Текст книги "Кровавый след"

Автор книги: Юрий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

(23–24 августа)

Через несколько дней боевики снова привели меня на допрос к Собзали.

– Знаешь, какой сегодня день? – спросил он.

– Я давно потерял счет времени.

– Сегодня двадцать третье августа, – сказал Собзали, но я не мог понять, зачем.

Собзали сделал небольшую паузу, потом снова спросил:

– Хочешь работать на меня?

– Что? – я был сильно удивлен.

Поверить в такое было невозможно. Чтобы сам Собзали, который знал, с какой миссией я прорывался в Таджикистан, предложил работу – такое казалось нереальным.

– Почему ты молчишь? – снова спросил он.

– Я думаю.

– По-моему, в твоем положении думать – глупо. В прошлый раз ты сказал, что тебе все равно, кого убивать. Ведь это правда, Русич? – он уставился на меня своими маленькими злыми глазами.

Я молча кивнул в ответ. Хотя в этот момент мне хотелось убить его.

– У меня появилась для тебя неплохая работа. Если справишься с ней, я подумаю, что можно для тебя сделать, – он на минуту задумался и продолжал:

– Сейчас выезжаем в один город, а завтра, если повезет, возвратимся обратно. Может быть, даже не все.

И он довольно улыбнулся.

Я поразмыслил. У меня было мало оснований думать, что Собзали говорит правду. Скорее всего, он хотел подставить меня и именно для этого выкупил у афганцев.

– А кого нужно убрать? – поинтересовался я.

– Там посмотрим, – уклонился он от ответа.

Сейчас у меня не было сомнений, что Собзали предлагает мне грязное дело, хочет повесить на меня совершенное оппозицией или им лично преступление. Им нужен живой убийца, да к тому же русский. Смотри, мол, кто здесь работает. Оппозиционеры останутся чистыми, а меня отдадут в руки правосудия. Но кого же собирается убить Собзали? Президента? Нет, это слишком рискованно. Кого-нибудь из высокопоставленных чиновников? Эта версия показалась мне более логичной.

– Я вижу, что ты согласен, – прервал мои размышления Собзали.

Он не получил ответа и, по всей видимости, не был огорчен этим обстоятельством. Он знал, в каком безвыходном положении я нахожусь. Я же подумал о том, что, возможно, мне удастся предотвратить преступление, предупредить жертву. И в награду тот поможет мне бежать из Таджикистана.

Двое боевиков связали мне руки и подтолкнули вперед. Глаза мне больше никто не закрывал. Это был верный признак того, что здесь меня больше не рассчитывали увидеть.

«Моя карта бита, – думают они. Но мы еще посмотрим, кто возьмет верх».

Пройдя ущельем, мы спустились к подножию горного склона и попали на равнину, поросшую травой и деревьями, которых я не видел целую вечность. Здесь нас ждала «Волга». Меня затолкнули на заднее сидение, и скоро мы тронулись в путь. Один из боевиков сидел рядом с водителем, двое других расположились слева и справа от меня.

Вечером мы приехали в Душанбе. Проехав весь город, машина остановилась. Это была окраина Душанбе – старые заброшенные кварталы.

Хозяин, встретивший нас, был суетлив и немногословен. Он определил места, где и кому спать, и быстро исчез из дома, оставив за боевиками полное право распоряжаться его собственностью. Боевики дали мне поужинать, а потом надели" на ногу колодку с цепью, прикованной к стене, указали на циновку, предназначавшуюся для сна, сами устроились рядом со мной. Учитывая эти обстоятельства, я даже не помышлял о побеге.

Утром боевики, переодетые в милицейскую форму, разбудили меня и приказали быстро собираться. Я не стал спрашивать, куда они собираются меня отвезти, зная, что они все равно не ответят.

Сначала мы шли по узким улочкам пешком, а потом сели в «Волгу», которая вчера доставила нас в город. Машина остановилась у большого здания.

– Выходи, – приказал мне один из боевиков.

Я повиновался, и мы направились к зданию. Остальные боевики тоже покинули машину и пошли за нами следом. По лестнице черного хода мы поднялись на третий этаж здания. Боевики держались подальше от окон, стараясь быть незамеченными. Я не находил в их поведении ничего подозрительного, пока один из парней не подозвал меня к себе. Он стоял у окна, но не смотрел на улицу.

– Смотри, – сказал он, когда я подошел, и указал на противоположную сторону улицы.

Я увидел двухэтажный особняк, утопающий в зелени. Усадьба была обнесена высоким кирпичным забором. Во дворе и возле дома никого не было видно. Мне почему-то подумалось, что он принадлежит какому-нибудь министру или одному из приближенных к президенту людей. Первоначальное предположение о том, кого я должен был убить, оправдывалось.

– Сможешь отсюда попасть с первого выстрела? – спросил боевик.

– Смотря из чего, – деловито ответил я.

– Карабин с оптикой. Я утвердительно кивнул.

– Хорошо, теперь отойди от окна, – снова приказал он мне и посмотрел на часы. – Будем дожидаться клиента.

«На что рассчитывает Собзали? – думал я. – Он не показался мне глупым человеком. А если так, то он не мог полагаться на пленника в решении такой важной проблемы. А что, если я вдруг нарочно промахнусь? Тогда дело провалится». В моих размышлениях отсутствовало одно очень важное звено, которое я никак не мог нащупать.

Боевик, с которым я только что разговаривал, снова посмотрел на часы и выглянул в окно. Я последовал его примеру.

В этот момент к особняку подъехала черная «Волга». У меня возникли нехорошие предчувствия. Я наклонился вперед, чтобы разглядеть человека, выходившего из машины. В следующее мгновение я прямо-таки остолбенел. Водителем «Волги» был не кто иной, как наш вчерашний хозяин, в доме которого мы останавливались на ночь. Я хотел было повернуться к боевикам, но в тот же миг получил сильный удар чем-то тяжелым по голове и упал на пол с рассеченным затылком.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

(конец августа – сентябрь)

В тюремном изоляторе было невыносимо душно. Человек в белом халате совал мне под нос нашатырь. Я открыл глаза. Очень болела голова. Я дотронулся до нее рукой. Она была перебинтована.

– Где я? – спросил я у врача.

– А ты что же, не знаешь, куда за такие дела отправляют?

– За какие дела?

– За убийство Генерального прокурора! – разъяснил мне ситуацию врач.

– Это не я, – испуганно произнес я.

– Мне ты можешь ничего не рассказывать. На это есть следователи, прокурор. Кстати, тебя уже дожидается следователь по особо важным делам.

В маленьком кабинете, куда меня привели на допрос, стояли один стол и два стула. За столом сидел следователь и делал какие-то записи. Он даже не взглянул в мою сторону, когда я вошел в кабинет. Я стоял у входа около двадцати минут и смотрел на следователя. Он так ни разу и не поднял головы, продолжал усердно писать.

Наконец мне это надоело, и я произнес:

– Долго будет продолжаться это безобразие? Следователь поднял на меня свои маленькие рыбьи глазки поверх очков и некоторое время внимательно рассматривал. Потом он снова вернулся к своему занятию.

Я решил, что оказался в незавидном положении, и этот безмозглый чиновник никогда не поверит в то, что я не совершал преступления. Я прошел к стулу и без разрешения сел. Следователь уставился на меня испепеляющим взглядом.

– Простите, вы были так заняты, что я не решился вас беспокоить, – нагло сказал я.

– Заткнись, – остановил он меня. – Не то позову охрану… Ты прибыл в Душанбе около двух недель назад, – начал излагать факты следователь. – В тот же вечер, как свидетельствует протокол милиции, ты устроил драку в нетрезвом состоянии в общественном месте. Ты засветился, дорогой мой.

– И что из этого следует? Кто докажет, что это был я?

– У нас есть свидетели.

– Их можно купить. Возможно, у вас найдутся свидетели, которые покажут, что я ограбил ювелирный магазин, убил шесть стариков и двадцать беззащитных младенцев, только эти сказки не понравятся серьезным вершителям правосудия.

Следователь протянул руку к кителю, достал из кармана пачку сигарет, вынул одну и закурил.

– Дальше… – он выпустил в потолок облачко дыма. – Несколько дней о тебе ничего не было слышно. Предполагается, что ты ездил по своим делам в южные районы страны, – он перелистал несколько страниц и продолжал: – За три дня до совершения преступления ты встречался со своей жертвой на его загородной даче. Нам еще предстоит узнать, зачем.

Вдруг я понял, почему он не ведет допрос, а несет всякую чушь – он просто хочет рассказать мне мою легенду.

– Есть предположения, что ты ездил в Нурек или же в Яван, – продолжал следователь. – Кстати, Нурек – родина покойного Генерального прокурора.

– Спасибо за информацию, – вставил я.

– Ты что же это, умник, разговариваешь со мной в таком тоне? Думаешь, у меня нет против тебя доказательств?

Я нисколько не сомневался, что эти доказательства у него были, тщательно задокументированные и выведенные каллиграфическим почерком.

– Вот, пожалуйста, – начал нервничать следователь. – Это – протокол твоего допроса в отделении милиции, – он потряс в воздухе исписанным листом бумаги.

– И на нем есть моя подпись?

– На нем есть твое описание, заверенное патрульным и дежурным по отделению, а также засвидетельствован твой отказ подписаться. И эти конкретные люди в суде дадут показания не в твою пользу.

Я слабо улыбнулся, стараясь скрыть волнение.

– А вот это, – следователь достал из пухлой папки другой лист, – показания водителя прокурора, где он пишет, что за три дня до убийства отвозил прокурора на его загородную дачу, где тот должен был встретиться с важным человеком… Этим человеком, между прочим, был ты, – указал на меня пальцем следователь. – Ты думаешь, что такому почтенному человеку, каким является водитель покойного прокурора, меньше поверят, чем тебе, дебоширу и хулигану, наемному убийце?

Некоторое время он сверлил меня глазами.

– Признайся, сколько тебе заплатили, чтобы ты убил Генерального прокурора?

– А почему ваш водитель не написал о нашей с ним встрече, – вместо ответа на его вопрос спросил я.

– Это когда? – заволновался следователь.

– Вчера вечером. Он дал ночлег мне и нескольким вооруженным боевикам.

На смуглом азиатском лице следователя появились бисеринки пота, он нервничал:

– У тебя нет другого выхода, только признаться.

– В чем? – удивился я. – Ведь мне даже не представили обвинения.

– Он порылся в своих бумагах и зачитал:

– «В связи с изложенным выше следует: подозреваемый вошел в контакт с Генеральным прокурором и, скорее всего, шантажируя его какими-то фактами, склонял к содействию и оказании помощи в провозе через нашу республику большой партии наркотиков на территорию России, что в значительной степени подтверждается фактами пребывания подозреваемого на протяжении последних двух недель в городе Душанбе, а затем в Нуреке и снова в Душанбе»…

Я слушал весь этот бред, и мне становилось не по себе при одной мысли, что кто-то мог состряпать на меня подобную глупость, и что, скорее всего, остальные стражи закона примут ее за чистую правду.

– Если будет нужно, мы найдем в Москве твоих приятелей, которые переправили тебя в Таджикистан, – добавил следователь.

Дела мои были плохи. Я едва выбрался из одной передряги, как попал в другую, еще более опасную.

– Так ты согласен с изложенными фактами? – нетерпеливо спросил следователь.

– Нужно быть ненормальным или самоубийцей, чтобы пойти на такое, – ответил я.

– Через день-другой ты будешь сожалеть о своих словах, – угрожающе посмотрев на меня, сказал следователь.

Он встал из-за стола и, подойдя к двери, открыл ее. Я увидел широкоплечего охранника двухметрового роста и догадался, что будет дальше.

Потянулись бесконечно долгие дни допросов и пыток. На смену первым двоим амбалам пришли новые, затем их сменили другие. В промежутках между «процедурами» в камеру пыток заглядывал уже знакомый мне следователь, один или за компанию с прокурором, и предлагал мне подписать протокол с признанием в том, что я убил Генерального прокурора Таджикистана.

Мои палачи, казалось, наслаждались разнообразием пыток. Они подвешивали меня за ноги, а руки привязывали к полу и устраивали «растяжки»; жгли пятки, загоняли иглы под ногти на ногах и руках, сажали в камеру с металлическим полом и заливали его кипятком, прострелили мне обе руки из пистолета. Я терял сознание, приходил в себя и снова погружался в пустоту. Всякий раз, как мой разум возвращался к способности рассуждать, я удивлялся, насколько живуч человек. Казалось бы, столько, сколько вынес я, не могло вынести ни одно живое существо.

Так и не сумев сломить моего сопротивления, палачи, сами измученные пытками и бессонными ночами, отправили меня на специальную коллегию по особо важным делам. Судебное заседание длилось всего сорок минут, оно проводилось за закрытыми дверями и походило скорее на ознакомление с толстой папкой моего уголовного дела, чем на серьезное разбирательство. Весь этот спектакль разыгрывался на таджикском языке, и мне не предоставили даже адвоката, положенного для самых отпетых преступников.

Суд удалился для вынесения приговора. Через пять минут я уже знал его – меня приговорили к тринадцати годам строгого режима.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

(годы заточения: 1992–1995 гг.)

Тюрьма находилась в предгорьях Гиссарского хребта, северо-восточнее Душанбе. Заключенные работали в каменоломнях, расчищая площадки для добычи руд цветных и редких металлов. Изнурительная работа продолжалась весь световой день, от восхода и до заката солнца. Охранники с автоматами вели себя не лучше моджахедов Латифа или боевиков Собзали, строго наказывая заключенных за малейшую провинность или задержку в работе.

Сначала нас держали в затхлых бараках в предгорьях, но когда работы начались в высокогорных каменоломнях, тюремщики устроили камеры прямо в пещерах, в которые были врезаны решетки. Ночное понижение температуры загоняло узников в глубь пещер, но и это не спасало. В скором времени большое количество пленников заболело и умерло без достаточного медицинского обслуживания.

В бесконечном ожидании избавления от кошмарных мучений проходили дни, которые складывались затем в месяцы, а месяцы незаметно стали составлять год, второй, третий…

Однажды, в начале весны, на третьем году моего заключения, привезли партию новичков. Среди них выделялся один, которого все звали Баклан. Он был таджик, имел несколько судимостей и в неволе пробыл в общей сложности двадцать три года. Тюремщики не проявляли бурного восторга, узнав, что Баклан осужден за новое преступление. Они давно знали его, как зачинщика потасовок и возмутителя спокойствия. По чистой случайности Баклана поместили в одну камеру со мной. Мы не питали друг к другу особых симпатий и были лишь приятелями по несчастью.

Баклан был поражен смертью одного из заключенных, к которому не пригласили вовремя врача, и он восстал против скотского отношения к нам тюремщиков. Баклану удалось поднять настоящую бурю среди заключенных. Охранникам не пришлось долго выискивать зачинщика беспорядка, они безошибочно определили, что это Баклан. Чтобы другим было неповадно, они принялись избивать его на глазах у всех. При виде такой несправедливости я не сдержался и вступился за беднягу. Я подбежал к надзирателям и, выхватив у одного из них автомат, принялся отгонять их прикладом от Баклана. Оторопевшие от неожиданности охранники некоторое время не могли прийти в себя. Баклан воспользовался заминкой, чтобы подняться с земли и затесаться в толпе других заключенных, наблюдавших весь этот спектакль. Теперь тумаки, предназначавшиеся для Баклана, посыпались на мою спину и бока. За оказанное сопротивление меня посадили на две недели в карцер.

– Я думал, что ты уже труп, – сказал Баклан, когда я вернулся в камеру. – Тебе повезло, – добавил он, осматривая мое тело, – переломов нет. Но эти шакалы поранили тебя, и этот шрам на правой щеке, кажется, останется навсегда.

Так мы подружились с Бакланом. Я ни на минуту не оставлял мыслей о побеге. Он представлялся мне вполне возможным. Смог же я вырваться из-под стражи Латифа в Афганистане. И это при том, что там я был единственным пленником, которого они ревностно охраняли. Здесь же моя задача облегчалась, так как узников было много, и охранники наблюдали за всеми сразу. Я поделился своими соображениями с новым приятелем, и тот обещал мне помочь разработать подробный план побега. В этом он был большой специалист.

– Почему бы тебе не завязать со всеми своими делишками? – спросил я однажды у Баклана.

– Прости, друг, но это невозможно, – ответил он мне. – Я уже не представляю себе другой жизни.

– А за что ты получил свой первый срок, Баклан?

– Не называй меня больше так, – попросил он. Я был несколько озадачен.

– Это мои приятели по зоне прозвали меня Бакланом. И для них я Баклан, а для друзей – Сангак. Можешь называть меня Сашей, на русский манер.

Из этих слов я понял, что стал другом для Баклана-Сангака, многого повидавшего на своем веку. Он рассказал мне свою историю:

– Я был совсем зеленый, почти такой, как ты. Я закончил кулинарный техникум и приехал на работу в Куляб, устроился поваром в духан – такой маленький ресторанчик. Дела мои шли неплохо. Но однажды, возвращаясь поздно вечером домой, я услышал крики девушки. Она звала на помощь. Я поспешил и увидел, как во дворе дома трое сопляков пристают к совсем еще школьнице. Ну я, конечно же, вступился за нее. А утром меня вызвали в милицию. Как потом оказалось, среди парней был сын обкомовской шишки. Я не смог оправдаться, мне предъявили обвинение в попытке изнасилования и осудили на три года. А зона есть зона. Она быстро перевоспитывает. Но не на тот лад.

– Ты не сопротивлялся? – удивился я.

– А зачем? – пожал плечами Сангак.

– Ты же мог опротестовать решение суда в высшей инстанции.

– А ты его опротестовал? – в глазах Сангака застыла насмешка.

У меня не было слов, чтобы возразить ему. Он был прав.

– Знаешь, что я тебе скажу, Виктор? – признался мне Сангак. – Я помогу тебе выбраться отсюда, чтобы рутина тюремной жизни не засосала тебя навсегда. Ты еще молод, и можешь исправить свою судьбу… У тебя есть жена?

– Даже не знаю, как тебе ответить, – развел я руками.

– Это почему?

– Была у меня жена, но в последний раз я видел ее два года и три месяца назад. Сейчас она, наверное, думает, что меня нет в живых.

Сангак сочувственно вздохнул и покачал головой.

– А дети? – снова спросил он.

– Когда я уезжал из Москвы, моя жена была беременна, и я даже не знаю, кто у меня родился.

– Да, незавидная у тебя участь, – сказал Сангак, выслушав мои признания.

В первых числах апреля в каменоломне появились люди в гражданских костюмах. Делегацию сопровождали два майора и один подполковник милиции. Они расхаживали по зоне, брали пробы камней для анализа. Среди заключенных прошел слух, что скоро на это место придут археологи, а нас переведут в новую каменоломню.

На следующее утро после того, как делегация уехала, нас с Сангаком вывели из общего строя и под конвоем двоих охранников отправили на дальний участок с приказом к вечеру доставить образцы пород.

Был жаркий день, солнце стояло в зените и палило нещадно. Там, где нам приказали работать, было как в аду. Наших охранников быстро разморило от зноя. Они разделились и решили, что один будет нас охранять, а другой в это время – отсиживаться в укромном местечке под скалой, где было не так жарко. Мы же с Сангаком должны были долбить кирками камни.

Неожиданно Сангак оступился и подвернул ногу. Охранник заметил, что он присел на камень, взял свой автомат и подошел ближе.

– Что ты здесь расселся? – спросил он.

– Ногу подвернул, – стал оправдываться Сангак.

В это время я орудовал киркой у скалы, немного выше того места, где находились Сангак и надзиратель. Я смотрел на широкую спину охранника, и у меня внезапно возник великолепный план побега.

– Поднимайся и работай! – приказал охранник Сангаку.

Но в ответ услышал только стон.

Надзиратель замахнулся прикладом автомата, но в этот момент я прыгнул к нему на плечи и всей тяжестью своего тела придавил верзилу к земле. Схватив его за горло, я начал душить надзирателя. Тот захрипел и стал вырываться, но вскоре застыл мертвый на земле.

Я обернулся к Сангаку. На его лице отразился ужас. Я поднял выроненный охранником автомат и прошептал:

– Нам подвернулся удобный случай, чтобы бежать. Сангак словно проснулся от долгого сна. Он вскочил на ноги, но тут же застонал – болела поврежденная нога.

Я подставил приятелю свое плечо, и мы осторожно, чтобы не наделать шума, прокрались к тому месту, где в тенечке сидел под скалой наш второй надзиратель.

– Оставайся здесь, – сказал я Сангаку. – Если что, приходи на помощь.

Он послушно кивнул.

Охранник заметил меня, когда я вышел из укрытия. Увидев в моих руках автомат, он сильно перепугался. Несколько секунд он соображал, что происходит, а потом быстро вскочил на ноги, подхватил с земли свой карабин.

– Тс-с! – приложил я палец к губам. – Не нужно делать глупостей.

По-видимому, охранник не согласился со мной, потому что он нажал на курок карабина, раздался выстрел. Мне повезло, что он не успел хорошенько прицелиться.

– Ну, за это тебе придется отвечать, – сказал я, надвигаясь на надзирателя.

У нас были равные шансы, если не считать одного момента, который и помог мне избавиться от охранника. Мы застыли в ожидании, кто первый сделает выстрел. Но тут Сангак, осторожно подкравшийся к охраннику сзади, вонзил ему в спину свою кирку. Машинально тот нажал на спусковой крючок. Заметив своего приятеля, я вовремя повалился на землю. Пули просвистели у меня над головой.

Еще с минуту мы стояли молча и смотрели на труп охранника.

– Дело сделано, – наконец пришел я в себя. – Теперь нам нужно спешить. В лагере наверняка слышали выстрелы, и через двадцать минут здесь будут тюремщики.

Сангак взял карабин убитого им надзирателя, и мы пошли подальше от этого места.

– Куда теперь? – спросил я, обращаясь к Сангаку. Тот осмотрелся по сторонам, потом взглянул на солнце и указал на северо-восток.

Он пошел первым, опираясь на карабин и сильно прихрамывая на левую ногу. Я последовал за ним.

Наш путь лежал в горы, и чтобы перебраться на ту сторону хребта, нам приходилось поднапрячься. Наконец, дойдя до долгожданной вершины, мы практически кубарем скатились вниз, стараясь сократить время и сохранить силы.

Перед нами простиралась равнина, покрытая кустарниками и редкими деревьями. Свежий воздух пьянил нас, хотелось прилечь, но мы не останавливались. Мы думали о погоне. У Сангака уже прошла боль в ноге, и он бежал рядом со мной.

Вскоре долина закончилась. Нам опять пришлось карабкаться в гору. Мелкие камни из-под наших ног сыпались вниз, как песок с барханов. Ноги вязли в щебне, но мы не сдавались.

Безумная радость, переполнявшая сознание, придавала мне сил. Подумать только, я больше трех лет не был на свободе! Ни я, ни Сангак не помышляли об отдыхе. В нашем положении отдых означал гибель, провал побега.

– Перейдем Зеравшан, – объяснил мне Сангак, – а там через день-другой будем уже в Киргизии.

– А до железной дороги далеко отсюда? – спросил я.

– Только если отправимся в сторону Ташкента. Но это много левее, нужно добираться пешком больше недели. К тому же, это направление слишком оживленное, там нас могут поймать.

– Ты знаешь здесь все лучше, чем я. Думаю, ты не станешь возражать, если я предложу идти самой невероятной дорогой, чтобы никому не пришло в голову, где нас искать.

– Тогда мы должны были пойти на запад, через Каракумы, в сторону Каспия, – с улыбкой пояснил мне Сангак.

– Может, следовало бы рискнуть? – подыграл я ему.

– Рискнуть-то можно, но мы с тобой пока еще не бедуины, чтобы пройти несколько сотен километров под палящими лучами солнца и по раскаленному песку.

– За эти три года я, кажется, ходил дорогами ада, – сказал я приятелю. – А тут всего несколько сотен километров, – после пережитого они казались мне прогулкой. – Я думаю, можно рискнуть.

Сангак посмотрел на меня и, догадавшись, что я дурачусь, рассмеялся.

Солнце уже пряталось за вершины гор, и над нами сгущался вечерний сумрак, когда мы решили устроиться на ночлег. Нужно было хорошенько отдохнуть перед трудным походом. Усталость брала свое: я заснул крепким сном.

Утром мы проснулись от рокота мотора. Долго не раздумывая, бросились прятаться за ближайшей скалой. Мы успели вовремя, так как сразу же, совсем низко над землей пролетел вертолет.

– За нами, – уверенно произнес Сангак. – Теперь в кишлаки лучше не заходить. Начнется самая настоящая охота. Тебе когда-нибудь доводилось видеть, как охотятся на человека?

– Приходилось.

– Жуткая вещь, – покачал головой Сангак.

Переждав немного и не заметив ничего подозрительного, мы вышли из укрытия. Продолжая путь, мы старались бежать, преодолевая весьма сложные препятствия. Мы словно участвовали в безумном марафоне, главным призом за победу в котором была жизнь, а проигравшим доставалась смерть. Нам приходилось передвигаться с оглядкой, прятаться при любом шорохе в расщелины скал или в колючие кустарники.

Вскоре Сангак вывел меня на горную тропу, густо поросшую приземистыми кустарниками и нам пришлось полдня продираться через них. Зато на этом пути для нас была наименьшая опасность попасть на глаза преследователей.

Уже после захода солнца, измученные жаждой, голодные, изможденные, исцарапанные в кровь колючками, мы наконец вышли к реке, на противоположном берегу которой располагался кишлак.

– Вот мы и пришли, – облегченно вздохнул Сангак.

– Ты предлагаешь зайти в это селение? – с ужасом спросил я.

Я боялся, что там нас схватят и снова бросят за решетку.

– А сколько еще ты думаешь протянуть без воды, еды и отдыха? – поинтересовался Сангак.

Я только пожал плечами и пошел за ним.

– Я знаю этот кишлак, здесь живет один мой хороший знакомый, – рассказывал мне Сангак по дороге. – Мы немного отдохнем, а завтра утром снова тронемся в путь.

– Кто там? – настороженно спросил мужской голос.

Сангак еще раз постучал в калитку.

– Кто? – настойчивее спросил человек.

– Баклан.

– Бобо Сангак? – переспросил мужчина.

– Не узнал, что ли? Открывай! – Сангак посмотрел на меня и подмигнул.

Лязгнула металлическая задвижка, дверь убогой лачуги распахнулась. На пороге показался сутулый мужчина лет пятидесяти в длинном зеленом халате. Он молча пропустил нас вперед, и снова запер дверь.

– Ты не бойся его, Виктор, – говорил Сангак, пока его приятель отсутствовал. – Он хороший человек, этот Муталиб, только очень молчаливый.

Появился Муталиб. Он бросил на меня угрюмый взгляд и уставился на Сангака.

– Это вас вертолет сегодня разыскивал? – спросил он.

– Нас, – кивнул Сангак.

– А это откуда? – задал Муталиб второй вопрос, указывая на автомат и карабин.

– Одолжили у охранников, – весело сказал Сангак. Больше мы не слышали вопросов хозяина. Он молча принес нам остатки своего холодного ужина, указал на циновки на полу вдоль стен, а сам пошел ночевать под навес.

Мы с Сангаком не стали попусту тратить драгоценное время и улеглись спать. Впервые за время пленения мне снился сон.

Я видел, будто пришел в гости к Женечке Милосердовой, самой красивой женщине в мире. Она встретила меня без лишних слов, накормила вкусным домашним ужином, приготовила ванну. А потом мы отправились в спальню и легли на кровать. Я жадно припал к ее губам, а когда оторвался и посмотрел на Женю, то увидел вместо нее на кровати полковника Филатова. Тот улыбался мне и протягивал руки. Я начал трясти полковника, что было сил, желая скинуть его на пол, но он не поддавался.

– Просыпайся! – услышал я голос Муталиба. – Скорее вставай.

Он тормошил меня за плечо. Я раскрыл глаза, не представляя, где нахожусь, и куда подевались прекрасная Евгения Милосердова и полковник Филатов.

– Скорее собирайся, – подбежал к нам Сангак. – В кишлаке волки.

– Где они? – вскочил я на ноги.

– Там, – махнул Сангак рукой в сторону реки. – Только что сел самолет.

Мы быстро забрали оружие, и Муталиб проводил нас на задний двор.

– Скажи им, что мы ушли ночью, – произнес на прощание Сангак, – и угрожали тебе оружием. Они поверят.

– Аллах акбар, – тихо произнес Муталиб.

Мы бросились к вершине, до которой было не менее полутора километров. Другого пути к спасению не было, и мы бежали, стараясь не оглядываться назад.

– Скорее, Сангак, – подгонял я друга.

Сзади слышалось сипение, Сангак задыхался, и я понял, что на этот раз нам будет трудно уйти от погони.

Желание жить подгоняло меня. Я никак не мог ухватить ускользающую от меня свободу.

– Скорее, Сангак, – снова просил я друга.

Но вместо ответа услышал автоматную очередь. Я остановился и оглянулся. Сангак лежал на земле без движений. Я не мог уйти, не удостоверившись в том, что он действительно мертв…

Потом я снова бросился бежать. Автоматные очереди раздавались у меня за спиной. Я был уже на полпути к вершине.

– Ну, суки, – выругался я про себя. – Я вам еще отомщу!

Только взобравшись на гребень горного хребта, я позволил себе посмотреть назад. За мной бежали четверо автоматчиков. Я огляделся. Место показалось мне пригодным для того, чтобы устроить засаду. Я затаился между двух валунов, образовавших почти сплошную стену. Присев под ними, я услышал шум приближающегося вертолета. Он пролетел надо мной и пошел на разворот. Я метнулся к кустарнику и прислонился к куче камней на склоне. Вертолет сделал маневр и завис над валунами. Раздалась длинная очередь. Я, как мальчишка, радовался своему спасению.

В следующую секунду на гребне показались двое автоматчиков. Они тоже открыли «огонь» по валунам. Под прикрытием вертолета автоматчики пробрались к ним. Они не обнаружили там никого и сделали знак людям, находившимся в вертолете, чтобы они продолжали поиски.

У меня было преимущество внезапности, и я решился напасть. Выскочив из укрытия, я дал длинную очередь по солдатам.

– Двоих нет, – радостно отметил я.

В этот момент с вертолета раздалась ответная очередь. Я поспешил в свое прежнее укрытие, спасаясь от щелкающих пуль.

– А-а, шакалы! – заорал я, как зверь, загнанный в клетку.

Вертолет завис надо мной. У меня не было выхода, и я, то ли от страха, то ли из чувства самосохранения, нажал на спусковой крючок направленного вверх авто мата. Ответной очереди не последовало; Я поднял голову и увидел, что машину потянуло боком в сторону скалы.

Ударился он хвостовой частью, сразу же разлетевшейся на мелкие куски. Сам вертолет упал на склон и покатился вниз, увлекая за собой лавину щебня. В какой-то момент мне показалось, что я слышу отчаянные крики о помощи.

– Это вам за Сангака! – сквозь зубы процедил я. Раздался оглушительный взрыв. С вертолетом было покончено.

Я выбрался на тропинку. Вдруг позади меня раздались выстрелы. Я обернулся. У меня еще оставались преследователи, от которых нужно было избавиться. Я вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Я действовал четко, как хорошо отлаженный механизм. Но автомат молчал. Передернув затвор, я снова нажал на спуск.