Текст книги "Десанты"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

– Что-то мне эта манера вождения давешние времена напоминает, – сказал Женька, стараясь не прикусить язык.

– Да, подсунули двух доходяг, – согласился Коваленко. – Колымага хоть как-то катится, а боец, руль отпустит и того... явный дистрофик. Я все понимаю, блокада, да и вообще. Но нам бы ловкий парень на подхвате не помешал.

Следственная группа катила по проселку, полуторка дребезжала, груда лапника в разбитом кузове навивала неприятные ассоциации.

– Ничего, – бодро сказал Коваленко, пристраивая между колен норовящий выскользнуть "Суоми", – нам бы с местом угадать, а дальше дело техники.

Машина остановилась на пригорке, из кабины высунулся Попутный:

– Товарищи офицеры – наблюдаем акваторию. Излагаем ценные мысли, догадки и версии.

По правде говоря, акваторию видно было плохо: сосны заслоняли, да и берег был крутоват. Соседнее озерцо лишь угадывалось. А было еще и третье – цепочкой здесь озера лежали. Кандидатуру самого восточного, большого водоема отмели еще на этапе предварительного расследования. Там десятого июня работали саперы, да и артиллеристы рядом стояли – яснее бы о происшествии донесли. А сейчас приходилось основываться на единственном смутном свидетельстве. Вернее, двух, дополнявших друг друга: донесение о сбитом самолете и о самолете в озере.

Сначала двигались по дороге – несчастная полуторка глохла, стоило остановиться. Вооруженные биноклем Попутный с Коваленко разглядывали озеро в просветах между деревьями, Женька без особой надежды проверял возможные спуски с дороги, потом помогал водиле воскресить "кривым стартером" двигатель. Молчаливый младший сержант был неуклюж, то и дело утирал пот пилоткой. Видать и, правда, дистрофик.

– Нет, это тыр-пыр нас к сути не продвинет, – сказал Попутный, опуская на грудь бинокль. – Прогуляемся-ка мы ножками. Лес, цветочки, земляничка. Водица чистейшая, уклеички-окуньки, жабки-царевны всякие, – майор глянул на обессилено присевшего на подножку водителя. – Вот что, товарищ Земляков, ты здесь побудь. С машиной. Бдительность не теряйте. Кругом финики недобитые бродят, того и гляди... Только с нашими их не перепутайте.

– Так точно, товарищ майор.

Начальство спустилось с дороги и исчезло среди сосен. Женька покосился на водителя:

– Давай, товарищ сержант, пока техникой займемся. Запустил ты машину, чего уж там...

– Трофейная, – уныло оправдался худосочный доходяга.

Женька возился в кузове, утаптывая ветки наваленного как попало лапника. Под хвоей чавкало: то ли гудрон какой-то, то ли вакса жидкая. Вот же достался транспорт. Младший сержант возился в кабине – там звякало. Должно быть, осколки лобового стекла убирает – и то сказать, торчат как гадючьи зубы.

Женька обтер найденный в кузове топор, сходил к опушке, загубил несколько веток. Настелил у заднего борта – поприличнее, хотя на катафалк все равно похоже.

Водила сидел, опершись лбом о рулевое колесо.

– Эй, ты не рановато "на массу" давить собрался?

– Не сплю. Это я так – младший сержант поднял голову – морда действительно не сонная, но взгляд смутный.

Женьке стало стыдно – мог бы и сам допереть. У парня товарища убило, да видать и под огнем в первый раз побывать довелось – вон, ни одной медали, неуклюжий как валенок.

– Тебя как звать-то, сержант?

– Алексей Трофимов, товарищ лейтенант.

Женька поправил очки и пробурчал:

– Вот что, Алексей, давай-ка отдохни, пока время есть. Видать, ночью намотался. Ты жрал-то сегодня?

– Не хочется, товарищ лейтенант. Мне бы полежать полчасика.

– Давай, вались. Автомат мне давай, покараулю.

– Вы оружие, пожалуйста, проверьте. Степана автомат, я не успел...

– Вались-вались, разберемся...

Сержант вскарабкался в кузов и вроде как дышать перестал.

Женька проверил диск покарябанного ППШ – почистить бы не мешало, запущен ствол, да какие претензии к покойнику?

На опушке щебетали птицы, на западе погромыхивало, но без утреннего запала. Высоко в небе проплыли возвращающиеся с бомбежки бомбардировщики с прикрытием "яков". Пригревало солнце. Женька грыз травинку, вспоминал Крым. Там, кстати, трава посуше была. И вообще все по-другому было. Работали напряженно. Дело делали. Сложное, полезное дело. А ведь кончено с планами Отдела. Варварина нет, да и в "Кашке" о чем-то ином уже думают. Переводчикам знать детали не положено, но интуицию-то никто не отменял...

Коваленко вынырнул из кустов бесшумно, но Женька что-то вроде того и ждал – приподнялся на коленях с автоматом наперевес. Старший лейтенант одобрительно кивнул:

– Бдишь? Поехали. Нащупали мы вроде местечко рыбное.

Женька закину ППШ за спину:

– Поехали. Слушай, может ты за руль? Водила-то наш совсем никакой.

– Да легко. Всю жизнь поучаствовать в параде ретромобилей мечтал.

Женька крутанул ручку. Со второго раза завелась. Из кузова показалась голова стриженная «под ноль»:

– Товарищ, лейтенант...

– Да отдыхай. Тут рядом, – отозвался из кабины Коваленко.

Младший сержант поспешно свалился на землю, оправил съезжающую кобуру:

– Так с норовом машина. Да и не положено вам...

Коваленко ухмыльнулся:

– Залазь, консультировать будешь.

Ползли лесом, по едва заметной колее. Женька качался, цепляясь за кабину – по лицу норовили хлестнуть ветви. Автомат сам собой сдвинулся на грудь – бахнут из чащи, мишень-то завидная.

Попутный сидел на валуне, мечтательно улыбался голубой линзе озера – вид, действительно, открывался открыточный. Песчаный обрыв со змеями-корнями, роскошные сосны, водяная гладь отражает легкие летние облака.

– Косвенные признаки имеются, – сказал Попутный, – показывая на радужные пятна, плавающие по воде. – Правда, они, косвенные, нам ни ухом, ни рылом. Лично я вообще не понимаю, как можно в эту лужу свалиться, не задев деревьев. Прямо какое-то геройское Му-Му за штурвалом сидело.

– Обследуем, установим, – решительно заверил Коваленко. – Это, в конце концов, не Финский залив. Хотя глубины убедительные.

Для начала перекусили. Лопух водитель не знал, что у него в "сидоре" – оказалось, буханка хлеба, шматочек сала, да жутко помятая банка сгущенки. Ну, у следственной группы было побогаче. Товарищи офицеры закусывали, с азартом поглядывая на озеро.

– Солнце сегодня хорошее, что тот рентген, – сказал Коваленко, вытирая ложку. – Вон там берег повыше, глядишь, и высмотрим что.

– Да, прогуляемся. Евгений, ты с нами. Четырехглазая оптика – самое то, – кивал Попутный. – Только чуть позже. Валер, кусты-то за машиной...

– Понял, – продолжая улыбаться, кивнул Коваленко. – Жека, – к откосу. Разом, понял?

– Да.

– Ну и... – майор первым кувыркнулся к песчаному обрыву.

Следом покатился, вскидывая "Суоми" старший лейтенант. Женька ухватил за шиворот ничего не понявшего водилу, дернул за собой – свалились за срез обрыва, корень ударил в плечо, над головой просвистела короткая автоматная очередь...

– Бросай оружие! Руки вверх! – сипловатым голосом закричали из кустов.

Женька утвердился на четвереньках, перебросил на грудь автомат. Побаливало колено, задетое неуклюжим сапогом шофера – тощий увалень Трофимов ошеломленно моргал – вырвавшийся из рук бутерброд прилип к гимнастерке на чахлой сержантской груди.

– Не шевелиться! – продолжали надрываться кусты.

Следственная группа под прикрытием обрыва ощетинилась стволами. Даже младший сержант что-то сообразил и выцарапал из кобуры наган.

– Приказываю положить оружие! – приказали невидимые кусты и закашлялись.

– Простите, а с какой, собственно, стати? – обиженно поинтересовался Попутный. – Вы финны, что ли?

– Здесь вопросы мы задаем! – не очень убедительно отрезали кусты, довольно молодым, но, то ли пропитым, то ли простуженным голосом.

Коваленко с автоматом полз вдоль обрыва в одну сторону, Женька с ППШ в другую. Следовало обойти упрямого противника. За Женькой неуклюже полз и водитель.

– А вы вообще кто? – продолжил дипломатические переговоры Попутный, протирая рукавом свой парабеллум.

– СМЕРШ! Приказываю немедленно бросить оружие!

– Да что ж мы вездесущие такие? – удивился майор, делая знак Коваленко. – Эй, представились бы для порядка...

Вспрыгнуть на обрыв Коваленко не успел – стукнул одиночный выстрел и из-за деревьев правее рявкнули:

– Куды?! Товарищу полковнику, вражины расползаются. Та разрешите гранатами глушануть?

– В случае сопротивления, – сурово откликнулся "полковник" – судя по голосу, до больших звездочек ему было еще служить и служить.

– Пальба по кому попало – есть поступок несовместимый с выдержкой и хладнокровием профессионального контрразведчика, – сообщил Попутный, делая знак своим, чтобы не высовывались.

– Отож, – согласился неведомый автоматчик. – Вы, товарищи охвицеры, ложте оружье, та будем разбираться. СМИРШ шутковать не любит.

Что-то в этой ситуации было знакомым. Голос уж точно запоминающийся. Похоже, странных "смиршевцев" было только двое. И откуда такие наглые берутся? Женька посмотрел на сержанта-водителя – тот сжимал наган и спешно дожевывал невезучий бутерброд. Это правильно, калории не должны пропадать. Тогда вот тоже завтрак пропал...

Женька спешно пополз к Попутному. Прошептал:

– Кажется, я одного знаю. В Приморской армии встречались.

– Что, действительно СМЕРШ? – поднял бровку майор. – Ну, пообщайся.

С откоса правее заорал Коваленко:

– А ты куда, ёшкин кот, сам намылился? Думаешь, "лимонка" не достанет? Замри, говорю, хрен балтийский!

– Та мне твоя "лимонка" в жопу встряла... – оскорбились в деревьях.

– Эй, вы швыряться погодите, – крикнул Женька. – Слушай, ты случайно не красноармейцем Торчком будешь? Тем, что Павло Захарович?

– Ефрейтор я, – после паузы отозвались из-за дерева. – А що, видеться доводилось?

– Херсонес помнишь? Аэродром, фрицев тьма. Допрашивать их замучились.

– Так то товарищ переводчику? А эт, вторая сержант?

– Не, её нету. В Москве осталась. Ты с Варвариным прилетал или как?

– То секретно.

– Понял. Я встану. С удостоверением. Не бабахните?

– Так если удостоверение узрим...

Торчок был всё тем же – низкоросло-кривоватым-узловатым. Даже щетина та же. Но на погонах красовалась ефрейторская лычка, да и вооружен был гармонично – ухватистым, по росту ППС. Церемонно показали друг другу удостоверения, церемонно пожали друг другу руки.

– Жив, значит, – одобрительно кивнул Торчок. – А подполковник-то наш...

– Знаю, на могиле мы были.

Торчок глянул на поднявшихся за кромкой обрыва офицеров:

– По одному делу, выходит, работаем.

Женька смотрел на напарника ефрейтора – по всему получалось, что вовсе и напарница. И юбка, и косы дурацкие, в хвойных иголках. Старшинские погоны. Лет около тридцати – некрасивая, лицо опухшее, одутловатое. Видимо, нездорова, да еще комарье. В руке наган, в кобуру не прячет. Козырнула майору, потом свободной рукой открытое удостоверение предъявила – это грамотно, дистанцию сохраняет: и прочесть можно, и документ не выхватишь. Собственно, выхватывать никто и не будет – видно, что стукнет из револьвера не задумываясь. Вон, даже курок взведен.

– Что вы, товарищ Шведова, такую горячку порете? – укоризненно поинтересовался Попутный, демонстрируя собственное удостоверение. – Бьем своих, чтоб чужие боялись?

– По сведениям комендатуры района, здесь наших военнослужащих нет, – сипло сказала старшина и посмотрела на здоровяка Коваленко. – Извините, товарищ старший лейтенант, могу я на ваши документы взглянуть?

Коваленко молча показал удостоверение. Женька раскрыл свое – Шведова кинула короткий взгляд поверх 'корочек' то ли сличая лицо владельца, то ли удивляясь чему-то. Глаза у тетки были узкие, красноватые – точно чем-то болеет.

– Нас утром обстреляли. У соседнего озера.

Торчок показал продырявленную пилотку:

– Отож. Прямо в висок шло.

– Ну, что вы, товарищи хотите, ближний тыл фронта. Товарищ старшина, а вот разрешите поинтересоваться...

Шведова протянула листок с печатью:

– '...и по возможности установить обстоятельства гибели подполковника Варварина С.В.' Ага, полагаете, поиск в лесу посредством нагана и ефрейтора, это 'по возможности'? – осведомился майор.

– Да, – предельно лаконично сказала старшина.

До Женьки начало доходить.

Попутный вернул Шведовой командировочное предписания:

– Ну и что удалось установить? Мы, видите ли, здесь с весьма схожим заданием. Правда, с более широкими полномочиями.

– Самолет мы не нашли. Пока, – Шведова смотрела в землю. – К этому озеру вышли только утром. На соседних – никаких следов.

– Пушку мы нашли, – уточнил Торчок. – Чухна, сволочь, в воду успела спихнуть.

– Без брани, товарищ ефрейтор, – сказала старшина.

– Виноватый. В общем, надо зрить. Ежели ероплан булькнул, то тута он.

– Значит, так, товарищи коллеги, – Попутный заложил ладошки за ремень на животе. – Поступаете в мое распоряжение. Пока охраняете лагерь, а мы, как специалисты, занимаемся изучением водоема. Вечером подвезем вас до ночлега.

– Вечером уходить нельзя. Если самолет здесь, враг может попытаться ликвидировать следы, – просипела Шведова.

– Вы полагаете? – майор смотрел в лоб женщины, где к волосам нацеплялись сосновые иглы.

– Сами знаете, – сказала старшина.

* * *

– М-да, сюрпризец, однако, – сказал Попутный.

Следственная группа неспешно двигалась над песчаным обрывом, вглядываясь в воду.

– Я вообще не понял. Чего эта тетка с небритым гномом здесь шныряют? – пробубнил Коваленко. – Что, из Севастополя больше послать было некого?

– Может, и некого. Дело это не наше, и вникать нам незачем, – пробормотал Женька.

На него покосился майор:

– Вот сразу видно, что ты, Евгений, успел в приличной компании поработать. В отличии от. Женщина женщине, конечно, рознь, но что-то общее имеется. Но в чем ты ошибаешься, так это в том, что это не наше дело. Увы, истинной тактичности мы позволить себе никак не можем. Надо бы понять, что данный товарищ знает.

– Кто? Эта Шведова? А что она может знать и какое это имеет значение? – удивился Коваленко.

– Все мы люди, все мы человеки, – сообщил майор. – Следовательно, ничто человеческое нам не чуждо. Лично я покойного не осуждаю.

– Он мог и не знать, – заметил Женька. – Они, ну, не совсем...

– Не пара? Она двадцать пятого года рождения. Молодая, сознательная, образованная. И характер имеется. Очень даже пара. Была.

– Кто 'двадцать пятого'? – ужаснулся Коваленко. – Шведова? Да она...

– В бабушки тебе годиться? Верно. Но это не отменяет того факта, что на текущий момент ей девятнадцать лет, – сообщил Попутный.

– Валер, она тут по лесу бродила и ревела, – хмуро сказал Женька. – Товарищ майор, давайте их домой отправим? Заедут в Касимово, на могилу еще раз взглянут, сядут в самолет. Торчок ее в целости доставит, я его знаю.

– Хорошая идея. Правильная. Что уж там, замечательная идея, – пробормотал Попутный. – Только мы вроде как еще и работаем.

Женька сбился с шага. Если эта Шведова много знает, если остается без контроля Варварина, следовательно... Людей, столько знающих, оставлять без присмотра опрометчиво. Как наиболее простой и очевидный выход, напрашивается...

– Спокойно, Евгений, слишком торопишься, – сказал Попутный, поднося к глазам бинокль. – Счастливой юности это свойственно, но ты все-таки не забегай поперек бронепоезда. И давайте-ка пока на текущей задаче сосредоточимся.

Коваленко смотрел на них озадаченно. Ну, у морпехов свой склад мышления, скачков и прорывов не воспринимающий. Наверное, оттого что их укачивает регулярно.

Самолет углядел именно Коваленко – кроме особого склада ума, водоплавающие пехотинцы известны еще и орлиным зрением. Сам Женька ничего различить не мог: смутные тени в воде, – там глубина почти как в Марианской впадине. Вода, конечно, прозрачная, но метров до восьми только и видно.

– Очки надень, – обиделся Коваленко. – Вон же стабилизатор хвостовой курносится. Как можно не видеть?

– Спокойно, Валера, мы люди штабные, чаще в стакан заглядываем, чем в синь-глубь хрустальную, – успокаивал Попутный.

Пришлось залезть на сосну. В смысле, сам командир группы сказал, что 'молодым орлам однозначно доверяет', и изображать обезьяну не стал, а лейтенанты всмотрелись в озеро с высоты.

– Вижу, – сказал Женька, крепко обхватывая ствол. – Он носом вниз встрял.

– Ну!

– Слушай, а что он какой-то короткий?

– Разломился, наверное. Он же не здесь упал. Сесть, наверное, пытался, по поверхности глиссировал. А может, по дну кувыркался.

– Да ну.

– Что 'ну'? Видишь, пятен здесь нет. Вдоль берега есть, а здесь чисто. Наверное, бензобак при первом ударе лопнул и вытекло еще в движении.

– Странно.

– Согласен. Но мы самолет искали или что?

Попутный с автоматом на плече прогуливался под деревом. Задрал голову:

– Товарищи бабуино-служащие, вы там бананы надыбали али чё? Имеем хабар?

– Имеем, товарищ майор, – бабуино-служащие полезли вниз.

По пути к табору Попутный предупредил:

– За языками следим, товарищи офицеры. Женя, ты со своим гномом в лычках братайся в меру. Всё понимаю: Крым, тельняшки, о боях-пожарищах, друзьях-товарищах, но только с умом.

– Павло – человек строгих правил. Не болтлив.

– Это хорошо. Но я больше за даму беспокоюсь. Не верит она нам.

– Да чего мы такого-то? – изумился Коваленко.

– Мы – ничего. Она на нервах, интуитивно. А нервическая дама с наганом, это такая штуковина, братцы...

* * *

Спать Марине не хотелось. Эти дни в один сложились: бесконечный, бессмысленный, чувств абсолютно не осталось, одна отстраненность. Даже когда в мертвецкую входила, ничего не шевельнулось. Еще тогда, в Севастополе, в штабе, в грудь как свинца плеснули – застыла тяжесть мигом, холодная, мертвая. Так и надо, так легче ходить и говорить, легче делом заниматься.

А земля в Касимово серая, совсем на крымскую не похожая.

Из зарослей было видно, как чужие офицеры возятся на берегу. На наблюдательном посту в кустах Марина сидела уже с час. Когда машину перегнали, наверху в кусты загнали, ЭТИ уже ставили на песке вешки. С высокого откоса самолет они вроде бы разглядели, но иное дело до него в воде добраться. Старший лейтенант уже дважды плавал, нырять пробовал. Под водой сидел долго, но толку не было – глубоко, да и вода ледяная.

...Верить ИМ нельзя. Этот здоровенный старший лейтенант-ныряльщик вообще смотрел так, словно по-русски плохо понимает. Русоволосый, тренированный, плечи с буфет шириной, загар, словно с пляжа. Возможно, из обрусевших немцев. В разговоре что-то такое проскакивает. Чуждое. Не советское.

Настоящей контрразведчицей Шведова не была. В штате всего полгода, на должности санинструктора, без всякой спецподготовки. Сергей Вячеславович иногда об оперативной работе рассказывал. О деталях, о том, как на людей смотреть нужно, как слушать. Разговоров тех немного было, вот только помнила их Марина почти дословно.

...Снова щеки мокрые. Со слезами, сволочами такими, ничего поделать нельзя. И что плохо, даже не чувствуются. Марина вытерла глаза пилоткой.

Значит, старший лейтенант – чужак. Это почти наверняка. Возможно, свой чужак – из Коминтерна или долго в немецком тылу работал, но чужак. С майором непонятно. Говорит правильно, слушаешь – ничего не цепляет. Московские словечки проскальзывают. Манера обращаться начальственная, даже барственная, но это тоже понятно. Самоуверенный, невеликого ума, но явно с практическим опытом работы. Столичный, из вечно проверяющих, они такие. Одно толкнуло – в начале глянул как на молоко скисшее. Орать должен был, штрафбатом грозить, когда на землю гостей положили. А он вроде и журил, но как-то... Рад, что легко отделался? Что-то фальшивое определенно мелькнуло.

Лейтенант-очкарик. Торчок его знает лично, это бесспорно. Возможно, и Сергей Вячеславович именно о нем рассказывал. Тоже переводчик, тоже очкастый, с виду увалень и маменькин сынок. Хотя сейчас лейтенант Евгений (если верить документам), окуляры свои снял и близоруким не выглядит. Странно, что тоже с бревнышками ковыряется. С другой стороны, и майор работает. И отметины у него на брюшке явно пулевые. Майор-москвич с пулевыми? Или все-таки абвер, или как его там сейчас переименовали? Документы ерунда – с ходу хорошую 'липу' не расколет и профессионал, не то что старшина с крошечным опытом. Абвер или финны? У тех вроде много в разведке белогвардейцев и прочих предателей. Не складывается. Торчок этого Женечку признал без всяких колебаний, тут сомнений нет. Перевербовали? Маловероятно. И все равно...

Марина понимала, что делает глупости. Какая оперативная работа? Какой поиск? Кто поручал? Скажут, что спятила, из СМЕРШа определенно уберут. Может, и под трибунал сунут за дезертирство. Ну, дальше фронта не пошлют, а доживать до победы старшине Шведовой причин не имеется. Нет, в Касимове свои действия обосновала, только самоуправство пришьют, но не дезертирство. Торчок вообще ни при чем останется. Звание у Шведовой невысокое, не очень заслуженное, но тут сгодится для оправдания.

...Не мог Варварин погибнуть. То тело изломанное, от крови плохо отмытое, старый шрам на лбу – всё это случайность. Совпадение нелепое. Таких совпадений не бывает, но вот оно случилось. Жив он должен быть...

...Пилотка вновь терла мокрые щеки, Марина смаргивала. Здоровяк-дуролом опять плыл от берега, тащил за собой плотик корявый с бечевкой и камнем-якорем – шпионы глубину промерить собрались и 'буек' оставить. С берега командовал-направлял майор...

...Если ОНИ чужие, то могут самолет уничтожить, следы окончательно замести. В машине вполне взрывчатка может быть. Ну, Торчок там приглядится – у Павло глаз-ватерпас, это проверенно. Водитель у чужаков вообще странный – явно не в себе парень. Плохо у врага с кадрами.

...Чужаки. Уверенность окрепла, Марина понимала, что и самой себе ту убежденность объяснить не сможет. Может, они и не от немцев или финнов пришли. Москва, она тоже... разная. Но враги, и к гибели Сергея они отношение имеют.

...Назвала... Просто Сергеем назвала. Неужели это смерть так быстро всё стирает? Неизменно 'товарищ майор', потом 'товарищ подполковник'... И 'Сергей Вячеславович', даже когда...

...Кобура нагана на бок давила. Вчера оружие смазывала. Спуск отрегулирован, револьвер ухоженный, штучный. Сергей... Вячеславович сам выбрал, сам оружейникам носил. 'Щечки' поменяли, краску светящуюся на мушку нанесли. Любил он с оружием повозиться, да все времени не хватало...

...В глазах плыло, щеки, кажется, опять мокрые. Пальцы вздрагивали на теплой коже клапана кобуры. Можно и вмиг всё кончить. Легко станет. Да только не одобрил бы. И эти... в воду ведь тело столкнут, возиться не станут...

...Глубокую воду Марина Шведова ненавидела почти так же, как и немцев...

Что же делать? На хуторе наверняка наши, но задержать группу особистов с отличными документами, кто решиться? Скорее уж наоборот. Прибежала какая-то девка, старшина с чужого фронта, с подозрениями нелепыми. Даже Торчок не поймет...

...Движение сбоку от себя Марина уловила лишь краем глаза. Уткнулась носом в пилотку – осторожно шли двое с оружием, правее еще двое...

Серые застиранные гимнастерки, у ближайшего трехлинейка наперевес. Второй в каске какой-то странной, тоже с винтовкой. Финны?! К чужакам идут. Точно! Вот оно и сложилось: прикрывают ряженную диверсионную группу. Нет, крадутся ведь очень осторожно. Уже знают, что русские на диверсантов вышли?!

Марина потянула застежку кобуры, пальцы коснулись рукояти нагана. Семь патронов. Считать выстрелы нужно. И этих семеро... Павло Захарович уже не поможет. Только бы он сам сообразил к хутору уйти. Накроют диверсантов наши, обязательно накроют...

* * *

...– Да где там донырнуть? – Женька переступал на месте, – голую спину пригревало, а босые ноги на сыром песке стыли – тут вам не Крым, и даже не Москва-река. – Туда со скафандром опускаться нужно.

– Спокойно. У тебя глубины германских диалектов исследованы-изучены, а у Валеры свой профиль, водный. Разберется, – Попутный почесал пузико, по домашнему нависающее над синими военно-семейными трусами. – Нам, главное, место засечь. Что-то не внушает мне этот ероплан загадочный. И пятна на воде... Да, Женя, ты если что, то за камни и вдоль берега...

Последнее было сказано почти тем же тоном, но именно, что почти. Женька чуть заметно вздрогнул, не поворачивая головы, скосил глаза – никого не увидел, но был там, на песчаном подъеме кто-то...

– И еще двое у деревьев. Хм, что-то мы неустанно лажаемся, – Попутный улыбнулся, вытянул пухлую лапу в сторону озера, потыкал пальцем. – Ох, Валера, ай да бобер, ай да ихтиандр...

За спиной тихонько свистнули.

Женька обернулся: шагах в десяти стояли двое со вскинутыми винтовками. Солнце слепило – различил лишь сапоги, очень похожие на наши. А вот брюки иные...

...Куда лучше чем финнов Женька видел лицо начальника: круглая, простоватая физиономия Виктора Ивановича выражала глубочайшее изумление. Коленки майора подогнулись, он вдруг бухнулся на нагретый озерный песочек. Словно отгоняя дурной сон махнул на солнечные фигуры растопыренной пятерней – брысь, прочь поди, ох, причудиться же...

– Суюда подхооди, – негромко приказал один из сияющих силуэтов.

Виктор Иванович было приподнялся, вновь плюхнулся на колени, забормотал:

– Вы чего... Не надо. Только не стреляйте. Я – майор! Важный чин. Инженер. Вот видите... – он показал вздрагивающим пальцем на погон с майорской звездочкой. – Майор я, ферштейн? Меня стрелять никак нельзя...

До одежды, до оружия было всего два шага. 'Суоми' Коваленко аккуратно лежал на сапогах. Женькин ТТ темнел в предусмотрительно расстегнутой кобуре. Только эти два шага, ну никак...

– Товарищи! Камарады! – в голосе Попутного звучал искренний ужас. – Не убивайте. Я показания важные дам. У меня ж память... Я карту назубок. Всё скажу, всё...

Голопузый майор, задрав руки, мелкими шажками, на полусогнутых, приближался к финнам. Его ощутимо трясло – в какой-то момент Женька видел только волосатые руки начальника и его спину в неубедительном загаре. С опозданием понял – майор сектор стрельбы перекрывает, чтобы дурака-переводчика не завалили сдуру. Женька медленно начал поднимать руки...

...Попутный споткнулся, вновь плюхнулся на колени. Застонал, в отчаянии захлопал по песку ладонями:

– Ваша! Ваша землица! Да я всегда за добрососедские отношения выступал... ой, да я вообще не коммунист...

Ближний финн что-то негромко сказал товарищу. Что-то презрительное. Попутный пискнул, отмахнулся ладошкой:

– Только жить дайте...

Отчего финн пошатнулся и головой дернул, Женька не понял – камешек, вылетевший из пухлой майорской ладошки был крошечный – и воробья не убьешь. Но если в глаз – неприятно. Впрочем, финны, наверное и сами не поняли, что случилось – каучуковый колобок, в который превратилось с виду рыхловатое тело Попутного, в долю секунды оказался рядом, мимолетным толчком взбил вверх винтовочный ствол, подкосил второго стрелка – вместе покатились по песку – финн охнул...

...К автомату и вещам Женька не прыгнул – того и ждут, сам на пулю налетишь. Прыжок вбок, и сразу вперед, – солнце всё слепило, босые ноги, как назло, глубоко вязли в песке. Ошалевший финн сидел, криво держа винтовку – видать, когда плюхнулся, задел себя по чувствительному. Женька прыгнул 'рыбкой', лишь в последний момент различил щетинистое лицо, выпученные глаза под козырьком каски, левый глаз всё смаргивал, камешком-то задело...

...Обрушился на противника Земляков не сильно удачно, но и финн бестолковый лишь попытался винтовкой заслониться. Женька стиснул теплое ложе трехлинейки, с силой пихнул затвором прямо в морду гаду. Тот хекнул, уперся. Тупо пыхтеть, тщась удавить врага его же винтовкой Женька не собирался, тут же отпустил оружие, рванул каску врага...

...Хлопнул выстрел, но это переводчика Землякова не касалось – делом Женьки был этот финн тридцатилетний, ужаснувшийся тяжести на него навалившейся, и глаза его светлые, расширившиеся...

...Башку врагу Женька не оторвал – ремешок каски застегнут не был, слетела, увесистая, потертая. Ни кастрюля, ни чугунок – среднее что-то. Первый удар винтовку задел – лязгнуло, финн ахнул – нос его на бок смялся. Второй раз Женька каской уже точно врезал. Какой звук, когда череп под ударом покатого металла трескается? Да собственно, ничего особенного...

...Револьверный выстрел, еще выстрел... Размеренные, словно в тире... Потом затрещали автоматы... Выдирая из рук еще вздрагивающего финна винтовку, Женька видел как прытко скачет через корни, виляет между стволами сосен, скатываясь сверху, от машины, Торчок. Шпарит на ходу короткими... За ним, пошатываясь, брел водила, прислонился к сосне, вскинул ППШ...

...Что-то орал, благоразумно пригибаясь за телом финна, Попутный – в руках у майора был нож. Кто-то возился в кустах – Женька разглядел поднявшуюся на ноги Шведову – та двумя руками сжимала наган, целилась в сторону озера... Ага – мелькнула между прибрежных камней фигура в светлой гимнастерке – Женька вскинул было винтовку – финн словно нарочно застыл мишенью, отшатнулся от воды... Рядом возникла обнаженная фигура, перехватила винтовку – финна словно куклу развернуло, дернулся как-то странно в объятьях аполлона озерного, выронил оружие...

...– Валер, ну я ж говорю – нежнее! Ну что вы за люди такие неаккуратные? – Попутный печально махнул рукой и принялся вытирать трофейный нож о гимнастерку финна.

Покойники оказались обычными пехотинцами – на плечах темно-зеленые, с серой 'опушкой' погоны, вид обтрепанный, загнанный. Старшим был унтер-офицер – упитанный, похожий на Попутного, только чуть постарше годами. Его свалила Шведова из своего нагана. На ее счету был и долговязый тип со снайперской винтовкой – на прикладе насчитали восемь насечек. Била старшина финнов в спину, на выбор.

– Учитесь, – сказал Попутный. – Главное, не оружие, а умение его верно применить и толково выбрать позицию. А вы? Аврал, шум-треск, перерасход патронов. Командир группы, между прочим, вообще был вынужден на карачках ползать, что несомненно позорит честь и достоинство советского офицера.

– Та мы припозднилися, – оправдывался Торчок. – Оно ж и к нам притащилося. Чую, возятся – подкралася та скволыга, та Леху удушит. Я с кузова – раз...

– Что 'раз'? – оживился майор. – Так жива скволыга?

– Та не особо, – признался ефрейтор. – Мы ж зрим – палят у бережку. Оно нам потребно было живучего гада за спиною оставлять?

– Эх, вроде опытные люди, контрразведка, элита ума и дедукции, – вздохнул Попутный. – Ладно, глянем, что нам бумажки расскажут. А ты, брат, иди приляг, а то вовсе кровью изойдешь, – майор глянул на хлюпающего носом водителя – кровь уже закапала всё гимнастерку бедняги.

Документы финнов ситуации не прояснили – солдаты вроде бы были из восемнадцатой пехотной дивизии, потертые удостоверения выглядели подлинными. Видимо, финны оказались отрезаны от своих, пробирались в обход озера, и на 'купальщиков' наткнулись случайно. Ну и соблазнились офицерами толстопузыми.