Текст книги "Между нами девочками, говоря…"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

* * *

– Хоть бы у Рейниса Карловича не было ничего серьезного, – переживала Анна, сидя в кафе «Вецрига» и ковыряя пирожное. – Не надо было тебе так кричать про Байбу.

– Думаешь, он из-за этого? – засомневалась Санита. – Чепуха! Полежит в больнице, полечится и выздоровеет. Даже хорошо, может быть, пришлют к нам молоденькую практикантку, не придется так зубрить. Ну вот, а теперь слушай... Только не падай в обморок! В субботу я была у Тагила на даче. И осталась ночевать. Маме сказала, что переночевала у тебя. Только не проболтайся.

Чашка с кофе, которую Анна только-только собралась поднести ко рту, застыла на полпути, глаза распахнулись от удивления.

– Честное-распречестное слово?

– Ы-гы, – подтвердила Санита с полным ртом.

– Байба тоже была?

– Эта Божья коровка? Были ребята из Тагилова ансамбля и... В общем так, слушай с самого начала. В пятницу, уже к вечеру, Байба промчалась по лестнице сама не своя: пальто нараспашку, глаза заплаканные, волосы растрепанные. А потом по улице понеслась, как ненормальная. Я, конечно, за ней. В вестибюле клуба налетаю на Тагила. Он про Байбу спрашивает. Ребята, мол, ждут, генеральная репетиция начинается, завтра выступать, а через полчаса освобождать зал. Ты бы слышала, как он отделал Байбу. Жуть прямо. Ну, а в самом конце – хоть всю жизнь гадай, не отгадаешь – пригласил меня в субботу на маленькую вечеринку. Не хватало одной дамы. Всю ночь я не спала, все обдумывала, что надеть. Кримпленовый брючный костюм уже не в моде, в нем, да еще с кружевами, я выгляжу желторотой первоклассницей. Надела голубое платье с серебристой нитью, которое мама купила на выпускной. Хорошо, что мои потащились в кино, оставила записку.

Машина, представляешь, несется под сто. Я рядом с Тагилом, ребята – позади, над чем-то смеются, а сердце у меня... так и прыгает от счастья. Я бы так хоть до Северного полюса мчалась. Потрясающе, грандиозно.

Ансамбль выступал в каком-то санатории. Программа всем понравилась, некоторые вещи даже играли на бис. А потом мы поехали к Тагилу на дачу. На самом берегу моря. Блеск, скажу я тебе. За соснами – было слышно – шумело море.

Тагил завел нас в большой холл. Горел камин, а на полу огромный пушистый ковер. Вокруг низенького столика удобные скамеечки на колесах. На стенах большие фотографии. На некоторых Тагил снят еще мальчишкой. Такое, честно, видела я только в иностранных журналах и кинофильмах. Наверх вела лестница, и там были комнаты.

Вдруг раздвинулись невидимые двери и появились три супердамы в джинсах и потрясных париках. Тагил нас познакомил – актриса, художница, пианистка, все, конечно, будущие. Художница пододвинула столик на колесах, а на нем что! Прямо глаза разбежались. Как в сказке, честно. В кофе они, конечно, добавили чего-то спиртного, так жгло в горле. От коньяка я сначала отказалась, боялась, что раскисну. Но актриса стала настаивать – надо, мол, со всеми наравне. Тагил включил магнитофон, потрясные вещи, честно. Танцевали до одури, а потом вповалку свалились на ковер перед камином. Смотрели на пылающие угли.

А потом – ну ничего не помню.

Утром просыпаюсь, смотрю – незнакомая комната, колоссальный туалетный столик с тремя зеркалами, широкая кровать, голубое атласное одеяло. Сначала не сообразила, где я. Порядочно, видно, вечером выпила. Смотрю – рядом, закутавшись в одеяло с головой, кто-то спит. Тагил, думаю. Меня аж в жар бросило. Стянула одеяло – жуть! Гирт, этот рыжий барабанщик! Изо рта вином разит, табачищем, противно прямо. Не понимаю, как он рядом оказался.

– А тебе не страшно было, что он,.. что ты...

– Что ты! Такой молокосос! Он был в стельку пьян. Разбудила его, спустились мы вниз. В комнате невообразимый кавардак. На полу

полупустые бутылки, закуски, у камина, завернувшись в ковер, спят будущая актриса и Эгил, ну, тот, что играет на электрооргане. Тагил и все остальные явились где-то к полудню, еле живые. Кое-как очухались, погуляли по берегу, проветрились, а вечером поехали домой. Ну, не колоссально? – хихикнула Санита.

Анна молчала. Но Санита этого даже не заметила.

– Тагил все-таки лучше всех! Как он танцует! А какие анекдоты рассказывает, животики надорвешь, – тараторила она.

– А как же Байба? – перебила ее Анна. – Ты сама сказала, что она смотрит на Тагила влюбленными глазами.

– Ты считаешь, она из-за меня? – притихла Санита. – Но как она могла узнать? Я никому ничего не рассказывала, только тебе.

Анна пожала плечами.

* * *

В то время, когда Даумант объяснялся с Найковским, а Санита расписывала Анне свои приключения, Байба, съежившаяся, маленькая, лежала в кабинете учителя пения Ирбе, укрывшись своим пальто. Большие глаза ее лихорадочно светились, лицо осунулось. Рука, потянувшаяся за стаканом воды, заметно дрожала. Но голова больше не болела, работала четко.

По коридору, громко переговариваясь, пробежали маленькие танцоры. Через минуту раздались звуки пианино и над головой затопали.

Постепенно она вспомнила, как оказалась здесь. В пятницу вечером она собиралась на репетицию, но отчим не пускал – заболел Роланд, надо было за ним ухаживать. Она ответила, что вернется через час, что в субботу вечером у них важный концерт и товарищей подводить нельзя.

– Тоже мне примадонна! Каждый вечер шляешься! – взорвался Найковский. – Если уйдешь, домой не возвращайся!

– Но ты же дома, и мама скоро придет, – сдержанно ответила Байба, надевая пальто. И тут отчим подошел к ней и дал пощечину.

Почему отчим меня так ненавидит? Роланда ведь он любит, все шалости ему спускает. Мать он тоже, вероятно, любит, иначе бы не женился.

А что было потом? Голова такая тяжелая.

Вся в слезах побежала она в клуб. В вестибюле глянула на себя в зеркало – ужас что за вид: заплаканная, лохматая, щека красная. Она зашла в туалет привести себя в порядок.

И, стоя здесь, услышала страшный разговор, который запомнит на всю жизнь.

Тагил: – Санита! Где Байба?.

Санита: – Не знаю.

Тагил: – Вы разве не вместе пришли?

Санита: – Нет, отчим ее не пускает.

Тагил: – Черт возьми! Именно сегодня, накануне концерта! Придется самому за ней ехать.

Санита: – Бесполезно. Она куда-то убежала вся зареванная.

Тагил: – И ты ее не остановила?

Санита: – Я не успела...

Тагил: – А что ты вообще сюда притащилась? Санита: – Я не могу без тебя, Тагил. Я люблю тебя, Тагил...

Тагил: – На черта мне такая девчонка сдалась?

Санита: – Я буду тебе стирать белье, варить обед...

Тагил: – У нас уже есть домработница. Кончай!

Санита: – Разреши мне хоть издали на тебя смотреть.

Тагил: – Что я тебе, картина? Санита: – Я знаю, ты в Байбу втрескался.

Тагил: – Не было печали. С малолетними не связываюсь. Рискованно. Она, вероятно, еще в куклы играет.

Санита (рассмеялась): – И правда, я сама видела однажды. Знаешь, какое у нее в классе прозвище? Божья коровка.

Тагил: – А у тебя какое? Нейлоновая принцесса? Вообще-то у тебя уже все на месте. Сколько тебе лет?

Санита: – Шестнадцать.

Тагил: – Врешь. Да, ладно, не все ли равно. Завтра вечером у нас маленький сабантуйчик, как раз одной девчонки не хватает. Хочешь со мной?

Санита: – Что за вопрос?!

Тагил: – А теперь быстро разыщи Байбу!

Санита открыла двери туалета, но Байбе удалось спрятаться за дверь. И Санита ее не заметила. Когда в вестибюле стихло, Байба подбежала к кабинету учителя пения, быстро вытащила ключ и закрылась. Плакала. Заснула. Проснулась уже когда стемнело. Вокруг словно все вымерло. Со страхом добралась до туалета, наполнила водой графин. А потом снова впала в какое-то беспамятство. Зачем она очнулась? Как теперь жить? Растоптана ее прекрасная мечта о будущем, которая так окрыляла ее, помогала справляться с неприятностями. Тагил ее не любит! Не будь у нее голоса, он бы на нее и внимания не обратил. Но если человека любят, то любят его всего, а не отдельно лицо, рост, глаза, голос. В Тагиле ей нравится все – руки с тонкими пальцами, которые словно летают по клавишам, его милое лицо с темными глазами и улыбающимся ртом, его длинные волосы, вьющиеся, как у девушки. Как же теперь жить? Жить – и не петь?

А может быть, Тагил только притворялся, хотел скрыть, что она дорога? Кто же станет о своей любви кричать на весь свет! Ну, конечно, как же она раньше до этого не додумалась! Дура, разлеглась здесь и плачет!

Тагилу она никогда не говорила о своих чувствах. Да и как заговорить об этом первой?! Стыдно ведь! Но так иногда хочется прислониться к плечу Тагила и почувствовать, как тебя обнимают сильные руки, словно защищая от опасности. Вот соберется она сейчас с силами, поедет к нему и все скажет. А что, если Тагил отругает ее, как Саниту? Но она уже не ребенок, ей столько же, сколько было Джульетте, когда она полюбила Ромео.

Байба переплела косу, накинула пальто и вышла на улицу. В вестибюле толпились нарядно одетые дети, пришедшие на какой-то праздник.

Ужасно хотелось есть. Байба пересчитала копейки. В ближайшем кафе она выпила чашку кофе, съела две булочки, села в троллейбус и поехала на вокзал.

Было солнечное майское воскресенье. Люди толпами уезжали за город. Вербы, росшие вдоль придорожных канав, были усыпаны белыми пушистыми комочками. В зеленой траве желтели одуванчики Среди жизнерадостных прохожих и Байба почувствовала себя веселее.

К даче Тагила вела узкая песчаная улочка. Люди что-то делали в садах, копали землю. Дымились кучи прошлогодних листьев, пахло шашлыками. Жаворонки, словно опьянев от прозрачного воздуха щедро рассыпали свои трели.

Трясущимися руками Байба открыла калитку. Один раз она приходила сюда за нотами, но деревья тогда были совсем голыми, под кустами лежал снег. Сейчас в саду цвели красные тюльпаны и желтые нарциссы. Молоденькая ива окунула свои нежно-зеленые ветви в небольшой пруд. Куст форзиций, усыпанный мелкими желтыми цветками, укрывал террасу. На ней целовались двое.

– Приходи вечером, – услышала Байба прерывающийся, но такой знакомый мужской голос. – Ты мне нужна, слышишь, нужна.

Тагил!

Девочка метнулась обратно к калитке.

– Кто там? Подожди! – крикнул Тагил.

– Вероятно, одна из твоих поклонниц, – раздался женский голос.

Очнулась Байба на пляже. Море переливалось на солнце. На скамейке, прикрыв носы полосками бумаги, загорали три женщины.

– Что с тобой, детка? Почему ты плачешь? – участливо спросил седой мужчина, прогуливавший дога. Пес обнюхал Байбины ноги и дружелюбно помахал обрубком хвоста.

Байба провела ладонью по лицу, оно было мокрым. Улыбнувшись сквозь слезы, она повернулась в сторону моря. Уйти бы по сверкающей солнечной дорожке, вода бы сомкнулась над головой, и ничего больше бы не было – ни ненавистного отчима, ни предательства Тагила, ни ее первой несчастной любви.

Нестерпимо болела голова, ее снова начала бить дрожь.

Надо было идти домой, выпить таблетку аспирина, тепло укутаться. Но у нее нет дома, отчим ее выгнал.

В клубе начинался очередной вечер танцев. Контролеры узнали девочку и пропустили, ничего не спрашивая. Байба снова заперлась в кабинете Зигмунда Донатовича, легла и тотчас же погрузилась в тяжелый сон.

* * *

Как жить дальше? Бросить школу, пойти работать и жить в общежитии? Но у нее и паспорта нет, а таких на работу не особенно-то принимают.

Громкий стук в дверь прервал ее размышления.

– Что ты здесь делаешь? – удивленно спросил Зигмунд Донатович. – Ведь сегодня нет занятий.

Узнав, что девочка, совсем больная, вот уже три дня обитает в клубе, учитель заволновался.

– Сейчас же пойдем со мной! – приказал он.

– Эмма! – обратился он к своей жене. – Это моя самая лучшая ученица. Представь себе, отчим прогнал ее больную из дома. Дай ей лекарство и уложи на диван.

Старая женщина без лишних расспросов постелила на диване и дала девочке термометр.

– Тридцать восемь и пять, – она покачала головой. —Выпей чаю с медом и прими таблетку. Если завтра не станет лучше, вызовем врача.

* * *

Из дневника Байбы:

«Живу у Зигмунда Донатовича и его жены. Старички очень хорошие, добры ко мне. Если завтра не будет температуры, пойду в школу. Петь мне не разрешают, пока не окрепну».

* * *

– Байба? Байбочка! – обрадовался Даумант, увидев стоящую в дверях Байбу. – Как здорово, что ты снова с нами!

Байба грустно улыбнулась. Пережитое за последние дни словно отгородило ее от одноклассников высоким забором. По одну его сторону – беспечные подростки Марга, Рита, Юрис, Янис, Даце, по другую – там, где начинается настоящая взрослая жизнь с ее заботами и ответственностью, – она.

– Где ты пропадала? – теребил ее Даумант. – Мы весь город обегали, тебя искали. Имант даже в морге был, бррр, ну и жутко же там.

– Оставьте человека в покое, – отбивалась за нее Даце. – Не видите разве, человек после болезни.

* * *

Из дневника Байбы:

«Вчера приходила мама. Плакала, просила, чтобы я вернулась домой. Найковский жалеет, что ударил меня. Роландик каждый день про меня спрашивает.

Что мне делать? Здесь у 3. Д. просто как в сказке – своя комната,

делать мне ничего не дают, только учись. В клуб больше не хожу, занимаюсь здесь же. 3. Д. предлагает жить у них до окончания школы. Он хочет, чтобы я пошла в среднюю музыкальную школу. Найковский на это, вероятно, никогда не согласится. Вчера позвонил Тагил, зовет на репетицию. Пока не могу его видеть».

* * *

Состояние Рейниса Карловича было тяжелым. Ему разрешалось лежать только на спине, разговаривать очень мало. У постели больного было установлено постоянное дежурство.

Каждый день после уроков Близнецы отправлялись в больницу. Врачи отделения уже знали девочек.

– Мы только скажем, что все в порядке, что мы стараемся, готовимся к экзаменам и ждем его возвращения, – упрашивала Марга.

Врач, однако, запретил посещать больного.

– Тогда разрешите на него хоть в щелочку посмотреть, рукой помахать.

Но и этого им не разрешили.

* * *

– Что же мне с вами делать? – озабоченно спросила завуч у восьмого «б». – Такому учителю, как Рейнис Карлович, замену не найти.

– Нам не надо заместителя, – от имени всего класса сказала Зайга. – По латышскому языку нам осталось только повторение, а с этим мы справимся сами.

– Может быть, ты и справишься, и еще некоторые, а что будет с лентяями?

– Лентяев не будет. Мы обещали своему классному руководителю, что все закончим школу, и слово свое сдержим.

И они действительно держали слово.

– Такое в моей практике впервые, – не переставала удивляться заведующая учебной частью. – Рядом с доской они повесили большой портрет Рейниса Карловича. Рисовал, вероятно, Петерсон. На учительском столе белые листки бумаги, на обратной стороне – фамилии. Зайга по листку вызывает отвечать, потом все коллективно ставят оценку, причем строгую и объективную.

* * *

Школьная медсестра Милда Яновна каждую свободную минутку старалась проводить у Рейниса Карловича. Она рассказывала о школе, хвалила восьмой «б». Учителя надивиться не могут, как изменились они в лучшую сторону.

– Неужели же мне надо было заболеть, чтобы они стали учиться? – грустно пошутил Рейнис Карлович. – Милда, у меня к тебе просьба. В следующий раз, как придешь, приведи с собой Дауманта Петерсона.

– Этого долговязого с кудряшками?

– Этого самого.

– Ты же знаешь, что тебе строго-настрого запрещено волноваться. А от этого озорника всего можно ожидать.

– Приведи завтра же. Все будет хорошо.

– Даумант, Рейнис Карлович хочет тебя видеть, – сообщила на следующий день медсестра, заглянув в класс.

«Хана химии!» – обрадовался мальчик и стремглав бросился из класса.

«Почему учитель позвал именно меня?» – недоумевал Даумант. За последнее время ничего из ряда вон выходящего он не совершил, и отметки нормальные.

– Ты только не рассказывай ничего плохого, только хорошее, одно хорошее, – в который уж раз предупреждала медсестра. – Слышишь? А если он спросит о той девочке, что пропала, скажи, что уже нашлась.

Он мне не верит, думает, я его обманываю. Только недолго, слышишь, – предупредила она, впуская мальчика в палату.

Рейнис Карлович лежал, откинувшись на подушки, и слабо улыбнулся Дауманту. У мальчика камень с души свалился. Рейнис Карлович хотел знать про класс абсолютно все. Даумант со всеми подробностями рассказал, как они повторяют латышский язык, как строго ставят отметки, строже даже, чем учитель, что завуч вначале не хотела учитывать эти отметки, а потом сдалась.

– К экзаменам мы ждем вас в школу.

– Я бы и сам не возражал, но врачи сказали, что еще месяца два придется пробыть в больнице. Даумант! Твои отец спас мне когда-то жизнь, но сам при этом потерял руку. Всю жизнь я чувствую себя перед ним в неоплатном долгу. Кто знает, доведется ли с ним еще увидеться. Отцу твоему я уже ничем не могу помочь, но мне ты должен пообещать, нет, поклясться, что сделаешь все для того, чтобы успешно закончить восемь классов и поступить в художественную среднюю школу. – Учитель говорил медленно, время от времени останавливаясь, чтобы собраться с силами.

Дауманта обдало жаром.

– Я клянусь, – чуть слышно произнес он. – Отец шлет вам привет. С тех пор, как вы у нас были, он не пьет и не ругается.

– И еще я хочу тебе сказать... У меня дома, на столе, лежит толстая папка – в ней история нашего партизанского отряда. Мне так и не удалось дописать. Пусть твой отец разыщет командира нашего отряда Берзиня и передаст ему эту папку.

– Зачем, Рейнис Карлович, вы еще сами закончите.

– Милда Яновна мне сказала, что Байба нашлась. Не оставляй ее сейчас одну. Ей очень нужна ваша дружба и поддержка. А теперь иди. Будь счастлив, мой мальчик!

– До свидания! – Даумант заставил себя улыбнуться. Этот мужчина с желтым лицом и глубокими страдальческими морщинами вокруг рта не был больше его учителем, это был кто-то другой, совершенно чужой человек.

* * *

– Рейнису Карловичу плохо, – сообщил на другой день Даумант.

– Я знаю, вы считаете, что это я виновата в его болезни, – тихо произнесла Байба.

– Не мели чепухи! – перебил ее Клав. – Так же и Санита виновата. Влетела в класс и заорет вдруг как сумасшедшая: «Байба пропала. Вероятно, покончила с собой!» Все знали, что у Рейниса Карловича больное сердце, что его нельзя волновать.

* * *

– Четверг – мой день! – Даумант взял у Байбы портфель. Невидящими глазами Байба посмотрела на своего соседа по парте и, словно устыдясь своих мыслей, покраснела.

– Завернем в парк! – предложил Даумант. Байба молча кивнула. Цвели каштаны. Перед памятником Блауманису раскинулся настоящий ковер из тюльпанов. Ледяная горка, с которой Байба и Тагил катались в ту сказочную зимнюю ночь, стояла никому не нужная, заброшенная.

– Вот и наша скамейка! – Даумант потянул за собой Байбу.

– Наша?

– Не помнишь? Здесь мы сидели месяц назад, когда была первая гроза.

– Мне кажется, это было давным-давно, – произнесла Байба задумчиво. – Мы тогда были совсем детьми.

– И я за это время стал на тысячу лег старше.

– Ты? – Байба внимательно посмотрела на Дауманта. – А ты почему?

– Неужели же ты действительно ничего не понимаешь? – огорченно спросил Даумант. – Я должен тебе об этом сказать...

– Не нужно.

– Ради тебя я готов на все – зубрить, поступать в художественную школу... Смешно, не правда ли?

– Не смешно, – тихо произнесла Байба. – Обещаю, что мы навсегда останемся друзьями, что бы в жизни с нами ни случилось.

И она вложила свою узкую ладошку в широкую ладонь Дауманта и почувствовала, как дрожит его рука.

Мальчик крепко сжал Байбину руку и отпустил.

– Спасибо и за это!

«Почему рядом не Тагил», – мелькнуло у Байбы. Сиди он рядом и произнеси эти же слова, была бы она счастлива? После всего, что произошло. Прозрачная слеза скатилась по ее щеке.

– Тебе плохо?

– Нет, – Байба улыбнулась сквозь слезы. – Уже нет.

– Могу ли я тебе чем-нибудь помочь?

– Нет, я должна разобраться во всем сама.

С минуту оба сидели молча и думали каждый о своем.

Кажется, она, наконец, поняла, что это за птица, Тагил, думал Даумант. Как она переживает! До чего же глупо сидеть рядом с дорогим тебе человеком, каждой жилкой чувствовать, как он страдает, и знать, что ты ничем не можешь ему помочь. Даумант сжал кулаки. Может быть, набить этому ловеласу физиономию?

Жизнь – не сказка. Байба тяжело вздохнула. Нет на свете милой доброй Лаймы, которая превратила бы Золушку в прекрасную принцессу. Нет и принца, который бы сделал сироту королевой. Тагил никогда не говорил, что любит ее. Получается, что она сама все выдумала? Для Тагила она была просто музыкальным инструментом, солисткой. От такой мысли Байба на миг даже оторопела – столь неожиданной она показалась.

– Пора домой! – Байба поднялась. – Домой? У меня даже дома нет. – Она с горечью усмехнулась.

– Пойдем, будешь жить у нас, – пригласил Даумант. – У нас, конечно, не апартаменты, но в комнате сестры место найдется.

– Спасибо, Даумант, ты настоящий друг. Но мне у Ирбе действительно неплохо.