Текст книги "Че Гевара. Последний романтик революции"

Автор книги: Юрий Гавриков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Два самых важных момента были в жизни Масео. Они определили его как человека и как военного гения. Первый проявился, когда вопреки всем соглашателям, всем потерявшим надежду и желавшим хоть какого-нибудь мира после 10 лет борьбы (когда расформировывается Освободительная армия и подписывается Санхонский пакт [392]392
  Подписан в февраля 1878 года в г. Санхон (Куба) по окончании Десятилетней войны кубинского народа против испанского колониального гнета.


[Закрыть]) Антонио Масео выступает с заявлением в Барагуа и один пытается продолжать войну в труднейших условиях. Его небольшая армия, сформированная по образцу армии государственной, имеющей свою территорию, парламент, президента, депутатов, министров, была независима от всех гражданских учреждений.

В 1878 году глубокий кризис в лагере патриотов усилился настолько, что окончательно покончил с единством командования и гражданской власти. И заявление в Барагуа было последней попыткой человека благородного духа продолжить борьбу, которой до этого он отдал 10 лет своей жизни. В данный момент эта попытка не дала результата, но она позволила поддержать саму идею. И все великие патриоты, одни на Кубе, другие, рассеянные по Карибам (острова в Карибском море. – Ю.Г.) и другим странам Америки, упрямо пытались вернуться на Кубу, чтобы дать ей свободу.

В 1895 году наконец наступает решающий момент. В ходе первых дискуссий была создана армия под командованием М. Гомеса. И тогда был подготовлен второй определяющий подвиг в жизни Масео – вторжение на Остров.

Прежде он собрал свои войска и усилил их кавалерией. Затем, прикрывая не слишком мощным огнем пехоты, постоянно маневрируя, сражаясь непрестанно, атакуя в большинстве случаев неожиданно, Антонио Масео прошел Остров от края до края и принес революционный огонь в провинции, прежде не поддержавшие его.

Чтобы достичь всего того, о чем мы сегодня говорим несколькими фразами, требовалась огромная организационная работа, огромная вера в победу и воля для борьбы, а также чрезвычайная способность руководить изо дня в день в течение многих лет борьбы в крайне тяжелых условиях, с постоянными потерями, когда раненые в случае пленения могли быть добиты испанцами. Причем испанские войска, обладавшие способностью маневра, соответствующей концу XIX века, т.е. позволяющей концентрировать большие группы войск, пытались постоянно окружать Масео и частенько преследовали его без передышки. К тому моменту, когда Масео оставляет Западную армию, пересекает засеку (протяженное искусственное заграждение из поваленных деревьев – Ю.Г.) и прибывает в район своей гибели, его основная задача была выполнена – пламя Революции уже полыхало на всей территории Кубы.

Но верно и то, что к этому времени испанские части уже научились воевать в условиях применения патриотами нового тактического приема – неожиданного нападения.

Смерть Масео практически положила конец существованию частей Западной армии как боевой силе. В основном остались подразделения в Лас-Вильяс под командованием Максимо Гомеса и войска в провинции Орьенте Каликсто Гарсии, взвалившие на себя главную тяжесть борьбы.

Затем последовал взрыв на «Мейне», пожаловали американцы, возникла поправка Платта (Кабальные обязательства, навязанные Кубе правительством США, отказавшимся прекратить оккупацию Острова до внесения в кубинскую конституцию определения принципов будущих кубино-американских отношений (принята в марте 1901 г. конгрессом США по предложению сенатора О. Платта).), началось 50-летнее лихолетье в нашей жизни, подготовка к новым битвам... Но мы дождались того момента, когда вновь потребовалось мачете Масео, когда это его оружие стало вновь обретать прежнее значение. Мы прошли самое тяжелое испытание, какое только может пройти какой-либо народ. Мы оказались перед угрозой атомного разрушения, мы видели, как враг готовит огромный ракетный потенциал, оружие уничтожения всех видов. Мы видели, как нацелено было это оружие на Кубу. Мы слышали угрозы врага и видели его самолеты, барражирующие в нашем небе.

И наш народ, достойный Масео, Марти и Максимо Гомеса, не дрогнул, даже не поколебался...

История всех великих исторических противостояний человечества может быть скупо выражена – не преувеличивая и не боясь впасть в крайний «шовинизм» – в этих моментах кубинской истории.

Наш народ превратился в единого Масео. Весь наш народ стремился занять передовую боевую позицию в ситуации, где повсюду линия фронта, где, может быть, и вообще нет никаких определенных «линий» и где нам предстояло ждать атаки с воздуха, моря, на суше, выполняя нашу роль авангарда социалистического лагеря в данный момент, в этом конкретном месте столкновения.

Поэтому его слова, столь любимые у нас, находят такой глубокий отзвук в сердцах кубинцев: «Кто посмеет захватить Кубу, пожнет лишь пыль земли, политую кровью, если не погибнет в борьбе». Таков был дух Масео и такой же дух у нашего народа.

Мы были достойны его в эти трудные моменты, которые только что миновали, в этом противостоянии, когда мы находились в двух шагах от атомной катастрофы.

Вот что мы можем сегодня продемонстрировать с гордостью себе и всему миру и повторить каждое высказывание Масео, героя, являющегося революционным примером борьбы за освобождение своей страны. Мы можем повторить его высказывания сегодня с той же пламенной верой, с той же верой в будущее человечества, в будущее всего благородного, что есть у людей: «Пока останется в Америке или в мире какая-либо обида или несправедливость, Кубинская революция не может остановиться, а должна идти вперед, воспринимая близко, как свои собственные, беды в этом угнетенном мире, где нам довелось пожить. Она должна ощущать, как собственные, страдания народов, которые, как и наш народ, поднимают знамя свободы».

И не только здесь, в Америке, где мы объединены столькими узами, но и в Африке, Азии – где угодно, если какой-нибудь восставший народ возьмется за оружие, даже за мачете, этот символ Масео или Максимо Гомеса, если национальные лидеры такого народа возвысят свой голос, – туда должен поспешить наш народ. Народ, подобно нашему прошедший испытания, не может остаться равнодушным к любой несправедливости в любом уголке мира; такой народ перестал бы быть к тому же народом Марти, если бы остался равнодушным к страданиям другого народа. Поэтому сегодня мы вновь обращаемся к мыслям наших героев, борцов славной войны, воспринимаем эти мысли как свои. И снова и снова повторяем их, ибо все это было не что иное, как этапы той же самой борьбы человечества с эксплуатацией. Все высказывания Антонио Масео, Марти или Гомеса применимы и к сегодняшнему дню, на этом этапе борьбы против империализма, потому что вся их жизнь, их дело и смерть были не что иное, как ступени на длинном пути освобождения народов.

По этому пути пошел народ Кубы. По пути жестокой, неустанной борьбы против колониального господства. По этому пути шагают многие народы мира, изо дня в день все больше поднимается рук с мачете в разных местах на различных континентах, чтобы заявить империализму, что есть сила народного единения, и нет ничего мощнее в мире, чем она. Такие народы, может быть, и остановит какое-либо временное поражение, временная слабость, но никогда и никто не сможет остановить народного движения.

И перед звериным высокомерием империализма, видя его стремление уничтожить все, что есть чистого в мире, встают люди, люди под водительством тех, кто поднимает знамена Марти, Масео и Гомеса.

Повсюду в мире, где реют эти знамена, именно туда должны мы обращать взоры и посылать наш привет.

В ответ на сегодняшние угрозы империализма, столь злобные как и вчера, империализма, скрытно готовящего очередную коварную атаку, мы будем использовать весь наш арсенал и мобилизуем всю нашу веру. Мы скажем в лицо нашим врагам – Родина или смерть! Мы победим!

ПРОТИВ БЮРОКРАТИЗМА (Статья опубликована в журнале «Cuba socialista», Habana, 1963 г.)

Наша революция по существу была результатом партизанского движения, которое началось вооруженной борьбой с тиранией и закончилось взятием власти. Первые шаги нашего революционного государства, равно как и весь примитивный период нашей управленческой деятельности, носили на себе заметный отпечаток основных элементов партизанской тактики как формы государственного администрирования. «Партизанщина» в различных административных и массовых организациях повторяла опыт вооруженной борьбы в горах Кубы...

Форма, в какой решались многие конкретные проблемы, зависела от личного усмотрения руководителей.

Распространившись на весь сложный аппарат общества, поля боя «административных геррилий» входили в столкновения между собой, что вело к постоянным трениям, к различному толкованию законов, порою изданию противоречащих им вариантов учреждениями, которые устанавливали свои собственные указания в форме декретов, игнорируя центральный аппарат управления. По прошествии года мы пришли к выводу о необходимости непременного изменения нашего стиля работы, снова взялись за организацию государственного аппарата самым рациональным образом, используя методы планирования, известные в братских социалистических странах.

В качестве контрмеры были созданы мощные бюрократические учреждения, характерные для начального периода строительства нашего социалистического государства, но крен был сделан настолько резкий, что многие учреждения, в том числе и Министерство промышленности (его возглавлял сам Че Гевара. – Ю.Г.), стали осуществлять политику оперативной централизации, которая слишком тормозила инициативу управленцев. Это усиление централизации объясняется нехваткой кадров среднего звена и анархическим духом предыдущего периода. Вместе с тем отсутствие адекватного контрольного аппарата затрудняло безошибочную и своевременную локализацию административных упущений, что и прикрывалось применением стиля «libreta» (на куб. жаргоне – «как Бог на душу положит». – Ю.Г.). При этом наиболее сознательные или наименее решительные кадры притормаживали свои импульсы, адаптируя их к медленному вращению административных «шестеренок», в то время как другие становились чемпионами самоуважения своих заслуг, не испытывая обязанности подчиняться кому-либо, что вынуждало вводить более строгие меры контроля, парализующие их деятельность. Так начинала страдать болезнью бюрократизма наша Революция.

Ясно, что бюрократизм не рождается с социалистическим обществом и не является его непременным атрибутом. Государственная бюрократия существовала в эпоху буржуазных режимов со своим шлейфом синекур и лакейства, так как под сенью бюджета процветало великое множество паразитов, составлявших «свиту» очередного политика. В капиталистическом обществе, где весь госаппарат поставлен на службу буржуазии, его важность как руководящего органа очень незаметна. И главное тут состоит в том, чтобы сделать его достаточно гибким для проникновения рвачей и достаточно непрозрачным, дабы запутать его действиями народ...

Если попытаться найти истоки роста бюрократизма в наше время, то необходимо к старым причинам добавить новые мотивации.

Одной из них является отсутствие внутреннего побуждения, то есть у человека нет интереса служить Государству. Другими словами, нет революционной сознательности...

В этом случае человек или группа лиц ищут убежища в бюрократизме, плодят бумаги, уходят от ответственности, сооружая письменную защиту, чтобы процветать и дальше или защититься от безответственности других.

Другая причина – в отсутствии организованности. Усвоив метод разрушения, «партизанщина», не имея достаточного административного опыта созидания, создает тупиковую ситуацию, узкие места, которые без надобности тормозят прохождение информации с мест, указания и распоряжения центрального аппарата. Порою те и другие идут по ошибочному пути...

Бюрократизм – это важный инструмент для чиновника, который хочет любой ценой решить свои проблемы. Часто можно наблюдать, как большинство чиновников при этом избирает путь запроса еще большего персонала для реализации задачи, легкое решение которой лишь требует немного логики.

В целях здоровой самокритики признаем, что мы никогда не должны забывать, что революционное руководство в экономической области является ответственным за большинство бюрократических зол...

Центральный аппарат Хунты планирования (Госплан Кубы. – Ю.Г.) не выполнил своей ведущей роли, ибо не мог давать точных указаний на основе единой системы и при соответствующем контроле. Ему не хватало такой незаменимой поддержки, как перспективный план... Пакет второстепенных решений суживал видение крупных проблем, а решение всех других безалаберно застопоривалось. Скоропалительные и непроанализированные решения характеризовали всю нашу работу.

Третья причина была в отсутствии достаточных технических знаний, необходимых для принятия быстрых и правильных решений... В таких условиях обычно нескончаемы совещания, а никто из выступающих на них не имеет достаточного авторитета для отстаивания своих взглядов. После одного, двух и более совещаний проблема остается, пока не решится сама собой или не возникнет необходимость принять любое решение, пусть даже самое плохое...

В таких случаях бюрократизм, то есть тормоз из бумаг и нерешительность чиновников, заражает многие учреждения...

Нужно принять конкретные меры в целях оживления работы госаппарата, и таким образом, чтобы установить строгий государственный контроль, который бы позволил руководству иметь в руках рычаги управления экономикой и свободную инициативу развития производительных сил.

Коль скоро мы знаем причины и формы проявления бюрократизма, мы можем точно указать на возможности борьбы с этим недугом. Из основных причин главной можно считать проблему организации, и подступить к ней нужно со всей серьезностью. Для этого мы должны изменить весь стиль нашей работы; выстроить иерархию проблем, распределив их по учреждениям и по уровням принимаемых решений, установить конкретные взаимоотношения между ними и всеми остальными – от центра принятия решений в области экономики до последнего административного подразделения, а также отношения между их составляющими по горизонтальной линии. Это является самой насущной нашей проблемой в данный момент и позволит в качестве дополнительной выгоды направить на другие участки большое число ненужных нам служащих, которые не работают, выполняют минимальные функции или дублируют других без какого-либо результата.

Одновременно мы должны настойчиво развивать политическую работу, чтобы покончить с отсутствием внутренних мотиваций политической ясности. Пути для этого следующие: непрерывное просвещение посредством конкретного объяснения задач, повышение заинтересованности у административных работников и применение строгих мер в отношении паразитизма, основанного на глубокой враждебности к социалистическому обществу или на нежелании трудиться.

Надо покончить с недостаточным вниманием к делу овладения знаниями. Мы начали решать гигантскую задачу перестройки общества по всем направлениям, в условиях империалистической агрессии, постоянно усиливающейся блокады, полной смены наших технологий, острой нехватки сырья и продовольствия, при массовом бегстве и без того небольшого количества специалистов. В этих условиях нужно поставить перед собой задачу серьезной и очень настойчивой работы в обществе, чтобы, с одной стороны, заполнить освободившиеся места от предателей, а с другой – удовлетворить потребность в квалифицированной рабочей силе. Отсюда необходимо, чтобы проблема подготовки кадров заняла предпочтительное место во всех планах Революционного правительства...

В намерение правительства входит превратить нашу страну в одну большую школу, где учеба и успехи в ней стали бы главными в создании условий для человека, как в материальном смысле, так и в плане его морального ощущения места в обществе... Реализовав все это, мы сможем за короткое время покончить с бюрократизмом.

Опыт последней мобилизации (в дни Карибского кризиса, октябрь 1962 года – Ю.Г.) обсуждался в Министерстве промышленности с тем, чтобы проанализировать причины следующего феномена. В условиях мобилизации, когда страна напрягла все свои силы, чтобы противостоять вражеской агрессии, промышленное производство не падало, прогулы прекратились, проблемы решались неожиданно быстро. Анализируя все это, мы пришли к выводу о совпадении ряда факторов, которые устранили основные причины бюрократизма, – имелось большое патриотическое и национальное стремление противостоять империализму, охватившее большую часть народа Кубы. Каждый трудящийся на своем рабочем месте превратился в солдата экономики, готового решить любую задачу.

Проблема идеологического импульса решалась, таким образом, путем стимула, который придавала иностранная агрессия. Организационные нормы сводились лишь к срочным указаниям того, чего не нужно делать, и основного, что надо было сделать; к поддержанию производства во что бы то ни стало; особых мер по поддержанию производства определенных товаров и к освобождению предприятий, фабрик и организаций от всех остальных, не свойственных им функций...

Мы еще не подвели итоги мобилизации, но совершенно очевидно, что их финансовый баланс не может быть положительным в целом, хотя он был таковым в идеологическом плане, в смысле углубления сознания масс. Каков же этот опыт?

Мы должны укоренить в сознании наших трудящихся – рабочих, крестьян или служащих, что опасность империалистической агрессии продолжает нависать над нашими головами, что нет никакой мирной обстановки и наш долг продолжать изо дня в день Революцию, ибо, помимо прочего, это наша единственная гарантия от возможной агрессии.

Чем выше будет цена захвата империализмом нашего Острова, чем надежнее будет его защита и выше будет сознание его сыновей, тем больше агрессор будет задумываться; в то же время экономическое развитие страны нас настраивает на расслабление из-за растущего благосостояния. Поэтому нужно, чтобы великий мобилизующий фактор империалистической агрессии превратился в постоянно действующий – в этом состоит наша главная идеологическая задача.

Нужно проанализировать степень ответственности каждого чиновника, строго обозначить ее рамки в общем русле порученных дел, за которые чиновник не должен заходить под угрозой серьезнейших санкций, и на базе этого предоставить ему самые широкие полномочия. В то же время необходимо изучать все, что является основным, а что – второстепенным в работе различных подразделений государственных организаций для того, чтобы сокращать второстепенное и сосредотачиваться на главном. Нужно потребовать от наших чиновников деятельной работы, установить лимит времени для исполнения полученных от центральных органов указаний, корректно контролировать их и обязывать принимать решения в течение разумного времени.

Если мы сумеем провести всю эту работу, бюрократизм исчезнет. Фактически все это не является задачей одного органа, ни даже всех органов страны в сфере экономики: это – задача всей Кубы, то есть руководящих органов, и главным образом – Единой партии Революции (Прообраз Компартии Кубы. Была создана в 1965 году на базе Объединенных революционных организаций (ОРО), а те, в свою очередь, в результате объединения «Движения 26 июля», Народно-социалистической партии (компартии) и студенческой организации «Революционный директорат 13 марта». I съезд КП Кубы состоялся в 1975 году.) и массовых организаций. Мы все должны работать над выполнением актуального и не терпящего отлагательства лозунга: «Война бюрократизму! Совершенствование госаппарата! Ответственное отношение к производству!»

КАМИЛО СЬЕНФУЭГОС

(Речь произнесена на вечере, посвященном памяти К. Сьенфуэгоса(Камило Сьенфуэгос (1932—1959), один из руководителей Кубинской революции, майор (команданте) Повстанческой армии Кубы. С января 1959 года – командующий Революционными Вооруженными силами провинции Гаваны, начальник Главного штаба армии. 28 октября 1959 года погиб в авиационной катастрофе. Подробнее о нем см. на страницах данной книги.) , в министерстве строительства Кубы 28 октября 1964 года.)

Акты памяти павших героев со временем становятся чем-то обязательным и как бы – хотите вы того или нет – превращаются в нечто автоматическое. Поэтому я лично много раз старался не присутствовать на мемориальных собраниях в честь товарищей, которые составляют нечто очень важное в нашей жизни, являются друзьями, закаленными в борьбе, товарищами из того начального периода, когда хватало пальцев на руке, чтобы их всех сосчитать. Воспоминания о них из года в год в речах вырабатывают эту рутинную автоматику, о которой я сказал выше: автоматику, которая шокирует тех, кто, скажем, близко знал, как, например, я, Камило.

Сегодня я согласился прийти сюда, так как вспоминаю о Камило именно в этом здании, где его брат, Османи, продолжает дело, которое тот начал первым и, в силу особых причин, один.

Я хочу сказать вам несколько слов и попытаюсь выразить то, что, по моему мнению, значит Камило.

Я познакомился с Османи через Камило в один из многочисленных дней наших поражений. Нас застали врасплох: убегая, я потерял свой рюкзак, сумев прихватить лишь одеяло, и мы, разбежавшись, собрались через некоторое время группой в 10—12 человек. Фидель ушел с другой группой.

Существовал неписаный своеобразный закон геррильи: тот, кто терял свои личные вещи, которые любой партизан носит на своих плечах, должен сам находить выход из такого положения. Среди утерянных вещей было нечто очень ценное для партизана – 2—3 банки консервов, которые каждый из нас носил с собой.

С наступлением ночи каждый, вполне естественно, принялся есть свой мизерный паек. Камило, увидев, что у меня не было никакой еды, поделился со мной единственной банкой консервированного молока, которую он имел, и с тех пор, как мне кажется, зародилась или окрепла наша дружба.

Глотая молоко и незаметно соблюдая, чтобы порции были равны, мы беседовали с ним о многих вещах. В основном речь шла о еде, ведь для нас еда в те дни была великим вожделением. Он мне рассказывал про рис... нет – про муку, тесто с крабами, «фирменное» блюдо мамы Камило, которое он пригласил меня отведать после победы.

В ту ночь партизанского братства я и познакомился с Османи, пока мы поглощали с Камило банку молока.

До этого вечера мы не были близкими друзьями с Камило: больно уж разные характеры у нас. С самого начала мы были рядом. С «Гранмы», с разгрома у Алегриа-дель-Пино, однако мы были разными людьми. И только спустя несколько месяцев мы стали настоящими друзьями.

У нас бывали с ним столкновения по вопросам дисциплины, по подходам к различным проблемам в период геррильи. Камипо в ту пору заблуждался. Он был очень недисциплинированным партизаном, слишком темпераментным, но вскоре он все понял и исправил свои ошибки. Даже после того как имя его стало легендарным, я вправе испытывать гордость за то, что открыл в нем партизана...

Позднее он стал майором; вписал в историю боев в долине (Орьенте) героические страницы, проявил себя храбрым и умным воином, участвовал в продвижении войск в последние месяцы революционной войны.

Нас, тех, кто помнит Камило еще при жизни, больше притягивало в нем то, что было самым притягательным для всего народа Кубы: его манера поведения, характер, веселый нрав, откровенность, его постоянная готовность отдать жизнь, желание преодолевать самые большие опасности с абсолютной естественностью и простотой, без малейшего хвастовства и размышлений; и при этом он всегда оставался товарищем для всех, несмотря на то, что к концу войны он был самым блестящим партизаном из всех.

Всего через несколько месяцев после победы, когда мы еще были заняты разрушением старого порядка и лишь только начинали обсуждать необходимость нового строительства, Камило не стало.

У меня нет ни малейшего сомнения в том, что, зная, как он исправил свои первые ошибки при зарождении геррильи и превратился в лучшего среди нас, он смог бы также адаптироваться к требованиям новой эпохи и стал бы надежной опорой в формировании армии, во время организации любого учреждения, любой государственной структуры, которые были бы ему поручены.

Однако всего этого Камило уже не увидел, не участвовал и не сотрудничал во всех этих делах. Нам остается только размышлять о том, что бы он смог сделать, о том, чего стоило для нас его отсутствие в момент, когда еще не была достигнута слаженность действий всех революционных сил; тем более при той роли, которую он играл, когда своим бесспорным авторитетом во время всякого рода диспутов и передряг среди революционеров появлялся, чтобы призвать к здравому смыслу, к первостепенной важности принципов и революционного духа по сравнению с любой дискуссией.

Этот период в жизни Камило тоже неизвестен, так как история революций имеет свою значительную, скрытую часть, которая недоступна всеобщему знанию. Революции не являются абсолютно чистыми движениями; они осуществляются людьми, зарождаются в междуусобной борьбе, в столкновении амбиций и при взаимном незнании друг друга. И когда все это преодолевается, превращаясь в этап истории, в той или иной степени – заслуженно или нет – затушевывается и исчезает (подчеркнуто нами. – Ю.Г.).

Наша история также полна такого взаимного непонимания, изобилует примерами борьбы, порою очень острой; полна незнания о нас самих, и, как результат – недоверия, групповщины, борьбы между группами при одновременной работе в их среде представителей реакции. Здесь тоже мы имеем великие и неизвестные многим усилия Камило, который был явным фактором единства.

Сегодня можно говорить обо всем этом, потому что это – прошлое, потому что была создана Партия, причем Партия как субъект многих ошибок подверглась чистке, перестройке и переориентации. Так как на Кубе достигнуто новое единство на базе существования единственного и общего врага, каковым является империализм, можно теперь говорить о том этапе, одном из трудных этапов Революции, на котором многие неизвестные или малоизвестные люди играли важнейшую роль.

Сегодня мы полностью связаны с социалистическим миром, все более мощным и энергичным: мы находимся в нем, пребывая в окопах передней линии, но у него много окопов против империализма позади нас и с флангов. Имеется блок неприсоединившихся государств, готовый осудить империализм и поддержать Кубу. Сегодня все иначе, намного легче, когда враг различим, и весь народ его хорошо видит. В те первые годы борьбы были необходимы люди, которые не имели ни малейших личных амбиций, люди, которые бы были чисты и преданны революционной задаче.

К их числу относится Камило. И таких мало!

Все мы, по крайней мере, большинство, слегка грешили рассказами о той эпохе, о разногласиях, недоверии, иногда о нечистоплотных методах, использовавшихся в целях, которые мы считали очень справедливыми, но которые по форме были некорректны. И нельзя сказать, чтобы Камило прибегал к ним.

Конечно, можно подумать, что коль скоро Камило нет в живых, о нем как о мертвом говорят в особой форме. И, естественно, если бы Камило был жив и находился среди нас, чувства и даже элементарное стеснение нам помешали бы говорить о таких вещах, как эти, хотя они абсолютно правдивы.

Таково значение для нас Камило. Трудно вам все это выразить, ибо объяснять достоинства товарища, чем он дорог внутренне для каждого, кто имел то или иное место в революционной борьбе и в период строительства, – действительно трудно. Но мне хотелось просто обратить ваше внимание, пусть даже в личном плане, на то значение, какое имеет для меня, для многих из нас Камило.

Хочу выразить уверенность в том, что вопрос Фиделя: «На правильном ли я пути?», обращенный им к Камило в Военном городке в первый день по прибытии в Гавану, был неслучаен. Это был вопрос к человеку, пользовавшемуся абсолютным доверием Фиделя. Доверие и веры, которые он испытывал к Камило, быть может, он не испытывал ни к кому из нас.

И потому подобный вопрос – это символ того, что означал для нас Камило. Пройдет много лет, нас ожидает много борьбы, наше растущее изо дня в день значение приведет к тому, что история будет писаться с другими перспективами. И те два года борьбы в Сьерре, и тот первый год революционной деятельности Камило станут, может быть, небольшими штрихами в истории нашей и всемирной Революции.

Но какими бы ни были эти штрихи, каким бы неприкрашенным ни был комментарий и малая важность, с какой будут оценивать в будущем эту войну мелких стычек группы людей, основным достоинством которых было наличие у них веры, в этих скупых строках обязательно должно присутствовать имя Камило. Потому что, если даже считать его участие сравнительно недолгим, а с течением лет оно станет еще более незаметным по времени, его действия, влияние на людей, имевших счастье участвовать во всей этой серии событий, его деятельность были огромными.

И даже если что-то воспринимать механически, и даже если говорить словами, похожими на те, которыми украшают жизнеописание павших героев, все же верьте мне, когда я говорю, что для меня Камило жив. Влияние его деятельности еще служит и всегда будет служить для исправления ошибок, большого количества ошибок, которые мы совершаем изо дня в день, большого количества несправедливости и революционной слабости, тоже чинимых нами изо дня в день.

И по мере того как будет обретать отзвук деятельность упомянутой группы людей в истории Кубы – как уже это происходит на деле, по степени и месту, отведенным историей нашему главному руководителю, Фиделю Кастро – там тоже найдется, наверняка найдется, и в должной мере, место для Камило, чтобы отразить его влияние на Фиделя, как товарища, как революционера, к которому он испытывал абсолютное доверие и к которому он обращался в моменты опасности.

И в этом вечная слава Камило...