Текст книги "Гуманная пуля"

Автор книги: Захар Оскотский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Оскотский Захар Григорьевич
Гуманная пуля

Аннотация:

Книга о науке, политике, истории и будущем.

Обращение к читателям

Перед вами необыкновенная книга. Думаю, что ее странное, на первый взгляд, название «Гуманная пуля» станет со временем всем понятным символом.

Книга написана увлекательно, живым языком, она прочитывается бук– вально на одном дыхании, и это при том, что повествует она о вещах самых серьезных: о судьбах науки, России и всей человеческой цивили– зации.

В книге много интересных исторических фактов, неизвестных широкому читателю, и много прогнозов, ближних и дальних. Автор развертывает перед нами сценарии будущего России и захватывающие дух картины миро– вых научных и политических событий XXI века, но нигде не отрывается от реальности. Каждый прогноз – плод напряженных раздумий, участником которых автор делает и читателя.

Это книга о трагедиях – пережитых прошлых и неминуемых будущих. Но горечь ее и тревога далеки от безысходности. Напротив: как раз то, что в России в наше время создаются такие книги, и внушает надежду.

Две главы из этой книги – "Наука и олигархия" и "Наука и будущее России" – были опубликованы в журнале "Нева", N 7, 2000. Сейчас книга выходит отдельным изданием, в полном объеме, и мы можем только пора– доваться за автора и за читателей, к которым она попадет.

Борис Давыдов, член редколлегии журнала «Нева».

Вместо введения

Гуманная пуля – не оксюморон, не изыск автора, а научный термин, который в начале ХХ столетия появился в военной медицине и оттуда перелетел в публицистику, символизируя благотворное влияние научного прогресса на судьбы человечества. Меняя оттенки звучания от успокои– тельного к ироническому и обратно, он продержался на слуху до самого августа 1914-го.

В этой книге мы будем не раз обращаться к истории – для того, что– бы лучше понять современность и попытаться заглянуть в будущее.

А в современности Россия не просто теряет свою промышленность, свою инженерию и науку. Уже подрастает поколение, которое почти убеж– дено, что автомобили-иномарки где-то вольно размножаются и бродят стадами в прериях, только отлавливай, а видеомагнитофоны в заграницах растут на кустах: срывай, упаковывай, отправляй в магазин. В стране, где чуть ли не единственный вид деятельности, приносящий доход, – перепродажа, и у старших-то утрачивается понимание того, сколько по– надобилось научных открытий и инженерно-технических решений, чтобы создать не компьютер даже, а простенький кварцевый будильник "Made in Taiwan ".

Мало того, взгляните на многих инженеров и научных работников, особенно из числа специалистов оборонной промышленности. На тех, кто получает нищенскую зарплату в своих полумертвых, обезлюдевших НПО, либо уже выброшен оттуда и, пропитания ради, осваивает немногие вос– требованные ныне занятия, вроде ремонта квартир или той самой, нена– вистной мелкой торговли. Обманутые, обворованные, эти люди – по странному свойству человеческой психики – немалую долю разочарования и презрения обращают вовнутрь, на самих себя, на свои оказавшиеся бесполезными знания и способности. Словно это научно-технический про– гресс, которому они служили, их обманул и не смог защитить от бездар– ности правителей, гангстерской наглости "новых русских", тошнотворной тупости масс-культуры.

Россия переживает второе за сто лет разочарование в науке. Пережи– вает в одиночку. А первое разочарование, начавшееся под гром авгус– товских пушек 1914-го, было всеобщим. Ему предшествовало всеобщее очарование.

Утрата иллюзий

Веком воистину победной научно-технической революции, эпохой без– грешного, общеполезного ее торжества был не ХХ век, а ХIХ. За ка– кое-нибудь столетие, время жизни одного крепкого старика, мир изме– нился больше, чем за несколько предшествующих тысячелетий.

ХIХ век начинался при свечах, с ручными мануфактурами, парусника– ми, дилижансами, средневековыми эпидемиями чумы и холеры, а заканчи– вался – громадными заводами, использующими точные станки и сложные химические технологии, океанскими лайнерами, автомобилями, электри– ческим освещением, телефонами, радиосвязью и, наконец, медициной, вполне сравнимой с современной.

Благотворность перемен ощущалась и осознавалась в развитых странах всеми слоями общества. По свидетельству Марка Алданова, к началу ХХ века в среде интеллигенции вера в научно-технический прогресс замени– ла религию. Перспективы казались безграничными. Считалось, что наука в самом скором времени избавит человечество от всех бед, и прежде всего от такого пережитка дикости, как война.

Одни авторы утверждали: развитие промышленности, кредита и акцио– нерства, железные дороги, пароходы, телефоны и телеграф настолько тесно связали экономику и всю жизнь самых разных стран, что война между ними стала так же невозможна, как война между различными частя– ми одного и того же организма.

Другие с огорчением признавали, что войны, увы, возможны и в век разума. Однако, благодаря все той же науке, причиняемые войнами стра– дания неуклонно уменьшаются. Вот самый известный и вдохновляющий при– мер. В конце ХIХ века при переходе на бездымный порох калибр вин– товок уменьшили с 10 – 12 до 6,5 – 8 мм. Пули приобрели вытянутую, обтекаемую форму, свинец заключили в твердую оболочку из медного сплава. В ходе англо-бурской и русско-японской войн обнаружилось, что эти новые пули наносят несравненно более легкие раны, чем прежние, крупнокалиберные, из сплошного мягкого свинца.

Явление "гуманной пули" породило целую лавину восторженных публи– каций, от серьезных исследований в медицинских журналах до безграмот– ных статеек в бульварных газетах. Словосочетание "гуманная пуля" на время сделалось одним из символов прогресса. Эти пули воспеты худо– жественной литературой (вспомнить хотя бы известный, многими читанный в детстве роман Буссенара "Капитан Сорви-Голова").

В недалеком же будущем, утверждали оптимисты-футурологи, война и вовсе сведется к борьбе немногих, технически совершенных единиц. Как рыцари, будут сходиться дредноуты на море, дирижабли и аэропланы в небесах. А народы воюющих стран, точно зрители на турнире, станут наблюдать за ареной и болеть за свои команды.

Прекрасные иллюзии вдребезги разлетелись в 1914-м, от первых же залпов всемирной бойни. О "гуманности" пуль никто больше не вспоми– нал: густые ливни этих пуль, извергаемые усовершенствованными пулеме– тами, скашивали цепи солдат, как траву. К тому же, главным поражающим фактором стала артиллерия, а осколки снарядов давали страшные рваные раны.

Что же проглядели оптимисты начала ХХ века, бурно радовавшиеся бы– строму развитию науки?

Илья Эренбург писал: "Наибольшая опасность для человечества проис– текает из того обстоятельства, что научный прогресс опережает про– гресс моральный". Если не вступать на зыбкую почву рассуждений о том, что такое моральный прогресс, источник опасности можно обозначить бо– лее сухо: рассогласование между нарастающей скоростью научного про– гресса и медленным течением социальных процессов приспособления об– щества к новым научно-техническим состояниям.

Одно из самых грозных порождений этого запаздывания – явление так называемого д е м о г р а ф и ч е с к о г о п е р е х о д а. О нем сейчас пишут и говорят довольно много, но почему-то без упоминаний о его искусственном происхождении. В результате он начинает казаться неким природным явлением, вызывая подчас недоуменные вопросы. Напри– мер, почему население какого-то отсталого региона, до недавнего вре– мени малочисленное, вдруг лавинообразно увеличивается?

Между тем, причинно-следственные связи здесь достаточно просты. Для любого народа, прежде, чем он вступает на путь научно-техническо– го прогресса, характерен сельский образ жизни, с низкой производи– тельностью труда и высокой рождаемостью, которая компенсируется высо– кой смертностью. Численность населения прирастает умеренными темпами.

Но уже на ранних стадиях прогресса развитие медицины (гигиена, борьба с инфекционными болезнями, прививки и т.п.) вызывает резкое снижение детской смертности и увеличение средней продолжительности жизни, а развитие сельскохозяйственных технологий (удобрения, высоко– урожайные культуры, механизация) обеспечивает быстро растущее населе– ние продовольствием. Таким образом, естественные ограничители размно– жения устраняются прогрессом, в то время как новые, обусловленные са– мим прогрессом, еще не успели выработаться. Происходит "демографичес– кий взрыв" – начальная фаза демографического перехода.

Бурный прирост населения продолжается в течение нескольких поколе– ний, пока сохраняется свойственная для прежней отсталости высокая рождаемость. Затем, – по мере роста образования и культуры, изменения структуры занятости (оттока из сельского хозяйства в промышленность и сферу обслуживания), соответствующего переселения из деревень в горо– да, улучшения условий жизни, – темпы прироста постепенно снижаются и, наконец, численность населения стабилизируется: на уровне, многократ– но превышающем первоначальный. Так – в идеальном варианте, без ката– строф – заканчивается демографический переход.

В действительности же, он никогда и нигде не проходит спокойно. Всегда и везде сопровождается страшными потрясениями. Быстрый рост населения, ломка традиционных жизненных укладов, наличие громадных масс молодежи порождают вспышки массового безумия. Именно для этого периода характерно высказывание Ницше о том, что, "если безумие от– дельного человека – исключение, то безумие партий, классов и целых наций – закономерность".

Как ни странно, в наши дни даже в серьезных исторических трудах, исследующих происхождение мировых войн, речь обычно идет об экономи– ке, игре политических сил, особенностях психики лидеров и т.д. Такие первопричины, как научно-технический прогресс и порожденный им в кон– це XIX – начале ХХ века демографический взрыв в Европе, – почти не упоминаются. А вот для многих современников событий было ясно, что дело прежде всего в демографии. Достаточно обратиться к опубликован– ным в СССР в 1960 году воспоминаниям Альфреда Тирпица, военно-морско– го министра кайзеровской Германии в 1897 – 1916 г.г. Он откровенен без затей: "Накануне 1914 года в Германии была очень высокая рождае– мость, население страны каждый год прирастало на несколько миллионов человек. Мы – не милитаристы, но сам рост населения вынуждал нас бо– роться за жизненное пространство, за колонии, за новые рынки сбыта своих товаров!"

Тирпиц, используя последние достижения науки и техники своего вре– мени, создал огромный флот сверхмощных линкоров-дредноутов. Но, когда мы говорим об эпохе "утраты иллюзий", сразу вспоминается более значи– тельный пример. Кажется, сама жизнесмертная двойственность науки, со– единение безграничных возможностей человеческого разума и самоубийст– венных тенденций человеческого безумия, – предельно, как в огненной точке линзы, сфокусировались в судьбе немецкого химика Фрица Габера.

Накануне Первой Мировой войны одной из главных опасностей, угро– жавших человечеству, считался «азотный голод». Бурный рост населения в европейских странах (об Азии с Африкой тогда не слишком задумыва– лись, да настоящий демографический взрыв там еще и не начался) требо– вал постоянного увеличения плодородия почв, а значит, все большего количества азотных удобрений. Их единственным природным источником являлись залежи чилийской селитры, и они должны были быть исчерпаны в ближайшие десятилетия.

При этом человечество буквально окружено миллиардами тонн азота, который составляет 80 процентов земной атмосферы. Но из-за чрезвычай– ной инертности атмосферного азота его невозможно путем обычных реак– ций перевести в состав химических соединений ("связать"). Так что, надвигавшийся "азотный голод" грозил обернуться для народов Земли го– лодом самым что ни на есть вульгарным, пищевым.

Но вот грянул роковой август 1914-го. Одним из первых действий со– юзников стала организация морской блокады Германии. Английские крей– серские эскадры, сменяя друг друга, днем и ночью бороздили Северное море. Главной целью было отрезать Германию от источников стратегичес– кого сырья. Военные специалисты Антанты особо уповали на то, что без чилийской селитры немцы не смогут производить азотную кислоту. Следо– вательно, прекратится производство взрывчатых веществ и порохов, за– мрут заводы боеприпасов, немецкая армия останется без патронов и сна– рядов. Такой крах Германии, по расчетам союзных штабов, должен был наступить, самое большее, через полгода.

Однако проходили месяцы, а немецкие пушки на всех фронтах не толь– ко не смолкали, но грохотали все яростнее. Производство боеприпасов в Германии непрерывно увеличивалось. От морской блокады и вызванной ею нехватки продовольствия и товаров страдало мирное население, а не во– енная промышленность. И уж чем-чем, а азотной кислотой промышленность эта была обеспечена в избытке. Дело в том, что в 1913 году Фриц Габер сумел-таки разрешить проблему связывания атмосферного азота. К на– чалу войны под его руководством успели построить и запустить мощные заводы.

Способ Габера – синтез аммиака из водорода и атмосферного азота в определенном диапазоне высоких температур и давлений на поверхности катализатора – своим изяществом способен поразить даже неспециалиста. Это один из самых красивых технологических процессов, созданных че– ловеческой мыслью. При окислении полученного из воздуха аммиака уже несложно изготовить и азотную кислоту, и удобрения.

Военное руководство Германии прекрасно понимало значение работ Фрица Габера. И в начале 1915 года немецкие генералы обратились к не– му за помощью: не может ли Габер придумать средство, которое позволи– ло бы расшевелить войну, завязшую в окопах, дать наступательную силу и свободу маневра германским армиям? Габер, который всегда считал се– бя прежде всего "хорошим немцем" и полагал, что интересы "фатерланда" превыше всего, в том числе и морали, предложил нестандартное решение: отравляющие газы!

Результатом первой газовой атаки 22 апреля 1915 года, когда облако хлора с попутным ветром было выпущено из баллонов на позиции английс– ких войск, стали не только сотни погибших и тысячи искалеченных людей с сожженными легкими и выжженными глазами. Результатом был и страшный взрыв негодования в странах-противницах Германии. И хотя в Англии, во Франции, в России быстро переняли методы ведения химической войны, приоритет Германии в применении бесчеловечного оружия (первого оружия массового уничтожения), ее вина – твердо укрепились в общественном сознании.

Всего за годы Первой Мировой войны от действия отравляющих веществ пострадало людей больше, чем при атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. И те, кто не погиб сразу, мучались и умирали от отравления уже после войны, подобно тем, кто, пережив атомные взрывы, погибал от радиоактивного облучения. Говорят, что один немецкий ефрейтор, ав– стриец по происхождению, получил на фронте отравление английским га– зом и это сильно сказалось впоследствии на его психике.

Победившие страны Антанты объявили о намерении покарать немецких военных преступников. Была попытка создать трибунал. В 1919 году был опубликован список из более чем 800 фамилий тех, кто виновен в прес– туплениях против человечества. Одной из первых стояла фамилия Габера, как инициатора чудовищной газовой войны.

Однако на радостях (считалось, что закончилась последняя война в истории) судить так никого и не стали. А Габеру вскоре присудили… Нобелевскую премию. Конечно, не за отравляющие газы, а за синтез ам– миака из воздуха, давший человечеству неиссякаемый источник азотных удобрений. Это был юридический прецедент, решивший вопрос о гении и злодействе: гений вознаграждается, а совместное с ним злодейство то– лько добавляет сенсационности. Газеты писали о Габере: "Он задушил тысячи и спас от голода миллионы". Пожалуй, даже миллиарды.

Сейчас говорят о "зеленой революции" последних десятилетий: созда– нии высокоурожайных зерновых культур, которые улучшили положение с продовольствием в густонаселенных странах Азии и Африки. Но первой и главной "зеленой революцией" было открытие Габера. Без него все эти громадные массы населения оказались бы обречены на голодное вымира– ние, а скорее всего – просто не появились бы на свет. Так что, Фрица Габера можно смело считать отцом демографического взрыва, который грянул в ХХ веке в развивающихся странах, стал уже источником великих потрясений и сулит еще большие веку следующему.

В двадцатых годах Габер еще раз удивил мир необычностью и размахом своего мышления. Чтобы помочь разоренной Германии, пораженной после– военной инфляцией, выплатить победителям огромные репарации, он решил добыть золото… из морской воды, где оно содержится в растворенном виде. Все свои личные средства он вложил в подготовку экспедиции и на специально оборудованном судне совершил длительное плавание, исследуя различные зоны Мирового океана. Увы, концентрация золота в воде ока– залась слишком мала для того, чтобы промышленная технология его выде– ления оказалась рентабельной. Однако своими исследованиями Габер за– ложил основы современной океанохимии, чем опять-таки послужил во сла– ву немецкой науки.

Финал его жизни был неожиданным и страшным. В 1933 году нюхнувший газу ефрейтор пришел к власти. И фанатичному патриоту Габеру, которо– му милитаристская Германия была обязана, как ни одному из своих уче– ных, фашисты немедленно и беспощадно напомнили о том, о чем он сам до тех пор, судя по всему, не слишком задумывался: о еврейском его про– исхождении. Габера травили, ему угрожали расправой. Старый ученый бе– жал из страны и в 1934 году умер от сердечного приступа (по легенде, покончил с собой).

В дальнейшем наука ХХ века не раз еще будет вызывать ужас: то ядерным оружием, то космическими лазерами, то генной инженерией. Ужас, но не разочарование. Потому что больше не повторится очарова– ние. После 1914 года не вернется никогда безоблачная вера в доброе божество науки.

Значение науки и ошибка Маркса

Очарование и разочарование, вера и неверие – область эмоций. А что говорит о значении науки теория? Та самая, которая – по Мефистофелю – «суха», но без которой ничего не разобрать в клубящейся листве «вечно зеленого древа жизни»?

Теорий множество. Нам, например, очень нравится "Интеллектуальная теория прибавочной стоимости", предложенная нашим земляком, ленин– градским инженером А. Павловым. В бурном потоке перестроечных публи– каций, разоблачений, полемики его блестящая статья (газета "Смена", 8 февраля 1990 г.) прошла почти незамеченной, во всяком случае, не получила тех откликов, которых заслуживает.

Павлов обращает внимание на главную ошибку в экономической теории Маркса. Бородатый основоположник, исследуя процесс производства, утверждал, что постоянный капитал, затрачиваемый на средства труда, сырье, энергию, переносит на продукцию свою стоимость без изменений, а прибавочную стоимость создает переменный капитал – рабочая сила. Но классическая марксистская теория, рожденная в середине XIX века, словно не замечает того, что даже в современном ей производстве и средства труда (паровые машины, станки), и сырье (например, руда), и энергоносители (например, уголь) стали таковыми лишь благодаря интел– лекту. Вернее, классический марксизм снисходительно отводит интеллек– ту роль ведомого: бытие определяет сознание, а движущей силой науч– но-технического прогресса является общественная потребность.

Нельзя не согласиться с Павловым, который утверждает: в действи– тельности в с я прибавочная стоимость создается не рабочей силой, а и н т е л л е к т о м, как живым, принимающим непосредственное учас– тие в производственном процессе, так и прошлым, овеществленным в средствах труда, энергии, сырье, той же рабочей силе (знаниях работ– ника).

В самом деле, любое сырье, любая энергия становятся производствен– ным фактором и товаром, имеющим стоимость, только после того, как ин– теллект определил способы их полезного применения. Кому нужна желез– ная руда до открытия способов выплавки железа и изготовления из него изделий? Много ли проку от ветра, пока не изобретены парус, ветряная мельница, ветряной электродвигатель?

Научно-технический прогресс движется бесценным, не имеющим анало– гов свойством интеллекта: о д н а ж д ы создав стоимость – за счет научного открытия, технического решения – интеллект н а в е ч н о передает способность ее воспроизводить. Эта стоимость будет теперь возникать всякий раз при возобновлении производства.

(Любопытно, что первым обратил внимание на ошибочность марксист– ского учения о прибавочной стоимости, этой основы "научного социализ– ма", не кто иной, как сам Карл Маркс. В его рукописях, неопубликован– ных при жизни, несколько раз встречаются мысли, начисто опровергающие классические марксистские представления об эксплуатации, как источ– нике капиталистической прибыли. Например: "По мере развития крупной промышленности создание действительного богатства становится менее зависимым от рабочего времени и количества затраченного труда… а зависит от общего состояния науки и от степени развития технологии или от применения этой науки к производству". Еще любопытнее, где и когда были впервые напечатаны эти крамольные, антимарксистские выска– зывания К.Маркса: в сталинском СССР, в 1939 году, в журнале "Больше– вик". См. книгу Вс.Вильчека "Прощание с Марксом", М., 1993 г.)

Но в таком случае, интеллигенция – не "прослойка" между классами, как утверждала сталинская теория, и уж тем более не сборище париев, каковым она становится в современной России. Интеллигенция – самый важный (если не просто единственный реально существующий) к л а с с.

Научно-технический прогресс, осуществляемый классом интеллигентов, – важнейший жизненный процесс человечества. Только благодаря ему пока что и выживает наша цивилизация в условиях бурного размножения насе– ления планеты (этим самым прогрессом, правда, и порожденного). А главное, далеко перекрывая потребности простого выживания, научный прогресс обеспечивает непрерывный рост возможностей человека и чело– вечества. В том числе, увы, и возможностей самоуничтожения.

Но, стоит нам разобраться со з н а ч е н и е м науки, как тут же, словно пружинный чертик из табакерки, выскакивает вопрос, сходный с вечным вопросом о смысле жизни, а впрочем, неразделимо с ним и ско– ванный: для чего, в конечном счете, нужен сам рост?

Можно сформулировать по-другому. Научно-технический прогресс можно сравнить с гуманной пулей. Конечно, не той винтовочной трехлинейной, что, если сразу не убьет, оставит чистую рану, а той, что послана че– ловеческим разумом к некоей необходимой разуму цели. В отличие от оружейной пули, наша символическая пуля не тормозится в полете, а ускоряется. Однако, набирая скорость в земной атмосфере, сопротивляю– щейся ее полету, она рождает отнюдь не символические ударные волны, которые разрушают многое из того, что самому разуму так дорого. И ра– зум идет на жертвы, лишь бы гуманная пуля науки продолжала свой полет к цели. Идет на предельный риск, ибо достижение цели может вызвать взрыв всеуничтожающей силы.

Так что это за Цель?