355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Збигнев Херберт » Варвар в саду » Текст книги (страница 8)
Варвар в саду
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 04:19

Текст книги "Варвар в саду"


Автор книги: Збигнев Херберт


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Камень из собора

Поезд прибыл на Северный вокзал около полуночи. На выходе ко мне подкатился человечек, предлагая гостиницу. Но провести первую парижскую ночь в постели показалось мне святотатством. К тому же зазывала был рыжий, а следовательно, подозрительный. «Il y u du louche dans cette affaire»[45]45
  Тут дело нечисто (фр.).


[Закрыть]
, – подумал я. И вот, оставив чемодан в камере хранения и вооружившись французско-польским словарем, а также «Путеводителем по Европе» (издание 2-е, исправленное и дополненное Академическим туристским клубом, Львов, 1909), я вышел в город.

Эта бесценная книга из отцовской библиотеки приоткрывала мне тайны Парижа. Издана она была в ту эпоху, когда по городу ездили омнибусы, запряженные тремя белыми лошадьми, на улице Эстрапад процветал польский пансион пани Пюро, а благотворительной деятельностью занималось основанное в 1862 году «Общество Чести и Хлеба» во главе с председателем Замойским. Культурная информация в путеводителе была достаточно скупой, но содержательной, в частности, сообщалось, что театров много, но цены завышенные и что не следует ходить с дамой на галерку. В разделе «Музеи и достопримечательности» путеводитель на первом месте называл Les Egouts, то есть каналы системы канализации, тем паче что бесплатные билеты на осмотр их выдавались в ратуше. Особенно возбуждал воображение совет посетить La Morgue (морг) около собора Нотр-Дам. «Здесь выставлены тела покойников, чьи личности не установлены (замороженные, они выдерживают до трех месяцев)».

Я шагал по Севастопольскому бульвару, ошеломленный многолюдьем, обилием машин и света. Мне хотелось во что бы то ни стало дойти до Сены. Опыт провинциала подсказывал, что за рекой должно быть потише. И вот я перешел мост и оказался на Сите. Тут действительно было спокойней и темней. Начался дождь. Я миновал Консьержери, угрюмое здание, словно бы сошедшее с иллюстраций к Виктору Гюго, и оказался перед освещенным собором Нотр-Дам. Тогда-то это и произошло. Я уже знал, что не напишу работу о Поле Валери{137} и что, к огорчению моих литературных коллег, вернусь на родину, не зная, кто сейчас самый модный французский поэт.

Поселился я неподалеку от собора на острове Сен-Луи. Через несколько дней, воспользовавшись воскресной скидкой на железнодорожные билеты, поехал в Шартр. И здесь моя судьба любителя готики была окончательно решена. С той поры я пользовался любой оказией, чтобы осуществить безумный план посмотреть все французские готические соборы. Осуществился он, конечно, не полностью, однако я повидал самые главные: в Санлисе, Туре, Нуайоне, Лане, Лионе, Шалон-сюр-Марн, Реймсе, Руане, Бове, Амьене, Бурже. После этих поездок я возвращался в Париж, как с гор, и углублялся в книги в библиотеке на холме Сент-Женевьев. Поначалу я наивно искал формулу, объясняющую всю готику. То, что в ней является одновременно конструкцией, символикой и метафизикой. Однако осторожные ученые не давали однозначного ответа.

Замысел этого очерка пришел ко мне в Шартре, когда я стоял на каменной галерее так называемой Новой колокольни. Плывущие вверху тучи создавали ощущение полета. Под ногами у меня был огромный замшелый блок песчаника с вырезанной стрелкой – клеймом каменщика. Так может, вместо того чтобы писать о витражах, которые модулируют свет, как григорианское пение модулировало тишину, и о таинственных химерах, что склонились в задумчивости над бездной веков, имеет смысл подумать, как этот камень попал сюда наверх. Иными словами, о рабочих-каменщиках и архитекторах, но не о том, что происходило в их душах, когда они возводили собор, а о том, какие они использовали материалы, инструменты, методы, а также сколько зарабатывали. Замысел скромный, как если бы о готике вознамерился писать бухгалтер, однако средневековье учит заодно и скромности.

В течение нескольких веков готика была унижена и принижена, как ни один другой великий художественный стиль. Она была непонятна, а потому ненавистна. Критики стреляли в нее глумливыми словами, как наполеоновские солдаты в лицо сфинкса. У классицистов при виде этих безумных сооружений парики вставали дыбом. «Повсюду полно окон, розетт и шпилей, камень кажется вырезанным картоном; все дырявое, все висит в воздухе».

Впрочем, дело не ограничилось словесной полемикой. Наполеон III с легким сердцем разрушил в Париже несколько десятков готических церквей. Но варварские проекты сноса их появляются уже в начале XIX века. Единственная проблема, которая заботит авторов подобных проектов, как с наименьшими затратами избавиться от этих «шедевров дурного вкуса». В XVIII веке уничтожили Сен-Никез, одну из самых красивых готических церквей, собор в Камбре и ряд других. Не было снисхождения к «стилю готов», который «руководствовался капризом, лишенным всякого благородства, и отравил изящные искусства», как писал энциклопедист шевалье де Жокур{138}.

Миллионы и миллионы тонн камня. За три столетия – с XI по XIV век – во Франции этого строительного материала было добыто больше, чем в Древнем Египте, стране гигантских пирамид. Восемьдесят соборов и пятьсот больших церквей, которые были построены в тот период, поставленные рядом, образовали бы настоящий горный хребет, но только сотворенный человеческими руками.

В одной из книг я увидел рисунок, на котором фасад греческого храма был вписан в фасад готического собора. На основании этого рисунка можно сделать вывод, что внутри таких соборов, как Амьенский или Реймсский, поместились бы, как в чемодане, многие сооружения Акрополя. Правда, из этого сравнения следует не так чтобы много, и уж совсем ничего, что говорило бы о функциях сакральных зданий в эти столь отличные периоды. Античный храм был домом бога, собор же – домом верующих. Бессмертных всегда меньше, чем тех, кто их чтит.

Площадь больших соборов составляет порядка четырех-пяти тысяч квадратных метров, то есть в нем с легкостью могло уместиться население целого города, причем включая и паломников. Возведение подобных сооружений требовало огромных денежных затрат, а потому начинать надо с финансов.

* * *

Никакие архивные материалы не позволяют сделать вывод, что перед началом этих колоссальных работ производились какие-то подсчеты затрат и составлялись сметы. В средневековой бухгалтерии действовал романтический принцип соизмерения усилий в соответствии с замыслом. Впрочем, поначалу благодаря безмерному энтузиазму верующих, для которых строительство собора было еще и проявлением местного патриотизма, денег набиралось много, ну, а потом бывало по-всякому.

Этим-то и объясняется, почему очень немногие соборы выдержаны в одном стиле, построены сразу. Добавим к этому еще вот что. Затраты на строительство превосходили средства, какими мог располагать один человек, даже суверен. Желая обеспечить постоянный приток средств, папы в XIII веке потребовали, чтобы четвертая часть доходов каждой церкви предназначалась на строительство. Но требование это исполнялось не слишком дотошно. И вот король Ян Чешский{139} передает на строительство церквей доходы от королевских серебряных копей. Не отставали и городские коммуны. В Орвието в 1292 году произвели перепись жителей и в соответствии с их состоянием назначили налог на строительство Il Duomo. Сохранился также весьма интересный реестр жертвователей на возведение Миланского собора, включающий все профессии и социальные группы, в том числе и куртизанок. Очень часто дарения поступали натурой; так, королева Кипра пожертвовала одному из итальянских соборов великолепную, шитую золотом ткань. Лихорадка пожертвований порой приводит к семейным конфликтам. Например, один итальянец просит возвратить золотые пуговицы, которые жена принесла в дар на строительство. Рядом с церквями открываются большие лавки, где можно купить все, что жертвуют верующие, – от драгоценностей до домашней птицы.

Сборщики пожертвований отправляются в дальние страны добывать средства на строительство. Цистерцианцы, приступив к возведению Сильванского аббатства, обращаются за помощью к императору Константинополя, королю Сицилии и графу Шампани. Прихожане же объединяются в братства, целью которых является оказание материальной помощи начавшемуся строительству. Братства были самые разные, но, пожалуй, самым экзотическим можно считать «братство игроков в шары» из Ксантена – «confrérie des joueurs de boule». В нем состояли отнюдь не самые последние люди – среди членов этого братства числился и епископ. Не следует упускать из виду и доходы от продажи духовных ценностей. То есть индульгенций. Коллегиальная церковь Св. Виктора в Ксантене в 1487 году за их счет покрыла треть расходов на строительство. Впрочем, право продавать индульгенции давалось не задаром. В 1397 году миланцы купили у папы unam bonam indulgentiam[46]46
  Право на торговлю индульгенциями (лат.).


[Закрыть]
за пятьсот флоринов.

Сбор пожертвований, особенно если он производился далеко от места строительства, неизменно сопровождался привозом реликвий, что для каждого города, куда приезжали сборщики, было большим праздником. Миниатюры очень подробно представляют подобные события: по улице среди толп коленопреклоненных верующих движется процессия с ковчежцем, в котором находится реликвия. Больные тянут руки, матери с детьми протискиваются в первые ряды, чтобы прикоснуться к чудотворным мощам.

Церковь протестовала против культа священных предметов еще до того, как его стал высмеивать Боккаччо. Латеранский собор 1216 года запретил поклоняться реликвиям без специального на то позволения. И все же невозможно не изумляться безмерной инициативе и смелости сборщиков пожертвований. Так, в 1112 году после пожара, который причинил серьезный ущерб собору в Лане, семь каноников собирают уцелевшие реликвии: лоскут рубашки Божьей Матери, кусочек губки, с которой поили на кресте Христа, и частицу самого креста. После процессий в нескольких французских городах паломники возвращаются с суммой, достаточной, как они посчитали, для завершения строительства. К сожалению, собранные деньги быстро закончились, и пришлось снова отправиться на сбор средств. Рассказ о нем мог бы стать канвой захватывающего исторического романа. Есть там и плавание по морю, и разбойники, воры, пираты, и коварные фламандские суконщики. После семи месяцев странствий и приключений благочестивые путешественники благополучно возвращаются в родной город с суммой, позволившей меньше чем за год завершить возведение собора. Но не везде удавалось столь удачно разрешить проблему приведения в равновесие доходов и расходов. В отчетах о строительстве часто приходится читать меланхолическую констатацию: «Ничего не делается. Нет денег».

* * *

Другой серьезной проблемой для строителей соборов была транспортировка материалов. Транспортные средства оставались те же, что и в античные времена, то есть водные пути и повозки, в которые запряжены лошади или мулы. Если каменоломня находилась на расстоянии более десяти километров от места строительства, как это было, к примеру, в Шартре, то одна упряжка доставляла за день полторы тысячи килограммов камня, то есть около одного кубического метра.

Французская пословица гласит: «Замок разрушенный – это замок наполовину построенный». Многие камни готических соборов происходят из крепостных стен и сооружений времен Римской империи. Чтобы возвести огромную церковь Св. Олбэна, в Британии разобрали остатки античного города Веруламия. Примеры можно умножать бесконечно. Хроники сообщают о чудесных находках, как это было, например, в Понтуазе, месторождений камня, которого хватило на строительство собора Сен-Дени. Но такое случалось не часто. По Рейну, Роне, Арно плыли барки с античными колоннами, капителями, блоками белого и розового мрамора. Гордая и могущественная Венеция посылала свои корабли в поисках строительных материалов для базилики Св. Марка в Сицилию, Афины, Константинополь, Малую Азию и даже в Африку.

Какова была стоимость транспортировки? Если материал доставлялся из места, находящегося на расстоянии в несколько десятков или более километров, его цена увеличивалась втрое, а то и впятеро. В каменоломнях Казна за единицу камня платили один фунт шесть шиллингов и восемь пенсов. Когда же он оказывался на строительстве собора в Норвиче, его цена составляла четыре фунта, восемь шиллингов и восемь пенсов. Подсчитано, что общая стоимость многих соборов могла бы снизиться наполовину, если бы не трудности фрахта. Так что разрушение старинных сооружений было отнюдь не слепым вандализмом, а жесткой экономической необходимостью. Очень скоро пришли к пониманию, что единственная эффективная возможность снижения стоимости перевозки – это доводка камня в каменоломне до состояния готового продукта и доставка к месту строительства уже обработанных блоков. Каменщиков и мастеров начинают направлять в каменоломни, где они работают под надзором архитектора. Эта практика получала все более широкое распространение, и в Англии возникли мастерские, поставлявшие обтесанный строительный камень и даже готовые скульптуры.

Нельзя не упомянуть об одном оригинальном транспортном средстве, не встречавшемся нигде и никогда, кроме Средних веков, а именно спинах верующих, добровольно предоставлявших их для доставки строительных материалов. Прежде чем паломники доходили до прославленного собора Сант-Яго (Св. Иакова) в Компостелло, каждый из них в городке Трикастела получал порцию известняка, которую должен был донести до Кастанеды, где находились печи. В часто цитируемом письме аббата Эмона из Шартра (1145 год) описывается, как толпа женщин и мужчин всех сословий (что критически настроенным комментаторам представляется преувеличением) тянут возы «с вином, пшеницей, камнем, деревом и всем прочим, потребным для строительства церкви и пропитания». Тысячи людей идут в полном безмолвии. Дойдя до цели, они распевают благодарственные гимны и исповедуются в грехах. Многие литературные тексты дополняют картину добровольного труда верующих. Во время строительства собора в Везле Берта, жена герцога Русийонского Жира, покидает ночью супружеское ложе. Исполненный подозрений герцог следует за ней.

 
Et voit venir de ioign la dame et ses ancelles
Et de ses plus privees pucelles damoiselles,
Qui venoient tout chargié de sablon et d’arène
Si qu’elles ne poivent monter fort qu’a grant peine[47]47
Вслед за его супругой предлинной вереницейИдут ее служанки, и дамы, и девицы,Несут они корзины кто камня, кто песка,Хоть многим ноша эта чрезмерна и тяжка (фр.).

[Закрыть]
.
 

Однако нужно относиться критически к этим красивым историям, вполне вероятно, правдиво отражающим настроения, общественный фон и атмосферу чуда, окружавшую строительство больших соборов. Но могли ли они оказать сколько-нибудь значительное влияние на ускорение строительства? Осторожные исследователи весьма в этом сомневаются. Охваченное энтузиазмом ополчение, надо полагать, не было решающим фактором этого великого архитектурного сражения.

Неисчерпаемым источником сведений о том, что происходило с материалом, когда он уже оказывался на строительной площадке, являются не столько записи хронистов, сколько витражи, миниатюры и гравюры. Особенно много ценных свидетельств дает нам излюбленная в Средние века тема Вавилонской башни.

Камни и раствор рабочие вносили наверх на плечах либо поднимали с помощью простейших механизмов, основанных на системе блоков. Применявшиеся в древности большие деревянные подмости, опирающиеся на землю и поднимающиеся вместе с ростом здания, использоваться здесь не могли из-за плотной застройки вокруг соборов. Леса начинались не от фундамента здания и напоминали ласточкины гнезда, подвешенные на головокружительной высоте. На возводимых стенах видны так называемые «журавли», то есть крановые балки в виде бревен, и примитивные лебедки. Канат, к которому крепился камень, внизу наворачивали на барабан, точь-в-точь как сейчас в деревенских колодцах. Использовались также большие колеса со ступенями, которые приводились в движение ногами ступающих на них рабочих. В церквах Эльзаса и английских соборах эти примитивные механизмы сохраняются как экспонаты. Нет никаких указаний на то, что в Средние века удалось изобрести какие-нибудь приспособления, пусть не заменяющие, но хотя бы уменьшающие мышечные усилия людей. Так что готические соборы являются поистине творением человеческих рук.

Набор инструментов исключительно прост: пила для резки блоков песчаника, разные виды плоских и заостренных молотов, кельмы, а также измерительные инструменты – угольник, угломер, уровень. Спорным остается вопрос, когда появилось долото с широким острием, но вероятней всего, что только в XIV веке. Инструментарий строителей соборов не слишком отличается оттого, каким пользовались создатели Акрополя.

Но это отнюдь не было существенным фактором, тормозящим темп строительства. Финансы и транспорт – lenta convectio columnarum[48]48
  Медленная доставка колонн (лат.).


[Закрыть]
– вот слабые места этих честолюбивых предприятий. Строительство собора в Шартре продолжалось пятьдесят лет, в Амьене – шестьдесят, Нотр-Дам – восемьдесят, в Реймсе – девяносто, в Бурже – сто. Почти ни один готический собор не был завершен при жизни тех, кому снились его башни, устремленные к облакам.

* * *

Выдающийся бельгийский медиевист Анри Пиренн{140} провел аналогию между динамикой общества XI–XII веков в Европе и тем, что происходило в середине XIX века в Америке. Строительство грандиозных готических соборов немыслимо без развития городов и перемен в экономической структуре. Земля перестает быть единственным источником богатства, растет стоимость движимого имущества, развивается торговля, возникают банки.

Церковь весьма неодобрительно смотрела на тех, кто создавал большие состояния не физическим трудом, не благодаря своему происхождению, а благодаря ловкости и уму. Им не оставалось ничего другого, кроме как жертвовать часть доходов на возвышенные цели. Хоть это, конечно, не абсолютная истина, но все-таки можно рискнуть и высказать утверждение, что готические соборы появились как следствие нечистой совести нарождающейся буржуазии.

Соборы были предметами гордости, а также видимыми издалека знаками могущества. А равно и местом вполне мирской деятельности. Человек средневековья в соборе чувствовал себя как дома. Нередко он там ел, спал, разговаривал, не понижая голоса. Поскольку скамей не было, по церкви свободно расхаживали и частенько в ней укрывались от непогоды. Запреты церковных властей на проведение в церквах светских собраний доказывают, что, вероятней всего, это было широко распространенным явлением. Подтверждением тому служит еще один факт: во многих городах, где был собор или большая церковь, не строили ратушу. Витражи не только повествовали о житиях святых, но исполняли, если дозволено сравнивать великое с малым, функцию неоновых реклам ткачей, плотников, портных. Известно, что дарители яростно боролись за наиболее выгодное размещение пожертвованных витражей. А самое выгодное – это то, которое ближе всего к глазам вероятного клиента.

Поражает и заставляет задуматься то обстоятельство, что короли и князья сыграли очень скромную роль в деле строительства соборов, особенно если речь шла о степени личного участия. Ежели не брать в расчет чисто королевские храмы, такие как Сент-Шапель или лондонский Вестминстер, роль суверенов ограничивалась денежными субсидиями, редкими посещениями стройки да иногда направлением придворного архитектора для проведения экспертизы. И это все.

Постоянная забота об облике собора и его строительстве в Англии, Германии и Франции лежала на аббатах и епископах, а в Италии – на городских коммунах. Аббат Сугерий{141} является образцом и символом тех, кто все свои силы, время и талант посвящал собору. Легко можно представить себе, как он спорит с золотильщиками и живописцами, устанавливает иконографию витражей, поднимается по лесам, возглавляет экспедицию дровосеков в окрестности для поисков достаточно высоких и крепких деревьев. Благодаря ему строительство Сен-Дени продолжалось всего три года и три месяца, что стало рекордом скорости строительства, не побитым за несколько веков. Такими патронами для Нотр-Дам был Сюлли{142}, для Амьена епископ Эврар де Фуайуа и для Осера епископ Готье де Мортань.

Но даже безмерной энергии и энтузиазма одного человека было недостаточно для того, чтобы обеспечить непрерывный надзор за огромным этим начинанием. Поэтому возникают некие организации, своего рода службы, которые в разных странах назывались по-разному: fabrique, oeuvre, werk, work, opera. Они занимаются всем сложным механизмом управления и бухгалтерией, нанимают художников и рабочих, сохраняют планы. Капитул делегирует одного или нескольких клириков, которых получают название custos fabricae, magister fabricae, magister operis. Однако являются они отнюдь не техниками, как можно было бы подумать судя по наименованию их должностей, но администраторами. Впрочем, и сама администрация разделяется по специализациям. Во Франции ведению la fabrique подлежат финансы, а вопросами строительства в буквальном значении этого слова занимается l’oeuvre. Со временем эти новые административные организмы обретают значительную автономию, особенно большую в Италии, где коммуны играли решающую роль в строительстве соборов.

* * *

Присмотримся к людям, работающим на строительстве. Они составляют небольшое иерархизированное сообщество. В самом низу этой общественной лестницы мы видим рабочих; миниатюристы изображают их поднимающими наверх в носилках камни или раствор либо терпеливо вращающими колеса подъемных механизмов. Набирались они большей частью из беглых крестьян, выходцев из многодетных деревенских семей, которые устремлялись в города в поисках хлеба и свободы. Квалификации у них не было, и чаще всего они исполняли самые тяжелые работы: копали котлованы под фундаменты, порой на глубину до десяти метров, а также занимались транспортировкой материалов. Однако у них, особенно у молодых, предприимчивых, была надежда, что в один прекрасный день кто-то другой переймет у них тяжелые носилки, а они там, наверху, будут укладывать в стены камень. И экономический фактор играл тут весьма существенную роль. Подносчик камня, землекоп получали в день семь денье{143}, каменщик же – двадцать два.

Нужно ли удивляться тому, что они не слишком доброжелательно смотрели на тех, кто бескорыстно, подобно высокородному Рене Монтобанскому, который пытался тяжелым трудом искупить былые свои прегрешения, трудился на строительстве. В «Chanson de geste des quatre fils Aymon»[49]49
  «Песнь о четырех сыновьях Аймона» (фр.).


[Закрыть]
рассказывается, что вечером, когда рабочие получали поденную плату, Рене взял только один денье. Но это вовсе не значит, что работал он плохо, напротив, за раз он переносил больше, чем трое рабочих, так что каменщики спорили между собой, кому он будет помогать. Его прозвали «работником св. Петра», и тем не менее через неделю отчаявшиеся сотоварищи по работе убили его, ударив тяжелым молотом по затылку, а тело бросили в Рейн. Из этой кровавой истории можно сделать важный вывод: количество неквалифицированных рабочих было велико и борьба за рабочие места жестока. Количественное отношение неквалифицированных рабочих к квалифицированным составляло три к одному – четыре к одному, а иногда и больше. Аббаты из Рамзи брюзжат по поводу тех, кто приходит на строительство не из благочестия, а «из любви к заработку», «pour l’amour de la paie», что нас, кстати сказать, не слишком удивляет.

Если смотреть со стороны, может возникнуть впечатление, что между рабочими и мастерами существовала пропасть, но на самом деле так не было. Ибо готические соборы, эти великие импровизации, требовали наличия чего-то наподобие органических связей между всеми участвовавшими в их строительстве. Это следовало даже из самой сущности материала. Камень, отесанный внизу каменотесом, должен был попасть на точно определенное место, потому что, в отличие от кирпича, не был взаимозаменяемым. Потому, вероятно, в платежных реестрах, которые составлялись, если можно так выразиться, по административному принципу, а не в соответствии с величиной заработков, мы видим явно намечающиеся профессиональные артели. Сразу же за мастером каменщиком следуют его подручные или подмастерья, называвшиеся valets, compagnons, serviteurs. Им просто по необходимости приходилось учиться ремеслу. Хотя бы такому простому, как приготовление раствора. А штукатуры уже фигурируют в списке ремесел, составленном Этьеном Буало{144}.

Высшую группу составляют каменщики и все другие мастера, работающие по дереву, камню, свинцу и железу. В сущности, они являются конструкторами. Соответственно функция каменщиков – укладывать камень, что лучше всего передают английские термины setter, layer. От них зависит, выдержит ли арка давление свода, не раскрошится ли замковый камень арки. Миниатюры представляют их на самом верху возводимых стен с кельмой, уровнем и свинцовой проволокой для провешивания вертикали. Их имена исчезают из платежных ведомостей зимой, когда они покидают строительство, накрыв верхние части стены соломой и хворостом для защиты от холода и сырости.

В то же время мы мало или почти ничего не знаем о тех, кто работал в каменоломнях. Упоминаются они крайне редко, отсутствуют и в достаточно подробной «Книге ремесел» Этьена Буало. Оплачивались эти люди плохо и работали в самых тяжелых условиях. Это безымянные ратники крестового похода соборов. А между тем без них, трудившихся а сырых и темных подземельях, вырубавших в скале негативы соборов, немыслимым было бы то, что возведено и до сих пор восхищает и удивляет нас.

К работам в каменоломнях чаще всего приступали еще до того, как начинали копать котлован под фундамент. Трудились там группами по восемь человек под руководством мастера, который не только зарабатывал куда больше рабочих, но и получал еще вознаграждение за каждый вытесанный камень. Темп работы был, надо полагать, очень быстрым, как о том свидетельствует информация, относящаяся к каменоломням, которые были приписаны к цистерцианскому аббатству в Королевской долине в Чешире. В течение трех лет там добыли тридцать пять тонн камня, каждые четверть часа из каменоломни отправлялся воз, нагруженный строительным материалом.

* * *

Уолтеру из Черифорда, руководителю работ в Королевской долине, пришла в голову мысль построить для каменщиков помещение вроде сарая. Он явно не предполагал, что сарай этот, называвшийся по-французски «ложа», сделает блестящую политическую карьеру. Поначалу все было весьма прозаично и имело чисто практический смысл. Тем, кто обтесывал камень, готовил скульптурные элементы, необходимо было предоставить помещение, где они могли бы поесть, а также укрыться от зноя и холода. Это не было жильем. Но совершенно точно, что ложа каменщиков (известно, что первая была выстроена из тысячи четырехсот досок, то есть была по размерам невелика и внутри оборудована крайне примитивно) стала также местом профессиональных дискуссий. Существует документ, сообщающий о вооруженном вмешательстве стражников епископа в чрезмерно темпераментный спор каменных дел мастеров. Правда, произошло это не в Англии, а во Франции на строительстве Нотр-Дам, так как обычай строительства лож очень быстро переняли во всех странах.

На картине Ван Эйка{145}, изображающей святую Барбару, покровительницу строителей, ложа, а по-нашему «бытовка», рядом с огромным храмом выглядит почти как птичья клетка. И действительно, поместиться в ней могло самое большее десятка два ремесленников. По сути, они и были этакими перелетными птицами. Времена были беспаспортные, так что мастера и подмастерья часто переплывали Ла-Манш, переправлялись через Рейн и даже отправлялись с крестоносцами в Палестину. Иногда их брал с собой архитектор, как это сделал, к примеру, Этьен де Боннейль, когда отправлялся строить собор в Упсале{146}. Странствия мастеров вызваны были не только жаждой приключений, но и поисками лучших условий. А порой это было попросту бегством от принудительных работ. Чаще всего такое происходило в Англии, где по повелению короля шерифы производили насильственный набор мастеров и каменщиков на строительство замков, удаленных иногда от места их жительства на сотни километров. И при этом на неограниченный срок. Строители же соборов были вольными ремесленниками.

Всех работавших с камнем объединяет общее французское название tailleurs de pierre[50]50
  Резчики камня (фр.).


[Закрыть]
, а обозначает оно как тех, кто обтесывал его, так и тех, кто изготавливал розетту, арку свода и даже скульптуры. Одной из тайн готической архитектуры и вещью совершенно непостижимой для нас является то, что скульпторы эти не воспринимались как художники и растворялись в массе анонимных каменщиков. Архитектор и теолог держали их индивидуальность в узде. В 787 году на Никейском соборе было постановлено, что искусство является делом художника, но композиция (сейчас бы мы сказали: содержание произведения) находится в компетенции священнослужителей. Постановление это было отнюдь не чисто декларативным, поскольку в 1306 году скульптор Тидцеман вынужден был изъять из одной лондонской церкви исполненную им фигуру Христа, которую признали не соответствующей традиции, и вдобавок возвратить деньги, полученные за работу.

Терминология, использовавшаяся для обозначения отдельных ремесленников, скудна и нередко вводит в заблуждение. Зачастую она основывается не на функциях, а на реалиях. Так, английский термин hard hewers обозначает ремесленников, которые работали с тяжелым камнем, какой добывался в окрестностях графства Кент, в отличие от обтесывавших мягкий камень, подходящий для изготовления скульптур, и называвшихся freestone masons (впоследствии использовали сокращенное название freemason, от которого происходит французское название franc-maçon – франкмасон; средневековье его не знало, и относится оно уже к возникшему в XVIII веке религиозно-философскому движению вольных каменщиков, или масонству). Если встать перед королевским порталом в Шартре, то видно, что скульптуры выполнены из другого, более мелкозернистого камня, нежели стены.

Время работы определялось солнцем. Начинали трудиться с рассветом, а заканчивали в сумерки. У английских каменщиков, как следует из документов второй половины XVI века, зимой был часовой перерыв на обед и пятнадцатиминутная пауза после полудня. Летом же час на обед и два перерыва по тридцать минут. Зимой работали по восемь – десять часов, летом все двенадцать. Праздничных дней было пятьдесят, а если добавить к ним воскресенья, то рабочих дней в году получалось примерно двести пятьдесят.

Чтобы привлечь квалифицированных работников, им предоставляли жилье на постоялых дворах. Достаточно поздно, только в XVI веке, в Англии близ Итона появилась первая гостиница для мастеров, причем с кухней.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю