Текст книги "Люди и портреты (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

  Что же это получается – он видел и слышал племянницу только в своем воображении? Не может быть. А фотография в дверях? Память расширила свои двери, стала податливой, услужливой. Да Наташка сама прислала ему эту фотографию в свое время! Павел хранил эту фотографию в своей старой московской квартире и со временем совсем забыл про нее. А потом... когда все это завертелось, он почему-то взял ее с собой. Кто-то или что-то, необъятно могучий по сравнению с ним, простым смертным, руководил им в тот момент. И продолжает руководить сейчас?

  – Вспоминается? – спросила Татьяна, продолжая рисовать. – У тебя с племянницей установилась метафизическая связь. Связь между миром мертвых и миром живых. Судьба свела нас всех вместе. Это порой бывает между близкими родственниками. Но вот скажи мне, Паша, не было ли между тобой и твоей племянницей более близких отношений?

  Павел молчал. Перед его глазами предстала большая комната, с минимумом мебели, но весьма уютной. Повсюду ощущалась заботливая женская рука, придавшая немного казенному по своему убранству помещению вполне домашний вид. Павел всегда удивлялся способности Натальи обустроить любое, даже самое неприспособленное помещение так, как будто она собиралась прожить там всю жизнь. И ведь казалось, что после всего лишь нескольких незначительных перестановок помещение менялось просто неузнаваемо, приобретая совсем другое состояние и ауру домашнего уюта. Рядом с застеленным мягким пледом широким диваном находился небольшой расписанный под гжель столик, на котором стояла большая ваза с фруктами, бутылка итальянского шампанского и два высоких фужера. Был поздний вечер, и Наталья, задернув плотные шторы, зажгла узкую длинную свечу, стоявшую на столике в красивом узорчатом подсвечнике рядом с вазой. Павел медленно подошел к ней, и дрожащий огонек свечи отобразил на стене две тени, которые через считанные мгновения слились в одну... много лет назад...

  – Я же чувствую, – Татьяна будто прочла его воспоминания. – женщины всегда чувствуют такое. Так уж мы устроены, есть в нас мембрана какая-то чуткая.

  Она продолжила рисовать. Художница-каннибал... Павел смотрел на нее. Да, признался он себе, он испытывал к ней влечение. Однако к этому чувству сейчас примешивалось другое, похожее на тревогу. Тревогу ли? Нет, не совсем то. Это было скорее опасение, страх перед чем-то неизвестным. Но как ни странно, в этом страхе он ощущал что-то пленящее, вызывавшее особое волнение, нечто такое, что отталкивало его от Татьяны и одновременно все сильнее влекло его к ней.

   Она стояла у мольберта и увлеченно рисовала. Потом усаживалась в кресло и смотрела на холст. Временами она бросала взгляд на Павла. Потом вставала и продолжала работать. Сколько времени это длилось – неизвестно. Мазки. Длинные, короткие, толстые, тонкие. Из них она создавала полотно, но какое – Павел не знал. Ее тонкие пальцы увлеченно создавали новую картину, работая словно щупальца медузы. Медузы Горгоны.

  Глава двадцать девятая

  Наконец она положила кисти и палитру на подставку и аккуратно развернула мольберт холстом к Павлу.

  Ну что сказать – снова ей все удалось. Тумасов не мог понять, как ей удается создавать эту непередаваемую гармонию, не путая и отображая тончайшие детали. На этой картине, хотя и далекой от реализма, виднелось множество фигур, фантастические звери и страшные лица.

  – А как будет называться картина?

  – Это будет твой портрет, Павел! Ты же просил нарисовать твой портрет. А последнее желание всегда выполняется.

  Последнее... – отозвалось эхом в голове Павла.

  – Но где же непосредственно я сам? – с вызовом бросил он. – Я вижу здесь фон, какие-то посторонние фигуры, странные лица по бокам. Меня же нет на этой картине!

  – Да, – потерла руки Татьяна. – тебя, как ты сам сказал, пока нет на этой картине. Но ты обязательно тут появишься. Ты будешь изображен в полный рост. Видишь, я центр холста специально оставила пока пустым, это место для тебя.

  – Но почему ты меня сразу не нарисовала? Ты же сейчас имеешь возможность рисовать прямо с натуры. – усмехнулся Павел.

  – Да потому что, Паша... – Татьяна взяла кисть. – ты хоть понимаешь, чем я буду писать непосредственно тебя?

  Расхохотавшись, она провела кистью у него по груди.

  Значит, вот оно каково его предназначение! Вот он каков, этот чудовищный страх. Павел представил, как разделывают пожилого фермера, коренастого крепкого мужчину из кафе и щуплую студентку. Он видел их: одного, второго, третью, а потом всех троих одновременно. Разделанных все на том же столе. И вдруг среди них он увидел себя!

  – Это будет прекрасная работа! Жаль, что ты этого уже не увидишь. Но я тебе обещаю – я выложусь по полной! Я буду представлять тебя в этот момент!

  В принципе, участвуя в многочисленных войнах на постсовестком пространстве, Павел ни на минуту не испытывал какого-то сильного страха смерти, только боялся бессмысленной смерти. Но погибнуть таким образом... Послужить материалом для картины этой сумасшедшей...

  Есть ли предел у храбрости человеческой?

  – Жаль, нельзя приступить немедленно, – взгрустнула Татьяна. – брат уехал, а сама вскрывать грудную клетку я не умею. Еще поврежу материал. Так что потерпи немного.

  Она чмокнула его в щеку, сложила краски и палитру на полку, подвинула кресло назад к стене, взяла мольберт и тяжело, надрывно его неся, покинула подвал, выключив за собой свет.

  Потерпи немного... ее голос отозвался в голове.

   И все больше уплывал и уплывал...

   Приедет ее брат и двое вурдалаков ласково и нежно, начнут разделывать Павла Тумасова на куски и возьмут его сердце.

   А пол уже не прыгал из под ног, наоборот, Павел ощутил необыкновенную ясность мысли. Внезапно ему словно сжала виски чья-то невидимая рука, от резкой боли он чуть не потерял сознание...однако это ощущение было коротким и пришло оно как бы изнутри. Он снова услышал голос.

  – Я видел твое лицо. Ты знал, на что шел. Ты можешь продолжить игру: если не сдашься сам, победить тебя никто не в силах!

  – Ты спрашивал, кем я хочу пожертвовать – собой или племянницей, – на мысленном уровне спросил у него Павел. – зачем спрашивал, если она к тому времени была уже мертва?

  – А разве это меняет суть происшедшего? Для тебя же она была жива. Будущее многовариантно и ты сам выбрал этот поворот.

  Голос пропал так же внезапно, как и появился.

  Тишина и темнота.

  Да будет свет – и тогда уж для Павла наступит окончательная и бесповоротная тьма.

  Надо работать, пока они не вернулись. Надо работать.

  Павел начал работать. Он непобедим, если сам не сдастся. На милость. На милость парочки вурдалаков рассчитывать не приходится.

  Прежде всего ему следовало успокоиться и войти в нужное состояние. Павел выровнял спину и стал дышать животом, сосредоточив на этом все внимание. Постепенно он сумел опустошить голову от посторонних мыслей и впал в легкий транс. Затем, пару раз наглядно прокрутив в мозгу то, что ему предстояло сейчас сделать, он несколько раз сильно напряг руки, разгоняя застоявшуюся кровь и разогревая мышцы. Потом Павел уперся ступнями в стенку и напряг кисти, скованные наручниками. Представив, что противостоящая ему цепь наручников – это всего лишь тонкая гнилая веревка, он с резким выдохом изо всех сил рванул руки на себя. Резкая боль как током пронзила все тело Павла, но проклятые браслеты так и не поддались.

   – Давай, щенок! Работай или сдохни! – от сильной боли Павел пришел в состояние неконтролируемой ярости.

   Заводя себя еще больше, он подобрал ноги под себя, уперся в стену и собрав все силы, рванул наручники. Затем он повторил попытку.

  В упорных попытках освободиться прошло немало времени. Павел был весь мокрый от пота, майка прилипла к его телу. От мощных рывков сталь наручников сильно впивалась в его запястья, разрывая кожу до самого мяса, но дело было не сделано. В какой-то момент раздался непонятный треск, тем не менее этот звук прозвучал определенной надеждой.

  После небольшой паузы Павел продолжил расшатывать трубу. Одна попытка, другая, третья... в какой-то момент раздался резкий скрежет, труба соскочила с резьбы, не выдержав мощного рывка, обдав его струей пара. Горячий пар обжигал макушку головы Павла. Тумасов, приготовившись к приступу сильной боли, снова уперся ступнями в стену и оттолкнувшись, попытался соскочить с трубы.

  Жуткая боль пронзила раскаленной струей щеку.

  – А-а-а!! – вырвался крик боли у Павла.

  Сваливаясь с лопнувшей трубы, Тумасов не устоял на ногах, отлетел от стены и упал на пол. Резкая боль раздалась в спине, возможно при падении Павел сломал ребро. Кое-как он встал на четвереньки. Правая щека дико саднила. Он достал из кармана шорт зажигалку. В свете огня он подобрал с пола смятую газету, свернул ее и поджег, создав импровизированный факел. На запястьях, как диковинные браслеты, болтались наручники, но теперь все это было сущей мелочью.

  Павел поднес факел к стене. Вот в чем дело. Оказалось, что своими неистовыми рывками он сильно расшатал трубу и в месте ее соединения с кранчиком регулирования температуры она соскочила с резьбы и выскочила из гнезда.

   Став относительно свободным, Павел не поддался захлестывающей его эйфории. Детектор дыма вот-вот должен был сработать и к приходу гостей нужно было подготовиться. Нужно было дождаться, когда они, уверенные в том, что он все еще прикован к стене, войдут внутрь, а после внезапно атаковать их со всей возможной яростью.

   В голове Павла созрел план действий. Он стал открывать банки и емкости, стоявшие в подвале. Наконец в нос ему ударил резкий запах. Он разорвал картонную упаковку в углу и намочив растворителем куски картона, поджег их, устроив импровизированный костерчик. Затем он разбил лампочку под потолком. Картон горел плохо, больше чадил едким дымом. Павел застыл в темноте в ожидании, сжимая в руке кусок стекла. Он был готов наброситься на первого же гостя, вошедшего внутрь.

  Наконец за дверью послышался какой-то шум. Дым уже заполонил собой большую часть помещения. Прозвучал зуммер и дверь тяжело отъехала в сторону.

  На пороге стояла Татьяна. Свет из мастерской освещал ее, в руке у нее был то ли маленький пистолет, то ли электрошокер, которым 'угостили' Павла в гараже, но из-за уже сильного задымления и отсутствия света в каморке это нельзя было рассмотреть. Она настороженно постояла какое-то время, затем сделала несколько шагов вперед, проведя рукой по стене, она тщетно попыталась включить свет.

  В этот момент из темноты выскочил Павел и буквально прыгнул на нее, выставив вперед руку с зажатым куском стекла. Татьяна страшно закричала и упала в сторону, по сложной траектории падения задев полку с бутылками, банками.

  И Павел воочию убедился, что горючие вещества – не пустое название.

  Одна из бутылок, упав с полки разбилась и вылившаяся жидкость соприкоснувшись с тлеющим картоном на полу вспыхнула с такой силой, что огонь как-будто распространился по большей части помещения. Татьяна корчилась и стонала в углу, держась руками за лицо. Загорелось кресло – не было времени искать выпавшее из рук Татьяны оружие. Павел выбежал в мастерскую – ключи были в дверях. Он открыл дверь, ведущую в дом.

  Пробегая по коридору, Павел глянул в окно – на дворе был поздний вечер или ночь. Он даже не открыл, а распахнул дверь дома. Его 'БМВ' стоял на площадке перед гаражом – вот удача!

  Теперь осталось только завести машину и ходу, ходу!

  В этот момент кто-то сбоку в стиле американского футбола врезался в него и сшиб на землю своей мощной тушей.

  Эрик, по-видимому, только что приехал, поскольку он был в парадных черных брюках и белой рубашке. Судя по всему, он занимался вольной борьбой, поскольку после хорошо выполненного приема он, рыча от ярости как дикий зверь, бил, мял и давил отчаянно сопротивлявшегося Павла, стараясь побыстрее добраться до его горла и задушить. Он был килограммов на десять тяжелее и физически мощнее Павла, изучавшего рукопашный бой только в армии, но все никак не мог сломить его отчаянное сопротивление. По пыльной земле, задыхаясь и хрипя от ярости, катались двое сильных мужчин. Они изо всех сил пытались голыми руками убить друг друга и в своей ярости со стороны мало напоминали людей.

   Павел выронил свое импровизированное оружие в виде стекла еще при падении и теперь отчаянно старался вырваться из мощных лапищ этого взбешенного здоровяка. Атаки Эрика не ослабевали, но Павел и не думал сдаваться. Они катались по прогретой за день солнцем земле и драли друг друга как дикие звери, сцепившиеся в битве за территорию.

   В какой-то момент Эрик оказался сверху. Навалившись всей своей мощью, он беспорядочно наносил Павлу удары и яростно пытался прорваться к его шее, чтобы провести удушение. Павел, лежа спиной на земле, уворачивался как мог, закрываясь от сыпавшихся на него ударов и стараясь вырваться из захвата. Защищаясь от возможного удушения, он постарался сильно прижать подбородок к груди.

   Пошел очередной замах! Павел отвел руку Эрика блоком, зафиксировал его руку и врезал коленом в пах. Эрик завыл, свалившись с Павла на бок и засучив ногами. А Павел, поднявшись на колени, добавил скрючившемуся вурдалаку сцепленными кулаками в голову. Он кое-как встал и стал наносить удары ногами по лежащему сопернику – один, другой, третий, четвертый...

  Наконец ярость Павла улеглась. С трудом переведя бешено частившее дыхание, он сел в свою машину и завел мотор – ключи были на месте. Тем временем из мастерской валил густой дым, Татьяны нигде не было видно. Павел включил максимальную скорость и задним ходом буквально вырвался со двора, прорвав забор из многослойной сетки-рабицы.

  Все-таки последствия приема внутрь странного напитка давали о себе знать – машина плохо слушалась Павла, выделывая различные выкрутасы на ночной дороге.

  „Сейчас надо будет свернуть направо, – Тумасов вспоминал дорогу назад, далее через несколько километров выезд на шоссе. Там наверняка встретится какой-нибудь милицейский пост”.

  Внезапно свет мощных фар показался в зеркале заднего вида. Джип!

  Однако! Ну и терминатор этот Эрик! Все ему нипочем! Теперь Павел понял, что он спасся буквально минута в минуту, так как Эрик только приехал домой и его машина стояла у входа.

  Джип догонял. В какой-то момент Павел потерял управление и заехал в придорожный гравий. Выбираясь оттуда, он потерял драгоценные секунды... почти поравнявшись с ним, джип ударил 'БМВ' в бок. Еще раз тряхнуло. Преследователь пинал сзади, раздирая и сминая обшивку. Потом загремело стекло: аккуратное отверстие с паутиной трещин. Ого! Эрику, конечно, уже нечего терять. Это уже пуля.

  Пуля прошла мимо. А вслед за ней прилетела вторая и она уже прошла насквозь, чудом не задев Тумасова. Дырочка в заднем стекле – ерунда. А вот то, что и в лобовом была дыра, усложняло положение. Обзор и так был затруднен: Павел сполз по возможности ниже, а сеть трещин не позволяла много разглядеть, тем более ночью.

  Фары дальнего света все-таки здорово помогали. Вот и поворот, точнее развилка, лево-право.

  Но вновь голос прозвучал в ушах.

  – Будущее многовариантно! И каждый из нас сам выбирает свою судьбу! Ты можешь продолжить игру!

  И Павел повернул налево. Словно кто-то сильный и могучий, приказал ему это сделать.

  Теперь они мчались по горной дороге, которая затем плавно выходила на трассу Баку-Сумгаит. Выстрел, еще один – оба ушли в молоко. Павлу никак не удавалось оторваться от преследователя, но у него возникла одна идея...

  Бах! – пуля пробила шину, 'БМВ' занесло, и Павел только лихорадочными усилиями смог удержать машину на дороге. Тем не менее его автомобиль развернуло, 'БМВ' вылетел на каменную насыпь и ударившись боком о здоровенный валун, заглох. Павел приподнялся на сидении, обернулся... А где собственно, джип?

  Джип застрял на краю дороги. В азарте погони Эрик на скорости проскочил мимо 'БМВ' и сметя заграждения, заехал в гравий. За джипом было еще несколько метров каменистой земли, а далее зияло чернотой ущелье. Ревел мотор, из-под колес джипа летели пыль и камни, бешено, но бесцельно крутились колеса.

  Машина банально застряла.

  Это был шанс. Неужели Голос подарил Павлу его?

  Взревел мотор 'БМВ'. Павел вырулил на дорогу и со всей силы ударил джип. Он сталкивал его в пропасть, напирая еще и еще... Эрик стрелял. Стрелял в упор со своего водительского сидения.

  Трах! Давя на газ, Павел фактически уже лежал на кресле. Бах! – лобовое стекло взовалось стеклянной крошкой и осыпало Павла осколками. В салон ворвался холодный горный ветер.

  Бах! Да сколько еще у него патронов? Еще одно, последнее усилие! Полный газ!

  У Эрика было вполне достаточно времени, чтобы выскочить из машины. Но он, судя по всему, увлекся, а может охотничий азарт лишил его способности просчитать ситуацию. Джип тяжело завалился в ущелье, ударяясь о массивные камни...

  Победа! Победа? Надежда вспыхнула и угасла. Павел не смог удержать 'БМВ' и тот по инерции последовал вслед за джипом вниз...

  Эпилог

  ...Павел осторожно затянулся сигаретой. Повело, причем достаточно сильно. Он отложил сигарету на блюдце и откинулся на подушку. Рустам вынул из портфеля увесистый пакет с домашней снедью, положил его на больничную тумбочку, и сам сел на стул рядом с кроватью.

  – Ко мне свободно пускают? – неожиданно спросил Павел Рустама, доставшего какой-то список, написанный на вырванном тетрадном листе и читавшего его полушепотом, с чем-то сверяясь.

  – Меня – свободно, – Рустам хлопнул себя по карману пиджака, где обычно люди хранят бумажник. – Ну и дела, – он стал листать старый газетный номер на последней странице которого в траурной рамке был напечатан некролог о трагической гибели Эрика Белявского. – если бы ты знал, какие в городе сейчас слухи ходят...

  – Что и следовало ожидать, – голос Павла был еще слаб. – не хотят предавать огласке случившееся. По их мнению, такого кошмара республика еще не знала и знать не должна. По телевидению тоже сообщили только то, что в автокатастрофе погиб заслуженный медработник республики. И все, никаких подробностей. Значит, так наверху решили, конспираторы хреновы. А по поводу пожара, насколько я знаю, вообще ничего не сказали, так, в районе Загульбы сгорела дача из-за неосторожного обращения хозяев с огнем.

  – А эта... Татьяна? – Рустам потушил дымящуюся сигарету.

  – Погибла в огне, скорее всего, – размышлял Павел. – там ведь так полыхнуло, что большая часть дома превратилась в головешки. На протяжении нескольких часов не могли потушить. Подвал этот с мастерской выгорели полностью. Там ее шейную цепочку нашли, часы.

   – Говорят, там еще что-то обнаружили. – заговорщицки придвинулся к Павлу Рустам.

  – Говорят! – Павел приподнялся на кровати. – Теперь из-за этих находок милиция ко мне регулярно приходит. Всю кровь уже из меня выпили. Просто огонь уничтожил одно из креплений, из-за этого частично обрушилась стена в подвале. А в стену кости были замурованы, точнее фрагменты костей. Очень много. В пространстве между слоями кирпича были засыпаны. Затем снова слой кирпичей и все залито цементом.

  Рустам хлопнул себя по колену.

  – Так-то все эти найденные обгоревшие куски мяса в подвале, почти головешки могли вообще не приобщать к делу, зачем им лишние хлопоты. И никаких каннибалов. Так, обыкновенный пожар из-за небрежного обращения с горючими веществами. А мне они вряд-ли поверили бы. А тут такое. Какой-то умной голове пришла мысль после этой находки еще пол проверить, взломали его отбойными молотками и обнаружили еще килограммы костей. Мне сказали потом, что эти двое засыпали черепа и кости негашеной известью вперемежку с еще какой-то химией, а затем дробили чем-то вроде кувалды, особенно черепа. Все закатывалось в цемент. Потом новые трупы, новые скелеты, новый слой костей заливался цементом. Пол у них в этом подвале был как слоеный пирожок. В результате ни одна собака не учует.

  – Вай, спаси аллах! – воскликнул Рустам. – Что там Хичкок, да? Страсти круче, чем в ихнем хваленом Голливуде. Ну а ты как?

  – Я же у них сейчас 'почетный свидетель'. Вот и допрашивают меня постоянно. Поэтому я удивился, что тебя так свободно ко мне пропустили. Они крутят дело таким образом, что чувствую, хотят пришить мне соучастие. Видимо не понимают, как можно полторы недели крутиться вместе и ничего не заподозрить.

   – Ну это мы им не позволим! – отбросив газету, протестующе выбросил вперед руку Рустам. – Денег соберем, следователю занесем, в прокуратуру тоже занесем. Не дадим тебя посадить. Здесь что десять, что двадцать лет назад все решалось и решается одинаково. Мы друзей – он сделал ударение именно на 'друзей' – в беде не оставляем.

  Они проговорили еще какое-то время.

  – Пора мне... – взглянул на часы Рустам и ткнув своим кулаком на прощание Павла в плечо, покинул палату.

  Следующие дни проходили для Тумасова на редкость однообразно... приходили медсестры, ставили капельницу, меняли в ней какие-то пузырьки. Делали уколы, от которых становилось тепло и безразлично. Хотелось только спать...

  Медсестер сменяли следователи, однотипные, смугловатые, усатые. Вся их разница заключалась в том, что один был уже сильно лысоват, а второй, моложе первого, судя по внешнему виду, примерно вдвое, носил густую угольно-черную шевелюру. Павел избрал примитивную тактику, утверждал, что ничего не помнит, ссылался на травму головы и провалы в памяти после аварии, чем вызывал ответную реакцию – еще большую заинтересованность и дотошность сыскарей.

  Несмотря на все хлопоты последнего времени, Павла не покидало странное чувство, что главная опасность позади и возможные новые проблемы – допросы, расследование, возможно суд – уже ему не страшны.

  В одну из жарких июльских ночей он увидел себя во сне парящим в какой-то невесомости, будто он находится в воде, но может свободно дышать. Он лежал на спине, а где-то высоко вверху ярко светило солнце.

  Он ощутил Голос. Не услышал, а именно ощутил, ощутил всеми клеточками своего тела, словно улавливал некую вибрацию.

  Голос отпускал его. Павел чувствовал, что некая нить, связывавшая его с голосом, обрывается и он начинает самостоятельно плыть по реке своей жизни. Он возносился вверх, словно всплывал, к солнцу, с распростертыми руками, а принимавшее его солнце было теплым, мягким и дружелюбным. Игра была закончена?

  ...В тот день под вечер пошел дождь. С моря дул сильный ветер, и капли били в стекло все сильнее. Павел никогда не обращал внимание на перемену погоды, но в тот вечер он лег пораньше.

  Сон ему приснился странный.

  Он рисовал. Рисовал неумело, но с удовольствием и упорно. А потом Павлу приснилась Татьяна. Она сидела рядом с ним за мольбертом и улыбалась ему. Павел с полной ясностью осознал, что он рисовал то, что она ему подсказывала. Но это происходило так быстро, столь молниеносно, что Павлу казалось, будто воплощается акт его собственной воли. В какой-то момент их роли поменялись. Татьяна делала взмах кистью, а Павел сопротивлялся желанию повторить его, сколько хватало сил.

  В конце концов ему пришлось подчиниться, безвольно выполняя то, что угодно ей, и его посетило чувство, что он побежден, эта капитуляция перед ее волей.

  Это порабощение Павел не понимал, но при этом оно пугало его своей неизбежностью.

  Он открыл глаза.

  В этот день после обеда гостем Павла был Николай. Как ни в чем не бывало, он балагурил, будто последний раз они виделись на очередной пьянке-гулянке и вот опять встретились по такому же поводу. Он принес фрукты и домашнюю еду от жены, а затем достал из кармана пиджака плоскую фляжку. Эх, дружище...

  – Коля, как дела? Свободно пускают? Мне же, оказывается, отдельную палату выделили, как ценному свидетелю. К чему готовят, не знаю.

  – Вот уж без понятия! Я назвался твоим братом, меня и пропустили.

  – Ну-у-у, братишка!

  – Кстати, какие у тебя ранения-то?

  – Пара ребер сломано, травма таза, плюс щека сильно обожжена. Заодно по мелочи – сотрясение мозга, ушибы, царапины. Словно судьба хранит меня для каких-то своих целей. Скоро бегать буду!

  Вошел полноватый усатый врач с пакетом. Белый накрахмаленный халат не скрывал его внушительное пузо. Из-под медицинской шапочки на затылке пробивался седой ежик волос.

  – Какие у вас замечательные родственники! – уважительно произнес он, не обращая внимание на подозрительную фляжку, стоявшую на полке в тумбочке.    – То сами навещают, то посылки присылают!

  – Посылку? – удивился Павел. – Колян, это ты, что ли?

  – Нет.

  – Кто передал? – спросил Павел у врача.

  – Думаю, родственники ваши, – врач сухо пожал плечами и передал объемный пакет Николаю. – кстати, у вас через полчаса плановый осмотр. – с этими словами он покинул палату.

  – Коля, дай, пожалуйста, сюда. – Павел уселся на кровать.

  – Держи.

  Павел разорвал скреплявшую пакет веревку и развернул упаковку из плотной коричневой оберточной бумаги. Уже по форме посылки он догадался, что там может быть внутри.

  Его догадка была верна – там был портрет.

  Павел взглянул на него и сразу все понял.

  Это был тот самый его портрет. Только он был закончен.

  Художник обладал недюжинным матерством – ему удалось запечатлеть на холсте не только внешность Тумасова, но даже отразить силу его характера. Кроме того, портрет словно жил. Например, глаза были так искусно написаны, что в них присутствовал живой блеск. Все черты лица представляли собой набор сложных, мастерски выполненых серий, которые все вместе создавали эффект максимального приближения к оригиналу. Фигура человека словно излучала силу и уверенность. Это было очень выразительно, Павел был похож на Бельмондо в фильме 'Профессионал'. Загадочный общий фон только усиливал впечатление человека, подчинившего себе окружающий мир. Человек на картине выглядел хозяйном всего, самостоятельной планетой, вселенной...

  – Ух ты! – восхищенно воскликнул Николай, разглядывая из-за плеча Павла картину. – Вот человеку бог дал таланту...

  – Бог? – расхохотался Павел. – Бог? По-моему, в картине чего-то нехватает...

  Он взял картину и подошел к окну. Затем он стал со всей силы колотить по оконному стеклу.

  – Паша, ты чего? – подскочил к другу Николай, но увидев остановившийся взгляд Павла, остервенело бъющего по стеклу, выскочил в коридор.

  – Сестра! Тут больному плохо! – донесся из коридора его голос.

  Наконец стекло сдалось и лопнуло с глухим треском. Павел посмотрел на свою руку – она была вся в крови – и засмеялся.

  Он по-видимому задел осколками себе вену на руке, поскольку кровь нитяной струйкой потекла вниз, попадая на портрет, лежавший на подоконнике. Капля за каплей пятнышко крови превратилось в миниатюрную лужицу.

  Павел намочил в крови палец и не обращая внимания на прибежавших в палату Николая с медсестрой, увлеченно рисовал, рисовал, рисовал...