Текст книги "Марко Поло"

Автор книги: Жак Эрс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава VIII
ВАССАЛ И ЧИНОВНИК КИТАЙСКОГО ИМПЕРАТОРА

Сын купца и посол папы, Марко Поло приобретает в Китае другой опыт, другие амбиции; его личность, естественно, меняется, что хорошо видно из его книги «Описание мира».

Около двадцати лет он живет в Монгольской империи в качестве уполномоченного по различным важным поручениям, которые он получает на службе хана. Попав туда совсем молодым, в возрасте 18 лет, он смог проявить лучшие духовные, интеллектуальные и деловые качества. Именно здесь он пережил самые волнующие моменты своей жизни. При дворе хана он занимал гораздо более блестящее положение, чем по возвращении на родину, где ему не приходилось мечтать о выдающейся карьере в силу его скромного социального положения. Тут его личные качества и амбиции не играли большой роли, и, конечно же, до конца дней своих он предавался воспоминаниям о далекой монгольской империи, где провел лучшие годы.

Какие проекты, побудившие изменить жизнь, зародились в головах его отца и дяди? Мечтали ли они о карьере? Собирались ли они когда-нибудь вернуться? Мы видим, во всяком случае, что их путешествие – не простой рейс торговцев, стремящихся сделать оборот денег и скорее вернуться, чтобы реализовать свои барыши. Мы охотно представляем себе семью Поло, желающую обосноваться в стране и, может быть, остаться там до конца своих дней, как делали позднее многие другие, венецианцы или генуэзцы, родственники которых в Италии рассчитывали на их наследство.

_{Марко Поло в Китае}

Стремились ли они на родину после стольких лет пребывания в Китае? В «Описании мира» есть интересные указания, проясняющие личные чувства наших героев. Книга показывает, что наши венецианцы были озабочены тем, чтобы получить отпуск у императора и отыскать дорогу на родину. Они его об этом просят несколько раз «так как было как раз время», но Кубилай отказывает. Автор гордится этим и утверждает, что он (император) «с такой охотой держал их при себе и ни за что в мире не дал бы им отпуск».

Если верить «Описанию мира», их возвращение было делом случая: им доверили сопровождение молодой принцессы до Персии. Таким образом, если принять на веру все, что пишет Марко, это затянувшееся предприятие венецианцев сводится к серии миссий: сначала они посланники папы при монгольском дворе, потом выполняют многочисленные поручения самого хана. Наконец, последний их рейс – тоже дипломатическая миссия.

«Описание мира», которое многие эпизоды излагает очень схематично, а иногда и вовсе умалчивает о них, с неизменной симпатией рассказывает обо всем, что имеет отношение к службе у хана, к его правительству. Марко говорит о своих собственных заслугах, которые он считает замечательными. Он говорит, что был представлен своим отцом императору, который, получив письма от папы и масло из Святой лампады гроба Господня, принял их с радостью. «Знайте, что при дворе господина был большой праздник по их прибытии; и много почестей им было оказано. И были они при дворе с другими князьями». Именно так, приехав издалека, Марко становится приближенным Кубилая («Он мой сын и ваш человек», – говорит Никколо). Отсюда – путешествия по провинциям империи, инспекционные поездки, административные обязанности. Встретив такой теплый прием, молодой венецианец проникся уважением и преданностью к своему могущественному господину.

Что касается его отца и дяди, мы узнаем, что они были посланы в Канчипион с краткосрочным поручением, но неясно, каждый со своим заданием или с совместным. Неизвестно также, имели ли они время налаживать деловые связи и коммерческие отношения с купцами, занимались ли торговлей, были ли они связаны в Венеции какими-либо контрактами со своими соотечественниками, которые вкладывали деньги в торговлю с Азией.

Кубилай и иностранцы

Монгольские ханы в стремлении покорить мир ставили своей задачей наладить стабильную систему управления завоеванными провинциями. Чтобы быть хорошо информированными и лучше держать в руках новые провинции, монголы охотно искали себе подданных-иностранцев, составляя из них свиту преданных людей. Так было в Персии (где братья Поло, кажется, не играли никакой роли). Еще больше это характерно для Китая.

Может показаться, что с начала завоевательных походов, задолго до решительного наступления Кубилая и оккупации Северного Китая монгольскими армиями, хан и его приближенные пытались окружить себя людьми, семьями и группами, даже колониями вновь прибывших – разноязычными, исповедующими разные религии, на которых рассчитывали опереться. Конечно, эти действия не носили характера массовой колонизации. Не насаждалась и какая-то определенная религия. Но нам известен один пример депортации во время царствования Чингисхана, когда был завоеван Самарканд. У народа Кераит победитель забрал 3 000 дворов ремесленников, чтобы перевезти их через Азию. Их поселили в городе Симахе (нынешний Сьенмалин), на северо-западе от Пекина, недалеко от Калгана, на крайней точке Великой Стены. Переселенцы, пишет летописец, насадили там большое количество садов «на манер как в Самарканде», выращивали там виноград и делали из него вино. Они делают также nasih, или naques, – то есть ткань из шелковой и золотой нити. Пеголотти в своей «Практике торговли» называет этот ценный товар nacchetti и приводит цены на него.

После своих военных экспедиций и разорения городов монголы пытаются, видимо, сохранить не только рабов, но также ремесленников, специализирующихся на производстве предметов роскоши. На окраинах России, на границе с Венгрией монголы нападали на местное население, а также на немцев и латинян, людей Запада. Известен пример французского ювелира Гильома Буше, уроженца Парижа, который попал таким образом на Восток и обосновался в Каракоруме во время правления императора Мункэ.

Правители династии Юань собирали вокруг себя целые колонии художников, ремесленников, строителей, которые служили своему господину, одновременно пользуясь его защитой. Именно этим специалистам ханы обязаны, без сомнения, великолепным устройством и роскошью своих дворцов.

Создав новые государственные и управленческие структуры, Кубилай брал к себе на административную службу иностранцев, которые становились преданными вассалами. Одной из первых задач было, конечно, преодолеть разногласия в образе жизни, языке и религии завоеванных народов. Вторая основная забота императора – получать максимально точную информацию от надежных людей обо всем, что происходит в его владениях. По мере продвижения на юг Китая, задачи завоевания и подчинения (в административной сфере) становились особенно актуальными, так как культура и традиции Южного Китая казались особенно чуждыми и непоколебимыми. Это было в 1280 году, как раз в тот момент, когда трое венецианцев предстали перед императором, и когда Марко провозглашает себя преданным ему человеком, его вассалом.

Возникла необходимость посылать чиновников в провинции не просто ради составления подробных отчетов о состоянии дел, но и для управления конторами, для контроля за торговлей, таможенными постами, за взиманием налогов с кораблей, шахт, солончаков, а также с коммерческих сделок. Посланники хана должны были составлять отчеты о состоянии соседних государств, их военном потенциале. Таким образом, они могли подготовить даже военную кампанию или договориться о союзе.

На этом пути Кубилай не колеблется. Он прилагает все усилия к тому, чтобы ослабить влияние династии Сун, которая веками правила Китаем. Сам институт мандаринов воплощал идею сопротивления чуждому влиянию. Традиционные экзамены, испытания на знание литературы, официальные конкурсы при выборе судей и местного руководства были отменены монголами. Марко Поло отмечает важные пункты управления, доверяемые то самим татарам, то христианам, несторианам или сарацинам, особенно в южных провинциях. Он сам входит в такую группу иностранцев, которым доверены ключевые посты. Монголы в некоторых случаях искали и пути сближения с китайцами. Примером тому служит основание в 1263 году храма династии Сун в Пекине.

Позднее, после Кубилая (1294) и его наследника Темура (1295–1307), то есть после возвращения братьев Поло домой, различные административные законы были изданы для китайцев, для монголов и для иностранцев. В течение всего пребывания Марко Поло империя управлялась завоевателями без всяких норм и правил, без уважения к обычаям. Марко представляется нам как один из очень активных сторонников такого освобождения от произвола завоевателей.

Почести и служебные обязанности

«Описание мира» рассказывает очень красноречиво, как император пригласил к себе на службу молодого человека через некоторое время после его приезда, потому что он «видит, что он был умен и хорошо себя держал», и доверил ему первую миссию. Он обладал для этого такими качествами как большая наблюдательность, такое же большое любопытство и опыт, уже приобретенный во время трехлетнего путешествия через весь континент. К тому же он хорошо знал обычаи татар, которые его отец и его дядя могли близко наблюдать во время их первой экспедиции. Он прекрасно знал, говорит наша книга, их язык и манеру письма: «И так случилось, что Марк, сын мессира Николаса, хорошо знал обычаи татар и их язык, и их письмо и их стрельбу из лука, что было замечательно». В самом деле, он утверждает также, что за короткий срок узнает четыре языка и четыре «манеры письма» («и он узнал о четырех письмах и азбуках»). Все эти знания как нельзя лучше отвечают профессии, как бы мы теперь сказали, идеального функционера, управленца. Четыре языка, видимо, часто использовались при дворе и в империи: татарский, язык онгуров, а также персидский (арабский), и сирийский. Что касается манеры письма, известно, что в системе управления использовалось несколько типов письменности и алфавитов, которые не обязательно соответствовали самому языку. Помимо арабо-персидского и китайского алфавита, существовал алфавит, называемый ойгурским, который вводится в татарских странах, а затем в Китае несторианами и, наконец – алфавит ламы Пассепы, советника императора, искусственно составленный из нескольких для упрощения письма.

Изобретение Пассепы было направлено на то, чтобы «алфавитизировать» китайское письмо и пользоваться им, освободившись от традиционного письма. Этот Пассепа (Passepa – святое дитя), тибетский монах из семьи, которая уже себя проявила в деле распространении буддизма в центральной Азии, был принят при монгольском дворе в возрасте 15 лет и получил от Кубилая имя «наставник учителя царства». В 1260 году он изобретает новый алфавита, состоящий из 41 буквы. Императорский декрет, проанализированный М.Г. Потье и датированный 1269 годом, предписывал употребление новых знаков для любых, в том числе официальных, текстов и делал обязательным их изучение в школах, открытых специально для этой цели. Император подчеркивает проблему распространения монгольского языка на стыке двух культур: «Мы думали, что есть только буквы письма, которые служат тому, чтобы описывать, и служат для регистрации действий памятных, как это было принято в древности. В нашем государстве раньше использовались простые деревянные таблички. В древности не чувствовали необходимости изобретать буквы, соответствующие нашему языку. Все те, которыми пользовались, были всего лишь китайскими буквами или еще значками ойгуров, и именно с их помощью распространяли язык нашей династии. Но эти буквы плохо подходят к нашему языку. Именно по этой единственной причине «учителю царства», Пассепе, было предписано изобрести новые монгольские буквы, которыми следует переписать и воспроизвести все литературные произведения».

Естественно, Марко Поло был в курсе нововведений, и, будучи придворным, участвовал в крупном предприятии по распространению татарской азбуки.

Таким образом, помимо багажа, навыков, типичных для сына торговца, помимо знаний, приобретенных благодаря многолетним исследованиям нравов и ритуалов многих народов, Марко приобретает профессионализм в управлении государством. Статус иностранца, особое положение протеже императора, преданного своему покровителю, нейтрального по отношению ко всем классам, партиям и сектам – давали решительные козыри для начала удачной и плодотворной карьеры в этой империи завоевателей, которая стремилась обновить систему административного управления.

Культура татар страдала, однако, от серьезного недостатка. Марко, конечно, не знал китайского языка, во всяком случае понимал его очень слабо. Мы склоняемся к тому, что он на самом деле не посещал Китая или, по выражению П. Демевилля, видел его «через монгольскую ширму».

Ни Кубилай, ни его советники и офицеры не умели говорить на языке их новой империи: вся административная переписка велась на монгольском языке. В морской провинции Фукьен, например, ни один из функционеров на местах, на всех уровнях местной администрации, не знал языка коренных жителей; все приказы и вердикты империи были опубликованы на языке двора, сопровождаемые переводом; и только в 1293 году, уже после отбытия венецианцев Поло, были разрешены публикации на китайском языке. Это непризнание, недооценка языка чувствуется в «Описании мира» Марко Поло. Диктуя свой рассказ, он имеет только «монгольское» воспоминание о Китае. Все географические названия, названия городов, провинций, рек переписаны на венецианский язык или на французский – язык того, кто писал. Но отталкивается он от монгольского названия места. Отсюда частые искажения, деформации названий, затрудняющие идентификацию. В этом смысле книга ставит много проблем, которые так и не разрешены или далеки от разрешения.

Пекин, придворный город завоевателей, Марко называет Камбалук. Монгольское название – Хан-бали, то есть «город хана» – переходит на новую столицу, построенную Кубилаем совсем рядом со старой столицей предыдущей династии, разрушенной армией Чингисхана. Он говорит, что это последнее монгольское название этого большого города, который сначала назывался Тай-ту (верховная имперская резиденция), затем, начиная с 1272 года – Чунг-ту (вторая имперская резиденция). Название Хан-бали, по его мнению, подчеркивает глубокое почтение к императору.

Другой пример того же отношения: для него Северный Китай – это только Катай, то есть страна Катаев – название первой династии монголов, которые с X века открыли путь к завоеваниям на Севере. В то же время для Южного Китая, за Желтой Рекой, мы видим, как он, в сомнении, пишет то «манзи», то «мажи», принимая фактически две разные традиции. «Мажи», будучи, конечно, простонародным искажением слова «Манзи», для персидских историков означало «Большой Китай», всю империю Сунов, включая южные провинции. Название «Манзи», которое Марко употребляет чаще, является китайским словом «ман-тсе», которое звучит действительно как «манзи» в транскрипции персидской. Слово это – «сын варваров»; с оттенком пренебрежения оно довольно часто употребляется китайцами севера, задолго до монгольского вторжения. «Описание» вынужденно повторяет эту точку зрения в пользу на этот раз завоевателей, пришедших из степей, и очевидно, что Марко не осознает единства китайского мира. Он воспринимал страны Манзи как далекие, со странными обычаями, чужеродные друг другу королевства.

Сбор информации

Что касается службы у императора, мы не видим, чтобы Поло пригодился профессиональный опыт торговца, делового человека, финансиста или даже моряка. Кубилай не использует венецианцев ни для ведения счетов, ни для того, чтобы следить за казной или эмиссией бумажных денег, ни для того, чтобы получить большие займы… или вытащить деньги из их собственных сундуков. Их осведомленность в финансовом деле, опыт в большом или среднем обороте денег и ценных металлов, никак не служит им. Мы их больше не видим торговыми посредниками или поставщиками предметов роскоши, тканей, полотна, ювелирных изделий, даже стекла, о котором торговцы, уезжающие в Китай, так часто заботятся в Венеции.

Удивительно, но ни генуэзцы, ни венецианцы) обосновавшиеся при монгольском дворе, не принимают участия в строительстве и развитии могучего флота торговых кораблей для путешествий в Индию и боевых кораблей для больших военных экспедиций. Какая совершенная адаптация к новым условиям, какой быстрый прогресс степных племен в морском деле!

С крушением династии Сун, двор Юаней начал осуществлять гигантскую программу строительства: 1 500 зданий в 1279 году, 3 000 – два года спустя и 4 000 в 1283 году. Для осуществления этой программы мобилизуют армию, численность которой летописцы оценивают в 17 000 человек, необходимых только для перевозки стволов деревьев, срубленных в горах провинции Жехол (Ченгте) на севере Китая. Строительство кораблей, все более и более многочисленных, велось вдоль южного побережья, а также в Корее и далеко вверх по течению больших рек. Для вторжения в Японию в 1281 году монгольский флот выставил, по некоторым сведениям, более 400 хорошо оснащенных кораблей, еще 800 – против Тонкина в 1283 году, и еще 1 000 во время проигранной военной экспедиции против Явы в 1293 году. Флот строится без участия иностранцев благодаря наследию Сунов, морским традициям и навыкам старых мастеров. С другой стороны, монголы охотно конфисковали для своих далеких экспедиций торговые корабли и собирали под свои знамена много кораблей, захваченных у врага или у пиратов. Европейцы в развитии флота не участвуют и, но признанию самого Марко Поло, китайцы под властью монголов оставались преданы старинным традициям кораблестроения. Их джонки отличаются от кораблей итальянцев: они строятся из иных материалов, у них иная форма и технология строительства.

Другими словами, наши венецианцы вошли в общество, принципы построения которого намного отличались от европейских. В то время как во Франции доверяли итальянским финансистам, а в Испании и Португалии морских специалистов, приехавших из Генуи, заставляли строить флот и брать на себя командование, китайцы и монголы крепко держали в своих руках бразды правления в экономике. Итальянцы же проявляли себя в политике и управлении.

Из «Пролога» «Описания мира» становится ясно, чего ожидает император от своих иностранных подданных-европейцев, а следовательно, от от молодого Марко. «Как господин послал Марко со своим посланием» и «Как Марко возвратился из своей миссии», – это названия двух глав «Книги». Они говорят о внимании, которое император уделял крупным миссиям по информации и управлению. Необходимо было наблюдать, отмечать и давать отчеты; особенно – удовлетворять любопытство правителя и, помимо собственно политической жизни, описывать ему состояние стран, их ресурсы, нравы их жителей, их культы и ритуалы, а также исторические традиции. Это Марко хорошо понял, как он считает: «А другие же, когда возвращались, ничего ему (хану) не могли сказать, кроме того, почему они туда ходи-ли. И он всех их считал глупыми и неспособными». И он говорил им: «Я бы хотел услышать о новых вещах и о разных странах, а не то, почему ты туда ходил, – так как он очень любил слушать диковинные вещи».

Об этом говорит реляция о завоевании Персии монгольской армией Хулагу в 1252 году, составленная китайцем Ли Ю и подаренная в 1263 году Кубилаю. Описание открывается панорамой кампаний и битв, автор обогащает его наблюдениями, сходными с теми, которые мы находим в книге венецианца. Наблюдения за животными: «Есть в этой стране дикое животное, которое похоже на тигра, шерсть которого очень густая, цвета золота, но без полос»; «Есть большая птица, ноги которой похожи на ступни верблюда, голубоватого цвета; чтобы идти, она бьет крыльями». О богатствах стран: «Коралл происходит из южного моря. Его ловят железными сетями, есть отростки, которые имеют до трех футов высоты…»; «Земля производит золото; ночью видны места, которые блестят; их отмечают золой, чтобы найти». О нравах и верованиях: «Есть еще женщины из варварских племен, которые знают язык лошадей; они умеют предсказывать счастье и несчастье, то, что должно случиться»; «В этих царствах есть обычай подвешивать большие колокола, в которые бьют те, кто имеет против кого-то обвинения»; «Жилища людей построены из тростника: летом там очень жарко, и они проводят свое время в воде». Украшая подобным образом исторический рассказ о военном походе, хроникер включает в него все, что можно было поведать любопытного о незнакомой стране. Именно такое повествование удовлетворяет императора, именно такие «отступления» способны его заинтересовать.

Становится понятно, почему отчеты Марко Поло имели такой успех при дворе. Его донесения изобиловали подробными описаниями, и возникает вопрос, в какой мере он опирался на собственные наблюдения, а в какой – на слухи, устные легенды, а также летописи и донесения других подданных императора, не исключая плагиат.

Нам трудно проследить все этапы пребывания венецианцев при ханском дворе, так как книга Марко Поло весьма скудно информирует нас об этом. Из всех событий этого двадцатилетнего пребывания наиболее достоверными представляются следующие:

– первая миссия «в края, в которые надо идти полгода»;

– однолетняя миссия в компании дяди Маттео в Канчипион (Ганьчжоу) – пограничный город с большой развязкой дорог на западной точке Великой стены;

– несколько миссий для контроля за сбором налогов в провинции Кинсай, девятой провинции Манзи: «И знайте, по правде, что вышеупомянутый мессир Марк Пол, который все это рассказывает, был несколько раз послан Великим ханом, чтобы видеть счет того, кто собирает пошлины и налоги для Господина»;

– трехлетнее управление в Янчжоу на Синей Реке в районе дельты: «И был сеньор Марк Пол в этом городе три года по приказанию Великого хана»;

– посольство в Индию, в ходе которого Марко вместе с послами персидского хана посещает Персию, а оттуда возвращается на родину.

Даже об этих фактах Марко говорит мало, не уточняя дат. События остаются в области предположений. О них можно было бы написать роман, но не историческую монографию.

Ученые-синологи терпеливо изучали монгольские и китайские тексты, пытаясь найти в списках высопоставленных чиновников имя Марко Поло или одного из его родственников, но, к сожалению, обнаружено, что фамилия Поло встречается неоднократно и принадлежит людям, совсем разным по происхождению; к тому же ни одна из дат не совпадает.

По возвращении из своего первого исследовательского путешествия, хорошо принятый императором, Марко, без сомнения, был награжден неким почетным титулом («он был назван мессир Марк Пол») и в дальнейшем не остается в бездействии, «каждый раз идя и приходя то оттуда, то отсюда, в посольство в различных странах, куда их посылал Господин». Или еще: «По этой причине Господин посылает его более часто во все большие посольства, и в ближние провинции, и в более далекие». Наш рассказчик явно хочет предстать перед современниками и потомками в образе великого путешественника, преодолевающего горы и равнины необъятного мира, еще неизвестного многим людям: «И это была причина, почему вышеупомянутый мессир Марк Пол знал об этом больше и видел разные страны мира, как ни один другой человек».

Но непреодолимые трудности ожидают нас при попытке определить его маршруты в свете этих рассказов-сказок, которые составляют большую часть «Описания». Следуя автору в порядке его описаний, мы только запутываемся и впадаем в неуверенность. Как и в «Прологе» своей книги, Марко Поло здесь ставит огромное количество неразрешимых проблем; он не стремится на самом деле к тому, чтобы рассказать о том, что он делал или видел, но скорее представляет серию очень подробных отчетов о краях далекого Востока, включая и те, в которых он не был. Он ничем не пренебрегает и представляет нашему взору по возможности полную картину, соблюдая географический порядок, почти связный, рисует нечто вроде идеально завершенного круга, не придерживаясь настоящего реального маршрута. Отсюда мы заключаем, что в отчеты о большинстве своих поездок он без колебаний включает описания городов и государств, которые ему были известны только по книгам и по слухам.

Приключение остается, конечно, удивительным, но не уникальным («видел… страны мира, как ни один другой человек»), однако некоторые авторы ему слишком доверяют, смешивая его реальные впечатления с пересказом слышанного во время странствий. Аргумент, который состоит в том, что только очевидец мог написать такие рас-сказы, собрать столько сведений, иногда зашифрованных, кажется слишком легковесным, и его не трудно опровергнуть: рукописных источников в то время достаточно, и Марко этим прекрасно пользуется.

Конечно, в начале и для нескольких этапов идеальная дорога, выбранная для этой энциклопедической панорамы богатств и особенностей китайского мира и соседних государств, соответствует дороге первой миссии: «И знайте, что Сеньор (Господин) послал вышеупомянутого мессира Марка Пола, который все это рассказывает, в края ближе к Западу. И этой край Камбалук, и шел он четыре месяца на Запад. И поэтому расскажу вам все, что он видел, и дорогу туда и обратно». Но как оценить пределы такого путешествия «в четыре месяца» для человека, который ехал очень быстро, который осведомлялся, наблюдал, собирал сведения, встречал ответственных чиновников?

В первые недели поход кажется более-менее четко спланированным, точным и логичным: город следует за городом. «Описание» показывает коридор дорог и реальный переход. Из Камбалука (Пекина) мы доходим таким образом в компании ответственного за миссию Хо-чеу в пункт (приблизительно 80 км от Пекина), откуда разветвляются две дороги в Катай (следовательно, внутренний Китай) и в Манзи (южные провинции). Затем, западнее – Тайнань (Тай-ян-фу) и переправа через Желтую Реку: затем на юго-запад, очень далеко – Кинжанфу (Кин-чао-фу); затем высокие горы провинции Кункун (Сычуань), Синдафу (Син-ту-фу) и наконец, Тибет, которому наш автор посвящает две полные главы.

Но можно ли предположить, что этот долгий поход действительно привел его к Тибету? Ведь он описывает его без упоминания о каких-либо личных впечатлениях. Он заставляет сомневаться…

Отметим все же, что вскоре после Тибета, Марко рассказывает о стране Гаинду, где можно найти бирюзовые шахты в горах и озеро, в котором добывают жемчужины: районы, которые очень трудно определить, но которые гипотетически можно расположить между Лассой и Юньнанем, что подразумевало (если верить тому, что он действительно шел по этой дороге) полный переход через весь район Тибета.

Далее экспедиция поворачивает на восток, к провинции Карайан (Юньнань), к стране Зерден-дан (страны людей с золотыми зубами Ку-чи), что в горах, на юге Юньнаня; затем последовательно: королевство Мянь или королевство Ава (горный район Бирмы), Бангала (может быть, Бенгал, но это нас уводит все-таки достаточно далеко от дороги, даже идеальной). Возвращаясь в страну Мянь, Марко Поло ведет нас в долину реки Иравади, чтобы лучше узнать столицу этого королевства, которое он называет Мянь или Мин (город, расположение которого трудно определить, но который мог быть городом Паган (Пегу) на реке, недалеко от тропиков). Затем, ближе к востоку, в стране Ляо, Анам, есть провинция, называемая

Толоман, расположенная к северу от Анама (нынешняя китайская провинция Киан-су), где живут горные народы, не подчиненные династиям По, Ло и Ман, у которых монгольский император устроил специальные службы «по умиротворению».

Внезапно автор оставляет этот первый круг и сворачивает на дорогу, по которой устраивает настоящую гонку, как бы в поиске кратчайших путей: он возобновляет описание провинций Китая, двигаясь все время от Пекина на юго-восток.

Таким образом, он быстро пересекает провинции или города Канкафу (Хо-кан-фу), Сианглу (Чанг-фу в провинции Цзен-цинь). Затем выходит из Чан-тунга, чтобы продолжить путь дальше на юг, чаще всего следуя берегом до крупных портов Нанкин, Сигуй и особенно Кинсай (Гань-чжоу), гораздо более подробно описанный, чем все другие. Этот второй пробег, если следовать описанию, отмечен городами Фуги (Фучеу), двумя вторжениями вглубь страны (Келифу или Цзяньнин-фу и Вугуем) и завершается в Кайтоне (Цюаньчжоу), откуда отплывают большие суда в «чудесную» Индию.

Таким образом, и в этот раз Марко строит свое описание регионов империи по схеме относительно простой и удобной, но которая, по всей вероятности, не соответствует его настоящим маршрутам. Он уступает желанию говорить о том, что находится вне дороги. Она уже идеальная и, кажется, пройдена только на первых этапах. На деле, скорее всего, вместо того, чтобы описать единственный и долгий поход, автор берет часть двух воображаемых маршрутов (оба начинаются от столицы, Камбалука): один идет на запад, но в конце концов приходит на юг, в провинцию Анам, к крайней южной точке Китая – в Юньнань и Куань. Другой служит предлогом к тому, чтобы поговорить о крупных портах и торговых городах побережья и в устьях рек. Между этими двумя обходами он не указывает на время остановки.

Его служба, без сомнения, отмечена множеством дорог, которым мы, при полном отсутствии сведений, не можем мысленно следовать. Как изучить многочисленные поездки этого любителя курьезов и открытий, который двадцать лет провел преимущественно в провинциях, а не при дворе?

Весьма правдоподобным кажется то, что венецианец проник несколько раз в само сердце империи, на запад, до границ Китая; что он прошел несколько провинций южного Китая, может быть, до Бирмы; что он также выполнял различные поручения в Янчжоу или, скорее, на юге, в большой торговой метрополии Хангчеу и даже, очень далеко внутри земель, по дороге в Монголию, в Ганьчжоу.

О миссии в Индии мы узнаем по намеку, который позволяет нам проследить три перехода из стран Сиамба, о которых он рассказывает весьма авторитетно.

Марко Поло, конечно, видел не все, о чем он говорит, и уж конечно, не в том порядке, которого придерживается, диктуя свое «Описание мира». Идти по его следам – пустая затея; как он сам вспоминает об этом, большую часть времени он провел на дорогах Китая. Не зная или очень плохо зная китайский язык, он был однако, очень вероятно, одним из лучших знатоков общества и обычаев империи: «И всему уделял он много внимания, чтобы узнать и запомнить, чтобы рассказать великому Господину».

Принесли ли эти исключительные качества свободы и милости при дворе нашему венецианцу? Говоря о своем трехлетнем пребывании в Янгуи (Янчжоу), Марко описывает очень большой город, где заседало одно из провинциальных правительств династии Синг, которые назначались в столице и возносили человека на самую верхушку иерархии титулов и почестей. В этом эпизоде также много неясного. Марко Поло говорит, что этому городу подчиняются 27 городов, что датирует его пребывание в Янгуи периодом после 1277 года, когда столица провинции была переведена в другое место, и число подчиненных городов действительно уменьшилось до 27. Надо признать, что такого рода анализ всегда рискованный, однако вышеупомянутый эпизод свидетельствует о важной роли, отведенной Марко Поло в управлении провинциями. Ведь он был поставлен во главе страны, завоеванной совсем недавно (в 1276 году). Здесь только затихла война.