Текст книги "Че Гевара. Последний романтик революции"

Автор книги: Юрий Гавриков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Ему приходится и сегодня проявлять ту непреклонность и смелость, с какой он командовал одной из колонн революционной армии. Ибо как председатель Национального банка Гевара отвечает за использование государственных средств, за правильное расходование иностранной валюты. Здесь неизбежно возникают конфликты с предпринимателями, которые не привыкли вести дела, исходя из интересов страны в целом. Приходится всерьез изучать сложную механику финансовых операций. И Гевара тоже работает по шестнадцать – восемнадцать часов в сутки, поддерживая себя кофе и сигарами, хотя его с детства мучает хроническая астма. Это приводит к постоянным «стычкам» с женой и друзьями. Как и Фиделя, народ всегда встречает Гевару овациями...

– Мне уже приходилось упоминать, – продолжает С.А. Микоян, – о директоре ИНРА Нуньесе Хименесе, географе по специальности... Нуньес сопутствовал нам в поездке на вертолете, и я привык к его приветливому лицу, к мягкой манере говорить, к скромности, с которой он держится. Уже вскоре после первого знакомства вам хочется назвать его, по примеру друзей, «Нуни». Думая о его судьбе, невольно завидуешь жизни такого ученого. Изучив географию и экономику своей страны, он с оружием в руках сражался за то, чтобы создать новую Кубу, действительно богатую и цветущую.

Самый молодой из руководителей сегодняшней Кубы – Рауль Кастро. Ему еще нет двадцати восьми лет. Но он удивительно серьезен, сдержан, вдумчив. Невысокого роста, несколько даже хрупкого телосложения, он внешне не похож на брата. Мы провели с ним целый день, совершив поездку в Варадеро. Особенно запомнилось посещение детского интерната во дворце Батисты... Несмотря на то, что Рауль является министром вооруженных сил, он очень заинтересован во всех проблемах, стоящих перед Кубой, – от школьного дела до аграрной реформы. И это в какой-то мере символично и показательно, так как армия сегодня играет видную роль в жизни страны.

Жена Рауля Вильма Эспин де Кастро активно участвовала в революционном движении. В то время, как ее муж сражался в горах, она работала в условиях подполья в г. Сантьяго. Вильма помогала партизанам Сьерра-Маэстры поддерживать связь с внешним миром. Затем она как простой солдат участвовала в боях. Сегодня Вильма видная общественная деятельница...

Говоря о руководителях кубинской революции, нельзя умолчать и о тех, кто героически погиб в борьбе за свободу. И здесь, прежде всего, нужно назвать имя Камило Сьенфуэгоса, героя войны, первого министра вооруженных сил новой Кубы. Сьенфуэгос погиб уже после победы в борьбе с контрреволюционерами, поднявшими мятеж в городе Камагуэе осенью 1959 года.

– Можно было бы рассказать и о многих других деятелях, с которыми мы познакомились, – пишет в заключение Серго Микоян. – Всех их объединяют общие черты: искренность, преданность народу, смелость и решительность... Может быть, по недостатку опыта в управлении страной они допускают некоторые ошибки. Может быть, в силу своей молодости они порой действуют сгоряча, слишком поспешно. Пока же приходится только удивляться, как мало ошибок они совершают, как разумно управляют страной».

Советский вице-премьер настолько «пришелся ко двору» кубинцам, что об этом даже писали американцы. В своей книге о Кубе тех лет американский социолог В. Миллс рассказывает о модном тогда в США анекдоте. Хрущев спрашивает только что вернувшегося с Кубы Микояна, почему тот такой мрачный. «Эти кубинцы-повстанцы, – отвечает Микоян, – уже пролезли в местную компартию, и скоро все в Москве будут знать, что я, помимо всего прочего, – агент Гаваны» [317]317
  Известия, 1960, 12 дек.


[Закрыть].

Позднее Микоян и Гевара встречались и в Москве, куда Че приезжал трижды.

После гибели «героического партизана» Анастас Иванович в одном из интервью вновь обращается к образу своего кубинского друга:

«Че Гевара обращал на себя внимание даже своим внешним видом. Он казался стройным, по-своему изящным, хотя и был довольно коренастым. Лицо у него было мужественным и одновременно благородным. Подкупала его обаятельная улыбка. Из разговоров с ним создавалось впечатление о нем как о всесторонне образованном, культурном, начитанном человеке. Но все эти качества, вместе взятые, еще не делали Че Гевару выдающейся личностью. Главным в нем, конечно, был не внешний облик и не его эрудиция, а то обстоятельство, что он был революционером со стальной, я бы сказал, несгибаемой убежденностью в правоте своих взглядов...

Был ли Че романтиком? Безусловно. Но он был революционным романтиком. Вспомним слова Ленина: «...Мы всегда симпатизировали революционным романтикам, даже когда были не согласны с ними» ( Прим. авт.: Хотелось бы надеяться, что все руководители КПСС, как и Микоян, следовали этому ленинскому завету, но, к сожалению, многие факты свидетельствуют об обратном.)

Мы много беседовали с Че, часто спорили с ним. Его отличали нетерпеливость, прямолинейность, вера в чудодейственную силу революционного действия, бескомпромиссность в борьбе. В известной степени все революционеры, особенно молодые, грешат этим...

– Хочется особо сказать о впечатлении, которое на меня произвели взаимоотношения между Фиделем Кастро и Че Геварой, – продолжал Микоян. – Мы много раз бывали вместе, иногда только втроем, не считая переводчика. Поэтому у меня была возможность оценить их какую-то особую дружбу, проникнутую абсолютным доверием и взаимопониманием. Характерами эти два кубинских революционера различаются заметно. Но темпераментный, горячий, увлекающийся Фидель и, казалось бы, хладнокровный, спокойный Че прекрасно ладили друг с другом, ценили друг друга, в том числе, быть может, как раз и за те качества, которые отличали их друг от друга... [318]318
  См.: И. Лаврецкий. Указ. соч., с. 343.


[Закрыть].

Поездки в СССР всякий раз оставляли у Гевары неизгладимые впечатления. В первый приезд (длившийся около месяца) он присутствовал на праздничном параде на Красной площади, выступил перед общественностью Москвы в Колонном зале Дома союзов, осмотрел музей-квартиру Ленина в Кремле, побывал на Мамаевом кургане в Волгограде. Особенно ему запомнились встречи с простыми тружениками. Вот что он сам говорил об этих встречах:

«Поражает глубокое знание всеми советскими гражданами без исключения всех насущных проблем человечества... Мы в этом убедились повсюду, поскольку на улицах, на фабриках, в колхозах, где мы были, нас сразу же узнавали... Мы буквально в течение пятнадцати дней купались в море дружбы. А для нас это огромный урок и большая поддержка, потому что, как только мы выезжаем за пределы нашей страны, мы сразу же погружаемся в океан враждебности» [319]319
  Известия, 1960, 20 дек.


[Закрыть].

Че всегда охотно общался с советскими людьми любых профессий: писателями, учеными, общественными деятелями. Будучи заядлым шахматистом, он никогда не упускал возможности сыграть с ними в сеансе одновременной игры, когда те посещали Кубу. Очень теплые дружеские отношения связывали команданте с первым космонавтом Юрием Гагариным. Оба они были председателями соответствующих обществ дружбы между нашими странами. Кстати Гевара присутствовал в Москве во время создания общества «СССР – Куба». На этом торжестве он говорил:

«При создании общества нас по-настоящему взволновала сама атмосфера горячих чувств со стороны советских людей, то большое число лиц и организаций, которые пожелали стать членами общества, энтузиазм, с которым было встречено известие о его учреждении» [320]320
  Revolucion, 11 jul.


[Закрыть].

( Прим. авт.: Когда Че выступал на этом собрании в Москве, он, естественно, не сказал, что в Гаване уже принято решение о его окончательном отъезде с Кубы. Это был секрет от всех, даже от семьи!)

Че Гевара при всей своей сверхзанятости всегда старался принять пожелавших побеседовать с ним представителей нашей страны. Так было с композитором Арамом Хачатуряном, писателем Борисом Полевым, книгу которого «Повесть о настоящем человеке» он горячо рекомендовал участникам экспедиции на «Гранме».

Вот каким запомнился облик Гевары Борису Полевому: «У него было удивительное лицо с крупными чертами, очень красивое. Мягкая, клочковатая, курчавая борода, обрамлявшая его, темные усы и, как у нас говорили на Руси, соболиные брови лишь подчеркивали белизну этого лица, которое, видимо, не брал загар. На первый взгляд это лицо казалось суровым, даже фанатичным. Но когда он улыбался, как-то сразу проглядывал истинный молодой возраст этого министра, и он становился совсем юношей. Военный комбинезон цвета хаки, свободные штаны, заправленные в шнурованные бутсы, и черный берет со звездочкой как бы дополняли его характеристику» [321]321
  Цит. по: И. Лаврецкий. Указ. соч., с. 197.


[Закрыть].

Э. Гевара и до Кубы с уважением относился к Советскому Союзу. Даже еще молодым дипломником университета он проявил такое отношение в беседе с тогда еще левым венесуэльским политиком (будущим президентом Венесуэлы) Ромуло Бетанкуром. Эрнесто назвал его «предателем» за то, что тот высказался против поддержки СССР в случае третьей мировой войны.

Поэтому в своих чувствах к нашей стране, к ее народу Че никогда не был конъюнктурщиком, даже тогда, когда в советско-кубинских отношениях возникали какие-либо разногласия. После Карибского кризиса 1962 года Гевара отвечает корреспонденту на вопрос о его «нынешнем» отношении к Советскому Союзу:

«Во время этого кризиса у нас был разный подход с социалистическими странами, но правильный в конце концов победил. И что? Из-за этого мы должны забыть все остальное? Что важнее? Многолетняя искренняя помощь без всяких условий или разногласия по одному конкретному вопросу?!» [322]322
  Цит. по: Гросс и Вольф. Указ. соч., с. 203.


[Закрыть].

Поэтому малоубедительно и даже непристойно (так как опубликовано после гибели Гевары) выглядит следующее утверждение венесуэльской газеты «Эль Мундо»:

«Москва располагала средствами давления на Кастро (три дня без нефти – и все!). Но она ничего не могла сделать, чтобы как-то повлиять на Че: он – это легенда, а легенде не нужна нефть, достаточно лишь автомата, который у него был» [323]323
  El Mundo, Caracas, 1967, 13 oct.


[Закрыть].

Искренность и человеческая честность Че Гевары были хорошо известны в различных политических кругах многих стран. Поэтому его восторженные слова о нашей стране и ее людях стоили дорогого.

Дипломатическая работа Э. Гевары не ограничивалась лишь социалистическим лагерем и странами «третьего мира». Ему доводилось заниматься многими проблемами отношений Кубы с развитыми капиталистическими странами. К чести руководителей многих из них, большинство не пошли на поводу у Соединенных Штатов и продолжали развивать взаимовыгодные экономические и культурные связи с Кубой. Причем такая позиция стоила порою серьезных санкций со стороны Вашингтона. ( Прим. авт.: Например, на Кубе до революции практически весь автобусный парк состоял из английских автобусов фирмы «Лейлэнд». Постепенно парк изнашивался, запасные части кончились. Но когда кубинское правительство попыталось приобрести новые или хотя бы отдельные агрегаты этой фирмы, Вашингтон оказал сильное давление на правительство Великобритании, и сделка была сорвана. Правда, старые автобусы еще долго ходили по гаванским улицам за счет кубинских виртуозов-механиков, собиравших из 2—3 развалившихся машин один новый автобус.)

Сказанное выше, думается, объясняет как-то стремление министра промышленности Гевары поскорее покончить с зависимостью страны от поставок промышленных товаров из капиталистических стран. Вместе с тем он – реалист и потому заявляет:

«Мы готовы вести конструктивный диалог с капиталистическими странами в контексте мирного сосуществования стран с различными политическими и социально-экономическими системами» [324]324
  Цит. по: A. Chavez. El pensamiento etico del Che. Habana, 1983,   p. 61.


[Закрыть].

Благодаря определенной гибкости, умелому использованию кубинским руководством межимпериалистических противоречий, в основном удалось не допустить присоединения упомянутых стран к экономической и политической блокаде, установленной Соединенными Штатами в отношении Кубы. Например, воспользовавшись известным поворотом правительства де Голля «в сторону Востока» и его разногласиями с другими участниками Североатлантического пакта (НАТО), Куба добилась заметного роста торговли с Францией. Пристальное внимание уделял министр Гевара торговым возможностям таких стран, как Швеция и Канада, которые, как он говорил, «не несут на себе груза старой колониальной политики» [325]325
  Granma, 1975, 22 diс.


[Закрыть].

Занимаясь международными проблемами, осуществляя зарубежные поездки, Эрнесто Гевара постигал мир, проводил сравнительный анализ регионов, делал выводы. Главный из них сводился к тому, что предстоит еще долгая и тяжелая борьба за то, чтобы мир людей стал лучше, человечнее и более справедливым. Быть может, поэтому ему, члену правительства, даже при выполнении дипломатических миссий не захотелось расстаться с зелено-оливковой униформой повстанца.

Глава 8 РОСИНАНТ БЬЕТ КОПЫТОМ

Упорная и напряженная работа «команды Фиделя», усилия всего кубинского народа стали приносить первые плоды. О них мы уже говорили кратко в двух предыдущих главах. Че Гевара всецело был поглощен созиданием новой жизни на своей второй родине, но... Это постоянное «но» все больше занимало его мысли. Может ли он, размышлял Че, оставаться и дальше на Кубе, уже четко определившей свой путь, когда остальные народы Латинской Америки все еще ждут своего лучшего завтра.

Обычным, даже непредвзятым людям было непросто понять такого рода «муки». Что же тогда говорить об авторах, находившихся на зарплате у идеологических противников Гевары? Отсюда тот поток домыслов, измышлений, инсинуаций, охвативший западные СМИ при попытках осмыслить решение Че покинуть Кубу. Их было много. Мы приведем только одно и с весьма характерным привкусом дешевой лжи. «Если бы Че остался на Кубе, – писала боливийская газета «Пресенсиа», – он пал бы жертвой политической чистки или был бы расстрелян по приказу Фиделя Кастро, который сегодня должен чувствовать себя самым счастливым, узнав о его смерти. Все это остается загадкой (спасибо за проблеск совести. – Ю.Г.) непостижимого марксистского мира» [326]326
  Presencia, La Paz, 1967, 11 oct.


[Закрыть].

Думаем, что человеку, прочитавшему эту книгу, будет трудно поверить в эту и другую подобную ложь о «героическом партизане». Поэтому я лучше приведу здесь слова уже упоминавшегося выше моего друга И.Р. Григулевича о решении Че Гевары:

«Он мог выбрать только передний край, только наиболее опасный, наиболее грозный, еще не проторенный, неизведанный путь... А сделав выбор, он стал тяготиться своим званием министра, ему уже не терпелось вновь оседлать своего революционного Росинанта и пуститься в путь; ему не терпелось вновь почувствовать на своих плечах тяжелый рюкзак, набитый патронами, лекарствами и книгами, и режущую плечо лямку автомата. Он закрывал глаза и видел себя лежащим у костра, изъеденным москитами, тяжело дышащим от приступа астмы, но счастливым, ибо с ним рядом были те, которых он так по-мужски – сурово и стыдливо – любил: отверженные Латинской Америки – ее крестьяне, ее индейцы, ее негры» [327]327
  И. Лаврецкий. Указ. соч., с. 228—229.


[Закрыть].

Но как бы ни хотелось Че пуститься в неизведанный путь, он со свойственной ему скрупулезностью подступает к реализации принятого им решения. Первый вопрос – держать совет с Фиделем и по возможности объяснить ставшему ему родным кубинскому народу.

Что касается Фиделя, то решение Гевары не было для него абсолютной новостью: еще отправляясь на «Гранме» с экспедиционерами, Че взял с него слово отпустить его с Кубы, если потребуется. Он только попросил Эрнесто продумать, как лучше обставить его отъезд для кубинцев и для общественного мнения за рубежом. Гевара, со своей стороны, заручился у соратника обещанием помочь ему оружием и отпустить с ним группу верных товарищей из кубинской армии. И хотя глава правительства брал тем самым на себя большую ответственность, он это делал не только ради друга, но и ради Кубы: успех нового партизанского «очага» на континенте мог бы серьезно расшатать традиционный «статус-кво» и даже нанести удар по антикубинским замыслам Вашингтона. Об этом прямо говорится в так называемой 2-й Гаванской декларации (такого рода документы принимались на многолюдных митингах трудящихся в Гаване).

Гевара тоже работал в этом направлении еще с первых постреволюционных лет. В январе 1960 года, перед публикацией своей книги «Партизанская война» он добавил в нее целую главу. В ней он изложил кубинский опыт работы городского подполья, а также призвал латиноамериканских революционеров поспешить на помощь Кубе, полагая неправильным, что Куба одна на континенте противостоит «гиганту» [328]328
  Gambini. Op. cit., p. 281.


[Закрыть]. Многие экземпляры этого труда были отправлены диппочтой в кубинские миссии в Латинской Америке.

...Обычно на любом листке календаря в кабинете министра Гевары не было ни одного свободного сантиметра: напоминания о делах, длинный список посетителей и т.п. На листке за 24 марта 1964 года помечено только одно слово – Таня. В этот день Че отменил все совещания и визиты, помощник отвечал по телефону, что министра нет, будет завтра.

Когда в дверь кабинета постучали, перед министром на столе лежала папка, которую он уже около часа как достал из сейфа и теперь внимательно читал. На папке была надпись «Тамара Бунке». Гевара встал из-за стола и с приветливой улыбкой пожал руку вошедшей посетительнице, которую он ждал в этот день [329]329
  Данные о Т. Бунке взяты из книги «Tania – la guerrillera inolvidable». Habana, 1970.


[Закрыть].

Это была высокая шатенка, лет 25, с большими синими глазами – Тамара Бунке, приехавшая недавно на специализацию в Гаванский университет из Германской Демократической Республики (ГДР). Она прекрасно говорила по-испански с едва заметным немецким акцентом.

Из материалов, содержавшихся в упомянутой папке, Че уже знал, что Тамара родилась 19 ноября 1937 года в Аргентине, куда в конце 30-х годов уехали от преследования нацистов ее родители – отец Генрих (по национальности аргентинец) и мать, немка Найда Бунке.

Тамара закончила в Аргентине среднюю школу, была весьма одаренной девушкой, хорошо разбиралась в литературе и политике, любила музыку. Она играла на фортепиано, гитаре и аккордеоне, пела, занималась балетом и спортом. Супруги Бунке принимали активное участие в подпольном движении аргентинских коммунистов. Их дочь росла в атмосфере конспирации, собраний и политических споров. («Мы объясняли нашим детям, – вспоминает Найда Бунке, – что полиция преследует таких людей, как мы, поэтому необходимо вести себя осторожно и не болтать»). После образования ГДР она с родителями переехала туда из Аргентины. В Берлине Тамара закончила университет, а затем в течение 6 лет обучалась в учебных заведениях в Латинской Америке.

Да, скажет читатель, но почему же на календаре у министра было записано имя «Таня»? Тогда это был секрет огромной государственной важности. Спецслужбы Кубы по согласованию со своими коллегами из ГДР (так называемое «штази»), сотрудницей которых, а по некоторым неофициальным данным, не только их, была Тамара Бунке, намеревались направить ее в Боливию в качестве нелегала. Ей вменялось провести там большую подготовительную работу для последующей организации в этой стране партизанского «очага». В качестве своего агентурного имени она выбрала имя Таня, под которым она будет работать в Боливии и фигурировать в нашем дальнейшем повествовании (по некоторым источникам, это имя было навеяно памятью об известной советской партизанке – Зое Космодемьянской, назвавшейся перед смертью Таней).

Во время беседы Гевара спросил Таню, овладела ли она знаниями, необходимыми для подпольной работы, и не пугают ли ее лишения и опасности, связанные с работой нелегала. Он объяснил Тане, что в ее задачу входит поселиться в Боливии, завязать там связи в правящих и армейских кругах, ознакомиться с положением во внутренних районах страны, изучить формы и методы эксплуатации боливийских рабочих, шахтеров и крестьян, приобрести полезные контакты и ожидать связного, который укажет ей время начала решительных действий и уточнит ее участие в подготавливаемой борьбе. Че предупредил Таню: ждать связного, который будет ей направлен непосредственно из Гаваны. Каким бы ни было тяжелым ее положение, она не должна сама искать связи, просить помощи и раскрывать себя ни перед каким-либо человеком, организацией или партией, хотя они и известны как революционные в Боливии. Главное – проявлять абсолютное, всеобщее и постоянное недоверие. (О том, насколько усвоила эти заповеди подпольщица, будет рассказано позднее.)

Надо сказать, что к этому времени уже почти окончательно было определено место развертывания партизанских действий – Боливия. Еще в 1962 году его предложили Че побывавшие на Кубе боливийцы братья Передо (Коко и Инти). Чуть позже в Боливию секретно проникает кубинский капитан Мартинес Тамайо. Вскоре он получает боливийские документы на имя Рикардо Моралеса, что позволяет ему без проблем пересекать границу Боливии. Там, на границе с Аргентиной, он помогает создать тайный лагерь, который должен был стать опорной базой для действий партизан в аргентинской провинции Сальта. Через два с половиной года Рикардо вновь появляется в Боливии, где связывается с Таней (Бунке), Инти и Коко Передо. Спустя два месяца в Ла-Пас приезжают еще два кубинца – капитан Гарри Вильегас (по кличке Помбо) и лейтенант Карлос Коэльо (по кличке Тума, Тумаини или Рафаэль). Там Помбо встречается с перуанским связным по кличке Чино и сообщает ему, что кубинцы решили начать борьбу в Боливии, а затем продолжить ее в Перу [330]330
  Rolando Pombo. Diarios de Bolivia. B. Aires, 1971, p. 56.


[Закрыть].

Сам Гевара отходит постепенно от дел в министерстве и некоторое время проводит в удаленной от столицы местности вместе с другом Миалем (помните, его мать возмущалась в письме, что «способного руководителя выслали на рубку сахарного тростника»?), где рубит тростник, много читает, пишет прощальные письма.

В 1965 году Че Гевара инкогнито вместе с группой кубинских военных инструкторов едет снова в Африку. Но вскоре был вынужден (прибывший туда курьер от Фиделя привез просьбу премьера вернуться) возвратиться на Кубу. В марте следующего года Че предпринимает «пробную» поездку по ряду латиноамериканских стран. С сильно измененной внешностью (лысый парик, без бороды и усов, седой, в очках), с фальшивым паспортом на имя уругвайского коммерсанта Рамона Бенитеса он посещает Аргентину, где около 20 дней проводит в провинции Кордоба. Затем, якобы переодетый в монаха Фернандо де лос Сантос, едет в Парагвай. Точных сведений (в открытых публикациях) о его встречах и беседах во время этой поездки нет, но можно предположить, что Че, не раскрывая своего инкогнито, проводил своего рода рекогносцировку в соседних с Боливией странах (места и способы пересечения их границ, возможные источники помощи партизанам, пути отхода в случае необходимости и т.д.). Правда, настораживало сообщение МВД Парагвая об ужесточении паспортного контроля на парагвайско-бразильской границе в связи с тем, что «кубинского революционера Че Гевару видели в местечке Барибао, неподалеку от упомянутой границы» [331]331
  См.: E. Salgado. Op. cit., p. 170—175.


[Закрыть].

Наконец он сложным маршрутом (проехав даже ряд европейских столиц) снова приезжает в Уругвай, откуда, заручившись новыми документами на имя Адольфо Мена, специального представителя ОАГ, выезжает в Боливию. В его кармане официальное письмо этой межамериканской организации, в котором ее руководство просит правительство указанной страны оказать всяческую помощь А. Мена, который направляется для изучения социально-экономического положения боливийского села.

...Стюардесса самолета компании «Браниф», летевшего по маршруту Монтевидео – Сан-Пауло – Ла-Пас, решила повременить с объявлением о погоде: многие пассажиры в салоне первого класса дремали. Задремал и сидевший у окна во втором ряду пожилой уругваец. До этого он внимательно смотрел в иллюминатор, как будто пытаясь что-то разглядеть на далекой земле.

Некоторое время назад он действительно закрыл глаза, стараясь вздремнуть. Нахлынули мысли, воспоминания, калейдоскопом замелькали картинки детства... А вот и его «старушка», мама. Он разглядел ее среди других родителей в школьном зале, когда вместе с другими детьми пел аргентинский гимн... Снова увидел маму, она улыбалась ему... Но почему у нее таким грусть в глазах? Вдруг донья Селия поднялась и сделала едва заметный прощальный жест рукой...

Эрнесто уже не пел. Только губы едва произносили слова гимна: «Да будут вечными лавры...» А мама еще раз улыбнулась ему и стала тихо удаляться...

«Или клянемся со славой умереть...» – мысленно прошептал Че (это был он!), вновь обретая сознание после сна, и открыл глаза. «Странный сон... Как там моя старушка?» – подумал Эрнесто и посмотрел в иллюминатор: самолет шел на посадку в аэропорту Ла-Паса.

( Прим. авт.: Позднее Гевара расскажет об этом сне одному из кубинцев-партизан, который после поражения и гибели Че сумеет вернуться на Кубу. Там он передаст рассказанное Геварой его первой жене Ильде. Та была потрясена, услышав это, так как раньше получила письмо от родственников Эрнесто из Буэнос-Айреса, в котором ей рассказывали о сне доньи Селии. Вычислив более или менее точно даты происходившего в обоих сообщениях, Ильда поняла, что перед ней пример потрясающего телепатического контакта двух любящих, родственных душ – матери и сына!)

Э. Гевара (он же – А. Мена) несколько дней проживает в Ла-Пасе, а затем, изменив внешность, едет во второй по значению город страны – Кочабамбу, где (судя по его записи в Дневнике) имел ряд контактов. Мы не случайно написали слово «Дневник» с заглавной буквы, как название книги. Это – знаменитый геваровский Дневник, вошедший в историю под собственным именем «Боливийский дневник». В нем Че будет вести для себя своеобразный отчет о своей деятельности в Боливии, скрупулезно помечая наиболее важные детали партизанской эпопеи. Уже упоминавшийся испанский публицист Э. Сальгадо писал, что Дневник носит отпечаток точных и реалистичных наблюдений врача. «Это как клиническая история болезни – что, когда, где, как и т.д.». Добавим только, что в нем Гевара уделяет главным образом внимание недостаткам, ошибкам, слабостям, просчетам как отдельных бойцов, так и отряда в целом. О себе он в основном говорит в плане своих недостатков или ошибок. Героическое поведение он считал нормальным в партизанской среде, любые же отклонения от него заслуживали, по его мнению, порицания и осуждения. Поэтому Че подробно пишет в Дневнике о слабых, колеблющихся элементах и скупо – о бойцах, проявлявших образцы героизма.

7 ноября 1966 года, прибыв в Ньянкауасу, Гевара делает в Дневнике первую запись:

«Сегодня начинается новый этап. Ночью прибыли в поместье... Прибыв, оставили одну машину в отдалении и въехали на территорию на одной, чтобы не вызывать подозрений соседа-землевладельца, уже ворчавшего на людях о подозрении, что мы занимаемся производством кокаина... Затем прошли около 20 км пешком до помещения, в котором нас ждали три функционера партии (КПБ. – Ю.Г.) ...» [332]332
  El Diario del Che en Bolivia, Habana, 1968. В дальнейшем выдержки из этого Дневника приводятся по указанному изданию без ссылок.


[Закрыть].

Незадолго до этого вернувшиеся в Боливию братья Передо установили связи с сельскими священниками и через них приобрели два поместья в отдаленном от центра страны лесном районе, у каньона Ньянкауасу (в переводе с кечуа – голова реки. – Ю.Г.) .Им помогали уже известная читателю Таня и служащий нефтяной компании Варгас, который принимал братьев Передо за перевозчиков наркотиков. В поместья завозились в мешках от цемента винтовки, патроны, гранаты, что не осталось незамеченным дошлым местным мясником (позднее он сообщит о своих подозрениях властям).

Примерно через полгода приехала группа кубинцев. Они летели с Кубы через Ленинград, Москву, Прагу, Берлин, Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло, Буэнос-Айрес. И только из аргентинской столицы – в Ла-Пас. Неудивительно, что столь сложный маршрут порою сбивал с толку самих будущих партизан. Так, лейтенант Исраэль Рейес по ошибке пересек на самолете всю территорию США и только потом полетел в Ла-Пас.

В целях наилучшей организации «очага» и установления дополнительных связей в стране Че планировал начать боевые выступления в сентябре 1967 года, но оказавшийся предателем Варгас (см. выше), поняв, с кем он имеет дело, выдал партизан. И уже 23 марта их сторожевая засада была вынуждена обстрелять военный патруль, тем самым подтвердив донос предателя.

Но прежде чем начать рассказ о партизанских буднях в Боливии, попытаемся ответить на вполне естественный вопрос, почему именно эту страну Э. Гевара избрал местом для борьбы.

Это было сделать нелегко. Необходимо было учесть каждую деталь, мелочь. Он прекрасно понимал, что «если трудной была война за освобождение Кубы... то бесконечно более трудными будут новые битвы, которые ждут народ в других районах Латинской Америки» [333]333
  Е. Che Guevara. Obras. Op. cit., v. 2, p. 473.


[Закрыть].

Боливия – это государство в центральной части Южной Америки [334]334
  Цифры и данные по Боливии приводятся по: Латинская Америка. Энииклопед. справочник, Указ. соч., т. 1, с. 327—335.


[Закрыть](в случае успеха партизан будет легче распространить их действия на всю территорию континента). Огромная территория в две Франции и очень небольшое население (меньше Кубы). Тот факт, что свыше половины населения составляют индейцы и большая часть его – метисы, позволяет любому латиноамериканцу из других стран и с другими акцентами в языке легче вписаться в общую демографическую картину страны. Высокие горные хребты, плоскогорье Пуна (до 4000 м высоты), труднопроходимая сельва (джунгли), глубокие ущелья – все это плюсы для партизанской деятельности. К таковым относятся и богатый животный мир – резервная продовольственная база, и относительно благоприятный климат, по крайней мере, в выбранной партизанами зоне (с 18 градусами тепла в среднем зимой и 26 градусами – летом), для проживания в легких укрытиях.

В упомянутой зоне и наименьшая плотность населения (около 1 человека на 1 кв. км).

Что касается социально-экономического и политического положения в стране, то Боливия – одна из наименее развитых, а следовательно – наиболее бедных латиноамериканских стран. Ее валовый внутренний продукт – самый низкий в Латинской Америке, не считая Гаити.

Наибольшее развитие получила горнорудная промышленность, подчиненная финансовому капиталу иностранных держав. Внешний государственный долг вырос со 100 млн. долл. в 1950-м до 500 млн. в 1969 году. Слабо развита система здравоохранения. Сельские жители глубинных районов практически были лишены медицинской помощи. Детская смертность в возрасте до 5 лет достигала 90,7%. Средняя продолжительность жизни в стране – 50 лет. Прирост населения в год составлял 1,4% при среднем по Латинской Америке 3%. Около 60% населения было неграмотным. Чего было в избытке в Боливии, так это, – как писал один исследователь, – лам и полковников.

После Второй мировой войны в Боливии наблюдается подъем народного движения. В 1950 году была создана компартия Боливии. К началу 1952 года в стране сложилась революционная ситуация, а в апреле вспыхнуло народное вооруженное восстание. Под давлением восставших правительство ввело всеобщее избирательное право, реорганизовало армию, национализировало оловянные рудники и установило на них рабочий контроль; была проведена довольно серьезная аграрная реформа. ( Прим. авт.: Что касается последней, раздавшей бесплатно земли крестьянам, вернувшей индейским общинам их земли и ограничившей крупных латифундистов, то ее, в боливийских условиях, на наш взгляд, скорее нужно считать фактором, не благоприятствующим революционной деятельности среди крестьянства.)