Текст книги "Глобализация и спираль истории"

Автор книги: Юрий Кузовков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Приведенные выше факты свидетельствуют о том, что франки изначально не были каким-то отдельным народом. Скорее всего, франками римляне первоначально называли вообще всех варваров, живших вдоль границ Галлии[110]110
  Известно, что такое название – франки (что очевидно означало «свободные») одно время носил союз племен нижнего Рейна, проживавших вдоль границы с римской Галлией. Кроме того, некоторые производные от слова franc, вошедшие во французский язык, также связаны с границей: franchir (франц.) – пересекать (границу).


[Закрыть], а затем ими стали называть варваров, поселившихся в северной части страны. Но даже несмотря на очевидное преобладание среди них германцев, мы видим множество фактов, свидетельствующих о присутствии среди франков представителей самых разных этносов: в том числе славян и даже сирийцев. Именно об отсутствии народа франков как такового до его расселения на территории будущей Франции свидетельствуют приведенные выше факты: что никогда не было никакого франкского короля или князя (а, следовательно, и народа франков как такового – какой же народ без вождя?); что среди офицеров-франков в римской армии оказался лишь один, хорошо говоривший на германском языке; что франк Сильваний предпочел быть казненным римлянами, нежели уйти к франкам за Рейн – возможно, за Рейном возле Кёльна жили вовсе не его соплеменники, а их злейшие враги, которые могли подвергнуть его намного худшей казни и мучениям, чем римляне.

Еще один пример, который приводит А.Джонс: один из франков в римской армии в IV веке вдруг прекрасно заговорил по-сирийски и, надо полагать, это был его родной язык: то есть франк на поверку оказался никаким не германцем, а сирийцем ([130] р.622). В конце античности мы видим очень большой наплыв в Галлию и сирийцев, и представителей самых разных народов. Как указывал А.Гренье, многие деревни во Франции до настоящего времени так и называются по имени своих первых поселенцев, сохранив свои названия с тех времен: Sermesse (сарматы), Bourgogne (бургунды), Alain (аланы), Allemagne (аллеманы), Tiffailles (тиффалы) и т. д. ([ПО] рр.598–599) Многие из этих племен в дальнейшем, очевидно, растворились среди франков, так как никаких упоминаний о них больше нет. Между тем, например, сарматы и аланы не были германскими народами, а были родственны славянам, о чем выше говорилось. Наконец, первый король франков также был, судя по всему, не германцем, а славянином: его звали на самом деле не Хлодвигом, а Хлодовичем, и одного из его сыновей звали Хлодомиром ([153] pp.14, 41)[111]111
  На присутствие славян, пусть и небольшое, среди франков, указывают также некоторые славянские слова, вошедшие во французский язык, причем, характеризующие ключевые понятия: например, слово jaune [жон] – желтый.


[Закрыть].

Да и последующая история Франции подтверждает вышесказанное: хотя страна в течение раннего средневековья никем не завоевывалась, как, например, Италия и Испания, но ничего похожего на единую нацию во Франции не сформировалось – в отличие, например, от Англии, где английская нация начала складываться уже к концу I тысячелетия. Во Франции же, пишет Э.Джеймс, в районе 1000 года не было еще никаких признаков французской нации, а вместо нее проживало, по меньшей мере, 8 различных народов, имевших свою территорию и свое сообщество: франки, аквитаны, бургунды, готы, гасконцы, бретонцы, норманны и аламаны ([128] р. 13).

Все вышесказанное объясняет, почему мы не видим среди франков такой сплоченности, какая была среди других варваров, пришедших на территорию Западной

Римской империи: они не были единым народом, а были разноязычной смесью варваров-иммигрантов, похожей на современную разношерстную толпу иммигрантов в Западной Европе или, например, в современной России. И процесс формирования французской нации из этой разношерстной толпы занял почти целое тысячелетие.

Первые три десятилетия после падения Западной Римской империи в 476 году на большей части Галлии были периодом полного безвластия и мирного сосуществования галло-римлян и франков. Крупные землевладельцы, неважно, галло-римляне, унаследовавшие земли от своих родственников, или франки, получившие их за военную службу и прибравшие к рукам то, что плохо лежало, практически стали самостоятельными феодалами или князьями на принадлежащей им территории. Первый вооруженный передел собственности произошел в начале VI в., когда франкский аристократ Хлодвиг объединил большую часть земель Галлии, действуя в основном с помощью своего собственного войска и иногда беря в союзники других феодалов. При этом он без тени сомнения расправлялся как с галло-римскими князьями или графами, правившими в соседних областях (с Сиягриусом), так и с франкскими. Например, он убил нескольких своих ближайших соседей – франкских феодалов – и даже нескольких своих родственников, выступавших до этого в качестве его союзников, и завладел их земельной собственностью. Да и после объединения этих земель речь не шла о создании какого-то королевства для франков, где бы они играли роль господ, а галло-римляне – рабов, как это было в Британии. Хлодвиг считал себя королем всех своих подданных – и галло-римлян, и франков, и в первом известном салическом законе, вышедшем при его жизни (Pactus Lex Salica), не делалось различий между теми и другими ([128] р.82). Более того, и в войске Хлодвига с самого начала сражалось немало галло-римлян ([91] р.141). Как писал Ф.Лот, «по отношению к галло-римлянам, Хлодвиг не был завоевателем», указывая далее на отличие в этом отношении его завоевания Галлии от завоевания Британии англосаксами ([151] рр.274, 344).

Но в течение VI в. ситуация изменилась. Хлодвиг не считал необходимым менять сложившиеся порядки, рассматривая свою власть полностью преемственной по отношению к Западной Римской империи. Он даже получил от Восточной Римской империи знаки консульской власти и поэтому «был в глазах галло-римлян как бы представителем императора» Восточной Римской империи и вполне законным правителем ([151] р.274). Но его последователи отвергли всякую связь с Восточной Римской империей и начали в корне менять законы и обычаи, установленные ранее римлянами. Например, уже в следующем салическом законе франкских королей, принятом до конца VI в.[112]112
  Точная дата неизвестна


[Закрыть], были введены статьи, которые ставили галло-римлян в более низкое положение по отношению к франкам. В частности, закон ограничил наказание за убийство человека компенсацией, которую в основном получали родственники убитого (и 1/3 ее суммы – король). При этом, в случае убийства галло-римлянина убийца мог отделаться суммой, в два раза меньшей (100 солидов), чем за убийство франка (200 солидов). Кроме того, в целом ряде случаев компенсация за убийство франка еще утраивалась по сравнению с этой суммой, чего не было в случае убийства галло-римлянина ([128] рр.82–87)[113]113
  В частности, если его убили во время военной экспедиции, или в собственном доме с участием группы людей, или если спрятали его труп.


[Закрыть]. Таким образом, франкский закон конца VI в. в этом отношении уже ничем не отличался от англосаксонского закона, который устанавливал сумму штрафа за убийство кельта в два раза ниже, чем за убийство англосакса.

Резко изменились и правила судопроизводства. Вместо строгой и логичной системы римского права, основанной на презумпции невиновности (то есть когда совершение преступления необходимо было доказать уликами и фактами), новые франкские законы устанавливали совершенно иной принцип доказательств – в частности, при помощи испытаний. Обвиняемому в совершении какого-либо преступления нужно было пройти испытание – например, достать небольшой предмет из котелка с кипящей водой, или пройти аналогичное испытание раскаленным железом, или сразиться в поединке со своим обвинителем. Если обвиняемый не прошел испытание, неважно, были ли доказательства его вины или нет – он считался виновным. Как правило, он был обязан в этом случае либо выплатить истцу компенсацию (а суммы были огромны и, например, простой крестьян их выплатить был не в силах), либо поступал ему в кабалу – долговое рабство. Очевидно, что ни о какой презумпции невиновности при таком судопроизводстве речь уже не шла. Также были введены в судопроизводство клятвы: например, согласно указу франкского короля Шильдеберта II от 596 г., в случае, если 5 или 7 человек заявляли, что какое-либо лицо – преступник, то его следовало казнить ([128] р.90).

Эти нововведения также носили дискриминационный характер в отношении галло-римлян. Дело в том, что франки, в отличие от галло-римлян, были клановым обществом, жившим интересами своего клана, что в то время, по-видимому, вообще отличало франков от коренных жителей Римской империи. В случае смерти своего родственника франки, в соответствии с обычаями кровной мести, были обязаны отомстить убийце, а в случае спора или суда – встать на сторону своего клана. Поэтому для них, например, вряд ли представляло сложность найти 5 или 7 человек, которые бы подтвердили суду то, что было в интересах клана, даже если это была заведомая ложь. Известны случаи, когда при необходимости находилось несколько сотен франков (принадлежавших к одному клану), готовых подтвердить что угодно ([11] с. 141).

По-видимому, такое распространение кланов среди франков как раз и было связано с тем, что они не были единым народом, как, например, остготы или вестготы (в законах и обычаях которых мы совсем не видим какого-либо распространения кланов), а состояли из представителей множества самостоятельных варварских племен и народов. Подобно тому как сегодня иммигранты на территории Европы и России, особенно из числа малых народов, повсюду формируют этнические диаспоры, члены которых связаны между собой кровными узами и обычаями, то же, надо полагать, происходило и с варварами-иммигрантами в Галлии в конце существования Западной Римской империи. Вероятно, из таких же этнических диаспор, объединявших представителей каждого варварского народа/племени, и выросли те кланы, в которые были объединены варвары-иммигранты, в отличие от галло-римлян, оказавшихся перед лицом этих варварских кланов совершенно беззащитными.

Это в первую очередь касалось и самих германцев, составлявших большинство франков, у которых, как пишет А.Джонс, «не было национального чувства». Даже те германские племена, которые в поздней античности объединились во франкский союз племен и назвали себя «франками», как указывает историк, находились между собой в ожесточенной вражде ([130] рр.621–622), и это название, таким образом, ничего не значило. Такую ситуацию с германцами эпохи раннего средневековья можно сравнить, например, с современным Северным Кавказом или с Дагестаном, где на территории одной небольшой республики проживают 40 самостоятельных народов, и слово «дагестанец» так же ничего не означает в плане определения какого-либо народа, как ничего не означало слово «франк» в эпоху раннего средневековья.

Поэтому салические законы, которые фактически узаконили власть кланов и обычаи круговой поруки и судебного поединка, поставили в еще более ужасное дискриминационное положение все галло-римское население. О каком «судебном поединке» могла идти речь, если против одного человека или одной семьи выступал целый варварский клан, связанный кровными узами и обычаями кровной мести? Да и сам факт, что вместо нормального судопроизводства, существовавшего в Римской империи, были введены законы, которые, как отмечал Э.Джеймс, в наши дни существуют лишь среди некоторых диких племен Африки ([128] р.90), был, очевидно, шоком для галло-римлян. Тем не менее, им ничего не оставалось, как смириться со своим положением и… продолжать тихо вымирать. Как писал о них Э.Гиббон, «выродившиеся туземцы, прикрывавшие свое слабодушие благовидными названиями благовоспитанности и миролюбия, были вынуждены подчиняться оружию и законам свирепых варваров, относящихся с презрительным пренебрежением и к их собственности, и к их свободе, и к их личной безопасности» ([И] с. 150).

Следует отметить, что указанные изменения происходили в то же время (VI–VII вв.), когда наблюдалось дальнейшее углубление демографического кризиса среди галло-римлян. И это совпадение, по-видимому, не случайно. Теперь, когда варвары-иммигранты если еще не составляли большинство населения в северной части Галлии, то уже, очевидно, были близки к этому, а старение и вымирание галло-римлян становились все более очевидными, франкам уже не надо было играть по правилам, установленным римлянами, теперь они устанавливали свои правила, выгодные им, теперь они становились господами, а римляне – «вторым сортом». И чтобы уже ни у кого не оставалось в этом сомнений, в преамбуле к более позднему варианту салического закона (VIII в.) утверждалось, что франки пережили тяжелое «римское иго», которое им в конце концов удалось свергнуть ([128] р.32) – и поэтому римляне, угнетавшие франков, сполна заслужили то жалкое положение, в которое их поставили салические законы.

Пожалуй, это уникальный пример в истории, когда вчерашние рабы стали господами, а вчерашние господа – рабами. Причем, стали рабами не в результате военного поражения, а в результате собственной деградации и вымирания[114]114
  Слово «рабы» в данном случае можно понимать и буквально: как указывает Р.Лопез, в раннем средневековье процветал экспорт рабов из Галлии в арабские страны и Византию, была налажена целая индустрия работорговли, причем в качестве рабов вывозили в основном детей и молодежь ([83] рр.262–271). Отсюда совсем несложно понять, почему галло-римляне на территории Франции продолжали вымирать в течение темных веков, и почему страна к VIII–IX вв. окончательно запустела, города превратились в деревни, торговля полностью исчезла и т. д.


[Закрыть]. И из этого примера, о котором, в отличие от Э.Гиббона, не очень любят писать современные западноевропейские историки, было бы полезно сделать соответствующие выводы (как для Европы в целом, так и для России). Римляне, когда завозили варваров к себе как рабочую силу и селили их в качестве рабов или крепостных, вряд ли думали о том, что они впоследствии станут их господами, а римляне сами станут для них рабами и крепостными. И когда они с удовлетворением отмечали, что многие варвары перенимали римские имена и начинали говорить по-латыни, забывая свой родной язык и принимая римскую культуру, они вряд ли могли подумать, что те в недалеком будущем отвергнут эту культуру и сформируют свои собственные, варварские, законы и обычаи, дискриминирующие римлян, и уже римляне будут брать варварские имена и стараться ассимилироваться с варварами, а латинский язык бесследно исчезнет, как и сами римляне[115]115
  Тенденция к ассимиляции римлян с франками проявилась в VII веке: как указывает Ф.Лот. начиная с этого времени все или почти все галло-римляне берут сами или дают своим детям франкские имена, римские имена с этого времени исчезают. Французский историк недоумевает по этому поводу: как могли римляне стремиться забыть, что они наследники Рима с его тысячелетней историей и стремиться стать варварами-иммигрантами? ([153] рр.113, 129).


[Закрыть].

Поэтому те легенды, которые к VIII в. сложились на территории Франции и были записаны летописцами: в одной говорилось, что франки уничтожили всех римлян, в другой – что бургунды уничтожили всех римлян и т. д. ([128] р.24), – не являются совсем неправдой. Никакой массовой резни римлян или их целенаправленного уничтожения, конечно же, не было. Но римляне были поставлены в такие условия существования, что никакого другого результата, кроме их окончательного исчезновения и ассимиляции с варварами, и не могло быть.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ. Причина демографического кризиса в античности и в современную эпоху

Глава VII. Краткий обзор социальной жизни в эпоху античности

В предыдущих главах был описан демографический кризис, произошедший главным образом в античную эпоху – так как в раннем средневековье мы видим уже лишь финал этого кризиса и его последствия. Теперь необходимо остановиться на причинах, вызвавших этот кризис в античную эпоху. Поскольку очевидно, что демографический кризис был связан с массовым нежеланием сначала греков, а затем римлян и романизированных народов Римской империи иметь и воспитывать детей, или, в лучшем случае, с желанием ограничиться малым их количеством (см. главы II и VI), то речь идет о социальном явлении, существовавшем в течение многих столетий. И для того, чтобы приблизиться к его пониманию, следует рассмотреть, что из себя представляло античное общество и какими были его характерные черты в сравнении, например, с более поздними обществами, о которых мы имеем большее представление. При этом, совершенно очевидно, что начинать этот обзор социальной жизни нужно не с поздней античности (III–IV вв.), когда жизнь античного общества круто изменилась уже под влиянием последствий демографического кризиса, а с эпохи расцвета античного общества, когда этот кризис только начался. Как писал американский историк Ф.Вальбэнк, указывая на полное исчезновение латинских писателей после 250 года н. э., «упадок Империи не был вызван какими-то обстоятельствами, которые появились незадолго до 250 года, некоторые из этих факторов активно действовали в течение столетий до этого» ([209] р.100).

Макет центральной части Древнего Рима в эпоху его расцвета. Источник: http://3darchaeol.ogy. 3dn. ги

На переднем плане (справа): ипподром («цирк Максима») и дворцовый комплекс на Палатинском холме, где располагались дворец императора и дворцы виднейших представителей римской знати. На заднем плане: справа – Колизей, слева – Римский форум.

Римский форум в эпоху расцвета империи (реконструкция). Источники: www.vokrugsveta.ги, www.int-nt.ru

Начну с общего описания того, что из себя представляло античное общество в период своего расцвета[116]116
  То есть применительно ко всему Средиземноморью приблизительно в период с III в. до н. э. по II в. н. э. Но к этому надо прибавить Грешно и греческие города-государства в V–IV вв. до н. э… которые опережали другие страны в своем развитии.


[Закрыть]. Пожалуй, если бы это можно было сделать одной фразой, то лучше всего привести высказывание английских историков В.Тарна и Д.Гриффита, которые писали, что сходство античного мира с миром сегодняшним «почти пугающее» ([201] р. З). Действительно, внешний облик античных городов и сельской местности походил на то, что мы имеем сегодня в Европе: вся территория была густо населена и покрыта обрабатываемыми полями, садами и виноградниками, необрабатываемых участков, покрытых лесами или лугами, было очень мало.

Многоэтажный дом в городе Остия в Италии во 11 в. н. э. (Casa dei dipinti): внешний вид, воссозданный архитектором И.Джисмонди. Источник: [48] с. 129.Попробуйте найти хоть одно внешнее отличие от современных многоэтажных домов. Стекла в окнах использовались уже в то время: что касается лифтов, то и сегодня далеко не все 4–5 этажные дома ими оборудованы. Согласно античным источникам, только в Риме таких многоэтажных домов было более 46 000 и в них могло проживать, по оценкам, около 1 миллиона человек (Каркопино Ж. Повседневная жизнь Древнего Рима. Апогей империи. Москва, 2008, с. 36–39)

В городах было много многоэтажных домов, в которых, как и в современной Европе, жили в основном представители средних и низших классов. Четырех– и пятиэтажные жилые здания были обычным явлением, но в Карфагене, до его разрушения римлянами в 146 г. до н. э., по описанию римского историка Аппиана, было много 6-этажных зданий ([3] Кн. VIII, 1, XIX, 128), а в Риме были и 7-этажные. В античном мире были даже небоскребы: так, знаменитый Фаросский маяк в Александрии представлял собой не что иное, как здание высотой в 40 этажей, на вершине которого находился маяк. Именно распространением многоэтажного строительства можно объяснить, каким образом сравнительно небольшие по территории города могли вместить большое население. Так, число жителей Рима, по оценкам историков, доходило до 1 миллиона, Карфагена – возможно, до 700 тысяч, Александрии и Антиохии – 500 тысяч, Лиона – 200 тысяч ([184] р.10; [55] XVII, III, 15; [126] р.419; [188] р.498; [110] р. 530). Соответственно, плотность населения этих городов приближалась к тому, что мы имеем сегодня в крупных европейских городах.

Александрийский маяк и остров Фарос в бухте Александрии с панорамой города (реконструкция). Источники: http: ctodav.ru, wk historyweb. ruПо своим размерам Александрийский маяк сопоставим с небоскребами Нью-Йорка: по существу он и представлял собой 40-этажный небоскреб, на вершине которого находился маяк. Человечество вновь научилось строить такие здания лишь к XX веку.

Как и в наши дни, население крупных античных городов, как правило, представляло собой разношерстную многонациональную толпу. Это было следствием массовых миграций населения. Уже в Греции, начиная с V–IV вв. до н. э. отмечено все большее число иммигрантов, как с востока и севера, так, например, и с запада, из Италии. В Афинах во второй половине V в. до н. э. из населения в 400 тысяч человек, по оценкам, около 2/3 составляли иностранцы, включая свободных иностранцев (метэков) и рабов ([125] II, р.228). В Риме к началу II в.н. э. из миллионного населения, по оценкам, около 90 % составляли иммигранты или их потомки ([76] р.750). Число самих римлян, эмигрировавших из Италии в период II в. до н. э. – I в. н. э., преимущественно в западное Средиземноморье, исчислялось миллионами человек ([74] р.154). И эта римская эмиграция породила такую же разношерстную толпу в городах Северной Африки, Испании, Галлии, какая была в самом Риме, к которой в дальнейшем в больших количествах прибавились иммигранты с Востока (греки, сирийцы, евреи) и с Севера (германцы, славяне). По данным французского историка М.Леклэ, в крупнейшем городе Галлии – Лионе – во II в. н. э. у 22 % его жителей были греческие имена, большой процент населения составляли также итальянцы, сирийцы, карфагеняне и другие иммигранты ([136] р.110). В плане смешения различных народов и национальностей крупные города античности были похожи на древний Вавилон или, например, на современный Лондон.

Помимо многоэтажного строительства и большого количества иммигрантов, были и другие явления жизни городов, похожие на наше время. Характерным явлением, например, стали массовые праздники и другие массовые развлечения. Многие авторы любят акцентировать внимание на гладиаторских боях. Но их организация стоила огромных денег, и их проведение могли время от времени себе позволить лишь крупные города, имевшие специальную арену, да и то, как правило, при наличии богатого спонсора. Кроме того, некоторые императоры старались их ограничить: при Августе (43 г. до н. э. – 14 г. н. э.) был введен запрет на проведение гладиаторских игр более 2 раз (впоследствии – 3 раз) в году и на участие в них более 60 пар гладиаторов[117]117
  Эти ограничения просуществовали до середины I в. н. э., и были отменены Калигулой (37–41 гг. н. э.). См. с. 405


[Закрыть]. По-видимому, намного более частым явлением были разнообразные религиозные шествия, часто называвшиеся «мистериями», или другие праздники. Они постоянно проводились то в честь одного бога, то в честь другого, которых было несколько десятков (Дионис, Зевс, Гермес, Кибела, и т. д.), причем не только в крупных, но и в небольших городах, и с хождением из одного города в другой. В них принимала участие, как правило, вся городская толпа, которую развлекали танцоры и артисты, передвигающиеся вместе с процессией, и, как отмечает немецкий историк Р.Меркельбах, эти религиозные шествия очень походили на современные карнавалы ([158] рр.73, 122), находящие сегодня все большее распространение в различных городах мира. Разница, по-видимому, была лишь во внешних атрибутах праздника, но и здесь мы видим одинаковые тенденции. Например, праздники и мистерии в честь бога Диониса (Вакха) в античности имели сексуальную атрибутику: участники мистерий наряжались в вакханок и фавнов и несли корзины с фруктами, в одной из которых находился завернутый в полотенце фаллос ([158] р. 83–97, ИЗ). А, например, на современном берлинском или бразильском карнавалах мы видим еще более ярко выраженную сексуальную атрибутику.

Другим типом религиозных мистерий были представления, устраивавшиеся, как правило, бесплатно, в античных амфитеатрах, которые имелись практически в каждом городе и которые вмещали десятки или сотни тысяч зрителей. Религиозные мистерии и праздники в античности, по мнению американского историка Р.Макмуллена, «играли центральную роль в экономической жизни» ([155] р.50), поскольку на них стекались толпы народа из сельской местности и других городов. Соответственно, доходы города от продажи населению товаров и услуг в дни праздников резко возрастали, и скорее всего, они превышали те организационные затраты, который нес при этом город (оплата труда артистов, предоставление помещений и т. п.), поэтому города старались устраивать их как можно чаще, часто даже придумывая все новые и новые праздники ([201] р.87). Так, в период поздней Римской республики было около 160 праздничных дней в году, то есть практически каждый второй день был каким-нибудь праздником; в последующие столетия это число еще более возросло ([46] с.70). Кроме толп населения, на праздники стекались и разнообразные торговцы, ремесленники, гадалки и т. д., предлагавшие свои товары или услуги, известно даже о гастролирующих труппах проституток, перемещавшихся от одного праздника к другому в расчете найти там большое количество клиентов ([155] р.52).

Обязательным элементом религиозных праздников ([155] р. 46–47), и, по-видимому, в целом, городских развлечений, были танцы под громкую музыку, а развлечения и народные гуляния могли происходить каждый день и каждую ночь. Поэтому неудивительно, что римский писатель Ювенал писал о том, что в античных городах «больной умирает от того, что ему не удается заснуть» и «для того, чтобы уснуть в городе, нужно потратить целое состояние» ([76] р.751). Ночная жизнь крупных городов античности вряд ли была менее оживленной и насыщенной, чем ночная жизнь современного Лондона или Нью-Йорка, но, по-видимому, более шумной. Наряду с праздниками и карнавалами, очень распространенным в античности было участие в различных клубах по интересам: например, в клубах, посвященных тому или иному языческому богу, в философских, поэтических, артистических клубах и т. д. Обычно даже в небольших городах были десятки таких клубов ([201] рр.94–95). Членство в них, по-видимому, преследовало те же цели, что и участие в массовых праздниках и развлечениях: дать возможность даже оторванным от своих корней иммигрантам не чувствовать себя одиноко, а развлечься и погрузиться в некий коллектив, будь то толпа на карнавале или тусовка в клубе.

Хотя религиозные мистерии и клубы, посвященные различным богам, были очень распространены, большинство их участников, по мнению историков, не питало никакого интереса к религии ([155] рр.52–53; [158] р.122). В этом также можно констатировать сходство людей античности и современных людей. В результате одни и те же толпы принимали участие в праздниках, посвященных как греческим и римским, так и восточным богам, и лишь для того чтобы развлечься и удовлетворить любопытство. Культ персидского бога Митры стал очень популярным в римской армии, как полагает Р.Макмуллен, по той простой причине, что он способствовал хорошему времяпрепровождению ([155] р. 196). После принесения жертвы (барана или птицы) все участники этой церемонии получали по куску ее мяса, после чего могли его жарить на свежем воздухе с сослуживцами, запивая вином. Участие в такой церемонии, помимо всего прочего, повышало статус такого времяпрепровождения в глазах военного начальства – как-никак, это был не просто отдых с шашлыками, а отправление религиозного обряда. Как писал Страбон, богу Митре был важен лишь факт принесения жертвы, поэтому все мясо жертвенного животного жарилось и разбиралось участниками церемонии, Митре же оставалась лишь его душа ([55] XV, III, 13). Надо полагать, такие исключительные удобства, связанные с отправлением культа Митры и отсутствие каких-либо затрат и неудобств и объясняют столь широкое распространение, которое этот культ приобрел в Римской империи в эпоху ее расцвета.

Античным жителям не была свойственна не только религиозность, но и наивность людей, живших в средние века. Как было показано выше, миллионы людей в античности перемещались из одной страны или провинции в другую, либо в качестве мигрантов, либо в качестве путешественников и коммерсантов, и это было совершенно обычным явлением, не вызывавшим каких-то эксцессов. Например, путешествие морем из Греции в Египет или на побережье Черного моря для семьи с детьми и багажом в IV в. до н. э. стоило всего 2 драхмы (около 15 долларов в переводе на современные деньги, или средний дневной заработок рабочего в Греции) и было обычным делом, учитывая размеры миграций, происходивших в ту эпоху ([126] рр.352, 338). В отличие от античности, первое же массовое перемещение людей в средние века – крестовые походы – как известно, сопровождалось массовыми эксцессами и гибелью людей. Большинство западноевропейцев, принявших участие в первом крестовом походе 1099 г., а это были сотни тысяч человек, были столь наивны, что не имели ни денег для осуществления столь дальнего похода, ни даже приличного вооружения. Поэтому они занимались воровством и грабежом по дороге, чтобы добыть себе провиант, и массами гибли в стычках с местным населением. Те, что уцелели при переходе через Европу, были уничтожены турками в Малой Азии или погибли там от нестерпимой жары и голода. До Сирии и Палестины дошла лишь малая часть из тех, что отправились в поход: в основном графы и бароны со своими вассалами-рыцарями и их вооруженными людьми, а вся крестьянская масса была уничтожена. Еще большим примером наивности является так называемый детский крестовый поход 1212 г., когда подростки, девушки и даже взрослые женщины, также под влиянием религиозных проповедей, массами покинули свои деревни во Франции и Германии и отправились в Палестину. Как пишет Ж.Дюби, многие из них, доверившиеся хитрым судовладельцам в итальянских портах, были увезены за море и там проданы в рабство арабам, лишь часть из ушедших подростков и женщин вернулась в свои деревни, не раз в пути подвергшись изнасилованию и лишившись всяких иллюзий ([23] с. 68–69).

В отличие от средневековых жителей, наивность которых отчасти объясняется тем, что они никогда не покидали своей деревни, античные жители, как и современный человек, были частью глобальной цивилизации. Эта цивилизация имела универсальный характер: как сегодня путешествующий по Европе может даже не замечать, что он переехал из одной страны в другую, примерно то же самое, по-видимому, было и в античности, например, при переезде из одного портового города в другой. Как и в сегодняшней Европе, городская жизнь в эллинистическом мире и в Римской империи была универсальной, везде действовали одни и те же законы, а вместе с эмигрантами повсеместно распространялись одни и те же городские обычаи и привычки, предлагаемые развлечения и услуги. Человек, куда бы он ни приехал, мог чувствовать себя как дома. Собственно говоря, и массовые миграции в античную эпоху, в отличие от крестовых походов средневековья, характеризовались тем, что сами мигранты преследовали вполне конкретные экономические цели по улучшению своего материального положения – такие же цели преследуют сегодняшние иммигранты, наводнившие Западную Европу. Таким образом, античных жителей, как и современных, но в отличие, как видим, от средневековых, характеризовали вполне рациональные действия и отсутствие наивности или религиозных иллюзий.

Но указанное выше сходство между античным и современным обществом не дает нам причину демографического кризиса в античности, несмотря на то, что он является характерной чертой и современной Европы, и современной России, и многих других стран в современном мире. Например, никто не может с уверенностью утверждать, что миграции населения сами по себе должны вызывать падение рождаемости. Массовое стремление к развлечениям, как в античности, так и в наши дни, вряд ли само по себе может объяснить нежелание заводить детей, хотя, возможно, между этими явлениями и есть определенная связь. Большое городское население (в сравнении со средними веками), чем античность также походит на современную эпоху, а также рационализм в принятии решений, конечно, можно ассоциировать с малым количеством детей в семьях[118]118
  Поскольку, например, некоторые социологи связывают падение рождаемости с урбанизацией.


[Закрыть], но в истории есть примеры, когда и то, и другое сочеталось с многодетностью (например, в Англии в течение XVIII в. и первой половины XIX в.).