Текст книги "Гуманная пуля"

Автор книги: Захар Оскотский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Цель гуманной пули

Иной читатель, добравшийся до этой главы, пожалуй, возмутится: ав– тор валит в одну кучу и смешивает разнородные понятия – науку и тех– нику, науку фундаментальную и науку прикладную. Полно! Никто ничего не смешивает. С точки зрения Ц е л и, научно-технический прогресс – процесс единый, искусственны же как раз попытки разделения.

Когда пуля выпущена, ее полет можно рассматривать, как движение тела в гравитационном поле Земли; можно описать ее вращение, приобре– тенное под действием нарезов; можно исследовать, как влияет на нее сопротивление воздуха. Но только все вместе эти факторы имеют значе– ние для траектории. Все вместе учитывает их в своих формулах и мате– матических моделях баллистика – наука о попадании в цель.

А что касается вопроса о Цели прогресса и смысле человеческой жиз– ни, то это очень странный вопрос. Он странен прежде всего тем, что снова и снова возникает и вызывает философские споры, хотя, кажется, большинство здравомыслящих людей, которые хоть однажды над ним заду– мывались, неизбежно и естественно приходили к е д и н с т в е н – н о м у ответу. Если вам, читатель, этого случайно еще не приходи– лось делать, попробуйте сейчас, отложив на время книгу.

А теперь – постараемся вместе сформулировать ответ. Предоставим слово человеку, которого большинство читателей как раз и знает очень однобоко, лишь в качестве сугубо прикладного ученого. Лучше него все равно не скажешь:

"…Зачем все это? Если мы задали себе вопрос такого ро-

да, значит, мы не просто животные, а люди с мозгом, в кото-

ром есть не просто сеченовские рефлексы и павловские слюни,

а нечто иное, совсем не похожее ни на рефлексы, ни на слю-

ни…

Этот вопрос не требует ни лабораторий, ни трибун, ни

афинских академий. Он стоит перед человечеством – огромный,

бескрайний, как весь этот мир, и вопиет: зачем? зачем?

Если я спросил себя: зачем, почему все это существует? -

значит, я могу дать на это ответ. В конечном итоге, все

сводится к существованию в мире материи… Люди, животные и

растения – все это ступени развития самой материи. Неожив-

ленная мертвая материя хочет жить и где только возможно жи-

вет и даже мыслит. Нельзя отрицать основного свойства мате-

рии – "желания жить" и, наконец, после миллиардов лет по-

знавать. И вот перед вами я, который, как часть материи,

хочет познать: зачем это нужно материи в ее космическом смысле?

Прежде всего надо установить и утвердить один основной

факт, о котором повествуют почти все религиозные учения. Но

мы анализируем его и утверждаем с материалистических пози-

ций, а именно: за всю историю мыслящего человечества ни-

какой души в человеке обнаружено не было, хотя ее искали.

Все оказалось вздором. Никто и никогда также не обнаружил

потустороннего мира, хотя всякого обмана была масса! По-

сле смерти ничего нет, кроме распада человеческого тела на

химические элементы. Вся метапсихология или парапсихология

сводятся к "передаче сообщений" от мозга к мозгу и к подоб-

ным явлениям, механизм которых будет намечен в ближайшее

столетие…

Отбросив ложные представления людей, обратим внимание на

их чистую с и м в о л и к у. "Душа", "потусторонний мир",

"вечное блаженство", "вечная жизнь" – это суть символы, ту-

манные догадки многих миллионов мыслящих людей, которые

свою глубокую интуицию передавали в материальных образах.

Эта символика – смутная догадка о будущем человечества…

Эволюция космоса придает нашим воззрениям новое бытие,

освобожденное от вымысла и от первичных, детски наивных

представлений о душе или потустороннем мире. Материя через

посредство человека не только восходит на высший уровень

своего развития, но начинает мало-помалу познавать самое

себя! Это уже огромнейшая победа материи, победа, стоившая

ей так дорого. Но природа шла к этой победе неуклонно, со-

средоточив все свои грандиозные возможности в молекуляр-

но-пространственной структуре микроскопических зародышевых

клеток… Только таким путем, через миллиарды лет, мог воз-

никнуть мозг человека, состоящий из многих миллиардов кле-

ток, со всеми его поразительными возможностями. И одна из

самых поразительных возможностей – это вопрос: почему, за-

чем?… Материя в образе человека дошла до постановки такого

вопроса и властно требует ответа на него.

Эволюция есть движение вперед. Человечество, как единый

объект эволюции, тоже изменяется. Заявляет о себе новая

космическая эра, к которой мы подходим, медленно подходим,

но верно. Ясно уже теперь, что вопрос: зачем и почему? -

будет решен разумом, то есть самой материей… Будет смена

великих космических эр и великий рост разума!

И так будет длиться до тех пор, пока этот разум не узна-

ет всего… И вот, когда р а з у м (или материя) у з н а-

е т все, само существование отдельных индивидов и матери-

ального или корпускулярного мира он сочтет ненужным и пе-

рейдет в лучевое состояние высокого порядка, которое будет

все знать и ничего не желать, то есть в то состояние, кото-

рое разум человека считает прерогативой богов. Космос пре-

вратится в великое совершенство.

Многие думают, что я хлопочу о ракете и беспокоюсь о ее

судьбе из-за самой ракеты. Это было бы глубочайшей ошибкой.

Ракеты для меня только способ, только метод проникновения в

глубину космоса, но отнюдь не самоцель. Не доросшие до та-

кого понимания вещей люди, говорят о том, чего не существу-

ет, что делает меня каким-то однобоким техником, а не мыс-

лителем…"

Возможно, некоторые читатели по первым строкам догадались, кто держал перед ними страстную речь; другие, наверное, поняли это, про– читав о грядущем "лучевом состоянии" человечества; и, думаю, уже мно– гим все стало ясно, когда они прочли о ракетах. Да, конечно, это он, чудаковатый, седобородый и почти совершенно глухой учитель математики из захолустнейшей Калуги. Говорят, он бывал очень смешон, когда, раз– махивая палкой, в ярости гнался по пыльным калужским улочкам за во– ришкой, похитившим курицу у него со двора. Еще говорят, что он был не силен в высшей математике, по возможности ее избегал, и именно поэто– му расчеты и формулы в его работах так понятны и убедительны.

А для тех, кто жалуется на эпоху, стоит уточнить: время, когда вы– сказывал эти мысли Константин Эдуардович Циолковский, было для таких пророчеств совсем уж "мало оборудовано": шел 1932 год, после сталин– ской коллективизации русские и украинские деревни вымирали от голода.

Мы цитировали его монолог по записи, сделанной его младшим другом, выдающимся ученым Александром Чижевским, и прервали там, где, как нам кажется, научные предвидения Пророка Космоса переходят в поэтические видения.

Не станем обсуждать детали этих видений, которые вызывают у нас сомнения ("лучевое состояние", исчезновение желаний, сменяющие друг друга эры в десятки и сотни миллиардов лет каждая и т.д.). Не наше дело спорить с гением. Мы только позволим себе подтвердить его вели– ким авторитетом то, что нам представляется несомненным, то, что неза– висимо от Циолковского, хотя и не с такой страстью и образностью, вы– сказывали многие мыслители: процесс познания обусловлен фундаменталь– ными свойствами самой материи, которая стремится к зарождению жизни и через нее – к самопознанию.

Отсюда следует, что научно-технический прогресс направляется ин– стинктом развития, заложенным в генетический код организма-человече– ства. И конечной двуединой, а в сущности, единой Ц е л ь ю этого процесса является достижение человеком бессмертия и власти над со– здавшей его материей, то есть – космосом. Именно туда, в сторону бес– смертия (назовем его технологическим бессмертием) и в сторону космоса направлен полет нашей гуманной пули.

(Кстати, Циолковский отлично видел опасные свойства этой пули. Вот что он говорил в том же 1932 году, когда еще и Резерфорд не верил в практическое применение атомной энергии: "Ну, представьте себе, что мы бы вдруг научились вещество полностью превращать в энергию, то есть воплотили бы преждевременно формулу Эйнштейна в действитель– ность. Ну тогда – пиши пропало, не сносить людям головы. Земля пре– вратилась бы в ад кромешный: уж люди показали бы свою голубиную умо– настроенность. Человечество было бы уничтожено!… А с другой стороны, если наложить запрет на эту область физики, то надо затормозить и ра– кету, ибо ей-то необходимо атомное горючее. А затормозить ракету – это значит прекратить изучение космоса… Одно цепляется за другое. По-видимому, прогресс невозможен без риска! Но тут человечество во– истину рискует всем".)

Не будем сейчас задаваться вопросом: а достижима ли Ц е л ь? Не станем пока обсуждать и то, чем обернется хотя бы начальное приближе– ние к Ц е л и, не явится ли вместо источника "блаженства" причиной новых и невиданных потрясений. Главное – понять, что, независимо от нашего согласия или несогласия, наших разнонаправленных стремлений, желаний, убеждений, траектория гуманной пули такова, какова она есть, и никакой иной быть не может.

Любые вихри и взрывы, – порожденные ею самой, – способны лишь не– много замедлить полет гуманной пули, но не отклонить ее в сторону. Пока эти взрывы не достигли степени всеобщего уничтожения, острие ле– тящей пули неизменно будет направлено к бессмертию человека, к пре– вращению человеческого разума в космическую силу, к слиянию Человека и Вселенной.

В свете этой устремленности можно по-иному взглянуть на прошлое цивилизации, на подвижников и мучеников науки. В наши дни, когда ут– робное начало торжествует, большинство людей, даже отвергая марксизм, полностью согласно с его формулами: «бытие определяет сознание» и «движущей силой научно-технического прогресса является общественная потребность». Но, например, астрономическая система Птолемея, создан– ная в начале нашей эры, – неподвижная Земля в центре Вселенной, Солн– це, кружащееся вокруг нее, эпициклы планет, – давала такую точность в определении положения светил на небосклоне, что по Птолемею исчисляли навигационные таблицы до самого конца XIX века. Его система полностью удовлетворяла «общественные», то бишь, экономические потребности. То– гда ради чего трудились и мучались Коперник, Кеплер, Бруно, Галилей? Для экономики и бытия Коперник должен был бы явиться только в начале ХХ столетия. Тогда, когда явился уже Эйнштейн.

Так почему же сознание гениев не только не определяется бытием, но – напротив – нематериальная и с т и н а для них оказывается до– роже ценностей реальной жизни? "Что есть истина?" (Еще один вечный вопрос. Как гласит евангельская легенда, задав его Иисусу, Пилат не стал и дожидаться ответа, сразу вышел.)

Приближение к ответу заключается в словах, часто повторяемых, но обычно понимаемых поверхностно: "Таланты попадают в цели, в которые никто не может попасть, а гении – в цели, которых никто еще не ви– дит". И мы имеем полное право предположить, что в гениях и мучениках науки, в их сознании, характерах, в их устремленности к научной исти– не, с наибольшей силой проявился инстинкт живой материи, устремленной к бессмертию и распространению в космосе.

То же относится и к подвигам нравственности. Человеколюбие, добро– та, бескорыстное подвижничество вызывают насмешки потому, что в со– временном мире они выглядят такими же преждевременными, как в конце XVI века учение Бруно о том, что звезды – далекие солнца и обитаемых миров множество. Но и в том, и в другом случае, преждевременность – кажущаяся. Великих гуманистов – Федора Гааза, Альберта Швейцера, дру– гих знаменитых и безвестных праведников, в конечном счете, вел тот же великий инстинкт. С моралью эгоизма и личной выгоды человечество не только не выживет в условиях бессмертия людей, но неминуемо погибнет на критическом переходе к бессмертному состоянию. Впрочем, это самая трудная тема нашей книги, и о ней мы попытаемся поразмыслить в заклю– чительной главе.

Наука и фашизм

Научно-технический прогресс, разумеется, не признает ни государ– ственных границ, ни национальных и религиозных различий. Однако уже к началу ХХ века наука оказалась в теснейшей связи с конкретным соци– ально-экономическим и политическим устройством общества. С одной сто– роны, необычайно возросло влияние науки на экономику и военную мощь. С другой – неимоверно увеличились масштабы и стоимость разработок. Все это потребовало финансовых затрат и организационных усилий уже не только со стороны заинтересованных предпринимателей, но и напрямую от государства. Огромное влияние на процесс научно-технического твор– чества начали оказывать моральный климат, государственная идеология, политические цели правящих кругов. Зачастую это влияние становится решающим.

Рассмотрим, какие возможности и перспективы создают для науки раз– личные формы общественного строя. Начнем с самой неблагоприятной (но, увы, актуальной) – с фашизма.

В конце 80-х – начале 90-х годов, когда открытая фашистская пропа– ганда у нас еще казалась в диковинку, любопытно было почитывать ко– ричневые журнальчики. Противно, но любопытно: а что е щ е они могут придумать, как попытаются переврать очевидное? Отвадила от такого чтения даже не брезгливость, а скука: всё одно и то же, бесконечное перемалывание нескольких безумных и провокационных идей. (Провокация и безумие, особенно у нас в России, смешиваются в любых пропорциях и неразделимо, как вода со спиртом.)

Полемизировать с фашистскими идеологами, вне зависимости от того, искренние ли они сумасшедшие и платные провокаторы, либо, напротив, платные сумасшедшие и искренние провокаторы, – занятие бессмысленное. Упоминание о них в книге, посвященной судьбам науки, было бы и вовсе неуместным. Если бы не ряд обстоятельств.

Начнем с того, что даже при минимальном знакомстве с нынешней фа– шистской публицистикой, – только по тем фрагментам, которые цитируют в демократических изданиях, – нельзя не обратить внимания на занятный факт: фашисты пытаются выступать в роли защитников и радетелей науч– но-технического прогресса. Стеная по поводу нынешнего развала ("Загу– били русскую военную промышленность, русскую науку, русский кос– мос!"), они утверждают, что только их победа обеспечит возрождение научно-технической мощи страны.

Находятся в нашем научном мире личности (откуда они взялись – во– прос отдельный), увенчанные степенями и званиями, которые поддержива– ют эти крики со страниц коричневых газет. Приводят в подтверждение исторические примеры. То есть, пример у них всего один, зато, на пер– вый взгляд, внушительный: нацистская Германия.

Дело в том, что, начиная с 60-х годов и до наших дней, стараниями некоторых авторов научно-популярных книг, а пуще того – остросюжетных романов и кинофильмов, был создан настоящий миф о якобы грандиозных достижениях ученых третьего рейха, пусть только в сфере военной тех– ники.

Вот основные составляющие этого мифа:

– Немцы имели лучшую в мире авиацию. Они первыми создали и приме– нили в боях реактивные самолеты.

– Немцы создали ракеты "Фау", ставшие прототипом всех последующих баллистических и космических ракет. Без "Фау" и без плененных немец– ких специалистов не состоялись бы ни советская, ни американская кос– монавтика.

– Немцы вели исследования по атомной проблеме и были близки к соз– данию бомбы. Правда, работы продвигались медленнее, чем в США, по– скольку Германия в условиях войны не могла сосредоточить на этом на– правлении таких сил и средств, как Америка. К тому же, сами немецкие физики, настроенные оппозиционно, не горели желанием вручить своему правительству атомное сверхоружие.

Миф о научных победах третьего рейха прочно засел даже в сознании людей старшего поколения. Что касается полуграмотной молодежи конца 90-х, то она, пожалуй, способна поверить любым сенсациям нынешней бульварной прессы, вроде сообщения о космонавтах, якобы посланных Ги– тлером на Марс и только недавно возвратившихся на Землю.

"Научно-фашистский" миф совсем не безобиден. Вместе с другими ми– фами, способствующими романтизации и героизации облика нацизма, он подпитывает идеологию наших доморощенных "наци".

Реальная история существенно отличается от мифа. Третий рейх изна– чально, с момента возникновения, был обречен на проигрыш в научно– техническом состязании со своими противниками. Общество, основанное на ложных идеях и неадекватном восприятии действительности, не может быть эффективным ни в одной сфере деятельности, как не может работать машина, построенная вопреки законам природы, например, вечный двига– тель. Такой монстр способен сделать лишь несколько оборотов, после чего его либо заклинит, либо он развалится на куски. (Другое дело, что за эти несколько оборотов будут искалечены миллионы человеческих жизней.)

Мы не случайно избрали сравнение именно с механическим устройст– вом. Фашизм – при всем своем иррациональном, мистическом мировоспри– ятии – сугубо механистичен, ведь не в последнюю очередь он порождает– ся отчаянным протестом примитивного сознания против непосильной для него сложности жизни. Крик души одного из современных русских нацис– тов, тоскующего по временам средневековья, "когда земля была плос– кой", говорит о многом. Безумная жажда упрощения доходит до логичес– кого предела – стремления к физическому уничтожению всего, что не ук– ладывается в схему "плоской земли". Смерть – предел упрощения, тор– жество энтропии в борьбе с вырывающейся из-под ее власти жизнью.

Отсюда и свойственная для любой формы фашизма мертвящая, мелочная регламентация всякой деятельности. В научно-технической сфере во вре– мена третьего рейха это привело к любопытным результатам. Нацистские ученые и конструкторы оказались способны доводить до высокой степени совершенства уже известные, условно говоря – "механические" системы: подводные лодки, танки, самолеты, даже ракеты. (В какой-то мере это были, конечно, "проценты на капитал": в 1933 году Гитлеру и его ко– манде досталась страна с высокоразвитым машиностроением.) Но нацизм оказался неспособен к глубоким прорывам в области принципиально новых, "немеханических" систем и технологий – электроники, атомного ядра.

Английский историк Лен Дейтон отмечает, что в годы Второй Мировой войны немецкая наука в борьбе с английской потерпела полное пораже– ние, и прямо указывает, что главной причиной была "странная полити– ческая система нацистской Германии". Главенство идеологии, чудовищная заорганизованность и секретность в сочетании с неизбежной конкурент– ной борьбой ведомств, интригами, доносами приводили к распылению сил и катастрофическим просчетам.

"Немецкие ученые имели более высокий статус, чем их ан-

глийские коллеги, – пишет Дейтон, – однако они не имели до-

ступа во все военные учреждения – от сержантской столовой

до кабинета министров, каким пользовались английские уче-

ные. Трудно представить себе гражданских штафирок, указыва-

ющих лощеным нацистским штабным офицерам, что последние до-

пустили те или иные ошибки или просчеты. А английские уче-

ные сплошь и рядом делали это и поэтому имели возможность

с поразительной быстротой доводить до боевых частей все

сделанное ими в лабораториях. Это было следствием доверия,

которое английские военные, бизнесмены и политики испытыва-

ли к ученым. Одним из результатов этого доверия была боль-

шая роль, которую сыграла радиолокация в битве за Англию".

Первый радиолокатор был создан в радиоотделе Британской физической лаборатории в 1935 году, и немедленно, в декабре того же года, после– довало официальное задание министерства авиации – построить цепь ра– диолокационных станций на восточном побережье Англии.

Уже в 1938 году цепь РЛС опоясывала Британские острова. Немцы же и летом 1940 года в ходе воздушной "Битвы за Англию" не сразу поняли назначение странных мачт на английском берегу и поначалу считали, что они служат для радиосвязи. (В самой Германии было тогда всего не– сколько примитивных опытных РЛС, которым немецкие военные не слишком доверяли.)

Когда немцы разобрались с назначением локационных станций и приня– лись их бомбить, судьба Англии на какой-то момент повисла на волоске. К счастью, уже через несколько дней немецкие бомбардировщики перенес– ли свои удары на цели более важные, с точки зрения командования люфт– ваффе. Немцы тогда просто не смогли до конца осознать решающую роль радиолокации в противовоздушной обороне, и "это, – пишет Дейтон, – было одной из величайших ошибок, допущенных ими в войне".

Осенью 1940 года бомбардировочный натиск немцев стал ослабевать, в Англии почувствовали, что у противника не хватает сил. Это казалось удивительным: обе стороны несли в воздушных боях примерно одинаковые потери, а выпуск самолетов в Германии, по мнению англичан, должен был быть намного выше. Только потом выяснилось, что англичане, осажденные на своем острове, зависевшие от морских поставок сырья и материалов, под непрерывными бомбежками, уже в 1940 году выпускали самолетов поч– ти вдвое больше, чем немцы, владевшие заводами и ресурсами всей Евро– пы. Демократическая Англия не только смогла мобилизовать свою промыш– ленность намного быстрее и эффективнее, чем тоталитарная Германия, превосходство духа свободы над духом фашизма сказалось и в превос– ходстве технологий.

При этом истребитель "Спитфайр" был лучше "Мессершмитта" Bf109, тяжелый английский бомбардировщик "Ланкастер" – гораздо лучше немец– кого "Кондора", а самолета, подобного сверхскоростному, высотному бомбардировщику "Москито", немцы вообще не смогли создать. "Москиты" средь бела дня свободно летали над Германией на десятикилометровой высоте, недосягаемые ни для немецких зениток, ни для истребителей.

Первые реактивные истребители – английский "Метеор" и немецкий "Мессершмитт-262" – были запущены в производство одновременно, в 1944 году, и даже внешне походили друг на друга. Но "Метеор" превосходил своего соперника в маневренности и управляемости, а турбореактивные двигатели англичан были гораздо надежнее немецких и развивали почти вдвое большую тягу. (Кстати, наши самые массовые реактивные самолеты конца 40-х – начала 50-х годов – "МиГ-15", "МиГ-17", "Ил-28" – летали именно на английских двигателях. Лицензию на их производство СССР купил сразу после войны, когда еще не до конца остыло тепло союзни– ческих отношений.)

Что касается пресловутых «Фау», то крылатую ракету «Фау-1» лучше всего характеризует выражение самих немцев «оружие бедняков»: прими– тивный беспилотный самолет, неуправляемый (только рассчитанный на определенную дальность от взлета до падения), оснащенный простейшим пульсирующим воздушно-реактивным двигателем. Из-за малой скорости и высоты полета «Фау-1» их достаточно легко сбивали английские истреби– тели и зенитки.

Вот баллистическая ракета "Фау-2", действительно, была серьезным достижением. Можно было бы сказать, что здесь немцы опередили своих соперников, если бы было кого опережать: созданием таких крупных ра– кет на жидком топливе в годы Второй Мировой войны никто, кроме неме– цких специалистов, и не занимался.

Еще в 30-е годы разработка жидкостных ракет шла параллельно в США, Германии и Советском Союзе. Первый запуск ракеты на жидком водороде и кислороде осуществил американец Р.Годдард в 1929 году (через 40 лет американцы полетят на Луну на этом же топливе.) Первые запуски ракет на спирте и жидком кислороде – С.П.Королева в СССР и Вернера фон Бра– уна в Германии – состоялись одновременно, в 1933 году (именно с этим горючим и окислителем будут потом летать "Фау-2").

Однако, к концу 30-х у немецких ракетчиков не стало конкурентов. В СССР в 1937-38 годах был разгромлен Реактивный НИИ, ведущие специа– листы расстреляны или отправлены в лагеря. (С.П.Королев спасся чудом, его сумели вытащить из колымского лагеря в "шарашку".) А в Америке после начала войны работы по жидкостным ракетам, хотя и продолжались, но вялыми темпами. Практичные американцы предпочитали вкладывать средства не в ракеты, а в создание громадного флота тяжелых бомбарди– ровщиков, "летающих крепостей" и "сверхкрепостей", оружия в то время, при отсутствии ядерных боеголовок, намного более эффективного.

В Германии же в силу ряда причин (среди них не последнее место за– нимал тот восторг, который вызывали у высших бонз третьего рейха и лично у Гитлера эффектные испытательные пуски "Фау-2") ракетной про– грамме был придан статус "высшего приоритета". Достаточно сказать, что в 1942 году на эту программу было затрачено всего вдвое меньше средств, чем на производство танков.

Говоря о "Фау-2", следует помнить: немцы отнюдь не совершили тех– нической революции. Принципиальная схема ракеты на жидком топливе бы– ла разработана еще в трудах основоположников (Циолковского, Годдарда и других), а опыт постройки малых ракет в 30-е годы выявил главные проблемы. Успех немецких ракетчиков во главе с Вернером фон Брауном состоит в том, что они путем длительной отработки нашли технические решения для конкретных систем и агрегатов (камера сгорания, турбона– сосная подача топлива и др.) весьма крупной по тем временам ракеты, способной забросить заряд в тонну взрывчатки на расстояние до 300 км.

Конечно, после войны, когда актуальность баллистических ракет ста– ла очевидной, и в США, и в СССР начали с использования готовой кон– струкции "Фау-2". (В Америке использовали еще и самого Вернера фон Брауна.) А если бы "Фау-2" не существовало, можно не сомневаться, обошлись бы и без нее, затратив 2-3 лишних года и еще несколько сот миллионов рублей или долларов. Обошелся же без Вернера фон Брауна Со– ветский Союз, которому достались в 1945 году только второстепенные немецкие ракетчики. И неплохо обошелся.

«Механическая» ограниченность науки и техники третьего рейха в борьбе против науки и техники западных союзников наглядно проявилась и в ходе так называемой «Битвы за Атлантику». Немецкие подводные лод– ки топили в океане военные транспорты, шедшие из Америки в Европу, а конвойные корабли союзников, их авианосная и береговая авиация охоти– лись за подводными лодками. Днем лодки двигались под водой, ночью – всплывали и, скрытые темнотой, шли под дизелями, чтобы зарядить акку– муляторы. Фашистским подводникам долго сопутствовал успех.

Перелом в битве наступил весной 1943 года, когда авиация союзников получила компактный радиолокатор, действующий на сантиметровых вол– нах. Установленный на самолете, он мог выделить низкий силуэт подвод– ной лодки на фоне океанской поверхности. Началось избиение. Посреди океана, ночью, на лодку, шедшую в надводном положении, внезапно пики– ровал самолет и с необъяснимой точностью сбрасывал бомбы. Только за один май 1943 года нацисты потеряли 40 подводных лодок, а всего за 1943 год было уничтожено 237 лодок – весомый вклад союзников в общий военный перелом.

Наука и техника нацистской Германии не смогли противопоставить гу– бительным воздушным радарам ничего, кроме пассивных приемников: при радиолокационном облучении эти устройства должны были подавать сигнал тревоги для срочного погружения. Англичане немедленно ответили вне– дрением радиолокатора на еще более коротких волнах, которые немецкими приемниками не фиксировались.

Фашистам осталось одно: пытаться парировать превосходство союзни– ков в электронике с помощью посильных механических усовершенствова– ний. И с весны 1944 года они стали применять на своих подводных лод– ках "шнорхель" – трубу наподобие перископа для подвода воздуха к ди– зелям и отведения от них выхлопных газов. Теперь лодка могла идти с работающими дизелями под водой, на поверхности оставалась только го– ловка "шнорхеля", которую не мог различить с самолета радиолокатор.

Изобретение – не бог весть какое. Когда головку "шнорхеля" накры– вает волна, дизеля высасывают воздух из отсеков, так что экипаж зады– хается. А главное, когда лодка ночью плывет под "шнорхелем", она ста– новится слепой и глухой: в перископ в темноте много не высмотришь, а акустики ничего не слышат из-за шума собственных дизелей. Создать же радиолокатор, смонтированный на перископе, подобный американскому SТ, немцы не сумели. С введением "шнорхеля" потери немецких подводных ло– док несколько уменьшились, но сильно понизилась их боевая эффектив– ность.

А союзники ответили на появление "шнорхеля" усовершенствованием акустических приборов и гидролокаторов на своих кораблях, повысили дальность и точность обнаружения подводных целей. Это была война, обе стороны несли потери, но, когда сравниваешь действия противников, ка– жется, что один из них скован в плоскости двухмерного пространства, а другой – свободно перемещается в трехмерном и оттуда может наносить удары, которые враг не в состоянии парировать. Не кто иной, как сам гросс-адмирал Дениц, так объяснял поражение немецких подводников: "Успех союзники завоевали не превосходящей стратегией или тактикой, а превосходящей техникой".

Последним фехтовальным выпадом немцев стало создание лодок так на– зываемой ХХI серии. Это был уже предел "механических" усовершенство– ваний. Скорости подводного хода возросли вдвое: максимальная (разви– ваемая на час-полтора) – с 8-9 узлов до 17, экономическая (длитель– ная) – с 3 узлов до 6. Увеличились и глубина погружения, и время пре– бывания под водой. Пожалуй, именно лодки ХХI серии, а не "Фау-2" и не реактивные самолеты явились наивысшим достижением нацистской науки и техники. После войны победители, хоть и изучали реактивные "мессер– шмитты", но копировать их не стали. Без "Фау-2" тоже обошлись бы. А вот захваченные "двадцать первые" лодки на много лет стали образцом для проектирования дизель-электрических субмарин во всех странах-по– бедительницах.

В своих мемуарах немецкие подводники горько сетовали на то, что серийное строительство "двадцать первых" началось слишком поздно (они стали вступать в строй только в 1945 году), и уверяли, что, появись эти лодки раньше, они обеспечили бы перелом в "Битве за Атлантику" и даже в ходе всей войны. Поверить этому невозможно. Конечно, повышен– ная скорость и большая глубина погружения расширяли возможности, но успех мог быть только ограниченным и кратковременным. Развитие элект– роники союзников быстро свело бы на нет германский выигрыш в несколь– ко узлов хода и в несколько десятков метров глубины.

Особенно показателен провал нацистского атомного проекта. Первые результаты исследований деления урана, показавшие возможность цепной реакции и создания атомной бомбы, в Германии и в США были получены почти одновременно – в начале 1939 года. В 1940 году Германия захва– тила в Бельгии половину наличных мировых запасов урановой руды. Дру– гая половина находилась в бельгийской провинции Катанге и оттуда была переправлена в США. До весны 1942 года атомные исследования в третьем рейхе и в США продвигались параллельно. Однако затем в Америке про– изошел резкий рывок вперед, а немецкий атомный проект забуксовал на месте.