Текст книги "Христианский квартал (СИ)"

Автор книги: Юрий Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

  – И знак пронзённого сердца, выложенный на земле из сотни трупов убитых в её честь сарацин. Это я шучу, но вообще, надо сказать, у тебя неплохой план, – я нечасто хвалил брата, но в этот раз он был того достоин.

  Моя похвала весьма воодушевила Петьку.

  – Значит, завтра так и сделаем! Я знаю, где достать голубей. Позвоню ей, приглашу...

  – Нет, не выйдет. Ты же болен гриппом. Тебе нельзя выходить на улицу. При ней.

  – Блин! Проклятый грипп. Вот ведь угораздило выдумать такую...

  – Ругательствами делу не поможешь. Насколько я понял, мы можем, пожаловавшись на ухудшение самочувствия или что-нибудь такое, позвать её на помощь ещё раз. Следовательно, в своих планах лучше ограничиваться твоей квартирой.

  – Да что здесь можно сделать? – он горестно всплеснул руками.

  – Пораскинь мозгами. С воздушным шаром и латынью у тебя неплохо получилось.

  – Может быть, мне написать рассказ, где в качестве героев вывести нас, только слегка замаскировав...

  – Названиями из медицинского справочника?

  – Возможно. И там уже оттянуться вовсю. В смысле, рассказать, что я к ней чувствую.

  Вспомнив прошлые творения брата, я поневоле засомневался, такой ли уж это хороший план.

  – Ты уверен, что справишься? Рассказ ведь должен быть действительно... качественный.

  – Ещё бы! Лучший! Уж я постараюсь. Ради неё я готов пойти даже на правку и вычитку текста. В столь исключительных случаях, пожалуй, это действительно стоит делать. Да, Вадик, чем больше я думаю о нашем плане, тем больше он мне нравится. Бумага, как говорится, не краснеет. А в живом разговоре я бы непременно покраснел и начал нести какую-нибудь чушь. Даже на воздушном шаре. Короче, сделаем так. Я сейчас иду писать любовный рассказ, а потом позвоню ей и попрошу о помощи – ты же пока придумай предлог. Завтра, когда она придёт, отведёшь её в комнату и заговоришь чем-нибудь, а я тем временем суну распечатку рассказа ей в сумочку. На обратном пути она его обнаружит и... там уж всё решится.

  Я пытался отговорить Петьку от этого плана, но не преуспел. Пришлось помогать.

* * *

  На следующий день, когда Марина снова одарила нас своим присутствием, а также новой порцией лекарств и коробкой кексов, я, выдавив из своих лёгких нечто сухое и грудное, молвил:

  – Пётр поведал мне, что вы отлично разбираетесь в растениях. Я не сильно вас обременю, если попрошу о консультации? Мне кажется, мой кактус погибает. Он очень дорог для меня, это память о бабушке. Я очень извиняюсь, что осмелился потревожить столь ничтожной просьбой...

  – Конечно, давайте посмотрим. Он у вас здесь?

  – В большой комнате. Позвольте...

  Выходя из кухни, я обернулся и выразительно посмотрел на брата. Выглядел он неважно. Волновался. Да вдобавок и не спал всю ночь. Всё это обеспечивало ему неподдельно больной вид.

  Мы с Мариной прошли в большую комнату. За окном шёл густой снег, большими хлопьями – самое то, чтобы играть в снежки и лепить снеговиков. Кактус стоял на подоконнике, в самом дальнем углу от двери, за которой была прихожая, в которой высилась табуретка, на которой лежала сумочка.

  – Выглядит совершенно здоровым, – сказала моя потенциальная невестка, рассматривая зелёный шарик с иголками.

  – Спасибо! У меня прямо от сердца отлегло. А то мне казалось, что ему совсем плохо. Вот-вот помрёт. Теперь я понимаю, что это ложная тревога. Обознался. Наверное, под воздействием бронхита. Кстати, видите вон ту картину?

  – Да. Кажется, рисовал ребёнок.

  – Мой брат. В три года, – рисунок мы общими силами сваяли вчера. – Вскоре после этого он понял, что изобразительное творчество – не его стезя, и решил всецело сосредоточиться на внутреннем росте.

  – В самом деле?

  – Да. Благодаря этой кропотливой работе над собою Пётр теперь представляет целое соцветие достоинств, которые, возможно, не сразу бросаются в глаза. Он самоотвержен, бескорыстен, и... вы заметили, как ловко он вплетает в свою речь архаизмы? Язык его изобилует метафорами и свободен от лишних местоимений...

  Марина улыбнулась и я поймал себя на мысли, что мама могла бы позаботиться о своём старшем сыне пораньше, чем о младшем.

  – Очень трогательно, что вы так относитесь к брату, – сказала красавица.

  – Ну да, ведь он... – под марининым взглядом мысли начали путаться у меня в голове. – Он ведь писатель.

  – Правда? И хорошо пишет?

  – Ну так... – дипломатично заметил я. – Фантастика, знаете ли. Я в ней не слишком разбираюсь.

  – Надо же, а я как раз люблю фантастику. Не помню, правда, встречалась ли мне на книжных полках фамилия Петра, сейчас так много книг издают, что...

  – Он пишет под псевдонимом. И публикуется пока, по большей части, в интернете. Там он известен как Хорн Витопрядов.

  – Хорн? Ну надо же!

  Тут она разразилась тирадой, из которой я понял, что они, оказывается, заочно знакомы уже два года, Марина в этой среде носит ник "Доброцвет", и однажды на конкурсе, когда все поносили её первый рассказ, только Хорн вступился за неё, противостав полчищам сетевых хамов.

  – ...невероятное совпадение! – заключила она.

  – Это судьба, – вставил я.

  – Надо рассказать Хорну, – и Марина стремительно пошла, почти побежала на кухню. Я поспешил следом.

  Дверь в прихожую распахнулась и юная леди замерла. Через её плечо я увидел то, что заставило её замереть: Петька стоял над расстёгнутой сумочкой и держал в руке раскрытый дамский кошелёк.

  Последовала немая сцена. Она длилась так долго, что, пожалуй, можно коротко остановиться на каждом из действующих лиц.

  Своё лицо я по известным причинам видеть не мог, но, полагаю, на нём отразилась вся глубина моего замешательства.

  Петька выглядел точь-в-точь как дивный юноша из расы антисептиков, который полюбил девушку из клана стафилококков, а затем по роковой случайности пристрелил её брата из своего верного пневмоторакса. Причём, на глазах возлюбленной.

  Что же до нашей гостьи... Возможно, в мире есть немало девушек, которые, увидев, как молодой человек тайком роется в их кошельке, воскликнут: "Хо-хо! Как это мило!" и будут хохотать до упаду. Но Марина была явно не из таких. Она молча, с достоинством ждала объяснений, а по лицу её читалось, что у парня, шарящего по чужим кошелькам, шансов стать её мужем не больше, чем у прикованного к коляске сифилитика.

  Из того положения, в котором оказался мой брат, нелегко найти выход. Лично я впоследствии целый день обдумывал, какой вариант поведения был бы наиболее верным. Наконец, нашёл. Лучше всего было сказать правду. Опустив кошелёк и глядя в прекрасные глаза, признаться: "Марина, я люблю вас. Чтобы привлечь ваше внимание, я собирался положить в сумочку рассказ, в котором пишу о своих чувствах. Это была дурацкая затея, так что я по справедливости оказался в глупом положении. Понимаю, что вы не верите ни одному моему слову, и вправе выбросить меня из своей жизни, как дырявый чулок. Я это заслужил. Прошу прощения. Искренне сожалею". А затем, склонив голову, отступить и замереть.

  И она бы смягчилась. Это законы психологии. Как говорится, повинную голову меч не сечёт. Но даже мне, смею надеяться, не самому глупому представителю нашего рода, как видите, понадобился целый день, чтобы найти указанный выход. А вот у моего несчастного брата такой роскоши не было. Немая сцена могла длиться секунд шесть, не более.

  Увы, люди в подобной ситуации склонны оправдываться, и свои полдюжины секунд используют для того, чтобы выдумать ложь поправдоподобнее.

  – Э... я тут шёл к холодильнику, – так начал мямлить мой братец, – и случайно задел табуретку. Сумочка упала, я подхватил её, но всё высыпалось и я, вот, стал собирать...

  "Идиот!" – мысленно воскликнул я, но вслух, стиснув зубы, процедил самым непринуждённым тоном:

  – Такое может случиться с каждым.

  – Да, конечно, – холодно сказала Марина. – Спасибо. Я, пожалуй, пойду. Мне уже пора.

* * *

  – Идиот! Кретин! Дебил! Ты ничего тупее придумать не мог? "Я уронил табуретку, и она упала так тихо, что никто не услышал! Удар же сумки об пол был столь силён, что её молния расстегнулась, и вылетел кошелёк, который, в свою очередь, тоже раскрылся!" Известно, что ложь всегда уродлива, но ты, братец, пожалуй, перестарался в стремлении подтвердить это.

  Петька стоял, понурив голову, и ничего не отвечал. Наша беседа проходила в прихожей, которую только что покинула Марина. Ушла в январскую мглу, чтобы никогда не вернуться.

  – На хрена ты вообще взял кошелёк?

  – Я думал...

  – Не смей порочить добрый глагол "думать", прилагая его к себе! Довольно лжи на сегодня! Просто ответь: на хрена ты полез в кошелёк?

  – Мне показалось, что там она найдёт листок быстрее всего...

  – А чего ты возился столько времени? Пока я её отвлекал, можно было разложить десять рассказов по десяти сумкам и смыться!

  Он молчал.

  – Ладно, – смягчился я, глядя на его повинную голову. – Марина, конечно, смутилась, однако вскоре она заглянет в кошелёк, увидит твой рассказ, и поймёт, что к чему. Мы ещё посмеёмся все вместе над этим.

  – Не посмеёмся, – гробовым голосом объявил Петька и вытащил из кармана джинсов вчетверо сложенный листок. – Я не успел его положить.

  Мне захотелось плюнуть с досады на пол, но я сдержался. В конце концов, пол ни в чём не виноват. Стиснув зубы, я ушёл на кухню и сел возле окна. Чуть погодя сюда же притащился и неудачник.

  – Слушай, Вадик, что теперь делать, а?

  – Ничего. Выкинь из головы Марину. Тебе её не вернуть. Постарайся забыться. Позвони и позови Машку. Или Катьку. Или Нинку. Или всех сразу. Или никого не зови. Сгоняй в магазин и купи пива. Или вина. Или водки. Или никуда не ходи. Просто поставь чайник на плиту и завари чай.

  Поразмыслив, он выбрал последнее, а я принялся листать медицинский справочник, чтобы хоть немного отвлечься. Мне, признаться, самому было не по себе. Я ведь мог её задержать... мог и его отговорить от этой глупости... И на тебе – поломал жизнь родному брату. Хотелось убраться куда-нибудь на планету Трамал и окончить свои дни за каким-нибудь тихим занятием вроде написания реалистической прозы.

  – Я идиот, Вадик, – признался Петька. – Я кретин. Я дебил.

  – Да ладно. Тебе просто не повезло. Глупое стечение обстоятельств.

  – Эх, если бы только была в действительности машина времени... если бы можно было вернуться хоть на полчаса назад... блин!

  Взгляд мой неторопливо скользил по заголовкам статей.

  – Или, допустим, телепатия. Чтобы она сразу поняла, что я ничего плохого не хотел, что я просто пытался сказать, что люблю её!

  Я перевернул страницу.

  – Ладно, – сказал брат, заметив мою безучастность. – Пойду и расскажу всему интернету, какой я дебил. Проворонил мечту своей жизни.

  И с такими словами удалился в маленькую комнату. Плечи его при этом были опущены, голова клонилась к земле, ноги шаркали, как у столетнего старика. Не верилось, что ещё вчера это был пышущий здоровьем молодой человек, готовый выложить на земле знак пронзённого сердца трупами убитых сарацин.

  Я продолжал листать страницы, и незаметно для себя увлёкся, переключившись на содержание статей. Каких же, оказывается, болезней и лекарств не бывает на свете! Хватило бы на сотню фантастических романов.

  Прошло, наверное, не меньше часа – по крайней мере, я успел и выключить поставленный братом чайник, и выпить чай, и поесть марининых кексов, – как вдруг меня кольнуло странное чувство при чтении очередной статьи справочника.

  Секундой спустя я гаркнул:

  – Петька, дуй сюда! – и ударил кулаком по стене.

  Вернувшись, выглядел он ещё хуже, чем когда уходил. Казалось, ему теперь и впрямь не помешало бы выпить некоторые из лекарств, принесённых Мариной.

  – Ну? – хмуро спросил он.

  – Есть идея.

  – Только не говори, что вычитал её из медицинского справочника.

  Я развёл руками:

  – Увы, придётся. Ты знаешь о препарате "ленаутил"?

  – Не больше, чем о парфеноне.

  – Это ингибитор КРЭБ-белка, – прочитал я вслух.

  – Какое исчерпывающее определение! Да, Вадик, ты умеешь растолковать. Ингибитор КРЭБ-белка – что может быть яснее? Я мог бы и сам догадаться.

  Поскольку в его тоне сквозил лёгкий сарказм, я счёл за лучшее опустить описание воздействия препарата на процессы в гиппокампе, и перешёл сразу к сути:

  – При строго рассчитанной дозировке ленаутил помогает забыть то, что было в определённый момент времени. Препарат создан для подавления неприятных, травмирующих воспоминаний, – видя непонимание в его глазах, я пояснил: – Ну, знаешь, вроде того как у тебя на глазах кто-то роется в твоей сумочке...

  – Ты хочешь дать эту штуку Марине?

  – Да. Тогда у тебя может появиться шанс.

  – Ты что, с ума сошёл?

  Мягко говоря, я ожидал более благодарной реакции. Но вопрос есть вопрос и на него нужно отвечать по существу:

  – Нет, Пётр, несмотря на твои усилия, я всё ещё в здравом уме.

  – В самом деле? Ты хочешь, чтобы я травил свою любовь психотропными средствами? Полистай книжку получше и узнаешь, что это очень опасные средства. У них куча побочных явлений. Вплоть до летального исхода.

  – Умереть можно от любого лекарства. Даже от аспирина. Однако погляди-ка, сколько она нам его навезла.

  – Ни за что! Я не намерен подвергать её риску!

  – Никакого риска, болван. Вот здесь в фармакологическом описании специально оговорено, что побочных явлений при разовом употреблении ленаутила не выявлено.

  – У меня нет никакого желания выявлять их на Марине!

  Вздохнув, я отбросил кладезь оригинальных фантастических названий.

  – Ладно. Не хочешь – как хочешь. Действительно, к чему всё это, когда в твоём распоряжении машина времени и телепатия.

  Больше я не сказал ни слова до тех пор, пока Петька, предоставленный самому себе, не одумался, и не сообразил, наконец, что никакого вреда здоровью Марины моё предложение не несёт. Скажу откровенно, если бы такая опасность была, я бы и сам его не выдвинул.

  Итак, взявшись за остатки ума, братец принялся умолять меня о помощи, и мы вернулись к обсуждению плана.

  – Перед нами стоят две проблемы, – начал я. – Первая – приобрести этот самый ленаутил. Вторая – придумать, как незаметно подсыпать его в пищу Марине, учитывая тот факт, что сама она к нам теперь вряд ли заглянет.

  Чтобы не терять времени, мы решили разделиться. Петька пошёл шариться в интернете, а я стал обзванивать аптеки и прочие медучреждения, список телефонов которых был любезно приведён составителями справочника.

  Четверть часа спустя мы снова встретились на кухне.

  – Ну как? – поинтересовался я без особой надежды.

  – Глухо, – Петька выглядел задумчивым и удивлённым. – В интернет-аптеках ленаутила нет. Вообще.

  – В обычных тоже. Там даже не знают, что такой препарат существует.

  – А кто знает?

  – Мне удалось дозвониться до одного профессора в институте мозга. Он знает. И он рассказал, что распространение ленаутила жесточайшим образом ограничено. Только по заказу спецведомств. Чуть ли не за каждым пузырьком строгая слежка.

  – Для чего это?

  – Для того, чтобы не было злоупотреблений. Ну, вроде того, что мы планируем.

  – А может, вопрос просто в сумме?

  – Я намекнул на это. Профессор посмеялся и сказал, что если я буду достаточно настойчив и стану предлагать действительно серьёзные суммы, то смогу добиться интереса со стороны правоохранительных органов. И пожелал успехов. В общем, как я понял, достать ленаутил невозможно.

  Брат приосанился и со значением посмотрел на меня.

  – Невозможно – это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди, – припечатал он. – Им проще жить в привычном мире, чем попытаться изменить его. "Невозможно", Вадик, это не приговор. Это вызов. Это шанс поверить в себя. Невозможное возможно. Поверь в себя!

  Несколько секунд я молча переваривал эту тираду. Наконец, признался:

  – Сильно сказано. Сам придумал?

  – Нет. В интернете нашёл. Но это дела не меняет. Перед нами стоит задача и мы должны её решить, не тратя времени на произнесение глупых слов вроде "невозможно".

  Мы задумались. Мысли как-то не шли. Чтобы простимулировать их, я посмотрел за окно. Во дворе малышня лепила снеговика. Потом я взглянул на подоконник и понял, что фикус не мешало бы полить, но других мыслей эта часть уютной холостяцкой кухни не вызвала. Тогда я стал смотреть на мешок картошки, покоящийся в простенке, и тут меня осенило:

  – Слушай, спецведомство... помнишь, где работает дядя Боря?

  Есть такое выражение: "воспрял духом". Вот это как раз то, что случилось с Петькой после моих слов. Ещё секунду назад он глядел в пол со зверским выражением лица, отображавшем умственные муки, а вот теперь перед нами снова человек, готовый покорять воздушные шары и вычитывать свои тексты.

  – Я сам позвоню ему, – сказал Пётр.

  И позвонил! Это было несложно – телефон висел как раз возле него, нужно было только взять трубку и набрать номер.

  – Дядя Боря, здравствуйте, это Петя. Я попал в серьёзный переплёт, мне позарез нужна ваша помощь. Вы можете достать ленаутил? Ну, ингибитор КРЭБ-белка... Нет, я ничего не пил, кроме чая... Слушайте, от этого зависит моя жизнь... Невозможно, дядя Боря, это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди... Нет, я не вас имел в виду, я это к тому, что мне позарез нужен ленаутил...

  Я с интересом слушал разговор. Надо будет сказать потом Петьке, что он злоупотребляет словом "это". Писателю такое не к лицу.

  Беседа продолжалась более получаса. Я успел ещё раз сготовить чай и доесть кексы. Петька был очень красноречив. Даже пропилеи с парфеноном упомянул. А в определённый момент выложил всю правду – и после этого дядя Боря сильно смягчился, признав, что без ленаутила такой переплёт не разрулить. Финальным доводом стало обещание Петьки больше никогда не пичкать дядю своими фантастическими опусами, если тот поможет.

  Людям, незнакомым с творчеством моего брата, сложно оценить всю весомость этого предложения. Но дядя Боря был знаком, и потому я совсем не удивился, что разговор сразу подошёл к концу и Петька, положив трубку, радостно доложил:

  – За ленаутил можно не беспокоиться.

  – Осталось придумать, как его дать Марине, – напомнил я, и мы приступили к очередному вызову и шансу поверить в себя.

  – Вот здесь в таблице указано, что для удаления неприятных воспоминаний объёмом в полчаса нужно принять тридцать пять миллиграммов ленаутила ровно сутки спустя, – зачитал я по справочнику. – Значит, завтра около полудня Марина должна как-то эти миллиграммы употребить... Во-первых, нужно узнать, где она будет...

  – В институте. Она говорила, что готовится делать доклад.

  – Ясно. И как же нам её угостить ленаутилом?

  Братец был ещё под впечатлением победы над дядей Борей, и оттого мой вопрос его не смутил.

  – Никаких проблем, Вадик. Наверняка там есть столовая. Нужно подкатить к тётке, которая стоит на раздаче, показать фотку Марины и дать денег, чтобы тётка подлила ей в компот наш препарат.

  – Сомневаюсь, что тётка с энтузиазмом отнесётся к такой просьбе, – возразил я. – Уж больно криминально это выглядит. К тому же нет никакой гарантии, что Марина вообще придёт в столовую, а если и придёт, то возьмёт компот, а если и возьмёт, то допьёт его до конца. Я знаешь ли, тоже учился, и с институтскими столовыми знаком не понаслышке. На моих глазах многие брали компоты, но мало кому удавалось допить их до конца.

  Кажется, мне удалось втолковать Петьке, что проблема всё-таки есть. Можно сказать, что чело его омрачилось под гнётом тяжких дум.

  – Как же тогда ей дать ленаутил? – пробормотал он.

  Я с надеждой посмотрел в простенок, на мешок с картошкой, но в этот раз прилива мыслей не ощутил. Что же, даже молния не всегда бьёт в одно место дважды, чего тогда ждать от картошки? Я продолжил осмотр кухни, при этом прокручивая в уме множество вариантов решения стоящей перед нами задачи. Безрезультатно. Ни один из вариантов не выдерживал критики.

  Судя по натужному пыхтению с той стороны стола, мысленные усилия моего брата были столь же безуспешны.

  – На языке так и вертится одно громкое слово, за которым любят прятаться маленькие люди, – признался я. – Порою кажется неизбежным присоединиться к их массе.

  – С этим искушением надо бороться. Представь, что в старости, сидя у камина... Слушай! – я обернулся на него и увидел, что Петька сосредоточенно смотрит в простенок. – Вадик, меня осенило! Надо устроить как бы рекламную раздачу новой минеральной воды. Наш человек подойдёт к Марине с подносом, где будут стаканчики с ленаутилом и попросит принять участие в акции, так сказать, оценить новый продукт.

  – Где мы такого человека найдём?

  – Пашку попрошу. Он как раз на актёра учится, ему это будет раз плюнуть...

  – А если она не захочет принимать участие в акции?

  – Можно уговорить. Он ей шёпотом скажет, что от количества оценивших новый вкус зависит его зарплата, и что за ним, типа, наблюдает его начальник и, мол, неужто жалко выпить полстаканчика минералки?

  – Кажется, идея неплохая, – наконец, признал я, с некоторой ревностью глядя на мешок картошки. – Если только Пашка не подведёт. Может, он завтра занят, или...

  Тут зазвонил телефон и Петька сорвал трубку.

  – Да! – крикнул он. – Да! Да. Да. Вадик. Спасибо, дядя Боря!

  И телефонная трубка вернулась на базу.

  – Всё отлично! – сказал Петька, повернувшись ко мне, – Вадик, съезди, пожалуйста, к дяде Боре за ленаутилом, а я пока займусь Пашкой. Надо ведь ещё реквизит подготовить. Ну, плакат с названием новой минералки, и халат с её эмблемой и бутылку с этикеткой...

  – С удовольствием съезжу, – мне и самому хотелось выйти из душной квартиры на свежий воздух, и, как говорится, размять ноги.

  Одеться было делом нескольких минут, хлопнула входная дверь, и уже спускаясь по лестнице я вспомнил, что не успел сказать брату про то, что Марина с ним давно заочно знакома по интернету, где у неё какой-то цветочный псевдоним. Впрочем, это может и подождать.

* * *

  В разъездах я провёл несколько часов и когда возвращался домой, уже стемнело. Победно сжимая в левой руке пузырёк ленаутила, правой я провернул ключ в замке и, стараясь не шуметь, открыл входную дверь. Первое, что мне бросилось в глаза – до боли знакомая сумочка на табуретке посреди прихожей.

  В квартире, между тем, стояла густая тишина. Мне пришлось сделать несколько шагов, чтобы увидеть кухню, и два силуэта на фоне подсвеченного уличным фонарём окна. Они сидели по разные стороны стола, и расстояние между ними было не меньше метра. Но Пётр, протянув руку, держал в своей ладони её ладонь и они молча смотрели друг на друга.

  Я ощутил себя лишним местоимением и тихо удалился.

Герой, который остался дома

Фирд был седьмым ребёнком в крестьянской семье. Он родился утром, когда овец и коров гонят на выпас. Лето в тот год вышло на редкость засушливое – чуть ли не весь урожай Приозерья погиб.

* * *

Восемь лет ему было, когда однажды мать послала Фирда на дальний сенокос, – отцу и братьям обед отнести. Торопился мальчик, шагая по пыльной дороге. Выйдя на развилку, увидел, что навстречу скачет воин на чёрном коне. Фирд отошёл к обочине и склонил голову, как подобает простолюдину. Но всадник вдруг осадил коня и хрипло спросил:

– Эй, малый, какая из этих дорог ведёт к замку Тархем?

– Правая, господин.

– Спасибо, – буркнул воин и пришпорил скакуна.

Мальчик посмотрел ему вслед, а затем отправился в поле.

Вести, которые так спешил донести до царского слуха гонец, достигли Приозерья месяц спустя. Проезжавшие мимо купцы рассказали в трактире, что полководец Сартор поднял мятеж, и направляет армию к столице.

Чуть погодя по тракту прошло войско, посланное царём Огхеем наперерез мятежникам. Фирд в тот день вместе с братом Харном пас овец, и видел только облако пыли вдалеке да тёмно-серую полосу воинов.

А уже осенью, когда молотили хлеб, армия вернулась тем же путём, направляясь к столице. После конников шли две лошади, тащившие телегу, на ней стояла клетка, в которой сидел Сартор. Деревенские мальчишки бежали за телегой, смеялись и бросали в поверженного полководца камни и грязь. Фирд тоже бросал, – ведь это было так здорово! Одобрительно усмехались бородатые конвоиры, взрослые селяне кивали головами.

Мятежник с холодной злобой смотрел на мелких оборванцев, не уворачиваясь от камней и не теряя надменного вида. Ему, конечно, и в голову не могло придти, что если бы один из этих мальчишек три месяца назад направил гонца по другой дороге, тот, заплутав, потерял бы два дня. Совсем недавно как раз этих двух дней не хватило Сартору, чтобы соединиться с армией колеблющегося полководца Травеля. Если бы не этот мальчишка, сейчас в позорной клетке сидел бы сверженный царь, а мятежный полководец готовился к коронации...

Но об этом, разумеется, не подозревали ни Сартор, ни Фирд, ни царь Огхей.

* * *

Когда пареньку исполнилось двенадцать, у них издохла корова. Собираясь в город, на ярмарку, отец взял с собою Сура и Фирда. Город ошеломил мальчика. Высокие дома, в три этажа, да всё каменные, пёстрая толпа на узких улочках, шум, гомон, скрип телег...

На базарной площади они с братом протиснулись сквозь толпу зевак и увидели фокусника. Долговязый парень заставлял огонь струиться, как вода, и пламенными струями рисовал в воздухе фигуры – птицу, дом, цветок... Фирд глядел во все глаза.

– Это изверженный, – шепнул ему на ухо Сур. – Был учеником какого-нибудь звездочёта, но не выдержал испытания. Так ему теперь и слоняться всю жизнь по базарам.

В этот момент фокусник от неожиданности прервал фигуру, наткнувшись на взгляд мальчишки. Все зеваки глядели на игру огня, лишь он один смотрел на самого фокусника.

Вечером, вернувшись на постоялый двор, парень, которого звали Акхам, долго не мог заснуть. Всю свою жизнь, грядущую и прошлую, он словно увидел через эти полные жалости глаза ребёнка.

Под утро Акхам решил вернуться к учителю, если не учеником, то хотя бы слугою. Звездочётом парень так и не стал, но за смирение, которое он стяжал, будучи добровольным рабом, Акхам сподобился гораздо более редкого и славного дара. Двадцать лет спустя именно его устами было предречено возрождение Владыки Южной Тьмы и Великая Война...

Фирд же тем временем, ничего не подозревая, шёл по пыльному тракту, вместе с отцом и братом ведя домой новую корову.

* * *

К восемнадцати годам Фирд остался у родителей последним неженатым сыном. Старшие братья и сёстры давно уже семьями обзавелись.

Как-то раз юноша пошёл в лес, за грибами, да силки проверить – не попалась ли дичь. Тут он и приметил впереди необычно светлую опушку. Подкравшись, Фирд замер: посреди поляны стояла девушка неописуемой красоты, облачённая в дорогое платье небесно-голубого цвета; длинные золотые волосы её украшал венок из белоголовок.

Страх охватил Фирда: откуда бы взяться такой девице посреди леса? Вспомнились бабкины истории про сгинувших без следа охотников... Но ведь могла и простая горожанка, отстав от обоза, в чащобе заплутать... Ну, не простая... а очень красивая...

Он вышел на поляну и заговорил:

– Здравствуйте, госпожа! Я – Фирд из Приозерья, крестьянский сын.

– Здравствуй, Фирд, – девушка улыбнулась. – Меня зовут Селена.

– Не заблудились ли вы? Если нужно, я могу проводить до Приозерья... Или... вы кого-то ждёте?

– Уже нет. Проводи меня в свою деревню. Только, знаешь, – я не госпожа тебе. Говори со мною, как с равной.

Пока они шли по лесу, Фирд то и дело поглядывал на неё, любуясь невиданной красою. А потом позвал:

– Селена!

– Да, Фирд?

– А не пойдёшь ли за меня замуж? – выпалил он, и сам испугался своих слов.

Девушка остановилась. Улыбка тронула её губы.

– Быстро же у вас знакомятся... – сказала, и глянула на него, так что аж в жар бросило: – Хорошо. Я буду твоей женой, если пообещаешь соблюсти два условия: не допытывайся о происхождении моём, и не мешай мне уединяться в комнате каждую ночь со вторника на среду.

– Клянусь! – выдохнул крестьянский сын и протянул ей руку...

Мать Фирда приняла эту весть с большим подозрением.

– Что это ты удумал? – прошипела она, отведя его в комнату, пока старшая сестра потчевала диковинную гостью кашей. – Мы же собирались тебя женить на дочке кузнеца!

– Я сам себе жену нашёл. С ней и буду жить, больше ни с кем.

– Не дури! Кто это в лесу невест находит? Без роду, без племени... Тут что-то нечисто.

– Пусть женится, – вступился отец. – Или ты не видела её платье? Не каждая горожанка может себе такое позволить. А руки-то какие – белые, да нежные, ни одной мозолинки. По всему видать, это дочь вельможи. А не помнит ничего, потому как память отшибло. Рано или поздно вспомнит, или родители станут искать, тут мы и объявимся. О таком родстве можно только мечтать! А что до кузнецовой дочки – сватов-то мы пока не засылали, так что, считай, помолвки не было.

Свадьбу справили шумную и весёлую. Гостям представили Селену как дальнюю родственницу, – якобы по той семейной ветви, что осталась в Залесье, когда прадед Фирда переселился в Приозерье.

Скоро сменила лесная красавица богатый наряд на простое серое платье, волосы золотые скрыла под косынкой, руки белые от работы тяжкой загрубели. Поначалу-то она почти ничего не умела – ни рыбу чистить, ни кашу варить, ни одежду стирать, ни корову доить, ни молоко в масло сбивать, ни сыр варить, ни скотину кормить, – но под началом свекрови быстро выучилась, и трудилась исправно, от зари до заката. О прошлом своём по-прежнему не говорила, и родственники её не объявились. Фирд в ней души не чаял, и Селена его полюбила, только при нём улыбалась и будто светлела лицом, только с ним говорила охотно, с остальными же – редко, и лишь по необходимости.

О происхождении он её не расспрашивал, и каждую ночь со вторника на среду оставлял одну в комнате. Порою, проходя мимо запертой двери, чудилось ему, будто оттуда доносится то смех, то плач, то голоса людей, толкующих на незнакомом языке. Но всякий раз он шагал дальше, не задерживаясь. А утро приносило новые заботы и труды, коими весьма изобильна крестьянская жизнь.

* * *

В девятнадцать Фирд стал отцом. Первенца назвали Тормом.

К двадцати пяти годам у них с Селеной было уже трое сыновей и две дочери. Но не только радости посылает судьба простым людям – весною старшая сестра его умерла при родах, а полгода спустя отец Фирда, выйдя на озеро, упал с лодки и простудился в холодной осенней воде. Болезнь запустил, потом слёг, и к первому снегу скончался.

А зимой проезжие рассказали, что и старый царь Огхей почил, а на трон взошёл его сын – Рикхон. Чуть погодя, когда пришло время пахать и сеять, прибыл из города глашатай. Дождавшись, пока старейшина, стуча в колотушку, созовёт сход, он объявил, что новый царь задумал почтить память отца своего созданием великой гробницы, равной которой ещё не бывало. А значит, со всех подданных будет взиматься дополнительный налог.