Текст книги "Между нами девочками, говоря…"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

* * *

Все хлопоты о праздничной программе взяла на себя учительница пения Иева Александровна. По школе ходили слухи, что программа должна быть суперколоссальной, но сами исполнители таинственно молчали и у них ничего нельзя было узнать. Учительница рисования

Майга Николаевна вместе со своей свитой – лучшими художниками школы – готовила декорации. Ребята расхаживали по школе в старой одежде, с красками и кисточками, таскали какие-то рамы и рулоны бумаги. Первую скрипку во всем этом играл, безусловно, Даумант.

– Не представляю, что бы я делала без Петерсона, – сказала как-то Майга Николаевна Рейнису Карловичу. – С красками и кистью он обращается так виртуозно, словно всю жизнь только этим и занимался. Талант!

Заместитель директора по хозяйственным вопросам Валентин Кристапович Рушко, издали завидев учительницу рисования, пустился наутек, однако Майга Николаевна, несмотря на свою полноту, оказалась проворнее.

– Нам потребуется еще пять метров полотна, десять листов картона, килограмм светло-зеленой краски. – На щеках ее появились милые ямочки.

– Я всегда относился к вам с уважением, Майга Николаевна, – произнес Рушко. – Но сейчас вы меня вот до чего довели, взгляните! – И он вывернул карманы. – Пусто!

– Найдем! – не уступала Майга Николаевна. – Хотите, первый вальс на карнавале я оставлю для вас?

– Не выношу этот танец, у меня от него кружится голова, – проворчал Рушко. – Давайте ваш список. Но сверх этого ни копейки.

Когда в праздничный вечер директор пошел в зал, его окружили сказочные существа – красные шапочки и снегурочки, арлекины и клоуны. С потолка свисали огромные разноцветные шары и гирлянды серпантина. Стены были украшены фантастическими рисунками.

– Ну как, нравится?

Директор обернулся. За спиной у него стояла настоящая ведьма с всклокоченными волосами, красным носом, в полосатых чулках и с метлой в руках.

– Майга Николаевна, честь вам и слава! – директор не скупился на похвалы.

Раздался скрипучий мужской смех, и ведьму как ветром сдуло.

– Хотите, погадаю, – предложила неизвестно откуда возникшая цыганка с красной розой в волосах. – На сердце у вас красивая блондинка и двое детей. Старший доставляет вам немало хлопот, но вот эта линия говорит, что все кончится благополучно.

– Откуда вам это известно? – директор вырвал ладонь из руки цыганки.

– Мне все известно, такая уж у меня профессия. – Цыганка сверкнула белыми зубами и исчезла.

«У кого из наших учительниц такие красивые зубы?» – размышлял директор.

Зазвенел звонок, возвещавший о начале концерта.

На сцену Клав вышел на руках. На ноги он натянул огромные рабочие рукавицы, а руки сунул в старые женские сапоги. Фрак на нем был по крайней мере номера на два больше, чем положено, и фалды его волочились по земле, а брюки, натянутые до подбородка, собрались в гармошку. Голову украшал цилиндр. Раздался взрыв хохота.

С минуту Клав ловко жонглировал цилиндром, тросточкой и рукавицами, а потом пригласил на сцену директора и географа. Под восторженный смех зрителей Клав стал вытаскивать из ушей и носа директора разноцветные серпантиповые ленты и обвил его ими так, что директор стал похож на полосатую куколку насекомого. У географа из кармана пиджака он достал несколько яиц и объявил, что яйца это не простые, а особенные, «колумбовы».

Старший брат Клава Юст и его друг Тагил пришли в свою бывшую школу посмотреть, как справится «малыш». Они знали, что Клав мечтает поступить в Московское эстрадно-цирковое училище и тайком занимается с бывшим клоуном и жонглером Робертом.

– А хватка у малыша есть! – оценил Тагил первое публичное выступление Клава. – Конкурс в Москве чертовски труден.

– Да, туда валом валят со всего Союза, и из самодеятельности, и эстрадники, и дрессировщики, – добавил Юст. – А у малыша с русским не ахти как.

Новый ансамбль биг-бита из восьмого «б» переживал первое боевое крещение.

Байба, белая как мел, прислонилась к стене.

– Мне нехорошо, я не смогу петь, – прошептала она.

Юрис не на шутку испугался. Ведь их номер через пять минут.

– Марга, нет у тебя какой-нибудь микстуры? – спросил он. Марга порылась в сумочке и протянула каждому по таблетке.

– Стащила у мамы на всякий случай, – пояснила она.

– Я не пойду, ни за что, – Байба села на табуретку и вцепилась в нее руками.

– Ну, так мы тебя отнесем. Ребята, взяли! – крикнул Юрис.

Занавес открылся раньше положенного. Зрители с минуту недоуменно наблюдали за барахтавшейся на табуретке девочкой, которую ребята несли к пианино. Потом раздался смех.

– Не вижу ничего смешного. Когда человек впервые выходит на сцену, ноги делаются ватными, – спас положение Клав.

Низкое бархатное меццо-сопрано полетело в зал.

– Даю голову на отсечение, если это не наша Рыжая! – воскликнул Арнис.

– Эта прическа ей подходит больше, чем доисторические косы, – безапелляционно произнесла Анна.

– А в длинном платье не видны худые ноги, – ужалила Санита.

– Настоящая красавица! – не мог оправиться от потрясения Арнис.

– Намазаться, так каждая красавицей станет!

– Курносый нос, сколько ни мажься, курносым и останется. А что, ребята, не избрать ли нам новую «мисс восьмой «б»?

– Заткнись! – прошипела Анна.

Песня Байбы так всем понравилась, что ей пришлось петь еще.

Когда Клав объявил следующий номер – музыкальную постановку «Он и она, или Краткое наставление в любви в пределах программы средней школы», завуч на глазах у всех обеими руками схватилась за голову и сердито посмотрела на Иеву Александровну, которая отвечала за программу. Рейнис Карлович машинально нащупал в кармане таблетки нитроглицерина.

– Научно доказано, что в каменном веке путь к любви лежал через желудок, – произнес Клав. Янис что было силы ударил в новый барабан. На сцену, в звериной шкуре, босиком, выбежало существо с кудрявой шапкой волос, напоминавшее женщину. За ним следовало худосочное костлявое создание с огромной картонной костью в руке. Бросившись на колени, оно протянуло кость своей даме, которая тщательно осмотрела подарок, обнюхала его, приставила ко лбу палец, выразительно повертела им и в конце концов стукнула костью своего поклонника. Тот бросился бежать, но через минуту вернулся с огромным куском ветчины и, распластавшись на животе, протянул его даме своего сердца. По очереди они стали грызть угощение, удовлетворенно хлопая друг друга по плечу.

Вторая картина «Платоническая любовь».

На сцену вышли двое из восьмого «б» в хитонах из белых простынь, головы обоих были украшены бумажными венками. Юноша держал в руке арфу из деревянных реек. Опустившись перед своей возлюбленной на одно колено, он стал декламировать под звуки трубы и барабана:

– Вот уж левкои цветут. Распускается любящий влагу Нежный нарцисс, по горам лилий белеют цветы,

И, создана для любви, расцвела Зенофила, роскошный Между цветами цветок, чудная роза Пифо.

Что вы смеетесь, луга? Что кичитесь весенним убором? Краше подруга моя всех ароматных венков.

– В средние века все решали шпага и ловкость, – объявил Клав следующий номер.

На сцену выпорхнуло прелестное создание в длинном платье и остроконечном головном уборе, с которого свисала вуаль, закрывавшая лицо. За дамой следовали два кавалера, одетые в рыцарские доспехи – один высокий, другой пониже. Картонные доспехи, оклеенные серебристой фольгой, сверкали, как настоящие. Круглые металлические подносы, позаимствованные в школьной столовой, превратились в щиты, шампуры для жарки шашлыков – в шпаги.

– Вполне сносно, постаралась мелкота, – шепнул Юст.

Начался рыцарский турнир. Соперники, забыв о том, что доспехи на них картонные, вошли в кураж. Тот, что пониже, оказался более ловким и гонял соперника по всей сцене. Дама обмахивалась платочком и с интересом наблюдала за поединком.

– Идиот, ты перебил мне завязки! – раздался отчаянный вопль. Все рыцарское снаряжение длинного грохнулось на землю, и он остался в коротких спортивных трусах. Зал взорвался хохотом.

– Ложись! – зашипел короткий. Придавив ногой грудь повергнутого противника, он поскреб шампуром по подносу и направился к даме сердца. Она накинула на шампур платок. Победитель скандировал:

– Любимая, пусть бог

Благословит твой каждый час

Когда б сильней сказать я мог,

Сказал бы, верь мне, сотни раз.

Но что сказать, сильней, чем то

Что весь я твой, что так любить тебя

Не будет уж никто.

– Так вот почему Петерис вдруг стал интересоваться немецким поэтом средневековья Вальтером фон дер Фогельвейде, – улыбнулся Рейнис Карлович. – А дама сердца, конечно, Даце, кто ж еще!

Под звуки стремительной хабанеры на сцену с розой в зубах выбежала та самая таинственная цыганка, которая так точно поведала директору о его прошлом. И не только директору.

– Любовь всесильна, мир чарует,

– пела цыганка.

– Кошмар, кошмар! – тихонько стонала заведующая учебной частью. – Если об этом узнают в районо, выговор обеспечен. А о том, что узнают, никаких сомнений, кто-нибудь да не вытерпит, доложит.

– Кто эта великолепная Кармен? – спросил географ, наклонившись к Иеве Александровне.

– Не имею понятия. Этот номер вне программы

После блестящей хабанеры парочка из прошлого столетия в исполнении Марги и Риты выглядела несколько бледновато, но Близнецов это не огорчило – карьера актрис их не привлекала.

По давней традиции танцы открывались вальсом. Клоуны и хиппи, крестьянки и герцогини толпились вдоль стен. Никто не осмеливался начать первым под взглядами сотен критических глаз. Как ни старался знаменитый учитель танцев Каулинь, вальс среди школьников был и остался не популярным, допотопным танцем. То ли дело современная трясучка – тут особого умения не требуетея, дергайся себе в ритме музыки, и все дела.

– Девочки, видите тех двоих у дверей? Вот с ними бы станцевать! – не произнесла – выдохнула Санита. – Настоящие мужчины, не то, что наш детский сад. Особенно тот, в черном бархатном пиджаке. Спорим, это актер или поэт.

– Прошу вас, Мара! – Цауне галантно поклонился учительнице химии. – Покажем пример.

Через весь зал Тагил направился в угол, где толпились девочки из восьмого «б».

– Он идет сюда, прямо к нам! Я умираю! – встрепенулась Санита. Ее платье в цветных блестках, самое красивое в зале, переливалось и сверкало в свете прожекторов. Если глаза у этого парня на месте и есть хоть капля соображения, он не сможет пройти мимо такой красоты.

Анна встряхнула кудряшками и чарующе улыбнулась.

– Извините! – Тагил довольно бесцеремонно отодвинул первую красавицу класса и поклонился стоявшей за ее спиной Байбе.

– И что он в этой рыжей команде нашел? – Анна раздраженно пожала плечами.

– Завидно, что не тебя пригласили, – съязвила Марга. – Пойдем, Рита, пока наши мальчики очухаются, твоим кавалером буду я.

Байба на кончиках пальцев скользила по гладкому паркету. Слегка кружилась голова, и было такое ощущение, словно она находится в состоянии невесомости, парит между небом и землей. Впервые она танцевала с мужчиной. Иманта, ее партнера во время урока танцев, приходилось толкать, поворачивать; легче было танцевать с деревянной чуркой, чем с ним. Имант, пока хоть чуть-чуть наловчился, оттоптал Байбе все ноги. И хоть бы раз извинился, да где там, о таких мелочах он и не думал.

Тагил осторожно вел девушку между танцующими.

– Вы хорошо танцуете, – произнес он. – Парите, словно птица.

На него глянули большие мерцающие глаза. Лицо, обрамленное пышными, схваченными лентой волосами, порозовело.

– Обещаете мне следующий танец?

– Хоть все, – вырвалось у Байбы, и она снова залилась краской. Получилось глупо, словно бы она сама навязалась.

Тагил на секунду прижал к себе девушку и кивнул. Байба посмотрела в угол зала, где стоял весь «цвет» восьмого «б» – Санита, Анна, Зайга, и ее охватила огромная радость. Она, вечно сидевшая в углу, считавшаяся в классе Золушкой, танцует, а красавицы Анна и Санита стоят.

– Что вы собираетесь делать после окончания школы? – спросил Тагил, когда танец кончился и оба уселись на составленные вдоль стен скамейки.

– Не знаю еше, мама хочет, чтобы я пошла в профтехучилище и стала ткачихой. Сама она работает ткачихой на «Ригас мануфактуре». Но мне...

– Пойдем на минутку, секретный разговор, – без лишних церемоний Санита схватила Байбу за руку и повлекла к девочкам.

– Ну, рассказывай! – приказала Анна.

– Что рассказывать? – удивилась Байба.

– Не корчи из себя Незнайку! Кто он, актер? Или художник?

– Знаешь, Санита, моя бабушка говорила: «Много будешь знать, скоро состаришься», – Байба повернулась и направилась обратно к Тагилу.

– Ты что, тронулась? – крикнула ей вслед Санита.

– От успеха в голове помутилось, – подхватила Анна.

– Медленный вальс, мой любимый танец, – поклонился Тагил. – Разрешите?

Вечер близился к концу.

– А ну, прочь с дороги, другие тоже хотят покататься! – Клав оттолкнул Тагила и потащил Байбу на середину зала.

– Ты только не раскисай, – предупредил он одноклассницу. – Этот из скользких.

– Прости, я не расслышала, что ты сказал, – растерянно улыбнулась Байба.

– Не витай в облаках, детка! Можно упасть и разбиться.

– Ты его знаешь?

– Еще бы! Бывший одноклассник Юста. Изучает композицию в консерватории, играет на трубе и неплохо на фортепиано.

– Ну и дурно же ты воспитан, Клав, – сделала ему выговор Санита, когда танец кончился и Клав присоединился к ребятам. – Так разговаривать с солидным человеком: «Прочь с дороги».

– Пардон, мадам. «Как умею, так и мычу», – сказал классик латышской литературы Янис Яунсудрабинь.

– Ты давно его знаешь?

– С пеленок.

– Не ври! Тебя серьезно спрашивают! – обиделась Санита.

– Он принц, единственное чадо маменьки и папеньки. Вырос в роскошном собственном доме, кормлен серебряной ложкой с серебряного блюда. Что еще вас интересует?

– Санита думает, что он актер, а я – что художник, – Анна не могла удержать любопытства.

– Не угадали, – засмеялся Клав. – Пока он туманная личность. Как говорится, бесформенная масса. И неизвестно, кто из него получится – артист или алкоголик. Жаль, Санита, тебе еще лет маловато. А то бы Тагил был для тебя подходящей парой – у предков денег куры не клюют, сам на колесах.

– Почему для Саниты, а не для меня? – удивилась Анна.

– Потому что у тебя хоть капля ума есть, а у Саниты в голове одни только импортные шмотки. Хотите, докажу? – Клав наклонился над Санитой и под общий смех вытащил у девочки из носа три пачки жвачки с надписью «Мade in USА». Угостив одноклассников, он направился в раздевалку.

В зале звучал последний танец.

* * *

Легкий мороз приятно пощипывал разгоряченное лицо Байбы. Под светом прожекторов серебрились покрывшиеся изморозью ивы, росшие вдоль канала. Где-то рядом проносились машины, спешили поздние прохожие, а здесь, в парке, они были одни.

«Словно в волшебном царстве», – подумала Байба. И весь этот вечер был похож на сказку. Аплодисменты после выступления. Танцы. Тагил. И, наконец, эта ночь. Байбе казалось, что она видит прекрасный сон, и так не хочется просыпаться.

Оба сначала шли молча.

– Я, безусловно, не имею никакого права давать вам советы, – начал Тагил. – Но стать ткачихой, владея таким голосом, это большая оплошность.

– Мама и отчим считают, что через несколько лет я смогу хорошо зарабатывать и помогать семье.

– У вас такая большая семья?

– Нет, мать, братишка и отчим. Но отчим... – Байба замолчала. – В общем, это нам неинтересно.

– Я хочу знать все, что касается вас, – Тагил легко сжал руку Байбы.

Девочка всегда мечтала о подруге, которой можно было бы довериться во всем. Отчим запрещал водить в дом одноклассниц или ходить к ним. Байба росла замкнутой. И вдруг появился парень, красивый, словно принц из сказки, и хочет все о ней знать!

Возле управления газификации высилась одинокая и заброшенная в эту пору ледяная горка. Похожие на снеговиков ребятишки, целыми днями осаждавшие горку, разошлись по домам и давным-давно спали.

– Идем! – Тагил за руку втащил Байбу на горку. Со смехом оба скатились вниз. Байба зацепилась ногой за бортик и вывалилась в сугроб, увлекая за собой Тагила. Что-то горячее прикоснулось к ее губам. По телу прошла теплая волна. Девушка вскочила и бросилась бежать.

– Подожди, дурочка, куда же ты? – послышался сзади прерывающийся голос и быстрые шаги. Раздался милицейский свисток. Байба выбежала на улицу. Редкие прохожие недоуменно смотрели вслед бегущей девушке, за которой никто не гнался.

На лестнице своего дома она, наконец, перевела дух. Сердце бешено колотилось.

«Что я наделала? Убежала как последняя дура? Зачем? Но это же был мой первый поцелуй!» Холодными пальцами Байба прикоснулась ко все еще пылавшим губам. «Зачем он это сделал? Ведь так хорошо было, взявшись за руки, ходить по заснеженному парку, по нетронутому, только что выпавшему снегу, по которому еще никто не ступал. А если его задержала милиция?» По телу пробежали мурашки.

Девочка вышла на улицу. Часы в Старом городе пробили два раза. Посреди улицы, бренча на гитаре, прошла ватага ребят.

– Не печалься, девушка, Не грусти, – пропел кто-то.

В окнах Байбиной квартиры света не было. В испуге она взлетела вверх по лестнице и осторожно позвонила в дверь. Никто не открывал. Байба позвонила громче. Раздались шаркающие шаги отчима.

– Это я.

– Переночуешь на лестнице, потаскушка. Байба села на ступеньку и тихо заплакала.

Она не исполнила завет Лаймы – не явилась домой до полуночи. И вот за это теперь наказана.

Из квартиры выше этажом высыпала шумная компания и стала спускаться вниз.

– Что стряслось, девочка?

– Я забыла ключи от квартиры.

Открылась дверь, и отчим рывком втащил Байбу в коридор.

– Позоришь порядочную семью на весь дом, – прошипел он. – Марш спать!

Глава восьмая «ПРЕСТО» – ЗНАЧИТ БЫСТРО

– Байба, пляши! – громко крикнул Клав, вбегая в понедельник

утром в класс, и вытащил из портфеля большой конверт. – Гляньте-ка, по образу и подобию Ритиного письмовника. Надушено. Даже сердце, пронзенное стрелой и истекающее кровью, и то есть.

– От кого? – Санита загорелась любопытством.

– Об этом уж спроси у Байбы. Письмо было приколото к дверям класса.

– И кому охота дурачиться? – рассердилась Байба.

Даумант с явным интересом следил, как она вскрывает конверт. В нем оказался конверт поменьше. Байба прочитала, вся зарделась и быстро спрятала письмо в нагрудный карман.

– Тебе что же, так дорога эта бумажка, что ты ее у сердца прячешь? – не выдержал Даумант.

Байба промолчала.

В школе она всегда отдыхала, и про себя жалела, что уроки проходят так быстро. Но сегодня время тянулось, словно черепаха. Историчке пришлось трижды повторить ее фамилию.

– Очнись! – Даумант толкнул в бок соседку по парте.

– Балтыня, что с вами сегодня? Расскажите о Сен-Симоне – представителе французского утопического социализма.

– Французский утопический социалист Клод Анри де Сен-Симон родился... – неуверенно начала Байба.

Даумант открыл сто сорок первую страницу учебника «Новой истории» и положил его перед Байбой. Дальше все шло как по маслу.

Вера Александровна Зариня была близорука, но очков не носила. Откровенно говоря, с историчкой у восьмого «б» никаких недоразумений не было. Вера Александровна разрешала отвечать с места, а прочесть по книге мог любой. На первых партах, к счастью, сидели самые сознательные – Зайга, Марга, Рита, Профессор, которые аккуратно готовили все уроки, в том числе историю.

Домой Байба чуть ли не бежала. Спрятанное на груди письмо обжигало.

«Милая Байба!

Не могу забыть этот чудесный вечер в моей старой школе, который я провел вместе с Вами. У Вас редкостный голос, надо только развивать его. Не делайте глупость, не ходите на фабрику. В ткацком цехе шумно и пыльно, это может все испортить. Я тут кое-что придумал, что может заинтересовать и Вас. Может быть, мы могли бы встретиться? Мой телефон 377977.

С дружеским приветом Тагил».

Он не сердится! Он простил ей это глупое бегство. Он думает о ней – некрасивой, плохо одетой, неловкой. Что же теперь делать? Может быть, сразу же позвонить? Нет, нет, надо все как следует обдумать.

В квартире Найковского Байбе принадлежал крошечный уголок в так называемой гостиной – маленький столик, за которым она готовила уроки, и старомодный просиженный диван с высокой спинкой, украшенный овальным тусклым зеркалом, на котором она спала. Мама как-то заговорила о том, чтобы выбросить эту рухлядь и вместо нее купить модную тахту, но Найковский поднял страшный шум – что за глупости, это память о его покойной мамочке и все в том же духе. Мама и сдалась.

Забыв о сломанных пружинах, Байба с размаху бросилась на диван. От счастья ей хотелось петь.

– Что раскричалась как ненормальная? – недовольно произнесла мать, выходя из своей комнаты. Лицо у нее было заспанное, на голове бигуди. Из-под халата торчала мятая ночная рубашка. – Всю ночь работаешь, и дома не отдохнуть.

– Извини, пожалуйста.

– Поставь вариться щи! Мясо в кладовке!

Байба впервые с чисто женским интересом смотрела на свою мать. Та всеми силами боролась со старостью – подкрашивала седеющие волосы, раз в неделю делала маску, соблюдала диету. Потеряв одного мужа, мать теперь дрожала над вторым. Найковский это знал и часто обращался с женой свысока, даже унижал ее. Байба с досадой смотрела на мать, которая выклянчивала у мужа любовь. Найковский без конца напоминал о своем благородном происхождении – его предки были польскими панами. Больше всего в отчиме Байба ненавидела лицемерие, жадность, жестокость и зазнайство. Девочку он терпел только потому, что она много работала и мало ела.

Байба обязана была отчитываться за каждую копейку, за каждый час, который проводила вне дома. Дважды Найковский не повторял. Ремень, годами висевший возле кухонной двери, мать убрала совсем недавно.

За ужином отчим с наслаждением пересказывал неизвестно где услышанные сплетни о распутных девчонках, которые пьют, курят, путаются с мужчинами и в конце концов попадают или в колонию, или в больницу.

– Современная молодежь окончательно распустилась. Девчонку в этом возрасте надо держать в ежовых рукавицах, – Это были его обычные рассуждения.

В дневнике, который Байба прятала в диване, она однажды записала: «Я его так ненавижу, что была бы счастлива, если бы он умер или ушел от нас». Матери было далеко за тридцать, когда родился братишка. Малыш тотчас стал главным в доме. Роландик жил в самой солнечной комнате. Роландику доставались самые вкусные кусочки, у Роландика были самые красивые игрушки. Маленький принц очень скоро сообразил, что всю вину за шалости удобно сваливать на сестренку.

Из-за разбитой братом старинной фарфоровой вазы девочка целую неделю не могла ни сесть, ни лечь на спину. Даже мать, отдирая от кровоточившей Байбиной спины рубашку, упрекнула мужа в жестокости.

– Спина заживет, а кто мне вернет сокровище моей бабушки пани Зоси? – крикнул в ответ Найковский. – Пусть скажет спасибо, что так отделалась. А то еще достанется!

– Достанется, достанется, достанется! – повторял Роланд, прыгая на одной ножке.

А ну их, эти мрачные мысли. Теперь все переменится. Она, конечно, как и раньше, станет все делать по дому, но в душе будет счастлива. А сегодня ей даже предстоит позвонить по телефону.

«Алло!» – раздастся в трубке голос Тагила. – «Добрый день, – скажет она. – Вы знаете, кто звонит?» – «Конечно. Ваш голос я узнаю из тысячи других».

Надо поставить вариться суп, и тогда можно будет сбегать на угол, в автомат. С соседского телефона вести такие разговоры опасно, может узнать Найковский.

Дрожащими руками Байба бросила в автомат две копейки. Раздался недовольный женский голос.

– Скажите, пожалуйста, Тагил дома?

– Не знаю, посмотрю. А кто спрашивает? Байба растерялась:

– Однокурсница.

В трубке были слышны удаляющиеся шаги.

– Тагил у телефона. В чем дело? – внезапно услышала она. – Это Байба.

– Какая Байба? А, помню, из моем бывшей школы, – голос потеплел. – Нам надо встретиться. Может быть, в баре «Рига»? Хотя нет, туда таких маленьких девочек не пускают. Вот что, махнем-ка в «Престо». Вы завтра свободны? Скажем, в шесть?

В шесть она никак не могла, надо было идти в детский сад за братишкой.

– Лучше в семь, – произнесла она несмело.

– Договорились. Встретимся у входа. Чао! – Тагил положил трубку.

У Байбы дрожали коленки. «Престо», вероятно, шикарное кафе, там все очень дорого. А ей на школьных обедах удалось сэкономить всего один-единственный рубль.

Надо спросить у Саниты, где находится это кафе. А что надеть? В форме неудобно, стыдно перед Тагилом. Он такой элегантный, как с картинки, а она – невзрачная школьница с допотопной косой.

Байба позвонила в квартиру Саниты.

– Ты как по заказу, – обрадовалась Санита. – Я никак не решу задачку по алгебре. Пошли в мою комнату.

Самтыни жили намного состоятельней, чем Найковский и мать Байбы. В углу электрический камин. На специальном столике цветной телевизор. На полу – дорогие ковры, на стенах картины. Импортный столовый гарнитур блестел стеклянными витринами и полированными боками. Одна комната встроенной книжной полкой была разгорожена на две части, так, что брат и сестра имели каждый свой уголок.

– Ты была в кафе «Престо»? – словно бы невзначай спросила Байба.

– Конечно. Обед у нас в доме не готовят. Мама дает мне деньги, и я каждый день хожу в какое-нибудь кафе. Мы с Анной знаем все лучшие кафе, только по вечерам опасно, на учителей можно нарваться. Неужели же ты ни разу не была в кафе?

Байба покраснела и отрицательно помотала головой.

– Ну и цирк с тобой! Во сколько у тебя свидание?

– В семь.

– Только не вздумай идти в школьной форме, – предупредила Санита. – И прическу смастери помоднее, а то выглядишь, как детсадовка. Могут и не пустить.

– Ты не одолжишь мне два рубля и свой полосатый джемпер на завтрашний вечер?

– Конечно. И брюки, если хочешь.Санита по натуре не была жадной. Она сразу же поняла, что необычные вопросы Байбы вызваны таинственным письмом. Но как ни старалась она выведать, кто писал, Байба не призналась. Как только одноклассница ушла, Санита принялась названивать Анне.

– У Байбы завтра в семь свидание в кафе «Престо».

– У этой тетехи? – не поверила Анна. – И с кем же?

– Вот это нам и предстоит узнать. Мы тоже пойдем.