Текст книги "Рай-отдел (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 15
Замкнутый андеграунд
Здесь как везде, время плетется.
По рельсам здесь шатаются сны.
Крикни, из стен тебе отзовутся,
Расскажут где и кем был ты.
Группа «Пилот»
Тупейшая придумка: идешь, а оно – бабах!
Прямо по жопе. Элементарно?
Но ведь работает, зараза.
Л. Островная. Столицы Земли для «Чайников»
– Существовать столько лет у реки и не уметь плавать⁈ – возмущался начоперот. – Не, ну как это вообще может быть⁈
– Отстаньте, товарищ, – отрезала Вера-Ника. – Незачем мне плавать. Не спортсменка.
Плавать Ворона действительно не умела. Начиная нервничать, она тяжелела, а поскольку законы физики в засмертии не особо отличались от общепринятых, то шла ко дну девушка. Конечно, полубогине это не особо вредило, но в большинстве московско-цивилизованных годов речная вода не слишком приятна для ныряния. Грязновато бывает в Москве, чего уж тут скрывать.
– Спорт и физкультура – они еще никому не вредили! – напомнил Вано. – Взгляни, красота какая!
Керсты и Вера-Ника сидели на берегу, курили и наблюдали водный праздник. Шла смена 1928-го года, жаркая, летняя, полная сверкания солнца, развевающихся кумачовых полотнищ и громких жизнеутверждающих маршей. Трепетали флажки, неутомимо гремел медью и барабанами белоформенный оркестр, раскачивались транспаранты, надувал ветер мудреный призыв, начертанный белым на красном. «Да здравствует союз немецкого и русского рабочего класса!» – как перевела многоязыко-образованная Ника. Международные соревнования! С вышки уже напрыгались, наступало время рекордных заплывов. Зрители занимали места на освободившихся трамплинах, и вообще где было можно. Волновалась водная станция Московского городского совета профсоюзов – тысячи улыбающихся радостных людей. Большинство, конечно, скопилось на Пречистенской набережной, но и здесь, на противоположном берегу, народу хватало. Казалось все это по-детски наивным, но таким исключительно правильным, жизнеутверждающим, что просто удивительно. Жаль, что дальше 30-х такое настроение не пошло. Впрочем, не полумертвым индивидам о том судить-сожалеть.
– Эх, пойти бы, номер взять да рвануть, – вздохнул начоперот. – Знаете, как я стометровку плавал⁈
Вопрос был риторическим, Ника демонстрировала присущую ей тяжело-чугунную тактичность, а Игорь давал ей прикурить и тоже был занят. Курила Ворона много, чаще всего банальный «Казбек», которые брала в распределителе Дома Правительства в неограниченных количествах. От крепких папирос губы девушки почти всегда казались горькими, словно войну Двенадцатого года лобзаешь. Впрочем, подобные мысли приходили хозинпектору редко. Представить служивое бытие без Вороны уже невозможно. Встречались каждую смену. В «не-свои-года», когда Дом-на-Набережной и современный мост еще не выстроился, Вера-Ника оставалась ночевать в ПМБД-Я. Товарищ Вано счел это естественным – устав караульной службы строг, но в данном случае явная беженка, не забиваться же ей по-ужиному под корни береговой ивы или в подвалы винно-соляных складов? Так вообще не по-советски получится.
Нужно признать, почти постоянное присутствие Вороны заметно сдвинуло череду смен в сторону первой половины ХХ века. На что, кстати, никто из троих не жаловался. Товарищ начоперот по-прежнему считал Веру-Нику гражданкой «вялой сознательности и очевидной сварливости», но при ближайшем рассмотрении, ведьмой, она, конечно, не считалась.
Кем же являлась отдаленная наследница сплава Самофракийской богини, отечественного коммунистического чугуна и отзвуков дореволюционной творческой интеллигенщины? А не все ли равно? Игорь понимал, что у Вороны и Вано куда больше общего – сложны они происхождением и откровенно мистичны. Однослойный, скучный хозинспектор, рядом с ними вообще не к месту. Но ведь он здесь, и связь его с Вороной куда как плотнее и живее. Ирония сложившихся обстоятельств? Или закономерность? Свежий засмертный, он ведь много с собой из жизни привносит.
Никакой любви (в смысле чувств, а не процесса) с Вороной не намечалось. Даже близко. Девушка с чугуном в жилах знала о Вике, о том, что помнит и тоскует керст. Да и самой ей было о ком нежно вспоминать, хотя лиц и имен тех двоих (или троих?) мужчин, что являлись судьбой и привязанностью ее родительниц-моделей, вспомнить полубогиня не могла, что, конечно, отягощало ее настроение. В общем, любви с Вороной не имелось, а вот притяжение, сильнейшее, необъяснимое для живых, очень даже чувствовалось. «Это у вас на почве взаимоуважения – разъяснял Вано, – тебе главное было вовремя по морде схлопотать, а ей приличному человеку по физии заехать. Порыв чувств, счастливый момент и готово, сладилось!»
Видимо, действительно дружба. С частым и жадным животно-чугунным сексом, немногословными разговорами и иными признаками взаимной симпатии. На первый взгляд смешно и противоестественно. А если подумать – в засмертии лучше и не случается. В смысле, может и случается, но пока о том неизвестно.
…– Та, в беленькой шапочке, первая придет, – комментировал начоперот предстоящий заплыв. – Большой потенциал у данной спортсменки.
– Потенциал большой или бюст? – усмехнулась Ворона, красиво пуская дым ноздрями.
– Как будто одно другому мешает! – возмутился Вано. – Есть у нее в движениях уверенность и гармония. А уверенность и хладнокровие в спорт-состязании на первом месте.
– Физическую готовность учитывай, – возразил Игорь. – Я бы поставил на ту, что с полотенцем на загривке – у нее сложение профессиональной пловчихи.
Вера-Ника мимолетно улыбнулась – она считала себя чересчур сухощавой и имела на то основания. Худобу можно и «профессиональностью» объяснить, хотя воронью самооценку это вряд ли поднимет. Но чугунная красавица знает, что он сказал про плавчиху искренне, и что опять хочет. Игоря действительно тянуло смять пальцами ровную черту волос на затылке подруги, куснуть в шею. Потом уйти вдвоем за забор ближайшего двора, и там, игнорирую звонкие марши и крики болельщиков…
– Э, совесть поимейте! – заворчал Вано. – Физкультурное мероприятие проходит, новая чистая жизнь здесь налаживается, пионеров полно, а вы опять туда же. Давайте болеть, раз уж поспорили…
На дебаркадере пальнули из нагана, пловчихи не очень синхронно, но с энтузиазмом сиганули в воду… Первой пришла отнюдь не та фигуристая, и даже не спортивно сложенная, а маленькая шустрая девчонка в полосатой шапочке. Под аплодисменты берегов и трибун ее вытащили из воды, малышка засмущалась…
– Спорт непредсказуем, хотя и молодец девчонка, – сказал слегка расстроенный начоперот. – Слушайте, вы бы проваливали отсюда. Это самое… дисгармонируете с спортивным настроем общества.
– Да, мы, пожалуй, пойдем. Зайдем ко мне, если никого дома нет, чаю выпьем, – Игорь взглянул на подругу – та уже вставала с вытоптанной травы.
– Валите-валите! С вами рядом посидишь, сам начинаешь дуреть. Разврата в вас закачено аж до краев, как в пятилитровой банке сгущенки.
Ехидная Ворона хотела сказать абсолютно ненужное, Игорь сжал узкую ладонь, остановил.
На углу переулка он сжал узкий подбородок, поцеловал в дымные бледные губы. Девушка на миг прижалась, по телу керста мигом прошел жар раскаленного чугуна. На них смотрели со смутным удивлением, кто-то неодобрительно засмеялся. Верно: очевидное мещанство и пошлая физиология отношений. Взгляды прохожих проходили сквозь, спеша к воде и ярким трибунам… Прав Вано – абсолютно неуместны здесь засмертные блудодеи.
Поднимались переулком от берега, Ворона, лаская тонкими пальцами кисть друга-любовника, спросила:
– И все же почему? Почему его не подразнить? Даже святому немного троллинга на пользу.
– Думал, вы в интернете только порно интересуетесь, – засмеялся хозинспектор.
– На порно-форумах тоже недурно троллят, – заметила Ворона. – Глупейшее изобретение этот интернет, но затягивает. Возвращаясь к Ванечке. Так отчего не подстегнуть парня?
– Вы бы сказали «хочешь присоединиться?» и он бы мигом развопился как подорванный. Шутки шутками, но он сейчас иронию скверно воспринимает. Опять ночи ждет и сладостных страданий.
– Именно. Пусть ночь остается лирике, а днем ему нужен секс. Иначе затянет Танцовщица в бестелесность. Пусть и невольно, но затянет.
Действительно ли танцовщица та призрачная пассия Вано, достоверно оставалось неизвестно. В любом случае от живой личности сохранилось в ней столь немногое, что только впечатлительный начоперот и способен рассмотреть. Умерла девушка тяжко и неудачно, в этом ей можно искренне посочувстовать. Но вернуть ее к людям, пусть и засмертным… Маловероятно. Нет, эскимо свое дело сделало – интерес к лакомству был проявлен – Вано уверял, что даже палочку от мороженного на вкус попробовала, известно ведь что большая часть прелести эскимо в той дощечке и заключается. Но решительного перелома свидание с мороженым не принесло, хотя и порядком вдохновило упорного комсомольца.
– Жизнь – это плоть, – сказала Ворона, думающая, естественно, о том же. – Я никогда не была по-настоящему живой и могу себе позволить определенную циничность. Знаю, о чем говорю.
Она держала голову так, что челка полностью закрыла матовые, без зрачков, глаза и казалась абсолютно живой. Хрупкой. Утонченной. Дьявольски привлекательной и распутной. Желание росло, становилось непреодолимым.
– Отъебите меня! – потребовала полубогиня, ожесточенно пытаясь отбросить с лица слишком правильную челку.
Игорь на миг прижал ее к себе, дал ощутить желание. Она хрипловато засмеялась:
– К тебе или ко мне, красавчик?
Шуточка была малость вульгарна, но керст знал, что в возбуждении Ворона дуреет так же, как и он сам, и понимал, почему так получается.
Бабьегородский был пуст. В распахнутом окне одиноко скрипел граммофон, во дворах никого не было – все ушли на реку. Полумертвые свернули в подворотню – пара игнорирующих физкульт-праздники дворовых котов немало удивилась вторжению. На двери пружины еще не было – не те года. Прохлада узкого подъезда, запах сырости из подвала…
– Хороший у вас был дом. Спокойный, – с придыханием прошептала Ворона.
Игорь хотел сказать, что через сорок лет убьет здесь своего первого живого, но тут же забыл. Сосались по-французски, грубовато лапая друг друга. Потом керст подтолкнул подружку в подвал.
– Блох наберемся, – хихикнула полубогиня, легко стуча по ступенькам каблучками ботильонов.
Облокотившись о стену, Игорь дал ей опуститься на корточки и расстегнуть свои брюки. Ворона алчно полировала его возбуждение, пока он не изнемог и не оттолкнул ставшее скользким лицо. Через мгновение обнимал девушку сзади, ласкал с такой силой, будто она была насквозь чугунной. Плыли по сырому полу солнечные пятна, пробившиеся сквозь низкое подвальное оконце. Еще через мгновение керст сгреб подругу за волосы, нагнул, нетерпеливо нажимая на поясницу. Так и драл, натягивал за волосы и бедра. О, вот теперь и остатки чугунной прохлады расплавились, давала, вертя узкой попкой, мурлыча все громче и громче, пока не сорвалась на визг экстаза. Снаружи заголосили перепуганные коты…
Смеясь и задыхаясь блудодеи приостановились – теперь Ворона оседлала колени партнера, вкрадчиво раскачивались. Оба чувствовали как шатается хлипкая лавка.
– К вам? – прошептала Ворона, покусывая ухо любовника. – Нет ведь там никого?
– Тоже чувствуете? – Игорь сейчас сильно ненавидел дурацкую скамью, мешающую удовольствию полноценно жить. – Пуста берложка. Идем?
– Естественно. Я, сударь, эстетства хочу.
И снова третий этаж, квартира, еще полузнакомая, не коммунальная. Игорь толкнул запертую дверь, вошли. Пока керст из соображений сомнительной тактичности запирал входную дверь на массивный крюк, дабы неурочно вернувшихся хозяев удар не хватил, Ворона сорвала с вешалки пальто, швырнула на венский стул и неприлично села. Игорь опустился перед ней – такой высокомерной, строго-темной, словно сосланная в монастырь баронесса – подождал, пока раскроет портсигар и возьмет папиросу, поднес огонь зажигалки. В полутьме прихожей огонь играл на чертах узкого лица, делая их то неподвижно-черными, то девичьи-нежными, трепетными.
Дохнула струей дыма:
– Долго даме ждать?
Керст медленно сжал тонкую лодыжку, скользнул по ноге вверх и медленно приложился к губами к тонкому ажуру чулка – в последние смены Ворона слегка меняла имидж – белье оставалось черным, но прослеживались веянья следующего века, с лайкрой, латексом и прочими новшествами…
До постели так и не дошли – подруга иной раз брезговала несвежими постелями, предпочитая развратничать на груде верхней одежды. Чем пальто, пиджаки и почти новенькая котиковая шуба лучше перин-одеял, оставалось не совсем ясно, но было хорошо. Накидали окурков, выпили бутылку найденного шартреза. Плевать – Игорю было как-то недосуг выяснять, кто нынче занимает квартиру, семейство нынешних жильцов казалось отчетливо неприятным. Понаехали тут, живут как у себя дома, пахнут воровством, злобой и тайными мечтами об эмиграции. Сгинут скоро…
– Пойдемте отсюда, Игорь, – поморщилась полубогиня, стряхивая пепел в дорогой уродливый хозяйский ботик. – Гнусные людишки здесь нынче. И домработница у них неряха.
– Съедут скоро, – заверил керст, поднимая свой камуфляж и кобуру.
Ворона томно глянула на пистолет – суицидальные игры с «третьим» участником ее необыкновенно возбуждали.
– Понимаю, что я далеко не полностью удовлетворяю вашим взыскательным вкусам, но забавы с оружием разумнее дозировать, – напомнил Игорь. – Приестся, что будем делать?
– Снесем мне голову. Надеюсь, вы не пожалеете пачку пуль. Без вас и настоящей ебли мне станет окончательно невыносимо и бессмысленно, – тихо призналась Ворона.
Они смотрели на «Нэту» – так нарекли неизвестный пистолет. В кассете-обойме имелось тридцать шесть зарядов, мощных, не совсем понятного, видимо, разрывного принципа действия. Режим стрельбы автоматический – нажатие на спуск означает непрерывный, хотя и невысокого темпа огонь. Для пробы стреляли по баклагам с водой – бутыли разносило в клочья, даже горлышко с пробкой не всегда отыщешь. Отличный инструмент для самогубства эта «Нэта».
– Слушайте, моя милая и ненасытная Ворона, – с некоторой официальностью начал Игорь. – Я сделаю все, что захотите. Если действительно захотите. Но вот потом… Пожалуй, я тоже спасую. Под Вами, на Вас и в Вас я чувствую себя необычайно бодро и живо. Что Вам отлично известно. Потому предлагаю избегать разговоров об уходе до того момента, когда иных тем у нас не останется в принципе. Вы дама свободная, а я некоторым, откровенно говоря, идиотским способом, мобилизован на службу. Что случилось, то случилось, упоминаю об этом исключительно с целью напомнить, что мой уход будет считаться дезертирством. Что, в общем-то, соответствует положению дел.
– Вы, Игорь, бываете невыносимо тупы! – объявила подруга. – Непосредственно сейчас я желала убедиться, что револьвер у моего виска, во рту и вообще во мне, есть близость истинной смерти и повод хорошо обкончаться. Об остальном у меня сейчас не ни малейшего настроения размышлять. Трудно утешить даму?
– Какие тут утешения? Я пытаюсь Вам объяснить, что сохраняется доля случайности и мужского безумия. Вы меня слишком заводите, палец может дрогнуть. В общем, я не готов поручиться, что игра останется игрой. Я вообще любовник неопытный.
– Иное дело, – полубогиня усмехнулась. – Именно так и нужно успокаивать женщин. Любовник Вы действительно неопытный, но не лишены интуиции.
– А чего неопытный-то? Вот чего? Опыт – дело наживное, – забубнил Игорь с интонациями начоперота. – Мне еще лет сорок практики, и догоню я вас, Вера-Ника, вот зуб даю, догоню, брови их колесиком…
Она улыбнулась по-настоящему:
– Жду и надеюсь. Только Верой-Никой не смейте меня называть. Срань, а не имя. Сразу вспоминаю что неживая. У Вас в блядях птица-Ворона.
– Виноват, госпожа Ворона, – керст сжал ладонями черную блестящую голову девушки. – Только тогда и термин «блядь» уберем. Как не соответствующий современному словарному запасу и мало-литературный. Впрочем, в отдельные моменты запредельного блядства…
– Согласна! – она изо всех силы пыталась растрепать себя, вертя головой в грубоватых лапах любовника. – И как прикажите мне именоваться?
– Придумаем что-нибудь. Спешить не нужно…
Шли переулком, решали, где гулящей птице нынче ночевать. Дом-на-Набережной еще только начал строиться, в принципе Ворона в котловане чувствовала себя достаточно уютно, с другой стороны там было мокровато и скучно.
– Не хочу надоедать, Игорь. Да и служба у вас.
– Послушайте, а если я поговорю с Ванькой, да проведем Вас приказом как вольнонаемную служащую? Например, консультантом, ведь по сути это так и есть… – Игорь вздрогнул.
– Что⁈ – Ворону мгновенно наполнил нахлынувший тревожный чугун, кажется даже мостовая дрогнула.
– Что-то на Посту. Не тревога, но…
– Мне уходить?
– Постой, только что говорили об этом…
Игорь сорвался на «ты», которое в общении с Верой-Никой практически не употреблял. Тревога переполняла керста – вот именно об этом говорил начоперот – «почувствуешь, не ошибешься». Вверенный пост требует присутствия.
До Дома оставалось рукой подать. Перескочили между грузовыми подводами Якиманку. Перед дверьми «Межкниги» уже торчал товарищ Вано, издали успокаивающе замахал телеграфной лентой:
– Спокойно, товарищи, без паники. Задача поставлена ответственная, но без полундры. Слушай, птица, черная-вещая, ты когда психуешь, сколько в весе прибавляешь? Прямо танк какой-то движется, пятками чую.
– Чего там стряслось? – Игорь отобрал ленту.
«срочно тчк по оперативной информации сегодня с часу ночи до пяти утра вашем районе предполагается появление преступника известного как кольцевой маньяк тчк перегоны добрыненская зпт октябрьская зпт парк культуры тчк примите меры задержанию и упорядочиванию тчк»
– Суть понятна. О Кольцевом маньяке мы кое-что слыхали, – Игорь принялся складывать ленту. – Что такое в этом контексте «упорядочивание», а, товарищ начальник?
– Так понятно что – к стенке и пломбу в затылок. Не хватало нам еще с маньяками цацкаться! – возмутился начоперот.
– Но он же вроде бы не смертельный маньяк. Нападал, пугал, но без мокрухи. Чего хотел не ясно.
– А чего они все хотят⁈ Изнасиловать и надругаться! – Вано глянул на хозиспектора и девушку. – Вы что, на себя его примеряете? Вы это бросьте! Вы, конечно, тоже маньяки, но добровольные. В смысле, обоюдодовольные. А это дикий неопределенный маньяк, уже десятки людей до смерти перепугал. Сейчас соберем оперативную информацию и выйдем в рейд. Ворона, ты на хозяйстве, или нас до метро проводишь?
– Ваня, я в метро вообще не была. Оно от меня далеко, да я и боялась туда доходить, – неожиданно жалобно призналась чугунная красавица.
– Боялась она… гм… Слушай, Игорь, может возьмем гражданку? Операция не боевая, патрульная. Да и вряд ли нам этот хитрожопый безобразник попадется. Только если вы оба пообещаете обойтись без этого… сексуального самоутверждения. У нас все-таки служба, да и вообще метро – памятник архитектуры. Давайте-ка без блядства!
– Лично я готов принять служебный целибат как минимум до «пяти утра тчк», – заверил хозинспектор.
– Господа, а я вообще метро выдержу? – пролепетала неожиданно бледнея Ворона.
– Стыдно! Какие могут быть предрассудки⁈ Ты москвичка или кто⁈ – устыдил полубогиню прогрессивный начоперот.
Выступили уже порядком за полночь – «Кольцевая» многолюдна, там народ до упора мельтешит, что мешает, как злодеяниям маньяков, так и охоте на оных.
Керсты и Ворона шагали к метро, обдумывая предстоящую операцию. Ночь выдалась летняя, душноватая, поредевший поток машин оставлял завесу сладковатого смога, мимо проносились безумные мотоциклисты, хотя и в умеренном количестве – смена выдалась, видимо, 90-х годов, когда благосостояние народа еще не позволяло массово обзаводиться двухколесной пафосной дрянью производства БМВ и Хонды.
Вано взглянул на свой командирский хронометр:
– На последний поезд мы вполне успеваем, но шарахаться по трем станциям бессмысленно. «Октябрьская» посередине, выйдет к ней маньяк, никуда не денется. Садимся в засаду по обоим путям и спокойно ждем. Я на внешней линии, ты на внутренней. Товарищ Ворона в резерве, осматривает красоты метрополитена, не нервничает, ведет себя тихо.
– Я вроде так и предлагал, – напомнил хозинспектор. – Кому какую платформу брать, без разницы.
– Как это без разницы⁈ Внешний радиус кольца шире, следовательно, перспективнее в отношении выхода преступников. Потому я тот путь и беру. А в остальном еще раз отшлифовать детали не помешает. Вот Вера-Ника распсихуется и начнет там по станции громыхать.
– Я совершенно спокойна, – злобно сообщила девушка.
– Вот и продолжай в том же духе. Интересно, какой нынче все-таки год? В боевом отношении нам все равно, но хотелось бы ясности. Приговор или иное упорядочивание криминального элемента требует правильного оформления, – возвестил начоперот, обычно не испытывающий тяги к бюрократии и делопроизводству.
Около метро светились десятки палаток, валялся мусор, и газеты, вокруг сидели и блуждали панки, бомжи и иные ночные жители. Судя по изобилию пивных бутылок старого образца и жестянкам водочных банок – начало девяностых годов, время ваучеров, незамутненной любви к западной демократии, гумпомощи и прочего триппера.
Ворона брезгливо косилась на сборище пахучих бухих людей – на ее острове такого не случалось даже в эти, условно-цивилизованные, времена. Кстати, Игорь уже замечал – бомжи воняют уникально. Нет, и в былые века бродячий люд не благоухал «кельнской водой», но те ароматы воспринимались как-то естественно. Странная историческая-обонятельная загадка, однако.
– Ничего, они только здесь скучились, изнутри уж всех повыгоняли, – утешил подчиненных начоперот.
Створки высоких дверей входа в метро были закрыты.
– Куда претесь? До утра уж теперь ждем, – доброжелательно просипела юная девчонка, устроившаяся с банкой джин-тоника под самыми дверями.
– Сдвинься-ка, гражданочка, – официальным тоном потребовал Вано.
Девица, ерзая задом в грязных джинсах и позвякивая сотней английских булавок, густо продетых в портки и куртку, освободила проход. Начоперот толкнул дверь, послушно лязгнул замок…
После удушливой улицы, словно в иной мир попали. Ворона смотрела на купол белого потолка, на котором взмахнули руками и трубами победные девушки-горнистки в военной форме.
– Снаружи временные трудности, а здесь еще ничего, – сумрачный начоперот проверил заперлась ли дверь.
Вестибюль был пуст и полутемен. Царила торжественная тишина, лишь изредка из подземных глубин доносился отдаленный рокот, оттуда дышало прохладой и неповторимыми метро-запахами.
– Задолбаемся мы по эскалатору спускаться, – пробормотал Игорь, осознавший как давно он не бывал в метро.
– Ничего, для тренировки полезно, – утешил Вано и двинулся к закрытым турникетам.
Охотники перебрались через преграду – длинноногая Ворона тоже не сплоховала. И тут начал включаться свет под потолком. Потом гостеприимно заурчал один из эскалаторов.
– Это как? Почему? – пролепетала полубогиня, глядя в длиннющий наклонный туннель и движущиеся в неизвестность ступеньки.
– Мы же не просто так шляемся, а на службе. Следовательно, оказывают нам определенную помощь и поддержку, – снисходительно объяснил начоперот. – Хотя случается и наоборот, скрывать не будем…
Игорь предложил руку девушке:
– Вступайте на ленту и сразу беритесь за поручень.
Ворона явно нервничала – рука уже словно центнером чугуна налилась.
– Смелее, товарищ туристка! – гаркнул Вано, уже уезжающий вниз. – Тут у нас никакого ведмовства, строго научно-технический прогресс.
Гостья сжала зубы и ступила на ленту. Игорь помог устоять, но вцепилась Вера-Ника в поручень так, что того и гляди резину порвет.
– Ладно-ладно, не нервничай, – осознал чем может кончиться дело, геройский комсомолец. – Почти все вот этак в первый раз мнутся. По-доброму посмеиваюсь, товарищ Вера-Ника.
– Не называй меня так, – сквозь зубы потребовала девушка.
– Отчего? – удивился Вано. – Хорошие имена, хотя и частично буржуазные. Но Ника – это ведь победа! Пусть ты и из отдаленных Самофракийских кровей, но все равно душой наша, вот тем самым горнисткам родственница.
– Где они, а где я? – с тоской прошептала Ворона, не отрывая преисполненного ужаса взгляда от полутемной арки далеко внизу – там, за эскалаторами сгущалась полутьма, неясно мерцал мрамор, клубились тени.
– Это не ад, – прошептал Игорь, обнимая подругу – под жакетом и платьем она была тверда, холодна, словно стопроцентно чугунная. Подобной керст ее еще не ощущал. – Перестаньте, птица. Там хорошо. Просторно, гуляют сквозняки, качают люстры. Здесь днем сотни тысяч очень живых людей пробегают. Спешат, опаздывают, вниз-вверх спешат, ругаются, цветы дарят, свидания назначают. Прямо не пропихнешься. А сейчас наше время. Хотите, я вас внизу отъебу? Там лавки удобные.
– Хочу, – Ворона вновь начала дышать. – Но вы на службе. Я понимаю, пусть и блядь сугубо металлическая.
Ничего она уже не была металлическая. Разве что на треть. Если знаешь волшебное слово, девушку легко утешить.
Начоперот ехал впереди и делал вид, что не понимает о чем шепчутся.
Сошли с эскалатора благополучно. Впереди неспешно загорался свет – полубогиня зачарованно следила за поочередным воссиянием настенных светильников.
Зал «Октябрьской-Кольцевой» казался огромным – таким Игорь его не помнил. Может, смена такая, а может настроение и отсутствие живых людей. Издалека доносились неясные звуки: звяканье, скрежет и стук колес, но сама станция пустовала. Такой она сегодня и останется. Пилоны серого мрамора, серо-красный пол, широкие скамьи из камня и старого дерева (действительно удобные).
– А там? – спросила Ворона, глядя на апсиду в дальнем торце станции. – Ворота в рай?
Ворота там действительно были: за створками высокой решетки – легкой, изящно-ампирной, царил предрассветный мягкий, розово-голубой свет. Манящий выход в будущее – победное, коммунистическое, непременно просторное, счастливое, где «так вольно дышит человек». Наверняка просто тупик, маскирующий боковые технологические двери, но эта выдумка с цветными светильниками гениальна. Или не выдумка? Может и действительно… Мало ли в Москве засекреченных туннелей, ведущих к счастью. Откроют их в нужный момент…
И Игорь и Ворона глянули на начоперота.
– Чего вы смотрите? Я здесь причем? Какой еще рай⁈ – занервничал Вано. – Птица, ты сама взгляни – ну, какие могут быть суеверия и религиозные легенды, если над воротами советские символы? Звезды видишь?
Ворона оценила пару золоченых звезд над решеткой и нескрываемым сочувствием уточнила:
– Ты о чем сейчас говоришь? Что революционеров вообще никогда в рай не пустят? Но почему? Я многих ваших видела. Частью негодяи такие, что клеймо ставить некуда, частью обычные люди. Были и святые. Да ты и сам…
– Отставить разговорчики! – разъярился упрямый комсомолец. – Мы чего сюда пришли? Религиозную пропаганду разводить? Проверяем оружие и расходимся по местам.
Начоперот проконтролировал затвор своего маузера, Игорь проверил автомат – серьезные боевые действия сегодня не предполагались, но порядок есть порядок, в этом юный балбес абсолютно прав.
– Вот так-то, – буркнул Вано, пряча пистолет. – Значит, действуем согласно плана: тот, у кого клюнуло, придерживает подлюгу-маньяка, второй прибывает, совместно скручиваем голубчика. Чтобы, значит, без риска, а то пырнет заточкой и радуйтесь. Вороне на всякий случай нужно было тоже выдать какое-то спецсредство. Хотя бы гвоздодер. Вон, Игореха большой спец по данному оружию, проинструктировал бы.
– Мне? Гвоздодер? – распахнула черные матовые глаза Вера-Ника.
Вано глянул на ее хрупкие аристократические руки:
– Гм, да, забыл, что ты сама сущая ходячая пешня. Не обижайся. С тех пор как вы с этим гражданинам в непрерывных близких отношениях, тебя от живой отличить сложно. С одной стороны это хорошо, с другой… Короче, именно поэтому ты с ним не пойдешь, поскольку то получится не засада, а как у вас обычно. Выбирай: со мной, или погуляй здесь, изразцами и прочим полюбуйся. Как?
– Погуляю, – сказала Ворона.
Игорь чувствовал, что ее страх перед склепом туннеля и глубиной уже прошел, да и удаленность от Дома уже не так мучила. Зато нарастал восторг перед подземным дворцом, таким чудесным, ни на что не похожим.
– Ну и ладно, – начоперот сдвинул полевую сумку на задницу, одернул футболку. – Приступаем…
Игорь сидел на скамье, держал на коленях автомат и слушал дыхание метро. Со стороны «Парка культуры» доносился настойчивый звон, должно быть, там что-то чинили. Порой туннель вздыхал летним теплом, доносился стук колес – видимо, с «радиальной» ветки. А здесь, на «Октябрьской», было тихо – изредка слышались осторожные шаги Вороны – девушка, легкая, совершенно живая, разглядывала факела-светильники и знамена, впрочем, не решаясь приближаться к «райским» вратам. На противоположной платформе затаился начоперот – тот не спускал зоркого взгляда с туннеля к «Добрыненской» и боролся с желанием закурить.
Табло отсчитывало минуты-секунды – уже третий час ночи. За минувшее время лишь раз прокатила ремонтная летучка – рабочие в вагоне на платформу и не глянули – о чем-то бурно спорили. На «Парке культуре» ремонт увял – теперь оттуда сквозило теплом и умиротворенностью. И Ворона была сейчас так же спокойна и отчетливо грустна: рассматривала барельефы героев войны и гадала над пустыми табличками под ними. «наверное, чтобы всех помнили» – подумал Игорь. Девушка осознала и согласилась – нет, мысли читать засмертие не учит, но общее понимание идеи и настроения присутствует.
Игорь представил что бы сказала Вика, если бы узнала что он сидит вот так, с автоматом, совсем недалеко, ждет какого-то сомнительного маньяка… Нет, ничего она такого узнает, поскольку вообще не помнит о человеке пограничного статуса и звания. И это правильно.
Сотоварищи от ностальгических настроений керста тактично отодвинулись: Вано размышлял о методах допроса маньяка, ежели тот все же попадется, Вера-Ника заставляла себя оценивать воинские прически барельефов.
И тут к платформе подошел поезд. Тому, что в кабине никого нет, Игорь не удивился – еще на подходе, в свисте и стуке колес угадалось что-то неестественное, слишком отчетливое, без полутонов. Поезд-призрак, вполне логично его тут встретить.
Стукнули, распахиваясь, двери, но в нарушение традиции бормотания динамиков «осторожно, двери закрываются! следующая станция…» не послышалось. И то правда: кому объявлять? Керстам никуда ехать не нужно, а живых пассажиров нет.
Почему нет? Вот же – вывалился с чемоданом из вагона, заозирался…
