Текст книги "Газета Завтра 814 (78 2009)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

     Главный риск – это кризис самой модели российского общества: и политической, и экономической. Сырьевая экономика исчерпана, необходима модернизация, а для нее необходимо привлечение гигантских ресурсов, ранее вывезенных из страны. Но к этому никто не готов, что, собственно, и показал пикалёвский инцидент. Спасать Пикалёво начали только тогда, когда ВТБ предоставил Дерипаске очередной кредит, а за «свои» спасать Пикалёво Дерипаска категорически отказывался. И поездка Путина туда была не столько актом политической воли, сколько операцией в области политического пиара. Причем операцией неудачной. Народ у нас не мыслит многоходовыми комбинациями, и если один раз, сделав то, чего не нужно, по мнению властей, делать, он добился денег и справедливости, то он так и будет делать дальше. А что при этом скажут власти, никакого значения уже не имеет. И мы видим, что после Пикалёва случаи перекрытия трасс резко участились – как правило, с положительным для людей результатом. А ведь до этого долгие месяцы ни голодовки, ни письма, – ничего не действовало. Поэтому возможная катастрофа не связана с отношениями Медведева и Путина – она связана с качеством нынешней российской элиты, этого болота со всеми его кочками, и с той реальностью, которая сегодня здесь складывается. Эта реальность может быть преодолена или «революцией сверху», которую может осуществить только монарх, то есть в данном случае – президент Медведев, или «революцией снизу», которая в России всегда является синонимом развала и распада страны. Потом её снова придется собирать, мучительно и кроваво, как это было, например, после 1917 года. Дай Бог нам этого на нашем веку не увидеть.

     Александр НАГОРНЫЙ, заместитель главного редактора газеты «ЗАВТРА».

     Я соглашусь со Станиславом Белковским в том, что феномен нынешней российской «тандемократии» не идентичен историческому феномену «двоевластия». Двоевластие предполагает наличие в обществе примерно равнозначных и противостоящих друг другу сил: классовых, этнокультурных, конфессиональных, – которые сталкиваются между собой в борьбе за власть. А то, что Путин с Медведевым выражают немного разные интересы одной и той же силы, ни у кого сомнения, по большому счету, не вызывает.

     В связи с этим вопросы вызывает не исход их мифического или реального «противоборства», а глобальное позиционирование внутри России и за её пределами той силы, которую Станислав Александрович определил как «непубличный контур власти». Самое печальное даже не в том, что это позиционирование не самостоятельно и ситуативно – самое печальное, что до сих нет никакого желания здесь что-то менять. Уже давно и с разных точек зрения говорится о не-проектности и не-субъектности всех действий наших власть предержащих, что делает их объектами, пешками в чужой игре. А ведь пешку могут двинуть в ферзи, как происходило с «путинской» Россией 2000-2008 годов, и точно так же ею могут пожертвовать или разменять на другую фигуру, – в зависимости от ситуации на «мировой шахматной доске», по определению Збигнева Бжезинского.

     Значит, надо максимально полно понимать эту ситуацию и использовать все связанные с ней возможности для улучшения своего позиционирования. Что сейчас происходит на мировой арене? На мировой арене видимым образом происходит столкновение интересов США и КНР – потребителя и производителя, должника и кредитора, причем вопрос стоит очень просто: когда и каким образом Соединенные Штаты намерены расплатиться по своим долговым обязательствам? Кризис – не кризис, война – не война, смерть – не смерть, но этот вопрос каким-то образом – любым! – обязан быть в обозримом, самом ближайшем будущем урегулирован, решен и снят с повестки дня. Потому что дальше эта машина в её нынешнем виде крутиться уже не может.

     Что делает Обама? Обама сейчас делает тоже простую и понятную вещь: переводит долги крупного частного капитала в государственный долг США – понятно, что с дисконтом, с реструктурированием и так далее, но это, по большому счету, не решение проблемы. Потому что долг – хоть частный, хоть государственный – надо отдавать. Команда Обамы, переведя на государство долги корпораций ("Что хорошо для «Дженерал Моторс» – хорошо для Соединенных Штатов), не имеет возможности по этим долгам расплатиться. Значит, ей (или другой команде, которая придет на смену) остается или объявить дефолт и банкротство Соединенных Штатов, или начать войну против своих кредиторов – хотя бы некоторых из них, привлекая других кредиторов в союзники обещаниями расплатиться, полностью или частично, после победы.

     Вот куда ведет осуществление «плана Обамы», пришедшего на смену «плану Буша» и более раннему «плану Клинтона». Давайте рассмотрим обе эти возможности.

     Против кого может быть направлено военное решение? Военное решение может быть направлено или против России, или против Китая – варианты с Европой и исламским миром по разным причинам не проходят. Но, смотрите: даже в случае полной победы, уничтожив Китай или нанеся ему непоправимый урон, Соединенные Штаты окажутся перед необходимостью заново создавать «мастерскую мира», т.е. заново вкатывать этот сизифов камень на вершину горы – риски, несопоставимые с выгодой. Война против России для США – объективно куда более привлекательный вариант: нашими территориями с их богатейшими природными ресурсами в принципе можно полностью расплатиться и с Китаем, и с Японией, и с Европой, и с арабскими шейхами, и еще несколько новых алясок оставить себе. Но – любая победа над Россией, даже самая легкая и быстрая, НЕ усиливает Америку относительно Китая и других кредиторов. Наоборот, она усилит Китай, Европу, Японию и исламский мир относительно Америки, и ТАМ это прекрасно понимают. Всё это вовсе не значит, что война США и их союзников против РФ вообще исключена – нет, но она может реализоваться только в самом крайнем, самом безвыходном для Америки случае.

     А теперь спросим себя, что произойдёт в случае суверенного дефолта США? В случае дефолта возможен распад Соединенных Штатов с образованием нескольких новых независимых государств типа Техаса, Диксиленда и Великой Калифорнии, и полным списанием американского государственного долга. Некоторые ТНК погибнут, как Lehman Brothers, остальные – большинство – попросту сменят адреса своих штаб-квартир с американских на европейские и гонконгские. И то, как сегодня развиваются события в США, особенно на тихоокеанском побережье, где я провел последний месяц, на мой взгляд, свидетельствуют в пользу именно этого варианта. Очень похоже на то, что крупный частный капитал (во всяком случае, его интернациональное и транснациональное крыло) готовит сдачу Америки – точно так же, как интернациональное и транснациональное крыло КПСС в конце 80-х годов готовило сдачу Советского Союза.

     Разумеется, далеко не все корпорации и политические силы в США такая перспектива устраивает. Поэтому там неизбежен очень жесткий конфликт, «загоризонтным» отражением которого, на мой взгляд, и является российская «тандемократия», в которой «медведевцы» ориентируются на крупный частный финансовый капитал США, а «путинцы» – на военно-промышленные корпорации и федеральную бюрократию.

     При этом стоит помнить и понимать, что даже в нынешнем своем разделенном и конфликтном состоянии американские элиты вполне в способны устроить внутри российских элит «холодную гражданскую войну», в которой будут поддерживать обе конфликтующие стороны в соответствии с «заповедью Трумена»: «И пусть они убивают друг друга как можно больше», – чтобы затем уничтожить и ту, и другую, получив на месте России новые полтора десятка «независимых государств» – возможно, даже объединенных между собой в рыхлую конфедерацию по типу СНГ.

     Так что к трем сценариям, обозначенным Тимуром Руслановым я бы, с вашего позволения, добавил четвертый – условно говоря, «катастрофический», при котором «вне игры» оказываются одновременно и Путин, и Медведев. Полагаю, что его вероятность тоже достаточно велика и, во всяком случае, заметно отличается от нулевой.

     Игорь ВОТАНИН, политолог.

     Александр Андреевич в своем романе «Виртуоз» подошел к проблеме двоевластия языком художественной прозы: дух реет, горние силы мятутся, есть надежда на спасение. Но в наших сегодняшних земных делах проникновение в тайны двоевластия Киевской Руси или Гришки Отрепьева с его Мариной нам, к сожалению, не поможет. Обращаясь к нынешним реалиям властного дуумвирата и рассматривая различные сценарии развития событий (вроде возвращения Путина в Кремль, сохранения статус-кво или постепенного усиления Медведева), мы забываем о главном, а именно о том, что наш паровоз на огромной скорости летит в тупик. С учетом этого определяющего обстоятельства для подавляющего большинства населения совершенно не имеет значения, какой из двух персонажей (как их весьма метко определил Станислав Белковский «фальшь-силовик» или «фальшь-либерализатор») будет в конкретный момент на месте машиниста. В условиях надвигающейся катастрофы все свары политических блох российского Олимпа имеют ничтожный вес.

     Конечно, «элита» волнуется – что будет с наворованным добром, с лондонскими особняками и Марбельскими дачами, самыми роскошными яхтами и самыми навороченными самолетами, счетами в швейцарских банках и хитроумными оффшорными схемами? Дорогие россияне гадают: кто из двух машинистов лучше справится с задачей легитимации на Западе ворованной собственности. Отпахавшего восемь лет «раба на галерах» вроде бы недолюбливает Хиллари Клинтон. Может быть, не использующий «пацанскую» лексику гладкоречивый юрист Медведев ей будет больше по нраву? И невдомек господам, что не станет мировая элита, оказавшись в зоне турбулентности, копаться в квитанциях наших павианов! С чистотой российских олигархических капиталов им давно всё понятно (и свои аналитики работают, и материалы нашей Счетной палаты читают), и уж если перед всей эрэфией стоит реальная угроза оказаться разменной картой в большой игре (тут я полностью согласен с Александром Алексеевичем Нагорным), то павианов попросту пересажают в клетки и развезут по зоопаркам.

     Если глобальный кризис смоет с лица земли всех наших дерипасок вместе со всеми симулякрами свобод и демократии, то это в некотором смысле было бы чудом исторической справедливости. Ведь какими экзистенциальными недоумками нужно было быть, чтобы уничтожить все защитные системы, созданные в СССР потом и кровью. Не начали бы без оглядки разрушать всё и вся – пересидели бы и сейчас кризис, как в бункере. Но в гламурной гонке с мировой буржуазией на это у дорогих россиян ума не хватило. Пусть «совки» сдохнут, «нечего нищих плодить», как выразился недавно один российский буржуа, зато мы лидируем в списке «Форбс», и яхта у нас больше, чем у Ротшильда.

     Что же делать сегодня? Каким словом можно было бы соединить людей, чтобы сообща сократить потери? Прежде всего, надо перестать врать. Это – первый закон больших кризисов. У наших же политиков всё наоборот – как начался кризис, их словно прорвало. «Остров стабильности!» «Прекрасно работающая экономика!» «Выполним все социальные обязательства!» – чего только не наговорили?! На Западе лишь тихо ухмылялись.

     Второй закон – переживать бедствие солидарно, как общность, как племя. Вместо этого стали словом и делом рассыпать народ, рвать скрепляющие его узы «горизонтального товарищества». Выбросили с работы уже два миллиона человек – при том, что в стране избыток омертвленных ресурсов и мощностей. Надо было лишь создать адекватные кризису организационные формы их соединения, хотя бы временные. Но об этом и речи нет. Наоборот, исполняются всё те же старые песни о пользе безработицы. Достаточно обратиться к апрельскому выступлению ректора Академии народного хозяйства (АНХ) В. Мау, заявившему, что «если мы хотим реализовать структурные реформы, уровень безработицы должен быть выше».

     О какой «элите» мы тут говорим? Что за социально-культурный тип она из себя представляет? Это, как писал А.С. Панарин, «юноша Эдип», ненавидящий требовательного отца, отвергающий всякую ответственность, неспособный к тяжелому длительному труду и творческим усилиям. Никакой Путин, никакой Медведев не смогут на него опереться в трудное время!

     Историческая вина всей нашей властной верхушки, начиная с Горбачева, состоит в том, что они не только сломали и растоптали действующие механизмы – науку и армию, промышленность и сельское хозяйство, но и измордовали и загнали в болото тот тип человека-труженика, который эти механизмы создал, построил, содержал и обновлял. Тот человек и лямку этого кризиса смог бы вытянуть, а его сделали изгоем в собственной (последнее слово уже следовало бы писать в кавычках) стране.

     Тот человек представлял собой такой ресурс, такую ценность, что ради его сохранения все незападные цивилизации скинулись бы, чтобы поддержать Россию как уникальное на Земле «месторождение» этого культурно-исторического типа. Китай, Индия, арабский мир – все понимали, что этот тип человека всем им необходим, чтобы сдержать напор «золотого миллиарда», не дать сорваться в необратимое нарастание системного кризиса.

     Сейчас маховик раскручивается уже независимо от наших усилий. Тяжело видеть бессилие страны, превратившейся, по образному выражению Александра Андреевича, в большой черкизовский рынок, где «за дешевку продается Россия», где в народной душе выжигается стремление к духовному совершенству и культурным сокровищам и происходит ее наполнение «неутолимым потреблением и свирепым стяжательством». Фамилия и словарный запас директора рынка в таких обстоятельствах практически не играют роли. Нужны принципиально новые люди, не зараженные бациллами «эдиповой элиты», которые сумеют на месте «черкизовских рынков» построить космодромы.

     Александр ПРОХАНОВ.

     Благодарю коллег за оригинальные высказывания на столь деликатную тему, как русское двоевластие. Каждый из нас, стараясь быть объективным, тем не менее, внес в суждения свою страсть, свой индивидуальный опыт, свои предпочтения. И тем самым, пусть в малой степени, но повлиял на сам исторический процесс. Моя практика писателя подсказывает мне, что такое влияние может быть весьма существенным и даже определяющим. Так, много лет назад, работая над романом об атомной станции, я заложил в сюжет аварию на АЭС. Через месяц случился Чернобыль, и я писал последующие сцены романа уже с натуры, участвуя в ликвидации катастрофы. Мой нынешний роман «Виртуоз» дает свою версию в развитии кремлевского конфликта, и я опасаюсь, как бы эта версия не начала воплощаться в жизнь. Русская история чувствительна к подобным вторжениям, и нам следовало бы перед началом обсуждения хорошо помолиться.

Арина Фролова СПАСИБО ВАМ, РУССКИЕ ЛЮДИ!

В середине мая в одной из больниц Газы в мучительных спазмах умер восьмилетний мальчик. В январе он был, казалось, только слегка, по касательной, ранен осколком израильской фосфорной бомбы. Врачи пытались сделать всё, что могли. Но могли они не очень много. Нужны были особые препараты. А их не было. Из-за блокады. Сегодня в больницах Газы в достаточном количестве есть лишь 9 наименований самых простейших медикаментов. Маленький Фахд хорошо рисовал, и может быть, стал бы знаменитым художником. Вместо этого скорбный список увеличился еще на одну жертву: 428 палестинских детей, убитых Израилем в этом году, никогда уже больше не увидят рассвета солнца.

В феврале Российский комитет солидарности с народом Палестины обратился к нашим людям помочь детям Газы – самого большого в мире концлагеря.

В стране разворачивался экономический кризис, росла безработица, во многих регионах люди столкнулись с недоеданием и самым настоящим голодом. Но, тем не менее, на специально открытый счет "пожертвования детям сектора Газы" стали поступать деньги от тех, кому, может быть, самому трудно выживать сегодня. Из Орла и Ярославля, Вятки и Ивановской области, Тюмени и Красноярского края посылали, кто сколько мог – 30, 40, 50, 100 рублей. Это были сотни и тысячи наших людей, людей настоящей, живой России, чьи сердца сохранили человеческую отзывчивость и сострадание к самым беззащитным существам на земле – детям.

Мы вместе собрали 76 тысяч 425 рублей. Наверняка для миллионеров и миллиардеров это смешные деньги. Но именно на эти наши деньги будут закуплены очень нужные медикаменты и лекарства. Их переправят по нелегальным тоннелям в Газу, где их ждут раненые и больные дети. Спасибо вам, русские люди!

Сергей Кургинян КРИЗИС И ДРУГИЕ XIX Продолжение. Начало – в NN 7-25

ИМЕНА (МИН), не связанные с реальностью (ши), – губительны, утверждает школа Конфуция. Эти мин надо заново привязать к ши, или они погубят ши окончательно.

"Моя профессия мин от ши отрывать"… Заявку на создание такой новой профессии сделал и осуществил политический постмодернизм. Созданный им новый профессионализм оказался впервые востребован для разрушения СССР…

Ядерное оружие сделали на одних полигонах. Постмодернистское – на других. Но когда ядерное оружие применили против Японии, мир содрогнулся, поняв, что он попал в новую ядерную эру. А когда постмодернистское оружие применили против СССР, мир ничего не понял. Ни того, что изобретено и применено новое оружие массового поражения. Ни того, чем это чревато.

Перекусывание связи между мин и ши осуществляют особые социокультурные вирусы, выращиваемые в постмодернистских лабораториях. Перекусив связь между мин и ши, социокультурный вирус превращает мин в симулякр (постмодернистский термин, означающий, что форма освободилась от содержания и начала его истреблять). Социокультурные вирусы – это особые организмы, питающиеся связями между мин и ши. Совокупность связей между мин и ши – это культура. Будучи натравленными на культуру, социокультурные вирусы воспринимают ее как среду своего питания и обитания. В этом смысле – что эти вирусы, что клопы в рояле.

Герой рассказа Чехова сообщает аудитории, что он написал однажды трактат "О вреде некоторых насекомых". И что фрагмент трактата, посвященный клопам, очень понравился его дочерям. Далее герой признается, что трактат свой разорвал, ибо "как ни пиши, а без персидского порошка не обойтись". "У нас даже в рояле клопы", – говорит он, разъясняя слушателям причину отказа от писания трактатов.

Буквальное прочтение текста великого художника нас очевидным образом не устраивает. Отнесясь же к словам чеховского героя как к символу, мы сразу же оказываемся на рандеву с двумя политическими сценариями.

Сценарий N1 – "Писать". Выбрав его, мы делаем ставку на смысловую войну, предполагающую восстановление связи между мин и ши, перекушенной социокультурными вирусами. Так поступил Конфуций. Он долго шел путем "чжэн мин" к "да тун". Но в итоге достиг желанного.

Сценарий N2 – "Персидский порошок". Выбрав его, мы замираем в ожидании прихода политического лидера, который выведет клопов из нашего рояля. И сразу уподобляемся чеховскому герою, который, в отличие от китайского мудреца, все проиграл. В чем, кстати, не только символический, но и буквальный смысл чеховского рассказа.

Так выберем же сценарий N1 и (вслед за Конфуцием и его последователями) займемся обнаружением провалов между мин и ши в нашем политическом языке. Ибо не восстановишь связи, не обнаружив этих самых провалов. Обнаружив же, начнем строить мосты через провалы. И связывать тем самым мин с имеющейся реальностью ши.

Не надо бояться того, что ши при восстановлении ее связей с мин обнажит свои уродливые черты. Обнажение уродливых черт – первый шаг к их исправлению. Потому-то уродства и прячутся под масками пустых мин (симулякров), дабы не быть обнаруженными в своем естестве и, после обнаружения, исправленными.

Как популярное в нашем, насквозь постмодернистском, политическом языке мин "гражданское общество" соотносится с ши тотального отсутствия макросоциальной регулятивности?

Гражданское общество – это общество? Да, безусловно.

Общество – это макросоциум? Да.

Макросоциум требует регулятивности? Да.

Значит, гражданское общество предполагает наличие макросоциальной регулятивности? Безусловно.

А ее нет! И мы показали, почему нет.

Так что же это за общество-то без регулятивности?

Идем дальше. Гражданское общество должно что-то противопоставлять власти. На то оно и гражданское. Лишенный регуляторов макросоциум может что-то противопоставить власти? Не может. Вы, к примеру, видите хищника, пожирающего стадо овец, и думаете: "Сейчас я как заведу машину, да на этого хищника как наеду на большой скорости! Овцы спасутся". И тут вы обнаруживаете, что у машины вашей нет ни руля, ни двигателя, ни тормозов, ни газа. Да и бензина не достать. Как же вы на хищника-то наедете?

В машине без регуляторов на хищника не наедешь. Если нет бензина – тем более. Бензином является, как мы понимаем, ощущение некой идентичности, связанной с базовыми ценностями. Нет ни идентичности, ни базовых ценностей. Можно только болтать о том, что "Хаммер" некоего гражданского общества сейчас как заведется… да как на хищника-то наедет!..

Так что же, мин "гражданское общество" никак нельзя связать с нашим ши? Представьте себе, можно. Но только построение этой связи обнаружит нечто крайне малоприятное.

Системных регуляторов и вправду нет. Но это не значит, что нет никаких регуляторов вообще. Это значит, что совершенно особое значение получают регуляторы антисистемные. Таковыми по определению являются какие регуляторы? Правильно, криминальные!

На фоне преобладающего пассива (огромной совокупности различных социальных сгустков, лишенных всякой объединяющей регулятивности), оживляется специфический актив – криминальный социальный сгусток, снабженный особыми, антисистемными, регуляторами.

Этот сгусток и становится тогда нашим гражданским обществом. Как только мы гегелевское мин "гражданское общество" связываем с нашим ши, обнаруживается именно это.

До боли, между прочим, понятно, что именно обнаруживается. Что либо-либо. Либо коррумпированная бюрократия – либо бандократия (криминалитет).

Они-то и воюют друг с другом на протяжении всей постсоветской, тудыть ее растудыть, истории. Я это предсказал еще в конце 80-х годов, наблюдая процесс в Закавказье и Средней Азии. И с горечью наблюдаю, что происходящее сейчас ни на йоту не отклоняется от вычисленного по тем давнишним социокультурным замерам.

В "лихие 90-е" годы криминалитет в существенной степени сдвинул в свою пользу равновесие между собой и коррумпированной бюрократией. Овцы, терзаемые криминальным волком, заблеяли… и позвали на помощь бюрократического волкодава.

Он порычал на волков (к восхищению овец). После чего сам занялся овцами. Точнее, договорился с волками по поводу устраивающих его правил игры. Мол, волки разделывают овец и отстегивают волкодаву в процентах от добытого овечьего мяса. Столько-то положено мясца, столько-то косточек и так далее. И чтоб ни-ни.

Если криминальный волк смухлюет, то бюрократический волкодав в клочья волка порвет. В назидание остальным волкам и на радость овцам. Для которых есть и сладость в том, что волка все-таки рвут, и некое облегчение. Пока волкодав волком занят – и волк к овце не подступит, да и волкодав при деле.

Иначе и не может быть! Обесточенное, лишенное регулятивности общество – это стадо овец. Не сегодня сказано: "К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь". Оправдание режущих и стригущих только в одном – а что еще делать с овцами? Разве что, соединяя правильно мин и ши, и не забывая о персидском порошке, пытаться вернуть им человеческий облик. То есть нормальную макросоциальную регулятивность.

Пока этого нет – криминальная антисоциальная регулятивность будет воспроизводить коллизию волков и овец. Ибо такая регулятивность порождает, конечно, хоть какую-то социальную состоятельность. Безрегулятивный же социум – это несостоятельное сообщество растерянных и испуганных овец. Но, порождая социальную состоятельность, эта регулятивность будет наделять порождаемое волчьей криминальной беспощадностью.

Надо ли пояснять, что коллизия потери нормальной регулятивности и созданное этой коллизией разделение антропоценоза нашего на блеющих овец и договорившихся об их пожирании волков и волкодавов – уничтожат российское государство без всякой иноземной помощи? По мне, так не надо.

Можно, конечно, пытаться разбудить в умах волков и волкодавов заботу о поголовье овец – мол, чем завтра питаться-то будете? Так пытались мы разбудить сие в их умах. И даже не вполне безрезультатно.

Правда, результат совсем не тот, которого хотелось бы.

Реальным результатом стала паллиативная концепция России как среднесрочного проекта. Рассуждают вразумленные волки и волкодавы примерно следующим образом: "Надо бы здесь еще годков этак десять – пятнадцать, а лучше бы двадцать попитаться своими овцами. А за это время – совсем иначе обустроиться в соседних угодьях. Не только бабки туда перегнать, но и предприятия там скупить. Какие дадут, разумеется.

Дети вырастут, обучение получат, какое полагается, совместимое с жизнью в этих соседних угодьях. Опять же, семьи создадут, и появятся в тех угодьях какие-никакие, но родственники. Словом, главное, чтобы "на наш век хватило".

А как нам, волкам и волкодавам, без своих овец? И мясцо-то у этих наших овец иначе пахнет, чем у ихних, и блеют они иначе, когда их задирают. Как-то, знаете ли, мелодично, проникновенно. И жрать мясцо под березами гораздо удобнее и привычнее, чем где-то там, за бугром.

Словом, продержаться сколько-то надо. Ну уж, а потом… Как выйдет… Овец ведь не переделаешь. Да и начнешь их переделывать – себе же во вред получится. Переделанная овца – она, знаете ли… проходили мы это самое, и по второму разу – ни в жисть.

Да и мало ли что потом будет? Может, мировое правительство! Может, халифаты какие-нибудь или еще что! Вона, как Китай прет. А может, инопланетяне прилетят! Или постчеловек появится!

В любом случае не нашего – волчье-волкодавного – ума это дело. Пусть какие-нибудь там очкарики про это – …стратегией, кажется, называется… – поболтают. А мы меж собой погрыземся, да овечками как следует полакомимся напоследок. А как же – ведь свои же овцы! У нас с ними эта… как там… национальный консенсус".

МОЖНО, КОНЕЧНО, задаться сакраментальным вопросом: «А стоило ли пробуждать нечто подобное в умах волков, волкодавов и волчье-волкодавной помеси?» Что ответить?

Пока есть хотя бы единая Российская Федерация – есть и шанс на то, что внутри нее (в катакомбах, о которых я говорил неоднократно) вызреет нечто подлинно человеческое, социально-регулятивное, идеально мотивированное, страстное и дееспособное.

Если же эта Российская Федерация перестанет существовать, распадется, то есть стопроцентная гарантия того, что ничего ни в каких катакомбах не вырастет. Ирридента (война за воссоединение) не ведется одновременно с вызреванием чего-то там в каких-то катакомбах. Ирреденту ведет озлобленный и очень сильно замотивированный в идеальном плане народ. Настоящее сообщество граждан – а не псевдогражданское "бе-бе, ме-ме", к которому все чаще адресуется зачем-то наша власть, называя "бе-бе, ме-ме" аж гражданским обществом. То ли власть наша облюбовала себе этот симулякр, понимая, что речь идет о симулякре, то ли она обольстилась наличием связи между мин и ши… впрочем, не это главное.

Главное то, что овечьим стадом наше общество стало, как только удалось разгромить культуру в качестве макросоциального регулятора. Позволили же отнять у себя этот регулятор сами обитатели СССР, решившие, что безрегулятивность – и есть свобода.

А еще решившие, что будут пастись на замечательных заливных лугах капитализма под теплым рыночным солнышком в отсутствие каких-либо волков. Ибо волков в природе нет, о чем убедительно повествует диссидентская литература и перестроечная публицистика. Есть же только свои взбесившиеся номенклатурные волкодавы (насчет того, что взбесившиеся – как говорится, крыть нечем). Ужасные волкодавы преступно заменили единственно здоровую природную среду (рынок, капитализм) на какую-то полиэтиленовую всеобъемлющую совковость. В которой ни тебе вкуса, ни запаха. Одна безопасность от выдуманных волкодавами волков.

Выдуманы волки волкодавами с понятной целью – чтобы овцы соглашались терпеть волкодавов. Выдумщики-волкодавы погрязли во лжи. А надо, чтобы ни капли лжи. А одна лишь правда про то, как ужасны волкодавы. Сначала уничтожившие 90 миллионов овец (Солженицын и его последователи об этом повествовали с неукротимой правдивостью), а затем решившие напасть на мирную гитлеровскую Германию. (Тут уже мало было неукротимой правдивости а ля Солженицын. Тут надо было породить неукротимо правдивого гэрэушника… гэрэушники, они, знаете ли, все такие… и подключить его к проекту "Братство овец и волков". А то как-то перцу в проектике, знаете ли, чуточку не хватало.)

Короче, волкодавы – это сплошной ужас. Что творили – не описать. Как прочитаешь, сразу рука тянется порвать партбилет. А сердце и мозг воспламеняются благородным овечьим негодованием. Особо же обидно то, как волкодавы лгут по поводу волков. Мол, за триста процентов прибыли волчонок волчицу продаст. Вот ведь до чего волкодавы договорились!

Между тем волк – это вовсе и не волк, а очень овцелюбивое и безопасное животное, способное изгнать волкодава. Животное это и надо призвать, плюс восстановить нормальную природную среду вместо среды совково-ненатуральной. В природной среде волкодавам места не будет. Они немедля загнутся. Волки обнимутся с овцами. Постсовковая травка потеряет пластмассовый привкус, станет сочной, витаминизированной. Еще более питательной, чем та досовковая, по поводу которой волкодавы тоже клеветали почем зря.

И это будет, будет! Свет в конце туннеля светит, и видели его ездившие за рубеж совки-человеки, потаенно мечтающие стать благородными овцами, отряхнув антропный прах вместе с совковой нечистью. Видели они овец западных, живущих в глубочайшей дружбе с волками! И питающихся восхитительными травками, в неограниченном количестве находящимися в тех супермаркетах.

А что "Человек – это звучит гордо", что "сердце Данко", да все прочие "повести о настоящем человеке", – так это заговор волкодавов. На самом деле же, "Человек – это звучит скверно". Человек – это вообще изобретение волкодавов. Настоящим же, благородным существом, подлинным венцом Творения, является только овца. А также, конечно же, подлинный – не мифологизированный волкодавами! – волк, конкурирующий с овцой за статус наиболее благородного, альтруистического и, главное, вегетарианского существа…