Текст книги "Между нами девочками, говоря…"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

* * *

Байба Балтыня закрыла учебник латышского языка и сладко зевнула – что бы ни говорил Рейнис Карлович, а разбор предложения в столь поздний час не самое увлекательное занятие.

«Некоторые девочки восхищаются новичком Даумантом Петерсоном, – записала она в своем дневнике. – А по-моему, он просто кривляется, хочет, чтобы на него обратили внимание. А сказку о Золушке я зря написала. Р. К. невесть что подумает; придет еще к нам домой».

* * *

– Вашими сочинениями я доволен, – сообщил на другой день учитель латышского языка. – Некоторые написали просто блестяще.

Восьмиклассники удивленно переглянулись – на уроках латышского языка их обычно не хвалили.

– Жаль, что мы договорились не ставить оценки, – продолжал учитель. – Не было бы ни одной двойки. А Зайга, Юрис, Петерис, Анна и еще некоторые получили бы пятерку. И Байба. Ее сочинение я хотел бы вам прочитать.

– Ой, пожалуйста, не надо! – воскликнула Вайба и от смущения закрыла лицо руками.

– Что ты психуешь! – толкнула ее в бок Санита. – Пусть бы прочел. Пожалуйста, Рейнис Карлович, прочитайте другое! – попыталась она спасти положение – Зайги или Петера.

На сей раз не помогли никакие трюки, от ненавистной грамматики восьмому «б» избавиться не удалось.

Глава вторая ДАУМАНТ «СПАСАЕТ» КЛАСС

– Сегодня или никогда, – решительно произнесла Марга, надкусывая яблоко с такой силой, что сок потек по подбородку.

– Я боюсь, – призналась Рита. – Что скажут бабушка и папа?

– Думаешь, я не боюсь? Но когда-то надо решиться!

Девочки сидели на траве под яблоней, ветви которой гнулись под тяжестью спелых плодов.

Рита жила на одной из главных улиц города в небольшом домике. Он уже лет сто принадлежал семье Озол. От прохожих домик был укрыт пышной живой изгородью и небольшим садом, в котором вперемешку росли сирень и жасмин, яблони, вишни, кусты красной и черной смородины. У самого входа все лето цвел невиданный куст, усыпанный золотисто-палевыми душистыми розами. Его привез из Франции еще Ритин дедушка. Вокруг поднимались многоэтажные дома, а здесь все напоминало деревню.

– Дедушка рассказывал, что, когда он был молодым, там, где теперь высотные здания, паслись коровы. А еще раньше, в шестнадцатом веке, здесь протекала Даугава. С тех времен сохранился Ведьмин ров. Туда бросали людей, обвиненных в колдовстве или в связях с нечистым духом. Если несчастный тонул, значит был виновен, если всплывал – значит ему помогала нечистая сила, и тогда его сжигали на костре.

Домик доживал свои последние дни. Отец Риты уже получил извещение о том, что их будут сносить. Бабушка, когда никто не видел, плакала.

– Не расстраивайся, бабушка, зато в новом доме горячая и холодная вода, ванная, – успокаивала ее Рита.

Но для бабушки здесь каждый уголок, каждая вещичка напоминали о любви, о рождении детей, о радостных и счастливых днях.

– Сколько у нас денег? – спросила Марга.

Рита дотянулась до портфеля и вытащила кошелек.

– Рубль и еще шестьдесят копеек. А вдруг не хватит? Отложим на завтра, я у папы еще попрошу.

– Хватит! – Марга вскочила, стряхнула прилипшие к платью травинки и схватила подругу за руку. – Пошли!

Как обычно в середине дня, народу в парикмахерской не было. Кассирша, положив голову на руки, дремала. Два мастера, один постарше, другой совсем еще мальчишка, сидели за столиком и играли в домино.

– Дамская парикмахерская налево, – заметив девочек, сказал тот, что помоложе, и продолжал играть.

– Вы... нам... – заикаясь, произнесла Рита и попятилась к дверям. – Нам постричься! – Марга подтолкнула Риту к креслу, а сама устроилась в другом. Мастера неохотно поднялись и повязали девочкам белые накидки.

– Какой длины? – хмуро спросил старший у Риты.

– На ладонь ниже ушей, – за себя и за подругу ответила Марга. Дна взмаха ножницами – и светлые Ритины косы оказались на полу.

– Прощай, детство! – засмеялся мастер.

Рита смотрела в зеркало на чужую испуганную девочку с гладко прилизанными волосами, и ей ужасно захотелось плакать.

– Ничего, – подравнивая волосы, успокаивал ее мастер. – Сделаешь завивку или просто закрутишь, будешь красивее, чем с этими старомодными мышиными хвостиками.

От расчески летели искры, когда второй мастер расчесывал густые каштановые волосы Марги. Волнами они рассыпались по спинке кресла.

– Не жалко? – спросил мастер.

– Нисколько.

– Чудачки эти девчонки, – рассуждал мастер. – Это ж самая красота для такой курносой. Волосы, тщательно отращиваемые с первого школьного дня, прядь за прядью падали на пол. Щедро политые мужским одеколоном «Шипр», девочки вышли из парикмахерской.

– Как голове легко! – радовалась Марга.

– А за что я теперь держаться буду? – расстроилась Рита.

– Как – держаться? – не поняла Марга.

– Я, когда теряюсь, всегда за косы держусь. Марга громко засмеялась.

– Держись за палец. Теперь в классе только у Байбы будут косы. А сейчас мне срочно надо купить бюстгалтер. Ты еще можешь потерпеть, а я уже нет. Как ты думаешь – третий мне покупать или четвертый?

А Рита время от времени трогала волосы. Ей казалось, что она что-то потеряла.

– Идем, накрутим на бигуди. Ты мне, я тебе... – тараторила Марга. – Что в классе скажут, когда нас увидит?!

Проскользнув мимо кухни, где бабушка готовила обед, девочки юркнули в Ритину комнату и для верности подперли дверь стулом. Марга достала из сумки совершенно новые бигуди, налила в стакан воду и принялась за дело.

– За меня можешь не беспокоиться, – не умолкала она, закручивая мокрые Ритины волосы. – Я своей мамочке всегда прическу делаю. Я и сушильный аппарат захватила, феном называется.

Рита, вся пунцовая, сушила мокрые волосы, а Марга возилась со своими, когда в саду раздался бабушкин голос.

– Девочки, куда это вы запропастились? Обед готов.

Марга приложила палец к губам.

– Сделаем ей сюрприз.

Сюрприз и в самом деле удался на славу. С минуту бабушка изучала девочек, не говоря ни слова. Тонкое личико Риты с золотистыми веснушками на носу и голубыми глазами, обрамленное пышными прядями, выглядело мило. Марга же напоминала стриженую овцу. Но девочки были так счастливы, так довольны собой, что бабушка проглотила упрек, вертевшийся у нее на языке.

– Ах, девочки, девочки, рановато вы хотите стать взрослыми, – вздохнула она.

У Марги дрожали коленки, когда она открывала двери своей квартиры. Родители смотрели телевизор и вначале на дочь не обратили внимания. А потом началось! Марга впервые видела отца в таком гневе.

– На кого ты похожа? На стриженую овцу! – кричал он. – Раньше люди смотрели и радовались, глядя на твои прекрасные косы.

– А я их давно уже ненавижу, – всхлипывала Марга. – Мальчишки в школе дразнят длиннохвостой коровой. Каждое утро вставай раньше и заплетай. На кого я была похожа – на деревенщину какую-то.

– Сделанного не воротишь, – примирительно произнесла мама. – Сунь голову под кран, прополощи эти ужасные кудряшки.

– Зачем? – снова захныкала Марга.

– Затем, что эта прическа тебе не идет. Отец прав. Ты похожа на завитую овцу.

Мать и дочь в спальне перед зеркалом долго изучали разные прически, пока не выбрали подходящую – гладко зачесанные назад волосы, схваченные заколкой.

* * *

– Близнецы что-то потеряли! – во всеуслышание объявил Клав на следующее утро.

– Что? – удивилась Зайга.

– Шиньоны.

Для остальных девочек это уже был пройденный этап, а мальчиков тоже не интересовало, с косами Марга и Рита или без. Эпоха дерганья за косы давно миновала.

– Мара в учительской пишет задания на листках, – сообщил, влетая в класс, Имант. Восьмой «б» заволновался. Химия была первым уроком, спасти не могло ничто.

Когда молодая химичка Мара Петровна Цируле два года назад села за длинный учительский стол, Рейнис Карлович вежливо ей указал:

– Девочка, здесь учительская.

Позже, вспоминая этот случай, оба смеялись от души.

Пророчество заместителя директора по хозяйственной части Валентина Яновича Рушко, что, мол, такое хрупкое существо под тяжестью учительской ноши переломится, как тростинка, не сбылось. Мара Петровна оказалась женщиной с твердым характером. Через полгода химия стала предметом не менее любимым, чем география. Ребята взвешивали, измеряли, смешивали и подогревали, с интересом наблюдая, что из всего этого получается. Кое-кто готов был за Мару Петровну пойти в огонь и в воду. Старшеклассницы, которых уже стала интересовать собственная внешность, с любопытством приглядывались к элегантным джемперам и юбкам химички. Мара Петровна это заметила и охотно объясняла какой-нибудь сложный узор для вязанья или фасон. О другом увлечении своей учительницы восьмой «б» узнал совершенно случайно. Из передачи по телевидению. В конкурсе современных бальных танцев Мара Цируле вместе со своим партнером завоевала второе место.

Очень скоро в школе открылся кружок современных бальных танцев. Девочек записалось великое множество, а вот мальчишек приходилось тащить силой. Мара Петровна привела в школу пожилого, но еще очень энергичного учителя танцев, и тот трудился в поте лица, пытаясь сделать из неловких, деревянных мальчишек грациозных танцоров и галантных кавалеров. С девочками было легче, казалось, искусство танца они постигли еще в колыбели.

Мара Петровна придерживалась собственной методики обучения. Раз в месяц экспромтом она проводила контрольную работу, чтобы проверить, как ученики усвоили пройденный материал. На шпаргалки нечего было и рассчитывать – каждому давалось индивидуальное задание, написанное на отдельном листке.

В восьмом «б» контрольная совсем некстати пришлась на понедельник. Что бы ни говорили, но химия отнюдь не была призванием этого класса. Один только Янис Круминь был влюблен в нее беззаветно.

– Он, бедняжка, не виноват, это у него запрограммировано в генах. – Остальные относились к увлечению Яниса снисходительно.

Мать Яниса была профессором химии, отец работал в Институте органического синтеза. В классе шутили, что родители по вечерам вместо сказки расшифровывали Янису химические формулы. В шестом классе Янис чуть не сгорел. Тайком он взял в кабинете химии бертоле-тову соль, сунул ее в карман и забыл об этом. Реактив согрелся и неожидано вспыхнул, в кармане прожгло дыру, опалило руку и бок. Но когда в результате одного неудачного эксперимента в родительском гараже обвалилась стена и чуть не погиб сам наследник, родители отвели Яниса во Дворец пионеров, в кружок юного химика, в надежде, что теперь дома все будет в полной сохранности.

– Послушай, Профессор, спаси класс! – в отчаянии прошептал Имант. – Ведь половина двойки схватит. Какой нормальный станет в такой день, как вчера, сидеть дома и зубрить химию?

– А что я могу сделать? – пожал плечами Янис. Лично его эта контрольная не волновала ничуть.

– Что, что – взрыв, вот что.

– Что ты упрашиваешь этого индюка? – презрительно прошипел сидевший рядом с Имантом Даумант.

Медлить было нельзя. Зайга уже раздавала листки с заданиями. Мара Петровна просматривала туго набитую бумагами папку.

– Разрешите вымыть руки, – попросил Даумант.

– Пожалуйста, Петерсон, если вам это так необходимо.

Мара Петровна ко всем своим ученикам обращалась только на «вы» и по фамилии. Исключений не было.

Раковина находилась в кабинете химии, в углу за шкафом, где в банках и бутылках с этикетками хранились химикаты.

Не успел Даумант вернуться на свое место, как но классу пополз нестерпимый запах. Поднялся гам.

– Кто-то газ пустил!

– Тухлыми яйцами воняет!

– Тухлым мясом!

– Можно выйти, мне плохо.

– И мне! И мне!

– Зиле, откройте, пожалуйста, окна и включите вентилятор. Быстро соберите свои веши, контрольную продолжим в классе.

– Змея подколодная! – сплюнул Имант. Даумант развел руками.

– Я сделал все, что мог.

Через двери и окна коварный запах, словно обретя тысячу ног, быстро распространился по школе.

В это время в кабинете директора шел пренеприятнейший разговор с инспектором школ из отдела народного образования, сердитой пожилой женщиной. Незаметно потянув носом, инспектор подозрительно посмотрела на директора. Он уже давно чувствовал этот неприятный запах.

– Извините, – сказал он и прикрыл окно. – У нас здесь по соседству небольшая механическая мастерская. Иногда все вокруг отравляет карбидом. Вероятно, снова испортился сварочный аппарат.

– А мне кажется, пахнет отсюда. – Инспектор открыла дверь, мгновенно отпрянула и закрыла нос платком. – Ужас! Что здесь происходит?

В этот момент восьмой «б», зажав носы пальцами, выскакивал из кабинета химии.

– Мара Петровна, что это значит? – недовольно спросил директор.

– Неудачный эксперимент. Через несколько минут последствия будут ликвидированы.

– Петерсон, что произойдет с сульфитом натрия, если его бросить в кислоту? – спросила учительница, когда все вошли в класс.

– Он растворится, – невинно ответил Даумант.

– А еще?

– Выделится газ – сероводород, по запаху напоминающий тухлое яйцо.

– Вам придется выполнить домашнее задание – написать доклад о сульфитах не менее, чем на десяти страницах. В следующий понедельник будем вас слушать. Литературу можете получить у меня.

Класс грохнул.

– Мы задержались на пятнадцать минут. В вашем распоряжении осталось тридцать. Контрольная не отменяется.

Смех оборвался мгновенно.

* * *

– Ты зачем это сделал? – упрекнула Зайга Дауманта на переменке. – Из-за тебя многие не успели закончить и теперь получат плохую отметку.

– Ах, вот вы как! – вскипел Даумант. – Перед контрольной готовы были хоть атомную бомбу взорвать, а теперь я же и виноват!

– Да не слушай ты эту зубрилу! – Имант потянул за собой друга. – Не знаешь разве, она ж за каждую пятерку удавиться готова. Ты поступил как настоящий герой.

«Если бы контрольная сорвалась, все бы кричали «ура!» и поздравляли Дауманта, а теперь... – думала Байба, собирая портфель. – А у Мары Петровны руки от волнения дрожали...»

Укоризненного взгляда Байбы Даумант не вынес.

– Чего эта рыжая вытаращилась, – бушевал он. – Думает, небось, пришел в наш расчудесный класс этакий наглец, мешает хорошим деткам учиться. Ради себя не стал бы я связываться. Мне лично на вашу химию начхать!

Неделя промчалась незаметно.

В субботу утром Даумант подсел к Профессору.

– Послушай, гений химии! Тебе раз плюнуть накатать этот доклад, я в долгу не останусь.

– А сколько дашь? – насмешливо спросил Янис.

– Да не про деньги я. Если есть на кого зуб, только скажи, я его под орехи разделаю!

– Времена, когда кулак решал дело, старик, давно миновали. Ты опоздал, по крайней мере, лет на триста.

– Ну уж в ножки тебе кланяться не стану! – разозлился Даумант.

* * *

– Наши устраивают поход «Прощание с летом». Не хочешь присоединиться? – пригласил в воскресенье утром старший брат Кристап. – Будет костер, печеная картошка, песни.

– Отстань! – прорычал из-за стола Даумант, обложенный книгами.

– Ну и чудеса! Малыш за учебу взялся! – Брат пожал плечами, взял рюкзак и ушел.

После завтрака родители с младшей сестренкой стали собираться на огород.

– Даумант тоже мог бы помочь, пока погода хорошая, – ворчливо заметил отец.

– Да уж мы как-нибудь сами, видишь, ребенок учится, – остановила его мать. – Мы пошли, сынок, котлеты и картошка в холодильнике, захочешь есть, согреешь.

А Даумант, словно детектив, гонялся по страницам толстенных томов за злосчастными соединениями серы и тщательно выписывал все, что о них говорилось. Выяснились интереснейшие вещи.

В понедельник Мара Петровна нашла на своем столе аккуратно подшитую папку с надписью «Сульфиты». В ней было ровно десять страниц, и ни строчки меньше.

Глава третья РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

Географ Антон Антонович Цауне, по кличке Колумб, снискал славу строгого, но справедливого учителя. Пятерку по его предмету получал только тот, кто мог рассказать больше, чем было написано в учебнике.

Первой пятерки в восьмом «б» удостоился Имант за свою тщательно подобранную коллекцию полезных ископаемых Латвии. Имант дорожил ею больше, чем скряга деньгами, и долго ломался, прежде чем принести в школу.

– На мир надо смотреть пытливо и зорко, – повторял обычно Антон Антонович. – Сидишь на большом валуне – узнай, как он сюда попал; переходишь вброд речку – выясни, откуда она берет начало и куда впадает.

Мастер спорта по горному туризму, он ежегодно участвовал в интересных экспедициях. Школьный географический кабинет славился в городе уникальными коллекциями минералов, отличными описаниями маршрутов, картотекой со сведениями о всех континентах, которую постоянно пополняли сами ребята. Книги о путешествиях в школьной библиотеке были дефицитом – на них записывались в очередь. Ребята увлекались фотографией, цветными диапозитивами.

Ученики Антона Антоновича по карте и компасу отлично ориентировались в незнакомой местности, определяли стороны света по замшелым деревьям и камням, по лесным просекам. Команды школы регулярно участвовали в соревнованиях по ориентированию и занимали обычно одно из первых мест.

На глухой станции, где большинство электричек даже не останавливалось, октябрьским утром из вагона высыпала ватага хохочущих, гомонящих ребят. Антон Антонович, похлопав в ладоши, быстро собрал своих. В толпе ребят, одетых в обычные тренировочные костюмы, они выделялись светло-зелеными вельветовыми жилетами с эмблемой школы.

– Шагом марш! – скомандовал Цауне и первым ступил на хорошо утоптанную тропку, пересекающую луг.

Ночью был мороз. Трава покрылась серебристым инеем, превратившим стебли мятлика, конского щавеля и головки клевера в хрупкие, словно сделанные из стекла произведения искусства.

Поспорим, пойдет дождь, – ворчал Имант, – хотя бы потому, что я забыл дома плащ.

– С ясного неба? – подтрунивал Гирт. – Денек будет что надо. Петерис и Даце молча шли за ними.

Даце, участница республиканской команды школьников, имела немалый опыт в соревнованиях по ориентированию на местности. Прогулка по лесу всегда доставляла ей радость. Но сегодня она с трудом встала с постели. Голова была тяжелая, в висках стучало, при каждом вздохе в груди что-то скрипело, как несмазанное колесо. Однако на свежем воздухе голова болеть перестала, и Даце повеселела.

На опушке леса уже чувствовалось обычное предстартовое оживление. Сандружинницы поставили палатку и прикрепили к ней красный крест. Антон Антонович построил ребят и обратился к представителю районного отдела народного образования, знаменитой когда-то альпинистке Регине Сале с просьбой открыть соревнования. К счастью, она не принадлежала к любителям поговорить – сказала несколько слов о значении ориентирования как вида спорта и пожелала всем удачи на дистанции.

Каждому участнику выдали номер и карту маршрута. Шестикилометровую дистанцию надо было преодолеть максимум за два часа, отмечая при этом на карте контрольные пункты.

– А что, старики, рванем за час! – предложил Имант. – А потом посидим у костра, испечем охотничьи колбаски, я захватил с собой.

– Можно, – ребята не возражали.

Через каждые пятнадцать секунд один из участников исчезал в лесу. Вскоре на старте остались только санитарки и Регина Сала, которая после соревнований должна была вручать победителям награды.

– Девочки, если я через полтора часа не вернусь, покричите, – попросила она и отправилась в лес за грибами.

* * *

Кеды у Даце быстро промокли, и по спине время от времени пробегали мурашки. У контрольного пункта с цифрой «91» ее ждал Петерис.

– Есть у тебя попить? В горле совсем пересохло. Петерис предложил леденцы.

– Ты что, больна? – он озабоченно пощупал лоб Даце. – Глаза такие усталые и лоб горячий.

– Просто бежала, – солгала Даце. – Пошли вместе, дорога покажется короче.

Перевалив через песчаный холм, густо поросший молодыми соснами, они спустились в топкую низину, по которой змеилась речка. С берез облетали последние золотистые листья и опускались на землю, словно маленькие планеры, в голых ветвях осины зябли капли росы. Могучий дуб, укутанный, словно шубой, желто-ржавыми листьями, гляделся в речную заводь.

– Это зимний дуб, – сказала Даце. – На нем и зимой листья. Они защищают почки от холода. А весной, после первого теплого дождя, дуб за одну ночь сбрасывает листья, покрывается зеленью, и тогда кажется, будто он накинул на себя кружевной платок.

На ветке дуба и был устроен тщательно замаскированный следующий контрольный пункт.

Даце первая заметила сваленные на берегу стволы осины. Они напоминали аккуратно отточенные карандаши. Чуть ниже слышалось журчание воды. Бобры искусно перегородили речку стволами осины и корнями деревьев, отверстия заделали мелкими веточками, обмазав их землей и грязью. Вода, пенясь, перекатывалась через двухметровую плотину.

Излучина реки, где на карте был обозначен луг, превратилась в бобровый пруд с небольшим, поросшим осинами островком.

Согласно маршруту, участники должны были перебраться через речку. Тропинка, петлявшая вдоль берега, выводила прямо к мосткам. После нескольких дождливых дней речка вышла из берегов. А минувшей ночью подморозило, и вода несла льдинки, похожие на осколки стекла, в омуте они вертелись каруселью.

Петерис не успел опомниться, как Даце оказалась на мостках. Дальнейшие события напоминали ускоренную киносъемку. Когда Даце дошла до середины, мостки перевернулись, и она оказалась под водой. Петерис бросился на помощь. На противоположный берег оба выбрались гораздо ниже по течению.

– Надо обсушиться. Спички есть? – Даце выжимала мокрые, похожие на водоросли волосы.

Вытащив из планшета намокшую маршрутную карту, Петерис стал ее изучать.

– До финиша еще порядочный кусок, а у тебя температура, это яснее ясного. Где-то здесь поблизости должен быть хутор «Иевуличи».

В конце концов, это нам по дороге. Бежим!

Петерис первым бросился через убранное картофельное поле. Даце, падая и спотыкаясь, поплелась за ним.

– Подожди минутку, – попросила она, – дышать нечем.

– Потерпи! Уже недалеко. За яблоневым садом.

Пертерис схватил девочку за руку и потащил за собой. На раскидистых замшелых яблонях, словно золотые и красные цветы, висели поздние яблоки. В ветвях щебетали синицы и поползни. Постройки прятались за кустами сирени и казались заброшенными. Прогнувшаяся крыша жилого дома поросла зеленым бархатным мхом, сквозь который местами пробивались пучки серой соломы. У хлева один край крыши обвалился. Словно поломанные ребра, глядели в небо концы балок. Рыжая кошка, задрав хвост, выбежала навстречу и тотчас стала тереться о ноги. Над дверьми дома висели похожие на раскинутые руки большие ветвистые оленьи рога. Петерис постучал. Раздался лай.

– Кто там? Заходи! – произнес за дверью неприветливый голос.

На вымокших до нитки ребят пахнуло приятным теплом и духом деревенского дома – запахами дыма, лука, яблок и копченого мяса.

На кровати, спустив вниз ноги в длинных белых подштанниках, сидел лохматый дед и неприветливо смотрел на вошедших. На негнущихся лапах к ним подковыляла такая же лохматая собака, обнюхала их со всех сторон, громко втягивая воздух, лениво махнула хвостом и залезла под кровать.

Даце почудилось, что они попали к волшебнику. На стенах висели рогатые и клыкастые головы зверей, причудливо изогнутые корни и ветки. Черный ворон с карканьем уселся на плечо хозяина и блестящими глазами уставился на непрошеных гостей.

– Нельзя ли у вас в кухне немного обсушиться? – спросил Петерис. – Мы упали в воду.

– Ну как есть оглашенные, – ворчал старик. – Где глаза-то ваши были? Чтоб при свете дня в реку бухнуться!

Вскоре в плите уже потрескивал огонь, уютно пел чайник.

– Переоденьтесь, а мокрую одежду развесьте над плитой! – приказал хозяин. Даце он дал длинную льняную рубашку, юбку, вылинявшую от частой стирки, и большой платок.

– Мини-юбок в этом доме нет. Моя покойница признавала только макси, – добавил старик, усмехаясь в бороду.

Петерису он вручил домотканые суконные штаны и шерстяной свитер. Ты, Даце, точь-в-точь, Кристина, – засмеялся Петерис.

– А ты Эдгар.

Даце вспомнила о том, как герои Блаумана любили друг друга, и зарделась.

– Хотел бы я быть... – медленно произнес Петерис и внезапно замолчал.

– Кем бы ты хотел быть?

– Никем.

Даце, прижавшись к теплой печке, дрожала.

– А ну-ка, выпейте горячего липового чаю с медом, – распорядился хозяин. – Сразу полегчает.

– Поспи немного, пока одежда сохнет, – Петерис попытался придать голосу строгость. – А я у плиты посижу.

Даце тотчас забылась тяжелым сном.

– Так и живу здесь один. Работа моя – за колхозными лесами смотреть, – рассказывал старик. – Бывает, целыми днями людей не вижу. А звери меня не боятся, подходят и прямо из рук едят. Оставил для кабанов целое поле картошки, пусть лучше здесь роют, чем колхозную. Минувшей ночью луна светила, так все было видно. Кабаниха целый выводок полосатых поросят привела, подсвинков. Вот уж рылись в картошке, хрюкали да чавкали.

Голос старого лесника доходил до Петериса словно издали. Пламя освещало лицо старика, я он казался сказочным лесовиком. А потом уже не было ничего.