Текст книги "Между нами девочками, говоря…"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

* * *

Весь вечер Байба сидела в своем углу и, обложившись книгами, делала вид, что усердно занимается. Отчим, мать и Роландик весело смеялись – по телевизору шла старая, как мир, кинокомедия «Веселые ребята».

«Маминой помадой чуть-чуть подкрашу губы, – мечтала Байба. – А может быть, позвонить Тагилу и сказать, что я не пойду в кафе? Это лучше всего. Можно ведь погулять вдоль канала или съездить в Межа-парк. Нет, туда нет, там по вечерам темно. А если Тагил поймет, что я в первый раз в кафе и начнет надо мной подтрунивать? Да что теперь, договорились, значит договорились».

* * *

Байба чуть ли не бежала – так боялась опоздать. У Больших часов она остановилась перевести дух. В запасе было еще несколько минут. Тагил подъехал на элегантных темно-красных «Жигулях».

– Извините, я быстро! Только поставлю машину у гостиницы и тут же вернусь.

Санита и Анна стояли на другой стороне около магазина, спрятавшись за колонной.

– Так ей и надо, пусть не воображает, – обрадовались они, когда Тагил уехал. – Но почему она не уходит?

Байба разглядывала выставленные в витринах модели одежды. До чего ей хочется иметь вот это сшитое из мягкой ткани пальто с пушистым лисьим воротником! Темно-коричневая бархатная юбка и кружевная блузка подошли бы для торжественного случая! – Байба горестно вздохнула.

– Идем? – Тагил взял девушку под руку и повел в кафе. Анна и Санита двинулись за ними.

– Мест нет! – швейцар в галунах, похожий на опереточного героя, грубо оттолкнул девочек.

– Ничего, мы подождем! – заупрямилась Санита.

– Вечером детям вход запрещен. – Швейцар захлопнул двери прямо перед их носом.

– Никакие мы не дети. И кафе это молодежное.

На улице было зябко. У Анны в ее легких сапожках совсем закоченели ноги, и она прыгала то на одной, то на другой, пытаясь согреться.

Вместе с теплой волной воздуха из кафе высыпала шумная ватага. Девочки юркнули в кафе, и швейцар махнул на них рукой.

За столиками было полно молодежи. Инструментальный ансамбль, расположившийся на небольшом возвышении, с помощью микрофонов создавал такой шум, что приходилось кричать, чтобы тебя услышали. Никого это не волновало – все безмятежно потягивали коктейли, громко переговаривались, смеялись. Несколько пар, забыв обо всем на свете, танцевали на свободной площадке перед оркестром.

Тагил был здесь, очевидно, своим человеком.

– Чао, восходящее светило! Как сочиняется? Обещанная песня готова? Давай к старым холостякам! – неслось со всех сторон.

– Спасибо, на сей раз мы вдвоем.

Официантка, снисходительно оглядев Байбу, указала на крайний столик, убрав предварительно надпись «Занято».

– Что закажем? – спросила официантка.

– Выбирает дама, – Тагил повернулся к Байбе.

– Я... мне... – смутилась Байба. – Мне стакан чаю, пожалуйста, и кусочек торта, если можно.

Официантка фыркнула.

– Два «До-ре-ми», двести «Экспресса», сливки, печенье с сыром, – перечислил Тагил.

Мгновение – и заказ был на столе.

Сладкий крепкий напиток с тертым шоколадом и орехами оказался удивительно вкусным.

Анна и Санита долго разыскивали подружку в накуренном мрачноватом помещении, пока, наконец, не увидели ее в углу, за пышной пальмой. Девочкам повезло. Через два столика как раз освобождались места.

– Два черных кофе и мороженое «Эдельвейс», – заказала Санита.

– «Эдельвейса» нет, есть только фирменное мороженное «Престол». Это все? – раздраженно спросила официантка. Нечего расточать улыбки и любезничать с просиживающими часами за чашкой кофе девчонками без гроша за душой.

– И два коктейля «Петух», – произнес сосед по столу, изрядно подвыпивший мужчина, изображая благодетеля. – У таких девчушек с деньгами туговато, особенно если еще мама строгая.

– Так что с коктейлями делать? – сердито произнесла официантка.

– Неси сюда, пташечка, как-нибудь втроем одолеем.

* * *

– Клав, вероятно, тебе говорил, что я занимаюсь в консерватории по классу композиции. Сам я тоже кое-что сочиняю, в основном для эстрады, – рассказывал Тагил. – Есть у меня небольшой ансамбль биг-бита при клубе «Рассвет», ребята что надо. В музыку по уши влюблены. Пробуй! Не бойся, абсолютно безвредный напиток, настроение улучшает, больше ничего. Вот только с солисткой нам не повезло. Та, что сейчас поет, – настоящий Гаргантюа, да еще с мрачным, пропитым голосом.

Тагил очертил в воздухе размеры нынешней солистки, Байба громко засмеялась. Ей было легко и весело, словно она знала Тагила тысячу лет.

– Почему бы тебе не попробовать с нами?

Байба испугалась. Она вспомнила, как волновалась, как ей стало плохо перед выходом на сцену. Второй раз подобное переживать не хотелось.

– В клубе есть консультант – бывший оперный певец, он мог бы тебе поставить голос, – соблазнял Тагил. – Есть у нас и преподавательница танцев, она научит тебя свободно двигаться по сцене. А то в

школе ты была похожа на загипнотизированного кролика. Ну, выпьем! За дружбу и музыку!

Сидевшие за столом Анна и Санита не спускали с одноклассницы глаз.

– Он чего-то от нее добивается! Жаль, ничего не слышно. У меня в голове звенит от этого дикого шума.

Официантка принесла кофе, мороженое и коктейли. Анна демонстративно пододвинула коктейли соседу по столу, который, подперев голову руками, затуманенными глазами уставился в пространство.

Какое-то время девочки были поглощены кофе и мороженым.

– Супер, правда? – произнесла Санита.

– М-мм!

* * *

– Потанцуем? – предложил Тагил.

Байба незаметно глянула на свои стоптанные фетровые ботинки и ужаснулась.

– Нет, нет!

– Так как же наш союз? – не забывая о своем, Тагил взял Байбины ладони в свои и крепко сжал их. От прикосновения его пальцев горячая волна прошла по рукам Байбы и разлилась по всему телу. Тагил впился взглядом в лицо Байбы.

– Хотела бы я сейчас очутиться на месте Байбы, – вздохнула Санита. —Красавец мужчина! Чуть не Ален Делон.

– Круглая ты дура, – рассердилась Анна. – Ты что же, в самом деле не видишь, что этот подлец пытается подпоить нашу тетеху? Ну уж этого мы не допустим!

Байбу словно загипнотизировали, она боялась шевельнуться. С ней творилось что-то непонятное. То ей хотелось плакать, то смеяться. В голове было до странного пусто и не было страха – даже перед отчимом.

– Скажи – да! – настаивал Тагил.

– Да, да, да, – почти пропела Байба.

– Выпьем! За здоровье будущей эстрадной звезды!

Внезапно Байба почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Она побледнела.

– Уже поздно, мне надо домой. Тагил кивнул официантке.

– Сейчас он посадит эту простофилю в свою машину, отвезет к себе домой и обесчестит, – прошептала Анна. – А ну, пошли!

Санита не успела опомниться, как Анна уже повелительно спрашивала у Байбы: – Где твой номерок?

– А вас кто звал?! – опешил Тагил.

Санита, как зачарованная, смотрела на Тагила и глупо улыбалась. Байба чувствовала, что у нее дрожат коленки.

– Я пойду с подружками, – произнесла она, уцепившись за Аннин локоть.

– Смотри сама! – Тагил и не пытался ее отговаривать. Своего он добился. И подавая Байбе пальто, шепнул: – Не забудь про наш уговор. В воскресенье в двенадцать я жду тебя у гостиницы «Рига». Мою машину ты теперь знаешь. Чао!

И не удостоив ни Анну, ни Саниту даже взглядом, Тагил вышел из кафе. Санита вздохнула.

– Ты не знаешь, где здесь туалет? – прошептала Байба, собрав последние силы.

На свежем воздухе Байбе стало легче.

– В жизни не возьму в рот ни капли спиртного, – поклялась она сама себе. – В первый и последний раз.

Высоко над головой, в хороводе мерцающих звезд, сияла круглая луна. Снег поскрипывал под ногами, когда девочки шли через парк. После накуренного кафе колючий воздух освежал, словно мороженое.

– Он приглашал тебя к себе домой? – не утерпела Санита. – Клав клянется, что у него не дом, а настоящий дворец.

Байба отрицательно помотала головой.

– Не успел, мы вовремя вмешались. Ты с такими поосторожней! – предупредила Анна.

Чем ближе они подходили к дому, тем беспокойнее становилось на душе у Байбы. Выручила Санита.

– Зайдем ко мне, возьмешь к рот мятную конфету, не будет пахнуть коньяком, – поучала она. – А потом я тебя провожу.

– Байба была у меня, мы вместе решали алгебру, – пояснила Найковскому Санита.

Отчим сердито посмотрел на девочку, но промолчал. С Самтынями имело смысл поддерживать добрые отношения. Работников торговли он оценивал высоко.

– Странная девушка эта Байба, и не ребенок, и не женщина, —делился своими впечатлениями с Юстом Тагил, когда они поздно вечером попивали кофе. – Стоит мне пристально на нее взглянуть, она тут же бледнеет и краснеет. Другая бы до потолка прыгала от радости, а эта и не думает. А сколько труда стоило ее уломать! И уверенности никакой, что не передумает. Не знаю, как и вести себя с нею.

– Как дедушке с внучкой, – подтрунивал Юст, – Самое надежное.

* * *

Из дневника Байбы:

«Первое свидание в моей жизни. Он был очень красив, предельно вежлив и черезвычайно остроумен. Девочки из класса в восторге от кафе, а мне не нравится, шумно, накурено. И люди паясничают, женщины громко смеются и кривляются.

Мне, конечно, хочется научиться петь, как поют Нора Бумбиере или Маргарита Вилцане. Но ведь у меня не такой хороший голос. Надо поговорить с учительницей пения Иевой Александровной».

* * *

– Самое разумное для тебя – закончить среднюю школу, а по вечерам заниматься в музыкальной, – посоветовала Иева Александровна. – Пение, как любой вид искусства, надо осваивать с самых азов. Не слушай тех, кто станет утверждать, что ты уже эстрадная звезда, и не забывай, что голос надо беречь, можно сорвать его и лишиться навсегда. А клубом «Рассвет» надо поинтересоваться. Подожди меня здесь, я сейчас позвоню.

Иева Александровна имела обыкновение делать все тут же, не откладывая на завтра.

– Все ясно, – возвратившись, сказала она. – Консультантом там работает бывший оперный тенор Ирбе. Если у тебя есть время, смело можешь с ним заниматься. И передай, пожалуйста, большой привет от меня. Когда-то он был и моим педагогом.

* * *

– Поздравляю с успехом дочери. – В голосе старшей Самтыни сквозила плохо скрытая зависть. Обе соседки случайно столкнулись на лестнице. Мать Байбы удивленно посмотрела на элегантно одетую мать Саниты.

О каких успехах она говорит? Байба об этом даже словом не обмолвилась.

– Будь у моей Саниты такой голос, я от счастья не знала бы, что и делать, – не умолкала Самтыня. – Ничего бы для нее не пожалела. Обидно, конечно, но у Саниты нет никаких талантов к искусству.

Наш частный педагог тоже так считает. Она скорее в меня, деловая. Но одно я вам должна сказать, соседка, – о девочке надо больше заботиться. У нее ведь одно-единственное школьное платье, да и то с заштопанными локтями и в груди узковато. На школьный вечер пошла она в Санитином платье, а то ведь стыдно девочке перед другими. Ведь не бедняки же вы. – И мать Саниты скрылась за дверью.

Мать Байбы, глотая слезы оскорбления, стала подниматься дальше.

Байба в старом вылинявшем халатике мыла на кухне посуду.

– Это что еще там за успехи? – со злой обидой спросила мать. – Срам просто, узнаю обо всем от чужих, а не от собственной дочери.

Байба смутилась. За последние годы мать ни разу не поинтересовалась ее школьными делами. Двоек и замечаний у нее не было, учителя не жаловались, значит, все в порядке.

«И когда успела так измениться?» – приглядываясь к дочери, думала мать. Ведь вот только что была длинноногим нескладным подростком, вылитый отец, единственный мужчина, которого она самозабвенно любила и ради которого работала не жалея сил, чтобы он смог выучиться на инженера, а потом возненавидела так, как только может возненавидеть брошенная жена. И все эти годы Байба была словно живое напоминание: смотрит на нее глазами первого мужа, улыбается его улыбкой.

– Оставь посуду, живо одевайся! Пойдем! – приказала мать.

– Куда?

– Увидишь.

Темно-синяя юбка, школьная блузка, брючный костюм, кримпленовое выходное платье, изящные туфли – у Байбы от волнения горели щеки. Значит, мама все-таки ее любит, а то бы не стала так тратиться. Она просто не умеет выразить свою любовь, как другие, – нежностью, лаской.

Домой девочка летела, как на крыльях, чтобы все еще раз тщательно примерить.

– Ну, теперь у тебя есть все, что у других? – спросила мать.

– Спасибо! – признательный взгляд дочери был красноречивее слов.

– Не могла до лета дотянуть, когда девчонка сама начнет зарабатывать, – злился Найковский, разглядывая покупки. – Сколько тут уже осталось, можно было и в старом походить. Столько денег выбросить на ветер!

Байба глотала слезы.

– Соседи уж и так обговаривают, скрягами обзывают. Самтыня так прямо в глаза и сказала, – огрызнулась мать. – Никуда не денутся твои «Жигули».

Найковский скрылся в спальне, громко хлопнув дверью.

* * *

Из дневника Байбы:

«Какой сегодня замечательный день! Таких красивых вещей у меня никогда не было. Хорошо, что больше не придется просить у Саниты.

Послезавтра воскресенье. И зачем я пообещала Тагилу? Дадут они мне ноты, заставят петь, а я не смогу. Будет ужасно стыдно. Дойду до машины и скажу Тагилу, чтобы искал себе другую солистку».

* * *

Решение Байбы привело Саниту в ужас.

– Ты что, тронулась? Упустить такую колоссальную возможность! Я бы при таком голосище, как у тебя, ни минуты не сомневалась. Если ты боишься, мне ничего не стоит сказать твоей маме, что нам в воскресенье куда-нибудь надо.

О том, что ее интересует прежде всего Тагил, Санита предусмотрительно промолчала.

Волновалась Байба напрасно. Ребята из ансамбля встретили ее доброжелательно, как свою. Длинный Эгил, игравший на маленьком электрооргане и на гитаре, работал на фабрике музыкальных инструментов и по вечерам учился в музыкальной школе. Барабанщик Гирт учился в десятом классе, а трубач Ивар, по профессии токарь, сам признавался, что музыка для него отдых и радость.

Байба увидела совсем другого Тагила – никаких пожатий рук, никаких пристальных взглядов. Зал предоставляли в их распоряжение всего на два часа, и их надо было использовать максимально.

– Начнем с песенки из Байбиного репертуара. – Тагил сам сел за фортепиано.

Ребятам песня понравилась.

– Еще раз, только раскованней и веселее, – попросил Тагил. – Ты, вероятно, заметила, как непринужденно поет и двигается по сцене Маргарита Вилцане. Поверь мне, эта легкость – результат серьезного, тяжелого труда. Десятки раз приходится повторять одну и ту же музыкальную фразу, одно и то же движение, пока, наконец, они не войдут в твою кровь и плоть.

Санита. надувшись, сидела в дальнем углу зала. Все о ней забыли, даже Байба, которая еще утром утверждала, что без нее пропадет. И как им не надоест пиликать одно и то же? Словно испорченная пластинка.

Стрелки на часах Саниты ползли медленно, словно улитка, а Байба и не заметила, как пролетело время. Она только-только освоилась, а в зал уже впорхнули маленькие танцовщицы, и занятия пришлось прервать.

– Для первого раза неплохо, – подытожил Тагил. – Музыкальный слух у тебя уникальный. Пару часов в неделю будем заниматься у меня дома.

– Мама не пустит, – ужалила Санита.

– Хочешь, поговорю с твоими родителями? – предложил Тагил.

– Найковский спустит вас с лестницы, как Дауманта из нашего класса, – не унималась Санита.

Байбу от стыда бросило в жар.

А Тагила просто раздражала эта самоуверенная, разодетая по последней моде куколка.

– Ты что, нанялась к Байбе в адвокаты? – спросил он с иронией.

– Я вообще могу молчать, – обиделась Санита. – Байба сама просила, чтобы я ее охраняла.

– Это от кого же?

– От таких охотников за девочками, как вы! – отрезала Санита.

– И что это она? – удивилась Байба, когда Санита ни с кем не попрощавшись, выбежала из зала.

* * *

Из дневника Байбы:

«Тагил подарил мне книгу знаменитой французской певицы Эдит Пиаф .«На балу удачи». В детстве ей жилось гораздо хуже, чем мне. Она родилась в Париже прямо на тротуаре улицы Бельвиль. Мать ее бросила, бабушка, чтобы она не плакала, поила вином, разбавленным водой, а отец каждую неделю приводил домой новую мачеху.

Эдит никогда не ходила в школу, всю жизнь писала с ошибками, не знала нот. Когда ей было восемь лет, она выступала вместе с отцом —

уличным акробатом – на парижских площадях, в казармах, кабачках.

Сейчас у меня одна-единственная мечта – научиться петь».

Глава девятая ДОСТОИН ТЫ СТАТЬ КОМСОМОЛЬЦЕМ, ДАУМАНТ?

Из дневника Байбы:

«Но день придет, и звезды среди дня Заблещут в небе только для меня Тогда прощайте, серые дожди! И здравствуй, жизнь, и счастье – впереди!

До чего хочется, чтобы эти слова Эдит Пиаф сбылись и в моей жизни. Чудная, добрая Иева Александровна! Она так долго уговаривала мою маму, что, наконец, убедила. Мне разрешили посещать уроки пения в клубе и учиться играть на пианино у Тагила дома. Найковский ходит злой и со мной почти не разговаривает. Он и слышать не хочет о том, чтобы я кончала среднюю школу. Пятнадцать лет, мол, – тот самый возраст, когда человек может уже сам зарабатывать себе на хлеб. Мама ругается с ним чуть ли не каждый день.

Я работы не боюсь, но так не хочется бросать пение».

* * *

Возле плаката с боксером вот уже несколько дней толпились мальчишки, обсуждали, спорили.

– Это нечестно, – возмущались младшие. – Почему только с тринадцати? Мы тоже хотим.

– Ничего не поделаешь, закон есть закон, – пожал плечами Даумант, добровольно взявший на себя организацию секции бокса. – Еще годика два придется потерпеть. Не вешайте носы! По себе знаю, годы летят, как на крыльях, и...

– Ты нам зубы не заговаривай, – перебил его брат Зайги четвероклассник Угис. – Скажи лучше – нам разрешат хотя бы смотреть, как вы тренируетесь?

Его осенила идея – организовать свой, нелегальный кружок: надо только посмотреть, как тренируются старшие ребята, и тогда уж они покажут.

– Я спрошу у тренера, может быть, он и разрешит, – отделался Даумант от малышей.

Ко всеобщему удивлению, в секцию бокса записались Петерис и Профессор, самые слабые мальчики из восьмого «б».

Петерис не терпел бокса, как и все, что было связано с применением грубой физической силы. Но у него были свои доводы, которыми он поделился только с Даце.

Профессор был убежден, что человек, обладающий сильной волей, может добиться всего. Вместе с отцом они составили режим дня, которого строжайше придерживались, и нарушали его только в чрезвычайных случаях. Мать Яниса была в ужасе, глядя, как отец и сын, после ежедневной пробежки по саду, обливаются холодной водой. По выходным дням они совершали длительные переходы пешком или на лыжах. И волей-неволей мать была вынуждена признать, что не отличавшиеся особым здоровьем сын и муж нынешней зимой даже не кашляли, не говоря уж об ангинах и гриппах.

Познакомившись с биографией трехкратной чемпионки Римской олимпиады американской спортсменки Вильмы Рудольф, Янис решил достичь успеха в нескольких видах спорта, начав с бокса. Не беда, что у него не развиты мышцы. Вильма Рудольф в детстве болела полиомиелитом, с трудом ходила и только благодаря сильной воле и настойчивости стала «черной газелью» – одной из выдающихся спортсменок мира. А наш Валерий Брумель! Рекордсмен мира по прыжкам в высоту! После тяжелейшей аварии, в которую он попал, родные и друзья думали, что он не выживет, а о его возвращении в большой спорт никто и не мечтал. Он раньше срока начал ходить, вторично сломал лодыжку, перенес еще несколько сложных операций, но нашел в себе силы вернуться на спортивную арену.

– Лучше цацкайся со своей химией, там у тебя, по крайней мере, получается, – от души посоветовал Имант Профессору. – С такими, как у тебя, граблями в бокс и соваться нечего.

– Поспорим, через год нокаутирую, – завелся Профессор. Имант отвернулся, не желая больше разговаривать на эту тему.

– Даумант исправился, – рассматривая новый номер стенной газеты, констатировала Зайга.

– Ты только что заметила? – удивилась Байба.

– А вдруг он все это делает для того только, чтобы угодить тебе?

– Почему мне? – не поняла Байба.

– Ну, потому что... – замялась Зайга, – девочки утверждают, что он тебя... что ты...

Байба вспыхнула.

– Помешались вы все окончательно! Сами же поручили с ним заниматься, а теперь насочиняли невесть что, – рассердилась она. – Можете сами с ним нянчиться! С меня хватит!

И, схватив портфель, Байба бросилась по коридору бегом.

– Чего ты психуешь? Постой! – крикнула Зайга вслед. Несколько дней Даумант ходил недоумевая – никак не мог понять,

что стряслось с его соседкой. Байба почти не разговаривала, отворачивалась, даже не смотрела в его сторону, словно между ними выросла невидимая стена.