Текст книги "Татуировка с тризубом (ЛП)"

Автор книги: Земовит Щерек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Я глядел на святого героя Украины, который сам еще не знал, что он герой.

– Они наступали, – рассказывал парень, – отдельная атака длилась минут пять. Потом отступали, перегруппировывались, и по-новой. Когда мы в них чего-то бросали, они формировали черепаху, как римляне. Иногда стреляли резиновыми пулями[100]100
  У Автора: strzelali z gumowych kul = стреляли из резиновых пуль.


[Закрыть].

На баррикаде он стоял с четырех вечера до десяти утра следующего дня. Время от времени передремывал по четверть часа под елкой, обвешанной карикатурами на Януковича и вульгарными тестами на его же тему.

– Ты боялся? – задал я один из самых дурацких на свете вопросов, но от которых невозможно удержаться. А паренек даже не дернулся, даже не усмехнулся.

– Ты не боишься, – потому что адреналин отключает тебе мозги. Более того, ты приобретаешь сверхчеловеческие силы. Лично я один донес здоровенного, тяжеленного мужика до медиков. И только потом, – прибавил он, – когда все это с тебя сходит, ты садишься и весь трясешься.



Я был на баррикаде на углу Прорезной, когда начали кричать, что Янукович подал в отставку. Имелось в виду подписание соглашения между оппозицией и правительством, при котором присутствовал и Сикорский[101]101
  Имеется в виду Радослав Сикорский, в 2014 году спикер парламента Польши. См., например, http://www.bbc.com/ukrainian/ukraine_in_russian/2014/10/141030_ru_s_sikorski_ukraine


[Закрыть]. Это было всего лишь слухом, но на Майдане одна сплетня догоняла другую, один слух опровергал другой и на какое-то время становился слухом обязательным, в который все верили.

В одно мгновение все эти постапокалиптические воины схватили смартфоны и начали проверять новостны линии. Нет тут же рухнул. "Янукович ушел в отставку" – передавали их уст в уста. Громадный, похожий на медведя мужик, с громадной металлической булавой, удара которой по голове просто невозможно было пережить, вдруг рыкнул:

– Нету никакой отставки! Не верьте ему! Я сам из Донбасса и этого пидора знаю!

– Но ведь… – пытался кто-то спорить, но мужик погрозил булавой. В глазах у него было что-то безумное. Ни за какие коврижки мне бы не хотелось очутиться у него на дороге.

– Никаких но! Нечего радоваться! На баррикаду! – заорал донбасский медведь. – Не уходим, пока не получим его головы! или до тех пор, пока не повесим его на елке!

И все послушно пошли.



Во время богослужения за души павших, когда гробы с телами грузили в кареты скорой помощи, со сцены стали вопить лозунг, известный мне еще с оранжевого Майдана: "банду гэть!" (на хипстерских наклейках, переделанный на "панду гэть"). Стоящие за мной участники Самообороны возмутились:

– Какое еще "гэть"?! "Смерть!"

– Посадить суку на елку!

– Не двинемся отсюда, пока не получим его головы!



Время от времени на майданном огромном телеэкране появлялись три предводителя оппозиции: Виталий Кличко, Арсений Яценюк и Олег Тягныбок. Выглядели они словно голограммы из Звездных войн: "Help me, Obi-Wan Kenobi. You're my only hope". В самом начале Майдана, перед сожжением Дома Профсоюзов, перед обстрелами снайперов, люди их еще слушали. Теперь же все чаще было слышно гудение.



Сикорский тогда находился в правительственном квартале. Он говорил майдановцам, что если те не подпишут соглашение, Янукович их всех убьет, и я совсем не удивляюсь тому, что он так говорил, потому что именно так тогда, с той перспективы, все и выглядело. Но Майдан не согласился с этим и выставил Януковичу ультиматум: или до десяти утра следующего дня он сдает власть, или же Самооборона начнет наступление на правительственный квартал. Я был уверен, что это решение самоубийственно. Я был уверен, что или этой ночью, или на следующее утро случится резня.

Но уже к вечеру появились слухи, что Янукович не собирается ждать до десяти, и что он уже смылся. И что в правительственном квартале нет ни единого человека в форме. Смылись все: титушки, Беркут, власти, снайперы, все.

И мы отправились на это поглядеть.



Лично я сильно надеялся на то, что они смылись. Мы шли наверх по затемненной Лютеранской. На территорию врага. На всякий случай, рассредоточившись. Было по-настоящему черно и глухо. На Банковой стояли выжженные баррикады из автомобилей. Брошенные. Я не верил в то, что вижу своими глазами. В нескольких сотнях метрах вниз, за горами тяжелых, соцреалистических домов, кипел Майдан, горел оранжевым цветом и плотно заполнял все небо клубами дыма от коптящих шин, он желал раздавать пизды, его нужно было сдерживать, он орал: "зэка гэть!", а «зека» уже не было.

Мы ходили по этому пустому кварталу, и я боялся так, что внутри все тряслось. Высматривал тени на крышах, потому что один черт только мог знать, а нет ли там каких снайперов. Прислушивался, а не выскочит ли из-за какого угла машина с титушками. Но больше всего беспокоило то, что все было не так, что такие вещи попросту не случаются. Все выглядело словно какая-то непонятная наёбка. Как будто бы я шел в ловушку Я глядел на всю эту пустоту и ничерта не понимал. Я не понимал, почему он сбежал: ведь у него имелась милиция, имелась армия, у него, блин, имелись танки транспортеры, тиелись винтовки, имелись снайперы. У майдана ничего этого не имелось, кроме бит и совершенно ничтожного количества огнестрельного оружия. Конечно, у него имелась поддержка Запада, пускай не совсем и желательная и сдержанная. Почему Янукович не усмирил Майдан? Ведь именно это и советовала ему Москва, ба: требовала этого. Ведь в глазах Запада он и так уже был разоблачен. Я не понимал: у него, что, Беркут взбунтовался? Сотрудники наебали? Он сам побоялся пойти ва-банк, чтобы полностью, не до конца сделаться зависимым от Москвы? Чтобы в мире его не посчитали преступником? А может, попросту, он не был в состоянии отдать приказ стрелять в гражданских, а за снайперами стоял кто-то другой? Москва, например, желая лишить Януковича какого-либо выбора?

Майдан чувствовал себя неуверенно, очень неуверенно. В принципе, все те, которым казалось, что они реалисты, насчитывали его последние дни. Но оказалось, что Янукович чувствовал себя еще более неуверенно, хотя за ним стоял весь государственный аппарат насилия, хотя его поддерживала самая большая в мире страна.



И вот мы шли по этим опустевшим улицам, а я думал: так кто же всем этим теперь управляет? Майдан? Тысячи мужиков с дубьем и со щитами, отбитыми у Беркута? Постапокалиптическая казацкая сечь? Кто сейчас полиция, кто вывезет мусор, кто сделает так, что все это, все государственное кровообращение будет действовать дальше? Головы ведь не было, а я, дурак, забыл, что государство, словно таракан, оно будет жить и без нее, пока, понятно, не сдохнет от голова.

Из какой-то улицы вышла девочка с маленькой собачкой. Она вообще не ломала голову революцией, тем, что власти нет, что где-то какие-то снайперы, какой-то Беркут, какие-то крыши; она, блин, живет где-то рядом, и каждый день выгуливает свою собачку.

Мне сделалось даже как-то стыдно за свой страх, и я пошел дальше.

За очередной брошенной баррикадой уже была видна Верховная Рада, а перед ней горели огни. В нашу сторону направлялся какой-то тип в форме. Мы, не зная, что делать, остановились.

– Я из Самообороны, – сказал тип. – Верховную Раду охраняем.

– Наши, – с облегчением вздохнули мы.



Я спускался вниз по улице Институтской. Тот великан с Донбасса, с розовой, громадной булавой, оал что-то в сторону Мариинского парка. Майдан внизу сходил с ума от радости. Это он сейчас управлял государством. Вот чем увенчивались столетия истории. Когда-то здесь, в Киеве, правили Рюриковичи, потом Жечьпосполита, затем русские, после них – красные комиссары. Вся эта концепция, вся идея Украины как общественно-державной формации сегодня была здесь, подо мной, и она освещала себе ночь кострами, зажженными в металлических бочках. А еще ниже, на Подоле, в модных и пафосных заведениях, как будто ничего и не произошло, развлекалась золотая молодежь.



У самого прохода через баррикаду, ту самую, которую вчера защищала Самооборона, ссорились мужики с дубинками. Они считали, кто из них дольше находится на Майдане, и спорили, кто дольше выдержит прямой взгляд.

Я шел через горящий, кипящий триумфом Майдан и думал о том, а будут ли завтра в Киеве садиться самолеты? Будет ли электричество, будут ли работать телефоны. Воспользуется ли кто-нибудь фактом, что украинское государство не существует, чтобы, допустим, провозгласить независимость.

В тот самый момент, когда я ложился спать, Самооборона Майдана захватывала имение Януковича в Межигорье: приватное королевство президента, расположенное на площади, в три раза большем, чем Ватикан.



Туда мы поехали утром следующего дня.

Таксист говорил, что он и сам хочет увидеть. Рассказывал какие-то странные истории с Донбасса. Говорил, что "сейчас уже можно". В этих его рассказах трупы падали на каждом шагу, так что я его слушал одним ухом. Мы проехали "дорожный пост Майдана". На нем майдановцы стояли плечом к плечу с милиционерами. Милиционеры чего-то там пытались объяснять, но те их демонстративно игнорировали. Кто-то из майдановцев вообще начал на них кричать. Можно было присмотреться, потому что пробка образовалась ужасная. Весь Киев желал увидеть Межигорье. Весь город тянулся туда. Чем ближе мы были, тем автомобилей становилось больше и больше. Посреди шоссе была намалевана специальная полоса, на которую обычным смертным въезжать было нельзя. Именно по этой полосе президент ездил к себе домой.



Мы свернули в одну из пригородных улочек. Обычный киевский пригород. Кирпичные лома, заборы, закрывающие вид на дворы. То тут, там, валящиеся бараки; собака на цепи, замерзшая грязь, довольно часто – ни следа асфальта. Янукович все это должен был видеть, когда возвращался к себе в Диснейленд за высокой, зеленой оградой. Должен он был видеть ту самую страну, президентом которой был.



Ворота в Межигорье были гигантскими и настолько в претенциозном стиле рококо, что делалось печально. Самооборона Майдана следила за порядком, правда, ни за чем особо следить и не надо было. По имению ходили семьи с детьми, они даже траву не топтали. Это революция нормальных людей, думал я. Так выглядел триумфальный марш народа по захваченному громадному замку низвергнутого диктатора: словно воскресная прогулка в парке. Никто не топтал траву, никто не мусорил.



Какая же дешевка ими всеми управляла. Всей этой несчастной Украиной. Какой барыга. Воплощение всех стереотипов о постсоветском нуворише. Повсюду стояли какие-то ужасно кичевые подделки под древнюю Грецию. Какие-то статуи, фигурки. Под самой виллой Януковича было смешнее всего: здесь валялось несколько ломаных греческих колонн и каменная конская голова, вроде как только что выкопанная в Средиземноморье. Над развалинами смеялась группа посетителей. Они гоготали и тут же недоверчиво качали головами. И еще – смущенно. Им было стыдно.

Мы пошли в сторону бассейнов. В небольшом, обитом деревом зале стояла закарпатская чана – ванна, подогреваемая снизу. Люди влезали в нее, делали себе снимки. Я представлял, что еще несколько дней назад он мог в ней плескаться – со своим громадным пузом, с водоустойчивыми наручными часами, стоящими миллионы, поскольку именно такие часы, как всем известно, must have для постсоветских элит. Я представлял, как зимним днем он вылезает из чаны и бегает в халате по дамбам между бассейнами, дрожа от холода и добродушно ухая, чтобы подбодрить кровообращение. Я представлял, как он забирает сюда соратников и хвастается перед ними, запрыгивая зимой в бассейн. Быть может, думал я, они плескались в этой чане вместе с Путиным. Кто знает. Янукович поглядывал на Путина и завидовал его широкой грудной клетке, а Путин, на глаз, наполовину ниже Януковича – завидовал тому роста. Во всяком случае, думал я, именно здесь все и происходило. Виктор Федорович, представлял я, лично, как хороший хозяин, вылезал из чаны и подкидывал дровишек.



И все это должно было стоить кучу бабок, но многие материалы, из которого строили Межигорье, были паршивого качества. Я понятия не имел, почему так, но строил он по самым дешевым раскладам. Как будто хотел иметь побольше, сколько только можно, но слишком много не платить. Повсюду одно и то же: шик окруженный дешевкой стиля «только отвали»: стены обложены мрамором, а на крыше – металлочерепица. Тротуарная плитка паскудная, дешевая и небрежно уложенная. Все такое же самое и точно так же укладываемое в небольших украинских, да и польских городишках в рамках «обновления», после которого все частенько выглядит даже хуже, чем перед ним.

Я представлял, что он вправду все построил из того, что ему удалось спиздить. Своровать. И что эту плитку свистнули из обновляемых местечек, которые по этой причине все так же стоят не обновленные. Так что плитка, допустим, из Самбора, а асфальт для парковых аллей, к примеру, с не отремонтированных дорог одесской области. Фигурки курочек, петушков, воробушков, двух лебедушек, с выгнутыми в сердечко шеями, на которые одна радость была смотреть, какой же человечный человек был наш Виктор Федорович – забрали из не отремонтированного детского садика, допустим, под Харьковом. Приватный зоопарк – это несостоявшийся общественный зоопарк, скажем, в Ровно. Старинные автомобили, вся история советской автомобилизации – из так и не организованного отдела Национального Музея в Киеве. А новые автомобили, коллекция замечательнейших чудес из тех, которые когда-либо мчали по шоссе – из затерявшегося и забытого, но оплаченного заказа на машины для столичной милиции.



А ведь еще здесь были пеньки.

Пеньки Виктора Януковича знамениты на всю Украину. Как-то раз Виктор Федорович пригласил в Межигорье небольшую группу журналистов с дружественных станций. Свободно разговаривая по-русски, президент показывал свои владения: вот в этой комнате, говорил он, мы чай пьем; вот тут моя спальня ("большая", – хихикнул кто-то из журналистов, "ну",– прокомментировал это Янукович), а вот тут рабочий кабинет. Потом Янукович взял их на прогулку вокруг виллы, показывал бассейны, хвастался, что плавает каждое утро, чтобы поддержать кондицию, что в теннис играет, ну и – знаменитые пеньки. Те были вкопаны, один возле другого, на склоне, при самой гадкой зеленой и высокой оградой, определяющей границы резиденции.

– По этим пенькам, – говорил Янукович, – каждое утро я бегаю десять раз, вверх и вниз. Это, – говорил он, – замечательно воздействует на здоровье.

И побежал наверх, добежал, правда, лишь до половины и, запыхавшись, вернулся.

– Десять раз? – допытывались журналисты с очень серьезным выражением на лицах. – На самый верх?

– Десять раз, – с точно таким же серьезным выражением на лице отвечал Янукович.

Теперь по пенькам, вверх и вниз, бегали радостные посетители и участники Самообороны. Шведские журналисты не могли понять, что здесь происходит.

– Зачем они так бегают? – услышал я, как один из них спрашивает по-английски мужчину из Самообороны, который стоял возле пеньков и снимал всю эту беготню на мобильный телефон.

– Для здоровья, – ответил тот. – Нужно десять раз вверх и вниз.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил швед, как в обычае у шведов.



Внутри виллы порядок царил такой, как будто бы для Януковича весьма важно было, чтобы майдановцы, каоторые, как он должен был предполагать, ворвутся в его резиденцию, могли только чмокать с признанием над порядочностью президента. Помещения походили на салоны в гостинице. Следов обычной жизни практически и не было видно. Ни единого стакана на столике, газеты на буфете. Ничего. Повсюду лишь идиотский и селянский стиль «под богатство». Мне было любопытно, а имеются ли кастрюли в кухне и постельное белье в спальне. Я размышлял над тем, это же как он должен был чувствовать себя прижатым к стенке, чтобы все это вот так оставить и смыться.



А дальше было еще хуже. По берегу Днепра тащился променад. На одном из его концов раздавался собачий лай. Янукович оставил собак здесь. Закрытые в клетках животные лаяли, дергались, бросались на решетки. Мы прошли немного дальше, до домика, занятого охранниками. Здесь уже не было ни следа шика. Их работодатель ранее крутился в халате по зияющим пустотой, гигантским салонам с претензиями на царственность, а они здесь спали словно в студенческом общежитии или в казармах, по шесть человек в одной небольшой комнате. Возле одной из кроватей стояли гантели. На тумбочке возле другой – тетради. Похоже, охранник повышал квалификацию и ходил на какие-то курсы. Я раскрыл тетрадь в первом попавшемся месте. "Борьба с коррупцией", – гласил заголовок.



Вдоль побережья тянулась проволока. Я думал: под напряжением или нет, чтобы никому не пришло в голову пытаться попасть в Межигорье со стороны Днепра.



Были еще фазаны в клетках, было нечто, похожее на яхту, в котором размещалась шикарная столовая. Девчата делали селфи с майдановцами, позирующими с захваченными милицейскими щитами. Ежеминутно кто-то вопил "слава Украине!«. Мы лазили по Межигорью с пару часов и всего не увидели. Поле для гольфа и облицованные мрамором водостоки. Частный ринг, зоопарк и приватная церковь с иконостасом, богатым как Лихтенштейн и Люксембург вместе. Приватная бензозаправка. В ангаре, где-то в конце резиденции, у нас упали челюсти. Янукович держал там коллекцию всех автомобилей, когда-либо произведенных в СССР. Там они и стояли, блестящие и покрытые специальным воском, один возле другого: „волги“, „запорожцы“, „лады“. С другой стороны ангара – машины военные: транспортеры, грузовики. Между ними валялись сундуки с вещами, которых Янукович не смог вывезти. Я приоткрыл крышку одного из них: гадкая, позолоченная стоячая лампа на мраморном постаменте. В другом ящике была закрыта скульптурная группа „Охота на лис“. Посреди ангара размещались закрытые гаражи. Возле каждого табличка с информацией, что за машина стоит внутри. „Мерседесы“, бээмвэшки», по-разному. Двери гаража, в котором должна была находиться новейшая модель BMW, вскрыли словно банку с бычками в томате, а в средине – ничего.

Днепр был словно море. Его второй берег был едва виден. Именно в него, в реку, люди убегающего президента вывалили компрометирующие документы. Они забыли, что бумага в воде не тонет. Листы лениво плавали на поверхности воды возле самого берега, там же, где их и кинули. Самообороновцы выловили их и высушили. Именно из этих документов узнали, что в расчетные рубрики президентского бюджета записывались такие позиции как "взятка в ходе торгов".

Восток

Мы выехали из-под киевского вокзала, был уже вечер, все синело, коптилось в продуктах сгорания, в гуле двигателей и криках вокзальных обитателей. Ехали мы на Харьков. Из Киева мы выезжали, крутясь среди домов из белого кирпича и каких-то будок, салонов по продаже всего сразу. Но вот мы выбрались из Киева, вытряхнулись из этих городских внутренностей, застроек и хаоса – и все пропало. Мне казалось, что мы въехали в космос.

Было темно и пусто. Лишь время от времени мы проезжали мимо караванов военных грузовиков, направлявшихся на восток. Легковых машин было немного. Они закончились вместе с киевской орбитой. Где-то я читал, что большинство жителей Украины никогда не покидало родного города. Ну, разве что в отпуск: в Крым, в Одессу или там на лиманы.

Лишь иногда, будто киберпанковые космические станции, в этом черном ничто появлялись придорожные паркинги, а на них едва-едва сводящие концы с концами будки с кофе и дешевой, крайне нездорово пахнущей жратвой. Уродливые вывески покрывали их сверху, снизу же были лужи и грязь. Водители большегрузных автомобилей скакали между лужами холодной, стоячей воды, держа в одной руке чебурек, а в другой – кофе в тонком пластмассовом стаканчике.



Через какое-то время Дима пустил меня за руль. Дорога была даже ничего: двухрядка, отремонтированная к Евро. Вот только пешеходы время от времени вылезали из этой липкой черноты на проезжую часть. Их становилось видно только тогда, когда их выхватывали фары. Под Полтавой прямо посреди дороги стоял пьяный мужик и меланхолично всматривался в огни приближающихся машин. Дима запускал на магнитоле какое-то старье: «Лед Зеппелин», «Дип Перпл», такие вещи. Он был этническим русским, но после Майдана от своей российскости отрекся. Он перестал говорить по-русски, выучил украинский язык, а про себя говорил, что он украинский патриот.

Мы съехали в Полтаву. Именно на полтавском диалекте был кодифицирован официальный украинский язык. Влодеку Костырке из Львова этот "диалект крестьян из полтавской губернии" с его "має" вместо "є"[102]102
  Ну вот как тут разъяснить национально-лингвистический спор? Слово «має» на русский язык следует переводить: «имеет»: вiн має роботу = он имеет работу, у него есть работа; с "є" дело иное: « є» = «есть», «в нього є робота» = у него есть (имеется) работа; «Петро є в нас красенем» = Петр у нас красавец (Петр есть красавец). Хорошо, это «диалект крестьян из Полтавской губернии», а в Галичине – «диалект галичанских крестьян», которых, кстати, с трудом понимают на Полесье и даже рядом, в Закарпатье. Когда кодифицировался украинский язык? В 30-е годы, когда про украинскую Галичину никто и не мечтал. А вот в 50-60-е годы подлизываться к «захiднякам» начали серьезно. Вспомните эстрадные песни с «карпатской» и «закарпатской» тематикой: «Гуцулка Ксеня», «Трембiта», «Бойковчанка» (кстати, в исполнении ВИА «Самоцветы») и даже знаменитая «Червона рута». Хорошо еще, что много издавалось литературы на кодифицированном украинском языке. Или, взять, такой чудесный украиноязычный журнал «Всесвiт». Народ на Камчатке украинский язык изучал, чтобы читать «Крестного отца»… А сейчас мы видим активное наступление искусственных слов и полонизмов, которых и во Львове не встретишь: «вертульник», «лiтовище»… Лишь бы не по-русски и не по-украински!


[Закрыть] и «та» вместо "i", казался гадким, и Львову никак не соответствующим. А вот Дима Полтаву обожал. Мы ездили по затемненным улицам, а Дима вздыхал: «Я бы тут жил, я бы тут жил».

Полтава. Легендарная Полтава. Не помню уже, сколько людей, терпеть не могущих Галичины, жалующихся на то, что та возвышается, что считает, будто бы обладает исключительным патентом на украинскость, противопоставляло Полтаву Львову. Они считают, будто бы именно здесь бьется сердце украинскости. Именно здесь, в Полтаве, а не в полонизированной, говорящей на каком-то странном польско-русском суржике Галичине: испорченной, только и сидящей по кофейням, одновременно ультранационалистической и вылизывающей задницы полякам, и вообще Европе, которая именно в этой облизанной заднице всех их и помещает. Да, Галичина не была особо популярной за пределами самой Галичины. Посмеивались, что именно там, в "стране бандеровской славы" больше всего людей уклоняется от воинской службы, и что галичане, строящие из себя самых тонких и просвещенных украинцев на свете, на самом деле – консервативные и неотесанные селюки.

– Знаешь, – говорил мне когда-то писатель Андрей Бондарь, который сам родом из Каменца-Подольского, а живет под Киевом, – если бы галичане управляли страной, это не имело бы слишком много общего с европейскостью. Это было бы националистическое, нетерпимое государство, без какой-либо открытости.

Иногда я представляю себе такую независимую Галичину. К примеру, в Полтаве. А сама Полтава вообще не была похожа на Львов. Тот был город, старая часть которого была построена в польские времена, но истинную форму дала ей Австрия, делая из города габсбургскую метрополию, город европейского образца. Если бы Полтава какое-то время была австрийской, в ней тоже наверняка был бы тот шарм "под Вену". Только Полтава большую часть своего существования располагалась в России, и выглядела типичным русским имперским городом. Дома низкие, улицы, обсаженные деревьями. Здесь было красиво, временами – почти как в Одессе, вот только красивого было не слишком много. Только-только начиналось, и уже заканчивалось. Откуда-то эта архитектура мне знакома, я долго не мог понять, да в чем же тут дело, но потом понял: Полтава напоминала мне давний российский губернский город Радом[103]103
  Ра́дом (польск. Radom) – город в центральной Польше, на реке Млечна, в 100 километрах к югу от столицы страны Варшавы. До 1999 г. Радом был столицей Радомского воеводства, после административной реформы 1999 г. входит в состав Мазовецкого воеводства. Население – 227 309 человек (2004). (…) С 1815 г. по 1915 г. – Радом находится в составе Российской Империи, до 1844 – столица Сандомирской губернии, с 1844 по 1915 – Радомской губернии. В июле 1915 г. оккупирован австро-венгерскими войсками, остававшимися в городе до ноября 1918 г. – Википедия


[Закрыть].

"Я бы тут жил", – продолжал вздыхать Дима.



Заканчивалась полтавская область, начиналась харьковская. Это было словно въезд в другой мир. У дороги стояла баррикада, а на баррикаде – плечом к плечу – повстанцы и милиционеры. Повстанцы, как и на Майдане, носили щиты, хотя не слишком было понятно – против кого. Щит попросту был символом, частью обмундирования. Самая тяжелая в мире нашивка. На одном из майдановцев была еще советская каска, кожух до колен, через плечо было перевешено охотничье ружье. Он выглядел словно вышедший из леса партизан. Милиционеры ему чего-то объясняли и показывали пальцами в темноту по харьковской стороне, за огромным знаком с лозунгом «Харьковская область приветствует». В этом виде было нечто величественное. В какой-то мере у меня он ассоциировался с картиной "Вашингтон переправляется через реку Делавэр"[104]104
  Картина Эмануэля Лойце – http://artatac.ru/bloknot/analiz-kartinyi-vashington-peresekaet-delaver.html


[Закрыть]. Указующие персты, скульптурность партизана в кожухе, милиционеры, выглядящие его аколитами[105]105
  Аколи́т (лат. acolythus, от др.-греч. ἀκόλουθος – неразлучный спутник, помощник), аколуф – церковнослужитель-мирянин в Римско-католической церкви, который выполняет определенное литургическое служение. В обязанности аколита входит зажжение и ношение свечей, подготовка хлеба и вина для евхаристического освящения, а также ряд других функций; аколит может быть также экстраординарным служителем евхаристии (по специальному благословению преподавать Причастие верующим). Аналогичны алтарникам в православных Церквах. А еще: старин. неразлучный спутник (жизни). – Википедия


[Закрыть], стоящие за ними и точно так же вглядывающиеся в темноту харьковской области майдановцы. Мы проехали мимо баррикады и въехали в ту пустоту под «Лестницу в небо». "There's a feeling I get when I look to the West, and my spirit is crying for leaving", – стонал в динамиках Роберт Плант, а мы ехали на восток. Дима нервно стучал пальцами по баранке.



Миша и Маша проживали в незаконченном доме в предместьях Харькова. С миром их соединяла выбоистая дорога без покрытия, которую они преодолевали на старенькой ладе-копейке[106]106
  Желтую карточку Автору. «Копейка» – это жигули; http://4gear.ru/istoriya-vaz-2101.html + https://www.autocentre.ua/opyt/poleznye-sovety/kak-zhiguli-stali-ladoy-289810.html . Хотя в принципе, да, это синонимы.


[Закрыть]. Миша был большой, высокий, бородатый, носил шведскую куртку в клетку и огромные шведские ботинки, потому что когда-то жил и работал в Швеции. Там же он познакомился с первыми в своей жизни поляками, которые научили его, а как же, ругаться по-польски. Маша была невысокая, у нее были длинные волосы и озабоченное лицо. Она вся была какая-то озабоченная.

Миша и Маша действовали на харьковском Майдане, а это вам не фунт изюму было. Особенно после событий несколькодневной давности, когда майдановцев, захвативших здание Областного Совета, вытащили из него силой, избили, поставили на центральной площади в раскисшем снегу на колени и заставили просить прощения у харьковчан.

Майдановцев атаковали "обычные харьковские граждане", то есть, районная гопота и коротко постриженные мужички в черных куртках. У некоторых имелись российские флаги. Милиция вмешивалась как-то не сильно. Никто не выслал на место даже соответствующее количество сотрудников. Каски и щиты были только у некоторых. Те же, которые были, в течение пары минут даже пытались вмешаться, но потом подсчитали свои силы и успокоились. Атакующие прорвали линию обороны майдановцев и вбежали в здание. Началась хаотическая беготня по коридорам, избиение защитников, вытаскивание их, избитых, скулящих от перепуга, под ноги собравшейся под Облсоветом толпы. Некоторые шли через грязь в одних носках, потом опускались на колени, перепуганные, уставив глаза в брусчатку мостовой. Кто желал, мог их ударить. Били даже старушки. Одному майдановцу даже пытались надеть на шею петлю. Некоторые из них молились. Над Советом торжественно водрузили российский флаг. Под этим флагом милиционеры с тризубами на шапках эскортировали согнувшихся майдановцев в автобусы. Гопники подбегали и пинали их в задницы.

– Иногда под дом подходят чужие, – рассказывает Маша. – Стоят под окнами и просто глядят. Мы немного боимся.

– Харьков – это город мусоров и титушек, – прибавил Миша. – Здесь немного словно в России. Вы поосторожней. Не выделяйтесь. На улице носите черные шапки, лучше всего, чтобы куртки тоже были черными. Без всяких хипстерских прибамбасов. В Киеве по улицам можно ходить, как хочешь, а здесь по тряпкам сразу же узнают, кто есть кто. По-украински не разговаривайте. А ты, – Миша нацелил в меня пальцем, – по-польски вообще ни-ни. Какие у вас номера? Киевские? Ну, эти еще пойдут. Вот если бы были львовские, считайте, что вам была бы хана.



Харьков был удивительно красивым городом. А Миша с Машей перегибали палку. Черных курток, как и везде в Пост-Совке, было много, но по улицам крутились и какие-то чуваки под хипстеров. Никто на них внимания не обращал. У нескольких в петлице имелась даже желто-голубая ленточка.

Но вот на центральной площади, громадной словно пустыня Площади Свободы, и правда, по-украински лучше было не говорить. Российские флаги, советские флаги, флаги каких-то странных пророссийских организаций. Крутилась масса народу. Собирали подписи под петицией о проведении референдума.

– Уж если нацисты и эти, с дубинками, хотят править в Киеве, – пояснял мне какой-то старичок, – так пускай себе правят. Но вот тут – нет! Здесь, прошу прощения, приличная страна. Здесь цивилизация! Здесь дикари с палками управлять не будут! Здесь у нас порядок.

Я пытался глянуть на ситуацию его глазами. Подкармливаемыми российской перспективой посредством российского телевидения. Ну да, говорил он, Янукович был плохой, но вот превращение столицы в постапокалиптическую сечь и ее копчение горящими шинами – это даже в голове не умещается. Да ни одна нормальная страна этого бы не позволила. Никакая нормальная страна никогда бы не позволила занимать общественные здания и превращать их в цыганские таборы!

Я слушал его и вспоминал, как выглядел захваченный Майданом Городской Совет в Киеве. Надписи на стенах, спящие протестующие под теми же стенами, временные кухня и столовка в зале для заседаний. Я ходил тогда по этому захваченному КиевСовету и думал приблизительно то же самое, что говорил этот вот старичок. Что ни в какой другой стране ничего подобного не позволили бы. Говоря откровенно, я удивлялся тому, что Янукович не отбивает здание. Мир бы ему словечка не сказал. Понятное дело, что я страшно радовался тому, что кто-то, в конце концов, наплевал в рожи тем пройдохам, что правят страной, но вот беспомощности власти никак не понимал.

– Власть была к ним слишком доброй, слишком терпеливой, – продолжал пожилой мужчина. – А они хотят всех нас убить. Это фашисты. Станут нас допрашивать по украинскому языку, так если не будем знать, нас тут же убьют. Именно так говорят все те нацисты из Правого Сектора.

Он говорил так, а я думал о том, что если бы в Польше имели место какие-либо протестные действия, в которых бы принимала участие какая-либо организация хотя бы немного похожая на Правый Сектор, то я тоже бы боялся. Я знал, что Правый Сектор не станет проверять его знаний по украинскому языку, но он ведь этого не знал. Откуда ему было знать? Он смотрел российское телевидение.

– Уж слишком хорошими к ним были, слишком терпимыми, – тянул свое старичок. – И вот теперь правит эта… хунта. Лично я не сепаратист, – прибавил он, – просто мне не хочется иметь с ними ничего общего. С фашистами.



На площади стоял гигантский Ленин. На нем было пальто, пиджак и жилетка, и снизу он был чуточку похож на Джокера из Бэтмена. А поза у него была такая, словно он обращался к ревизору в трамвае с просьбой не выписывать ему штраф, поскольку месячный проездной у него имеется, вот только он его дома оставил.

Под Лениным лежали цветы и стояли коммунисты. У них имелась собственная палаточка коммунистической расцветки, в которой они раздавали листочки с тезисами. Тезисов было три: федерализация государства; русский язык в качестве государственного и обязательство, что Украина никогда не вступит в НАТО.

Под областным советом стояла дюжина милиционеров.

– Они – словно двенадцать апостолов, – восхищались какие-то старушечки.

А вокруг площади ездила, рыча, словно тысяча чертей, блестящая, тюнингованная "лада" с затемненными стеклами. От лады несло русским духом, словно псиной от собаки.



Боже мой, а что было в Изюме. А ничего не было в Изюме. Не, ну чего, красивый собор стоял, в голубой цвет выкрашенный, а под собором немного бабулек в платочках, несколько дедуль с ногтями, словно апельсиновые корки[107]107
  z paznokciami jak skórki pomarańczy – что хотел сказать Автор. Что ногти пожелтели (сделались апельсиновыми?) или потрескались?


[Закрыть]. Этот собор – это был известный пример казацкого барокко. Рядом с собором стояли какие-то халабуды из белого кирпича, и было видно, что в этом мире собор в стиле казацкого барокко нафиг никому не нужен, а только эти строения из силикатного кирпича.