Текст книги "Люди и портреты (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

  Ни Артура, ни Светы с Айнур не было. И Татьяны не было – постель измята, а ее нет.

  Павел принял душ, оделся и вышел во двор. Эрик готовил еду. Он был раздет до пояса, в джинсах и сандалиях. На низком широком пеньке он рубил примороженное мясо топором и швырял на раскаленную сковороду, стоявшую на переносной жаровне. Солнечные лучи, чистые и яркие, светились на блестящем лезвии топора с обмотанной синей изоляцией рукоятью.

  – Все в порядке? – спросил Эрик застывшего в задумчивости Павла. – Сейчас обедать будем.

  Топор... тот самый? Нет, нельзя быть таким мнительным, – подумал Павел.

  Мясо пахло жирной сырцой, пахло раной. Тяжёлое и распадающееся, подмороженное оно выглядело аккуратно и чисто. Эрик легко управлялся с ним.

  – Иди в беседку, – он длинными сильными пальцами переворачивал куски. – сейчас Таня придет.

  Павел уселся на скамейку в беседке, налил себе крепкого чая, выпил залпом. Странное было послевкусие. Явилась Татьяна, одетая в обрезанные сиреневые лосины до колен, голубую майку с разрезанным на веревочки низом, украшенным бусинками и тапки. Волосы ее были растрепаны. Она села напротив.

  Эрик принес тарелку с жареным мясом, обложенным крупно нарезанным луком, картофелем и яблоками.

  – Голова как? Болит? Сейчас все поправим! – балагурил он, доставая из-под стола двухлитровую бутыль в плетеной упаковке.

  – Голова не болит. У меня ее нет! – Павел положил себе мясо на тарелку. – Ничего не помню!

  – Я вчера себя прилично вела? – отозвалась Татьяна.

  Павел пожал плечами.

  – Неприлично! – подал голос Эрик.

  – Смотря что считать... – протянул Тумасов.

  Эрик налил сестре жидкость из бутылки в стакан. Павел определил по запаху – что-то типа домашнего вина. Он положил себе мясо на тарелку.

  Только они с Эриком выпили по чашке ароматного зеленого чая, как у того зазвонил мобильный телефон.

  – A-а, черт!.. – раздосадованно воскликнул Эрик. – Пора мне! Тань, где чистые рубашки лежат?

  – Вызов? – угадала Татьяна.

  – Да! Тут привезли одного мотоциклиста... Без меня никак!

  Эрик даже не встал, а вскочил из-за стола, забежал в дом и уже через пять минут было слышно как за забором резво заурчал мотор джипа.

  – Специфика профессии, – отметила Татьяна, поглощая яблоко. – в любой момент могут выдернуть на срочную операцию.

  Покончив с трапезой, Павел предложил Татьяне поехать к морю.

  – К морю? Тогда в Мардакяны, если ты не против.

  – Я не против, можем заодно и местный дендрарий посмотреть.

  Они неслись по приморской трассе, Татьяна не отрывала глаз от сверкающего моря справа по борту. Но времени как следует насладиться плавной скоростной ездой и меняющимися картинами полными просторной синевы, цвета и воздуха было до обидного мало – показался алюминиевый завод, а там и поворот направо вниз, к намеченной цели.

  В дендрарии было пусто и спокойно. Они бродили вдоль маленького запущенного озера, наслаждаясь тишиной.

  – Да, признаю, я любила много раз. А ты?

  – Слишком много.

  – Не хочу об этом слушать.

  – Ты мне кажешься авантюрной и увлекающейся.

  – Была такой. А теперь больше нет. Все по-другому.

  – Неужели? Что по-твоему изменилось сейчас?

  – Я раньше никогда подобного не чувствовала. Появилось ощущение, что человек, находящийся рядом, тебя дополняет.

  – Да, я понимаю, о чем ты.

  Гуляя по залитым солнцем дорожкам дендрария, Татьяна прижалась к Павлу своим молодым крепким телом.

  – Здорово, что ты предложила сюда приехать. Идеальное место.

  – Я знала, что тебе понравится.

  – Я очень давно не был здесь. Жаль только, сейчас так все не ухожено.

  – Все равно красиво.

Проходя мимо громадной, поражавшей своими размерами, четырехгранной башни, обнесенной зубчатой крепостной стеной, также с круглыми башнями по углам и полубашнями по серединам стен, Павел остановился и решил ее сфотографировать.

  – Интересно, когда построили эту крепость?

  – У этой башни странная история. Думаю, большей частью выдумка. Она похожа на сказку. Однажды жил-был принц. Он влюбился в прекрасную девушку, которая потеряла память. Он предложил ей свою жизнь и состояние. Они поженились. Принц приказал возвести дворец, она сама спроектировала его и сама следила за ходом постройки. Как-будто сверяла каждую деталь дворца с образом, существовавшим в ее памяти. Прошел год, они жили счастливо, пока на берегу реки, в саду, она не заколола принца кинжалом. Как-будто она была одержима дьяволом. Умирая, принц спросил ее, зачем она это сделала. Она не могла ответить, но снова в ее сознании пробудились смутные воспоминания. Она где-то видела дворец и этот сад, она склонилась над мужем, чтобы поцеловать его в последний раз, и вдруг смутные образы предстали перед ней со всей ясностью, это было частью ее прошлой памяти, она не сомневалась, дворец был построен в другом мире, она вспомнила, где видела все это раньше – в глубочайших пучинах ада, принадлежащих Люциферу, дьяволу.

  – Что за ерунда? – спросил Павел, подойдя к стенду с информацией. -Тут написано, что историки датируют башню четырнадцатым-пятнадцатым веками. Построена она была для защиты поселения от кочевников и пиратов.

  – Да? – весело уставилась на него Татьяна. – Но признай, Паш, что в моей трактовке история постройки этого здания звучит значительно эффектнее!

  У Павла вертелось на языке, что это могло быть побочным эффектом приема вчерашних препаратов, но он промолчал.

  Прогуливаясь по узким улочкам на окраине поселка, в тени раскидистых деревьев и нависающих балконов домов, они натолкнулись на странную похоронную процессию. Плачущие женщины в черных одеждах протягивали какие-то фотографии – видимо прижизненные изображения покойного, и приглашали в дом, у настежь открытых дверей которого стояли люди, видимо родственники.

  – Входите! Отдайте дань уважения покойному! – протяжно зазывали они. – Входите!

  – Кто это? Кто это такие? – удивленно спросила Татьяна, вертя в руке абсолютно ненужную ей фотографию.

  – Понятия не имею, – пожал плечами Павел. – сектанты, а может, друзы какие-нибудь.

  Из интереса они поднялись по замызганным деревянным ступенькам и очутились в просторном помещении, где на высоком постаменте в гробу лежало тело, с ног до головы накрытое белым саваном. Нельзя было определить, мужчина это или женщина. Люди подходили к гробу, приподнимали ткань, снова закрывали лицо покойного и уходили. Подошла очередь Павла. Он откинул ткань савана и в ужасе отпрянул – в гробу лежала его племянница! Глаза ее были закрыты, на лице виднелись шрамы.

  – Наташа! – Павел дернулся. – Ты? – прошептал он.

  Кто-то тронул его за плечо.

  – Ты?! – закричал он на все помещение. – Кто это сделал?!

  Но его уже кто-то отталкивал от гроба, и изумленный Павел увидел, что перед ним стоят полукругом несколько разгневанных мужчин разного возраста.

  – Держи его! – закричал кто-то по-азербайджански.

  – Держи!

  – Вы чего... – пробормотал Павел, уже осознавая, что там лежит не Наталья.

  Он попытался вырваться из цепких рук родственников умершего. Расталкивая жирных кудахчащих бабок, заехав с левой в ухо какому-то сунувшемуся под руку усачу и сбив с ног старуху с длинной клюкой, стоявшей на лестнице, он вырвался из странного дома и бросился в ближайшую подворотню. Остановившись у старого платана, Павел достал сигарету. Предпоследнюю в пачке. Прикурил, машинально отметив, что руки у него все еще слегка дрожат. Он затянулся и тупо уставился перед собой. Словно издалека доносился глухой шум города.

  – Павел! Что случилось с тобой? – совсем скоро услышал Тумасов татьянин голос.

  – Я ничего не понимаю. Мне показалось, что я ее знаю. Что это моя племянница. – качал головой Павел.

  – Какая племянница, там старик семидесятилетний лежал.

  – А шрамы на лице? – Тумасов поднял голову и выдохнув, попал табачным дымом в лицо Татьяне.

  – Да нет у него никаких шрамов. Одни морщины. Глубокие. Старый он совсем, понимаешь? – по голосу было видно, что Татьяна недовольна.

  Павел промолчал.

  – Может ты мне все-таки расскажешь, что происходит? – спросила она после паузы.

  Павел докурил сигарету, бросил окурок на землю, притоптал его слегка.

  – Расскажу. Но не здесь. Поехали на пляж. – он обнял Татьяну за плечи.

  Глава двадцатая

  Они сидели на песке и смотрели на море. Дул ветер, и море резвилось и играло, как живое, то притворно отступая, то накатывая и разбиваясь волной о песчаную насыпь, обдавая холодными солеными брызгами. Солнце жарило не так беспощадно, как в предыдущие дни.

  И Павел как мог кратко, но емко изложил Татьяне содержание своих снов и про странные звонки по ночам. Он не упоямнул только о разборке с Дэном и его бандой. Он сомневался, насколько все прозвучало убедительно. Скорее рассказ больше походил на плохой комикс – три-четыре картинки, много бессвязных реплик, а по сути – бред.

   – Бред... – заключила после некоторого раздумья Татьяна. – но почему ты считаешь, что с Натальей что-то произошло?

  – Не знаю, – пожал плечами Павел. – слишком все реалистично как-то. И потом – если она звонит и просит приехать, то почему когда я здесь, она до сих пор не пришла ко мне?

  – Ты кому-нибудь еще рассказывал об этом? – Татьяна вновь стала смотреть на море.

  – Нет. – волны прибоя накрывали его ступни, переливаясь, одавали холодком, и он все глубже зарывался в песок, погружался в этот запах моря, в ее волосы...

  – И давно это у тебя?

  – После близкого знакомства с темпераментными потомками Шамиля. – отстраненно ответил Павел.

  – Расскажи.

  – Это было в девяносто шестом. Вся моя группа погибла. Они думали, что убили всех. Но я остался жив. Для верности, они скинули все тела в пещеру. Меня забросали телами убитых. Все, что мне оставалось, это лежать, не шевелясь и слушать, как они потешаются. Затем они решили бросить гранату. Она разорвалась в нескольких метрах от меня. Вход в пещеру завалило камнями. Я не знал, сколько времени я там находился. В абсолютной темноте, среди тел моих убитых товарищей. Мне стало нехватать воздуха, я задыхался в этом каменном мешке. И вот тогда появился Голос. И он указал, словно путеводная звезда, путь к выходу. Я стал разбирать каменный завал час за часом, час за часом... Чем дольше я работал, тем больше у меня было воздуха... Наконец, под вечер я вылез из пещеры. Потом я отправился на их поиски. Ночью я прокрался в их лагерь, он оказался недалеко, в паре километров, и стал убивать... Часового я задушил. Затем я взял автомат и стал стрелять... одного, второго, третьего, четвертого! Когда я пришел в себя, я обнаружил, что уничтожил своими руками девятерых. Я был весь в крови, к оружию прилипли человеческие мозги. По сей день я помню это...

  – Судьба, – тихо сказала Татьяна, глядя на волны. – судьба... судьба...

  Павел молчал.

  – И как часто ты слышишь этот Голос?

  – Очень редко, – буркнул Павел. – обычно когда сильные переживания, стресс. Сны эти только сейчас появились. Тань, а ты в вещие сны веришь?

  – Не-а! – Татьяна мотнула головой. – Я материалистка.

   Тумасов вздохнул, приподнялся на локте и посмотрел на Татьяну. Она лежала ничком, распластавшись на песке.

  – А вот есть какая-нибудь практическая польза от твоего Голоса? – Татьяна сняла кофту, оставшись в маечке с короткими рукавами, подчеркивавшими ее спортивное, крепко сбитое тело.

  Павел помнил, как недавно напрягался под любопытными взглядами, шагая рядом с ней по пыльным и кривым улицам старого города. Граждане мужского пола оборачивались вслед Татьяне с однозначным интересом.

  А может... прямо здесь – в безлюдном уголке дикого пляжа? Но... вспоминал Павел про топор, разрубающий кожу с татуировкой и – возбуждение гасло. Эх, море, море, прилив-отлив...

  – Пользы? – задумался он. – Да никакой. Я как-то раз попросил его назвать выигрышные номера в ближайшем тираже «Русского лото», это лотерея в России есть такая. И что ты думаешь? Получил в ответ длинный ряд замысловатых формул, разгадать которые оказалось совершенно невозможно.

  – Да ну тебя! – Татьяна встала, закатала широкие джинсы повыше колен, явно собираясь насладиться волнами прилива. – А не обратиться ли тебе к Балашову?

  – Кто это?

  – Это психиатр наш местный. Вместе с Эриком работает, в центральной горбольнице. Хороший специалист, между прочим.

  Павел покосился на нее:

  – Ты считаешь меня сумасшедшим?

  – Сумасшедшим? Вовсе нет. Просто ты принимаешь все близко к сердцу.

  Некоторое время они оба молчали. Потом Павел сказал:

  – Давай пойдем купаться!

  Татьяна стянула джинсы, оставшись в трусиках и маечке, Павел разделся до плавок. Они пробежали пару метров, ввалились в воду и поплыли в сторону от берега. Татьяна была прекрасной пловчихой, и в воде Павел ей, пожалуй, уступал.

  – Никому тебя не отдам! – хрипло кричала Татьяна и щурилась сквозь соленые брызги.

  Идеальная! – подумал Павел, зарываясь в горячий песок. А Татьяна улеглась на рядом на спину и раскинула руки. Павел уселся на песок и стал смотреть на нее. Он просто смотрел на Татьяну, и на душе у него становилось спокойнее. А она лежала на песке и глядела в небо. Павел поднял голову и тоже посмотрел на него. Небо было ясным, спокойным и бесконечно умиротворяющим.

  А вечером они уже сидели в мастерской.

  Татьяна поднялась со стула и подошла к ширме.

  – А как тебе нравится вот это? – она вытащила довольно большое полотно в подрамнике, поволокла его за собой и подянла на мольберт так, что картина была обращена к Павлу задней стороной. Она заботливо смахнула с нее пыль кусочком марли, затем встала сбоку около картины и провозгласила хвастливым тоном, словно ведущий аукциона:

  – Здесь ты видишь картину 'Посетитель кафе'.

  С этими словами она повернула мольберт к Павлу. Картина представляла портрет мужчины, сидящего за столиком. На рубашке мужчины в районе сердца можно было видеть инициалы «Д.А».

  Картина поразила Тумасова непосредственностью и реализмом. Отображенный на ней человек был словно живой. Павел восхищенно всматривался в картину и не находил слов.

  Но Татьяна сама подскочила к нему и наступая на него, приставала:

  – Ну? Ну как, именно?

  – Блестяще! – произнес Павел.

  – Браво! – улыбнулась Татьяна. – Браво! Прекрасно! Я и сама того же мнения. Твой комплимент заставляет меня работать еще лучше.

  – А когда ты мой портрет нарисуешь? – спросил Павел.

  – Твой? Всему свое время. – уклончиво ответила Татьяна, разводя краски. – У меня сейчас еще несколько достаточно срочных заказов, потом можно и тобой заняться.

  Затем они пили кофе, разговаривали, и Павел рассматривал портреты, облепившие стены комнаты. Люди на портретах были изображены разного возраста и пола, а сами же портреты в большинстве своем были сработаны в красной цветовой гамме. Павел бросил взгляд на портрет девушки, висевший справа, у стеллажа, и оторопел – на него смотрела Наталья.

  – Кто эта девушка и когда ты нарисовала этот портрет? – Павел подошел вплотную и вгляделся в полотно. Классический женский портрет, молодая девушка на фоне открытого окна... Вдали – прибрежный ландшафт. По-видимому, художник пытался подражать старым мастерам. Пейзаж за окном – довольно тусклый, темноватый, а сама дама была изображена очень ярко, что отчетливо были видны малейшие черточки лица.

  – А в чем дело?

  – Эта девушка и есть моя племянница Наталья, о которой я тебе говорил сегодня! – Павел возбужденно снял картину со стены и поднес к себе.

  – И что? – равнодушно бросила Татьяна.

  – Где ты писала ее портрет? Неужели она приезжала сюда?

  – Так, покажи. -Татьяна подошла к Павлу, держа в руках намоченную кисть. – Да это я нарисовала около года назад. Дэн приезжал к нам в Загульбу вместе с какой-то девушкой. Я и нарисовала ее портрет, она сама попросила. Мне же надо тренироваться, набивать руку. Разве плохо получилось?

  – Все-таки, откуда ты знаешь Дэна? Встречалась с ним?

  Беззаботность сползла с лица Татьяны.

  – Павел! Ну нельзя быть таким Отелло! – воскликнула она. – Нашел, к кому ревновать!

  Она вернулась к мольберту и стала нервно размазывать краски по палитре.

   – И все же? – Павел повесил картину на место.

  – Я встречалась с Дэном четыре месяца. Ты понял?! Всего четыре! Это было как увлечение, года полтора назад. Он конечно производил впечатление, подарки дарил, рестораны, все такое. В общем, как полагается. А потом у него началась эта... ну в общем, борьба за влияние в городе. Ты же работал вместе с Дэном, понимаешь, что к чему.

  – Ага. – Павел осматривался в глубине мастерской.

  – Я у него тогда жила, на квартире. И как-то раз – звонок, побежала открывать, думала – Дэн, а ворвались трое... такие черные, небритые, громадные...

  Один из этой троицы схватил меня за шею, зажал рот. Двое других по квартире стали рыскать, всюду нос совали, даже в туалет. А тот, который держал, все допытывался, где Дэн. И нож перед глазами вертел. Очень большой и острый. А они, никого не найдя, вкололи мне что-то и увезли. Очнулась я в каком-то доме, прикованная к стояку центрального отопления.

  – Что было дальше? – пробормотал Павел, облокатившись на стену.

  – Двое суток я пробыла там, меня даже не кормили, а снова кололи какую-то гадость, от которой у меня крыша поехала. Когда они пытались у меня узнать, куда подевался Дэн, я ничего толком и сказать-то не могла, мозги у меня отшибло от их поганых препаратов так, что я на время даже забыла свое настоящее имя.

  – И чем все закончилось? – Павлу откуда-то сильно подуло в спину.

  – Наконец в один действительно прекрасный день в прихожей раздался грохот, будто повалилась дверь и в комнату влетело четверо верзил в масках. По мою душу. Все четверо новоприбывших были вооружены.

  – Милиция? – Павел обернулся на стену, закрытую плотной тканью. – Спецназ?

  – Какая к черту, милиция? – фыркнула Татьяна. – Наша милиция себя бережет. Это были друзья Дэна, кто меня вытащил оттуда. Самый счастливый момент был, когда я лежала на заднем сидении машины, потирая саднившее запястье, свободное от 'браслетов'.

  – А с этими что? – поинтересовался Павел.

  – Перестреляли их всех, да и не только их. Дэн хвастался, что того, кому пришла в голову идея меня похитить, в бетон закатали. Ты представляешь? – Татьяна повернулась к Павлу.

  – И не говори. – отозвался Тумасов.

  – В общем от пережитого стресса я лечилась у Балашова, психиатра, про которого я тебе говорила. А потом Эрик достал путевки в Европу и мы три недели отдыхали во Франции и Португалии, отходили от всего этого. А когда вернулись, у Дэна уже была новая пассия.

  – Наталья?

  – Да, она.

  – Ты не жалела?

  – Нисколько. Не хотелось снова пережить что-нибудь подобное. Драгоценности и прочее только живым в радость.

  – Понял. Извини, если я заставил тебя пережить в своих воспоминаниях все это снова.

  – Пустое. – Татьяна закрыла пластиковые бутылочки и тюбики с краской, сложила кисти на полку и накрыла холст клеенкой. – Пошли в дом, все равно я сегодня уже больше ничего не нарисую.

  – Тань, а там что такое? – Павел постучал костяшкой пальца по стене – явная пустота – еще одно помещение? Что-то вроде каморки?

  – Ничего там нет. – отмахнулась Татьяна. – Там ледник, мы с братом используем. Я там храню растворители, замазки. Химию всякую, чтобы краски лучше держались на холсте. Растворители, лаки, смолы, даже кислота есть, кажется. Все огнеопасно, летуче и токсично. Так что без толку лучше туда не соваться.

  – А зачем дверь заколотили тканью?

  – Так вход со стороны брата, здесь стена, ничего нет. Пойдем ужинать. – Татьяна поманила Павла за собой.

  – А Эрик приедет?

  – Он остался на ночь в своей городской квартире. Звонил, говорит надо понаблюдать тут одного важного пациента, далеко не стоит отлучаться.

  Они ограничились легким ужином, а затем Татьяна отправилась в ванную. Павел пытался 'переварить' полученную информацию, но абсолютно без толку.

  Плеск воды в ванной внезапно прекратился, и вскоре в комнату впорхнула Татьяна. На ней был розовый пышный узорчатый халат.

  Тумасов присмотрелся к ней... При мягком свете бра казалось, что Татьяна распространяет какое-то едва заметное сияние. В любом случае, выглядела она очень хорошо и соблазнительно.

  Художница уселась к лежавшему Павлу и легонько провела своими тонкими пальчиками по его торсу. Павел аккуратно приблизил ее к себе...

  А дальнейший 'процесс' напоминал цепь ослепительных вспышек, чередовавшихся с провалами в бездонные черные глубины. Ничего подобного Павел ни разу не испытывал. Сознание полностью 'выключилось', вместо него образовалось что-то нереальное, из смеси мрака и острейшего невероятного наслаждения. Порой Тумасов испытывал приступы удушья, словно очутился в вакууме. Он пытался вздохнуть полной грудью, но вместо воздуха ощущал лишь обжигающую пыль на губах, словно он попал в самый центр раскаленного смерча, бушующего посреди безводной степи. Вихрь поднимал его ввысь, куда-то уносил, а потом снова опускал на землю.

  Сколько все это продолжалось, Павел не знал, в этих новых реалиях не существовало времени. И вдруг все кончилось, оборвалось, прекратилось. Восторг, боль, наслаждение – все исчезло. Остался лишь мрак, и он сам, без сил лежащий в этом липком мраке. А вместе с наступившей прохладой пришло странное беспокойство, не отпускавшее его...

  Глава двадцать первая

  Павел проснулся. Было восемь часов утра. Он взглянул на Татьяну, лежавшую рядом. Она что-то шептала с закрытыми глазами, ее лихорадило. Тумасов положил ей руку на лоб: у Татьяны явно был жар. Павел аккуратно потрогал ее за плечо.

  – Что с тобой?

  Она открыла глаза.

  – Тебе плохо? Воды принести?

  – Не, не нужно. – слабым голосом произнесла она. – Я сейчас пойду... приму лекарство.

  – Давай, я сам принесу.

  – Ты не найдешь... я сама...

  Татьяна кое-как встала с постели, Павел придерживал ее за руку. Пошатываясь, она накинула халат и неряшливо-незаметным, но не оставшимся без внимания Павла жестом скинула ключи от мастерской со столика себе в карман халата. Босая, она вышла из комнаты.

  Что-то на инстинктивном уровне кольнуло Павла и он крайне аккуратно, словно находясь в разведке на вражеской территории в зарослях под Сухуми, направился за ней.

  Татьяна пошла по коридору прямо, свернула направо, спустилась вниз по лестнице и проскользнула в неприметную дверь под ней, закрыв, судя по звуку, ее изнутри.

  Так вот где находится вход в мастерскую непосредственно из дома, отметил Павел.

  Буквально через минуту раздался странный резкий сигнал, вроде зуммера, а затем какой-то скрежет.

  Очень интересно, – подумал Павел и тихо удалился назад в комнату.

  Через пару минут вошла Татьяна. Павел изумился разительной перемене – теперь это была веселая жизнерадостная женщина, безудержно скалящая белые зубки, ровные, один к одному.

  – Я не слишком долго заставила ждать? – она плеснула в него ехидным смешком.

  – Тебе уже лучше? – поинтересовался Павел.

  – Намного. – она взглянула на него широкими коричневыми зрачками и, мягко-бесшумно переступая босыми стройными ногами юркнула назад под одеяло.

   Павел впервые ощутил, что желание может возвращаться так многократно... словно кто-то переворачивал склянку песочных часов и все начиналось сначала...

  Наконец в десять он приподнялся на кровати и спросил:

  – Кофе будешь, Таня?

  – Буду. Не вставай, лежи.

  ...Жара к полудню усилилась. От Татьяны он выехал как-то совсем незаметно. Машина мчалась по автостраде к морю. Ветер со свистом задувал в полуопущенное окно, но, несмотря на это, было нестерпимо душно, словно кто-то нарочно откачивал из 'БМВ' воздух.

  В салоне звучал Майкл Джексон. В сторону города шли редкие машины. Навстречу же – целые вереницы – начало лета, начало каникул. Казалось, все жители столицы, во всяком случае, те, кто имел автомобили, сорвались с места и рванули за город.

  „Какой сегодня день? – попытался вспомнить Павел. – Видимо, суббота... Вот все и устремились на природу”. Он принялся считать дни недели, прошедшие с начала его знакомства с Татьяной, но никак не мог сосредоточиться. Выходила или среда, или четверг, но отнюдь не суббота. 'Ну и хрен с ним!' – плюнул Павел и еще сильнее вдавил в пол педаль газа. Машина понеслась с такой скоростью, словно это был не „БМВ”, а спортивный 'Ламборджини'.

  „Опять этот поворот, – отметил он малозаметный съезд с автострады, выводивший на прямую дорогу в город. – водители вынуждены вцепляться в руль, а руль в свою очередь, вцепляется в водителя”.

  Тумасов неплохо водил, но сейчас удивлялся сам себе, проявляя невиданное ранее мастерство.

  Он вьехал в город и задумался: а что дальше? Павел припарковал машину у газетного киоска и вышел из кабины. Горячий ветер сразу с силой ударил в грудь, словно пытался сбить его с ног. По асфальту гуляли маленькие пыльные вихри.

  Он купил пачку сигарет. „Дни начинаются очень рано. – размышлял Тумасов. – Я ложусь слишком поздно. Я устал. Солнце бьет в глаза. После многих часов нахождения в темноте это раздражает. Наташа... где ты сейчас? Почему я до сих пор думаю о ней? Почему сейчас? Я должен быть терпелив. Мне нужно время, чтобы все понять. Всем людям нужны периоды уединения”.

  Павел снова сел за руль и тронулся в путь. И вскоре увидел телефон-автомат, одиноко притаившийся под жестяным навесом, охватывавшим не только его, но и почтовое отделение. Он набрал номер Столярова.

   – Коля? Привет, это я, Павел.

   – О, привет! Куда пропал?.. Погоди секунду, я тут... выключу...

   – Что слышно в городе?

   – Видел по телику твою физиономию! Тебя всюду ищут.

   – Да ладно тебе! Надо думать, и без эмоций. Следы Нататьи нашлись, но нужна твоя помощь.

  – Слушай, Паша, как это все получилось? Вы что, с Дэном по пьянке разобрались?

  – Ты что?! – просипел Павел, даже голос у него сел от волнения. – Ты рехнулся, что ли?! Я его не убивал, етит вашу! Там было все соверешнно не так!

  – Ну мало ли... ты же 'на взводе' был порядочно. Дэн с тобой разобраться хотел. Вот и... мало ли...

  – Это меня хотели убить. Встретиться можем?

  – Можем... Но вечером, не ранее восьми. Ты же знаешь, что мое место – лаборатория.

   Что верно, то верно. Работа у Николая всегда была на одном из первых мест.

  – Так где встречаемся?..

  – Где обычно...

  – Давай...

  'Может пообедать? – вяло размышлял Павел, сидя в машине. – Выпить пару кружек пива, посидеть в холодке, а потом – домой...'

  В баре действительно было прохладно и совершенно пусто, видимо, цены мгновенно снимали жажду. Тумасов заказал кружку, сел за столик и отхлебнул глоток. Пиво было холодное, вкусное, но Павлу оно как-то не пошло. 'Чего это мне так скверно? – удивился он. – импортное пиво, и вдруг такая реакция...' все же он влил в себя две кружки и кое-как осилил куриную отбивную. Тошнота и слабость его не отпускали. Проторчав в зале около получаса, Павел поплелся из бара к машине.

  Солнце стояло в зените. Он сидел в своем душном 'БМВ' в полнейшей прострации. Такого с ним еще никогда не случалось. Головокружение, взявшееся ниоткуда?! Да что с ним стряслось? Он взглянул в зеркальце заднего вида. Вроде как всегда. И все же... С ним явно происходит неладное. Может, стоит отдохнуть денечек-другой дома? Встречаться сегодня с Николаем или отложить все на завтра? Раздумывая таким образом, он просидел в машине, может, полчаса, а то и час; казалось, он спал с открытыми глазами. Наконец слабость отступила и словно что-то подтолкнуло – надо ехать...

  Прибыли! Павел припарковался за несколько домов до своего жилища. Прошелся не спеша. Нырнул в подъезд соседнего дома. Неспешно, обстоятельно поднялся до самого последнего этажа, потом спустился.

  Нет, не было хвоста.

  Павел настежь открыл окно, вставив журнал, чтобы не закрывалось, не спеша выпил чашку кофе и улегся на кровать. Все же не было обычного состояния – несмотря на кофе, накатывали сонливость и вялость. Тумасов закрыл глаза.

  Зазвонил телефон.

  Телефон?

  Трень-брень. Нет, звонок. Точно звонок.

  Трень-брень. Не унимались.

  Павел медленно, неуверенными движениями поднялся и обнаружил, что находится в спальне. Он лежал на диван-кровати полностью одетый. Почти не отдавая себе отчета в собственных действиях, он подошел к входной двери и глянул в глазок.

  На пороге стояла Наталья.

  Павел попытался открыть входную дверь, но та не подавалась. Ноги его стали словно ватными: состояние прострации достигло апогея.

  И тут из ниоткуда появился Голос. Тот самый.

  – Что это значит? – сурово спросил Голос у Натальи.

  – Я больше не могу.

  – Почему?

  – Я до сих пор люблю его.

  – Ох, люди, люди... ты уже погибла. Неужели ты хочешь, чтобы это произошло и с ним?

  – Делайте все что хотите, но помогать я вам больше не буду.

  – Будешь.

  – Нет.

  – Будешь, я сказал! Будешь!

  Павел тихонько застонал, не в силах отвести взгляд от глазка, в который можно было наблюдать, как Наталья вжалась в стену, словно Голос был материальным и угрожал ей.

  – Ах вот оно что... – раздалось у Павла в ушах, словно на них были надеты наушники. Теперь Голос явно обращался к нему. – я давно чувствовал, что здесь есть кто-то еще. Напрасно ты влез сюда. Игра продолжается, а в каждой игре, запомни, всегда есть побежденный. Кем ты хочешь пожертвовать – собой или Натальей? Тебе придется сделать свой выбор, потому что игру нельзя остановить! Нельзя, иначе нужно изменить все мироздание. И признать за человеком право свободной воли. Но ты ведь не пойдешь на это, не пойдешь! Вот так-то. Прощай, надеюсь, ты меня больше не услышишь!

  Голос пропал так же внезапно, как и появился. Но самое странное произошло с Натальей – она стала пятиться назад и словно просочилась сквозь стену, не оставив и следа.

  Павел захрипел и повернувшись, сполз по двери вниз на пол.

  Глава двадцать вторая

  Он пришел в себя, когда уже начало смеркаться. Павел бросил взгляд на часы – двадцать минут восьмого. Стараясь отвлечься от беспокоивших его мыслей, он забрался в ванну. Павел врубил практически сплошной кипяток, так что ванная комната быстро заполнилась паром. Он мылся энергично, словно выскребая из себя дневную вялость. Когда он более-менее пришел в себя то услышал, как дверной звонок настойчиво, с короткими паузами, дребезжал в прихожей.

  Павел медленно поднялся из ванны и с наслаждением вытершись, натянул джинсы и майку. Наконец он протопал к входной двери и осторожно глянув в глазок, увидел Николая.

  Павел отворил дверь и без единого слова вернулся в комнату.

  – Извини, мне было неудобно открывать своим ключом. – ставя чемодан и увесистый пакет на пол в коридоре, ответил Столяров.