король уже стоял у стен замка.

Не спешиваясь, Карл VI пересек двор и сошел на землю только у главной башни. Повергнутые в изумление стражники последовали его примеру. Карл крикнул им:

– Найдите мне мэтра Базиля!

Затем, перескакивая через несколько ступеней, он стал подниматься по лестнице. Стражники побежали за ним. Карл остановился на втором этаже и толкнул тяжелую дверь. Следом за ним Франсуа тоже проник в комнату. Она оказалась довольной узкой и тесной, со стеллажами, книгами, молельней, примитивной печью, на которой Франсуа заметил тигель. Опустившись на колени перед молельней, король начал молиться.

В комнату вошел седой монах.

– Государь!.. Вы звали меня?

Прервав молитву, Карл поднялся, подняв глаза на монаха.

– А, это вы, мэтр Базиль. Сегодня я готов к Великому Деянию!

– Вы уверены, что поступаете благоразумно?

– Я только что увидел во сне лебедя, держащего в клюве рубин! Разве это не знак, предвещающий мне успех?

– Конечно, но…

– Так за работу!

Король яростно начал тереть друг о друга два черных камня, чтобы разжечь огонь в печи. В комнате собралось слишком много народа. Мэтр Базиль велел выйти большинству, позволив остаться лишь некоторым из них. Франсуа, оказавшийся среди последних, обратился к нему с вопросом:

– Это опасно?

– Пока нет. Я предупрежу вас.

– Так значит, король – алхимик?

– Да. Он брал у меня уроки. Мне редко доводилось видеть такой ум… то есть… до того, как…

Не выпуская из поля зрения короля, который, набрав в грудь побольше воздуха, силился разжечь огонь, мэтр Базиль достал какую-то книгу и открыл ее.

– Смотрите: «Труды Карла VI, короля Франции». Представьте, там очень много серьезного, по-настоящему глубокого. Как жаль, что болезнь не пощадила столь проницательный ум!

Франсуа не доводилось прежде видеть лаборатории алхимика, и теперь он был удивлен скромности, даже бедности этого помещения. А ведь здесь работал сам король! Франсуа поделился своим сомнением с мэтром Базилем, который в ответ покачал головой:

– А другого здесь ничего и не нужно. Вон та небольшая печь называется атанор, вот этот тигель – алюдель. Это единственные инструменты алхимика.

– И это все, что нужно, чтобы получить философский камень?

– Плюс некоторые ингредиенты и очень много труда…

Огонь ярко разгорался. Карл воскликнул:

– Теперь сухой способ!

Мэтр Базиль закричал:

– Остановите его! Скорей!

Не понимая, что происходит, Франсуа и его товарищи бросились к королю, который держал в руке щепотку зеленого порошка. Подоспели и другие стражники. Продолжая бороться с безумцем, Франсуа бросил алхимику, который поспешно гасил пламя в печи:

– Что это за сухой способ?

– Он заключается в том, чтобы вызвать взрыв. Нечто вроде взрыва пороха.

Еще никогда прежде Карл VI не вел себя столь агрессивно. Пришлось связать его и доставить в карете прямо во дворец Сент-Поль. Едва оказавшись в постели, король провалился в глубокий сон. Одетта де Шандивер, поспешившая было к нему, вздохнула и заняла свое привычное место в углу.

Оказавшись вновь на посту, Франсуа испытывал странное волнение. Он вновь и вновь думал об алхимической лаборатории в тайной комнате замка де Куссон. Он был уверен, что так или иначе в этой второй половине своего существования ему придется вновь оказаться в замке Куссон, встретиться с волками и той частью своей личности, о которой он старался не думать. Ведь Куссоны были алхимиками. Вот и ответ: он станет алхимиком!

Пока Франсуа не имел ясного представления о том, что представляет собой алхимическая деятельность, но какое это имело значение? Он был уверен, что на сей раз не ошибается. Комната его предка Юга всегда ожидала его. Именно там проведет он остаток жизни, которая отныне будет посвящена благородному и таинственному деянию.

***

1 ноября 1397 года в честь Дня всех святых была отслужена торжественная месса в церкви дворца Сент-Поль. Король к тому времени еще не обрел рассудка. Франсуа молился за него, но мысли его были заняты другим: нынешний День всех святых был днем его шестидесятилетия.

Шестьдесят лет! В этом возрасте умер дю Геклен… Много ли рыцарей достигало такого долголетия? Франсуа был намного старше всех королевских стражников. Кто во дворце является его ровесником? Герцоги Беррийский и Бургундский – моложе. Старше были только несколько убеленных сединой священников.

И все время, пока длилась месса, Франсуа задавал себе простой, но весьма важный вопрос: что такое старость?

Он надеялся найти ответ довольно быстро, но вскоре осознал, что, оказывается, это гораздо сложнее, чем он предполагал. Может, старость – это уродство? Именно так выглядела старость на фресках в церквях и во дворцах: изможденная старуха или дряхлый нищий. Но Франсуа вынужден был не без тайной гордости признаться, что вовсе не был дряхлым или жалким. Его волосы не потеряли густоты, они оставались по-прежнему вьющимися и сильными, а седина очень шла синим глазам и загорелой коже. Тело действительно сделалось тоньше. Но если он и утратил атлетическую мощь юности, то все же оставался сухопарым и стройным. Нет, уродливым его никак нельзя назвать. Франсуа прекрасно видел, что молодые женщины смотрят на него без отвращения.

Не означает ли старость угасание разума, слабоумие? На сей счет Франсуа также оставался совершенно спокоен. Его ум был острее, чем в двадцать, тридцать или сорок лет. Физическая немощь? Конечно, бегал он не так быстро, как другие стражники, и был уже неспособен участвовать в рыцарских турнирах. Но он еще прекрасно мог биться, его знание оружия стоило юношеской горячности и пыла.

Чем больше Франсуа размышлял обо всем этом, тем менее ясным казался ему ответ на вопрос «что такое старость?». Ухудшение здоровья? Никогда он не чувствовал себя лучше, чем сейчас. Он ел и пил с аппетитом, и сон его был крепким, как у младенца.

На память ему пришли те случаи, когда он едва не лишился жизни в результате болезни или несчастного случая: летаргический сон в Париже, сильная боль в животе в Люмьеле, лихорадка после смерти дю Геклена, ожог на Балу Пылающих Головешек. В каком-то смысле тогда он был гораздо старше, чем сейчас.

Еще он думал о том, что обычно является причиной отчаяния у стариков: угасание любви. И этого тоже не происходило с ним. Сердце, бившееся в его груди, по-прежнему было юным и готовым на порыв, и даже безрассудство, и Маго – тому доказательство.

Тогда что? Разумеется, он, Франсуа, отличался от других, но только чем? Тщетно ища ответ, внезапно он подумал о том, кого неизменно вспоминал в этот день, – о незабвенном Туссене.

Он едва сдержался, чтобы не закричать, когда по окончании службы выходил из церкви. В памяти всплыли две даты: 1358 год и 1397-й! Вот уже почти сорок лет, как умер Туссен, как он упокоился на своем острове, под розовым кустом Уарда. Просто невероятно!

Франсуа вновь пережил смерти близких, которые видел во сне, под влиянием вина и порошка, и, наконец, все понял! Словно свет озарил его. Именно это и есть старость: глубина погружения во время, нагромождение воспоминаний. Хотя Франсуа не утратил ни красоты, ни разума, ни силы, ни здоровья, ни способности любить, он, тем не менее, стал совершенно другим. Он был морем, в то время как другие – ручьями или мелкими речушками, он был книгой, а другие – лишь несколькими страницами.

– О чем задумались, сир де Вивре?

Он не мог удержаться от возгласа и обернулся. Маго! Она совсем не изменилась. На ней было черное платье, очень бледное лицо обрамляли темные волосы. Она рассматривала его с насмешливой улыбкой, которая была ей так свойственна.

– Вы вернулись?

– А разве я говорила вам, что не вернусь?

– Но почему вы уехали?

– Я была беременна от вас. Я хотела родить ребенка в покое, в месте, о котором никто бы не знал.

– Беременны?

– У меня родился мальчик. Как я вам и говорила, я назвала его Адам. Перед отъездом в Париж я оставила его со своей сестрой в Аркее.

Франсуа потерял всякую способность думать. Это был поистине особенный день в его жизни: поначалу, на мессе в честь Дня всех святых, он понял о себе одну невероятно важную вещь, и вот теперь Маго сделала признание, еще более его поразившее.

Похоже, выражение его лица невероятно забавляло эту женщину. Она заговорила вновь тоном легкомысленным, почти игривым.

– Вы по-прежнему хотите жениться на мне, чтобы иметь наследника?

– Не знаю, я не знаю…

– Ну что ж, даю вам время подумать. Будем с вами жить, как прежде, и посмотрим, соглашусь ли я отдать вам свою руку. Потому что повторяю вам: вначале вы должны меня полюбить. А теперь ступайте!

Франсуа машинально повиновался. Он и сам не понимал, на каком он свете. В башне Венсенского замка он обрел, как ему казалось, смысл своего существования: лаборатория Юга, атанор. Но вот все перевернулось: у него родился сын, наследник, теперь род Вивре не должен угаснуть!..

Франсуа так и не решил, что будет делать, но понимал, что ни в коем случае нельзя оттолкнуть Маго. Одно неосторожное слово, и она может покинуть его, на сей раз навсегда.

Маго привела его в свою спальню. На столе возвышалась та самая, знакомая ему шкатулка черного дерева.

– Это все, что я взяла с собой, когда уезжала. Теперь раздевайтесь, я хочу заточить вас в тюрьму.

– Не собираетесь же вы…

Вместо ответа Маго стала перебирать в пальцах узкие серые ремешки. Надо было либо разорвать их, либо подчиниться. Франсуа робко попытался возразить.

– Но ведь ночь еще не настала. Даже вечерней мессы не было.

– Сегодняшний день не такой, как всегда. Повинуйтесь или навсегда распрощаетесь со своим сыном!

В тот день Франсуа во второй раз познал унижение, оказавшись связанным в постели своей любовницы…

С того момента, как она и говорила, их жизнь потекла по прежнему руслу. Маго вновь заняла место при дворе: Изабо была слишком привязана к подруге и компаньонке и простила ей бегство. Маго танцевала с Франсуа на балах и изредка приглашала в свою спальню. Как и в прошлом, утвердив над ним свою власть, она больше не использовала серые ремешки из волчьей шкуры, а напротив, была в постели нежной и страстной.

Отныне Франсуа утратил всякую возможность влиять на события. Полноправной хозяйкой положения была Маго. Для всех при дворе он выглядел стариком, которым молодая авантюристка вертит, как хочет, и Франсуа с отчаянием осознавал, что играет при Маго д'Аркей роль весьма жалкую.

С каждым днем Франсуа все отчетливей понимал, что сына своего не получит никогда. Впрочем, действительно ли этот самый Адам, которого он никогда не видел, приходился ему сыном? И вообще, существовал ли мальчик на самом деле? Не было ли это ложью, которую Маго измыслила специально для того, чтобы заставить его жениться? Все указывало Франсуа на то, что нужно бежать, но он, тем не менее, оставался…

29 сентября 1398 года, чуть меньше года спустя после их встречи в церкви, во дворце был дан обед в честь святого Михаила, за которым последовал бал. За обедом Маго была не такой, как всегда. Она казалась особенно веселой и возбужденной. Она заставляла любовника пить, без конца наполняя его кубок, и пила сама более, чем позволяет благоразумие, хотя обычно проявляла воздержанность и умеренность.

Похоже, после выпитого Маго совсем потеряла голову. Когда заиграли первый танец, она уже слегка пошатывалась, однако старалась взять себя в руки, и голос ее звучал ясно и четко:

– Настало время открыть вам мою тайну!

Франсуа почувствовал, что происходит нечто важное. Сердце его забилось сильнее. В то же самое время он увидел, что подруга его преображается. Она стерла с губ ироническую усмешку, которую он в последнее время видел у нее постоянно. Теперь лицо ее превратилось в суровую трагическую маску. Или нет, скорее напротив: Маго сбросила маску и стала, наконец, сама собой. Глаза ее полыхали невиданной прежде чернотой.

– Моя тайна восходит к детским годам. Вам известно, как вели себя христиане в Пруссии во время крестовых походов? Когда они ворвались в нашу деревню, то жестоко перебили всех, кому было больше семи лет. Они полагают, что человек в сознательном возрасте уже закоснел в своих убеждениях и ему трудно прийти к «истинной вере». На моих глазах убили отца, мать, одиннадцатилетнюю сестру и девятилетнего брата. Мать и сестра были изнасилованы, потому что набожные рыцари с распятием на груди насилуют, прежде чем убить!..

Франсуа поморщился, но Маго этого не заметила. Глаза ее были обращены не на него, а куда-то далеко, в глубь воспоминаний.

– Мне было тогда шесть лет. Я была слишком хрупкой для своего возраста и выглядела младше. Меня они пощадили. Но они не знали, что мое слабое тело обладало разумом гораздо более сильным, чем у многих взрослых. Меня давно приметил деревенский колдун. Он избрал меня своей преемницей и уже начал наставлять. Ту малость, которую он успел мне передать, я бережно сохранила в глубине души.

– Так вы, значит, не христианка?

– «Христианка»!.. С того самого дня во мне жила одна единственная мысль: отомстить христианскому миру. Я притворялась христианкой, я скрывала свои чувства, но сердце мое переполняла ненависть к этим рыцарям и им подобным. Передо мной стояла одна цель: подчинить себе хотя бы одного из них и уничтожить.

– И вы избрали меня?

– Именно вас! Мне очень повезло, что случай поставил вас на моем пути.

– Но почему я?

– Потому что вы – самый сильный, самый совершенный из всех, кого я когда-либо встречала. Мне нужны были от вас две вещи. Во-первых, прекрасные дети, и вы мне подарили их. Особенно я благодарна вам за сына. Адам чрезвычайно похож на вас; он просто восхитительный ребенок! Затем, я избрала вас, чтобы погубить. Невелика заслуга уничтожить какого-нибудь юного дворянчика с робким сердцем, Нантуйе или ему подобного. Я развлекалась с ним время от времени ради забавы, но это не имеет значения. Между тем как вы…

Она приблизила свое лицо совсем близко к нему.

– Вы, и только вы, представляете собой идеал, к которому все стремятся или же делают вид, будто стремятся. Вы и есть моя месть!

Франсуа чувствовал, как его охватывает ледяной ужас. В глазах помутилось, ноги едва повиновались. Так вот почему Маго так много заставляла его пить! Следовало подумать об этом раньше. С трудом ворочая языком, он произнес:

– Это… яд?

– Нет, просто некое средство, которое подавляет волю и вскоре усыпит вас.

– Так вы не собираетесь меня убивать?

– Собираюсь! Но не таким мягким способом.

– Что вы имеете в виду?

– Пусть для вас это станет неожиданностью. В любом случае это случится не сейчас. Вы умрете первого ноября в полночь.

«Первого ноября в полночь». Чувствуя, как угасает сознание, Франсуа попытался ухватиться за эту зыбкую надежду. Час его рождения, предсказание… В следующий День всех святых ему исполнится всего шестьдесят один год.

Но эта надежда, без сомнения, была ложной. Свои сто лет он обязан заслужить. Он не смог обойти ловушку, хотя и был предупрежден о ней, не смог спастись от женщины из преисподней.

Маго хищно улыбнулась.

– Я произвела Адама на свет тайно, вдали от всех, и это позволило мне осуществить мою мечту: я его не окрестила! Адам – язычник, и я не случайно дала ему это имя. Он станет первым человеком новой расы.

Голова Франсуа безвольно болталась, глаза закрывались. Она резко затрясла его.

– Настал час моей молитвы. Слушайте!

И звонким голосом начала:

– Да изменит солнце свой извечный ход! Да последует за осенью лето, а за весной – зима! Да превратятся люди в диких зверей! Да совокупляются женщина с женщиной, а мужчина с мужчиной, старик с молодой, а юнец со старухой! Да станут короли шутами, а шуты королями! Да перевернется мир! Да выйдут из земли мертвецы и уйдут в землю живые!

Франсуа тяжело рухнул на землю. Маго подняла его и, подхватив под руки, куда-то поволокла. Ей на помощь пришел какой-то стражник. Вдвоем они принесли «перепившего господина» в спальню дамы. Когда они с Франсуа остались наедине, Маго раздела его и уложила, привязав к кровати. Франсуа спал глубоким сном и даже храпел.

– Теперь я скажу вам, как вы умрете: я вас четвертую.

Маго удрученно покачала головой.

– Ремешки из волчьей кожи были предупреждением, но вы не вняли ему. Теперь слишком поздно. В моем замке Аркей все готово. Там уже стоит колода с железными замками, чтобы вы не вырвались, цепи для рук и ног и четыре лошади. Именно их достать оказалось труднее всего, потому что я хотела только черных, и никаких других.

На мгновение она замолчала. В спальне раздавался лишь тяжелый храп Франсуа.

– Очень скоро вы будете издавать другие звуки: вы станете выть. К несчастью для вас, ни к чему это не приведет: место совершенно пустынное, а помощников я выбрала самых надежных. Потом, когда вас разорвет на пять кусков, я вас сожгу, и тогда пусть всю гвардию отправят на ваши поиски, никто вас никогда не найдет.

Маго шагнула к двери.

– Завтра, перед утренней мессой, я приду разбудить вас и дам еще своего снадобья. Под его воздействием вы пойдете туда, куда я вас поведу: вы будете присутствовать при четвертовании преступника. Ибо завтра на площади свершится четвертование! Вы меня понимаете? Вы, сами не догадываясь об этом, сможете стать свидетелем собственной смерти, а я, находясь рядом с вами, буду предвкушать удовольствие.

Маго совсем было хотела выйти из комнаты, но на пороге опять помедлила. Вернувшись к постели, она долго разглядывала свою жертву.

– Я знаю, вы не заслуживаете такой судьбы, ибо вы, без сомнения, не стали бы делать того, что творили те крестоносцы. Я знаю, что это несправедливо, но именно поэтому так и поступаю. Разве с моей семьей обошлись справедливо? Выбрав самого благородного из рыцарей, я хотела, чтобы моя жестокость только удвоила несправедливость.