Текст книги "Собиратель автографов"

Автор книги: Зэди Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Иан попытался встать, но его повело назад. Алекс рассмеялся в нос.

– Знаешь, о чем тебе надо попросить? – спросил Иан Багли, когда тот собрался уходить. – Тебе надо попросить свою леди писательницу, чтобы она включила в книгу главу, где ты организуешь аукцион, а потом продаешь свое место в… погодите-ка!.. Нет, да, там будет персонаж, который организует аукцион, а потом продает свое место в книге и просит…

За этот драгоценный иудейский пассаж Алекс взял для Иана еще две бутылки.

На аукцион они вернулись уже совсем пьяными, ничего не соображая. От яркого света слезились глаза, и они терли их кулаками, как дети. С торгов шел Джордж Сандерс. Три тысячи фунтов за написанное в 1972 году, перед самоубийством, письмо, в котором актер утверждал, что слишком устал и все это стало невыносимо.

– Я глубоко тронут, – объявил Лавлир, потягиваясь.

– Птичка прилетела искать себе клетку, – промурлыкал Алекс.

– Господи Иисусе! От кого я это слышу?! Что за задница это пропела?

– Помнишь одну сцену, Лавлир? – Иан дернул его за рукав. – В фильме «Все о Еве», когда…

– Да-да… – ответил Лавлир, отталкивая его прочь.

Они сели, назначили свою цену, но это был не их день. Алекс устало осмотрелся. Молодые крепыши в голубой униформе куда-то уносили реликвии, которым суждено было быть проданными на других аукционах. Статуи, столы, изделия из золота. Никакому Собирателю Автографов все это не запомнить, да и в блокноты не переписать, что где продано и в какую страну ушло. Сами по себе автографы только капля в океане реликвий. Чего там только нет! Чугунные собаки с выпущенными острыми когтями. Бронзовые орлы, распахнувшие крылья, перед тем как сесть на землю. Мраморные негры в натуральную величину, жизнерадостные и услужливые с виду, с чьими-то охотничьими трофеями. И словно пограничные столбы вокруг – многочисленные камины, выломанные из каких-то особняков, поставленные едва не друг на друга углами, как костяшки домино. И лось. В полуразворот. Высокий, статный. А за ним Алекс заметил Дучампа, прислонившегося к потертому боку зверя. Секундой позже его засек и Лавлир.

– Ай-яй-яй. Знал, что на этом аукционе ловить будет нечего, до поры. Доув, морда ты эдакая, очнись! Посмотри, кто здесь!

Доув встрепенулся, как пробудившаяся соня:

– Черт подери! Думаешь, он сюда за этим пришел, снова?

У Алекса свалились с носа очки и повисли на цепочках.

– Пожалуй что. Он все еще как сумасшедший. То есть если вы не слышали чего-то другого.

– Слушай, Ал, сейчас я его позову. А?

Алекс ткнул Лавлира в правую сторону груди:

– Господи, да я его каждый вторник вижу – и сыт по горло.

– Нет, ну неужели тебе не хочется посмотреть, как он к нам шкандыбает? – Лавлир изобразил верхней частью тела походку вразвалочку. – И как он потом усаживается рядом с тобой? – Лавлир весь скорчился на своем стуле, передразнивая коротышку Дучампа, в котором росту было чуть больше пяти футов. – И как он приближает свое лицо к твоему, открывает рот и говорит. – Тут, подражая чудовищному кокни Дучампа, Лавлир пропищал: – Пивет… – Он, однако, не мог передать дурной запах изо рта – такой густой, что никакая химическая лаборатория не воспроизведет.

Брайан Дучамп. Весь состоящий из нестираных рубах, одиночества, погрязший в долгах, в том числе за свою каморку (забитую разным барахлом, которое, совсем очумев, он пытался иногда всучить Алексу: держатели для туалетной бумаги, абажуры и тому подобное), ищущий чем бы поживиться в супермаркетах, сквалыга с тяжелым дыханием.

– Что он тут делает? – осведомился Лавлир.

– Готовится, – сделал вывод Алекс.

Дучамп достал из сумки пюпитр с зажимом, несколько ручек, каталогов, ворох бумаг и сложил все это на чучело лося. Вынул из футляра бифокальные очки и водрузил их себе на переносицу, а его увеличенные линзами глаза приобрели после этого совершенно безумный вид.

– Ну-ка, смотрите, – сказал Иан. – Спектакль начинается.

– Первая цена – двадцать фунтов. Двадцать фунтов. Кто даст больше?

Аукционист показал на премиленький пейзажик-пасторальку, изображавший Жаннет Макдональд и Нельсона Эдди, в нарядах, которые, по мнению голливудских костюмеров тридцатых годов, носила в ту пору молодежь Австрии (кожаные шорты на лямках, бархатные шейные платки, лента в косе), среди коров с колокольчиками на шее. Цена выросла до сорока, шестидесяти, восьмидесяти фунтов, и тут на авансцене появился Брайан Дучамп. Он скакнул вперед с криком:

– Даю со-ок!

– Прошу прощения, сэр, вы предлагаете свою цену?

– Со-ок!

– Сорок, сэр? Весьма сожалею, но последняя ставка – восемьдесят фунтов.

– Даю за нее, – чуть сбавил тон Дучамп, от слова к слову, как пишут в новостных лентах газет, цепенея от ужаса, – со-ок пенсов и пригоршню пыли в придачу, п-потому что они и того не стоят. П-потому что это самая настоящая лажа, черт бы ее побрал!

– Брайан! – окликнул Алекс, когда Дучамп подошел к их ряду стульев. – Брайан, ради Бога, сядь на место. Иди сюда. Давай, давай к нам.

Он встал и попытался схватить Дучампа, а тот выругался как сапожник, споткнулся, и Лавлир с Ианом усадили его на стул.

– Тандем? Мы же во вторник встречаемся, а не сегодня. Точно во вторник.

Дучамп лез на рожон без всякой выгоды для себя и тем вызывал восхищение. Алекс прижал его трясущиеся руки к коленям:

– Если еще раз так выступишь, тебя сюда больше не пустят. Помнишь, как в последний раз тебя вышвырнули с аукциона?

Дучамп поднес ко рту носовой платок и буркнул в него нечто нечленораздельное. Потом остановил взор своих печальных, тусклых, как низковаттные лампочки, глаз на Алексе:

– Эти долбаные эксперты, Тандем. Ни хрена они ни в чем не разбираются! Сосунки несчастные – что они в жизни понимают?!

Из кармана Брайана вывалилась и упала на пол фляжка виски. Кожа у него местами была синюшного цвета. От него отвратительно пахло.

– Похоже, дела у него идут не ахти, Лавлир.

– Открыл Америку.

– Похоже, дела у тебя идут неважно, Брайан, – заметил Алекс и положил руку на шишковатый лоб Дучампа. – Надо бы тебя отсюда вывести.

Но Дучамп вдруг от него отстранился. Вот только что он ненадолго вылез из своей скорлупы в мир Алекса и его друзей, но снова в нее вернулся. Все его внимание было приковано к помосту.

– Лот сто восемьдесят второй, – объявил аукционист, – как и было объявлено, посвящен фильму «42-я улица» и в частности известной актрисе и певице Руби Киллер…

Аукционист продолжал рассказывать, и Дучамп тоже рта не закрывал. Сперва он что-то бормотал себе под нос, но потом заговорил так громко, что его уже нельзя было игнорировать. Дучамп встал. Аукционист осведомился как можно громче:

– ДВЕСТИ ФУНТОВ? Я ПРАВИЛЬНО РАССЛЫШАЛ…

– Если это Руби, то я – сам долбаный Джолсон [34]34
  Эл Джолсон(настоящее имя Аза Йолсон, 1886–1950) – актер, певец, звезда Голливуда 1920-х – 1930-х гг., выходец из России.


[Закрыть], приятель.

– Сэр? – изобразил недоумение аукционист. – Прошу прощения, какие-то проблемы?

– Это не Руби, это не Руби, это не Руби! – заорал Дучамп. – ЭТО НЕ РУБИ, ЭТО НЕ ДОЛБАНАЯ РУБИ. ЭТО Я! Я ВСЕ ПОДПИСАЛ.

Наконец позвали охранников, но Дучамп не унимался, на потеху восхищенной публике – точно в театре, ему, как бедняге королю Лиру, дали высказаться до конца.

– РАЗУЙТЕ ГЛАЗА! ЭТО ВСЕ Я НАРИСОВАЛ. РУБИ СРОДУ НИЧЕГО НЕ ПОДПИСЫВАЛА! ЭТО ВСЕ Я ПОДПИСАЛ!

Сумасшествие сумасшествию рознь, поняли все Собиратели Автографов. Вернувшись с войны, Дучамп осел в Голливуде и работал там в канцелярии, обслуживавшей несколько киностудий. Подписал сотни разных бумаг. В молодые годы, когда крыша у него съехала еще не так основательно, Дучамп был нарасхват у коллекционеров, которые хотели удостовериться в подлинности своих покупок. Он не уставал повторять, что британский рынок наводнен подделками, и Дучамп имел на это право. Алекс теперь тоже решил повременить со своим сокровищем и никому его до поры не показывать, потому что Брайан вышел из берегов и публику захлестывали волны подозрительности и недоверия.

– РУБИ, ГРЕТА, МАРЛЕН, РИТА, КИТТИ, БЕТТИ – ВСЕ ОНИ ЗАДНИЦУ СЕБЕ ПОДТЕРЕТЬ НЕ УМЕЛИ. Я ЗА НИХ ВСЮ ГРЯЗНУЮ РАБОТУ ДЕЛАЛ.

Свое сольное выступление Брайан увенчал впечатляющим аккордом: спустил брюки и выставил на всеобщее обозрение трогательные цветастые сатиновые трусы.

3

Выйдя с аукциона, Алекс задумался. А если все это некая сложная игра, наподобие маджонга или шахмат? И сколько ходов тогда ему осталось сделать, чтобы пройти путь от себя нынешнего до Брайана Дучампа? И разве нормальны люди, которые покупают этих медных собаченций и эти бильярдные столы? Какая заноза во всех них сидит?

И кому еще нужна такая жизнь? Алекс вышел в самый центр города. Перед зеркальной витриной роскошного магазина одежды он опустил плечи, вытянул руки по швам и занялся самоанализом. Нет ни любви, ни машины, ни честолюбия, ни веры в Бога, ни близких, ни ожидания прощения или награды. Только сумка, только термос, наркотическая ломка, похмелье и чистенький автограф Китти Александер – роспись черными чернилами посреди почтовой открытки. Как все это оценить? Если человек – оценим его? Никогда еще я настолько не соответствовал эталону еврея. Меня раздирают нешуточные противоречия, как Иова. У меня нет ничего и в то же время есть все. И если я не в своем уме,заключил Алекс Ли Тандем, со мной все в порядке.

Алекс верил, что у него в голове сидит некий Бог-микрочип, которому он обязан своей редкой способностью удивляться. И чувствовать красоту, видеть ее везде и всюду. Но не все так хорошо и просто. Норовистый этот чип. Иногда он принимает усатенького человечишку в униформе за кого-то важного и значительного; а девочка с миндалевидными глазами кажется ему витражом в храме.

А не глупость ли все это? Думать о шагах, ступенях, ходах от него до Дучампа? Может, он уже прошел этот путь?

Потому что он —

Собиратель Автографов.

Тогда выбора нет, и пусть все идет как идет. И эта игра попроще шахмат. Даже проще настольной игры «змейки и лесенки» [35]35
  «Змейки и лесенки» —детская настольная игра, популярная на Британских островах. В нее играют, передвигая фишки на расчерченной доске по броску кубика.


[Закрыть]. Это неспешная беспощадная игра – кем придуманная, кем управляемая? – в крестики и нолики.

ГЛАВА 6
Хесед, или Любовь [36]36
  Хесед (любовь, или милосердие Бога) – четвертая из десяти сфирот.


[Закрыть]

Только обладающий знанием отыщет ключ Этот Счастливый Жареный Цыпленок• Секс в сравнении со смертью • Фате Уоллер – иудей • Подсели на умняк • Фильмы в сравнении с музыкой • Бог нуждается в нас • Самая старая шутка

1

– Кофи Аннан.

– Бутрос БутросГали.

Видеосалон уже закрылся, и Алекс Ли повернул направо. Скоро он нажал на кнопку, и где-то в квартире на верхнем этаже прозвенел звонок. Ждать пришлось порядочно, но наконец у входа появился Адам, сквозь густую шапку его косичек переливающимся ониксом просвечивало солнце. Но ритуал встречи только начинался.

– Кофи, Кофи Аннан. – Алекс отвесил поясной поклон. От позы его веяло величием, акцент смахивал на нигерийский. – Кофи Аннан, – повторил он. – Аннан, Аннан.

Адам поклонился еще ниже:

– Бутрос. Бутрос, Бутрос Бутрос, Бутрос Гали.

Алекс свел ладони в молитвенном жесте:

– О, Кофи, Кофи, Кофи Аннан.

– Добро пожаловать. – Адам выпрямился и усмехнулся. – Добро пожаловать в мое скромное обиталище. Что тормозишь? Заходи, не беспокойся. Эстер здесь нет.

Алекс наклонил голову, чтобы не стукнуться о притолоку:

– Адамчик. Дружище. Пропадаю сегодня в гойстве, как в Бермудском треугольнике. Честное слово. Ну скажи хоть что-нибудь.

– Озвучь, чего хочешь.

– Я на самом деле Собиратель? Правда, похож на одного из них?

– Опять за старое?

– Ладно, проехали. Долго будем тут торчать? Давай, пошли.

На дворец дом, в котором жил Адам, походил меньше всего. За входной дверью располагалось общее помещение с бетонным полом – что-то вроде подземного гаража, почти без окон, без лампочек, и там всегда стоял полумрак. Вдоль левой стены протянулось кладбище металлических ящиков, в которых покоилась никому не нужная почта (адресованные выехавшим жильцам каталоги; предвыборные листовки, посланные анархистам из квартиры «Д»; счета за электричество умершему жильцу); на одной из лестничных площадок стояли, как распятые, три велосипеда, прикрепленные к металлическим перилам цепями и веревками и словно стремящиеся убедить гостя, что он попал в стопроцентно надежный, общедоступный магазин для маунтин-байкеров.

Пройдя немного, Адам нахмурился и повел носом:

– Как, чувствуешь запах?

Алекс принюхался:

– Еще бы! Разные. Острые.

– Сам знаю, что острые. Это у них новый кулинарный рецепт. Навалили сахара и соуса чили. Значит, чувствуешь запах… – Адам остановился. – Даже здесь? До того как войти ко мне? Черт возьми, просто слов нет! У меня крыша едет от этих ароматов. Рубинфайн сказал, что ничего не чувствует, но, по-моему, он просто прикалывается. Трое суток смотрел видик – и теперь не прочь повыпендриваться.

– Адамчик, честно говоря… – Ну что с ним делать? Алекс положил руки на плечи лучшего друга и слегка, утешающе их сжал. – Прости, дружище, не принимай все так близко к сердцу.

– Но я же не выдумал все это…

Адам с важным видом провел Алекса через дверь в длинный коридор. Там он опустил руки вдоль тела, а раскрытые ладони поднял вверх. Международный жест смирения.

– Видишь – Чудовище.

– О. Мой. Бог.

– Сейчас лучше не богохульствовать.

В поле их зрения появилось нечто новое. Не что-то определенное. Слишком близко, чтобы его хорошо разглядеть. Нечто такое, во что они уже вошли. Еще пара шагов влево – и его огромная пасть поглотит вашу голову и, ненасытная, готова будет откусить следующую.

– Ну и громадина, будь она проклята!

– Да уж. Чудовище.

– Адам. Эта проклятая громадина пыхает в твою квартиру запахом жареного цыпленка. Как перископ подводной лодки. Это не есть хорошо.

– Знаю, знаю.

– И что ты собираешься делать?

– Между прочим, все уже сделано.

Заинтригованный, Алекс снял запотевшие очки и начал вытирать их о рубаху.

– Нет, Адамчик, эта фишка не дзэн. То есть к ней дзэн никак не приложить. Эта фишка – частная собственность. Тут надо что-то типа око за око, зуб за зуб и так далее. Тут самое время приложить иудейский закон – у тебя на это полное право. Ты здесь прожил дольше них.

Адам пошел потихоньку к цветочному ящику, а губы его печально нашептывали:

– Я? Жил? Это еще как сказать… Не знаю, не знаю… каждому, понимаешь, нужно что-то свое… – Перегнувшись через низкую стенку, он схватил бак с дождевой водой и утонувшими в ней листьями и выплеснул ее вниз, на крышу врагов. – Я хочу сказать, что люди, которые приходят за видеокассетами, покупают цыплят, и наоборот. Не знаю, дружище. Как-то я зашел к ним поговорить… – Он пододвинул бак к двери. Алекс встал на колени, чтобы установить его получше на скользком асфальте. Адам выпрямился. – Они как раз пытались организовать какой-то бизнес, вроде моего, они уже долго тут болтались, и владелец этого дела никак не мог успокоиться – дескать, я хочу его разорить, чтобы его дети голодали…

– У меня колени намокли. Разоришь его, пожалуй. Держи карман шире – у него еще восемь лавок по городу.

– Нет, погоди – где же она? Поблизости наверное. Провалилась в водосточную трубу, когда шел дождь – ах!

Адам вытянул свою зацеплялку (сделанную из двух вешалок-плечиков, нескольких эластичных шнуров и согнутой вилки) из тайника – водосточной трубы.

– Напомни мне еще раз зачем…

– Слушай, дружище, если бы ты терял ключи так же часто, как я, то сделал бы то же самое. Поставь, пожалуйста, на место цветочный ящик.

Алекс шмякнул вниз полный мокрой земли, облепленный, как пиявками, влажными листьями ящик. Адам засунул зацеплялку в дверную щель для почты и начал возить крючком по коврику внизу, на котором должен был лежать ключ.

Алекс от скуки стал смотреть на унылый дворик за стеной – местопребывание Счастливых Жареных Цыплят. За последнее лето тянувшийся шестой год конфликт с соседями пошел на убыль. Через стену полетели шуточки, и Алекс с Адамом даже откликнулись на сделанное как бы между прочим предложение: Сыгранем? Да-да, хотите попробовать? – и приняли участие в их сумасшедших играх (индийцы?), когда все носились по расчерченной мелом площадке, только без мяча. И им в этих игрищах сопутствовал успех. Заодно лишние килограммчики скинули и загорели – Алекс покоричневел и похудел так, что стал походить на вечно раздетых по пояс ребят, которые там работали. Забавно, конечно. Но и только. Сейчас за стеной стояли двое соседей с какими-то большими черными мешками, пили колу, попыхивали сигаретами и на вызывающий взгляд Алекса ответили еще более наглым. Алекс неожиданно для себя показал им палец – фак – и бросился прочь от стены, через которую уже перелетали пустые банки.

– Адамчик, они над тобой потешаются. На них еще никто в суд не подавал? Разбабахай их. Сперва накатай на них телегу санинспектору. Спроси Джозефа – он тебе подскажет, что и как.

От тревожных мыслей добродушное личико Адама помрачнело.

– Ты же знаешь, – сказал он в щель для почты, – меня беспокоит и выводит из равновесия только одно. – Его напряженная рука продолжала делать строго выверенные движения, и он наконец подцепил и потащил ключ. – Что они начинают свой шурум-бурум в Йом-Киппур [37]37
  Йом-Киппур(Судный день, День искупления) – в еврейской традиции самый важный из праздников, день поста, покаяния и отпущения грехов.


[Закрыть]– зная, что меня здесь не будет. Зная.По-моему, это никуда не годится. Ага! Попался! – Ключ наконец оказался в его руке, и дверь открылась. – В любом случае, хватит об этом. Сыт по горло. Сезам, откройся! Чаю?

Двери всех комнат в квартире Адама выходили в прихожую. Одна крохотная гостиная, одна спаленка, кухонька и сортирчик (последний точно как коробок – можно обвязать ленточкой и подарить на день рождения). Ни душа, ни ванны не было. Раковина только на кухне.

Если вам улыбнется удача и вы проведете день с Адамом – только вы и он, от нечего делать фланирующие по городу, – вас ждет настоящий фейерверк остроумия и эрудиции. Чего только не знает Адам! Поп-музыка со всеми ее тайнами, причем исследуемыми умом по-еврейски проницательным и глубоким. Вас также ждет экскурсия по всевозможным любопытным заведениям, хорошо знакомым Адаму. Плавательные бассейны, тренажерные залы, приюты для бездомных, гей-сауны, женские монастыри («Да кто нас туда пустит?!» – «Алекс, монахини спят и видят,как погрязший в грехе молодой человек, желательно еврей, постучится к ним и взмолится, чтобы его сняли с иглы»), дома для престарелых, школы.

2

Самым лучшим местом в квартире Адама была гостиная. Она состояла из двух смежных комнат, протянувшихся вдоль широкого окна, наподобие лондонского автобуса. Хозяин установил в ней два режима: светлый для разных занятий и темный для перекуров. На этот раз шторы были задернуты и стоял полумрак. Обнаружив, что в потемках ничего не видно, Алекс зажег две свечи на кофейном столике (широкой доске на кирпичах). Как обычно, все вокруг было наполнено высоким мифическим смыслом. Центр Вселенной. Средоточие культуры и знаний. И весь несовершенный мир.

У стены высились стеллажи с книгами, большей частью на иврите. Над ними висела крестообразная афиша с изображением Айзека Хайеса в рубашке дашики, с круглым вырезом и короткими рукавами, и темных очках. Этот популярный музыкант сам себя называл Черным Мозесом. Рядом – несколько фотографий Стива Уандера. Картина художника Пауля Клее Angelus Novus – «Новая молитва Богородице». Кинорежиссер Стивен Спилберг, певец Майкл Джексон и игрушечные инопланетяне на шнурках. Боец Брюс Ли с нунчаками. Умняга Вальтер Беньямин, которому давно было пора причесаться, сходить к хорошему портному и вообще возвращаться из Франции в Германию. Дощечка с прикнопленными записками, напоминаниями, афоризмами («Все, что нами названо и разложено по полочкам, – метафора для нас, но не для Него»)и написанными от руки молитвами. Алексу больше всего нравился один из углов, где у самого потолка в каббалистическом порядке висели девять черно-белых фотографий. Главным образом, с известными всему миру лицами. Они появились вместе с автографами, которые Адам постоянно выклянчивал. Выглядели они на этой стене так мило, что Алекс даже простил другу обывательский вандализм: Адам заплатил за автографы на программках большие деньги, а потом вырезал собственно подписи и прикрепил скотчем к открыткам с изображениями знаменитостей, из-за чего рыночная цена автографов упала до нуля – но только не для самого Адама. Он поступил так даже с Кафкой. С Кафкой!

Тут висела коллекция автографов, которые Адам приобретал примерно по штуке в год. Алекс считал ее самой что ни на есть удачной – по подбору имен. Компактная, без всякого выпендрежа, подбор имен почти случайный (самого себя Алекс, конечно, в расчет не брал – шутка, не больше) – и составлена с такими большими промежутками от одной покупки до другой.

Что-то вроде дерева бонсай в горшочке. Маленькое, ладненькое, еле-еле растущее. Но одной ветки недоставало. Адам хотел десятую – верхушку для дерева, голову для тела, – однако тщетно почти год Алекс из кожи вон лез, стараясь соблазнить друга автографом какого-нибудь известного спортсмена, ученого или самоубийцы, киллера или его жертвы, президента или мелкой сошки, писателя (несколько недель пытался втюхать ему Филиппа Дика) или борца. Ни евреи, ни гои Адама не интересовали. («Не знаю, не знаю. Пока ничего не могу сказать. Когда увижу, что мне надо, дам тебе знать».)

На уровне глаз устроившегося в кресле Алекса, на небольшой полочке, стояла сногсшибательная фотография Эстер. Сестра Адама сидела на краешке кухонной раковины. Снимок был сделан на следующий день после похорон ее дедушки, три года назад. Алекс взял фотографию в руки. Глаза Эстер были печальны, но на губах поигрывала улыбка – дразняще сексуальная, судя по тому, что уже через несколько минут, после того как изображение выползло из поляроида, Алекс в нее вошел. И сейчас он помнил, как запустил руку ей под блузку, начал мять левую грудь и нащупал коробочку кардиостимулятора. Они занимались сексом стоя, в проеме кухонной двери, прямо во время шивы [38]38
  Шива (иврит,семь) – в иудейской традиции траурный срок, семь дней со дня погребения. Во время шива скорбящим (прямым родственникам: детям, родителям, жене, мужу, братьям и сестрам) запрещено носить кожаную обувь, работать, стричься и бриться, мыться в теплой воде, стирать и гладить одежду. Скорбящие не выходят из дому и сидят не на стульях, а на полу.


[Закрыть]. Но не подумайте ничего такого: Айзек Якобс был для Эстер самым близким человеком. Она просто поселилась рядом с ним в больнице в его последние месяцы и читала ему Тору, пока они вместе не засыпали. Тянулась над его кроватью к простенькому настенному шкафчику, чтобы дать ему увидеть, понюхать или прочитать то, что он хотел. Но секс – противоположность смерти, поэтому Эстер и потребовала своего, прижав Алекса к стене. Секс – ответ на смерть.И они ответили.

Адам выглянул из-за двери:

– Фруктовый или обычный?

– Обычный.

– Молока добавить? Сахару?

– Того и другого, побольше.

– Толстым станешь.

Алекс задрал рубаху и похлопал себя по животику:

– Уже стал.

– Пупка не видно будет.

– Всенепременно, дай срок. Только еще немножко веса наберу.

Адам хохотнул и скрылся за дверью, Алекс же посмотрел в ту сторону, где его друг должен был теперь находиться. Его переполняла любовь. Даже что-то вроде благоговения. Погодите-ка, ну как же так получается?Как симпатичный, жизнерадостный, стройный, с ясным умом мальчик превращается в смуглого пухлого наркомана-еврея и к тому же немного с прибабахом? Почему он каждый год сменял одну маску на другую – столь же ему неподходящую? Безмятежное счастье… грандж… [39]39
  Грандж– направление в хард-роке 1990-х гг., синтезировавшее элементы хеви-метал и эстетику панк-рока. Наиболее яркий представитель – группа «Нирвана».


[Закрыть]уличная жизнь… разные национальные причуды(негритянский английский, репатриация, растафарианство [40]40
  Растафарианство —политико-религиозное движение темнокожих жителей, преимущественно Ямайки, за возвращение «назад, в Африку», которая объявлялась «землей обетованной», а бывший император Эфиопии Хайле Селассие провозглашался мессией.


[Закрыть])… англофилия… американизация… африканцы… во весь рост… плечом к плечу… побрились… мешковатые джинсы… в обтяжку… белые девушки… темнокожие девушки… еврейки… гойки… консерватизм… Консервативная партия… социализм… анархизм… вечеринки… наркота… – как он через все этопрошел? Как он стал таким счастливым?

Адам, конечно, сказал бы: «Благодаря Господу». Но Алекс не стал бы произносить Его имя, а если бы его попросили написать, начертал бы ЯХВЕ или, будь у него подходящая ручка,

Да, Адам сказал бы: «Господь». С другой стороны, Алекс скорее произнес бы: «Травка». Алекс склонялся к ответу: «Марихуана». Может, на самом деле, и то и другое, примерно в соотношении шестьдесят к сорока.

Алекс сел на диван, вспомнил кое-что и открыл свою сумку. Достал согнутый пополам лист бумаги, заложенный между страниц книги, развернул его и выкрикнул в направлении кухни:

– На прошлой неделе, до того как началась вся эта бодяга, нашел одну хорошую вещь. Она здесь, в моей сумке. Список…

– Чего-чего?

– Темнокожих иудеев.

– Прям-таки?

– То есть их автографов, которые удалось достать. Может, что-то подойдет для завершения твоей коллекции?

– Может. Есть что-то стоящее?

– Слэш.

– Да… Нет… Знаю я его. Дешевка.

– Ладно… Подожди… Ленни Кравиц, Лиза Бони.

– Кто?

– Лиза Бони, его первая жена.

– Надо говорить «Бонни», приятель. На французский манер.

– Ладно-ладно. О’кей, слушай-ка… Вупи Голдберг? Пола Абдул?

– Не-е… Руку даю на отсечение – все они из «Страны Яхве» [41]41
  «Страна Яхве» —секта последователей Яхве Бен Яхве (р. 1935), которого они считают сыном Бога. Цель – помочь угнетаемым темнокожим достичь Земли обетованной, т. е. Израиля. Полагают, что истинными евреями являются темнокожие, к каковым относятся также Бог Отец и Христос.


[Закрыть]. Или из «Хранителей заповедей» [42]42
  «Хранители заповедей»– еще одна секта, в основном темнокожих американцев, основанная в 1919 г. Полагают себя истинными потомками древних, эфиопских евреев.


[Закрыть].

– Это еще что?

– Моя старая компания, Алек, моя старая компания. Она больше не моя.

Алекс погрузился в размышления. Потом сказал:

– И правда непохоже, что ты сейчас тусуешься в какой-то компании. А, Адамчик? То есть я хочу сказать, что ты занимаешься всем этим сам по себе.

– Типа того.

– Но ведь это иудаизм! А им нельзя заниматься самостоятельно. Разве не так? Это же не трусцой бегать… или, скажем, быть протестантом?

– Как раз вроде этого, – возразил Адам, и Алекс пожалел о своем вопросе. – В ха-Шем, Алекс, есть два аспекта. Ха-Шем для всех и ха-Шем в тебе самом. Первый как бы заключил соглашение со всеми иудеями, и им надлежит всем вместе идти к нему. Это дело общественное. И в этом, например, суть хасидизма. Но второй аспект – Эйн-Соф [43]43
  Эйн-Соф(Эн-Соф) (иврит,бесконечный, безграничный) – в каббале трансцендентный Бог в Своей чистой сущности; Бог в Себе, в отличие от Своего отношения к сотворенному миру.


[Закрыть], Аин [44]44
  Аин (иврит,глаз) – 16-я буква ивритского алфавита.


[Закрыть], непознаваемое бесконечное нечто – к нему может приблизиться только одинокий путник.

– Ладно. И это ты, да?

– И это я. Алекс?

Адам вернулся из кухни с двумя чашками чаю и коробкой печенья под мышкой. Выражение его лица стало совсем другим.

– Нам надо поговорить, – объявил он. – Серьезно.

Он сел рядом с Алексом, но немного подавшись вперед. Весь сосредоточился, словно Фатс Уоллер [45]45
  Томас (Фатс) Уоллер(1904–1943) – композитор, джазмен, пианист и органист, популярный в 1920-е гг.


[Закрыть]за пианино перед мажорным аккордом. Алекс тоже подался вперед. Теперь они стали дуэтом пианистов перед инструментом.

– Говорил на днях с твоей маманей, – промолвил Адам необычно тихим голосом. Он пододвинул Алексу его чашку чаю. – Только не сердись – я всего лишь немного забеспокоился о тебе…

– Ничего-ничего, вполне логично, – ответил Алекс, думая прямо противоположным образом. – Ну и?.. Как она?

– О, у нее все хорошо. Она всегда, ты знаешь… сама не своя поболтать. Настоящая дзэн, всегда.

– М-м-м… Словно мы и не родственники. Было о чем поговорить?

– Ну-у… да, знаешь, поговорили о Дереке, у Шошаны блохи завелись – и скоро вроде котята будут, так что все там счастливы. Ну и дальше о том о сем поболтали…

Алекс начал догадываться, куда клонит Адам, и ему это не понравилось. Как истинный англичанин, он счел себя вправе скрестить руки на груди, улыбнуться и взглянуть на Адама так, словно он, Алекс, вне себя от радости.

– Да-да. – Он усмехнулся и откинул голову назад. – Ха-ха! Ей только дай повод поговорить – конца-краю не будет. Правда, надо мне ей позвонить – она ведь из тех людей, маман, кто никогда ни о чем не попросит. Кажется, пару дней назад с ней общались, а на самом деле и не вспомнить, когда ей звонил…

– Ал, – прервал его Адам вроде бы деликатно, но с некоей скрытой угрозой в голосе, – она напомнила мне, что за дата приближается. В следующий вторник.

– О-о. Знаю.

– Двадцать шестое.

– М-м-м.

Алекс взял два печенья и положил их друг на друга. Он закрыл глаза и стал слушать Адама. Тот говорил то же, что и каждый год в это время. Но отчего-то именно на этот раз Алекса охватила особенно гнетущая тоска. Если лучший друг религиозен, только и жди (а ничего с этим не поделать), что тебя будут пилить все сильнее и сильнее и наступит день, когда захочется плюнуть и убежать куда подальше. Рождество, еврейская Пасха, Рамадан. Нравятся вам они или нет, выбора нет. Адам начинал доставать Алекса каждый год перед двадцать шестым февраля. Обычно Алекс неделей раньше пробовал как-то психологически к этому подготовиться, но на сей раз немного расслабился и не успел перейти в оборону. Он съел еще три печенья, не говоря ни слова, и Адам, не дождавшись вразумительного ответа, наконец простонал и отвернулся.

– Но почему? – поинтересовался Алекс, водя пальцем по столу. – Я же всегда слушаю, что ты мне говоришь. Но ты ни разу толком не объяснил, почему ядолжен это сделать. Что в этом хорошего? Я же не претендую, чтобы меня считали глубоко религиозным человеком. То есть прихожу на седер [46]46
  Седер —ритуальная семейная трапеза в праздник Песах.


[Закрыть], если на то пошло, но только ради матери. А ханжой быть не хочу. И не пойму почему…

– Таков обычай, – изрек Адам. – Думаю, обычаи ценны сами по себе.

– О’кей, но я так не думаю, – не отступался Алекс. – Может, поставим на этом точку?

– Это ты хочешь поставить точку.

– Я только… все это яйца выеденного не стоит. Адамчик, он умер пятнадцатьлет назад. И даже не был евреем. Знаю, знаю – можешь ничего не говорить. Слышал сто раз. Пожалуйста, хоть сейчас. Давай на этом закончим.

Адам покачал головой и потянулся за пультом управления. Едва ли не минуту оба раздраженно наблюдали, как желтый мяч на экране телевизора медленно катится по полю к угловому флажку.

Наконец Адам встрепенулся:

– Послушай, ты же его сын и живешь на белом свете только благодаря ему. Неужели непонятно? Дети в неоплатном долгу перед родителями.Дарят им успокоение, воздают почести. А все, что от тебя требуется, – это пойти в синагогу и прочитать каддиш вместе с десятком твоих близких. Каждый год я это делаю и всякий раз понимаю всю ценность…

– То ты, – твердо возразил Алекс и открыл коробочку с травкой, – а не я.Не хочу ходить строем, Адамчик. Пожалуйста.Я хочу только покурить, можно?

Адам прибегнул к международному языку жестов – пожал плечами, на еврейский манер. Алекс ответил ему тем же.

3

Аггада [47]47
  Аггада(или Хаггада, иврит,повествование) – часть Устного Закона, не входящая в Галаху, то есть не имеющая характера религиозно-юридической регламентации. Включает притчи, легенды, сентенции, проповеди, поэтические гимны народу Израиля и Святой земле, философско-теологические рассуждения и т. п. Содержится в Талмуде и мидрашах.


[Закрыть]

Первый вопрос на засыпку

Когда Алекс с Адамом курили, сколько времени они развлекались, скручивая косяки?

В книге записано: приблизительно семьдесят восемь процентов.

Это целое искусство. Всегда сперва отделяется завиток бумаги с цветастой коробочки «Ризлы». И «Ризла» постепенно терпит архитектурную катастрофу: сначала теряет стены, потом заднюю часть, потом крышу, и от коробочки вообще ничего не остается. Потом тщательно сворачивается косячок. О, семьдесят восемь процентов удовольствия заключается в этой подготовке, в этом сворачивании.

– Забил косяк, Адамчик?

– Нет еще. Погоди малехо…

– Что ты там возишься?

– Не той стороной бумаги завернул, сейчас переменю…

– Ну, приходнуло тебя?

– Не, только прикуриваю.

Алексу осталось только сесть и наблюдать за происходящим. Одна попытка прикурить, вторая, самая удачная – пятая. («Адам, ты целыми днямиэтим занимаешься. Никак не научишься, что ли?») И вот он ковыляет к ящикам из-под винных бутылок, держа в руках пластинки и негодуя, как невежа луддит, на всех, кто еще пользуется виниловыми дисками и проигрывателями с иголками. Снова сел и понял, что неправильно отрегулировал громкость и тембр. Получилось слишком жизнерадостно. С этим мистером… Гаем [48]48
  Марвин Гай(1939–1984) – афроамериканский музыкант, сын католического священника, в юности пел в церковном хоре. Застрелен после нескольких ссор собственным отцом.


[Закрыть]всегда так, эти проблемы…