Текст книги "Че Гевара. Последний романтик революции"

Автор книги: Юрий Гавриков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Некоторые материалы звучали как упрек Геваре, но опять же не за его стремление освободить континент от бедности, слаборазвитости и пут иностранной зависимости, а в отношении частных моментов (некоторых просчетов, ошибок в тактике, чрезмерных или «утопических» надежд).

Наиболее резко на общем фоне подобных критических замечаний прозвучали слова боливийского министра Рикардо Анайи, опубликованные газетой «Пресенсиа»: «Че Гевара пал жертвой, не найдя себе места в истории, а также из-за своего фантастического воображения. Это была личность, не сумевшая постичь разницу между утопической революцией и революцией, предопределенной объективными и субъективными условиями данного момента» [366]366
  Presencia, La Paz, 1967, 11 oct.


[Закрыть]. ( Прим. авт.: При чтении этих слов Анайи мне на память пришло высказывание испанского публициста Э. Сальгадо, далеко не адепта Че: «Ничего авантюрного не было в приезде Че в Боливию после выполнения им лишь части той миссии, которую он возложил на себя в жизни. Он знает, кто он, куда идет и на что надеется...») [367]367
  E. Salgado. Op. cit., p. 18.


[Закрыть].

Мексиканская газета «Эль Универсал» опубликовала статью А. Альфонсо «Поражение партизан в Латинской Америке», в которой автор писал: «Жаль, что латиноамериканские коммунисты не вняли предупреждению французского марксиста Г. Эдме, писавшего в своем эссе «Угасающая революция», что партизанская война, которую вел Кастро на Кубе, не получит успешного развития ни в какой другой стране Латинской Америки. Финал и смерть Че подтверждают этот тезис Эдме. Р. Дебре тоже не мог убедиться в правильности своих заключений, сделанных в книге «Революция в Революции» [368]368
  El Universal, Mexico, 1967, 12 oct.


[Закрыть]. И, как бы отвечая на эти упреки, соотечественники А. Альфонсо пишут в газете «Эксельсиор»: «Похоже, что Че понял, что столь прагматичная на первый взгляд коммунистическая доктрина тоже нуждается в красивой легенде, мифе» [369]369
  El Excelsior, Mexico, 1967, 12 oct.


[Закрыть].

В некоторых публикациях просматриваются попытки увязать «боливийскую миссию» Че с Кубой, его отношениями с Ф. Кастро. Так, X. Очоа в статье «Каковы причины «самоубийства» Че Гевары?», опубликованной в мексиканской «Новедадес» [370]370
  Novedades, Mexico, 1967, 12 oct.


[Закрыть], обращает внимание читателей на такие моменты, как, говоря его словами, «провал Гевары в министерстве промышленности, ошибочная позиция в споре СССР и Китая по вопросу о вооруженной борьбе». X. Очоа не преминул даже сослаться на вырванные им из контекста известные слова Гевары из его письма Фиделю: «...единственно, что мне жаль, что не доверял тебе с самого начала» (но ни Фидель, ни сам Эрнесто, как видно из фактов, не придавали значения этим словам, как это делает мексиканский журналист. – Ю.Г.).

Прочитав эту статью, я был готов поспорить с автором, но после его еще одного «убийственного» довода такое желание у меня просто пропало. Думаю, что читатель поймет, почему. Вот этот пассаж.

Выступая как-то по телевидению в присутствии Гевары и отмечая первые достижения кубинской промышленности, Ф. Кастро сообщил, что на Кубе уже производится «собственная «кока-кола», как в США». На что всегда ироничный Че весьма самокритично (он был тогда министром промышленности) заметил: «Нам только осталось устранить из нее («кока-колы». – Ю.Г.) запах ржавой гайки»(!) X. Очоа вообразил, что подобная шутка могла испортить дружеские отношения двух лидеров. Мне его жаль...

Не выдерживает критики и другой его «довод»: дескать, Гевара знал о своем близком конце из-за неизлечимой астмы и не хотел умереть за рабочим столом (заметим только, что и на Кубе есть много других привлекательных мест помимо «рабочего стола»! – Ю.Г).

Более категорична в своих выводах чилийская «Эль Сур»: «Без прямого руководства и участия людей, прибывших непосредственно с Кубы, партизанские акции не смогли бы распространиться в Боливии» [371]371
  El Sur, Concepcion (Chile), 1967, 11 oct.


[Закрыть].

Обращает на себя внимание вывод венесуэльского политолога М. Бальмаседы, который, рассматривая причины поражения Гевары, отмечает в статье в газете «Эль Мундо» [372]372
  El Mundo, Caracas, 1967, 13 mar.


[Закрыть], что Че не принял во внимание обстоятельство, что в Боливии 85% занятых в сельском хозяйстве были не безземельные крестьяне, а собственники земли (добавим: в отличие от Кубы, где последних было только около 10%, а остальные составляли сельский пролетариат. – Ю.Г.).

На недостаточно ясные представления у Э. Гевары о боливийском крестьянстве указывает и «Эль Сур». В частности, на то, что партизанам пришлось иметь дело не с индейцами-кечуа, а в основном с амазонскими, еще более отсталыми представителями индейской расы. Правда, заметим, что Гевара и сам отмечал это обстоятельство в своем Дневнике.

В рассматриваемом библиотечном досье встретились мне и неприкрытые (но чаще завуалированные) упреки некоторым латиноамериканским коммунистам, марксистам-теоретикам, проявлявшим, по мнению авторов статей, недостаточную активность в освободительной борьбе латиноамериканских народов. Характерным в этом отношении было следующее высказывание в мексиканской «Эль Соль»: «Пример Че Гевары всегда будет служить упреком в адрес салонных марксистов, для которых характерен политический оппортунизм, жизнь ленивых буржуа... Сколько таких у нас в Мехико!» [373]373
  El Sol de Mexico, 1967, 13 nov.


[Закрыть].

И наконец, хотелось бы привести еще один, весьма любопытный и, как нам кажется, показательный пример. В Нью-Йорке в те годы издавалась газета «Эль Тиемпо» («Время». – Ю.Г.) на испанском языке, среди ее спонсоров было много и кубинских эмигрантов «последней волны». 13 октября 1967 года газета поместила редакционную статью, в которой говорилось, что «газетчики снимают шляпу в связи с гибелью легендарного партизана» [374]374
  El Tiempo, N.Y., 1967, 13 oct.


[Закрыть].

Думается, что выступления в Латинской Америке различных партизанских отрядов во второй половине XX века наложили известный отпечаток и на поведение правящих кругов в странах этого континента. В частности, в последние годы там все чаще начинают раздаваться голоса протеста против имперской политики США. И не только на улице. Уже совсем недавно, в начале 2004 года, возник весьма серьезный аргентино-американский конфликт из-за упомянутой политики. Помощник государственного секретаря Соединенных Штатов по межамериканским делам Роджер Нориега попытался одернуть аргентинское руководство за его «дружественные» отношения с Кубой. В ответ последовала публичная и весьма резкая реакция Буэнос-Айреса. Глава кабинета министров Альберто Фернандес заявил прессе, что «прошло время автоматической поддержки Аргентиной Соединенных Штатов». А президент страны Нестор Кирхнер, комментируя выходку Нориеги, высказался еще более определенно. «Хватит нам, – сказал он, – быть тем ковриком, об который вытирают ноги. Мы – страна с достоинством!» [375]375
  La Vanguardia, Barcelona, 2004, 10 en., p. 7.


[Закрыть].

Глава 11 «ВТОРАЯ РОДИНА» ПОМНИТ

Кубинская печать, начиная с 10 октября 1967 года, стала публиковать различные подробности и версии о гибели Че. Все эти сведения печатались пока без комментариев: страна ждала, что скажет Фидель...

Команданте подтвердил это печальное известие в своем выступлении по телевидению и радио. «Изучив и проанализировав всю информацию, которой мы располагаем, – сказал он, – мы пришли к заключению, я с болью говорю об этом, что известие о смерти товарища Че Гевары является правдой» [376]376
  Цит. пo: La Prensa, B. Aires, 1967, 15 oct.


[Закрыть]. Фидель Кастро подробно осветил обстоятельства гибели соратника и разоблачил попытки убийц замести следы своего преступления. Правда, пока он ничего не сказал о самых изощренных из них (по-видимому, информация о них тогда еще не поступила в Гавану), но он скажет об этом позже.

В тот же день в стране объявлялся 30-дневный траур, а 8 октября – «Днем Героического партизана», который теперь отмечается на Кубе каждый год. Утверждалась комиссия по проведению траурных мероприятий и увековечению памяти Эрнесто Гевары – во главе с его соратником Хуаном Альмейдой. Позднее будет создана при ЦК КПК Комиссия по творческому наследию Че, где теперь хранится все, что писал он и все, что писали о нем. ( Прим. авт.: Благодаря прекрасно налаженной работе Комиссии, мне удалось познакомиться в ее архиве с неопубликованными письмами команданте.)

...Вечером 18 октября на площади Революции в Гаване собрались жители кубинской столицы. Выступал Фидель Кастро. В глубокой тишине он необычно тихим для него голосом рассказал о героической деятельности Че Гевары в Боливии и его трагической смерти там.

Глава кубинского государства объяснил соотечественникам причины того, почему в течение долгого времени официально не сообщалось о местонахождении Гевары. ( Прим. авт.: Еще 3 октября 1965 года, говоря об отъезде Че с Кубы, Фидель сообщил, что Че оставил письма родителям, детям и ему. Он сказал, что они переданы адресатам, а свое зачитал собравшимся.) ( Прим. авт.: О письме Фиделю уже рассказывалось выше, поэтому мы ограничимся здесь лишь цитированием только некоторых абзацев.) Вот эти выдержки из письма:

«...Перебирая дни прожитой жизни, думаю, что я работал достаточно честно и упорно в интересах торжества революции. Единственным моим серьезным упущением было, что недостаточно верил в тебя в первые дни Сьерра-Маэстры (помните, за это признание «ухватился» мексиканский журналист. – Ю.Г.) и не сразу понял твои качества лидера и революционера... Я горжусь, что следовал за тобой без колебаний, воспринимая как собственную твою манеру мыслить, понимать и оценивать опасности и убеждения...»

Теперь, выступая перед страной после гибели Гевары, в заключение митинга Фидель призвал кубинцев «быть такими, как Че, без единого темного пятна в своем поведении» и добавил, что «Че служит для нас образцом!» [377]377
  Здесь и в дальнейшем содержание писем Че Гевары приводится в переводе с испанского автора этой книги – Гаврикова Ю.П. Цит. по: Ernesto Che Guevara. Obras, v. 2, p. 693—698.


[Закрыть].

А вот тексты писем Гевары родителям и детям.

«Дорогие старики!

Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта, снова, облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь. Около десяти лет назад я написал Вам другое прощальное письмо. Насколько помню, тогда я сожалел, что не являюсь более хорошим солдатом и хорошим врачом; второе меня уже не интересует, солдат же из меня получился не столь уж плохой.

В основном ничего не изменилось с тех пор, если не считать, что я стал значительно более сознательным, мой марксизм укоренился во мне и очистился. Считаю, что вооруженная борьба– единственный выход для народов, борющихся за свое освобождение, и я последователен в своих взглядах. Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискуют своей шкурой , дабы доказать свою правоту.

Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, но он возможен, если логически исходить из расчета возможностей. И если так случится, примите мое последнее объятие.

Я любил вас крепко, только не умел выразить свою любовь. Я слишком прямолинеен в своих действиях и думаю, что никогда меня не понимали. К тому же было нелегко меня понять, но на этот раз– верьте мне. Итак, решимость, которую я совершенствовал с увлечением артиста, заставит действовать хилые ноги и уставшие легкие. Я добьюсь своего.

Вспоминайте иногда этого скромного кондотьера XX века.

Поцелуйте Селию, Роберто, Хуана-Мартина и Пототина, Беатрис, всех. Крепко обнимает Вас Ваш блудный и неисправимый сын Эрнесто».

Конечно, письмо детям совсем другое и более краткое:

«Дорогие Ильдита, Алеидита, Камило, Селия и Эрнестито!

Если когда-нибудь вы прочтете это письмо, значит, меня не будет среди вас.

Вы мало что вспомните обо мне, а малыши не вспомнят ничего.

Ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и, несомненно, жил согласно своим убеждениям.

Растите хорошими революционерами. Учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет властвовать над природой. Помните, что самое главное – это революция, и что каждый из нас в отдельности ничего не значит.

И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера.

До свидания, детки, я надеюсь еще вас увидеть.

Папа шлет вам большущий поцелуй и крепко обнимает вас»...

В адрес кубинского руководства, начиная с 16 октября, шел поток посланий с соболезнованиями из различных стран, поступило такое послание и от ЦК КПСС...

Летом следующего года в мировой печати снова появились сенсационные сообщения, связанные с именем Че Гевары: в Гаване объявлено, что кубинское правительство получило из Боливии от одного «доброжелателя» фотокопию Дневника Че. Сообщалось также, что кубинское руководство, убедившись в подлинности документа, решило опубликовать его на Кубе для бесплатного распространения, а также безвозмездно передать копии зарубежным издательствам с целью его опубликования за границей.

Из Ла-Паса немедленно последовала реакция генерала Баррьентоса. Он заявил, что все фотокопии Дневника Че находятся под его личным контролем и что единственно, что в состоянии сделать кубинцы, – это представить подложную копию либо часть Дневника, склеенную из фрагментов, опубликованных в разное время самим боливийским правительством.

Фидель Kacтpo выступил 3 июля того же года по гаванскому телевидению и представил всеобщему обозрению фотокопии Дневника Че и другие документы из его рюкзака. Он не преминул также разоблачить махинации боливийских правящих кругов, пытавшихся продать иностранным издательским фирмам упомянутый документ за баснословную сумму.

Президенту Баррьентосу не оставалось ничего другого, как признать, что Гавана действительно обладает подлинными документами Че Гевары. Конечно, это он сделал не из соображений совести, а боясь дополнительных разоблачений. И чувство самосохранения его не подвело: 19 июля из Боливии в Чили бежал министр внутренних дел Антонио Аргедас, один из самых информированных и доверенных людей президента. В чилийской столице Аргедас заявил журналистам, что являлся агентом ЦРУ и что это именно он, решив порвать со «зловещей бандой, которая плетет заговор против человечества», переслал документы Че в Гавану. ( Коммент. авт.: читатель уже знаком с этой акцией, открывающей первую главу данной книги).

На судебном процессе, состоявшемся над добровольно вернувшимся в Ла-Пас Аргедасом, тот признал, что он передал Дневник Че в Гавану безвозмездно и из патриотических побуждений. Мотивируя свой шаг, он сообщил также следующее [378]378
  Выдержки из материалов этого судебного дела были опубликованы в «Литературной газете», М., 1970, № 25 и 26.


[Закрыть]:

«Из бесед с североамериканскими чиновниками я выяснил, что правительство США хотело вызвать широкий интерес к содержанию походного дневника майора Эрнесто Гевары, дабы затем дать дневнику собственную версию и внести значительные изменения в оригинал с целью оправдать многостороннюю вооруженную агрессию против Кубы (в то время такая акция планировалась Вашингтоном совместно с ОАГ. – Ю.Г.) и массовые репрессии внутри страны. То есть была задумана провокация с выпуском фальшивого или далекого от подлинного текста дневника».

Любопытный разговор состоялся между Аргедасом и председателем суда:

«Судья: вы коммунист?

Аргедас: Я марксист-гуманист.

Судья: Какого вы мнения о Геваре?

Аргедас: Он – герой, пример для всей Америки.

Судья: Расскажите суду, были ли вы знакомы с Эрнесто Че Геварой и братьями Передо и какие отношения вы с ними поддерживали?

Аргедас: Я не имел чести лично знать майора Эрнесто Гевару. С майором Инти Передо у меня было шапочное знакомство. Что же касается майора Роберто Передо (Коко), лично я его глубоко уважал, хотя никогда не поддерживал с ним связей политического характера».

И, конечно, не приходится удивляться, что после таких признаний (особенно по поводу ЦРУ) Аргедаса пытались расстрелять из пулемета на одной из улиц боливийской столицы. Поняв, что его жизнь находится в большой опасности, он с семьей уехал на жительство в Гавану.

Там на митинге 26 июля 1970 года Фидель Кастро информировал кубинский народ о следующем:

– «После истории с дневником д-р Аргедас продолжал бороться и старался переправить в нашу страну гипсовый слепок с лица Че, маску, которая была сделана там в день, когда он был убит, и, кроме того, он сохранил и переправил в нашу страну кисти рук Че Гевары. (Площадь замерла. Фидель помолчал несколько секунд, как будто переводя дыхание, и продолжал):

– Руки Че хорошо сохранились. Кубинские специалисты приложили для этого особые усилия.

Традиции нашей страны известны. Она хоронит своих сынов. Это традиция. У каждого народа есть свои традиции. Масео, Марти были похоронены. И так мы будем поступать всегда. Но мы задались вопросом: «Что делать с руками Че?» (Фидель снова помолчал, вопросительно оглядывая собравшихся, многие невольно при этом обратили свой взор на сидевшую на трибуне женщину, одетую во все черное, – это была Алеида Марч, вдова Гевары)...

– Это его плоть, – продолжал оратор, – единственное, что у нас осталось от него. Нам даже неизвестно, удастся ли нам когда-нибудь найти его останки. Но у нас есть руки, которые практически в целости и сохранности.

И именно поэтому мы желаем задать народу вопрос, каково его мнение по этому вопросу. (Как будто на одном выдохе над площадью прокатилась волна: «Сохранить!»)

Сохранить? Тогда мы хотим вынести на суд народа такое предложение: уже сделана копия с маски, и мы можем сделать таким способом много репродукций и сохранить оригинал маски. Можно также хранить руки Че в стеклянной урне и поставить ее здесь, у статуи Марти, в каком-нибудь зале в день очередной годовщины его гибели. Это руки, в которых он держал оружие, ведя борьбу за освобождение, руки, которыми он писал, излагая свои блестящие мысли, руки, которыми он работал на плантациях сахарного тростника, в портах, на стройках. И можно сделать нечто вроде музея Че, если вы захотите, нечто вроде временного музея. (В этот момент Алеиды на трибуне уже не было. Ее, видимо, увели врачи. – Ю.Г.).

– Че не принадлежит нашей стране, – продолжал оратор. – Че принадлежит Америке. И в один прекрасный день эти руки будут находиться там, где пожелают народы Америки. А пока наш народ будет хранить их и будет заботиться о них...

Итак, в ближайшую годовщину гибели Че Гевары мы откроем это помещение, где будут находиться его маска и его руки и куда сможет свободно приходить народ и осматривать их. Хотя нужно признать, что в такой момент любому человеку будет трудно. Я знаю, что на многих товарищей даже сама эта идея произвела большое впечатление, оказала сильное воздействие. Я понимаю, что такое же воздействие это окажет и на всех вас.

Перед началом митинга здесь была Алеидита. Я разговаривал с ней, и я сказал ей об этом, чтобы не застать ее врасплох. Ее глаза немного покраснели, из них выкатилось несколько слезинок, но она сказала: «Да, хорошо».

Так что подруга Че знала об этом. Отец знал об этом. Об этом знало всего несколько человек. Дети, конечно, об этом не знали. (Фидель тяжело вздохнул, как после тяжелой работы, и продолжил):

– Так или иначе, мы всегда будем крайне признательны д-ру Аргедасу за то, что он сделал.

Че убили, но не смогли помешать тому, чтобы его Дневник попал на Кубу. Старались сделать так, чтобы его тело исчезло, но не смогли помешать тому, чтобы его руки оказались на Кубе. Неизвестно, для чего сделали его маску, но ничто не могло помешать тому, чтобы она попала в руки кубинского народа.

– Справедливая идея, дело Че, его достоинство, его величие сделали то, что казалось невозможным. Человек, который официально был в составе боливийского правительства, ведшего борьбу против Че, рисковал жизнью не один, а много раз, чтобы спасти Дневник Че и переправить его на Кубу, а затем чтобы спасти руки и маску Че и переправить их нам... [379]379
  Цит. по: Granma, Habana, 1970, 27 jul.


[Закрыть].

Кубинский лидер сдержал слово. К очередной годовщине со дня гибели Че Гевары его маска и руки были выставлены на всеобщее обозрение в небольшом мемориальном зале в Гаване. Нескончаемой вереницей шли кубинцы, иностранные гости Кубы, чтобы поклониться памяти «героического партизана».

И все же Фидель Кастро был прав, когда предупреждал о слишком сильном психологическом воздействии подобной картины на многих людей. Были даже случаи, когда во время посещения упомянутого зала люди, особенно пожилые, теряли сознание, падали в обморок...

В 1997 году в г. Санта-Клара, штурмом которого во время Повстанческой войны руководил Э. Че Гевара, на площади его имени был сооружен скульптурный Мемориальный комплекс в честь Героического партизана.

Образ Че Гевары, его дело стали одной из центральных тем воспитательной и просветительской деятельности на Кубе. Постоянно возвращается во многих своих выступлениях к теме «личность Гевары» Фидель Кастро. Вот его слова, произнесенные в одном из них:

«Че был человеком, к которому люди сразу же испытывали привязанность за его простоту, характер, естественность, оригинальность, даже еще не зная о многих других его достоинствах» [380]380
  Ibid, 1967, 19 oct.


[Закрыть].

Со дня смерти национального героя кубинцев прошло почти сорок лет. Его не застали в живых даже многие сегодняшние отцы и матери. Тем не менее, на Кубе каждый школьник сегодня может рассказать вам о Геваре.

Об этом свидетельствуют страницы сочинений даже еще тех школьников, которые писали их о команданте, как об одном из героев только что победившей революции. Они были на писаны учениками 1—3 классов маленькой сельской школы в горной заимке Санта-Ана (по кубинским правилам, это дети 6—8-летнего возраста). Я выписал из них только отдельные строчки:

«Че был аргентинцем и кубинцем. Он сражался в горах, на равнине, везде, где шла война».

«Он был невысокий, нес винтовку на плече, курил сигару, ехал на осле и... боролся с тираном Батистой».

«Че был боевой человек... с детства думал о свободе».

«Че был большим патриотом, он шагал по здешним горам и по другим тоже. Его ранили в Альто-дель-Конрадо. У него были такие же идеи, что и у Фиделя и у других патриотов в Сьерра-Маэстре...»

«Че боролся за то, чтобы у нас была школа. И Фидель тоже...»

А вот фрагмент из беседы с 8-летним учеником той же школы:

«Учитель: Чем занимался Че?

Ученик: Он сражался с тиранией.

Учитель: Какой тиранией?

Ученик: Тиранией Батисты.

Учитель: Ты помнишь об этой тирании сам?

Ученик: Нет, отец рассказывал.

Учитель: Чем еще занимался Че в Сьерре?

Ученик: Курил сигары...»

Милая детская непосредственность, замешанная на глубоком уважении и почитании национального героя...

А что же собственные дети Эрнесто Гевары? Мы уже упоминали о них.

Они, как и предсказывал Че в своем прощальном письме им, выросли и стали достойными гражданами Кубы. Помните, что писал их отец в письме на имя Фиделя Кастро: «Не оставляю ничего материального моей жене и детям, и меня это не огорчает, а радует. И не прошу ничего для них, так как государство предоставит им все необходимое для жизни и образования».

В ноябре 2003 года дочь Алеидита, ныне – детский врач, посетила Москву. Ее тепло встретили россияне. В московском Доме дружбы с народами зарубежных стран в честь нее, президента общества «Куба – Россия», был организован торжественный вечер.

В предисловии к книге я упоминал Антонио Нуньеса Хименеса. Пройдя вместе с Че Геварой часть Повстанческой войны на Кубе, он получил звание капитана и после победы революции возглавлял Национальный институт аграрной реформы (исп. аббревиатура – ИНРА), а затем стал президентом Академии наук Кубы. Будучи совсем молодым, Антонио увлекался наукой, особенно географией и спелеологией (изучение пещер). Вообще, трудно сказать, какой из наук не увлекался бы он. Даже в университете А. Нуньес «умудрился» поучиться на инженера-агронома, а также на филолого-философском факультете. В начале 70-х годов он был назначен послом в Перу, где и продолжилась наша с ним дружба.

Не могу сказать, что они с Геварой были друзьями, но хорошими товарищами – безусловно. Нуньес много общался с Че, в частности в ИНРА, где команданте возглавлял некоторое время департамент промышленности. Гевара всегда видел в молодом ученом интересного собеседника.

Во время наших с Нуньесом перуанских встреч он охотно вспоминал о своем погибшем товарище. Вот что сохранила моя память из этих рассказов о Че.

Нуньес Хименес пришел в колонну Че Гевары, когда она начала свои действия в провинции Лас-Вильяс, участвовал в штурме ее столицы, города Санта-Клары. Помимо боевых заданий, командир поручал «профессору», как в шутку он его звал (до войны Антонио преподавал в университете, написал ныне известный во всем мире труд – «Географию Кубы». – Ю.Г.), некоторые пропагандистские акции. Например, он написал воззвание «К кубинскому народу». В нем, в частности, были такие слова:

«Наша армия – это армия крестьян, рабочих, студентов и интеллектуалов, и ее миссия, кроме руководства войной за свержение тирании, обеспечить демократию для всех, установить свободу слова и мысли, осуществить аграрную реформу с немедленным разделом земли... установить профсоюзную демократию, гарантировать принятие справедливых требований рабочих и всех тех мероприятий, которые необходимы для обеспечения народных прав...» [381]381
  Цит. по: И. Лаврецкий. Указ. соч., с. 144.


[Закрыть].

Прочитав текст, Че остался доволен и приказал размножить его на ротаторе.

Доверял он Нуньесу и многие ответственные боевые операции, учитывая, помимо храбрости капитана, и его хорошее знание провинции Лac Вильяс, его малой родины. Например, он провел колонну незамеченной по проселочным дорогам в район университетского городка, расположенного в нескольких километрах от Санта-Клары. Студенты, преподаватели и обслуживающий персонал, несмотря на рассветный час, восторженно встретили 300 «барбудос», особенно когда в одном из них узнали профессора «дона Антонио».

Говоря о Геваре, мой собеседник не раз возвращался к теме его исключительной человечности. В день наступления на Санта-Клару, когда колонна медленно продвигается по шоссе и входит в один из пригородов, жена Нуньеса, боец Лупе Велис, говорит Че, что в этом местечке находится их с Антонио двухлетняя дочь, оставленная на попечение друзей. Поручив своему заму колонну, команданте садится в «джип», приглашает в него Антонио с женой и везет их к указанному дому, чтобы убедиться, что с их дочуркой все в порядке.

После разгрома стоявшего на запасных путях батистовского бронепоезда, о чем мы рассказывали в начале книги, Че приказывает сохранить жизнь взятым в плен 400 вражеским солдатам и офицерам, а последним разрешает сохранить личное оружие. Чтобы не было ненужной расправы (многих бойцов «сжигало» чувство мести за погибших родственников), командир просит Антонио взять двух повстанцев и сопроводить пленных на грузовиках до порта Кайбариен. «Хотя нас было только трое, – вспоминал Нуньес, – пленные были так ошарашены происходившим, что никто из них и не подумал бежать... По дороге население нас восторженно приветствовало, а пленным выражало всячески свою неприязнь. Нам стоило большого труда защитить этих вояк от народного гнева. В Кайбариене я связался по радио с курсировавшим поблизости батистовским фрегатом и пригласил его зайти в порт, чтобы забрать моих подопечных пленников. На запрос капитана корабля инструкций у командования последнее ответило, что считает пленных подлыми трусами, с которыми повстанцы могут поступать по своему усмотрению. Пришлось оставить пленных в местном морском клубе на попечение народной милиции...»

Рассказав эту историю, посол добавил, что и на Кубе и в Боливии, где Че тоже весьма гуманно обходился с пленным противником, армейцы должны были бы учиться у него человечности.

Воспользовавшись упоминанием Нуньесом страны, где погиб Гевара, я попросил высказать свое мнение о «боливийской геррилье».

Многие, кто пишет на эту тему, отметил он, обращают внимание на недостаточную подготовленность партизанского «очага» (я про себя сразу вспомнил слова Р. Дебре о заметной «импровизации» в деятельности отряда), но главное было в другом – в «огромной идеализации» Геварой и людей, и обстоятельств. Я напомнил послу слова английского философа Честертона: «Каждый человек по-своему идеалист, но вот беда: часто их идеал – ошибочный». Это так, подтвердил собеседник, хотя идеал Че, его мечту о свободном и справедливом обществе вряд ли можно назвать ошибкой. А идеализировал он многое. Мы как-то, заметил Нуньес, крепко с ним поспорили по этому поводу, когда работали вместе в ИНРА.

Вернувшись к обвинениям Че в недостаточной подготовке партизанской акции в Боливии, А. Нуньес заметил, что тот, кто это утверждает, упускают из виду два очень важных обстоятельства. Во-первых, то, что подготовка велась в условиях такой суперсекретности, что даже ближайшее окружение Фиделя не было посвящено во все детали, что может вести, естественно, к неправильным выводам по этому вопросу. Вспомни, сколько спекуляций было в мире по поводу его «исчезновения» с Кубы. Писали, что видели его с перонистами Аргентины, партизанами Колумбии и Перу, что он был застрелен якобы ненавидевшим его О. Дортикосом прямо на заседании кубинского Совмина, что был изгнан с Острова и скитается в поисках смерти в Амазонии. Кубинские «гусанос» в Штатах тоже внесли свою лепту. Перефразировав бельгийскую песню, они напевали в Майами: «Тинтин (так они прозвали Че. – Ю.Г.) потерялся, Тинтин потерялся, где же он, Тинтин?»

( Прим. авт.: Я действительно был наслышан о разных «версиях» пропажи кубинского министра. Дочь генсека КП Венесуэлы Мачадо якобы даже сказала знакомому журналисту: «Если поедешь на Кубу и увидишь Фиделя, спроси от имени моего отца, сидящего в венесуэльской тюрьме, куда он девал Че?!») [382]382
  El Mundo, Caracas, 1967, 11 oct.


[Закрыть].

Во-вторых, сказал посол, часто забывают, что Гевара, оказавшись на боливийской территории, отнюдь не собирался тут же начинать боевые действия. Самое раннее, он намеревался сделать это через год, но ряд буквально роковых обстоятельств вынудили его, как говорят военные, принять бой. Ведь Че вообще не думал о скорой победе. Скорее он был готов к длительной борьбе в течение многих лет (именно партизанская война это позволяет), пока не разгорится большой пожар освободительной войны на континенте...

Посол подошел к книжной полке, взял оттуда книгу с портретом Э. Гевары на обложке и продолжал:

– Вот, посмотри Дневник Че. Описывая все удачи, поражения и тяготы партизанской жизни, в которой отмечает предательство, скаредность, трусость, эгоизм у отдельных бойцов, вместе с тем в ежемесячных резюме Эрнесто всякий раз идеализирует партизан. Он пишет: «У всех бойцов мораль на высоте» и т.п.

– Может быть, это результат его высокого оптимистического настроя? – прерываю я рассуждения посла.

– Тут я с тобой полностью согласен. Только добавлю: огромного оптимизма. Че действительно был, как говорят, неисправимым оптимистом. Вся его натура романтика, бунтаря, поэта дышала оптимизмом. Я бы даже сказал, излучала его.

– И при этом, – заметил я, – совершенно скептическое отношение к своему здоровью: стою на слабых ногах, с дырявыми легкими, долго не проживу и пр.