Текст книги "Рай-отдел (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Товарищ! – Игорь подскочил со скамьи. – Товарищ, сюда идите!
Одинокий пассажир явно не видел керста – понятно, вывалился он в середине состава, а Игорь был у головного вагона, но дело не в этом.
– Эй, стой!
Не слышит. Еще раз оглянувшись на поезд, пассажир прижал к себе чемодан и метнулся за колоны, к центру зала. Донесся его перепуганный, почему-то глухой, словно из погреба, крик:
– Есть тут кто⁈ Товарищи⁈ Пожалуйста! Ну кто-нибудь⁈
Игорь выскочил за колону, успел увидеть замершую от неожиданности Ворону и пассажира-психа – тот оказался шагах в десяти от девушки, кинулся к ней, судорожно схватил за руку, отчаянно затряс:
– Гражданочка, вы живая? Визжать не будете, а?
Вера-Ника визжать не собиралась, но в растерянности не знала что и сказать.
– Опять скульптура, – понял пассажир, щупая ее руку. – Господи, да что ж такое⁈ Милиции нет, то истерички, то умалишенные, то вообще статуи. Хоть бы надписывали. Балерина, что ли? А почему в черном? Клара Цеткин, наверное. Ежели в юности…
– Стой! Руки вверх! – заорал начоперот, угрожая маузером и устремляясь к гостю со стороны дальней платформы. – Стоять, говорю!
Пассажир не обратил на командный рык ни малейшего внимания – попросту не слышал и не видел. Утер кепкой лицо, крепче сжал под мышкой чемодан и повернулся к призывно зашипевшим дверям поезда.
– Стойте! – завопил Игорь, несясь по платформе и чувствуя, что не успевает.
Маньяк с чемоданом засеменил к дверям вагона, но тут опомнившаяся Ворона закричала:
– Сударь, да постойте же!
– А? – пассажир споткнулся перед дверьми, оглянулся. В этот миг Игорь сшиб его с ног, тут же сверху навалился начоперот, принялся заламывать руки задержанного.
Состав захлопнул двери, вздрогнул, и мгновенно набрав скорость, со свистом унесся в туннель.
– Спасите! Милиция! Грабят! – орал задержанный, героически вырываясь. – Ой, больно!
– Что ты ему руку выворачиваешь⁈ – прокряхтел Игорь. – Просто держи. Он не особо маньяк.
– Да я понял. Просто по привычке, – Вано, отдуваясь, отпустил задержанного.
Гражданин, кряхтя, встал на четвереньки, потряс слегка поврежденными руками и дотянулся до кепки. Вернув головной убор на лысеющую голову, подтянул к себе чемоданчик. Керстов он игнорировал, лишь глянул сквозь Игоря на надпись на стене:
– Опять «Октябрьская»? Ну что ты будешь делать, прям хоть садись да плачь! Еще и поезд ушел.
– Что-то я не пойму, – возмутился Вано. – Мы совсем в призрачность провалились или это он под дурачка косит?
– Может, это поезд виноват? Он на призраке катался и порядком ослеп. Давно, похоже, блуждает, – предположил хозинспектор.
Керсты оценили коричневое полупальто гостя, кепку, а главное, фанерный чемодан.
– Похоже, еще с до-войны застрял, – пробурчал начоперот. – Странно, о маньяке же только в последнем подотчетном веке начали врать.
– Раньше не было моды всех подряд в маньяки квалифицировать, – напомнил Игорь, подбирая автомат. – Псих и псих, мало ли кто ночами по Москве шляется. Вот что с ним делать, если контакта нет?
Случайный маньяк между тем сел на лавку, достал из чемодана газетный сверток и горестно констатировал:
– Курица-то… одни косточки остались. Яичко съесть, что ли? Эх-хе-хе… Хоть бы ситра какого купил, разиня.
– Ворона, ты с ним заговори, – распорядился Вано. – А то вообще глупо получается. Как мы его упорядочим, если он только на тумаки реагирует?
– А я что, живее вас? С какой стати ему меня слушать? – удивилась девушка.
Живее или нет, сравнивать было сложно, но на звук засмертно-женского голоса заблудший пассажир среагировал: вздрогнул, просыпал соль из бумажного фунтика, и, вытянув шею, напряженно прислушался.
– Если он тут лет семьдесят катается, то всяко по женским голосам соскучился больше, чем по мужским, – справедливо рассудил начоперот. – Побеседуй с ним, нащупай контакт…
– Что, прямо так и нащупывать? – с иронией уточнила полубогиня.
– Нет, не так прямо! Хоть сейчас отставьте свои развязные пошлости. Дело-то серьезное. Человек – вон – уже и курицу доел. Помрет от голода, а вы тут насмешничаете. Говори с ним, выводи на нас. Контакт нужен.
– Попробую, – Ворона взяла за запястье оголодавшего маньяка. – Гражданин, что с вами? Вы в сознании?
– Девушка! Родная! Милая, драгоценная вы моя! – пассажир уронил полуоблупленное яйцо и двумя руками вцепился за руку Веры-Ники. – Не пропадайте!
– Ну что вы, сударь. Вот мы все здесь, рядом. Товарищи из органов вами интересуются. Вот же, взгляните.
Пассажир с трудом, но сфокусировал взгляд на начопероте:
– Товарищи! Спасите! Я понимаю: ночь, объект транспортный, стратегический. Я штраф какой угодно заплачу. Только выведите! Честное слово, я не нарочно. Заблудился. Спросил – говорят «да тут рядом». А оно вон как…
– Понятно, не волнуйтесь, разберемся, – строгим служебным голосом заверил Вано. – По порядку: куда направляетесь, где именно заблудились?
– Командировочный я, – несчастный неловко полез во внутренний карман полупальто, не рискуя отпускать спасительную руку чугунной девушки. – Вот документики. В Ленинград направили, вот предписание, вот оно! Мне бы только на Ленинградский вокзал прибыть, поезд утром.
– Значит, с Казанского на Октябрьский[19]19
Ленинградский вокзал. До 1923 года – Николаевский, с 1923 по 1937 гг – Октябрьский.
[Закрыть]? – вздохнул Вано, просматривая документы. – Да малость намудрили вы, гражданин Трегубов. И что с вами теперь делать? Так, товарищ Мостовая, держите его и разговариваете, а то снова запропадет.
– Почему я вдруг «Мостовая»? – запротестовала Ворона.
– Рабочий псевдоним такой! – рассердился начоперот. – Потом фамилию возьмешь, хоть через черточку, хоть с прицепом фон-баронским. А сейчас разговаривай с ним, пока мы выход из ситуации найдем.
Ворона заговорила с приезжим о том, как тому глянулась столица, а керсты принялись совещаться:
– Если его наверх сейчас выпустить – точно крышей поедет. Психушка – это засчитается не упорядочиванием, а лишним грузом отечественному здравоохранению, – рассуждал Вано.
– Тем более наш товарищ Трегубов вообще без медицинской страховки, – согласился Игорь.
– Давай без иронии! Как его в соответствующее время вернуть? Он, между прочим, с автозавода, не с туристическими целями по стране катается.
– Я понимаю. Давай не усложнять: посадим в поезд, и пусть до «Комсомольской» едет. Только нужно втолковать, что именно там надлежит выйти и на поверхность подняться. Если он в своем времени живет и курицу недавно скушал, следовательно, велика вероятность, что и выйдет в своем времени.
– Выйти, он выйдет, но куда? Там же «Комсомольской – Кольцевой» еще нет. К тому же, если его в утренний поезд посадить, так и поедет он уже со стандартными пассажирами, и не в 30-е. Собственно, если он в свое время выйдет, а они наоборот, получится еще хуже. Справедливо взгреют нас за подобное «упорядочивание».
– Так зачем ждать? Поезд-то циркулирует. Как раз и довезет куда надо.
– Да, но с графиком-то у нашего вольного состава… – Вано посмотрел на часы, – где гарантия что поезд вообще появится? Кроме того, этот несчастный Трегубов уже сколько кругов на призраке по Кольцевой нарезал. Как пить дать, еще столетие намотает, пока заново отловим.
Керсты понимали, что поезд придет, стоит его только позвать – свой поезд, московский, хотя и иллюзорный, скучно ему без пассажиров. Вот с живым, но заглючившим товарищем командировочным сложнее – какой-то явный сбой в его сознании, не выйдет человек на «Комсомольской», прошляпит и продолжит кататься, о ситро мечтать.
– Может, проводим? Рискнем? – неуверенно спросил Игорь.
Понятно, отлучаться так далеко от Дома-Объекта было жутковато и, наверное, в этом крылось очевидное нарушение гарнизонной дисциплины. С другой стороны, не бросать же несчастного Трегубова на произвол злой метрополитеновской судьбы?
– Не знаю, – заколебался Вано. – Мы с тобой может и выдержим. А Ворона? Она не тренированная и вообще чувствительная. Слышишь ход нашей мысли, а, товарищ Мостовая?
– Слышу, – заверила девушка, не прерывая свой малосодержательный диалог с гостем столицы. – Ваня, ты сам куда почувствительнее меня. И к Якиманке вдвойне привязан. Разумнее нам с Игорем проводить гостя, я как раз я метро посмотрю – когда еще случай выдастся? А ты в гарнизон вернешься, чай заваришь.
– Значит, выдержишь? Уверена или как? – сурово уточнил начоперот.
– Была бы не уверена, не предлагала.
– По-моему, у вас возникла мысль осквернить наш советский метрополитен, – с горечью констатировал проницательный комсомолец. – Омерзительно зависимые вы люди. Никогда бы такого не допустил, если бы не оперативные обстоятельства. Ладно еще в эти годы метрополитен имени Кагановича, а я к наркому без особой симпатии…
– Мы блудную душу проводим в лучшем виде, – заверил Игорь.
– Он-то блудный, а вы вообще блудливые, – припечатал начоперот. – Ладно, где этот состав неучтенный, брови его колесиком?
В туннеле немедленно засвистело-застучало: должно быть, поезд-призрак сделал очередной виток по Кольцевой, а может, появлялся, как только редкие пассажиры намечались.
Игорь взял гражданина Трегубова за локоть:
– Садимся. Сейчас быстро докатим, не волнуйтесь.
– Да-да, мне бы к поезду успеть. Я же билет закомпостировал, а тут такая незадача. Ей-богу, товарищи, я и объяснить не могу…
С другой стороны за керста ухватилась утерявшая уверенность Ворона. По-змеиному зашипели закрывающиеся двери, оставшийся на платформе начоперот выразительно погрозил кулаком отбывающим подчиненным…
Странная это была поездка. Едва вкатили в темноту туннеля, как навалился ужас. Куда⁈ Куда ехать⁈ Дом же здесь остается, нельзя без него. Игорь был готов вскочить, дернуть стоп-кран. С усилием представил, что сейчас наверху – ведь все рядом, еще и под мостом не пролетели – все та же Якиманка, пусть и глубокого залегания. Мигали плафоны, мерцали соседние вагоны. Состав казался сборным: сели в непримечательный вагон поздносоветской постройки, дальше гремел желтостенный ретро-вагончик с гнутыми светильниками-бра, с другой стороны мчался сдвоенный «крокодил» с многочисленными табло и гибким тамбуром. Непрерывно болтал гражданин Трегубов – на грани истерики товарищ. И Ворона готова сорваться – на скулах уже проступил открытый черный чугун. Игорь понимал, что сейчас девичьи пальцы-тиски сломают ему руку, но это даже к лучшему – пусть боль заслонит, отгонит страх…
Без остановки проскочили «Парк культуры». Куда? Куда везет? Уж точно не в голубой неоновый рай поезд-призрак несется. Вагон немедля еще сильнее зашвыряло на стыках рельсов, вот-вот стену туннеля зацепит, сорвет кобеля, хлестнут в открытые форточки жирные, искрящиеся обрывки электрических корней…
Спокойно! Там, наверху, Садовое кольцо, все знакомо, все тысячу раз хожено. Игорь через силу улыбнулся, кивнул вверх, прокричал в твердое ухо девушки:
– Я здесь как-то Зубовский переходил, так меня безумная бабка зонтиком приложила. Представляешь? Прямо на переходе, прилюдно как врежет! Совершенно жуткая Шапокляк…
– А… – Ворону корежило, лицо стало неподвижным, лишь матово-черные глаза жили, да пряди волос вагонный сквозняк разбивал на полосы ровных стальных заноз.
«Киевская» – мать ее… это уже за рекой, даль какая, аж ноги немеют. Ничего, тут можно через мост к Смоленской, а если времена поудачнее, так через пешеходный Старый Краснолужский, напрямую, – это еще ближе. Всё, всё знакомо, только не ссы, не позорься, хозинспектор…
…– Прямо наваждение, бес попутал, не поверите, товарищи… – монотонно бормотал заблудший пассажир, закатывая глаза…
Поверим, всему поверим. Сами такие. Мелькнула кроваво-красная «Краснопресненская».
– А здесь зоопарк, – сказал Игорь в чугунное ушко, из последних сил пытаясь не закричать. – Жирафы летом в вольерах гуляют – воистину изысканные звери. Видели когда-нибудь?
Ворона помотала головой и порезала лезвиями волос щеку друга. Игорь почувствовал облегчение – теплые струйки закапали на шею – живой, раз кровишь.
«Белорусская» – трогательно-светлая, невинная, свистит сквозняк в форточках, несет из туннеля привкус дыма паровозного, былинного…
– А здесь вокзал. Можно будет как-нибудь в лес съездить, за грибами. Если ты мне руку не оторвешь – а то корзину носить нечем будет.
Шуточка тупая, лицо полубогини негретянски почернело, но предплечье чугунные пальцы дробить перестали…
«Новослободская», витражная, готично-прибалтийская…
…– Между прочим, отсюда до твоего Каменного напрямую через центр даже ближе…
Да где же, где, эта проклятая «Комсомольская»⁈
Летит во всю мочь безумный состав, стучат призрачные колеса, сейчас слетят с древней стрелки, заскрипит, сминаясь гармошкой, металл и будут столетия напролет мучиться полумертвые, стиснутые металлоломом.
Ад, он такой…
По черной щеке Вороны катились слезы – рыжие, крупные – кровь или ржавчина, не угадать.
«Проспект Мира», кремовые листья, цветы, бутоны…
– Я сюда за книжками ездил. В «Олимпийский». Раньше здесь дешевле было. Не бойтесь, товарищ Мостовая, следующая остановка наша…
Оскалила зубы – крупная, полированная, но помутневшая сталь:
– Не смейте! Не «товарищ»! И не мостовая. Оскорбительно… «мостовая», «площадная», «вокзальная», «плечевая»… Просто «шлюха». Так честнее. Он остановится?
– Несомненно!
Откуда она знает про «плечевых»?
Гражданин Трегубов ничего не понимал, но ему было страшно, гражданин пытался успокоиться, доедая вареное яйцо. Сыпались на чемодан остатки скорлупы. Игорь похлопал подопечного по плечу:
– Готовимся к выходу, дорогой вы наш гость столицы.
Приходилось орать во весь голос – поезд несся с оглушительным грохотом, временами, казалось, взлетая над рельсами. Остановиться или нет?
Игорь встал, ухватился за поручень – рука, помятая подругой, не слушалась, автомат прыгал на плече. Ну же⁈
Застучали стрелки, состав мягко, но весьма ощутимо скинул скорость, – керста поволокло вперед – узкая рука Вороны обвила за бедра, придержала – девушка смотрела снизу – глаза прояснялись, уходила грубая тусклая старая краска.
– Багаж не забываем, товарищи! – прохрипел Игорь.
Вот она, «Комсомольская» – золотисто-желтая, почти скромная, с балконами. Точно, правильная, «радиальная»! Зашипели двери, керст вытолкнул пассажира, ступил на платформу. За спиной замер состав, а здесь была гулкая тишина. Но живая! Оглянулся нарядный парадный дежурный по станции, рядом с ним согнувшийся – видимо, начищал новенькие сапоги, милиционер. Роскошная серая каска, широкий реглан. Оба – и дежурный по станции, и постовой, пытались всмотреться в странный состав и осознать что с ним не правильно.
Игорь толкнул подконвойного:
– Ступайте, товарищ Трегубов, перенаправят вас к вокзалу.
Похоже, заблудший командировочный его опять не слышал – рванул к обитателям «Комсомольской»:
– Товарищи, здесь я, здесь! Ой, счастье какое!
Разницу между живыми представителями «органов» и полуживыми представителями, гражданин Трегубов, пусть и подсознательно, но ощущал четко.
Ворона обхватила Игоря вместе с автоматом и увлекла в обратно в вагон. Двери немедленно закрылись. Все быстрее поплыл перрон – несчастный Трегубов бурно жестикулировал, милиционер и дежурный смотрели на него с законным подозрением…
Платформа оборвалась, замелькали темные кабеля и неяркие лампы.
– Ну, будем надеяться, это тот самый год, а то угодит гражданин Трегубов прямиком в японские шпионы, – пробормотал Игорь.
– Да и хуй с ним, – прошептала в ухо Ворона, и не думающая его выпускать. Даже совсем наоборот.
– Ой! – сказал керст. – А как же наш страх и ужас?
– Положим на него, – полубогиня слизнула подзапекшуюся кровь с щеки любовника и занялась брюками. – Мы же уже обратно едем? Я же чувствую. Пора успокаиваться.
Они «положили» и «успокоились». Левая рука Игоря почти не действовала, но это не особо мешало. Сиденья в вагоне поезд поменял на старые, мягкие и податливые, да и вообще это, несомненно, считалось групповым развратом, поскольку поезд участвовал и содействовал. Стук колес и рывки, внезапные станции с громовым распахиванием дверей, торможения и буйные разгоны… Прелюбодеи слетали с дивана, ахали, катились по полу, прилипали друг к другу иначе, утешаясь вновь и вновь. Между «Павелецкой» и «Добрыненской» полубогиня въехала в оргазм – керст и не подозревал, что партнерша способна так неистово и громко выть. Состав ответил одобрительными гудками – так, воя и гудя, вкатили на «Добрыненскую»…
– Сударь, мы почти дома, – молвила, стоя на коленях и призывно облизывая раскаленные губы, интеллигентная наследница Самофракийской. – Вы собираетесь успеть или нет?
Игорь орал почти весь перегон…
Выползли на платформу. Вера-Ника, не в силах встать, вытянулась на мраморе и обернулась к поезду:
– Благодарю! Это было лучшими минутами моей гадкой полужизни.
– Одними из лучших! – с трудом ворочая языком, поправил Игорь. – Мы надеемся повторить. Спасибо!
Поезд с мягким шипением закрыл двери. Мелькнули подмигнувшие на прощанье габаритные огоньки, через несколько секунд в туннеле все стихло.
– Ах, мне нравится ваша служба, господа керсты, – объявила Ворона, и не вставая, принялась одергивать юбку.
– Пойдемте, а то смутим ранних пассажиров, – Игорь извлек из кармана камуфляжа пачку влажных салфеток и обтер лицо любовницы.
– Вы охуительно заботливы, – объявила, жмурясь, Ворона.
– В приземленностях хозслужбы скрыты свои преимущества. Вставайте, мадмуазель.
– Звучит издевательски, но лучше чем «мостовая», – девушка встала. – Я Вам обе руки сломала, или только одну?
– К счастью, психика и скелет в нашем состоянии покрепче, чем при жизни. Кажется, выдержали косточки. Идемте, уже эскалаторы включили.
Они медленно катили вверх и Ворона осторожно положила ладонь на его плечо:
– Простите. Я боюсь Вас поломать. Обоих.
– Ну, его поломать трудно, главное, не оторвать, – ухмыльнулся керст. – С остальными членами сложнее. Вообще-то, сегодня особая смена выдалась, могу понять. Хотя поломанный я буду куда менее интересен.
– Я постараюсь учесть это обстоятельство. Очень постараюсь. Игорь, как вы думаете, я могу полюбить?
Игорь засмеялся:
– Обычно это длительный процесс даже для живых. А нам вообще некуда торопиться.
– Понимаю. Ваша Вика рядом, да и у меня… не помню как их зовут, но ведь они определенно были. Но живая любовь – это совершенно иное, – признала Ворона.
– Ага. Но в нынешнюю смену мы были очень-очень живы. Пусть и по-своему.
– Мне нельзя останавливаться, – озабоченно сказала девушка. – У вас служба и полно дел. А что у меня, кроме ебли?
– Для начала займитесь собой. Самые обычные женские заботы, потом можно двинуться дальше.
– А что такое в данном случае «обычные женские»? – с горечью уточнила Ворона. – Нет, конечно, я знаю этот длинный бытовой перечень, но в моих обстоятельствах…
– Это конечно. Ванечка сказал бы: тренировки и вооружение. Не так глупо как кажется. Если принять эти определения в широком смысле. Кстати, когда вы в последний раз по-настоящему обедали?
– Не помню. Мне было не интересно. Это нужно – обильная пища?
– Ритуалы дисциплинируют…
Глава 16
Арбузные моды
И если вы не живете,
То вам и не, то вам и не,
То вам и не умирать.
Ал. Аронов
А теперь поговорим о имагологии и имагогике в свете вопросов
социокультурной исторической антропологии.
Чо, вздрогнули, небось?
Проф. Л. Островная. Курс «Основы запугивания»
Арбузы, хотя и странной, залетной судьбы, казались с виду ничего: приятно полосатые, возмущенно трещащие при сжатии.
– Все же самые правильные – астраханские! – заявил начоперот на ходу пытаясь крутануть один из кругляшей на кончике пальца на манер мячика.
– Грохнешь, – предупредил Игорь, чувствуя как собственная ноша норовит выскользнуть.
И была смена-август года одна тысяча семьдесят пятого. И продавались фрукты с грузовика, по ценам почти коммунистическим – еще чуть-чуть и за-бесплато отдадут.
– Сам не грохни, – предупредил Вано. – Подъем впереди, а ты в последнее время порядком обессилел. Пусть и прибавил в живости.
Намек был прозрачный, в чем-то справедливый, но не актуальный, так как Ворона не появлялась четвертую смену. Накануне случился день диких бездатных времен – снежный, морозный, серый. Из живого наличествовали только мышиные следы под кустами. Да и предыдущую смену морозило, хотя и относительно цивилизованно – приземистый Кремль уже торчал на заречном холме, дымил очагами – но погода явно не способствовала визитам. Не любят морозов засмертные жители, стынет холодная кровь, что в получугунных, что в иных телах. Должно быть спала Ворона в какой-то берлоге на острове, который островом еще не стал.
Но сейчас было тепло и даже жарковато, впереди задирался крутой подъем Якиманского переулка.
– Один арбуз я на ночь сэкономлю, – предупредил Вано, неодобрительно косясь в сторону церкви – несмотря на глубоко-советские времена, памятник архитектуры в стиле по-братски слившихся российского и украинского барокко, оставался действующим, следовательно, там можно было столкнуться с попами и прочими служителями культа. По понятным причинам не выносил этих граждан товарищ начоперот. Вот и сейчас забурчал:
– Давай обойдем дворами. Там и покороче будет.
Ага, покороче, как же. Тащиться лишние сто отягощенных арбузами метров, Игорю не хотелось, да и сама церковь Иоанна Воина никаких неприятных эмоций у хозинспектора не вызывала. Когда-то весь первый класс шнырял Игорек по школьному коридору, окна которого выходили на церковный двор, смотрел с третьего этажа как служка двор из шланга поливает, потом метет длинной метлой… Так и закладывались немаловажные основы традиционного хозяйствования. Но и Вано с его попытками уклониться от лобовых неприятных эмоций вполне можно понять.
– Ладно, пошли двором.
Керсты свернули к лесенке между заборов, рассчитывая попетлять дворами и срезать угол. Но тут не повезло. Навстречу с лестницы шустро семенила старушенция: вся в темном, с классической клюкой, явно из тех бабулек, что при церкви днюют-ночуют. Кратко глянула на встречных керстов, с ходу брякнулась на колени, взвыла:
– Благослови, милостивец! Счастье-то какое!
Игорь от неожиданности чуть не бахнул старушку арбузом по темени. Это надо же – обычно живые люди, даже если к ним сам обратишься, реагируют с замедлением, а тут наоборот… Понятно, не на грешных хозинспекторов сей экстаз направлен – бабулька наползала на Вано, норовила занятую фруктом руку поймать и облобзать. Начоперот панически пятился, богомолка инстинктивно норовила зацепить его клюкой и придержать. Керсты развернулись и зарысили прочь по узкому тротуару. На углу Вано оглянулся, с тоской сплюнул:
– Твою ж мать…
Бабка отстала, но все ползла следом, посекундно бухаясь лбом в асфальт и целуя следы сбежавшего «милостивца».
– Да, засада, – сочувственно пробормотал Игорь. – Ладно, не бери в голову. Случается, чего такого…
Начоперот промолчал.
Керсты пересекли Димитрова и вошли в родную дверь.
– Вас Тать-Ванна спрашивала! – порадовал Валерик и оживился. – Это что у вас, арбузы? Надо же! И почем килограмм?
– По заказу руководства брали, – мгновенно пресек намеки хозинспектор. – Для презентации.
– Понятно, зажмете. Кстати, тут у меня имелся странный овощной вопрос, – охранник поспешно листал замусоленные страницы. – Вот, «участок на котором выращивают дыни или тыквы?», это как? «Дача» не подходит…
Керсты разгрузились в подвале, Вано принялся придирчиво изучать добычу.
– Бери вот этот, – предложил хозинспектор. – Не слишком большой, но правильной формы, сбалансированный. Красавец!
– Возьму, – наконец разверз уста угнетенный религиозным нападением боевой комсомолец. – В этом отношении внешним видом пренебрегать нельзя – Соседка у нас к мелочам чувствительна. А вообще погано получилось. Карга нам не к добру попалась. Сглазит, баба яга бессознательная.
– Товарищ начальник, слышать от вас такие суеверия даже как-то странно.
– Чего уж там… Я предзнаменования четко отличаю от суеверий и прочей глупости.
– Да ну нафиг, как там отличишь. Давай лучше арбуз попробуем. Зря, что ли тащили?
– А я, что, отказываюсь? Может, заестся тошное предчувствие.
Игорь помыл самый большой фрукт, взрезали, – оказался выше всяких похвал.
– Главное, никаких нитратов, – похвалил начоперот, нарезая финкой ярчайшую мякоть на ровные «солдатики».
Съели по паре скибок, заляпались сладким.
– Вкуснота, редкая при нашем климате и образе существования, – признал начоперот. – Отнесу, разрежу – должна прочувствовать. По моим наблюдениям – близок кризис! Не знаю, уж к лучшему или худшему, но сдвинется она.
Игорь кивнул. Насчет состояния Соседки-Танцовщицы имелись у приземленного хозинспектора сомнения. Сущность она, несомненно, волшебно-прекрасная. Но… Что, собственно, ей делать в полужизни? Служить, искать приключений, вести философские беседы и проводить занятия по боевому сплачиванию, девушка не склонна. Собственно, и в отношении иного сплачивания, это вряд ли. Мерзко так думать, но Игорь ничего не мог поделать – в последние смены телесное преобладало: хотелось гулять, жрать, делать что-то полезное. И бесполезное, но приятное, делать хотелось особенно. Сегодня как-то не по себе – Птица уж давно могла бы прийти. Хотя бы просто для успокоения и культурного променада. Между прочим, знать, что с подругой ничего дурного не случилось – важно и для не совсем живого мужчины. Хотя, конечно, бескультурная жаркая прогулка с Вороной была бы еще лучше. Суетные желания, чтоб им…
Сейчас еще и курить хотелось.
– Свернешь? – начоперот развалившись в кресле, развязывал кисет.
– Нет уж, махра – мне остатки обоняния отобьет. Схожу к начальству, проведаю, стрельну сигаретку. А ты бы на улицу ступал, удушишь весь подвал.
Начоперот пробубнил, что все отлично помнит – договаривались курить на природе, так чего уж. Поднялись к лифтам вместе.
Смотрел хозинспектор в лифтовое зеркало – все та же рожа, разве что скулы стали жестче. Странная штуковина это неживое бессмертие. Казалось, время остановилось, так чего тебе: остановись и ты, предайся глубоким размышлениям и воспоминаниям. Фиг там. Все какие-то дела, арбузы, ожидания руководящих телеграмм-приказов, патрули, блядство, «Нэта» ремень оттягивает… Человек в любую засмертность свою мелочность непременно приволочет. Вздохнув, керст пощупал оттопыренный хрупкий карман камуфляжа. Стул в кабинете можно взять…
– Игорек, ты где был? – вопросила Исполнительная директор.
– Лампу на лестнице поменяли, Татьяна Ивановна. Вон – сияет. Сейчас подмету, насорилось. Цоколь гнутый оказался, поковырялись. Извняюсь, сигареткой не угостите? Умаялся малость.
Нужно признать, отвратительная во всех иных отношениях, Исполнительная Директор куревом делилась охотно – нравилось ей хвастать дорогущими сигаретами.
Игорь прибрал на лестнице, с чувством закурил. На лестничной площадке стало как-то непривычно светло, в другом конце коридора тихонько гудел лифт, негромко разговаривали на втором этаже. Вяло жила «Межкнига», дрейфовала по кругу, сама не понимая, чем утомлена. Замкнутость. Бесконечно такое состояние продолжаться не может. Но продолжается.
Душистая сигарета показалась невкусной. Необъяснимый парадокс: в засмертии так и рыщешь – то за хлебом нужно, то в патруль, то сигареты кончаются, а живые соседи одну пачку курят и курят, да единственные две бутылки старки все так же хлебают. Экономно, хотя и невыносимо однообразно.
Осталось на две затяжки. В мыслях о Вороне появилась и Бейли-Корал. До девчонки один этаж и ее телу наверняка скучно. Кому будет плохо от сексуального упражнения? Никому не будет. Вот только секс с живой, понятно-привлекательной девушкой – сейчас покажется диетическим. Вроде безалкогольного пива. С другой стороны… Уж очень хочется. Черт, явная гиперсексуальная зависимость, отягощенная сатириазисом и встречной нимфоманией.
Трахать милых блондинок Игорь не пошел, а спустился вниз с твердым намерением оставить инструмент и прогуляться к Дому-На-Набережной. Что за мода пропадать без всякого предупреждения?
Стоило войти на склад, как ожил телефон.
– Сударь, вы с командиром не слишком заняты государственной службой? Не могу ли я зайти и отнять у гарнизона несколько минут?
– Вне всякого сомнения! Всегда рады Вас видеть. Могу я Вас встретить на набережной?
– Это излишне. Подъеду на автобусе. И мне бы хотелось увидеться с комсомольцем-Ванечкой, нужен совет – Ворона явно хотела еще что-то сказать, но не решилась и повесила трубку. Звонила девушка явно с вахты своего Дома – было слышно, как проезжают за дверьми подъезда машины. Хорошо хоть полубогиня номер «Межкниги» знает и все станции-коммутаторы сработали-соединили. И вообще все хорошо.
– Эк тебя припекает, – ухмыльнулся начоперот. – Аж до махорки опустился. Все ж она ведьма. Думал ли ты, простой расхититель акционерной собственности, что начнешь дружить телами с чугунной прохиндейкой-конституцией? Ее, кстати, нужно перевоспитывать по части разборчивости в интимных связях.
Керсты курили перед дверями родного здания, наблюдая за уличным движением.
– Припекает, это точно, – согласился Игорь. – Но не стану я перевоспитывать Веру-Нику. Пусть такая как есть остается. Естественная. Я уж не говорю о том, что если разозлить, она мне голову запросто оторвет.
– Да, голова, тоже немаловажно, – согласился начальник. – Верняк говорю: это-то тебя и заводит – риск! А в принципе ничего я и не говорю – незаурядная она чугунная девушка. Хотя я бы с такой никогда не смог. Не мой тип…
Начоперот осекся. Керсты увидели вышедшую из автобуса Ворону. Остановка была на противоположной стороне ставшей уже довольно широкой улицы Димитрова, но было очевидно что она другая. Не та что в метро каталась. Сейчас полубогиня среди живых прохожих казалась… она казалась птицей, залетевшей из очень стильной, гламурной преисподней.
– Да… – глубокомысленно протянул Вано. – Это для тебя или просто ей в голову стукнуло?
Смена имиджа оказалась разительной. Смущало, что трудно было сообразить, в чем именно изменения: те же черные тона, та же прическа. Понятно, костюм совершенно иных времен – видимо, что-то известное, брендовое из последнего века. Туфли иные… Но не в этом же дело!
– Вот же однако… сучка элитная, – наконец, грубо, но, несомненно, комплиментарно сформулировал начальник ПМБД-Я.
Ворона приблизилась – явно нервничала, но с шага не сбивалась.
– Добрый день, товарищи стражи времен, – девушка вынула узкий портсигар – свой старый, серебряный. Подождала пока Игорь поднесет зажигалку, выпустила ноздрями дым, требовательно взглянула на молчавших керстов: – И?
– Так чего тут «и»? – пробурчал начоперот. – Крепко цепляешь. С единого взгляда. Я недавно тебя «блудливой монашкой» обозывал. Был не прав. Не монашка. Сияешь, несмотря на черноту. Хрен знает, как это объяснить. Видимо, порода проявилась, проросла. Хотя я и категорически против всяких там славословий насчет утонченного аристократизма и прирожденной ухищренности в туалетах.
